Я молча согласился с другом. Жемчужане обожали поговорить. Но когда разговоры касались дела, они набирали в рот воды. Возможно, все они чего-то боялись. Или кого-то… Но тогда спрашивается: кого?

До назначенной встречи оставалось еще предостаточно времени. Поэтому мы успели предупредить Белку о том, чтобы она пришла вечером в гостиницу со своим отцом. Услышав о том, что Угрюмый скоро будет дома, Белка бросилась мне на шею. И расцеловала, правда совсем по по-детски и очень неумело. Похоже, она больше не намеревалась скрывать свои чувства, что меня далеко не радовало. Поскольку женитьба пока не входила в мои планы. А факт появления у Белки сразу двух отцов, безмерно пекущихся о ее будущем, грозил тем, что они могли бы силой потащить меня под венец. Дабы не портить репутацию дочери, которая сама себе ее испортила добровольно и уже давным-давно. Но все же мне безумно нравилась эта девушка. И я как всегда стал таять от ее жарких прикосновений. И чтобы окончательно не превратиться в лужицу, поспешил удалиться. Нам с Вано еще предстояло обдумать детали предстоящего вечера.

Все собрались вовремя. Сливки Жемчужного старательно делали вид, будто безмерно рады, что мы остались в их городе. Но поскольку мы не превратились еще в полных идиотов, то сообразили, что им настолько же это нравиться. Насколько и нам наш отпуск. К тому же я подозревал, что слух о том, что существует третий, истинный убийца, который к тому же наверняка находится среди них, уже вошел в массы. И каждый из жемчужан старался пожать нам руку. Путаясь в комплиментах о нашей честности и порядочности.

Последним прилетел Сенечка Горелов. Он сразу отвел меня в сторону. Его глаза возбужденно блестели.

– Никита! Здорово, что вы остались! – взахлеб затараторил он. Похоже он был единственный, кто искренне этому радовался. – Конечно, я где-то сожалею, что убийца – не профессор. Честно тебе скажу, было бы здорово, если им оказался все-таки он. Это была бы настоящая сенсация! Я уже даже придумал роман на эту тему. Человек, спасающий человечество от гибели. Сам же потихоньку мочит каждого из тех, кого собирается спасти. Здорово, правда? Правда, я еще не придумал, с какой целью он это делает.

– Тебе это уже и не понадобится, – ответил я.

– Увы, – вздохнул Сенечка. – Я уже слышал, что это не он. Более того, я слышал, что это кто-то из нас. Здорово! Расследование продолжается. Правда, честно тебе скажу, мало кому это нравится. Ты же сам знаешь, что здесь все предпочитают, чтобы пороки города были сокрыты. Иначе Жемчужному уже никогда не подняться. И он навсегда потеряет репутацию города высокой морали. Хотя, если честно, я этому даже рад. Наконец-то можно будет спокойно напиться, не оглядываясь на дверь.

– Ну, в этом есть и отрицательные стороны, – улыбнулся я. – Например, мэр уже сможет не сдерживать свои чувства. И только самому Богу известно, сколько их у него накопилось. В лучшем случае, он поставит крест на твоей карьере. В худшем – просто прибьет.

Сенечка расхохотался во весь голос и хлопнул себя по коленке.

– Черт побери, Никита! Ты подкинул прекрасную идею для моего романа. Люди, так долго скрывающие свои пороки, наконец не выдерживают. У них в душе накопилось столько всякой гадости, что они напропалую начинают друг другу устраивать всякие мелкие пакости, которые заканчиваются крупными – убийствами и отравлениями. В итоге этот город превращается в настоящее змеиное логово, рассадник преступности и разврата. Мораль: ложь всегда порождает грязную правду. Каково?

Я отрицательно покачал головой.

– В таком случае, уж лучше ложь.

В том, что ложь далеко не лучшее, я вскоре убедился. До ужина мы с Вано успели поговорить с каждым наедине. Как мы и предполагали, никто ничего стоящего не сказал. Ответы были односложными и практически одинаковыми. И сводились к одному. Жемчужане единодушно утверждали, что каждый из них ушел в тот вечер домой, и никто ничего подозрительного не заметил. Впрочем, возможно, они и не лгали. Я очень сомневаюсь, чтобы преступник на глазах у всех демонстративно развернулся на З6О градусов и бросился назад в гостиницу, не забыв при этом громогласно сообщить, что он бежит убивать адвоката. И все же напряжение витало в воздухе. И рассеялось только когда все уселись за стол и принялись за еду. Тогда пошел более менее непринужденный разговор, в основном о прекрасных кулинарных способностях Ли-Ли, которая прекрасно готовит чесночный соус и малиновое желе. В этом я был полностью солидарен с жемчужанами.

Волна напряжения вновь накатила, когда в гостиную вошли Белка и Угрюмый. Пожалуй, никто их не ждал. Все оторопело уставились на сомнительную парочку. И все же горожане вынуждены были проглотить и это. Поскольку каждый в некотором роде чувствовал свою вину перед Угрюмым. А некоторые даже сказали пару ласковых слов Белке и ее папаше, поздравив с освобождением.

И Угрюмый, и Белка, видно, не держали зла на своих земляков и вели себя очень дружелюбно. Белка даже вспомнила, что когда-то закончила самый престижный колледж. И в ее лексиконе появились новые слова, типа: «пожалуйста» и «извините». Чем она окончательно добила жемчужан. А уже когда зашла речь о профессоре, все окончательно признали Белку с Угрюмым и негласно включили их в свой коллектив. Поскольку Белка и Угрюмый полностью поддержали мнение земляков, что профессор – темная личность и его побег является ничем иным, как признанием прямой или косвенной вины. А при заявлении Белки о том, что она станет помогать правосудию в поисках преступника, кто-то даже умудрился ее ласково назвать «милая девочка». А дочь мэра, Полина, даже предложила ей сыграть в четыре руки дуэт Лизы и Полины из оперы Чайковского «Пиковая дама». Галка же, племянница доктора Ступакова невинно предложила Белке сходить с ней в киношку. Я мысленно представил, что это может быть за киношка, вспомнив, как она заворожено смотрела более чем неприличный фильм в компании мэра. Но в любом случае, молодежь Жемчужного наконец-то соизволила принять Белку в свою компанию. И я этим был вполне доволен.

В общем вечер получился довольно бессмысленным. Хотя нельзя и отрицать некоторых положительных моментов, которых мы достигли. Во-первых, после такой артподготовки уже вряд ли бы кто стал подозревать, что Заманский мог прятаться в доме Угрюмого. А во-вторых, мы с Вано поочередно и незаметно для всех вытащили все необходимые приборы профессора, упаковав их в большую коробку. Бумаги и папки мы сложили в Белкину сумку.

И все же на этом вечер не закончился. Во всяком случае для нас. Перед тем как разбрестись, чета Кис-Кис предложила всем выпить на дорожку традиционный мятный чай. В который раз подчеркнув, что он не только укрепляет организм, но и успокаивает. Похоже, в успокоении нуждались все. И все с воодушевлением согласились.

На стол был поставлен керамический чайник, расписанный замысловатыми узорами. И Ли-Ли своей пухленькой ручкой принялась разливать душистый ароматный чай. Жемчужане, разбившись на группки и беседуя каждый о своем, грубо говоря – как на базаре, принялись за чаепитие. Я же, едва поднеся чашку к губам, невзначай поморщился. Мята на меня не действовала никак: ни взбадривала, ни успокаивала. Я с детства не переносил ее запах. И меня всегда слегка от него мутило. Поэтому, чтобы не обидеть добродушную хозяйку, я незаметно отставил чашку. И вновь принялся тихо обсуждать с Вано план дальнейших действий. Вано, похоже, чаёк зашел на славу. Так как он опрокинул и мою чашку с душистой мятой. После этого, мы, пожелав всем спокойной ночи, поднялись к себе в комнату.

– Знаешь, – я устало бухнулся на диван и забросил руки за голову, продолжая начатый еще за столом разговор. – Слишком уж они мечтают, чтобы виновным оказался Заманский. Впрочем, это еще можно понять. Он – приезжий. И им выгоднее всего, чтобы преступление совершил именно чужак. Поскольку в этом случае не падает тень на репутацию их города. К тому же многие только спят и видят, чтобы преступление оказалось громким, сенсационным. А таковым его может сделать опять же профессор – светило науки, гений, попросту говоря. Ну, допустим в книгу Гиннесса это преступление не попадет. Но, событием года вполне может стать… Они ужасно бояться, что преступником может быть не Заманский. В таком случае, подозрение падает на каждого из них, а они не могут этого допустить. Даже в мыслях. Они боятся рушить свой иллюзорный мир, в котором и Жемчужный, и его жители – святоши… Ты как думаешь, друг?

В ответ я услышал вызывающий храп. И даже слегка обиделся на товарища. Нам еще столько предстояло обсудить. А он уснул как убитый. Да еще у меня на глазах, словно до этого осушил бутылку водки. На меня, похоже, запах мяты подействовал даже возбуждающе. И я не мог долго сомкнуть глаз, хотя тоже улегся в постель и вырубил свет. Бессонница – страшная штука. Особенно сопровождающаяся храпом соседа. Здесь уже уснуть не остается фактически никаких шансов.

Впрочем, мне этот шанс и не представился. Спустя некоторое время, когда я уже порядком устал от переворачивания с боку на бок. Я вдруг отчетливо услышал звук разбившейся посуды. Ночь было очень тихая, безветренная, и я не мог ошибиться. На верхнем этаже кроме нас никого не было. Этот звук раздался из номера профессора.

Я вскочил с постели. И бросился к постели Вано. Начав тормошить его изо всей силы. Но безрезультатно. Вано настолько крепко спал, что даже не пошелохнулся. Я даже подумал: не умер ли он? Поскольку никогда не замечал за товарищем такого беспробудно мертвого сна. В силу своей профессии Вано даже ночью оставался начеку. Но размышлять, почему вдруг товарищ изменил своим правила, у меня не было времени. Я выскочил в коридор и тихонько пробрался к номеру Заманского. И тут уже резко открыл дверь.

То, что я увидел, шокировало меня. Вначале я даже оторопел и потерял дар речи.

В номере был выключен свет. Посереди стояла фигура в чем-то белом. Собственно и фигуры-то я не видел. Просто ослепительно белое пятно. Это нечто вдруг издало какой-то звук похожий на нервный хохот. От которого у меня по всему телу пробежала стая мурашек. Передо мной определенно было приведение. А у меня, к сожалению, не было никакого абсолютно опыта общения с привидениями. Поэтому первое время я как вкопанный застыл на одном месте, раскрыв рот.

Призрак, не дожидаясь, когда я вступлю с ним в контакт, хохотнул в последний раз, повернулся и бросился через черный ход вниз по лестнице. Не раздумывая, почему он не воспользовался своими способностями растворяться в ночной темноте или не проходить сквозь стену, я бросился за ним. Справедливости ради, надо однако отметить, что создавалось впечатление, будто он не бежал. А как бы парил в воздухе. Поскольку звука шагов я не слышал. Также я успел разглядеть и длинные, разлетающиеся от бега, ярко рыжие волосы. Когда я выскочил вслед за ним на улицу. Его уже и след простыл. Впрочем, это выражение не совсем верно. Следов вообще не было никаких. Во всяком случае я не обнаружил абсолютно ничего. Хотя на песке следы должны были бы остаться. Все мои поиски закончились безрезультатно. Впрочем, у входа я столкнулся с четой Кис-Кис. Абсолютно сонные, они в недоумении терли глаза, пялясь на меня.

– Что, что случилось, – наконец испуганно закудахтала Ли-Ли. – Я услышала топот ног…

– Не хватало, чтобы кроме убийства наш город прославился еще и воровством, – недовольно пробурчал Ки-Ки.

Про себя я отметил, что воровство в любом случае лучше. А вслух сказал.

– Успокойтесь, это я наделал столько шума. Мне показалось, что кто-то пробрался в дом. В номер Заманского.

– О, Боже, – только и выдохнула Ли-Ли. – Я же запираю все двери.

– И черный вход?

– Конечно! В первую очередь. Особенно после убийства!

– Кроме вас у кого еще есть ключи от черного входа?

– У Заманского, – вздохнул Ки-Ки. – К сожалению, он сбежал вместе с ними.

Я опять же про себя отметил, что этот призрак менее всего был похож на Заманского. Но я уже знал, кого он мне напоминал. Высокий, стройный, рыжеволосый. Белка! Хотя я даже не хотел об этом думать. И если Белка решила так надо мной подшутить… Какого черта! Не собирается же она запутывать следствие!

Ли-Ли еще долго испуганно кудахтала. Наконец они с Ки-Ки решили, что пришло время обзаводиться собакой. В этом я был с ними полностью солидарен. И, посоветовав идти спать, обсудить это ночное происшествие утром.

Сам же я к утру только уснул. Мне не терпелось все рассказать Вано, но добудиться его я так и не смог. И мне это уже не показалось случайностью. Товарищ, погруженный в мертвецкий сон.

Утром мои сомнения подтвердились. Когда я проснулся, то заметил, что Вано продолжает спать. Правда, уже не так глубоко. Так что когда я на него вылил стакан холодной воды, он даже захлопал ресницами, явно ничего не соображая. Но на всякий случай обзывая меня всякими плохими словами. Я даже облегченно вздохнул. Похоже, он приходил в себя. Однако это была очередная иллюзия. Вано вновь заснул и еще часа два не просыпался.

Мне ничего не оставалось, как одному спуститься к завтраку. Там меня в нетерпении поджидала чета Кис-Кис. Дабы обсудить случившуюся неприятность.

– О, боже, когда же наконец закончится этот кошмар, – не унималась причитать Ли-Ли. – Такой был чудесный город! Мы никогда не знали беды! Конечно, от смерти никто не застрахован. Но чтобы насильственным путем… Это же кощунственно! Человек должен умирать только естественной смертью!

Я мгновенно сообразил, что если не придам беседе нужное русло, эта пухляшка так и не успокоится до вечера. Поэтому я тут же по-деловому спросил.

– Скажите, а раньше бывали случаи, когда в гостиницу проникал посторонний…

– О, Боже, – всплеснула хозяйка ручками, – я же вам говорила. В нашем городе это было исключено! Но… Ответьте, – она умоляюще на меня посмотрела влажными глазками. – Может быть, это вам показалось? И кого, кого вы конкретно видели?

– Если бы я конкретно кого-то заметил, я бы уже разговаривал с ним, а не с вами. К тому же… Такое ощущение, что это вообще было какое-то неконкретное существо… Я, безусловно, не верю в привидения, но ночной посетитель уж слишком на него смахивал.

– Привидение! – Лили вскочила с места. И забегала по гостиной, как курица, размахивая ощипанными крыльями. – Привидение! Только еще и не хватало! Чтобы в гостинице завелись призраки.

Ки-Ки как всегда был невозмутим. И как всегда просто, но достаточно неожиданно, добавил.

– Ну, если это приведение, тогда удивляться нечему. И никакая собака тут не поможет.

– Вы это о чем? – нахмурился я.

– О том же о чем и вы, – он спокойно отломал большой ломоть горячего, только что испеченного хлеба, и запил его парным молоком. – Приведения не так уж часто, но приходилось здесь наблюдать.

Я вытаращился на него, как баран. Неужели этот взрослый коротышка говорит всерьез о привидениях?

– Не хотите ли вы сказать, что здесь уже появлялись призраки?

Он так же невозмутимо кивнул. И проглотил очередной кусок хлеба.

– Именно это я говорю. Я сам видел однажды… Помню, был дождь, я не спал и услышал какой-то звон. Словно в гостиной кто-то разбил посуду. Я бросился туда и увидел это. Оно было в чем-то белом. Я побежал за ним, выскочил на улицу. Но оно исчезло бесследно. Именно – бес-след-но, – по слогам подчеркнул он. – Грязи у дома уйма, а следов никаких. Потом я все проверил в гостиной. К удивлению, ничего не разбилось. Никаких осколков, все на месте, все целехонько и невредимо.

– Как это нечто выглядело?

– Было темно. И я заметил только белое пятно. Ослепительно белое. И длинный волосы, по-моему, рыжие. Свет из окна падал только на волосы. Да, да, огненно рыжие. Так, Ли-Ли? Тебе с этим приведением повезло больше.

Она поежилась. И в ее глазах застыл страх.

– Да, да. Это ужасно. Я его видела, наверное, раза два. И тоже ничего не заметила, кроме белого одеяния и рыжих волос. И тоже всегда слышала при этом звон разбившегося стекла. Но не находила осколков. И следов тоже не видела.

Я наморщил лоб. Пожалуй, следовало хорошенько об этом подумать. Кому нужно наряжаться в белое и пугать жемчужан. В привидения я не верил. И не мог понять, почему в них верит чета Кис-Кис.

Ли-Ли откашлялась, словно решаясь о чем-то спросить. И, наконец решившись, спросила. Настолько невозмутимо, насколько и неестественно.

– А где ваш приятель? – и она потупила глазки.

К счастью Ки-ки на нее не смотрел. Но я очень сомневался, чтобы он ее не слышал. И подумал, что нужно быть либо полной идиоткой, либо страстно влюбленной. Чтобы спрашивать про своего любовника при муже. Я все же склонялся к первому.

– Вы о Вано, – я ей подыграл, изображая невозмутимость. Такую же неестественную. Хотя в отличии от Ли-ли был профессиональным актером. Но начисто про это забыл. – Мой друг еще спит.

– Спит? – удивилась она.

Я был удивлен этому обстоятельству не меньше. Но на всякий случай заметил.

– Видимо, на него так подействовал ваш чудесный чай с мятой. Хотя меня он лично только взбодрил.

Они либо не поняли моей откровенной иронии. Либо сделали соответствующий вид. А я побежал будить от спячки этого медведя. Решив, что на сей раз вылью на него целый графин холодной воды. Но этого мне делать не пришлось. Поскольку я застал Вано уже одетым и сидящим в какой-то странной позе. Он склонил голову и обхватил ее обеими руками.

– Еще зима не наступила, – язвительно заметил я. – А ты уже в спячку залег. Не рановато ли?

Он посмотрел на меня грустными-грустными глазами. И с трудом выдавил.

– Если моя голова сейчас не взорвется, как динамит, я буду счастлив.

– Послушай, Вано, ты случайно не прячешь под кроватью батарею водочных бутылок? Которые поглощаешь по ночам и втайне от своего товарища? А вчера, видимо, не рассчитал и перебрал от жадности. Лишь бы не делится с другом.

Но на сей раз Вано не был склонен шутить. Он по-прежнему грустил.

– Никита, чем закончился вчера вечер? Я с трудом помню, как мы поднялись в комнату. Помню, ты еще что-то болтал…

– Я рассказывал тебе на ночь сказочку. Кстати, если ты и дальше так будешь храпеть, я потребую, чтобы тебе предоставили другой номер. А лучше всего – погреб с железобетонными стенами.

– О Боже, я же обещал Ли-ли вчера спуститься, как только уснет ее олух. Как я мог такое пропустить!

– Бедняжка! Невеста тебя наверняка заждалась и чуть не умерла с горя. Ты что уже и соображать разучился. Неужели ты ничего не понял?

Соображать он действительно разучился.

– А что я должен был понять?

Мне пришлось ему втолковать, как слабоумному. И я начал с того, что нас пытались на эту ночь нейтрализовать. Подбросив в чашки с чаем лошадиную дозу снотворного. А так как Вано любезно выпил и за меня, ему досталась двойная порция. И он должен благодарить Бога за то, что вообще остался в живых.

После этого я рассказал все по порядку. Особенно красочно описав привидение в белом, которое нагло хохотало мне прямо в лицо. Похоже, на удивление у моего товарища не было сил. Он только и смог выдавить.

– Ты что, издеваешься?

– Увы, это надо мной издевались этой ночью. Когда ты так сладко дрыхнул.

Вано поежился, встряхнул по инерции башкой. И тут же вновь двумя руками обхватил голову. Только после трех таблеток аспирина, услужливо предложенных мною, он немного стал приходить в себя.

– Неувязочка получается, Никита. Если они рассчитывали, что мы вдвоем уснем, зачем понадобился весь этот маскарад с переодеванием в белое?

– Вполне возможно, что тот, кто нам это подсыпал, бдительно следил за тем, как мы это проглотим. И наверняка увидел, что я ничего не выпил. Но ему, пожалуй, было этого вполне достаточно. Одному изловить привидение гораздо сложнее. Вот на всякий случай он и придумал этот фарс. На тот случай, если я появлюсь. И если бы не разбитая посуда, я бы и не появился.

Вано тут же напомнил, что чета Кис-Кис тоже слышала звон посуды, а самих осколков не находила. Я с этим согласился и тут же решил проверить номер Заманского. Чтобы найти хоть маленький осколочек, который бы доказал, что это был не мираж, а реальность.

На этот раз я совершенно спокойно, без опаски проник в номер Заманского, поскольку был уверен, что привидения не прогуливаются по утрам.

В номере было абсолютно пусто и спокойно, словно никто сюда и не заявлялся. Ночью и без приглашения. Беспорядком здесь тоже не пахло. А если непрошеный гость и пытался что-либо найти в номере профессора, то надо ему отдать должное – обыск был произведен профессионально. На всякий случай я тщательно осмотрел номер. Если что-то разбилось, то вполне возможно, что хоть какой-то малюсенький осколочек куда-нибудь закатился. Но увы. Я ничего не нашел. В номере было полно всяких стеклянных и керамических предметов, которые имели привычку иногда разбиваться. И запомнить их все, чтобы потом с помощью профессора вычислить разбитый, я был не в состоянии. И все же наиболее крупные – типа ваз, больших реторт и бутылей, ламп – я постарался зафиксировать в памяти. По звуку разбитого предмета я точно определил, что это было стекло, а не глина или керамика. И явно предмет внушительного размера. Поскольку звук его я услышал в другом номере.

При свете дня я более тщательно осмотрел место, где застал привидение. Судя по всему, нечаянно что-то разбив, оно не убежало только потому, что ему было необходимо срочно собрать осколки. Дабы соответствовать прошлому имиджу. Вот тут я его и застукал. В правом углу комнаты. Возле высокого деревянного комода. На комоде ничего не стояло. И его поверхность была покрыта толстым слоем пыли. Похоже, профессор не особенно жаловал чистоту. Вот оно! Два ярко очерченных круга. Один большой, второй поменьше. Здесь явно находились два предмета, и судя по отпечаткам совсем недавно. Наверняка привидение, обыскивая комод, задело их рукавом. Но почему разбилось сразу два? Насколько я знаю по опыту, обычно умудряешься задеть один предмет. Или приведение настолько неуклюже и громоздко? Хотя, насколько я заметил, по его внешнему виду этого не скажешь. В темноте оно мне показалось довольно милым и хрупким существом.

Я решил не терять времени и узнать ответы на счет своих догадок по поводу этих недостающих предметов. А поскольку я был лично знаком с призраком. То и занялся этим делом, направившись прямиком в дом Белки. Вано, оказавшись жертвой отравления, занялся вчерашними гостями. Надо было аккуратно обзвонить их всех и, вежливо поинтересовавшись их самочувствием, осторожно выпытать насколько сладко спалось этой ночью?..

Я постучал условным стуком. Белка по оговоренной конспирации открыла дверь. Ее лицо при этом было так загадочно, что, пожалуй, любой идиот догадался бы: она что-то скрывает. Вместо приветствия я потрепал ее по рыжей гриве.

– Белка, увидев твою рожицу, даже у самого тупого из тупых, например, у Гоги Савнидзе, непременно закрадется подозрение.

– Ну, я же видела, что это ты, а не Гога, – надулась Белка.

Из укрытия вышел профессор. И я, больше не отвлекаясь, тут же перешел к вопросам. Решив на всякий случай пока умолчать о ночном приведении.

– Вы говорите на комоде? – профессор наморщил свой большой открытый лоб. – Черт! Я настолько рассеян… Вы не поверите, но я толком не знаю, что где у меня находится. Если честно… Даже комод…

– Он в правом углу, – помог я профессору.

– Ах, да! Недалеко от письменного стола. Вы спрашиваете, что на нем стояло? Так, так… Ну да, конечно! Большая ваза, возможно, из чешского стекла. Синяя такая… Я ее запомнил только потому, что она мне была абсолютно не нужна. И я все время собирался сказать Ли-ли, чтобы она ее убрала. Поскольку я не имел привычки покупать цветы. А дарить, как вы сами понимаете, мне их никто не горел желанием. И что? Вы говорите, она пропала? Ну так Ли-ли наверняка ее и забрала!

– А, может быть, вы ее когда-нибудь разбили по случайности, – я достал пачку сигарет, вытащил одну и закурил.

– Ну, это бы я наверняка запомнил, – рассмеялся профессор. – Хотя в моей лаборатории каждый день что-нибудь да и разбивается… У меня вообще с детства дурная привычка что-нибудь разбивать… Но вазу я бы точно запомнил, поскольку она была не моя. Я довольно щепетилен в этом вопросе. И знаете ли, имею дурную привычку всегда отдавать долг.

Ну что ж. В этом вопросе все становилось более-менее ясным. Эту синюю вазу наверняка разбило привидение. Тут же решив, что безопасней будет убрать осколки. Не побоявшись даже встречи со мной. Призрак почему-то рассчитывал, что Ли-Ли к случаю расскажет про прошлые видения и тем самым укрепит его призрачное статус кво.

Правда, тут получалась некоторая неувязочка. Чета Кис-Кис твердо уверена, что после звука разбитого стекла призрак исчезал. Не оставляя после себя никаких осколков. Хотя этому можно было найти логическое объяснение. Например, для создания некоего элемента ирреальности происходящего, привидение могло использовать диктофон. И имитировать с его помощью различные звуки, в том числе и – разбитого стекла. А прошлой ночью привидение скорее всего вазу разбило случайно. Хотя тогда какое это к черту привидение!?

– Скажите, профессор, – на всякий случай спросил я. Хотя это уже становилось неважным. – А кроме вазы какой еще предмет, гораздо меньший по размеру, стоял на комоде?

Профессор махнул рукой.

– Ну, этого, Ник, я уж точно не вспомню. Это выше моих сил. Да я сам, может быть, что-нибудь туда ставил. И, может быть, каждый раз – разное. Вещи же должны где-нибудь стоять. А комод не самое худшее для них место.