Сартинов Евгений. След нумизмата

   Профессор машинальным жестом включил настольную лампу, всмотрелся в лицо женщины. Глаза его расширились.
   -- Боже мой! Лизавета Викентьевна, княгиня!...
   -- Давайте без титулов, доктор. По нынешним временам это не актуально.
   -- Да-да, вы правы! -- закивал головой врач. Стремительно выскочив из-за стола, он подбежал к двери и закрыл ее на ключ.
   Гостья с усмешкой наблюдала за действиями хозяина дома.
   -- Что, по-прежнему опасаетесь бурного темперамента Нины Андреевны? -спросила она.
   -- Нина Андреевна умерла в восемнадцатом, от испанки.
   -- Извините, я не знала.
   -- Сейчас у меня другая жена, ребенку два года, -- пояснил профессор, усаживаясь за стол. Он пододвинул гостье коробку папирос: -- Вы по-прежнему курите?
   -- Да, старые привычки, знаете ли, трудно изживаются.
   Закурив, Щербатова похвалила табак.
   -- Хорошее зелье, давно я не курила ничего подобного.
   Княгиня смаковала каждую затяжку, а Мезенцев с горечью думал о том, что время делает с людьми. Когда-то у него с этой женщиной был потрясающий роман! Начался он в девятьсот шестом, княгиня тогда уже овдовела, Мезенцев же был молод, благополучен и популярен как врач. Высокого роста, худой, но очень подвижный, он производил на дам неотразимое впечатление своим чуть демоническим лицом: большие темные глаза, высокий лоб, небольшая бородка эспаньолкой. Пришла как-то на прием к нему и княгиня Щербатова. Ей было уже за тридцать, но хороша она была необыкновенно: божественная фигура, чистая белая кожа, короткий, чуть вздернутый носик и необычные глаза цвета темного уральского малахита. Тогда он, помнится, нашел у нее только легкое переутомление да дамский психоз, типичный для одиноких женщин.
   -- Вам надо на время забыть про все коммерческие дела, куда-нибудь съездить, например, в Париж, летом -- в Ниццу. Ну и... выйти замуж или хотя бы завести любовника.
   Смех княгини прозвучал серебряным колокольчиком. Она откинулась назад, раскинула свои дивные руки на спинку дивана и, отсмеявшись, сказала:
   -- Хорошо, доктор, так и быть, я согласна.
   Мезенцев не устоял. Роман их длился долго, то затихая, то вспыхивая вновь. Жена устраивала доктору грандиозные скандалы, он божился, что все кончено, раз и навсегда. Но возвращалась из своих бесконечных деловых поездок Лизавета Викентьевна, Мезенцев слышал в трубке ее серебристый смех и мчался к ней, как бабочка к нектару.
   Лишь война смогла прервать эту затянувшуюся и мучительную для обоих связь. Профессора сразу призвали в армию, сначала начальником санитарного поезда, затем повысили до главного медика целого фронта. Волею судеб Мезенцева прибило к большевистскому берегу. Более того, он вошел в элиту докторов, врачующих верхушку революционеров. Самого Ленина довелось консультировать после покушения Фанни Каплан. О судьбе же Щербатовой-Бураевой до него доходили странные слухи, больше похожие на легенды.
   -- Где же вы были все это время, Лиза? Что с вами стало?
   Женщина невесело улыбнулась:
   -- О, чего только не довелось испытать, куда только судьба меня не заносила!
   От былого серебра в голосе не осталось и следа, глаза словно выцвели. По лицу чувствовалось, что княгиня заново переживает все случившееся.
   -- Революция застала меня на юге, в Ростове. Я спокойно могла бы уехать из страны, но по дурости своей ввязалась во всю эту заваруху. Чем могла помогала белому движению. Сначала деньгами, потом влезла с головой в армейскую жизнь, построила на собственном заводе бронепоезд и моталась на нем по всему фронту, то отступая, то наступая. Прошла через всю грязь и пот, вплоть до отступления в Крым в двадцатом. Непременно бы эвакуировалась с Врангелем, но подхватила сыпняк и провалялась в бреду все это жуткое время. Слава Богу, после тифа меня мало кто узнает, а то бы давно расстреляли еще тогда, в Крыму... Что было потом? Скиталась по России, лишь бы не узнали, не выдали ЧК. Вспоминать неохота. Крупные города обходила стороной: слишком многие там знали меня в лицо. Все больше по селам да по станицам. Дольше всего задержалась на Дону, учительствовала, и все ждала, что снова полыхнет вольный Дон, но... Раздобыла новые документы -- слава Богу, мир не без добрых людей. И вот вчера добралась до Петербурга.
   -- Но это опасно! -- вырвалось у Мезенцева.
   -- Я знаю, но я здесь ненадолго.
   Княгиня решительным жестом загасила в пепельнице окурок, вздохнула и начала разговор о самом главном.
   -- Павел Николаевич, мне нужны деньги, много денег. Я понимаю, что глупо ради прошлых интимных отношений требовать что-то теперь, поэтому я предлагаю вам вот это.
   Она достала из своей сумочки небольшую черную шкатулочку и черную же старинного вида тетрадь.
   -- Я помню, что вы увлекались нумизматикой, вот почему я пришла к вам. Только вы можете понять истинную ценность этой монеты, к тому же это единственное, что у меня осталось от моих миллионов. Прочтите эту тетрадь.
   Рассмотрев монету и полистав тетрадь, Мезенцев изменился в лице, выскочил из кабинета и вскоре вернулся с толстым каталогом и лупой. Гостья слышала, как в коридоре он сказал кому-то: "Ужинать не буду, садитесь без меня". Профессор настолько увлекся изучением новой монеты, что совсем забыл о хозяйке уникума. А та в это время думала о нем. "Да, постарел ты, Паша. Высох, поседел. Уже не тот испанский змей-искуситель, конкистадор. И бороденка поредела. Скорее донкихот. Хорошо устроился и при этой власти, я бы так не смогла. И новая жена ни разу не постучала в кабинет, значит, теперь ты командуешь в доме, а не она".
   Наконец профессор оторвался от тетради и сказал скорее сам себе, чем Елизавете Викентьевне:
   -- Да, впечатляет. Похоже, это единственный константиновский рубль, оставшийся в частных руках в России. Насколько я знаю, три остальных монеты, Великого князя Сергея Александровича, принца Александра Гессенского и Великого князя Георгия Михайловича, вывезены за рубеж. Остались лишь два экземпляра: один в Эрмитаже, а тот что раньше принадлежал Александру Второму, -- в Историческом музее. Как же вам удалось сохранить его в такое время?
   -- Это не моя заслуга, -- призналась женщина. -- Я отдала ее на хранение своей няньке. Она переехала в Москву, я ее нашла за неделю до смерти, успела. Еще немного, и она бы исчезла без следа. Во многом это памятная вещица. Слишком много она перевернула в нашей жизни. Это было такое потрясение: смерть отца, его предсмертная записка, эта тетрадь... Скромная благородная барышня узнает, что ее обожаемый отец не всегда был такой честный. К сожалению, мой муж тоже не оказался идеальным мужчиной. Года через три после свадьбы он охладел ко мне. По долгу службы он частенько оставлял меня: морские походы, учения. Вскоре я узнала, что в каждом морском порту у него была своя пассия. К тому же он пристрастился к карточной игре, дела на заводах шли все хуже, многие из них уже не приносили прибыли. Миллионы отца таяли как снег, на Андрея надежды не было, пришлось самой ввязываться во все дела. Первые три года я только училась. Финансы, банки, кредиты, технология производства. К тому же в это время родился Николай. Тяжело пришлось, но, видно, что-то мне передалось от отца. Еще через три года все мои предприятия приносили устойчивый доход. С Андреем мы по-прежнему жили словно на разных планетах. У меня рудники, шахты, заводы. А у него море, карты, женщины.
   Не выдержав, Бураева закурила снова, затем продолжила:
   -- Грешно признаться, но когда меня известили, что мой муж погиб в Цусимском сражении на броненосце "Бородино", я испытала некоторое облегчение. Для него это была достойная смерть, а для меня -- избавление. Потом я встретила вас. Признаться, ни о чем прошедшем я не жалею. Это были лучшие годы моей жизни. Павел Николаевич, мне нужно пятьсот червонцев.
   Мезенцев невольно крякнул. Даже для него это была солидная сумма.
   -- Я объясню зачем, -- продолжила княгиня. -- Сейчас многие возвращаются из эмиграции, ну, вы, наверное, слышали, Алексей Толстой вернулся, генерал Слащов, вот бы я никогда не подумала, что такое возможно. Я его хорошо знаю по обороне Крыма, дезертиров вешал пачками. И вот один из вернувшихся там, в Москве, непостижимым образом узнал меня. Слава Богу, он оказался благородным человеком, иначе я давно сидела бы на Лубянке. Кроме того, он принес мне потрясающую новость. Оказывается, мой сын Николай жив. В свое время мне сказали, что его расстреляли чуть ли не с самим адмиралом Колчаком. На самом деле ему удалось бежать из Иркутска. Через Китай и Японию он перебрался в Америку, а оттуда уже в Париж. Работает таксистом, как большинство русских офицеров. Женился на француженке, у них даже есть сын. Такое внезапное воскрешение сына и появление внука ошеломило меня. Уже два месяца я не нахожу себе места. Я как-то уже смирилась, что умру в России по своей воле, по воле Бога или других людей, какая разница. Просто я поняла, что все наши жертвы были абсолютно напрасны. Народ сам себе выбрал царя по образу и подобию своему. Народу-хаму на престоле нужен и царь-хам, неважно, как его зовут -- Владимир, Лев или Иосиф. Я хочу в Париж к сыну, к внуку. Подержать его на руках, а там и умереть не страшно. Меня свели с людьми, которые могут провести нас через финскую границу. Но стоит это дорого. Поэтому я и прошу такую сумму.
   Зеленые глаза княгини, чуточку выцветшие за годы лихолетий, смотрели на Мезенцева не мигая, пристально и строго. Профессор и в прежние времена очень не любил этот взгляд. Создавалось полное впечатление, что вместо красивой и томной женщины, только что млевшей в его объятиях, появлялась строгая и властная Хозяйка. Смешался он и сейчас.
   -- Да, конечно, можете не сомневаться, Лизавета Викентьевна. Сейчас принесу.
   Он ушел в соседнюю комнату и вскоре вернулся с деньгами. Передавая их княгине, он спросил:
   -- Надеюсь, это дело верное? Проводник надежен?
   -- Да, он уже давно занимается этим делом.
   Когда она укладывала деньги в сумку, Мезенцев заметил в ней блеснувший вороненой сталью револьвер.
   -- Куда теперь? -- спросил врач.
   -- На вокзал. Через полчаса поезд, это недалеко, говорят, километрах в пяти от Выборга. Завтра я стану свободной.
   Мезенцев сам проводил ее до двери, на прощанье Елизавета Викентьевна поцеловала его в щеку.
   -- Спасибо, Павел. Знаешь, я ни на секунду не сомневалась в тебе.
   Закрыв дверь, Мезенцев вернулся в кабинет, подошел к окну и увидел, как его гостья переходит улицу. Она очень спешила, все поглядывала на часы и не заметила то, что увидел профессор. Дворник соседнего дома по фамилии Кузоватый, до того мирно стоявший со своей метлой, завидя проходящую мимо женщину, вдруг переменился в лице и даже выронил скрученную уже было самокрутку. У Мезенцева все похолодело в душе. Кузоватый и в царские времена считался первейшим стукачом, не оставил он этого ремесла и при новой власти.
   "Донесет, без сомнения донесет! -- с ужасом подумал Мезенцев. -- А из старых жильцов в нашем доме остался только я. Про наш роман с Бураевой в Петербурге знали многие. Они поймут, что княгиня приходила ко мне."
   Елизавета Викентьевна заметила только внешние перемены в облике своего любовника. На самом деле профессор давно уже сломался и внутренне. Он слишком близко знал власти предержащие нынешнего режима. Помнил серого невзрачного палача Урицкого, лечил опухшего жабообразного Зиновьева. Людям этой формации ничего не стоило послать под нож гильотины полстраны. Что значит для них жизнь одного, хотя и очень хорошего врача?! И тогда его многочисленная горячо любимая семья останется без кормильца. Больше всего Мезенцев любил своего сына, позднюю радость, наследника фамилии.
   Два часа профессор провел в тягчайших душевных муках. Наконец он снял трубку телефона и сказал робким, не похожим на свой обычный голосом:
   -- Барышня, мне ОГПУ. Соедините меня с товарищем Глебом Бокием...
   Вырезка из газеты:
   "Нашими доблестными пограничниками в районе финской границы пресечена попытка группы бывших буржуев перебраться в их капиталистический рай. В завязавшейся перестрелке все четверо перебежчиков были убиты, в том числе одна женщина. Легкое ранение получил красноармеец Семенов. Слава нашим недремлющим стражам границы!" 14. УТРО НЕСОСТОЯВШЕЙСЯ ЛЮБВИ.
   Силин проснулся еще ночью, от холода. Его удивили две вещи: небо, затянутое сплошной пеленой и не пропускающее блеска звезд, и то, что он кое-что запомнил из сна. Какие-то обрывки, что-то, связанное с его любимой монетой, лица людей, мужчины и женщины, некоторые фразы, даже запах хорошего табака. Раньше от него ускользало все, оставалась лишь досада, что он не может ничего вспомнить.
   Приподняв голову, Нумизмат осмотрелся, все было спокойно, тихо. Достав из сумки свой термос, он напился кофе и с большей бодростью стал ожидать рассвета.
   Сергея он разбудил с первыми лучами зари. Тот хорошо выспался, воспрял духом. Про Марину этого сказать было нельзя. Нахохлившейся птичкой она наблюдала, как мужики раскочегаривают примус.
   -- Марин, не грусти, все будет нормально, мы прорвемся! -- попробовал подбодрить ее супруг, но девушка словно не услышала его слов. Так же молча она ела приевшуюся китайскую лапшу, ковырялась с ней дольше всех, от кофе отказалась совсем. Чуть задержал их Силин, впервые за многие дни побрившийся и сменивший свою грязную одежду на все новенькое. Теперь в его облике не осталось ничего угрожающего или ужасного. Сергей преображение попутчика воспринял как должное, но Марина насупилась еще больше.
   -- Ну что, поедем? -- спросил голосом, полным энтузиазма, Козлов.
   -- Сейчас я выйду на дорогу, посмотрю что почем, если все нормально, то дам тебе знать, -- предложил Михаил.
   Дорога оказалась всего-то в пятидесяти метрах. Судя по разбитому асфальту, вела она к какому-то колхозу. За все утро Силин расслышал лишь утробный рокот грузовика, да кто-то промчался на мотоцикле с пробитым глушителем.
   Постояв с минутку на шоссе, просмотрев и прослушав округу, Михаил сунул два пальца в рот и громко свистнул. Через пару минут негромко заурчал двигатель "газели", Нумизмат поправил на плече свою сумку-неразлучницу. Скошенная кабина машины уже показалась из леса, когда внимание Силина привлек какой-то посторонний звук. Он повернул голову налево и в ту же секунду из-за поворота метрах в двухстах от них показался стремительно несшийся автомобиль. Это была бежевая "шестерка" с помятой облицовкой и выбитой левой фарой.
   -- Назад! -- крикнул Силин, отчаянно махая рукой.
   Сергей также увидел машину преследователей, включил заднюю скорость, но, видно, сделал это слишком резко, и двигатель заглох. А бежевый "жигуленок" неотвратимо приближался, было видно, как внутри салона оживленно задвигались люди. Жбан все-таки выследил убийц своего брата. Звериное чутье заставило его остаться вчера здесь, в районе, где он потерял строптивую "газель". Как ни уговаривали его подельники ехать дальше, Жбан упрямо продолжал курсировать по единственному проселку, куда могли свернуть его кровники. И он угадал, подсек их на выезде, как карася на крючке.
   Силин рванулся было к заглохшей машине, затем остановился и, выхватив из кармана пистолет, поднял его двумя руками, поймал на мушку темную фигуру водителя и нажал на спуск.
   Когда первая пуля ударила в ветровое стекло "жигулей", расстояние до стрелявшего составляло не более сорока метров и с каждой секундой неудержимо сокращалось. Нумизмат продолжал вести огонь, упрямо стараясь удержать прыгающую мушку на том месте, где должен располагаться шофер. Попал он или нет, Силин не знал. Густая сеть трещин покрыла стекло. Выплюнув последнюю пулю из обоймы, пистолет замолк. Казалось, что машина сейчас собьет Нумизмата, отскочить он не успевал. Но случилось чудо: "шестерка" вильнула, шины засвистели на заносе. Миновав остолбеневшего Михаила, автомобиль по диагонали пронесся еще метров тридцать, завалился набок и перевернулся вверх колесами в противоположном кювете.
   Двигатель "шестерки" заглох, в наступившей тишине было слышно, как продолжают крутиться колеса машины. Силин, переведя дух, махнул рукой Сергею: давай, дескать, выезжай. Но в этот момент со стороны "шестерки" послышались удары, звон разбитого стекла, а потом загремели и выстрелы.
   Услышав свист пуль над головой, Силин стремительно рванулся в сторону кювета и упал в него прежде, чем ошеломленные катастрофой бандиты успели получше прицелиться. Лежа на спине, он лихорадочно искал у себя в кармане запасную обойму, потом вспомнил, что патроны лежат в сумке. А со стороны противоположного кювета в его сторону уже бежали двое, стреляя на ходу.
   "Кажется, все!" -- мелькнуло в голове у Нумизмата. Но в этот момент рядом, со стороны "газели", загремели ответные выстрелы.
   "Сережка!" -- понял Силин, открыл молнию и начал лихорадочно шарить в сумке. Когда он сменил обойму и выглянул на дорогу, она была пуста. Сергей от волнения ни в кого не попал, но шуганул обоих бандитов, заставив их снова попадать в кювет.
   Разобравшись в обстановке, Нумизмат, пригнувшись, пробежал к машине и вытащил из кабины словно окаменевшую Маринку. От ужаса она ничего не соображала, очутившись на земле, кинулась было бежать не за машину, а на дорогу, хорошо, Силин успел ее ухватить за руку и убрать из зоны обстрела.
   -- Куда, дура, здесь сиди! -- прикрикнул на Маринку Нумизмат и осторожно выглянул из-за кабины. Тотчас же две пули прошили капот, а где-то за "газелью" солидно бабахнул пистолет Сергея.
   "Одиночными стреляет, молодец," -- мысленно похвалил "личного шофера" Нумизмат. Больше высовываться из-за машины он не стал. Оглянувшись по сторонам, Михаил запрыгнул на борт, а оттуда уже со змеиной грацией проскользнул на тент. Приготовив пистолет, Силин осторожно приподнялся, поймал на мушку голову одного из бандитов, что-то рассматривающего на другой стороне дороги, -- а они были метрах в двадцати, не больше, и выстрелил. По тому, как дернулась и исчезла голова "дорожного стервятника", Нумизмат понял, что попал.
   -- Серега, один готов, -- крикнул он водителю. -- У тебя сколько патронов осталось?
   Через пару секунд тот ответил:
   -- Один.
   -- Лови еще обойму, -- Приподнявшись, Михаил бросил в сторону парня обойму, и тут же две пули пропороли под ним брезент. Чертыхнувшись, Силин перекатился левей, а затем и совсем спрыгнул с кузова. Дождавшись, когда начнет стрелять Сергей, он проскочил открытое пространство одним броском и упал рядом с шофером.
   -- Ты как, цел?
   -- Да, а вы?
   -- Я тоже. Маринка за машиной. Сколько их было?
   -- Двое. Сейчас стреляет только один.
   -- Ага, понятно. Давай сделаем как в кино. Ты прижмешь его к земле, а я проскачу на ту сторону и возьму его сбоку.
   Увы, как в кино не получилось. Когда они приготовились по-голливудски рвануться вперед, то увидели на противоположной стороне за дорогой, уже у самого леса, фигуру бегущего человека.
   -- Ах ты, падла, уйдет! -- скрипнул зубами Силин и трижды выстрелил вдогонку последнему бандиту.
   -- Да черт с ним, пусть бежит, -- попробовал остановить его Сергей. -- Мы все равно сейчас уедем.
   -- А ты что, возвращаться из Москвы не хочешь? -- спросил Нумизмат. -Если он еще таких же братков приведет? Нет, я его возьму. Готовь машину!
   Последние слова Силин крикнул уже на ходу. Быстро перебежав дорогу, он вломился в осенний чахлый лес и метрах в тридцати от себя заметил последнего из бандитов. Тот сильно припадал на левую ногу: одна из пуль Нумизмата все-таки чирканула его по бедру. Оглянувшись, он заметил Силина, вскинул пистолет и выстрелил в его сторону, но пуля ушла выше. Нумизмат же не стрелял, он понимал, что бандит никуда от него не уйдет.
   Так они и продвигались вперед. Еле ковыляющий "дорожный стервятник" время от времени останавливался и стрелял в сторону своего преследователя, Силин же патронов не тратил, но неумолимо сокращал расстояние. Погоня продолжалась не долго. Отчаянно продиравшийся сквозь густой подлесок и кустарник последний волонтер Жбана неожиданно для себя вывалился на открытое поле. Лес кончился, дальше до горизонта расстилалась черная пашня. На секунду раненый опешил, затем оглянулся. Увидев, что его загонщик уже совсем близко, вскинул пистолет, выстрелил, и тут же затвор откинуло назад, оголив ствол. Это был последний патрон, а Силин все шел. Отбросив пистолет в сторону, бандит, от страха забыв про боль, кинулся очертя голову бежать, но быстро увяз в разбухшем от дождей черноземе и упал на четвереньки. При этом боль так полоснула его, что он застонал, обхватил руками раненое бедро и перекатился на спину, встретившись глазами с уже поднявшим пистолет Нумизматом. Силин стрелял с опушки леса, не заходя на пашню, и пулю он положил точно между обезумевших глаз своей жертвы.
   -- Ну вот, -- пробормотал он себе под нос. -- Быстро и справедливо. Ни суда, ни следствия.
   Назад он возвращался неторопливо, по-прежнему продолжая видеть перед собой эти нечеловеческие глаза бандита.
   "Как они все боятся смерти! А что смерть? Это даже не жизнь, бесчувствие и все. Жить гораздо страшнее."
   "Газель" уже стояла на дороге, но Сергей с озабоченным видом возился в моторе.
   -- Что там? -- спросил Силин. -- Серьезно?
   -- Да нет... вот и все. Сейчас поедем.
   -- А где Марина? -- удивился Силин, не видя девушки.
   -- Вон идет, -- Сергей кивнул в сторону леса. -- Живот от страха прихватило.
   Действительно, от ближайших деревьев отделилась тонкая фигурка девушки, вскоре она подошла к мужчинам. Лицо ее было более чем бледным, Сергей, как раз закончивший ремонт, обнял девушку за плечи и веселым голосом спросил:
   -- Ты что такая смурная, Маринка?..
   Он хотел добавить что-то еще, но не успел. Откуда-то сзади треснул пистолетный выстрел, девушка вздрогнула и начала оседать. А выстрелы все продолжали звучать, пули свистели рядом, пролетали выше, рикошетили об асфальт и с воем летели дальше.
   Силин рванулся было в сторону, но потом побежал прямо по дороге к перевернутой машине. И пули, словно заговоренные, миновали его. Подбежав вплотную, Нумизмат понял, что произошло. Жбан, получив три пули в грудь и одно касательное ранение в голову, все-таки сумел выбраться из машины. От чудовищной потери крови он не мог подняться на ноги, не видел своих врагов, лишь слышал их голоса и куда-то туда, в мутную красную пелену кружащегося мира, на звук выпустил всю обойму своего "ТТ". Совершив то, что хотел, Жбан на этом не успокоился, ворочался на земле в тщетных попытках сменить пустую обойму. Кровь заливала его лицо, булькала в пробитых легких, а он все-таки на ощупь пытался воткнуть полную обойму в рукоять пистолета и снова убивать, убивать, убивать!
   Силин как завороженный несколько секунд смотрел на агонию этого чудовища, затем вскинул пистолет и вогнал в голову главаря "дорожных стервятников" все, что осталось в обойме.
   Когда Силин вернулся к "газели", растерянный Сергей дрожащими руками расстегивал кожаное пальто жены и бормотал жалобным голосом одно и то же:
   -- Ну потерпи, Марина, потерпи! Ну потерпи, потерпи!
   Силин помог -- ножом вспорол остальную одежду и чуть не ахнул: пуля, попав в спину, разворотила на выходе в районе солнечного сплетения огромную дыру. Девушка еще дышала, но про себя Нумизмат уже попрощался с ней. На всякий случай он прикрикнул на растерянного Сергея:
   -- Быстро, чего ждешь! В машину ее!
   В кабине Нумизмат пристроил Марину у себя на руках, тщетно стараясь не запачкать кровью новенькую одежду. Сергей вел машину словно на "автопилоте". Руки, ноги -- все работало за счет навыков, а не работы мозга. Поминутно он с растерянным видом поглядывал на лицо жены, и только окрики Силина снова заставляли его смотреть на дорогу. При этом Сергей умудрялся даже обгонять попутные машины, вовремя включать и выключать поворотники. Но за всю дорогу он не вымолвил ни слова.
   Вскоре им попался дорожный указатель с названием небольшого городка, районного центра.
   -- Сворачивай! -- велел Силин, и Сергей послушно свернул с магистрального шоссе на дорогу местного значения. Сразу резко поубавилось попутных и встречных машин, вот только не повезло перед самым городом. Переезд через одноколейку оказался закрыт, Сергей хотел было объехать шлагбаум, но тут подкатил маневровый тепловоз, неторопливо тянувший за собой бесконечный состав с песком. Сергей вскрикнул, как от боли, стукнул кулаками по баранке и закричал: "Ну быстрей!". По лицу водителя текли слезы, и он не заметил главного, того, что ощутили руки Нумизмата: короткую агонию Марины.
   -- Сергей, -- обратился к нему Силин. -- Верни мне пистолет, тебе он больше ни к чему.
   Тот, не глядя на Силина, послушно протянул оружие. Тогда Нумизмат решился сказать о главном:
   -- По-моему, все. Она умерла.
   Сергей растерянно посмотрел на Силина, затем на лицо жены.
   -- Марина, Мариночка... как же это?.. Марина.. Мариночка... -- затянул он свой бесконечный речитатив.
   Нумизмат открыл дверь, осторожно выбрался из-под тела девушки. Пока муж ее причитал, качаясь вверх-вниз, Силин коротко глянул на проплывающие мимо с противным скрежетом вагоны, потом снял пистолет с предохранителя, вскинул оружие и выстрелил в макушку склонившегося шофера. Тело его, мгновенно обмякнув, опустилось на труп жены.
   -- Так будет лучше, Сережа, -- пробормотал Силин, захлопнув дверцу "газели". -- И тебе, и мне.
   За полуторкой дорога была пуста, лишь на другой стороне переезда стояла какая-то легковушка. Когда состав прошел, она проехала мимо. Никто в салоне "Волги" не обратил внимание на стоящую неподвижно "газель". Рядом с ней уже никого не было. * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. * 1. ПОСЛЕДНИЙ БРОСОК.