Страница:
КАЙКЕЙЯ
Шли дни. Старый раджа с каждым месяцем чувствовал себя все хуже и хуже. Наконец настал час, когда он решил передать Раме царство и удалиться на покой.
Но кроме жен, от которых родились Рама и Лакшмана, у раджи была еще одна — самая молодая — жена по имени Кайкейя. У них тоже был сын.
Служанкой Кайкейи была кривобокая горбунья, существо злобное, ненавидящее весь мир.
И вот однажды эта служанка вышла из дворца, чтобы послушать городские сплетни, и заметила, что на улицах какая-то особая праздничная суета.
«Что это готовится?» — обратилась она к первому встречному с этим вопросом. Тот узнал ее.
— Ты живешь во дворце и не знаешь? — удивился он. — Ведь завтра нашим государем станет мудрый и добрый Рама. Отец уступает ему власть. Все уже готово к коронованию!
Он удалился, весело напевая, а горбунья, дрожа от гнева — она ненавидела статного и красивого Раму, — бросилась назад во дворец.
Там она разыскала Кайкейю.
— Беда, беда, о махарани! — запричитала служанка. — Ты сидишь у окна и любуешься павлином в саду, а Рама уже готов надеть на голову корону отца… Почему ты не побледнела от испуга?
— Я уже слышала эту новость от самого Рамы, — спокойно ответила Кайкейя. — Так будет лучше, это решил сам раджа. Почему я должна бледнеть? Мне бояться нечего.
— Подумай, что ты говоришь, госпожа! — продолжала горбунья. — Разве ты не понимаешь, как изменится теперь твоя жизнь? Сегодня ты любимая жена правителя, первая среди трех жен, а завтра? Он покинет дворец, и ты станешь никем. Рама коварен, он не захочет делить власть с твоим сыном, он изгонит его из страны, а тебя начнут унижать и превратят в простую служанку.
Кайкейя была доброй, но очень недалекой женщиной. Услыхав слова горбуньи, она испугалась. «А что, если и верно Рама и его мать до сих пор только притворялись моими друзьями? — подумала она. — Ведь раджа больше всех жен любит меня, значит, они не могут мне не завидовать… Неужели я стану нищей? Бедный мой сын!»
И, обращаясь к горбунье, вся в слезах, она попросила:
— Что делать? Научи меня!
Надо сказать, что служанка давно втайне вынашивала коварный замысел, как избавиться от Рамы и сделать сына Кайкейи единственным наследником.
Теперь она рассказала все госпоже.
Скрепя сердце Кайкейя согласилась с коварными планами горбуньи. Растрепав волосы и размазав по лицу слезы (они были уже не такими притворными), она стала ждать, когда раджа в обычный час навестит ее.
Он пришел вечером, когда павлины в садах перестают ворчать и усаживаются на ветки, а беспокойные мангусты — гроза змей и лягушек — выходят на охоту. Увидя Кайкейю, лежащую на полу и сотрясающуюся от рыданий, царь воскликнул:
— Кто посмел обидеть тебя?
На что Кайкейя отвечала:
— Никто, о царь. Но я плачу потому, что ты, такой честный и преданный долгу, забыл свои обещания.
— О чем ты говоришь, Кайкейя?! — воскликнул царь. — Не было случая, чтобы я не держал данное мной слово.
— Это так, — возразила младшая жена, — но помнишь, много лет назад, битву под стенами города? Ты дрался, не ведая страха, но был сражен копьем. Истекающий кровью, лежал ты на поле, и коршуны уже кружили над тобой.
— Так, — сказал царь, потому что всегда помнил этот страшный миг.
— Кто прокрался ночью на поле брани, нашел тебя, омыл и перевязал раны? Кто отогнал злых птиц и приложил к губам твоим целебные травы? Кто перенес тебя во дворец?
— Это сделала ты, Кайкейя! — сказал царь.
— И вот тогда, вспомни, придя в себя, ты предложил исполнить любые мои два желания. Ты умолял назвать их…
— Да, я прекрасно помню все это, — не подозревая ничего худого, весело сказал царь. — Я и сейчас готов исполнить обещание. Тогда ты сказала, что повременишь, назови эти два желания теперь.
— Хорошо, я скажу. Вот они: первое — чтобы правителем страны после твоей смерти стал мой сын. Второе — чтобы Рама тотчас отправился бы в изгнание. Он должен уйти в лес и прожить там четырнадцать лет. Я сказала. Долго молчал царь, не в силах поверить услышанному.
— О Кайкейя! — наконец воскликнул он. — Что слышу я? Или это дурной сон и мне только кажется, что я разговариваю с тобой? Или в груди у тебя камень вместо сердца? Ты знаешь, что ни один раджа, если он действительно раджа, а не злобный временщик, никогда не посмеет отказаться от своего слова. Что требуешь ты? Зачем? Неужели я столько лет обманывался, считая тебе доброй?.. Но я обещал, и я исполню твои желания.
С этими словами царь удалился, а Кайкейя, оставшись одна, снова залилась слезами. Она все-таки была доброй женщиной и не радовалась этой победе, понимая, что теперь ей предстоит быть жестокой до конца.
Но кроме жен, от которых родились Рама и Лакшмана, у раджи была еще одна — самая молодая — жена по имени Кайкейя. У них тоже был сын.
Служанкой Кайкейи была кривобокая горбунья, существо злобное, ненавидящее весь мир.
И вот однажды эта служанка вышла из дворца, чтобы послушать городские сплетни, и заметила, что на улицах какая-то особая праздничная суета.
«Что это готовится?» — обратилась она к первому встречному с этим вопросом. Тот узнал ее.
— Ты живешь во дворце и не знаешь? — удивился он. — Ведь завтра нашим государем станет мудрый и добрый Рама. Отец уступает ему власть. Все уже готово к коронованию!
Он удалился, весело напевая, а горбунья, дрожа от гнева — она ненавидела статного и красивого Раму, — бросилась назад во дворец.
Там она разыскала Кайкейю.
— Беда, беда, о махарани! — запричитала служанка. — Ты сидишь у окна и любуешься павлином в саду, а Рама уже готов надеть на голову корону отца… Почему ты не побледнела от испуга?
— Я уже слышала эту новость от самого Рамы, — спокойно ответила Кайкейя. — Так будет лучше, это решил сам раджа. Почему я должна бледнеть? Мне бояться нечего.
— Подумай, что ты говоришь, госпожа! — продолжала горбунья. — Разве ты не понимаешь, как изменится теперь твоя жизнь? Сегодня ты любимая жена правителя, первая среди трех жен, а завтра? Он покинет дворец, и ты станешь никем. Рама коварен, он не захочет делить власть с твоим сыном, он изгонит его из страны, а тебя начнут унижать и превратят в простую служанку.
Кайкейя была доброй, но очень недалекой женщиной. Услыхав слова горбуньи, она испугалась. «А что, если и верно Рама и его мать до сих пор только притворялись моими друзьями? — подумала она. — Ведь раджа больше всех жен любит меня, значит, они не могут мне не завидовать… Неужели я стану нищей? Бедный мой сын!»
И, обращаясь к горбунье, вся в слезах, она попросила:
— Что делать? Научи меня!
Надо сказать, что служанка давно втайне вынашивала коварный замысел, как избавиться от Рамы и сделать сына Кайкейи единственным наследником.
Теперь она рассказала все госпоже.
Скрепя сердце Кайкейя согласилась с коварными планами горбуньи. Растрепав волосы и размазав по лицу слезы (они были уже не такими притворными), она стала ждать, когда раджа в обычный час навестит ее.
Он пришел вечером, когда павлины в садах перестают ворчать и усаживаются на ветки, а беспокойные мангусты — гроза змей и лягушек — выходят на охоту. Увидя Кайкейю, лежащую на полу и сотрясающуюся от рыданий, царь воскликнул:
— Кто посмел обидеть тебя?
На что Кайкейя отвечала:
— Никто, о царь. Но я плачу потому, что ты, такой честный и преданный долгу, забыл свои обещания.
— О чем ты говоришь, Кайкейя?! — воскликнул царь. — Не было случая, чтобы я не держал данное мной слово.
— Это так, — возразила младшая жена, — но помнишь, много лет назад, битву под стенами города? Ты дрался, не ведая страха, но был сражен копьем. Истекающий кровью, лежал ты на поле, и коршуны уже кружили над тобой.
— Так, — сказал царь, потому что всегда помнил этот страшный миг.
— Кто прокрался ночью на поле брани, нашел тебя, омыл и перевязал раны? Кто отогнал злых птиц и приложил к губам твоим целебные травы? Кто перенес тебя во дворец?
— Это сделала ты, Кайкейя! — сказал царь.
— И вот тогда, вспомни, придя в себя, ты предложил исполнить любые мои два желания. Ты умолял назвать их…
— Да, я прекрасно помню все это, — не подозревая ничего худого, весело сказал царь. — Я и сейчас готов исполнить обещание. Тогда ты сказала, что повременишь, назови эти два желания теперь.
— Хорошо, я скажу. Вот они: первое — чтобы правителем страны после твоей смерти стал мой сын. Второе — чтобы Рама тотчас отправился бы в изгнание. Он должен уйти в лес и прожить там четырнадцать лет. Я сказала. Долго молчал царь, не в силах поверить услышанному.
— О Кайкейя! — наконец воскликнул он. — Что слышу я? Или это дурной сон и мне только кажется, что я разговариваю с тобой? Или в груди у тебя камень вместо сердца? Ты знаешь, что ни один раджа, если он действительно раджа, а не злобный временщик, никогда не посмеет отказаться от своего слова. Что требуешь ты? Зачем? Неужели я столько лет обманывался, считая тебе доброй?.. Но я обещал, и я исполню твои желания.
С этими словами царь удалился, а Кайкейя, оставшись одна, снова залилась слезами. Она все-таки была доброй женщиной и не радовалась этой победе, понимая, что теперь ей предстоит быть жестокой до конца.
ИЗГНАНИЕ РАМЫ
На другой день чуть свет она приказала позвать Раму к отцу.
— Я прибыл! — сказал Рама, входя в зал и почтительно склоняясь перед раджой. — Ты хочешь мне что-то сказать, отец?
Но подавленный горем старик молчал. И тогда заговорила сидевшая у его ног Кайкейя.
— Готов ли ты исполнить волю своего родителя, Рама? — спросила она.
— Всегда, матушка! (В старых индийских семьях, когда случалось одному мужчине иметь несколько жен, дети их всех называли матерями.)
— Какой бы суровой она ни была?
— Пусть отец приказывает.
— Отцу больно говорить, и его волю сообщу я. Он решил, что ты должен отправиться в лес и жить там четырнадцать лет, не вмешиваясь в дела государства. После этого ты можешь вернуться. Я сказала.
Ошеломленный, стоял Рама перед отцом.
— Что слышу я?! — воскликнул он наконец. — Это изгнание, но за что?! Ты знаешь, отец, по одному твоему слову я пойду в огонь, выпью яд, брошусь в океан.
Но сейчас, когда управлять страной тебе все труднее… Неужели правда, что это твоя воля?
Старый раджа, еле сдерживая слезы, кивнул.
Понурив голову, Рама удалился.
Медленно прошел он по залам в дальнюю половину дворца, где с нетерпением ждали его Сита и Лакшмана.
Они гадали: зачем понадобилось отцу так рано вызывать Раму?
— Я думаю, он хочет поручить ему вести новую войну с соседями, — говорила Сита. — Они все время нападают на наши города и жгут наши деревни.
— Нет, — возражал ей Лакшмана. — Я думаю другое. Отец решил дать ему еще несколько советов, как управлять страной. Ведь это большое искусство!
В комнату вошел Рама.
— Сита и Лакшмана, — сказал он, — отец приказал мне удалиться в лес на четырнадцать лет. Это — изгнание, хотя я и не знаю за что. Долг детей — слушаться родителей. Я удаляюсь. Живите счастливо, не беспокойтесь обо мне. Годы пройдут — я вернусь.
Пораженные, Лакшмана и Сита долго не могли прийти в себя от этой вести.
Первой заговорила Сита.
— Ты прав, Рама, — печально сказала она. — Волю отца надо исполнить. Но и я последую за тобой.
Лакшмана вскричал:
— Нет, нет! Это все Кайкейя! Отец не мог принять такого решения. Это она подговорила его. Она ненавидит нас. Сейчас же иду к отцу!
— Не делай этого. Ему и так тяжело. Своими невоздержанными речами ты убьешь его! — отвечал Рама.
— Тогда я отправляюсь в лес с вами!
Решив так, они покинули дворец. Ни одна живая душа, кроме молчаливых стражников, не видела их, и только когда они проходили мимо покоев Кайкейи, на одной из дверей, низко, у самого пола, шевельнулся занавес, словно там стоял кто-то, подглядывая.
Они прошли тихими утренними улицами Айодхьи, вышли за городские стены и оказались в поле. Но едва они очутились там, с большого сухого дерева, что стояло около дороги, слетел ястреб и стал кружиться над ними.
Все дальше и дальше от города уходили братья, а ястреб в небе все сопровождал их.
— Что надо этой птице? — грустно спросил Рама. — Уж не предвещает ли она нам новые беды?
— Я пущу стрелу и собью ее! — сказал Лакшмана.
— Не следует этого делать, — возразила Сита. — Ведь это Джатаю, царь ястребов. Когда-то он летал в паре со своим братом. Разве вы не слышали их историю?
И она рассказала братьям о двух ястребах.
— Я прибыл! — сказал Рама, входя в зал и почтительно склоняясь перед раджой. — Ты хочешь мне что-то сказать, отец?
Но подавленный горем старик молчал. И тогда заговорила сидевшая у его ног Кайкейя.
— Готов ли ты исполнить волю своего родителя, Рама? — спросила она.
— Всегда, матушка! (В старых индийских семьях, когда случалось одному мужчине иметь несколько жен, дети их всех называли матерями.)
— Какой бы суровой она ни была?
— Пусть отец приказывает.
— Отцу больно говорить, и его волю сообщу я. Он решил, что ты должен отправиться в лес и жить там четырнадцать лет, не вмешиваясь в дела государства. После этого ты можешь вернуться. Я сказала.
Ошеломленный, стоял Рама перед отцом.
— Что слышу я?! — воскликнул он наконец. — Это изгнание, но за что?! Ты знаешь, отец, по одному твоему слову я пойду в огонь, выпью яд, брошусь в океан.
Но сейчас, когда управлять страной тебе все труднее… Неужели правда, что это твоя воля?
Старый раджа, еле сдерживая слезы, кивнул.
Понурив голову, Рама удалился.
Медленно прошел он по залам в дальнюю половину дворца, где с нетерпением ждали его Сита и Лакшмана.
Они гадали: зачем понадобилось отцу так рано вызывать Раму?
— Я думаю, он хочет поручить ему вести новую войну с соседями, — говорила Сита. — Они все время нападают на наши города и жгут наши деревни.
— Нет, — возражал ей Лакшмана. — Я думаю другое. Отец решил дать ему еще несколько советов, как управлять страной. Ведь это большое искусство!
В комнату вошел Рама.
— Сита и Лакшмана, — сказал он, — отец приказал мне удалиться в лес на четырнадцать лет. Это — изгнание, хотя я и не знаю за что. Долг детей — слушаться родителей. Я удаляюсь. Живите счастливо, не беспокойтесь обо мне. Годы пройдут — я вернусь.
Пораженные, Лакшмана и Сита долго не могли прийти в себя от этой вести.
Первой заговорила Сита.
— Ты прав, Рама, — печально сказала она. — Волю отца надо исполнить. Но и я последую за тобой.
Лакшмана вскричал:
— Нет, нет! Это все Кайкейя! Отец не мог принять такого решения. Это она подговорила его. Она ненавидит нас. Сейчас же иду к отцу!
— Не делай этого. Ему и так тяжело. Своими невоздержанными речами ты убьешь его! — отвечал Рама.
— Тогда я отправляюсь в лес с вами!
Решив так, они покинули дворец. Ни одна живая душа, кроме молчаливых стражников, не видела их, и только когда они проходили мимо покоев Кайкейи, на одной из дверей, низко, у самого пола, шевельнулся занавес, словно там стоял кто-то, подглядывая.
Они прошли тихими утренними улицами Айодхьи, вышли за городские стены и оказались в поле. Но едва они очутились там, с большого сухого дерева, что стояло около дороги, слетел ястреб и стал кружиться над ними.
Все дальше и дальше от города уходили братья, а ястреб в небе все сопровождал их.
— Что надо этой птице? — грустно спросил Рама. — Уж не предвещает ли она нам новые беды?
— Я пущу стрелу и собью ее! — сказал Лакшмана.
— Не следует этого делать, — возразила Сита. — Ведь это Джатаю, царь ястребов. Когда-то он летал в паре со своим братом. Разве вы не слышали их историю?
И она рассказала братьям о двух ястребах.
РАССКАЗ О ДЖАТАЮ, ЦАРЕ ЯСТРЕБОВ И ЕГО БРАТЕ
У ястребов, самых быстрых и смелых из птиц, был свой царь, которого звали Джатаю. Он жил вместе со своим младшим братом, они оба очень любили друг друга и никогда не разлучались.
Надо сказать, что все птицы боятся смотреть на солнце и только самым отважным и сильным дано это счастье. Джатаю и его брать очень гордились тем, что могут, не закрывая глаз, разглядывать дневное светило.
Но однажды Джатаю сказал:
— О брат мой! Меня терзает любопытство. Мы с тобой одни из немногих, кому боги дали волшебный дар смотреть на солнце. Но то, что видим мы, ничего не прибавляет к тому, что мы давно знали о божественном диске. Я думаю, что это происходит от того, что мы смотрим издалека, а издалека даже самое прекрасное дерево кажется лишь темным пятном. Давай взлетим в небо и постараемся взглянуть на солнце вблизи!
— Я всегда с тобой! — ответил младший брат, и две гордые птицы поднялись в воздух.
Сначала они кружились, поднимаясь все выше и выше, в воздухе, теплом, напоенном ароматом цветущих лесов. Потом воздух стал прохладным, и только едва заметные запахи трав говорили о том, что теперь под ними поля, полные зеленых трав и посевов пшеницы. Затем он стал чистым и прозрачным, как родниковая вода, холодным, как лед, а солнечные лучи, пронзавшие его, стали подобны раскаленным иглам.
Все выше поднимались два ястреба, все нестерпимее становился солнечный жар.
— Останься, я полечу дальше один! — сказал Джатаю. — Ты чувствуешь, как ранят огненные стрелы? Я лечу выше!
— Я всегда с тобой! — отвечал брат.
Они поднялись еще выше, и земля внизу стала похожей на голубой океан, а снежные Гималаи, выше которых нет гор на свете, стали казаться белыми зубчиками.
— Брат мой, умоляю тебя, останься! — снова попросил Джатаю.
— Я всегда с тобой! — в третий раз ответствовал его брат.
Они приблизились к солнцу и широко раскрытыми глазами взглянули на него. И тогда боги, возмущенные их дерзостью, приказали солнцу вспыхнуть с утроенной силой. Поток обжигающих лучей хлынул навстречу птицам.
Младший брат сразу почувствовал, как начинают тлеть его перья, и понял, что сейчас наступит гибель. И тогда, развернув крылья, он взлетел и заслонил Джатаю от солнечных лучей. И огонь обрушился на него, воспламенил крылья и хвост, обуглил перья на груди и выжег глаза, потом настиг Джатаю, и обе птицы, кувыркаясь, полетели к земле.
Крылья, которые ценой жизни сберег ему брат, спасли Джатаю. Он остался жив, но покинул своих подданных и стал птицей-отшельником, чтобы, тоскуя, размышлять на досуге о силе братской любви и неистовом стремлении богов хранить свои тайны…
Так закончила царевна свой рассказ, и все трое, подняв лица, долго смотрели, как описывает в небе круги огромная птица.
Между тем солнце поднялось над горизонтом. Подул жаркий ветер, и пыль столбом встала над полем.
Путники вышли на дорогу и отправились по ней туда, где за морем желтых возделанных полей виднелась полоска синего леса.
К вечеру они достигли его и углубились в самую чащу. Так они брели день за днем, ночуя на деревьях или в пещерах, отрытых среди корней, пока не наткнулись на убогую хижину, из которой на звук их шагов медленно вышел глубокий старец.
Склонившись в приветствии, старец произнес:
— Я ждал вас, Рама и Лакшмана. Входи и ты, Сита.
Надо сказать, что все птицы боятся смотреть на солнце и только самым отважным и сильным дано это счастье. Джатаю и его брать очень гордились тем, что могут, не закрывая глаз, разглядывать дневное светило.
Но однажды Джатаю сказал:
— О брат мой! Меня терзает любопытство. Мы с тобой одни из немногих, кому боги дали волшебный дар смотреть на солнце. Но то, что видим мы, ничего не прибавляет к тому, что мы давно знали о божественном диске. Я думаю, что это происходит от того, что мы смотрим издалека, а издалека даже самое прекрасное дерево кажется лишь темным пятном. Давай взлетим в небо и постараемся взглянуть на солнце вблизи!
— Я всегда с тобой! — ответил младший брат, и две гордые птицы поднялись в воздух.
Сначала они кружились, поднимаясь все выше и выше, в воздухе, теплом, напоенном ароматом цветущих лесов. Потом воздух стал прохладным, и только едва заметные запахи трав говорили о том, что теперь под ними поля, полные зеленых трав и посевов пшеницы. Затем он стал чистым и прозрачным, как родниковая вода, холодным, как лед, а солнечные лучи, пронзавшие его, стали подобны раскаленным иглам.
Все выше поднимались два ястреба, все нестерпимее становился солнечный жар.
— Останься, я полечу дальше один! — сказал Джатаю. — Ты чувствуешь, как ранят огненные стрелы? Я лечу выше!
— Я всегда с тобой! — отвечал брат.
Они поднялись еще выше, и земля внизу стала похожей на голубой океан, а снежные Гималаи, выше которых нет гор на свете, стали казаться белыми зубчиками.
— Брат мой, умоляю тебя, останься! — снова попросил Джатаю.
— Я всегда с тобой! — в третий раз ответствовал его брат.
Они приблизились к солнцу и широко раскрытыми глазами взглянули на него. И тогда боги, возмущенные их дерзостью, приказали солнцу вспыхнуть с утроенной силой. Поток обжигающих лучей хлынул навстречу птицам.
Младший брат сразу почувствовал, как начинают тлеть его перья, и понял, что сейчас наступит гибель. И тогда, развернув крылья, он взлетел и заслонил Джатаю от солнечных лучей. И огонь обрушился на него, воспламенил крылья и хвост, обуглил перья на груди и выжег глаза, потом настиг Джатаю, и обе птицы, кувыркаясь, полетели к земле.
Крылья, которые ценой жизни сберег ему брат, спасли Джатаю. Он остался жив, но покинул своих подданных и стал птицей-отшельником, чтобы, тоскуя, размышлять на досуге о силе братской любви и неистовом стремлении богов хранить свои тайны…
Так закончила царевна свой рассказ, и все трое, подняв лица, долго смотрели, как описывает в небе круги огромная птица.
Между тем солнце поднялось над горизонтом. Подул жаркий ветер, и пыль столбом встала над полем.
Путники вышли на дорогу и отправились по ней туда, где за морем желтых возделанных полей виднелась полоска синего леса.
К вечеру они достигли его и углубились в самую чащу. Так они брели день за днем, ночуя на деревьях или в пещерах, отрытых среди корней, пока не наткнулись на убогую хижину, из которой на звук их шагов медленно вышел глубокий старец.
Склонившись в приветствии, старец произнес:
— Я ждал вас, Рама и Лакшмана. Входи и ты, Сита.
ВСТРЕЧА С ОТШЕЛЬНИКОМ
Это был знаменитый отшельник Агастья. Много лет прожил он в лесной глуши, питаясь кореньями и плодами, размышляя о смысле жизни и назначении человека.
Агастья ввел усталых путников в свою хижину, а когда они отдохнули и разделили его скудную трапезу, сказал, обращаясь к Раме:
— Боги поручили мне открыть твое предназначение, о лучший из царевичей, муж прекраснейшей из женщин!
Да будет известно тебе, а также тем, кто сопровождает тебя в странствиях, что, прежде чем ты родился на свет, было время, когда глубокая печаль объяла страну и повергла в раздумья богов.
Причиной был Равана.
Вы все, конечно, знаете, что на земле Индии испокон веков кроме людей живет могучее и злобное племя демонов — ракшасов. И если люди все свои дела совершают днем, при свете солнца, то ракшасы выходят из темных лесов и спрятанных в глубине гор ущелий, только когда лучезарное светило скроется за горизонт. Они бродят во тьме, оскверняя алтари, пьют кровь спящих животных, похищают людских жен и убивают застигнутых в дороге воинов.
Но ракшасы смертны, и исстари люди, звери, а также боги, охраняющие людей и зверей, боролись с ними и побеждали.
Но вот много лет назад среди ракшасов родились два брата — Равана и Кумбкахарны.
Не было демонов свирепее и сильнее их.
Равана был ростом с гору, имел десять голов и двадцать рук, и не было никого, кто мог бы сравниться с ним в метании копья или стрельбе из лука. Он был быстр и беспощаден.
Кумбкахарны был еще больше ростом и еще сильнее. Когда он вступал ногой в океан, вода выкатывалась на берег, а если ему приходилось идти среди гор, то он, задевая их, сворачивал вершины, и земля тряслась так, что рушились дома. Правда, он любил поспать и мог пролежать с закрытыми глазами, похрапывая, целый год. Еще он был прожорлив, и боги, взирая с небес на опустошения, которые он причинял полям и стадам, часто задумывались: не обречет ли он, в конце концов, на голод всю Индию?
И однажды они решили испытать силу братьев, приказав им уничтожить легион злых духов, передвинуть семь гор и углубить ложа четырнадцати морей.
Все сделали Равана и Кумбкахарны.
Тогда пораженные боги сообщили им через посланца, что готовы в награду исполнить их любые желания.
— Я не боюсь никого из людей, — сказал Равана, — и поэтому прошу одного: чтобы мне не грозила смерть от руки богов или от когтей и клыков зверя.
— А я вообще никого не боюсь, — сказал, зевнув, Кумбкахарны. — Мне бы только спать да есть вволю!
Боги согласились. С тех пор Равана стал могущественнейшим из ракшасов, а Кумбкахарны погрузился в вечный сон, из которого он выходит раз в пять лет, чтобы насытиться и снова уснуть.
Местом своего жительства братья выбрали остров в океане.
Однако с тех пор не стало никому спасения от свирепого Раваны: он носился по земле, сея повсюду смерть и ужас. Ни могучие звери, ни сами боги не могли защитить людей от злого демона.
Тогда боги снова собрались на совет: что делать с безжалостным ракшасом? И вспомнили, что, прося волшебного дара, Равана забыл смерть от руки человека.
Они решили, что пора родиться герою, который бы избавил мир от злого демона. И вот тогда в Айодхье родился ты, Рама. Живи, не страшась ничего, и знай о своем предназначении. Я сказал все…
Братья долго молчали, пораженные, а потом Лакшмана воскликнул:
— Так вот для какого великого подвига ты рожден, брат!
— И все-таки берегись Раваны, муж мой! — сказала Сита. — Будь осторожен.
— Я не питаю против него зла и не ищу его смерти, — задумчиво сказал Рама, перед глазами которого встал облик гневного ракшаса. — Все, к чему устремлены мои помыслы, о Агастья, это найти в глубине леса место, где мы могли бы прожить определенные отцом четырнадцать лет.
— Такое место я вам укажу, — согласился отшельник. — Оно в трех днях пути отсюда. Но лес полон опасностей: даже в самую глубину его проникают хищные звери и злые демоны. Я дарю тебе этот волшебный колчан. В нем никогда не иссякают стрелы!
С этими словами отшельник снял со стены и протянул Раме колчан, в котором лежали три стрелы.
— Эти две стрелы — простые, — сказал Агастья. — Их ты можешь тратить не задумываясь. А вот эта, с алмазным наконечником, — храни ее до решающей битвы с Раваной!
Приняв колчан, Рама низко поклонился старцу, и нетерпеливый Лакшмана тут же вытащил одну из простых стрел. Тотчас на ее месте появилась новая.
— Благодарим тебя, мудрый Агастья! — сказали в один голос Рама, Лакшмана и Сита.
После этого все трое вышли на лесную тропу, и Агастья указал им путь.
Действительно, когда прошло три дня, они достигли большой поляны, раскинувшейся на берегу прозрачной реки. Поляну с трех сторон окружал лес. В нем бродили бесчисленные стада кабанов и оленей, пели птицы, в реке плескалась рыба.
Здесь братья построили хижину и стали в ней жить. Рама и Лакшмана каждый день по очереди уходили в лес и приносили добычу, Сита готовила еду. Еще она посадила на берегу реки немного пшеницы и бобов.
Тот, кто первый записал легенду о Раме, особенно настаивает на том, что братья никогда не уходили в лес вдвоем. Они понимали, что нельзя оставлять в хижине беззащитную женщину. И еще они знали, что если полет стрелы ограничен силой стрелка и ветром, то нет предела, до которого может распространиться слух о чужом несчастье.
Агастья ввел усталых путников в свою хижину, а когда они отдохнули и разделили его скудную трапезу, сказал, обращаясь к Раме:
— Боги поручили мне открыть твое предназначение, о лучший из царевичей, муж прекраснейшей из женщин!
Да будет известно тебе, а также тем, кто сопровождает тебя в странствиях, что, прежде чем ты родился на свет, было время, когда глубокая печаль объяла страну и повергла в раздумья богов.
Причиной был Равана.
Вы все, конечно, знаете, что на земле Индии испокон веков кроме людей живет могучее и злобное племя демонов — ракшасов. И если люди все свои дела совершают днем, при свете солнца, то ракшасы выходят из темных лесов и спрятанных в глубине гор ущелий, только когда лучезарное светило скроется за горизонт. Они бродят во тьме, оскверняя алтари, пьют кровь спящих животных, похищают людских жен и убивают застигнутых в дороге воинов.
Но ракшасы смертны, и исстари люди, звери, а также боги, охраняющие людей и зверей, боролись с ними и побеждали.
Но вот много лет назад среди ракшасов родились два брата — Равана и Кумбкахарны.
Не было демонов свирепее и сильнее их.
Равана был ростом с гору, имел десять голов и двадцать рук, и не было никого, кто мог бы сравниться с ним в метании копья или стрельбе из лука. Он был быстр и беспощаден.
Кумбкахарны был еще больше ростом и еще сильнее. Когда он вступал ногой в океан, вода выкатывалась на берег, а если ему приходилось идти среди гор, то он, задевая их, сворачивал вершины, и земля тряслась так, что рушились дома. Правда, он любил поспать и мог пролежать с закрытыми глазами, похрапывая, целый год. Еще он был прожорлив, и боги, взирая с небес на опустошения, которые он причинял полям и стадам, часто задумывались: не обречет ли он, в конце концов, на голод всю Индию?
И однажды они решили испытать силу братьев, приказав им уничтожить легион злых духов, передвинуть семь гор и углубить ложа четырнадцати морей.
Все сделали Равана и Кумбкахарны.
Тогда пораженные боги сообщили им через посланца, что готовы в награду исполнить их любые желания.
— Я не боюсь никого из людей, — сказал Равана, — и поэтому прошу одного: чтобы мне не грозила смерть от руки богов или от когтей и клыков зверя.
— А я вообще никого не боюсь, — сказал, зевнув, Кумбкахарны. — Мне бы только спать да есть вволю!
Боги согласились. С тех пор Равана стал могущественнейшим из ракшасов, а Кумбкахарны погрузился в вечный сон, из которого он выходит раз в пять лет, чтобы насытиться и снова уснуть.
Местом своего жительства братья выбрали остров в океане.
Однако с тех пор не стало никому спасения от свирепого Раваны: он носился по земле, сея повсюду смерть и ужас. Ни могучие звери, ни сами боги не могли защитить людей от злого демона.
Тогда боги снова собрались на совет: что делать с безжалостным ракшасом? И вспомнили, что, прося волшебного дара, Равана забыл смерть от руки человека.
Они решили, что пора родиться герою, который бы избавил мир от злого демона. И вот тогда в Айодхье родился ты, Рама. Живи, не страшась ничего, и знай о своем предназначении. Я сказал все…
Братья долго молчали, пораженные, а потом Лакшмана воскликнул:
— Так вот для какого великого подвига ты рожден, брат!
— И все-таки берегись Раваны, муж мой! — сказала Сита. — Будь осторожен.
— Я не питаю против него зла и не ищу его смерти, — задумчиво сказал Рама, перед глазами которого встал облик гневного ракшаса. — Все, к чему устремлены мои помыслы, о Агастья, это найти в глубине леса место, где мы могли бы прожить определенные отцом четырнадцать лет.
— Такое место я вам укажу, — согласился отшельник. — Оно в трех днях пути отсюда. Но лес полон опасностей: даже в самую глубину его проникают хищные звери и злые демоны. Я дарю тебе этот волшебный колчан. В нем никогда не иссякают стрелы!
С этими словами отшельник снял со стены и протянул Раме колчан, в котором лежали три стрелы.
— Эти две стрелы — простые, — сказал Агастья. — Их ты можешь тратить не задумываясь. А вот эта, с алмазным наконечником, — храни ее до решающей битвы с Раваной!
Приняв колчан, Рама низко поклонился старцу, и нетерпеливый Лакшмана тут же вытащил одну из простых стрел. Тотчас на ее месте появилась новая.
— Благодарим тебя, мудрый Агастья! — сказали в один голос Рама, Лакшмана и Сита.
После этого все трое вышли на лесную тропу, и Агастья указал им путь.
Действительно, когда прошло три дня, они достигли большой поляны, раскинувшейся на берегу прозрачной реки. Поляну с трех сторон окружал лес. В нем бродили бесчисленные стада кабанов и оленей, пели птицы, в реке плескалась рыба.
Здесь братья построили хижину и стали в ней жить. Рама и Лакшмана каждый день по очереди уходили в лес и приносили добычу, Сита готовила еду. Еще она посадила на берегу реки немного пшеницы и бобов.
Тот, кто первый записал легенду о Раме, особенно настаивает на том, что братья никогда не уходили в лес вдвоем. Они понимали, что нельзя оставлять в хижине беззащитную женщину. И еще они знали, что если полет стрелы ограничен силой стрелка и ветром, то нет предела, до которого может распространиться слух о чужом несчастье.
ПОХИЩЕНИЕ СИТЫ
И действительно, весть об изгнании Рамы и о том, что Сита живет не во дворце, окруженная стражей, а в лесу, охраняемая только двумя воинами, долетела до Ланки, где царствовал Равана.
«Вот и настал мой час!» — подумал он и тотчас позвал слугу, умевшего принимать облик любого животного.
— Ты отправишься со мной! — сказал он. — Там, на севере, в густом лесу живет женщина, которую нужно похитить. Но с ней живут два могучих воина. Ты обернешься прекрасным оленем и будешь бегать около хижины до тех пор, пока они не погонятся за тобой. А я спрячусь в кустах. Уведи их подальше. Как только воины удалятся, я унесу женщину. Ты меня понял?
— Я понял все, о владыка! — ответствовал ракшас.
Они взошли на колесницу, и безмолвный возница помчал их по небу, все дальше удаляясь от Ланки.
Когда синие вершины Гималайских гор закрыли полнеба, колесница опустилась, и Равана со слугой очутились в густом лесу. Они пошли, раздвигая руками кусты, и шли до тех пор, пока не увидели на зеленой поляне близ ручья маленькую хижину, около которой на корточках сидела женщина и перетирала в ступе пшеничные зерна. Женщина подняла лицо, чтобы стереть пот, и Равана узнал Ситу.
— Это она! Ступай! — приказал он, и ракшас, обернувшись золотистым оленем, прыжками выскочил на поляну.
— Рама, Лакшмана! — закричала женщина. — Смотрите, кто пожаловал к нам!
Из дома вышли Рама и Лакшмана. Они замерли у двери и вместе с Ситой стали любоваться, как олень то выбегает, словно танцуя, на поляну, то скрывается в кустах.
— Какое чудесное животное! — сказала Сита. — Рама и Лакшмана, вы по очереди ходите на охоту, а я всегда дома. Как бы я хотела, чтобы этот олень стал товарищем моих игр и чтобы я могла ухаживать за ним, как за ребенком.
Рама переглянулся с братом, улыбнулся, перекинул лук через плечо и быстрыми шагами направился к кустам, возле которых стоял олень.
— Подожди! — крикнул Лакшмана, — я помогу тебе!
Они стали подкрадываться к оленю с разных сторон и уже были готовы схватить его, как животное в последний момент отскочило в сторону.
Снова и снова пытались поймать его братья, но олень каждый раз ускользал из их рук, все дальше углубляясь в чащу.
— Мы удаляемся от хижины! — сказал Рама. — Вернись, Лакшмана!
И Лакшмана, к глубокой досаде Раваны, возвратился к Сите.
Но у Раваны и у его слуги была приготовлена еще одна хитрость. Увлекая Раму все дальше и дальше, олень завел его в самую гущу леса. Когда Рама в последний раз попытался поймать его, олень выскользнул из рук, отбежал в сторону и крикнул голосом Рамы:
— О Сита! О Лакшмана!
Этот крик, полный боли и отчаяния, возник в самой чаще и, подобно быстрой волне, которая кругами разбегается вокруг упавшего в воду камня, разнесся по лесу.
И тогда Рама понял, что его обманули, что это не олень, а злой дух и что этот крик предвещает беду.
В гневе выхватил он из колчана стрелу, натянул лук и пустил ее вслед убегавшему оленю. И хотя тот мчался как ветер, стрела догнала его. Олень упал с пробитым сердцем и едва только коснулся земли, как превратился в уродливого кривобокого ракшаса.
В ужасе стоял Рама над телом демона.
— Брат, не иди сюда! — крикнул он, предчувствуя беду.
Но голос его вернулся, отраженный стеною деревьев…
Тем временем Сита и Лакшмана с нетерпением ожидали возвращения Рамы. Вдруг до их слуха донесся жалобный голос:
— О Сита! О Лакшмана!
— Скорее на помощь! Беги — это голос Рамы! — воскликнула Сита.
— Но брат приказал мне ни в коем случае не оставлять тебя, — возразил царевич.
— Что значит моя жизнь, если опасность грозит Раме? Беги скорее. Он, наверное, ранен, умирает… Беги! Я требую, я, наконец, приказываю!
И Лакшмана, понурив голову удалился. Сперва он шел, потом ускорил шаги, наконец побежал. Он мчался через лес до тех пор, пока не встретил бегущего навстречу Раму.
— Почему ты здесь? — воскликнул в испуге старший брат. — Разве я не приказал тебе?..
Лакшмана опустил голову, но тут же глаза его сверкнули гневом.
— Назад, к хижине! Нас обманули! — крикнул он.
Братья бежали что было сил. Ручей — они перемахнули через него… Поляна — пронеслись как ветер… Вот и хижина… Перед ней никого нет. Они распахнули дверь — внутри пусто…
Сита исчезла.
«Вот и настал мой час!» — подумал он и тотчас позвал слугу, умевшего принимать облик любого животного.
— Ты отправишься со мной! — сказал он. — Там, на севере, в густом лесу живет женщина, которую нужно похитить. Но с ней живут два могучих воина. Ты обернешься прекрасным оленем и будешь бегать около хижины до тех пор, пока они не погонятся за тобой. А я спрячусь в кустах. Уведи их подальше. Как только воины удалятся, я унесу женщину. Ты меня понял?
— Я понял все, о владыка! — ответствовал ракшас.
Они взошли на колесницу, и безмолвный возница помчал их по небу, все дальше удаляясь от Ланки.
Когда синие вершины Гималайских гор закрыли полнеба, колесница опустилась, и Равана со слугой очутились в густом лесу. Они пошли, раздвигая руками кусты, и шли до тех пор, пока не увидели на зеленой поляне близ ручья маленькую хижину, около которой на корточках сидела женщина и перетирала в ступе пшеничные зерна. Женщина подняла лицо, чтобы стереть пот, и Равана узнал Ситу.
— Это она! Ступай! — приказал он, и ракшас, обернувшись золотистым оленем, прыжками выскочил на поляну.
— Рама, Лакшмана! — закричала женщина. — Смотрите, кто пожаловал к нам!
Из дома вышли Рама и Лакшмана. Они замерли у двери и вместе с Ситой стали любоваться, как олень то выбегает, словно танцуя, на поляну, то скрывается в кустах.
— Какое чудесное животное! — сказала Сита. — Рама и Лакшмана, вы по очереди ходите на охоту, а я всегда дома. Как бы я хотела, чтобы этот олень стал товарищем моих игр и чтобы я могла ухаживать за ним, как за ребенком.
Рама переглянулся с братом, улыбнулся, перекинул лук через плечо и быстрыми шагами направился к кустам, возле которых стоял олень.
— Подожди! — крикнул Лакшмана, — я помогу тебе!
Они стали подкрадываться к оленю с разных сторон и уже были готовы схватить его, как животное в последний момент отскочило в сторону.
Снова и снова пытались поймать его братья, но олень каждый раз ускользал из их рук, все дальше углубляясь в чащу.
— Мы удаляемся от хижины! — сказал Рама. — Вернись, Лакшмана!
И Лакшмана, к глубокой досаде Раваны, возвратился к Сите.
Но у Раваны и у его слуги была приготовлена еще одна хитрость. Увлекая Раму все дальше и дальше, олень завел его в самую гущу леса. Когда Рама в последний раз попытался поймать его, олень выскользнул из рук, отбежал в сторону и крикнул голосом Рамы:
— О Сита! О Лакшмана!
Этот крик, полный боли и отчаяния, возник в самой чаще и, подобно быстрой волне, которая кругами разбегается вокруг упавшего в воду камня, разнесся по лесу.
И тогда Рама понял, что его обманули, что это не олень, а злой дух и что этот крик предвещает беду.
В гневе выхватил он из колчана стрелу, натянул лук и пустил ее вслед убегавшему оленю. И хотя тот мчался как ветер, стрела догнала его. Олень упал с пробитым сердцем и едва только коснулся земли, как превратился в уродливого кривобокого ракшаса.
В ужасе стоял Рама над телом демона.
— Брат, не иди сюда! — крикнул он, предчувствуя беду.
Но голос его вернулся, отраженный стеною деревьев…
Тем временем Сита и Лакшмана с нетерпением ожидали возвращения Рамы. Вдруг до их слуха донесся жалобный голос:
— О Сита! О Лакшмана!
— Скорее на помощь! Беги — это голос Рамы! — воскликнула Сита.
— Но брат приказал мне ни в коем случае не оставлять тебя, — возразил царевич.
— Что значит моя жизнь, если опасность грозит Раме? Беги скорее. Он, наверное, ранен, умирает… Беги! Я требую, я, наконец, приказываю!
И Лакшмана, понурив голову удалился. Сперва он шел, потом ускорил шаги, наконец побежал. Он мчался через лес до тех пор, пока не встретил бегущего навстречу Раму.
— Почему ты здесь? — воскликнул в испуге старший брат. — Разве я не приказал тебе?..
Лакшмана опустил голову, но тут же глаза его сверкнули гневом.
— Назад, к хижине! Нас обманули! — крикнул он.
Братья бежали что было сил. Ручей — они перемахнули через него… Поляна — пронеслись как ветер… Вот и хижина… Перед ней никого нет. Они распахнули дверь — внутри пусто…
Сита исчезла.
РАВАНА И СИТА
Вот что случилось у хижины. Пока Рама охотился за оленем, а Лакшмана и Сита прислушивались к звукам, доносившимся из чащи, Равана, приняв облик странствующего старца, стоял за кустами и ожидал, когда раздастся роковой зов.
— О Сита! О Лакшмана! — донеслось наконец из глубины леса.
Едва Лакшмана скрылся, Равана вышел из кустов и направился прямо к хижине. Удивленная появлением в этом глухом, безлюдном месте человека, Сита приветствовала его низким поклоном.
— Будь нашим гостем, добрый старец, — сказала она. — Скоро вернутся из леса мой муж и его брат. Они будут рады тебе. В лесу жарко, не хочешь ли испить воды?
Равана поблагодарил. Но как только Сита, держа в вытянутой руке кувшин, приблизилась к нему, он крепко схватил ее за руки, подал знак. Из кустов выкатилась колесница, Равана вскочил в нее, втащил Ситу, кони поднялись в воздух и, погоняемые возницей, помчались над лесом.
— Кто ты? Что тебе надо от меня? — в ужасе воскликнула Сита. — Зачем ты увозишь меня?
— Кто я? — усмехнулся ракшас и принял свой обычный облик демона.
Увидев Равану, царевна, зарыдав, взмолилась.
— О вы, люди, живущие в лесах, и их враги — хищные звери, — причитала она. — Вы, птицы, поющие в рощах бильвы! Вы, деревья, покрытые цветами, и вы, травы, по которым я так любила ступать! Расскажите Раме, что меня похитил злой демон. О олени, вы часто приходили ко мне и, стоя около хижины, слизывали соль, которую я сыпала для вас на землю! Укажите Раме и его брату, куда унес меня злой ракшас. Ты, река, которую я так любила слушать в полуденные часы, помоги им!..
Так молила, горюя, Сита. Но людей нигде не было видно; в ужасе разбегались спугнутые громом колесницы хищные звери, разлетались птицы, безмолвно пригибались к самой земле деревья и травы.
И только олени оставались стоять на месте, чутко прислушиваясь к словам царевны, да река умерила свой бег, чтобы лучше понять их.
— О Сита! О Лакшмана! — донеслось наконец из глубины леса.
Едва Лакшмана скрылся, Равана вышел из кустов и направился прямо к хижине. Удивленная появлением в этом глухом, безлюдном месте человека, Сита приветствовала его низким поклоном.
— Будь нашим гостем, добрый старец, — сказала она. — Скоро вернутся из леса мой муж и его брат. Они будут рады тебе. В лесу жарко, не хочешь ли испить воды?
Равана поблагодарил. Но как только Сита, держа в вытянутой руке кувшин, приблизилась к нему, он крепко схватил ее за руки, подал знак. Из кустов выкатилась колесница, Равана вскочил в нее, втащил Ситу, кони поднялись в воздух и, погоняемые возницей, помчались над лесом.
— Кто ты? Что тебе надо от меня? — в ужасе воскликнула Сита. — Зачем ты увозишь меня?
— Кто я? — усмехнулся ракшас и принял свой обычный облик демона.
Увидев Равану, царевна, зарыдав, взмолилась.
— О вы, люди, живущие в лесах, и их враги — хищные звери, — причитала она. — Вы, птицы, поющие в рощах бильвы! Вы, деревья, покрытые цветами, и вы, травы, по которым я так любила ступать! Расскажите Раме, что меня похитил злой демон. О олени, вы часто приходили ко мне и, стоя около хижины, слизывали соль, которую я сыпала для вас на землю! Укажите Раме и его брату, куда унес меня злой ракшас. Ты, река, которую я так любила слушать в полуденные часы, помоги им!..
Так молила, горюя, Сита. Но людей нигде не было видно; в ужасе разбегались спугнутые громом колесницы хищные звери, разлетались птицы, безмолвно пригибались к самой земле деревья и травы.
И только олени оставались стоять на месте, чутко прислушиваясь к словам царевны, да река умерила свой бег, чтобы лучше понять их.
БИТВА ДЖАТАЮ С РАВАНОЙ
Едва только золотая, украшенная драгоценными камнями колесница Раваны с громом начала свой полет, проснулся сидевший на скале царь ястребов Джатаю.
«Чья это колесница несется подобно туче? — подумал он. — Куда торопится возничий и почему с колесницы доносится женский плач?»
Он взмыл в воздух, и, догнав колесницу, увидел в ней ракшаса, который держал в объятиях молодую женщину.
— Кто ты, нетерпеливый седок, и отчего рыдает эта женщина, равная красотой Сите, жене великого Рамы?! — крикнул ястреб.
— Прочь с дороги! Не то мои кони затопчут тебя! — бросил в ответ Равана. — Я царь ракшасов. Ты не ошибся: эта женщина — Сита. Сегодня же она станет моей женой.
И тогда старый ястреб, сложив крылья, бросился с высоты на демона.
Завязалась битва. Равана выхватил из-под сиденья лук и осыпал смелую птицу потоком стрел. Снова и снова поднимался в небо Джатаю и обрушивался на ракшаса. Он бил крыльями по его лицу, рвал когтями грудь, терзал клювом руки.
Но могучий ракшас лишь хохотал: он знал, что ему не грозит смерть в бою с птицей, и продолжал осыпать ястреба ливнем стрел. Они впивались в тело Джатаю, так что тот стал похож на дикобраза. В последний раз, тяжело двигая крыльями, поднялся израненный царь птиц и камнем упал с высоты на колесницу. Он ударился о нее с такой силой, что куски дорогих украшений отлетели и сверкающим дождем рассыпались по всей Индии. Вот почему в ее горах и на дне ее рек до сих пор находят кусочки золота и драгоценные камни.
Тогда выхватил Равана тяжелый меч и на лету отрубил птице крыло. Тоскливо крикнул ястреб и, кувыркаясь, полетел вниз.
Увидев это, Сита потеряла сознание, а Равана вырвал из рук у возницы вожжи, хлестнул коней и понесся дальше на юг, туда, где за мысом Коморин — крайней точкой земли — расстилается океан, а за ним голубеет зубчатая полоска — Ланка.
«Чья это колесница несется подобно туче? — подумал он. — Куда торопится возничий и почему с колесницы доносится женский плач?»
Он взмыл в воздух, и, догнав колесницу, увидел в ней ракшаса, который держал в объятиях молодую женщину.
— Кто ты, нетерпеливый седок, и отчего рыдает эта женщина, равная красотой Сите, жене великого Рамы?! — крикнул ястреб.
— Прочь с дороги! Не то мои кони затопчут тебя! — бросил в ответ Равана. — Я царь ракшасов. Ты не ошибся: эта женщина — Сита. Сегодня же она станет моей женой.
И тогда старый ястреб, сложив крылья, бросился с высоты на демона.
Завязалась битва. Равана выхватил из-под сиденья лук и осыпал смелую птицу потоком стрел. Снова и снова поднимался в небо Джатаю и обрушивался на ракшаса. Он бил крыльями по его лицу, рвал когтями грудь, терзал клювом руки.
Но могучий ракшас лишь хохотал: он знал, что ему не грозит смерть в бою с птицей, и продолжал осыпать ястреба ливнем стрел. Они впивались в тело Джатаю, так что тот стал похож на дикобраза. В последний раз, тяжело двигая крыльями, поднялся израненный царь птиц и камнем упал с высоты на колесницу. Он ударился о нее с такой силой, что куски дорогих украшений отлетели и сверкающим дождем рассыпались по всей Индии. Вот почему в ее горах и на дне ее рек до сих пор находят кусочки золота и драгоценные камни.
Тогда выхватил Равана тяжелый меч и на лету отрубил птице крыло. Тоскливо крикнул ястреб и, кувыркаясь, полетел вниз.
Увидев это, Сита потеряла сознание, а Равана вырвал из рук у возницы вожжи, хлестнул коней и понесся дальше на юг, туда, где за мысом Коморин — крайней точкой земли — расстилается океан, а за ним голубеет зубчатая полоска — Ланка.
РАМА И ЛАКШМАНА ОТПРАВЛЯЮТСЯ НА ПОИСКИ СИТЫ
Не в силах произнести ни слова, стояли братья на пороге хижины.
— Время уходит, — сказал наконец Лакшмана. — Скорее в путь!
— Куда? — возразил ему Рама. — Мы даже не знаем, кто похититель. Давай поищем его следы.
— Время уходит, — сказал наконец Лакшмана. — Скорее в путь!
— Куда? — возразил ему Рама. — Мы даже не знаем, кто похититель. Давай поищем его следы.