Страница:
Индийской королеве» (поставлена в Королевском театре в январе 1663 – 1664 годов), в ходе которого Зампоалла находит пророка Исмерона, вызывающего Бога снов для предсказания ее судьбы
[610]; в четвертом акте «
Тиранической любви» (Королевский театр, июнь 1669 года) сцена представляет индийскую пещеру, где по просьбе Плацидия маг Нигринус вызывает видение спящей св. Екатерины, являются различные астральные духи, лишь для того, чтобы пролететь перед Амариелем, ангелом-хранителем святой. В «
Эдипе» Драйдена и Ли (Дорсет Гарден, декабрь 1678 года) Терезий играет немалую роль в развитии сюжета, и третий акт почти целиком посвящен совершению некромантических действий, с помощью которых в глубине священной рощи появляется призрак Лая. Более того, в «
Герцоге Гизе» (Королевский театр, декабрь 1682 года) фигуры Маликорна и его фамилиара Меланакса поистине способны внушить ужас, и та сцена
[611], где несчастного волшебника, судьба которого предрешена, влекут на вечные муки, не может читаться без содрогания и вряд ли уступает даже финалу «
Фауста» Марло. В четвертом акте «
Софонисбы» Ли (Королевский театр, апрель 1675 года) действие происходит в храме Беллоны, жрицы которой показаны совершающими свои ужасные ритуалы. Кумана становится одержимой неким духом, в ярости она впадает в неистовство, следует танец духов, и перед зрителем проходит ряд видений.
В забавной переделке Отвея « Ромео и Джульетты» на римский лад в « Историю и Падение Га я Мария»,поставленной в Дорсет Гарден осенью 1679 года, сирийская ведьма Марта появляется лишь на миг, для того чтобы предсказать Марию удачу и начать танец духов мановением своего жезла.
Близкая к опере постановка Чарльза Давенанта « Цирцея» (Дорсет Гарден, март 1676 – 1677) искажает известный миф самым причудливым образом. В ней видим бесконечные танцы, шторма, сновидения, явление Плутона в колеснице, запряженной черными конями, но все эти вещи, более-менее уместные на сцене и дающие эффект при свете свечей и звуках скрипок, с трудом выносимы при чтении сценария пьесы. Рагуза, волшебница в драме Тейта « Брут из Альбы, или Заколдованные любовники» (Дорсет Гарден, май 1678 года), фигура куда внушительней. Тейт создавал свою магию не без искусности, и заключение третьего акта заслуженно удостоилось высокой оценки Лэмба. Интересно, что сюжет « Брута из Альбы» представляет собой историю Дидоны и Энея, имена героев Вергилия были изменены, «дабы не пренебречь законами скромности», как писал Тейт. Те м не менее, Тейт создал либретто для оперы Генри Перселла « Дидона и Эней», где также появляются ведьмы. Следует помнить, что популярность « Макбета» не уменьшалась в течение всего периода Реставрации и, как уже отмечалось, при постановке сцен с участием ведьм использовались все сценические эффекты, возможные на тот день: механизмы, танцы, песни, искусственная мишура. Постановка следовала за постановкой, каждая последующая носила еще более декоративный характер, нежели предыдущая, и театр был неизменно переполнен. Даффетт взялся высмеять эту моду, что и сделал успешно в необычном эпилоге к своей сатире « Императрица Марокко», поставленной в Королевском театре весной 1674 года. Однако, несмотря на осмеяние, « Макбет» продолжал успешно идти на сцене.
Немало духов появляется в никогда не поставленной трагедии герцога Оррери « Зороастр» [612], главный персонаж которой «король Персии, первый маг». Его сопровождают «несколько духов в черном, на лицах их страшные маски», в конце представления появляются фурии и демоны, указуя потушенными факелами на монарха, и затем тащат его в ад, в то время как с неба на них извергается огонь. Можно быть вполне уверенным, что пьеса никогда не ставилась, и, надо отметить, из всех дешевых мелодрам эта выделялась своей дикостью.
Пьеса Эдварда Равенскрофта « Дама Добсон, или Хитрая женщина» (поставлена в Дорсет Гарден осенью 1683 года) является английской версией « La Devineresse; ou les faux Enchantements» (также возможно название « Мадам Жо-бен»), известнейшей комедии, написанной Тома Корнелем [613]и Жаном Донне де Визе. Французский оригинал был поставлен в 1679 году, и надо отметить, что искусство постановщика и находчивость, проявленную при устройстве различных трюков, можно счесть необычайными. Английская комедия на ту же тему называется « Мудрая женщина из Хогсдона»,и запутанность ее в полной мере позволила автору проявить возможности техники. « La Devineresse» была опубликована в 1680 году, на обложке издания были изображены кошка, рука славы, зловредные травы, два пылающих факела и прочие излюбленные некромантами предметы. Более того, книгу украшают восемь иллюстраций, и все они весьма любопытны, так как на них видим сцены из комедии. Но « Даму Добсон» нельзя считать пьесой о ведовстве; речь там идет о ловком шарлатанстве. Сама протагонистка [614]героини происходит из того же бессмертного сестричества, из которого вышла сивилла Хейвуда, о которой сказано: «Она хитрая женщина, и зовется она так не случайно, так как своим невежеством выставила дураками многих, почитавших себя мудрецами».
Миссис Бен в своей интересной комедии « Счастливый шанс, или Сделка Олдермена»,поставленной в Друри Лейн зимой 1686 года и опубликованной в 1687 году, повествует о ложной магии в главных сценах, где Геймен (Беттертон) тайно приводится подмастерьем Бредвелом (Боумен), переодетым в демона, в дом леди Фулбэнк (миссис Барри). Здесь его принимает Перт, служанка, переодетая в старую ведьму, которая и доставляет Геймена в объятия его возлюбленной. Но весь этот эпизод обыгрывается как фарс и представляет, по сути, сложный маскарад с переодеваниями для поддержания интриги пьесы [615].
Шедвелл достаточно серьезно подошел к ведовству в 1681 году, и, несмотря на сдержанное отречение в обращении «К читателю», предшествующем « Ланкаширским ведьмам»,мне кажется, он осознавал всю серьезность того, что в конечном итоге лежит за всеми этими многочисленными фарсами о колдовстве, несмотря на ту гротескность, которой отличаются формулы и заклинания, произносимые его собственными ведьмами и магами. За колдовство все еще полагалась смертная казнь, когда пятнадцать лет спустя Конгрейв легко высмеял представления о ведьмах при дворе. Форсайт (« Любовь за любовь»), «неграмотный пожилой мужчина, сварливый и амбициозный, суеверный и претендующий на познания в области астрологии, хиромантии, физиогномики, толкования разнообразных знаков и снов», привык вести дружеские беседы с няней своей юной дочери. Как раз в это время Анжелика, его племянница приезжает с просьбой одолжить его экипаж, поскольку ее собственный сломался. Он ей отказывает и хочет заставить остаться дома, напевая себе под нос старую простонародную песенку о том, что не будет добра в том доме, женщины которого разъезжают, где хотят. Леди насмехается над ним, попрекает его ревностью его молодой жены: «Дядюшка, боюсь, что ты не хозяин в собственном доме. Ха-ха-ха!» Он настойчиво утверждает обратное, и она добавляет: «Могу поклясться, что по ночам вы занимаетесь незаконными делами; да, вы и старая нянюшка… Я видела вас вместе через замочную скважину как-то ночью, как вы подобно Саулу и аэндорской волшебнице колдовали с ситом и прокалывали себе пальцы для того, чтобы писать кровью имена невинных слуг на маленькой терке-щелкунчике для мускатных орехов, которую потом она забыла в чашке для вина с яйцами и сахаром». «Ах ты, потаскушка, василиск», – восклицает вышедший из себя от ярости дядюшка. Анжелика продолжает издеваться над ним и дальше, еще более изощренно, обвиняет его и няню в том, что они вскормили фамилиара, «юного демона в обличии полосатого кота», и с последними оскорблениями на устах она отъезжает в полном восторге на портшезе.
Возвращаясь во времена более ранние, когда вряд ли было возможно, и уж точно крайне неразумно, столь весело относиться к ведовству, я хотел бы привести названия двух пьес, которые, сохранись они до нашего времени, определенно были бы очень интересны в данном контексте. К несчастью, нам известны лишь их имена: « Ведьма из Айслингтона», поставленная в 1597 году, и « The Witch Traveller» (Ведьма-путешественница? Путешествие в поисках ведьм?), разрешенная к постановке в 1623 году.
В добавление к « Маскараду королев», как было уже отмечено, эта пьеса послужила в известной степени моделью для Шедвелла, писавшего свои энциклопедические заметки о магии; Бен Джонсон в своей прелестной пасторали « Печальный пастух» представляет зрителям шотландскую ведьму Мадлен. Персонаж этот сотворен энергичными мазками; реализм соединяется с романтикой.
Во время сцены ссоры, которой начинается « Алхимик», Фэйс угрожает Сабтлу:
Бомонт и Флетчер дают нам всего несколько отсылок на ведовство в своих многочисленных драмах. Можно вспомнить демона женского пола Люциферу в пьесе « Пророчица», но весь эпизод с ее участием носит, по сути, комический характер. Дельфия, скорее, пророчица из классических произведений античности и очень удалена от персонажей вроде Сойер, Демдайк или Дикинсон. Сульпация в « Деревенском обычае» носит магический наряд и по просьбе Ипполиты чуть не сводит своими заклинаниями Зенокию в могилу, но все же она скорее сводня, чем ведьма. Петр Веккио в « Шансах», «известный маг», такой же продувной и хитрый персонаж, как фигляр Форобоско, мелкий жулик, которого посылают на каторгу в конце « Прекрасной трактирщицы»;или один из героев Ширли доктор Шаркино [617], с которым глупые слуги советуются о пропаже серебряных ложек и салфеток; или Альбумазар Томкиса; или, наконец, сам Сабтл Джонсона. [618]
В « Софонисбе» Марстона (изд. 1606) появляется Эрихто, заимствованная из Лукана. Монах из пьесы Чапмена « Bassy d’Ambois» (1607) облачается в магическое одеяние и после звучного песнопения на латыни вызывает духов Бегемота и Картофилакса в присутствии Басси и Тамиры.
Значительно более интересной представляется драма Ширли « Св. Патрик в Ирландии», поставленная в Дублине в сезоне 1639 – 1640 годов. Тема ее – обращение Ирландии в христианство св. Патриком и противостояние его друидам во главе с их руководителем Архимагом. Личность св. Патрика воссоздается тонко, персонажу присущи спиритуальные добродетели, и образ его исполнен тихой красоты. Что касается друидов, то и они в своей колдовской мощи весьма впечатляют. Эту волнующую драму следует расценивать как одно из самых впечатляющих достижений театра Ширли. Нам демонстрируются многочисленные попытки отнять жизнь у св. Патрика: в чаше с вином, поднесенной ему, подмешан яд, святой пьет ее без всякого ущерба; Милко, высокопоставленный чиновник, чьим слугой некогда был св. Патрик, запирает его с друзьями в доме и затем поджигает его. Христиане неповрежденными выходят из пламени, которое пожирает самого поджигателя. В последней сцене, когда св. Патрик засыпает, Архимаг призывает великое множество страшных змеев, дабы они пожрали его, но апостол Ирландии пробуждается и изгоняет всех ядовитых гадов с острова, в то время как земля разверзается и поглощает колдуна живьем. Особенно впечатляет сцена появления св. Патрика на острове, когда король с двумя сыновьями, друидами и благородными людьми совещаются у врат храма и вдруг неожиданно видят торжественную процессию, продвигающуюся сквозь лес, зрят сияющие кресты, шелковые знамена, горящие свечи, чуют запах фимиама, а до ушей их долетают слова сладкозвучного гимна:
Мы уже рассказывали достаточно подробно о « Докторе Фаусте» Марло, и, думается, теперь будет уместно назвать три или четыре пьесы елизаветинского периода, в которых дьявол (демоны) появляется в качестве действующего лица, пусть даже и не играя значительной роли для развития сюжета. Эти пьесы, как правило, или серьезны наполовину, или вовсе относятся к фарсам. Так, в прологе « Веселого демона из Эдмонтона» (издано в 1608 году) колдун Питер Фабелл дурит демона, пришедшего потребовать выполнения подписанного ранее договора, и эта сцена поставлена должным образом, однако скоро сюжет принимает тривиальный оборот. « Рождение Мерлина, или Дитя находит своего отца» (не печаталась до 1682 года) являет собой курьезное сочетание фарса и романтики, не лишенное некоторых достоинств и даже известной поэзии, несмотря на свою неуклюжесть. Произведение Деккера « Если это плохо, то виноват Дьявол» (издание 1612 года), которое восходит к старой повести « История брата Раша», изображает попытки трех демонов из меньших распространить правление своего господина на Неаполь. Пьеса весьма невысокого уровня, очень плоская сатира – вот как можно охарактеризовать произведение поэта, явно мало компетентного в таких экстравагантных темах [619].
Пьеса Бена Джонсона « Дьявол – осел» была поставлена в 1616 году, и ее можно считать чисто комической. Паг, демон из меньших, посещает землю и нанимается слугой к сквайру из Норфолка, Фабиану Фицдоттрелю. В дальнейшем он пытается перехитрить тех или иных персонажей, но неизменно терпит постыдное фиаско от простых смертных. Наконец он оказывается заключенным в Ньюгейте и от виселицы избавляется лишь благодаря вмешательству Порока и Беззакония, которые переносят его в иные места. Эту концовку можно сопоставить с завершением прекрасной комедии Вильсона « Бельфегор, или Женитьба демона» (поставленной в Дорсет Гарден летом 1690 года), когда Родриго с двумя приближенными демонами летит обратно в родной для них ад для того, чтобы избежать земных горестей.
В « Договоре с Дьяволом», пьесе Барнабы Барнса (1607) мы сталкиваемся, безусловно, с достаточно серьезной трагедией, которая если не полностью основана на сюжете « Фауста» Марло, то, во всяком случае, многое оттуда заимствовала. Это блестящая мелодрама, хотя и совершенно неисторическая. Ее можно назвать тофетом инфернальных кошмаров. Главной ее особенностью следует считать отвратительную карикатуру на Папу Александра VI [620]и, как и можно было ожидать, вся ложь и клеветы ренессансных сатириков и памфлетистов-протестантов оказались собраны вместе для того, чтобы составить портрет чудовища, вовлеченного во все мыслимые преступления и мерзкий разврат. Грязнейшие скандалы Бурхарда, Санудо, Джустиниани, Филиппо Нерли, Гвиччардини, Паоло Джовио, Санадзаро и неаполитанцев оказались воспроизведены здесь со скрупулезной точностью. Искусство черной магии, в частности, занимает весьма немаловажное место в этих страшных сценах. Папа Александр VI подписывает договор с демоном Астаротом и именно благодаря ему добивается всех своих успехов.
В четвертом акте присутствует длинная сцена колдовства, когда Папа облачается в магические одежды, берет свой посох и надевает пентакль, становится в центр круга и произносит странные слова, перемешивая текст латинского обряда экзорцизма, переходящего здесь в непонятный лепет. Появляются демоны, и папа лицезреет убийство герцога Гандийского Чезаре [621]и прочие зверства. Апофеозом действия становится банкет кардинала Адриано Корнето. Пока гости общаются, «заходит дьявол и подменяет папские бутылки». Отравленными оказались сами Борджа, и далее следует пространная «Scena Ultima». Александр неистово ораторствует перед демонами, которые приходят, чтобы посмеяться и помучить его. Они показывают ему подписанный им договор; после этого входит демон и дует в рог, призывая таким образом несчастного в ад, тот выкрикивает бессмысленные угрозы, но его уволакивают прочь среди грома и молнии. Подобная пьеса потворствовала вкусам наиболее грубой части публики того времени, и « Договор с дьяволом» в целом можно счесть отвратительным и достаточно жестоким бурлеском.
После тщательного анализа пьес XVII века, в которых ведовство выступает основной темой, я думаю, можно счесть « Эдмонтонскую ведьму» матушку Сойер лучшей иллюстрацией к образам ведьм эпохи Елизаветы. Драма сама по себе неизбежно оказывает воздействие на зрителя, обладая необычайными литературными качествами, а глубокое понимание и жалость к основному персонажу резко выделяют пьесу среди других и поднимают ее на уровень подлинной трагедии. Следует также отметить, что здесь мы сталкиваемся с ведьмой, так сказать, в процессе формирования. Матушка Сойер действительно жертва предрассудков деревенских олухов. Первый раз она появляется на сцене как простая старуха, доведенная до отчаяния своими жестокими соседями; фермеры считают ее ведьмой, и в конце концов она действительно становится таковой. По заключении договора с демоном все ее действия исполнены зла и несут пагубу окружающим; с самого начала она хочет отомстить своим врагам и шепчет себе под нос: «И каким бы искусством завести мне фамилиара?» Но, тем не менее, ее вынуждают идти навстречу своей судьбе, и авторы, ничуть не усомнившись в ее связях с силами тьмы, в том, что она вела жизнь низкую и порочную, проявляют к ней относительную, но реальную симпатию. Мне кажется, что это проявление гуманности, жалость к бедной старухе, как бы отвратительна, мерзка и злобна она ни была, возвышает « Эдмонтонскую ведьму» до уровня величайшей пьесы Елизаветинской эпохи.
Без всякого удовольствия перейдем теперь к театру XVIII века. Ведьма деградирует; она становится персонажем комическим и бурлескным; теперь она годится только для рождественской пантомимы: назовем такие постановки, как « Harlequin Mother Bunch», «Mother Goose», «Harlequin Dame Trot», «Ланкаширских ведьм, или Несчастья Арлекина» Чарльза Дибдина [622], чья мишура, музыка и маскарадные переодевания привлекли внимание всех лондонских любителей дешевых развлечений в цирк зимой 1782 – 1783 годов.
Неким предвестием большого успеха яркой истории « Ланкаширских ведьм» пера Харисона Эйнсворта (эта работа наряду с мрачной пьесой « Rookwood»,вероятно, лучшая работа этого талантливого писателя, ныне незаслуженно забытого) стало произведение плодовитого Эдварда Фицболла под тем же названием « Ланкаширские ведьмы, повесть Пендлского леса»,«легендарная драма в трех актах», поставленная в театре Адельфи 3 февраля 1848 года. Видимо, работа над пьесой продвигалась достаточно быстро, поскольку лишь за месяц до этого, 3 декабря 1847 года, Эйнсворт в письме своему другу Кроссли из Манчестера сообщает, что принял выгодное предложение « Sunday Times», получив 1000 фунтов стерлингов и авторские права с тем, чтобы он закончил свое новое произведение « Ланкаширские ведьмы» и оно бы появилось в качестве сериала в газете. К тому времени он уже разработал план, о чем и сообщил, видимо, Фицболлу и даже позволил ему использовать некоторые сырые черновики, так как хотя пьеса и роман имеют мало общего, можно даже сказать, ничего, главная героиня постановки Лесная Бесс, «возрастом 140 лет, бывшая аббатисса св. Магдалены, осужденная за свои преступления жить больше, чем принято у людей», – никто иная, как затворница Изольда де Гетон [623]. Четвертая сцена второго акта представляет руины аббатства Волли в полночь. Зритель слышит магические песнопения, и картина на сцене полностью меняется; разрушенные арки сливаются в совершенное строение; плющ исчезает с окон, и разноцветные стекла сверкают золотом; заброшенный алтарь блестит мириадами свечей. Хор монахинь восстает из могилы для танца с призрачными кавалерами. Среди монахинь Наттер, Демдайк и Шаттокс, «три страшные сестры, обреченные за свои грехи стать ведьмами». Но они не произносят ни слова и не играют никакой роли в дальнейшем развитии действия. В целом это сценическое действо смотрится очень неплохо. Видимо, многое здесь заимствовано от населенного духами монастыря « Роберта Дьявола» Мейербера, поставленного Королевской академией в Париже в ноябре 1831 года и затем данного в пиратской форме в Друри Лейн и Ковент Гарден всего через несколько недель. До оригинала этой постановке, однако, далеко. В мелодраме Фицболла О’Смит играет цыгана Даллана, это новый персонаж; мисс Фосет (миссис Бланд) – Лесная Бесс. Пьеса смотрится в театре достаточно трагично и в целом, как уже было сказано, производит впечатление, однако совершенно не дотягивает не только до уровня Миддлтона, но даже и Барнса.
Шелли сделал великолепный перевод, в котором столь проявился его гений, некоторых сцен из произведения Кальдерона « El Magico Prodigioso», на мой взгляд, являющегося прекраснейшей песней этого испанского соловья. С другой стороны, общепризнанна и, на мой взгляд, не лишена некоего особого пафоса трагедия Лонгфелло из жизни Новой Англии « Джайлс Кори с Салемских ферм» [624]. Честная искренность Коттона Мэтера, добродушный, но вспыльчивый характер самого Кори, несвоевременный скептицизм его жены, который многие воспринимают, скорее, как здравый смысл, истерия Мэри Уолкот, предательство Джона Глойда – все это Лонгфелло выписывает с необычайной искусностью, создавая несколькими скромными штрихами неповторимых и имеющих яркую индивидуальность персонажей.
Во французском театре мы имеем постановку начала XIV века « Miracle de Nostre Dame de Robert le Dyable» и в 1505 году « Le mystere du Chevalier qui donna sa femme au Diable»,с десятью персонажами. Как и можно было ожидать, в длительный классический период развития французской литературы ведьмы не могли пробиться на сцену. Они воспринимались бы как дикая и даже чудовищная фантазия. Та к продолжалось до тех пор, пока 24 флореаля в год XIII (11 июня 1805) в Theatre francais не была поставлена пьеса, сюжет которой связан с магией, это были « Les Templiers» Райнара. Прошло несколько лет, и « Le Vampire», интригующая мелодрама Шарля Нодье и Кармуша, была поставлена 13 августа 1820 года, собрав весь любопытствующий Париж в Порт-Сен-Мартен. В 1821 году два автора рангом пониже, Фредерик Дюпуи-Мере и Виктор Дюкань, снискали успех своей пьесой « La Sorciere ou l’Orphelin ecossais».
Александр Дюма вместе с одним из своих «соратников» Огюстом Маке сотрудничали, если можно так выразиться, в написании грандиозной пятиактной драмы « Урбан Грандье» (1850). « La Sorciere Canidie», одноактная пьеса Аврелина Вивье, была поставлена в Бордо в 1888 году и не стоит особого разговора. « La Reine de l’Esprit» (1891) Мориса Поттеше основана в известной мере на « Comte de Gabalis», а трехактная драма того же автора « Chacun cherche son Tresor»,«histoire des sorciers», была поставлена в сопровождении хорошей музыки Люсьена Мишле (1899). Существует много вполне очевидных причин, по которым я лишь упомяну « Les Noces de Sathan» (1892), «drama esoterique» Жюля Буа и « Les Basques ou la Sorciere d’Espelette», лирическую драму в трех актах Локена и Мегре де Беллиньи, поставленную также в Бордо в 1892 году. Интерес, которые могут вызвать эти произведения, носит, так сказать, локальный характер. « Les Mases» (sorciers) Альфонса Тавана, легендарная драма в пяти актах в прозе и стихах, была поставлена в 1897 году и сопровождалась балетом, хором, механическими эффектами и широкой рекламой. « Vers leSabbat» Сержа Бассе, «evocation de sorcellerie en un acte», поставленная в том же году, не представляет интереса. Также и проработанный в достаточной степени эпизод «Le Sabbat et la Herse Infernale», где Сатану играет господин Бенли, которого можно было видеть в Фоли Бержер (« Une Soir de Folie», 1925 – 1926) стоит лишь мимолетного упоминания.
Ближе к нашим дням следует отметить « La Sorciere» Виктора Сарду, жестокую, но эффектную мелодраму. Она была поставлена в театре Сары Бернар 15 декабря 1903 года с де Максом в роли кардинала Хименеса и Сарой Бернар в роли мориски Зорайи и добилась заслуженного успеха. Действие трагедии происходит в Толедо, anno domini 1506; акт четвертый разворачивается в помещении инквизиции, акт пятый – на площади перед собором, где уже разложен костер, ждущий своих жертв. Благодаря гению великой актрисы эта сцена получилась поистине душераздирающей. Конечно, пьеса вместе с тем очень неустойчива, рассчитана на эффекты, совершенно не исторична, но при всем при этом в качестве театрального действа « La Sorciere» весьма притягательна, во всяком случае, для тех, кто не настроен на интеллектуальное действо.
Адаптация Джоном Маснсфилдом норвежской пьесы Вирс-Йенссена « Ведьма» [625], драмы в четырех актах, сильно отличается от всех вышеперечисленных пьес. Здесь мы имеем дело с психологическим исследованием, сравнимым с действием Деккера и Форда. Надолго запомнились зрителям игра мисс Джанет Эчарч в роли Мерет Бейер и мисс Лиллы Маккарти в роли Анны Педерсдоттер. В качестве иллюстрации ужасов ведовства в холодной Скандинавии, мрачного и непростительного фанатизма, прикрывающегося догмой лютеранства, в то время как тень неизбежной судьбы нависает над всеми персонажами, эту пьесу можно счесть едва ли не лучшей из тех, в которых колдуны и ведьмы были представлены в их деревенском окружении на английской сцене после эпохи мудрого короля Якова, ушедшей три сотни лет назад.
Послесловие
В забавной переделке Отвея « Ромео и Джульетты» на римский лад в « Историю и Падение Га я Мария»,поставленной в Дорсет Гарден осенью 1679 года, сирийская ведьма Марта появляется лишь на миг, для того чтобы предсказать Марию удачу и начать танец духов мановением своего жезла.
Близкая к опере постановка Чарльза Давенанта « Цирцея» (Дорсет Гарден, март 1676 – 1677) искажает известный миф самым причудливым образом. В ней видим бесконечные танцы, шторма, сновидения, явление Плутона в колеснице, запряженной черными конями, но все эти вещи, более-менее уместные на сцене и дающие эффект при свете свечей и звуках скрипок, с трудом выносимы при чтении сценария пьесы. Рагуза, волшебница в драме Тейта « Брут из Альбы, или Заколдованные любовники» (Дорсет Гарден, май 1678 года), фигура куда внушительней. Тейт создавал свою магию не без искусности, и заключение третьего акта заслуженно удостоилось высокой оценки Лэмба. Интересно, что сюжет « Брута из Альбы» представляет собой историю Дидоны и Энея, имена героев Вергилия были изменены, «дабы не пренебречь законами скромности», как писал Тейт. Те м не менее, Тейт создал либретто для оперы Генри Перселла « Дидона и Эней», где также появляются ведьмы. Следует помнить, что популярность « Макбета» не уменьшалась в течение всего периода Реставрации и, как уже отмечалось, при постановке сцен с участием ведьм использовались все сценические эффекты, возможные на тот день: механизмы, танцы, песни, искусственная мишура. Постановка следовала за постановкой, каждая последующая носила еще более декоративный характер, нежели предыдущая, и театр был неизменно переполнен. Даффетт взялся высмеять эту моду, что и сделал успешно в необычном эпилоге к своей сатире « Императрица Марокко», поставленной в Королевском театре весной 1674 года. Однако, несмотря на осмеяние, « Макбет» продолжал успешно идти на сцене.
Немало духов появляется в никогда не поставленной трагедии герцога Оррери « Зороастр» [612], главный персонаж которой «король Персии, первый маг». Его сопровождают «несколько духов в черном, на лицах их страшные маски», в конце представления появляются фурии и демоны, указуя потушенными факелами на монарха, и затем тащат его в ад, в то время как с неба на них извергается огонь. Можно быть вполне уверенным, что пьеса никогда не ставилась, и, надо отметить, из всех дешевых мелодрам эта выделялась своей дикостью.
Пьеса Эдварда Равенскрофта « Дама Добсон, или Хитрая женщина» (поставлена в Дорсет Гарден осенью 1683 года) является английской версией « La Devineresse; ou les faux Enchantements» (также возможно название « Мадам Жо-бен»), известнейшей комедии, написанной Тома Корнелем [613]и Жаном Донне де Визе. Французский оригинал был поставлен в 1679 году, и надо отметить, что искусство постановщика и находчивость, проявленную при устройстве различных трюков, можно счесть необычайными. Английская комедия на ту же тему называется « Мудрая женщина из Хогсдона»,и запутанность ее в полной мере позволила автору проявить возможности техники. « La Devineresse» была опубликована в 1680 году, на обложке издания были изображены кошка, рука славы, зловредные травы, два пылающих факела и прочие излюбленные некромантами предметы. Более того, книгу украшают восемь иллюстраций, и все они весьма любопытны, так как на них видим сцены из комедии. Но « Даму Добсон» нельзя считать пьесой о ведовстве; речь там идет о ловком шарлатанстве. Сама протагонистка [614]героини происходит из того же бессмертного сестричества, из которого вышла сивилла Хейвуда, о которой сказано: «Она хитрая женщина, и зовется она так не случайно, так как своим невежеством выставила дураками многих, почитавших себя мудрецами».
Миссис Бен в своей интересной комедии « Счастливый шанс, или Сделка Олдермена»,поставленной в Друри Лейн зимой 1686 года и опубликованной в 1687 году, повествует о ложной магии в главных сценах, где Геймен (Беттертон) тайно приводится подмастерьем Бредвелом (Боумен), переодетым в демона, в дом леди Фулбэнк (миссис Барри). Здесь его принимает Перт, служанка, переодетая в старую ведьму, которая и доставляет Геймена в объятия его возлюбленной. Но весь этот эпизод обыгрывается как фарс и представляет, по сути, сложный маскарад с переодеваниями для поддержания интриги пьесы [615].
Шедвелл достаточно серьезно подошел к ведовству в 1681 году, и, несмотря на сдержанное отречение в обращении «К читателю», предшествующем « Ланкаширским ведьмам»,мне кажется, он осознавал всю серьезность того, что в конечном итоге лежит за всеми этими многочисленными фарсами о колдовстве, несмотря на ту гротескность, которой отличаются формулы и заклинания, произносимые его собственными ведьмами и магами. За колдовство все еще полагалась смертная казнь, когда пятнадцать лет спустя Конгрейв легко высмеял представления о ведьмах при дворе. Форсайт (« Любовь за любовь»), «неграмотный пожилой мужчина, сварливый и амбициозный, суеверный и претендующий на познания в области астрологии, хиромантии, физиогномики, толкования разнообразных знаков и снов», привык вести дружеские беседы с няней своей юной дочери. Как раз в это время Анжелика, его племянница приезжает с просьбой одолжить его экипаж, поскольку ее собственный сломался. Он ей отказывает и хочет заставить остаться дома, напевая себе под нос старую простонародную песенку о том, что не будет добра в том доме, женщины которого разъезжают, где хотят. Леди насмехается над ним, попрекает его ревностью его молодой жены: «Дядюшка, боюсь, что ты не хозяин в собственном доме. Ха-ха-ха!» Он настойчиво утверждает обратное, и она добавляет: «Могу поклясться, что по ночам вы занимаетесь незаконными делами; да, вы и старая нянюшка… Я видела вас вместе через замочную скважину как-то ночью, как вы подобно Саулу и аэндорской волшебнице колдовали с ситом и прокалывали себе пальцы для того, чтобы писать кровью имена невинных слуг на маленькой терке-щелкунчике для мускатных орехов, которую потом она забыла в чашке для вина с яйцами и сахаром». «Ах ты, потаскушка, василиск», – восклицает вышедший из себя от ярости дядюшка. Анжелика продолжает издеваться над ним и дальше, еще более изощренно, обвиняет его и няню в том, что они вскормили фамилиара, «юного демона в обличии полосатого кота», и с последними оскорблениями на устах она отъезжает в полном восторге на портшезе.
Возвращаясь во времена более ранние, когда вряд ли было возможно, и уж точно крайне неразумно, столь весело относиться к ведовству, я хотел бы привести названия двух пьес, которые, сохранись они до нашего времени, определенно были бы очень интересны в данном контексте. К несчастью, нам известны лишь их имена: « Ведьма из Айслингтона», поставленная в 1597 году, и « The Witch Traveller» (Ведьма-путешественница? Путешествие в поисках ведьм?), разрешенная к постановке в 1623 году.
В добавление к « Маскараду королев», как было уже отмечено, эта пьеса послужила в известной степени моделью для Шедвелла, писавшего свои энциклопедические заметки о магии; Бен Джонсон в своей прелестной пасторали « Печальный пастух» представляет зрителям шотландскую ведьму Мадлен. Персонаж этот сотворен энергичными мазками; реализм соединяется с романтикой.
Во время сцены ссоры, которой начинается « Алхимик», Фэйс угрожает Сабтлу:
Простак Дэппер выпрашивает у Сабтла фамилиара, о чем зритель узнает из рассказа Фэйса (I, 2):
Подведу тебя, я, мерзавец, под
Статут о колдовстве, tricesimo tertio
Нашего Гарри Восьмого.
И позже, для того чтобы совсем его запутать, Дол Коммон предстает перед ним как «королева фэйри». Королева эльфов из Эльфхейма, упоминавшаяся в материалах шотландских ведьмовских процессов, судя по всему, в точности соответствует французской королеве шабаша. В 1670 году Джоан Вейр признавалась, «что когда она работала в школе в Далкейте, высокая женщина пришла в ее дом, когда там были дети; и как показалось подательнице сего заявления, у той за спиной стоял ребенок и еще двое были по бокам от нее, и эта женщина захотела, чтобы подательница заявления наняла ее с тем, чтобы говорить перед королевой фэйри, и сражалась бы на ее стороне с этой королевой (как сама она сказала)» [616].
Да, он просит, но не коня или еще кого –
Всего лишь надо-то ему муху,
А не кого-либо из больших фамилиаров.
Бомонт и Флетчер дают нам всего несколько отсылок на ведовство в своих многочисленных драмах. Можно вспомнить демона женского пола Люциферу в пьесе « Пророчица», но весь эпизод с ее участием носит, по сути, комический характер. Дельфия, скорее, пророчица из классических произведений античности и очень удалена от персонажей вроде Сойер, Демдайк или Дикинсон. Сульпация в « Деревенском обычае» носит магический наряд и по просьбе Ипполиты чуть не сводит своими заклинаниями Зенокию в могилу, но все же она скорее сводня, чем ведьма. Петр Веккио в « Шансах», «известный маг», такой же продувной и хитрый персонаж, как фигляр Форобоско, мелкий жулик, которого посылают на каторгу в конце « Прекрасной трактирщицы»;или один из героев Ширли доктор Шаркино [617], с которым глупые слуги советуются о пропаже серебряных ложек и салфеток; или Альбумазар Томкиса; или, наконец, сам Сабтл Джонсона. [618]
В « Софонисбе» Марстона (изд. 1606) появляется Эрихто, заимствованная из Лукана. Монах из пьесы Чапмена « Bassy d’Ambois» (1607) облачается в магическое одеяние и после звучного песнопения на латыни вызывает духов Бегемота и Картофилакса в присутствии Басси и Тамиры.
Значительно более интересной представляется драма Ширли « Св. Патрик в Ирландии», поставленная в Дублине в сезоне 1639 – 1640 годов. Тема ее – обращение Ирландии в христианство св. Патриком и противостояние его друидам во главе с их руководителем Архимагом. Личность св. Патрика воссоздается тонко, персонажу присущи спиритуальные добродетели, и образ его исполнен тихой красоты. Что касается друидов, то и они в своей колдовской мощи весьма впечатляют. Эту волнующую драму следует расценивать как одно из самых впечатляющих достижений театра Ширли. Нам демонстрируются многочисленные попытки отнять жизнь у св. Патрика: в чаше с вином, поднесенной ему, подмешан яд, святой пьет ее без всякого ущерба; Милко, высокопоставленный чиновник, чьим слугой некогда был св. Патрик, запирает его с друзьями в доме и затем поджигает его. Христиане неповрежденными выходят из пламени, которое пожирает самого поджигателя. В последней сцене, когда св. Патрик засыпает, Архимаг призывает великое множество страшных змеев, дабы они пожрали его, но апостол Ирландии пробуждается и изгоняет всех ядовитых гадов с острова, в то время как земля разверзается и поглощает колдуна живьем. Особенно впечатляет сцена появления св. Патрика на острове, когда король с двумя сыновьями, друидами и благородными людьми совещаются у врат храма и вдруг неожиданно видят торжественную процессию, продвигающуюся сквозь лес, зрят сияющие кресты, шелковые знамена, горящие свечи, чуют запах фимиама, а до ушей их долетают слова сладкозвучного гимна:
(Теперь, когда пересекли мы свирепые океанские волны и достигли берегов Ирландии, Небо благословило своих бедных, исполненых страха путников и направило нас на путь, с радостью видим сияющий солнечный луч, направляющий нас на этих брегах.)
Post maris saeui fremitus Iernae
(Nauitas coelo tremulas beante)
Uidimus gratum iubar enatantes
Littus inaurans.
Мы уже рассказывали достаточно подробно о « Докторе Фаусте» Марло, и, думается, теперь будет уместно назвать три или четыре пьесы елизаветинского периода, в которых дьявол (демоны) появляется в качестве действующего лица, пусть даже и не играя значительной роли для развития сюжета. Эти пьесы, как правило, или серьезны наполовину, или вовсе относятся к фарсам. Так, в прологе « Веселого демона из Эдмонтона» (издано в 1608 году) колдун Питер Фабелл дурит демона, пришедшего потребовать выполнения подписанного ранее договора, и эта сцена поставлена должным образом, однако скоро сюжет принимает тривиальный оборот. « Рождение Мерлина, или Дитя находит своего отца» (не печаталась до 1682 года) являет собой курьезное сочетание фарса и романтики, не лишенное некоторых достоинств и даже известной поэзии, несмотря на свою неуклюжесть. Произведение Деккера « Если это плохо, то виноват Дьявол» (издание 1612 года), которое восходит к старой повести « История брата Раша», изображает попытки трех демонов из меньших распространить правление своего господина на Неаполь. Пьеса весьма невысокого уровня, очень плоская сатира – вот как можно охарактеризовать произведение поэта, явно мало компетентного в таких экстравагантных темах [619].
Пьеса Бена Джонсона « Дьявол – осел» была поставлена в 1616 году, и ее можно считать чисто комической. Паг, демон из меньших, посещает землю и нанимается слугой к сквайру из Норфолка, Фабиану Фицдоттрелю. В дальнейшем он пытается перехитрить тех или иных персонажей, но неизменно терпит постыдное фиаско от простых смертных. Наконец он оказывается заключенным в Ньюгейте и от виселицы избавляется лишь благодаря вмешательству Порока и Беззакония, которые переносят его в иные места. Эту концовку можно сопоставить с завершением прекрасной комедии Вильсона « Бельфегор, или Женитьба демона» (поставленной в Дорсет Гарден летом 1690 года), когда Родриго с двумя приближенными демонами летит обратно в родной для них ад для того, чтобы избежать земных горестей.
В « Договоре с Дьяволом», пьесе Барнабы Барнса (1607) мы сталкиваемся, безусловно, с достаточно серьезной трагедией, которая если не полностью основана на сюжете « Фауста» Марло, то, во всяком случае, многое оттуда заимствовала. Это блестящая мелодрама, хотя и совершенно неисторическая. Ее можно назвать тофетом инфернальных кошмаров. Главной ее особенностью следует считать отвратительную карикатуру на Папу Александра VI [620]и, как и можно было ожидать, вся ложь и клеветы ренессансных сатириков и памфлетистов-протестантов оказались собраны вместе для того, чтобы составить портрет чудовища, вовлеченного во все мыслимые преступления и мерзкий разврат. Грязнейшие скандалы Бурхарда, Санудо, Джустиниани, Филиппо Нерли, Гвиччардини, Паоло Джовио, Санадзаро и неаполитанцев оказались воспроизведены здесь со скрупулезной точностью. Искусство черной магии, в частности, занимает весьма немаловажное место в этих страшных сценах. Папа Александр VI подписывает договор с демоном Астаротом и именно благодаря ему добивается всех своих успехов.
В четвертом акте присутствует длинная сцена колдовства, когда Папа облачается в магические одежды, берет свой посох и надевает пентакль, становится в центр круга и произносит странные слова, перемешивая текст латинского обряда экзорцизма, переходящего здесь в непонятный лепет. Появляются демоны, и папа лицезреет убийство герцога Гандийского Чезаре [621]и прочие зверства. Апофеозом действия становится банкет кардинала Адриано Корнето. Пока гости общаются, «заходит дьявол и подменяет папские бутылки». Отравленными оказались сами Борджа, и далее следует пространная «Scena Ultima». Александр неистово ораторствует перед демонами, которые приходят, чтобы посмеяться и помучить его. Они показывают ему подписанный им договор; после этого входит демон и дует в рог, призывая таким образом несчастного в ад, тот выкрикивает бессмысленные угрозы, но его уволакивают прочь среди грома и молнии. Подобная пьеса потворствовала вкусам наиболее грубой части публики того времени, и « Договор с дьяволом» в целом можно счесть отвратительным и достаточно жестоким бурлеском.
После тщательного анализа пьес XVII века, в которых ведовство выступает основной темой, я думаю, можно счесть « Эдмонтонскую ведьму» матушку Сойер лучшей иллюстрацией к образам ведьм эпохи Елизаветы. Драма сама по себе неизбежно оказывает воздействие на зрителя, обладая необычайными литературными качествами, а глубокое понимание и жалость к основному персонажу резко выделяют пьесу среди других и поднимают ее на уровень подлинной трагедии. Следует также отметить, что здесь мы сталкиваемся с ведьмой, так сказать, в процессе формирования. Матушка Сойер действительно жертва предрассудков деревенских олухов. Первый раз она появляется на сцене как простая старуха, доведенная до отчаяния своими жестокими соседями; фермеры считают ее ведьмой, и в конце концов она действительно становится таковой. По заключении договора с демоном все ее действия исполнены зла и несут пагубу окружающим; с самого начала она хочет отомстить своим врагам и шепчет себе под нос: «И каким бы искусством завести мне фамилиара?» Но, тем не менее, ее вынуждают идти навстречу своей судьбе, и авторы, ничуть не усомнившись в ее связях с силами тьмы, в том, что она вела жизнь низкую и порочную, проявляют к ней относительную, но реальную симпатию. Мне кажется, что это проявление гуманности, жалость к бедной старухе, как бы отвратительна, мерзка и злобна она ни была, возвышает « Эдмонтонскую ведьму» до уровня величайшей пьесы Елизаветинской эпохи.
Без всякого удовольствия перейдем теперь к театру XVIII века. Ведьма деградирует; она становится персонажем комическим и бурлескным; теперь она годится только для рождественской пантомимы: назовем такие постановки, как « Harlequin Mother Bunch», «Mother Goose», «Harlequin Dame Trot», «Ланкаширских ведьм, или Несчастья Арлекина» Чарльза Дибдина [622], чья мишура, музыка и маскарадные переодевания привлекли внимание всех лондонских любителей дешевых развлечений в цирк зимой 1782 – 1783 годов.
Неким предвестием большого успеха яркой истории « Ланкаширских ведьм» пера Харисона Эйнсворта (эта работа наряду с мрачной пьесой « Rookwood»,вероятно, лучшая работа этого талантливого писателя, ныне незаслуженно забытого) стало произведение плодовитого Эдварда Фицболла под тем же названием « Ланкаширские ведьмы, повесть Пендлского леса»,«легендарная драма в трех актах», поставленная в театре Адельфи 3 февраля 1848 года. Видимо, работа над пьесой продвигалась достаточно быстро, поскольку лишь за месяц до этого, 3 декабря 1847 года, Эйнсворт в письме своему другу Кроссли из Манчестера сообщает, что принял выгодное предложение « Sunday Times», получив 1000 фунтов стерлингов и авторские права с тем, чтобы он закончил свое новое произведение « Ланкаширские ведьмы» и оно бы появилось в качестве сериала в газете. К тому времени он уже разработал план, о чем и сообщил, видимо, Фицболлу и даже позволил ему использовать некоторые сырые черновики, так как хотя пьеса и роман имеют мало общего, можно даже сказать, ничего, главная героиня постановки Лесная Бесс, «возрастом 140 лет, бывшая аббатисса св. Магдалены, осужденная за свои преступления жить больше, чем принято у людей», – никто иная, как затворница Изольда де Гетон [623]. Четвертая сцена второго акта представляет руины аббатства Волли в полночь. Зритель слышит магические песнопения, и картина на сцене полностью меняется; разрушенные арки сливаются в совершенное строение; плющ исчезает с окон, и разноцветные стекла сверкают золотом; заброшенный алтарь блестит мириадами свечей. Хор монахинь восстает из могилы для танца с призрачными кавалерами. Среди монахинь Наттер, Демдайк и Шаттокс, «три страшные сестры, обреченные за свои грехи стать ведьмами». Но они не произносят ни слова и не играют никакой роли в дальнейшем развитии действия. В целом это сценическое действо смотрится очень неплохо. Видимо, многое здесь заимствовано от населенного духами монастыря « Роберта Дьявола» Мейербера, поставленного Королевской академией в Париже в ноябре 1831 года и затем данного в пиратской форме в Друри Лейн и Ковент Гарден всего через несколько недель. До оригинала этой постановке, однако, далеко. В мелодраме Фицболла О’Смит играет цыгана Даллана, это новый персонаж; мисс Фосет (миссис Бланд) – Лесная Бесс. Пьеса смотрится в театре достаточно трагично и в целом, как уже было сказано, производит впечатление, однако совершенно не дотягивает не только до уровня Миддлтона, но даже и Барнса.
Шелли сделал великолепный перевод, в котором столь проявился его гений, некоторых сцен из произведения Кальдерона « El Magico Prodigioso», на мой взгляд, являющегося прекраснейшей песней этого испанского соловья. С другой стороны, общепризнанна и, на мой взгляд, не лишена некоего особого пафоса трагедия Лонгфелло из жизни Новой Англии « Джайлс Кори с Салемских ферм» [624]. Честная искренность Коттона Мэтера, добродушный, но вспыльчивый характер самого Кори, несвоевременный скептицизм его жены, который многие воспринимают, скорее, как здравый смысл, истерия Мэри Уолкот, предательство Джона Глойда – все это Лонгфелло выписывает с необычайной искусностью, создавая несколькими скромными штрихами неповторимых и имеющих яркую индивидуальность персонажей.
Во французском театре мы имеем постановку начала XIV века « Miracle de Nostre Dame de Robert le Dyable» и в 1505 году « Le mystere du Chevalier qui donna sa femme au Diable»,с десятью персонажами. Как и можно было ожидать, в длительный классический период развития французской литературы ведьмы не могли пробиться на сцену. Они воспринимались бы как дикая и даже чудовищная фантазия. Та к продолжалось до тех пор, пока 24 флореаля в год XIII (11 июня 1805) в Theatre francais не была поставлена пьеса, сюжет которой связан с магией, это были « Les Templiers» Райнара. Прошло несколько лет, и « Le Vampire», интригующая мелодрама Шарля Нодье и Кармуша, была поставлена 13 августа 1820 года, собрав весь любопытствующий Париж в Порт-Сен-Мартен. В 1821 году два автора рангом пониже, Фредерик Дюпуи-Мере и Виктор Дюкань, снискали успех своей пьесой « La Sorciere ou l’Orphelin ecossais».
Александр Дюма вместе с одним из своих «соратников» Огюстом Маке сотрудничали, если можно так выразиться, в написании грандиозной пятиактной драмы « Урбан Грандье» (1850). « La Sorciere Canidie», одноактная пьеса Аврелина Вивье, была поставлена в Бордо в 1888 году и не стоит особого разговора. « La Reine de l’Esprit» (1891) Мориса Поттеше основана в известной мере на « Comte de Gabalis», а трехактная драма того же автора « Chacun cherche son Tresor»,«histoire des sorciers», была поставлена в сопровождении хорошей музыки Люсьена Мишле (1899). Существует много вполне очевидных причин, по которым я лишь упомяну « Les Noces de Sathan» (1892), «drama esoterique» Жюля Буа и « Les Basques ou la Sorciere d’Espelette», лирическую драму в трех актах Локена и Мегре де Беллиньи, поставленную также в Бордо в 1892 году. Интерес, которые могут вызвать эти произведения, носит, так сказать, локальный характер. « Les Mases» (sorciers) Альфонса Тавана, легендарная драма в пяти актах в прозе и стихах, была поставлена в 1897 году и сопровождалась балетом, хором, механическими эффектами и широкой рекламой. « Vers leSabbat» Сержа Бассе, «evocation de sorcellerie en un acte», поставленная в том же году, не представляет интереса. Также и проработанный в достаточной степени эпизод «Le Sabbat et la Herse Infernale», где Сатану играет господин Бенли, которого можно было видеть в Фоли Бержер (« Une Soir de Folie», 1925 – 1926) стоит лишь мимолетного упоминания.
Ближе к нашим дням следует отметить « La Sorciere» Виктора Сарду, жестокую, но эффектную мелодраму. Она была поставлена в театре Сары Бернар 15 декабря 1903 года с де Максом в роли кардинала Хименеса и Сарой Бернар в роли мориски Зорайи и добилась заслуженного успеха. Действие трагедии происходит в Толедо, anno domini 1506; акт четвертый разворачивается в помещении инквизиции, акт пятый – на площади перед собором, где уже разложен костер, ждущий своих жертв. Благодаря гению великой актрисы эта сцена получилась поистине душераздирающей. Конечно, пьеса вместе с тем очень неустойчива, рассчитана на эффекты, совершенно не исторична, но при всем при этом в качестве театрального действа « La Sorciere» весьма притягательна, во всяком случае, для тех, кто не настроен на интеллектуальное действо.
Адаптация Джоном Маснсфилдом норвежской пьесы Вирс-Йенссена « Ведьма» [625], драмы в четырех актах, сильно отличается от всех вышеперечисленных пьес. Здесь мы имеем дело с психологическим исследованием, сравнимым с действием Деккера и Форда. Надолго запомнились зрителям игра мисс Джанет Эчарч в роли Мерет Бейер и мисс Лиллы Маккарти в роли Анны Педерсдоттер. В качестве иллюстрации ужасов ведовства в холодной Скандинавии, мрачного и непростительного фанатизма, прикрывающегося догмой лютеранства, в то время как тень неизбежной судьбы нависает над всеми персонажами, эту пьесу можно счесть едва ли не лучшей из тех, в которых колдуны и ведьмы были представлены в их деревенском окружении на английской сцене после эпохи мудрого короля Якова, ушедшей три сотни лет назад.
Послесловие
История ведовства – это захватывающий и документированный отчет о некоторых аспектах колдовства, включая волшебство, черную магию, некромантию, тайные практики и сатанизм. Настольная книга для богослова, психолога и историка, эта книга в полной мере отражает средневековый взгляд на ведьм. Автор в полной мере поддерживает и разделяет веру во власть сверхъестественного.
Монтегю Саммерс, католический священник, отнюдь не стыдится мероприятий Церкви, проведенных в XVII – XVIII веках и направленных на искоренение ведовства и ересей. В этой книге он дает читателю подробный и увлекательный отчет об этой борьбе.
Совершенно веря в опасность сатанизма, Монтегю Саммерс отлично провел время, описывая его чудовищные оргии со вкусом, который не может не почувствовать даже тот читатель, вера которого слаба.
Элмер Девис
Обладал огромными познаниями в изучаемых им предметах. Опубликовал большое количество произведений литературы Ренессанса и источников по истории демонологии и ведовских процессов в Западной Европе. Среди них – комментированные издания переводов: Николай Реми «Демонолатрия» (1930), Л. М. Синистрари «О демониалитете» (1927), Ф.-М. Гуаццо «Демономания» (1929), Г. Буге «Расследование ведьм» (1929), перевел и издал «Молот ведьм» Я. Шпренгера и Г. Крамера (1928). Первая книга «Антиной» и другие поэмы были опубликованы в 1907 году. Из литературы – «Мемуары» Афры Бен (1914) и 6-томное собрание ее сочинений (1915), составил авторитетную «Библиографию готического романа» (1941) и исследование этого популярного жанра «The Gothic Quest: A History of the Gothic Novel» (1938); «Библиографию драмы эпохи Реставрации» (1934). Основные исследования – «История колдовства» и «География колдовства» (1927), «Вампиры в Европе» (1929), «Вампир. Его знакомые и родня» (1929), «Вампиры Европы» (1929), «Оборотень» (1934), «Вампиры Карпат» (1938), «Колдовство и черная магия» (1946).
На русский язык произведения М. Саммерса переводятся впервые.
Монтегю Саммерс, католический священник, отнюдь не стыдится мероприятий Церкви, проведенных в XVII – XVIII веках и направленных на искоренение ведовства и ересей. В этой книге он дает читателю подробный и увлекательный отчет об этой борьбе.
Совершенно веря в опасность сатанизма, Монтегю Саммерс отлично провел время, описывая его чудовищные оргии со вкусом, который не может не почувствовать даже тот читатель, вера которого слаба.
Элмер Девис
Монтегю Саммерс
1880 – 1948
Монтегю Саммерс, английский католический священник, историк и знаток ведовства, литературы эпохи Возрождения и готического романа. Выпускник Оксфорда, Саммерс уже при жизни получил прозвание «загадочного писателя». Он бросил вызов традиционной исследовательской школе, трактовавшей охоту на ведьм как реакцию «темных» Средних веков на «прогрессивное» Возрождение, и не побоялся обратиться к запретной, а потому забытой теме драматургии эпохи Реставрации. Обращение к истории колдовства, демонологии и ведовских процессов произошло в 20-е годы. Многие, правда, говорили, что Саммерс сам одержим демонами и, создавая книги о борьбе с ними, пытается таким образом избавиться от них. Как бы то ни было, Монтегю Саммерс заставил массового читателя по-новому посмотреть на проблему нечистой силы и отойти от привычных рационалистических штампов, характерных, к сожалению, и для нашего времени.Обладал огромными познаниями в изучаемых им предметах. Опубликовал большое количество произведений литературы Ренессанса и источников по истории демонологии и ведовских процессов в Западной Европе. Среди них – комментированные издания переводов: Николай Реми «Демонолатрия» (1930), Л. М. Синистрари «О демониалитете» (1927), Ф.-М. Гуаццо «Демономания» (1929), Г. Буге «Расследование ведьм» (1929), перевел и издал «Молот ведьм» Я. Шпренгера и Г. Крамера (1928). Первая книга «Антиной» и другие поэмы были опубликованы в 1907 году. Из литературы – «Мемуары» Афры Бен (1914) и 6-томное собрание ее сочинений (1915), составил авторитетную «Библиографию готического романа» (1941) и исследование этого популярного жанра «The Gothic Quest: A History of the Gothic Novel» (1938); «Библиографию драмы эпохи Реставрации» (1934). Основные исследования – «История колдовства» и «География колдовства» (1927), «Вампиры в Европе» (1929), «Вампир. Его знакомые и родня» (1929), «Вампиры Европы» (1929), «Оборотень» (1934), «Вампиры Карпат» (1938), «Колдовство и черная магия» (1946).
На русский язык произведения М. Саммерса переводятся впервые.