Страница:
[384].
В правление Людовика XIV настоящая эпидемия сатанизма охватила Париж [385]. Черные мессы проводились во многих домах, особенно часто в принадлежащем Ла Вуазен (Катарине Десайе), жившей на улице Борегар. Руководил этой мерзкой компанией печально известный аббат Гиборж, если верить слухам, незаконнорожденный сын Генриха де Монморанси. Вместе с ним там бывали Бригалье, раздатчик милостыни Ее Высочества; Бушо, директор конвента Ла Суасси; Дюлон, каноник из Нотр-Дама; Дюлесен, викарий Сен-Ле; Дюбуске; Сейссон; Дюсси; Лемперье; Лепре; Даво, викарий из Нотр-Дам-де-Бон-Нувель; Марьет, викарий из Сен-Северин, искусный в проклятиях; Леменье, викарий из Сент-Юсташа, принесший в жертву Сатане огромное количество детей; Туме; Ле Франк; Коттон, викарий из Сен-Пол, крестивший младенца помазанием и затем зарезавший его на алтаре; Гиньяр и Себо из диоцеза Бурже, служившие черные мессы в погребах парижских домов и наводившие чары с использованием самых отвратительных приемов.
В XVIII веке черные мессы отправлялись столь же часто. В 1723 году полиция арестовала за подобное богохульство аббатов Леколле и Борнеме; в 1745 году под подозрение в совершении того же преступления попал аббат Рошбланш. Ужасные сцены шабаша происходили в отеле мадам де Шарлуа. Банда сатанистов провела свою оргию 22 января 1793 года в Париже, в ночь после казни Людовика XVI. Аббат Фиар в двух своих работах « Lettres sur le diable» (1791) и « La France Trompee» (1803) убедительно доказал, что и в его время продолжались надругательства над евхаристией, но проходили они в обстановке глубочайшей секретности. В 1865 году один такой случай вышел наружу и вызвал немалый скандал, так что епископ Сана, ужаснувшись, вышел в отставку и уехал в Фонтенбло, где и скончался через восемнадцать месяцев, так и не отойдя от потрясения. О подобной практике в Париже стало известно в 1874 году. Другой схожий случай имел место в 1878 году. Широко известно, что персонажи романа Карла Гюйсманса « Бездна»,равно как и детали действия, были списаны с натуры; более того, имена реальных прототипов никогда не скрывались [386]. Итак, культ зла продолжает функционировать и в наше время. Сатанисты, как и раньше, проводят свои черные мессы в Лондоне, Брайтоне, Париже, Лионе, Брюгге, Берлине, Милане – и увы – даже в самом Риме. Эта зараза существует как в Южной Америке, так и в Канаде. Во многих городах, как больших, так и малых, у сатанистов есть свои убежища, где процветают всяческие богохульные мерзости и где совершают они отвратительные ритуалы. Нередко свои темные силы они концентрируют на маленьких английских, французских и итальянских городах в тщетных попытках осквернить злом дьяволопоклонства древние очаги мира и спокойствия.
Сатанисты выводились даже на подмостки сцены. Один эпизод из « Un Soir de Folie» назывался «Le Sabbat et la Herse Infernale». Изображался там Сатана (актер Бенли), которому многочисленные поклонники возносили хвалы в готическом соборе.
Во время шабашей ритуал Святой мессы искажался или подвергался осмеянию в каждом аспекте, насколько это было возможно. Алтарь должен был иметь четыре опоры, иногда он располагался под деревом, в других случаях – на плоском камне или другом подходящем месте на природе, «aupres d’vn arbre, ou parfois aupres d’vn rocher, dressant quelque forme d’au-tel sur des colones infernakes», как пишет де Ланкр [387]. В более близкие к нам времена черные мессы проводились и проводятся в частных домах. Алтарь, таким образом, часто бывает стационарным, и у поклонников зла появляются новые возможности полностью воспроизвести символику сатанизма. Алтарь нередко покрывается тремя слоями полотна, и на него устанавливаются шесть черных свечей, посреди которых располагается перевернутое распятие или изображение дьявола. Иногда центральное местоположение занимает сам дьявол. Он может как стоять, так и сидеть на чудовищном троне. В 1598 году на известном ведьмовском процессе, проводимом парламентом Бордо, консультантами на котором были викарный генерал епископа Лиможа и ученый советник Пейро, Антуан Дюмон из Сен-Лорана признался, что часто поставлял большое количество свечей для шабашей – как обычных восковых для пользования присутствующими там лицами, так и больших черных для алтаря. Возжигались они Пьером Опти, ризничим, который нередко выступал Магистром церемоний, а то и сам проводил мессу [388].
В мае 1895 года представители семейства Боргезе посетили Палаццо Боргезе, которое сдавалось на время поэтажно и отдельными апартаментами. Но они не смогли пройти в некоторые комнаты и залы на первом этаже, арендатор как будто не знал, что время, на которое он снял этаж, подходит к концу. Однако, согласно статьям договора, он был обязан допустить их в любое указанное ими помещение для его осмотра и определения необходимости проведения ремонта. Принц Сципионе Боргезе, владелец дома, собирался въехать в него после свадьбы вместе со своей невестой и отдал приказ об инспекции палаццо. Одну дверь съемщик категорически отказался открывать; когда же его стали к этому вынуждать, он повел себя весьма странно. Наконец, агенты указали, что они имеют полное право вскрыть помещение и что если им не позволят войти, они так и сделают. Когда принесли ключи, источник смущения арендатора быстро выяснился. Над входом в комнату была надпись « Templum Palladicum». Стены от пола до потолка были увешаны массивными занавесями из шелковой ткани с узорами, алыми и черными, предохраняющими комнату от света. В дальнем конце помещения виднелся гигантский гобелен, на котором более чем в человеческий рост была выткана колоссальная фигура празднующего триумф Люцифера. Прямо под гобеленом располагался алтарь, отлично оснащенный для проведения адских литургий. Все было здесь: черные свечи, церковные сосуды, служебники и требники. Обитые дорогой материей золотого и малинового цвета скамеечки и роскошные стулья для присутствующих на служении черной мессы были расставлены в строгом порядке. Электрическое освещение было продуманно таким образом, что казалось исходящим от человеческого глаза исполинских размеров. Нежданные свидетели поспешили покинуть проклятое место, сцену служителей дьявола, поскольку не имели ни малейшего желания и дальше продолжать инспекцию содержимого этой инфернальной часовни. [389]
Служебник, используемый при черной мессе, представлял из себя манускрипт, хотя мне нередко доводилось слышать и читать, что в близкие к нам времена эти богомерзкие гримуары могли и печататься в типографиях. Так, де Ланкр пишет, что колдуны Нижних Пиренеев (1609) видели ведущего черной мессы «tournant les feuillets d’vn certain liure qu’il a en main». [390]Мадлен Бован рассказывает: «On lisait la messe dans le livre des blasphemes, qui servait de canon et qu’on employait aussi dans les processions». [391]Страницы ведьмовского служебника часто представляли собой фрагменты человеческой кожи, ранее, как правило, принадлежащей некрещеному младенцу [392]. Жентьен ле Клерк, допрошенный в Орлеане в 1614 – 1615 годах, признался, что «le Diable… marmote dans un liure duquel la couuerture est toute velue comme d’vne peau de loup, auec des feuillets blancs et rouges, d’autres noires».
Существует немало описаний одеяний, в которые облачались служители черной мессы. Довольно редко они изображаются использующими облачения епископские, черного оттенка, надорванные, грязные и обветшавшие. Боге передает, что некая ведьма рассказала следующее: «Celuy, qui est commis a faire l’office, est reuestu d’vne chappe noire sans croix» [393], но представляется странным, что использовалась риза совершенно черного цвета, хотя, возможно, разгадка заключается в том факте, что подобное облачение было легко достать, не вызывая подозрений.
Аббат Гиборж иногда одевал ризу из белого шелка, украшенную еловыми шишками, что, безусловно, связано с исполняемыми им сатанинскими ритуалами. Об этом сообщает Маргарита, дочь Ла Вуазен, которая вряд ли могла ошибиться. [394]Но здесь, вероятно, месса носила не столько сатанистский, сколько эротический характер, в отличие от месс, проводившихся на шабашах. Те м не менее, и здесь призывались Астарот, Асмодей и Люцифер; это была, безусловно, литургия силам зла. В других случаях Гиборж облачался, как православный священник, в ризу, столу, стихарь, епитрахиль и орарь. В 37-й статье своего признания Гофриди сообщает, что служитель, произносивший сатанинскую мессу на шабаше, был одет в ризу фиолетового цвета [395]. Уже упоминавшийся ранее Жентьен ле Клерк присутствовал на служившейся во время шабаша мессе, где священник «был одет в ризу, украшенную крестом, на которой было, однако, всего три полосы». [396]Впоследствии появились сообщения об использовании облачений, украшенных инфернальными символами, например, ярко-красной ризы цвета высохшей крови, на которой был изображен стоящий на задних лапах геральдического вида козел; или ризы, на которой был вышит перевернутый крест; или других одеяний, художественно оформленных принадлежностями адской геральдики.
В осмеяние обряда окропления (Asperges) священник опрыскивает ведьм грязной и отвратительной водой или даже мочой. «В то же время дьявол помочился в вырытую в земле ямку и затем использовал мочу к качестве святой воды, в то время как отправлявший мессу священник окропил всех присутствующих с помощью черной кропильницы». [397]Сильван Невильон, колдун, проходивший по делу о сатанизме в Орлеане в 1614 – 1815 годах, сообщает: «Когда Трамсабот проводил службу, перед ее началом он опрыскал всех присутствующих святой водой, которая была ничем иным, как мочой, при этом он повторял Asperges Diaboli». [398]Жентьен ле Клерк показал: «Святая вода желтого цвета… после того, как всех ею окропят, начинается служба» [399]. Мадлен де ла Палюд сообщила, что всех колдунов опрыскивают водой, а также освященным вином из потира, причем все при этом громко восклицают: «Sanguis eius super nos et super filios nostros» (Кровь его на нас и на детях наших). [400]
Эта злая пародия на святейшие таинства начинается с призывов к дьяволу, вслед за которыми следует нечто вроде всеобщей исповеди, в ходе которой каждый в насмешку делает признание во всем добре, которое ему приходилось когда-либо совершать, и в качестве наказания произносит некое богохульство или нарушает по своему выбору какую-нибудь заповедь. Председатель разрешает грехи собрания, осенив их инвертированным знаком креста, причем левой рукой. Затем продолжается ритуал, исполненный всевозможного богохульства, но, как отмечает де Ланкр, при этом никогда не произносится Confiteor, даже в искаженной форме, и никогда не читается аллилуйя. После произнесения той части службы, когда собираются пожертвования, служитель несколько отходит от алтаря, и все собрание, выстроившись в ряд, прикладывается по одному к его левой руке. Затем королева шабаша, ведьма по старшинству, идущая сразу за Великим магистром, самая старая и искушенная в злодеяниях ведьма из присутствующих («en chasque village, – пишет де Ланкр, – trouuer vne Royne du Sabbat»), усаживается слева от алтаря и получает подношения – хлеба, яйца, мясо и другие подарки сельского происхождения, а также деньги, но только не те монеты, на которых изображен крест. В руках она держит тарелку «vne paix ou platine», на ней выгравирована фигура дьявола, которую целуют его поклонники. И сегодня во многих местах, особенно в Бельгии, во время святой мессы при сборе пожертвований все присутствующие в церкви подходят приложиться к instrumentum pacis,и повсеместно, при проведении архиерейской службы, к дискосу прикладывается сначала священник, а затем прелат (после чтения Agnus Deiи первой последующей общей молитвы).
Сильван Невильон, судимый в Орлеане в 1614 – 1615 годах, сообщил, что «Дьявол произнес молитву на шабаше, но никто не смог расслышать, что он сказал, так как речь его была подобна рычанию». [401]
На шабашах нередко возносятся молитвы, представляющие смесь святотатства и злости.
Затем к алтарю подносились гостии. Боге пишет, что они были темными и круглыми, на них был отштампован некий странный рисунок. Мадлен Бован описывает их как обычные облатки, правда, выкрашенные в красный цвет. В других случаях они могли быть черными и по форме треугольными. Нередко дьяволопоклонники оскорбляли гостию, называя ее «Iean le blanc», подобно тому, как протестанты именовали ее Jack-in-the-box. Чаша наполнялась иногда вином, иногда горьким напитком, от которого жгло язык как от огня. При чтении Sanctusтрижды раздавался звук рога и возжигались факелы. Свет, исходивший от них, описывается как «серный и синий», qui est fort puante. Священник возносил лжедары, и вся компания, пребывая в состоянии истерического возбуждения и неестественной экзальтации, рвалась вперед с громкими завываниями и проклятиями, соперничая друг с другом в непроизносимых проклятиях и непристойностях. В то же время служитель изливал весь яд и всю грязь, поток грубейших мерзостей на аудиторию; ад, казалось, извергает свое вонючее содержимое на землю. Domina adiuua nos, domine adiuua nos, кричали они Дьяволу, Domine adiuua nos semper. Наконец, все присутствовавшие подходили причаститься дарами бездны, проглотить кусочки, приправленные грязью и навозом, выпить темный напиток проклятия. Гофриди признался, что Ite missa estна этих оргиях была обычно воспоследована такими словами: «Allez-vous-en tous au nom du diable!» В то время как аббат Губерж восклицал: «Gloria tibi, Lucifero!»
Черные мессы на шабашах несколько различались по форме в зависимости от обстоятельств. Например, в современной литургии сатанистов большое значение имеет воскурение некоторых пагубных и испускающих тяжелый запах трав. В XVI и XVII столетиях использование фимиама встречается крайне редко, хотя Сильван Невильон сообщил, что на шабаше он видел «как святую воду, так и фимиам. Пах он плохо, совсем не так приятно, как ладан в церкви» [402].
В наши дни псевдосвященник освящает гостию и чашу действительными словами святой мессы, но затем вместо того, чтобы преклонить колена, поворачивается спиной к алтарю [403]и немедля – sit uenia uerbis! – режет и колет гостию ножом, бросает ее на землю, топчет и попирает ее ногами. По крайней мере, часть содержимого чаши также проливается в сходном богохульном действе, и дальше нередко выносится ciborium с освященными гостиями, похищенными из церквей [404]или вынесенными при причастии во рту безумцами, не убоявшимися неотвратимого гнева Создателя. Черный священник, как они его называют, разбрасывает их по полу для того, чтобы за них боролись члены его конгрегации, стремящиеся в своем безумии оскорбить Тело Христово.
Тесно связанным с черной мессой сатанистов и явным пережитком Средневековья представляется суеверие гасконских крестьян – так называемая месса св. Цезария [405]. Мало кто из священников знал об этом ужасном ритуале, и немногие из искушенных в темных искусствах осмеливались вершить столь чудовищные церемонии и произносить слова богохульной молитвы. Ни исповедник, ни епископ, ни даже архиепископ Оша не могли отпустить грехи такому человеку. Прощен он мог быть лишь самим Папой в Риме. Мессу служили над разбитым и оскверненным алтарем в заброшенной или разрушенной церкви, где раздавался крик совы и в пустые окна влетали летучие мыши, где жабы оскверняли ядом священный камень. Священник должен был отправиться туда один поздно вечером в сопровождении лишь единственного помощника, человека самой подлой жизни, преисполненной преступлений. Ровно в одиннадцать он начинал; литургию ада следовало читать задом наперед; канон проговаривать с гримасами и усмешками; закончить с полуночным колоколом. Гостия должна была быть треугольной, с тремя острыми концами, и черной. В чаше не должно было быть вина, но лишь мерзкая вода, взятая из колодца, куда до этого было брошено тело некрещеного младенца. Святой знак креста следовало начертать левой ногой на земле. И человек, для которого произносилась эта месса, медленно умирал, и никакие доктора, никакое искусство медиков не могли его спасти, но он страдал и терял в весе, пока не отправлялся в могилу. [406]
Хотя в этом описании присутствует известная поэтизация, тем не менее, основные его детали можно считать соответствующими действительности. Черная треугольная облатка нередко упоминается в материалах ведьмовских процессов как священный хлеб шабаша, в то время как лорд Фонтенхолл [407], описывая дьявольское причастие лудианских ведьм, говорит: «иногда их напитком была кровь, иногда черная болотная жижа». Можно провести параллели и для множества других деталей.
Когда оканчивалась богохульная литургия шабаша, все присутствующие предавались самому беспорядочному разврату, прерывая его лишь для того, чтобы присоединиться к танцу или подкрепить себя приправленной пряностями едой и большим глотком вина, а затем вновь вернуться к оргии. «Вы легко можете себе представить, – пишет Боге, – что не было такой непристойности, которую бы там не проделывали, отнюдь не исключая тех вещей, за которые Небеса обрушили огонь и серу на Содом и Гоморру» [408]. Эрудированный доминиканец, отец Себастиан Микаэлис, который 19 января 1611 года допрашивал Мадлену де ла Палюд о ее участии в шабашах, пишет [409], что она рассказала о самых грешных оргиях, которые только можно представить [410]. Не хватает воображения, чтобы представить себе подобную порочность! Но Мадлена Бован (1643) передает еще более отвратительные детали [411]. В таком же разврате признавался и Жентьен ле Клерк из Орлеана (1614 – 1615) [412]. Боден передает, что очень многие из допрошенных им ведьм признались в том, что участвовали в оргиях [413]. В 1459 году «множество мужчин и женщин было сожжено в Аррасе, немало число которых взаимно обвиняли друг друга, и они признались, что по ночам участвовали в этих дьявольских танцах» [414].
В 1485 году Шпренгер выявил огромное количество колдунов в районе Констанца и «практически все без исключения признались, что дьявол имел с ними сношения, предварительно заставив отречься от Бога и Святой Веры» [415]. Также и многие исправившиеся ведьмы исповедовались в этих мерзостях – «и да будет известно, что пока они были ведьмами, демоны непрерывно их развращали. Также Генрих Кельнский подтвердил, что то же самое весьма распространено в Германии» [416]. В течение многих веков ученым авторитетам приходилось повторять одну и ту же чудовищную историю, и не имеет смысла далее приводить свидетельства демонологов. Сегодняшние сборища сатанистов также заканчиваются неописуемыми оргиями и мерзким развратом.
Иногда на шабашах в жертву демонам приносились животные. Так, второе обвинение против дамы Алисы Кителер, осужденной в 1324 году, гласило, «что она приносила в жертву дьяволам живых животных, которым она и ее компания отрывали по очереди части тела и затем приносили в жертву, разбрасывая их на перекрестках для одного демона, которого называли Робин, сын Артеса (Робин Артиссон), принца ада из меньших». [417]
В 1622 году Маргарет МакВильям «отвергла свое крещение, и он крестил ее, и дала она ему в качестве дара курицу или петуха» [418]. В современных ритуалах вуду петуха часто разрубают на куски перед фетишем. Гекате в жертву приносили черных щенков; Эней предложил подземным силам четырех совершенно черных волов и черного, как уголь, ягненка принес Ночи [419]; во время шабаша на Эсквилине Канидия и Сегана кусок за куском раздирали черную овцу, а кровь спускали в канаву [420]. Колен де Планси сообщает, что ведьмы приносили в жертву дьяволу черных птиц и жаб [421]. Принесение животных в жертву силам, почитаемым божественными, является, безусловно, пережитком глубокой древности.
Во многих отчетах о шабашах упоминается о присутствии там жаб. С колдунами и ведьмами они ассоциировались по причине отвращения, которое эти земноводные, как правило, вызывают у людей; во многих районах даже распространено поверье, согласно которому тот, на кого жаба пристально посмотрит, будет страдать учащенным сердцебиением, спазмами, конвульсиями и обмороками. Некий аббат Руссо, живший в XVIII столетии, провел ряд экспериментов с жабами, после чего заявил, что когда одно из этих животных посмотрело на него, то он на некоторое время впал в бессознательное состояние, и если бы ему не пришли на помощь, он не смог бы из него выйти [422]. Многие писатели, и среди них Элиан, Диоскорид, Никандр, Этий, Геснер, считали, что дыхание жаб ядовито и может заразить то место, которого оно коснется. Поскольку народ верил этим пустым историям, то вполне естественно, что жабы нередко упоминаются наряду с ведьмами. Де Ланкр рассказывает, что нередко демоны появляются именно в таком обличии. Жанетта д’Абади, ведьма с Нижних Пиренеев, которую он допрашивал и которая сделала достаточно полное признание, сообщила, что она видела, как на шабаш приносили немало жаб; одни из них были одеты в черный, другие – в малиновый бархат, и к их одеяниям были подвешены маленькие колокольчики. В ноябре 1610 года некий мужчина, гуляя по полям недалеко от Базе, обратил внимание, что его собака роет насыпь, и, приблизившись, увидел два упрятанных в земле горшка, накрытых полотном и крепко завязанных. Когда он открыл их, то обнаружил, что они наполнены отрубями, и в середине каждого находилась огромная жаба, завернутая в зеленый шелк. Не приходится сомневаться, что человек, поместивший их туда, серьезно относился к симпатической магии и накладывал с их помощью некое злое заклятие. Ведьмы ловили жаб и приносили их с собой на шабаш по причинам, о которых нетрудно догадаться. Из-за своего легендарного яда они служили основным ингредиентом ядов и снадобий и могли также использоваться для предсказания будущего, так как ведьмы нередко гадали по поведению своих жаб-фамилиаров. На это намекает и Ювенал, когда пишет:
Существуют многочисленные и верные свидетельства, что на шабашах в жертву приносили младенцев, не подвергшихся крещению. Часто это были дети посещавших шабаши ведьм. Поскольку ведьма могла нередко быть повивальной бабкой в деревне, то перед ней открывались особые возможности убить ребенка при родах, принеся таким образом жертву Сатане вне шабаша. «Нет людей, которые могли бы принести вреда Католической вере больше, чем повивальные бабки», читаем в « Молоте ведьм» (часть 1, ст. xi). Nemo fidei catholi-cae amplius nocet quam obstetrices.
Классические примеры жертвоприношений детей известны из дел Жиля де Реца (1440) и аббата Гиборжа (1680). В деле последнего нам известны имена 140 его жертв. Некоторые авторы полагают, что всего их было около 800. Их кровь, мозг и кости использовались для приготовления любовных зелий. Во времена Гиборжа жертвоприношение ребенка на нечестивой мессе стало столь обычным, что, как правило, он платил не больше кроны за одну свою жертву. «Il avait achete un ecu l’enfant qui fut sacrifie a cette messe» (Ребенка, принесенного в жертву на этой мессе, он купил за крону). Эти ужасные церемонии нередко проводились по просьбе мадам де Монтеспан для того, чтобы Людовик XIV всегда оставался ей верным, отверг всех других своих любовниц, развелся с королевой и, наконец, возвел бы ее на трон
В правление Людовика XIV настоящая эпидемия сатанизма охватила Париж [385]. Черные мессы проводились во многих домах, особенно часто в принадлежащем Ла Вуазен (Катарине Десайе), жившей на улице Борегар. Руководил этой мерзкой компанией печально известный аббат Гиборж, если верить слухам, незаконнорожденный сын Генриха де Монморанси. Вместе с ним там бывали Бригалье, раздатчик милостыни Ее Высочества; Бушо, директор конвента Ла Суасси; Дюлон, каноник из Нотр-Дама; Дюлесен, викарий Сен-Ле; Дюбуске; Сейссон; Дюсси; Лемперье; Лепре; Даво, викарий из Нотр-Дам-де-Бон-Нувель; Марьет, викарий из Сен-Северин, искусный в проклятиях; Леменье, викарий из Сент-Юсташа, принесший в жертву Сатане огромное количество детей; Туме; Ле Франк; Коттон, викарий из Сен-Пол, крестивший младенца помазанием и затем зарезавший его на алтаре; Гиньяр и Себо из диоцеза Бурже, служившие черные мессы в погребах парижских домов и наводившие чары с использованием самых отвратительных приемов.
В XVIII веке черные мессы отправлялись столь же часто. В 1723 году полиция арестовала за подобное богохульство аббатов Леколле и Борнеме; в 1745 году под подозрение в совершении того же преступления попал аббат Рошбланш. Ужасные сцены шабаша происходили в отеле мадам де Шарлуа. Банда сатанистов провела свою оргию 22 января 1793 года в Париже, в ночь после казни Людовика XVI. Аббат Фиар в двух своих работах « Lettres sur le diable» (1791) и « La France Trompee» (1803) убедительно доказал, что и в его время продолжались надругательства над евхаристией, но проходили они в обстановке глубочайшей секретности. В 1865 году один такой случай вышел наружу и вызвал немалый скандал, так что епископ Сана, ужаснувшись, вышел в отставку и уехал в Фонтенбло, где и скончался через восемнадцать месяцев, так и не отойдя от потрясения. О подобной практике в Париже стало известно в 1874 году. Другой схожий случай имел место в 1878 году. Широко известно, что персонажи романа Карла Гюйсманса « Бездна»,равно как и детали действия, были списаны с натуры; более того, имена реальных прототипов никогда не скрывались [386]. Итак, культ зла продолжает функционировать и в наше время. Сатанисты, как и раньше, проводят свои черные мессы в Лондоне, Брайтоне, Париже, Лионе, Брюгге, Берлине, Милане – и увы – даже в самом Риме. Эта зараза существует как в Южной Америке, так и в Канаде. Во многих городах, как больших, так и малых, у сатанистов есть свои убежища, где процветают всяческие богохульные мерзости и где совершают они отвратительные ритуалы. Нередко свои темные силы они концентрируют на маленьких английских, французских и итальянских городах в тщетных попытках осквернить злом дьяволопоклонства древние очаги мира и спокойствия.
Сатанисты выводились даже на подмостки сцены. Один эпизод из « Un Soir de Folie» назывался «Le Sabbat et la Herse Infernale». Изображался там Сатана (актер Бенли), которому многочисленные поклонники возносили хвалы в готическом соборе.
Во время шабашей ритуал Святой мессы искажался или подвергался осмеянию в каждом аспекте, насколько это было возможно. Алтарь должен был иметь четыре опоры, иногда он располагался под деревом, в других случаях – на плоском камне или другом подходящем месте на природе, «aupres d’vn arbre, ou parfois aupres d’vn rocher, dressant quelque forme d’au-tel sur des colones infernakes», как пишет де Ланкр [387]. В более близкие к нам времена черные мессы проводились и проводятся в частных домах. Алтарь, таким образом, часто бывает стационарным, и у поклонников зла появляются новые возможности полностью воспроизвести символику сатанизма. Алтарь нередко покрывается тремя слоями полотна, и на него устанавливаются шесть черных свечей, посреди которых располагается перевернутое распятие или изображение дьявола. Иногда центральное местоположение занимает сам дьявол. Он может как стоять, так и сидеть на чудовищном троне. В 1598 году на известном ведьмовском процессе, проводимом парламентом Бордо, консультантами на котором были викарный генерал епископа Лиможа и ученый советник Пейро, Антуан Дюмон из Сен-Лорана признался, что часто поставлял большое количество свечей для шабашей – как обычных восковых для пользования присутствующими там лицами, так и больших черных для алтаря. Возжигались они Пьером Опти, ризничим, который нередко выступал Магистром церемоний, а то и сам проводил мессу [388].
В мае 1895 года представители семейства Боргезе посетили Палаццо Боргезе, которое сдавалось на время поэтажно и отдельными апартаментами. Но они не смогли пройти в некоторые комнаты и залы на первом этаже, арендатор как будто не знал, что время, на которое он снял этаж, подходит к концу. Однако, согласно статьям договора, он был обязан допустить их в любое указанное ими помещение для его осмотра и определения необходимости проведения ремонта. Принц Сципионе Боргезе, владелец дома, собирался въехать в него после свадьбы вместе со своей невестой и отдал приказ об инспекции палаццо. Одну дверь съемщик категорически отказался открывать; когда же его стали к этому вынуждать, он повел себя весьма странно. Наконец, агенты указали, что они имеют полное право вскрыть помещение и что если им не позволят войти, они так и сделают. Когда принесли ключи, источник смущения арендатора быстро выяснился. Над входом в комнату была надпись « Templum Palladicum». Стены от пола до потолка были увешаны массивными занавесями из шелковой ткани с узорами, алыми и черными, предохраняющими комнату от света. В дальнем конце помещения виднелся гигантский гобелен, на котором более чем в человеческий рост была выткана колоссальная фигура празднующего триумф Люцифера. Прямо под гобеленом располагался алтарь, отлично оснащенный для проведения адских литургий. Все было здесь: черные свечи, церковные сосуды, служебники и требники. Обитые дорогой материей золотого и малинового цвета скамеечки и роскошные стулья для присутствующих на служении черной мессы были расставлены в строгом порядке. Электрическое освещение было продуманно таким образом, что казалось исходящим от человеческого глаза исполинских размеров. Нежданные свидетели поспешили покинуть проклятое место, сцену служителей дьявола, поскольку не имели ни малейшего желания и дальше продолжать инспекцию содержимого этой инфернальной часовни. [389]
Служебник, используемый при черной мессе, представлял из себя манускрипт, хотя мне нередко доводилось слышать и читать, что в близкие к нам времена эти богомерзкие гримуары могли и печататься в типографиях. Так, де Ланкр пишет, что колдуны Нижних Пиренеев (1609) видели ведущего черной мессы «tournant les feuillets d’vn certain liure qu’il a en main». [390]Мадлен Бован рассказывает: «On lisait la messe dans le livre des blasphemes, qui servait de canon et qu’on employait aussi dans les processions». [391]Страницы ведьмовского служебника часто представляли собой фрагменты человеческой кожи, ранее, как правило, принадлежащей некрещеному младенцу [392]. Жентьен ле Клерк, допрошенный в Орлеане в 1614 – 1615 годах, признался, что «le Diable… marmote dans un liure duquel la couuerture est toute velue comme d’vne peau de loup, auec des feuillets blancs et rouges, d’autres noires».
Существует немало описаний одеяний, в которые облачались служители черной мессы. Довольно редко они изображаются использующими облачения епископские, черного оттенка, надорванные, грязные и обветшавшие. Боге передает, что некая ведьма рассказала следующее: «Celuy, qui est commis a faire l’office, est reuestu d’vne chappe noire sans croix» [393], но представляется странным, что использовалась риза совершенно черного цвета, хотя, возможно, разгадка заключается в том факте, что подобное облачение было легко достать, не вызывая подозрений.
Аббат Гиборж иногда одевал ризу из белого шелка, украшенную еловыми шишками, что, безусловно, связано с исполняемыми им сатанинскими ритуалами. Об этом сообщает Маргарита, дочь Ла Вуазен, которая вряд ли могла ошибиться. [394]Но здесь, вероятно, месса носила не столько сатанистский, сколько эротический характер, в отличие от месс, проводившихся на шабашах. Те м не менее, и здесь призывались Астарот, Асмодей и Люцифер; это была, безусловно, литургия силам зла. В других случаях Гиборж облачался, как православный священник, в ризу, столу, стихарь, епитрахиль и орарь. В 37-й статье своего признания Гофриди сообщает, что служитель, произносивший сатанинскую мессу на шабаше, был одет в ризу фиолетового цвета [395]. Уже упоминавшийся ранее Жентьен ле Клерк присутствовал на служившейся во время шабаша мессе, где священник «был одет в ризу, украшенную крестом, на которой было, однако, всего три полосы». [396]Впоследствии появились сообщения об использовании облачений, украшенных инфернальными символами, например, ярко-красной ризы цвета высохшей крови, на которой был изображен стоящий на задних лапах геральдического вида козел; или ризы, на которой был вышит перевернутый крест; или других одеяний, художественно оформленных принадлежностями адской геральдики.
В осмеяние обряда окропления (Asperges) священник опрыскивает ведьм грязной и отвратительной водой или даже мочой. «В то же время дьявол помочился в вырытую в земле ямку и затем использовал мочу к качестве святой воды, в то время как отправлявший мессу священник окропил всех присутствующих с помощью черной кропильницы». [397]Сильван Невильон, колдун, проходивший по делу о сатанизме в Орлеане в 1614 – 1815 годах, сообщает: «Когда Трамсабот проводил службу, перед ее началом он опрыскал всех присутствующих святой водой, которая была ничем иным, как мочой, при этом он повторял Asperges Diaboli». [398]Жентьен ле Клерк показал: «Святая вода желтого цвета… после того, как всех ею окропят, начинается служба» [399]. Мадлен де ла Палюд сообщила, что всех колдунов опрыскивают водой, а также освященным вином из потира, причем все при этом громко восклицают: «Sanguis eius super nos et super filios nostros» (Кровь его на нас и на детях наших). [400]
Эта злая пародия на святейшие таинства начинается с призывов к дьяволу, вслед за которыми следует нечто вроде всеобщей исповеди, в ходе которой каждый в насмешку делает признание во всем добре, которое ему приходилось когда-либо совершать, и в качестве наказания произносит некое богохульство или нарушает по своему выбору какую-нибудь заповедь. Председатель разрешает грехи собрания, осенив их инвертированным знаком креста, причем левой рукой. Затем продолжается ритуал, исполненный всевозможного богохульства, но, как отмечает де Ланкр, при этом никогда не произносится Confiteor, даже в искаженной форме, и никогда не читается аллилуйя. После произнесения той части службы, когда собираются пожертвования, служитель несколько отходит от алтаря, и все собрание, выстроившись в ряд, прикладывается по одному к его левой руке. Затем королева шабаша, ведьма по старшинству, идущая сразу за Великим магистром, самая старая и искушенная в злодеяниях ведьма из присутствующих («en chasque village, – пишет де Ланкр, – trouuer vne Royne du Sabbat»), усаживается слева от алтаря и получает подношения – хлеба, яйца, мясо и другие подарки сельского происхождения, а также деньги, но только не те монеты, на которых изображен крест. В руках она держит тарелку «vne paix ou platine», на ней выгравирована фигура дьявола, которую целуют его поклонники. И сегодня во многих местах, особенно в Бельгии, во время святой мессы при сборе пожертвований все присутствующие в церкви подходят приложиться к instrumentum pacis,и повсеместно, при проведении архиерейской службы, к дискосу прикладывается сначала священник, а затем прелат (после чтения Agnus Deiи первой последующей общей молитвы).
Сильван Невильон, судимый в Орлеане в 1614 – 1615 годах, сообщил, что «Дьявол произнес молитву на шабаше, но никто не смог расслышать, что он сказал, так как речь его была подобна рычанию». [401]
На шабашах нередко возносятся молитвы, представляющие смесь святотатства и злости.
Затем к алтарю подносились гостии. Боге пишет, что они были темными и круглыми, на них был отштампован некий странный рисунок. Мадлен Бован описывает их как обычные облатки, правда, выкрашенные в красный цвет. В других случаях они могли быть черными и по форме треугольными. Нередко дьяволопоклонники оскорбляли гостию, называя ее «Iean le blanc», подобно тому, как протестанты именовали ее Jack-in-the-box. Чаша наполнялась иногда вином, иногда горьким напитком, от которого жгло язык как от огня. При чтении Sanctusтрижды раздавался звук рога и возжигались факелы. Свет, исходивший от них, описывается как «серный и синий», qui est fort puante. Священник возносил лжедары, и вся компания, пребывая в состоянии истерического возбуждения и неестественной экзальтации, рвалась вперед с громкими завываниями и проклятиями, соперничая друг с другом в непроизносимых проклятиях и непристойностях. В то же время служитель изливал весь яд и всю грязь, поток грубейших мерзостей на аудиторию; ад, казалось, извергает свое вонючее содержимое на землю. Domina adiuua nos, domine adiuua nos, кричали они Дьяволу, Domine adiuua nos semper. Наконец, все присутствовавшие подходили причаститься дарами бездны, проглотить кусочки, приправленные грязью и навозом, выпить темный напиток проклятия. Гофриди признался, что Ite missa estна этих оргиях была обычно воспоследована такими словами: «Allez-vous-en tous au nom du diable!» В то время как аббат Губерж восклицал: «Gloria tibi, Lucifero!»
Черные мессы на шабашах несколько различались по форме в зависимости от обстоятельств. Например, в современной литургии сатанистов большое значение имеет воскурение некоторых пагубных и испускающих тяжелый запах трав. В XVI и XVII столетиях использование фимиама встречается крайне редко, хотя Сильван Невильон сообщил, что на шабаше он видел «как святую воду, так и фимиам. Пах он плохо, совсем не так приятно, как ладан в церкви» [402].
В наши дни псевдосвященник освящает гостию и чашу действительными словами святой мессы, но затем вместо того, чтобы преклонить колена, поворачивается спиной к алтарю [403]и немедля – sit uenia uerbis! – режет и колет гостию ножом, бросает ее на землю, топчет и попирает ее ногами. По крайней мере, часть содержимого чаши также проливается в сходном богохульном действе, и дальше нередко выносится ciborium с освященными гостиями, похищенными из церквей [404]или вынесенными при причастии во рту безумцами, не убоявшимися неотвратимого гнева Создателя. Черный священник, как они его называют, разбрасывает их по полу для того, чтобы за них боролись члены его конгрегации, стремящиеся в своем безумии оскорбить Тело Христово.
Тесно связанным с черной мессой сатанистов и явным пережитком Средневековья представляется суеверие гасконских крестьян – так называемая месса св. Цезария [405]. Мало кто из священников знал об этом ужасном ритуале, и немногие из искушенных в темных искусствах осмеливались вершить столь чудовищные церемонии и произносить слова богохульной молитвы. Ни исповедник, ни епископ, ни даже архиепископ Оша не могли отпустить грехи такому человеку. Прощен он мог быть лишь самим Папой в Риме. Мессу служили над разбитым и оскверненным алтарем в заброшенной или разрушенной церкви, где раздавался крик совы и в пустые окна влетали летучие мыши, где жабы оскверняли ядом священный камень. Священник должен был отправиться туда один поздно вечером в сопровождении лишь единственного помощника, человека самой подлой жизни, преисполненной преступлений. Ровно в одиннадцать он начинал; литургию ада следовало читать задом наперед; канон проговаривать с гримасами и усмешками; закончить с полуночным колоколом. Гостия должна была быть треугольной, с тремя острыми концами, и черной. В чаше не должно было быть вина, но лишь мерзкая вода, взятая из колодца, куда до этого было брошено тело некрещеного младенца. Святой знак креста следовало начертать левой ногой на земле. И человек, для которого произносилась эта месса, медленно умирал, и никакие доктора, никакое искусство медиков не могли его спасти, но он страдал и терял в весе, пока не отправлялся в могилу. [406]
Хотя в этом описании присутствует известная поэтизация, тем не менее, основные его детали можно считать соответствующими действительности. Черная треугольная облатка нередко упоминается в материалах ведьмовских процессов как священный хлеб шабаша, в то время как лорд Фонтенхолл [407], описывая дьявольское причастие лудианских ведьм, говорит: «иногда их напитком была кровь, иногда черная болотная жижа». Можно провести параллели и для множества других деталей.
Когда оканчивалась богохульная литургия шабаша, все присутствующие предавались самому беспорядочному разврату, прерывая его лишь для того, чтобы присоединиться к танцу или подкрепить себя приправленной пряностями едой и большим глотком вина, а затем вновь вернуться к оргии. «Вы легко можете себе представить, – пишет Боге, – что не было такой непристойности, которую бы там не проделывали, отнюдь не исключая тех вещей, за которые Небеса обрушили огонь и серу на Содом и Гоморру» [408]. Эрудированный доминиканец, отец Себастиан Микаэлис, который 19 января 1611 года допрашивал Мадлену де ла Палюд о ее участии в шабашах, пишет [409], что она рассказала о самых грешных оргиях, которые только можно представить [410]. Не хватает воображения, чтобы представить себе подобную порочность! Но Мадлена Бован (1643) передает еще более отвратительные детали [411]. В таком же разврате признавался и Жентьен ле Клерк из Орлеана (1614 – 1615) [412]. Боден передает, что очень многие из допрошенных им ведьм признались в том, что участвовали в оргиях [413]. В 1459 году «множество мужчин и женщин было сожжено в Аррасе, немало число которых взаимно обвиняли друг друга, и они признались, что по ночам участвовали в этих дьявольских танцах» [414].
В 1485 году Шпренгер выявил огромное количество колдунов в районе Констанца и «практически все без исключения признались, что дьявол имел с ними сношения, предварительно заставив отречься от Бога и Святой Веры» [415]. Также и многие исправившиеся ведьмы исповедовались в этих мерзостях – «и да будет известно, что пока они были ведьмами, демоны непрерывно их развращали. Также Генрих Кельнский подтвердил, что то же самое весьма распространено в Германии» [416]. В течение многих веков ученым авторитетам приходилось повторять одну и ту же чудовищную историю, и не имеет смысла далее приводить свидетельства демонологов. Сегодняшние сборища сатанистов также заканчиваются неописуемыми оргиями и мерзким развратом.
Иногда на шабашах в жертву демонам приносились животные. Так, второе обвинение против дамы Алисы Кителер, осужденной в 1324 году, гласило, «что она приносила в жертву дьяволам живых животных, которым она и ее компания отрывали по очереди части тела и затем приносили в жертву, разбрасывая их на перекрестках для одного демона, которого называли Робин, сын Артеса (Робин Артиссон), принца ада из меньших». [417]
В 1622 году Маргарет МакВильям «отвергла свое крещение, и он крестил ее, и дала она ему в качестве дара курицу или петуха» [418]. В современных ритуалах вуду петуха часто разрубают на куски перед фетишем. Гекате в жертву приносили черных щенков; Эней предложил подземным силам четырех совершенно черных волов и черного, как уголь, ягненка принес Ночи [419]; во время шабаша на Эсквилине Канидия и Сегана кусок за куском раздирали черную овцу, а кровь спускали в канаву [420]. Колен де Планси сообщает, что ведьмы приносили в жертву дьяволу черных птиц и жаб [421]. Принесение животных в жертву силам, почитаемым божественными, является, безусловно, пережитком глубокой древности.
Во многих отчетах о шабашах упоминается о присутствии там жаб. С колдунами и ведьмами они ассоциировались по причине отвращения, которое эти земноводные, как правило, вызывают у людей; во многих районах даже распространено поверье, согласно которому тот, на кого жаба пристально посмотрит, будет страдать учащенным сердцебиением, спазмами, конвульсиями и обмороками. Некий аббат Руссо, живший в XVIII столетии, провел ряд экспериментов с жабами, после чего заявил, что когда одно из этих животных посмотрело на него, то он на некоторое время впал в бессознательное состояние, и если бы ему не пришли на помощь, он не смог бы из него выйти [422]. Многие писатели, и среди них Элиан, Диоскорид, Никандр, Этий, Геснер, считали, что дыхание жаб ядовито и может заразить то место, которого оно коснется. Поскольку народ верил этим пустым историям, то вполне естественно, что жабы нередко упоминаются наряду с ведьмами. Де Ланкр рассказывает, что нередко демоны появляются именно в таком обличии. Жанетта д’Абади, ведьма с Нижних Пиренеев, которую он допрашивал и которая сделала достаточно полное признание, сообщила, что она видела, как на шабаш приносили немало жаб; одни из них были одеты в черный, другие – в малиновый бархат, и к их одеяниям были подвешены маленькие колокольчики. В ноябре 1610 года некий мужчина, гуляя по полям недалеко от Базе, обратил внимание, что его собака роет насыпь, и, приблизившись, увидел два упрятанных в земле горшка, накрытых полотном и крепко завязанных. Когда он открыл их, то обнаружил, что они наполнены отрубями, и в середине каждого находилась огромная жаба, завернутая в зеленый шелк. Не приходится сомневаться, что человек, поместивший их туда, серьезно относился к симпатической магии и накладывал с их помощью некое злое заклятие. Ведьмы ловили жаб и приносили их с собой на шабаш по причинам, о которых нетрудно догадаться. Из-за своего легендарного яда они служили основным ингредиентом ядов и снадобий и могли также использоваться для предсказания будущего, так как ведьмы нередко гадали по поведению своих жаб-фамилиаров. На это намекает и Ювенал, когда пишет:
По поводу этого отрывка Томас Фарнабл, знаменитый английский ученый (1575 – 1647), пишет: «Он намекает на труд гаруспиков, которые имели обыкновение осматривать кишки и внутренности. Плиний говорит: „Внутренности жабы (Rana rubeta), а именно язык, тонкие кости, желчный пузырь, сердце, имеют особые достоинства, так как используются во многих медикаментах и бальзамах. Подразумеваются здесь обыкновенные прыгающие жабы. Так, Плиний показывает, что эти животные отнюдь не ядовиты и бесполезно использовать их внутренности при изготовлении ядов“ [424]. В 1610 году Хуан де Экалар, колдун из Наварры, признался инквизитору дону Алонсо Бекарра Ольгвину из ордена Алькантара, что он и его ковен собирали жаб для шабаша и что когда они приносили их туда, то дьявол благословлял их левой рукой, после чего их убивали и готовили на огне вместе с человеческими костями и фрагментами трупов, извлеченных из свежевырытых могил. Из этой грязной смеси изготовлялись яды и мази, которые дьявол раздавал всем присутствующим наряду с указаниями, как их использовать. Так, предполагалось, что, обрызгав этой жидкостью пшеницу, можно поразить болезнью все поле и заодно уничтожить цветы и фрукты. Несколько капель, пролитых на одежду человека, должны были вызвать его смерть, а мазок по стене загона или стойла вызвать тяжелую болезнь скота. Из этих грубых суеверий и выросли фантастические истории о танцующих жабах, жабах, выряженных кавалерами, и жабах-демонах на шабашах.
Но не буду я, и не умею предсказывать
Жаждущему молодому наследнику час смерти отца его,
И не желаю я осматривать жабьи внутренности. [423]
Существуют многочисленные и верные свидетельства, что на шабашах в жертву приносили младенцев, не подвергшихся крещению. Часто это были дети посещавших шабаши ведьм. Поскольку ведьма могла нередко быть повивальной бабкой в деревне, то перед ней открывались особые возможности убить ребенка при родах, принеся таким образом жертву Сатане вне шабаша. «Нет людей, которые могли бы принести вреда Католической вере больше, чем повивальные бабки», читаем в « Молоте ведьм» (часть 1, ст. xi). Nemo fidei catholi-cae amplius nocet quam obstetrices.
Классические примеры жертвоприношений детей известны из дел Жиля де Реца (1440) и аббата Гиборжа (1680). В деле последнего нам известны имена 140 его жертв. Некоторые авторы полагают, что всего их было около 800. Их кровь, мозг и кости использовались для приготовления любовных зелий. Во времена Гиборжа жертвоприношение ребенка на нечестивой мессе стало столь обычным, что, как правило, он платил не больше кроны за одну свою жертву. «Il avait achete un ecu l’enfant qui fut sacrifie a cette messe» (Ребенка, принесенного в жертву на этой мессе, он купил за крону). Эти ужасные церемонии нередко проводились по просьбе мадам де Монтеспан для того, чтобы Людовик XIV всегда оставался ей верным, отверг всех других своих любовниц, развелся с королевой и, наконец, возвел бы ее на трон