не хватило на это бумаги. Неисправно напечатанная книга (прибавляет Шевилье)
полна темноты: это ночь, в которой страшно сделать шаг вперед; тщательная
корректура - это светильник, который придает уверенность шагу. Самые
страшные враги книгопечатания - ошибки; но тем более опасны они, что
возрождаются из своего собственного пепла. Часто их вырастает более, нежели
сколько было уничтожено. Типографщик - Геркулес, которому беспрестанно
приходится сражаться с чудовищами".
Но не пора ли нам перейти к Полидору Виргилию, серые листы которого
навели нас на беседу об опечатках?
Мы можем легко простить московской типографии, в которой напечатано
сочинение "О изобретателех вещей", все вкравшиеся в книгу погрешности, если
только вспомним, что шрифту, которым она напечатана, было в 1720 году всего
шестнадцать лет и что, вероятно, наборщики не успели еще как следует
примениться к нему. Буквы нашей гражданской печати были изобретены Петром
Великим в 1704 году и в следующем же году по рисунку его отлиты в
Амстердаме. Для своего времени шрифт недурен, хотя, конечно, сравнивая его с
теперешними красивыми шрифтами, мы не можем уже повторить слов
Тредиаковского: "Прекрасная была сия самая первая печать: кругла, мерна,
чиста. Словом, совершенно уподоблена такой, какова во французских и
голландских типографиях употребляется". Впрочем, и Тредиаковский восхищался
не безусловно; к похвале своей он прибавляет, что "уподобление сие было
несколько и чрезмерно". Вот что говорит автор "Тилемахиды" далее о
новоизобретенном шрифте: "Всяк любопытный увидит здесь из приложенного, как
число букв первого того алфавита, так и форму, а по ней и оное уподобление,
а. б. в, г. д. е. ж. з. i. к. л. м. н. о. п. р. с. т. у. ф. х. ц. ч. ш. щ.
ъ. ы. ь. [ять]. э. ю. я. v. [фита]. Ясно, что буквы д. п. т. точно зделаны
латинские g, n, m. Сие очам российским сперва было дико и делало некоторое
затруднение в чтении, особливо ж таким который и старую московскую с
превеликою запинкою читают. Новый сей друк употребляем был, 6es всякия
перемены, до 1716 года; а с 1716 года введена в него буква (и) также (i), с
двемя точечками на верьху, и напечатаны сими буквами Еразмовы разговоры в
Санктпетербурге. Однако пропорция в буквах оная ж голландская сохранена. В
1718. годе, Федор Поликарпов издал, по указу, в Москве Варениеву генеральную
географию, которую он перевел с латинского; а чтоб отечество в предисловии
написать правильно нашими буквами, то есть, чтоб сходно с греческою
орфографиею, ввел в сию печать i (v). Однако, также голландская оная
пропорция в буквах i от него не повреждена. Пребывала сия печать в сем
состоянии до 1733 года". Нельзя не согласиться, что шрифт, которым напечатан
"Разговор между чужестранным человеком и российским об ортографии старинной
и новой и о всем что принадлежит к сей материи" Василия Тредиаковского,
несколько красивее шрифта, употребленного в дело при печатании книги "О
изобретателех вещей"; но нельзя в то же время не сказать, что, невзирая на
отсутствие всякой орфографии в этой книге, она вовсе не читается с такою
"превеликою запинкою", как пресловутый "Разговор", испещренный
нововведениями, не имевшими и тени успеха.
Сочинения Полидора Виргилия переведены и изданы по повелению Петра
Великого; это ясно показывает, что он видел в нем пользу для русских
читателей. И точно, книга Полидора была для своего времени книга полезная.
Она имела большой успех за границей и составила славу своего автора.
Полидор Вергилий (а не Виргилий, как неправильно называют его
некоторые) был ученый теолог первой половины шестнадцатого столетия. Он
родился в Урбино; потом, окончив учение свое в Болонье, где, занимаясь
словесностью, посвящал часть своего времени также изучению истории,
древности и физики, был он в Риме папским камерарием. Будучи послан папою в
Англию, Полидор снискал особую милость короля Генриха VIII, который
определил его архидиаконом в Вельс. На старости отправился он снова в
Урбино, где и умер в 1555 году. Первое издание его истории изобретений,
которое в подлиннике называется: "De rerum inventoribus libri VIII", вышло в
Риме в 1499 году. Позднее он прибавил к сочинению своему еще три книги "О
чудесах" ("De prodigiis"), которые не переведены на русский как не
составляющие существенной части сочинения. Это прибавление явилось впервые
при лейденском издании 1644 года. Книга Вергилия была напечатана много раз,
и не одно столетие прибегало к ней как к авторитету при некоторых
неразрешенных или сомнительных вопросах. Менее успеха имела его "История
Англии" ("Historia Anglicana") в двадцати шести книгах. По незнанию автором
английского языка в нее вкрались многие неверности, и, кроме того, она
написана пристрастно. Овен сочинил по этому поводу следующую эпиграмму:
Virgilii duo sunt: alter Maro, tu Polydore
Alter. Tu mendax, ille Poeta fuit.
То-есть: "Виргилиев два: Марон и ты, Полидор;
ты лжец, а тот был поэт".
Собственно говоря, историею изобретений в сочинении Полидора могут
назваться только первые три книги ее, как и сам он говорит в предисловии;
остальные же пять имеют характер исключительно теологический: в них
излагаются, по словам Полидора в русском переводе, "вся нашея (то есть
католическия) веры чины, и сих начала". Посвящая книгу брату своему, Полидор
говорит, что эти пять книг прибавлены им впоследствии "к трем оным, о
изобретателех вещей, книжицам отселе за осмьнадесять лет, от меня и летами и
учением младаго сочиненным". Несмотря на гораздо "меньший объем этой первой
части сочинения, мы думаем, что именно она-то и обратила на книгу внимание
великого просветителя России. Тут находятся почти все необходимые
энциклопедические сведения из области каждой науки, как читатель увидит из
следующего перечня ее содержания.
Книга первая трактует: о начале вещей; о первобытии человеков; о начале
разных языков; о первом разделении народов; о начале сопряжения (брака) и
разном у язык употреблении; о роспустном начале (разводе), и каковы в
женитве древних обычаи; о начале веры, и которые почитаемых поганских
(языческих) богов первые изобретателие быша, и богу истинному жертвы
приносили; кто первый письмена обрете, и о числе оных приумноженном, о
разности, силе и гласе; о начале грамматики; о начале учения пиитическаго; о
начале меры стихов; многия ли суть роды меры; о началах трагедии и комедии;
о начале сатирския и новыя комедии; кто первее историю сложи; кто витийскую
орацию изобрете; о регуле к сочинению истории; о начале риторики, и которыми
вещьми ея существо содержится; кто первый мусикию (музыку) изобрете; которые
в первых (музыкальные) орудия всякого рода изобрели; что есть орган; о
древнем употреблении труб и цевниц на бранех; о начале философии; кто первый
изобрете ифику (сиречь науку о добрых нравех) и диалектику, и диалоги,
сиесть разговоры введе; которые первые астрологию изобретоша, и некоторых
звезд и планет течения, и сферу, и ветров вину, и колицы онии суть, и
примечание или знаки звезд, к плаванию морскому надлежащий; кто первый
геометрию и арифметику изобрете; кто первый обрете весы и меру и числа; о
различном у народов числительных лет образе; кто первый медицину, сиесть
лекарственное лечение, обрете, и на колико частей разделена; о снискателех
зелейнаго, аптекарского и сладкаго лекарскаго учения; которым людие от
зверей лекарствам научишася; кто первый волшебную хитрость списка, и от
которых почитаема бе; кто образ изгнания демонов, или заклинания издаде, ими
же немощи утоляются; о начале некро-манции, пироманции, аероманции,
гидроманции, сиесть о волшебствах всяких различных; о двоих прорицания
родех; о начале ятроволшебническаго учения; о жребиях просвещающих, и кто
гаданиям снов учаше.
В книге второй находятся сведения: о начале суда и уставов, и которые
первые в народе закон уставили, какия ради вины от начала уставили закон;
которые царственный град от начала создаша, и диадиму и власть над
подданными обретоша, и кто из ареопагитов магистрат постави о трояком
управительстве римскаго гражданства; о начале гербов царских; кто первый
кинсон или оброк и исчисление людем уставил; о сенаторском и о всадническом
кинсовании или оброце; кто темницу созда; что есть люструм; о наложении
дани; которые первые уставили год и яко разный; которые обрели сей год, его
же мы употребляем; кто часовыя времена уставил, и кто часы разнаго рода
изобрете; како от начала иннии инако дни рассуждали и нощи разделяли;
которые первии книги издаша; о первой библиотеке; от кого употребление литер
или писмен к печати обретеся; о первом употреблении писания у древних; когда
во-первых изобретена есть... кожа к писанию; "..." о первом оружия и медных
пушек употреблении; кто первый хитрости на конях ездити научил, и коней
усмиряти, и тех копыта железными подковами ковати, и украшения их обрете;
кто двойки и четверню впряже, и колесницу с четырьмя колесами обрете; кто с
коня битися в первых повеле; кто первый устави у Греков олимпийский подвиг,
и инныя сим подобныя игры, и пиррическое ристание, и школу бомб; от коих
обретена игра мяча, шахмат, тавлеи и прочих; о начале некоторых игр у Латин;
кто первый обрете индуции, сиесть договор временный в брани и миротворение,
и о разном тех творения обычаи, и колико есть их родов; от кого обычай
торжествования взятся; кто первый у Римлян торжествоваше или радость
восклицаше, и которым торжествовати или радость чрез письма восклицати
вольно бе; обычаи, где полагати трофеум, сиесть знамение торжества; кто
первее венцы изобрел, и о разных тех родех; от кого граждан венчати
обыкновение произошло; о употреблении на пирах и на всяком месте, о древнем
употреблении мастей; о злате, сребре, железе, свинце, меди, орудиях
художнических, и огнь первее, потом из кремня или из древес, и мехи, и
фанаря употребление; от которых первее пенязь златый изобретен; кто сребро и
медь печатал, и зерцало сребряное сделал; о начале перстней; о первом
жемчуга употреблении; о начале стекла и янтаря; кто первый изобрете
киноварь; о хрустале; о начале образов и кто первый оныя сделал; о вжигании
фимиама и свещ восковых пред образы; кто первый нача продавати фимиам; о
начале живописания; кто первый краски обрете; кто кистию нача писати; о
первых скуделнаго изображения обретате-лех, кто первый гончарское художество
обрете.
Книга третья рассказывает любознательному (или, пожалуй,
благоразумному, как называет его русский переводчик Полидора) читателю: от
которых первее обретеся земледелие и коликими оное изобилует благами; кто
первый людем молотбу и гноение земли, и пещи хлебы показа; и волов в рало
впряже, и различная делания селская, и решота разная изобрете; кто первее
виноградная древеса насади и сих сеянию научи и употребление вина изобрете;
которые первые винопродавцы; кто олив-ное древо, и употребление оливы и мед
изобрете; кто ячменное пиво сотвори и млеко сгусти; кто первый животным и
иным вещем даде имена; о первом уставле-нии закалания животных; о ястии мяса
и употреблении брашна сладкаго; о употреблении звероловства и рыболовства, и
изобретении соли; кто первый изобрел лен, сети, прядения и ткания образец,
художество белилное и мыло; кто волну изобрел и зачал прядение волны; о
одежд разных и кож употреблении; о запалах стенных, сапожничестве, шелке, и
когда его множество во Европе нача быти; о шелковом одеянии и порфире; о
начале архитектуры; которые перво из брения или кирпича домы состроиша и
черепицу и каменосечство изобретоша; о первом столпов начале; кто первее
созда град, стены, башни, обиталища, капища, и кто прежде богу вседержителю
храм содела; кто кладязи ископа; о первых ляби-ринтов и пирамид, сиесть
островерхих столпов, изобретателях; о устроении мавзолиева гроба; о
различном древле во языцех погребания употреблении; откуда обыкоша Римляне
сожигати трупы и посвящати кесарей по смерти; о начале погребательная
орации; кто первый обелиски, сиречь столпы, сотвори; какова бяху египетская
письмена; кто первый азил или капище милосердия уставил; о начале феатра и
на нем действуемых комедий и трагедий; кто первее в Риме феатр, амфифеатр и
циркуль (цирк) постави; о частом умовении, древними употребляемом; о начале
теплиц; кто первый изобрел древоделания хитрость, и в ней пилу, оскорд,
правило, бурав или свердло, клейстер, долото, гвоздь, циркель, секиру, бочки
и сосуды древяные и от ветвей плетеныя; кто первый обладал морем и первее
нача морем плавати; кто первее изобрел науку мореплавания, суды различнаго
рода, весло, пару-сы, якорь, правление (руль) и брань корабельную на мори
(морское сражение); которые первые купечество изобрели, и о первых купцах;
кто первый устави бакханалия; кто изобрете помазание власов и употребление
стриже-ния. Эта книга заключается главою, которая надписана так: "Многая
тако древняя, яко и новая изобретена суть, их же изобретатели неизвестны".
Здесь автор извиняет себя перед читателем в том, что сочинение его может
оказаться в некоторых отношениях не полным; неполноту эту старается он
оправдать следующими словами: "Аще к древним некиим обретеным или новым
менше коснулся, сие истинно виною бысть, занеже хотел бы меншими словесы
совершенная предати, неже многими несовершенная достизати".
Из этого подробного исчисления предметов первых трех книг, переданного
словами старого перевода, видно, что сочинение Полидора могло служить
домашнею энциклопедией или справочною книгою для русских читателей старого
времени; оно, вероятно, имело бы несравненно больший успех, если б описанные
в нем предметы были расположены в алфавитном порядке, для большей легкости
справок. Но и в настоящем виде своем книга Полидора долго находила на Руси
усердных читателей, и Новиков нашел небесполезным напечатать новый перевод
ее через шестьдесят лет после появления первого перевода {И так как она была
розой, она прожила столько, сколько обычно живут розы (франц.).}. Любопытно
сравнить эти два перевода; в шестьдесят лет, разделяющие их, язык сделал
огромные успехи. Новиковского Полидора можно еще без особых усилий читать и
теперь, тогда как первый перевод уже почти вовсе неудобочитаем.
Пятая, шестая, седьмая и осьмая книги Полидора посвящены, как сказано
выше, теологическим предметам; тут находим мы историю христианства и
христианской церкви, описание происхождения и исполнения священных таинств,
церковных обрядов и богослужения. Подробности, с какими говорится здесь о
католицизме, вызвали следующее примечание русского переводчика к предисловию
автора:
"Отсюду (то есть из слов Полидора) явно есть благоразумному читателю
познати, яко сей муж живяше убо во англии: писаше же к брату своему во
италию, изследуя римския церкве чины, купно же и церемонии или обряды их,
откуду что произыде, и хотяше доказати, яко многая римския церкве действа
чины и церемонии произрастоша и от древних еллинских языческих обрядов и
обычаев.
Того ради любезный восточным церкве читателю, читая сию книгу, аще
где-либо обрящеши что твоей мысли и содержанию аки бы несогласное, и
подзорное, да не смущается твое сердце, яко издадеся сие аки бы противно
твоему благочестию. Вемы бо, яко от сиона изыде закон, и слово господне из
Иерусалима. Но на высоком здраваго твоего разсуждения амфитеатре став,
разсмотряи силу предприятаго дела, и причину сего авторова трудоположения,
чего ради сие, и кому, и о ком писал, и коея церкве началов изыскивал. Ибо
читаем книги различны не токмо сих именем христианским красящихся, но и
древних еллинов, и египтян, и персов, и прочих истории, не да веруем им, но
да ведаем творимая у них: и да явимся искусни во обхождениах их. Убо буде
подобен трудолюбивей пчеле, не токмо благоуханные цветы и древеса, но и
мертвая телеса облетающей, и от всех дивный пчелник, и сладкий мед
сочиняющей. И тако здрав и прав будеши и умудришися".
Строки, заставившие нас взяться за сочинение Полидора, находятся на
страницах 88-90, в седьмой главе второй книги, которая именуется: "Которые
первии книги издаша и о первой библиотеке и от кого употребление литер к
печати обретеся". Мы не считаем лишним привести здесь эти строки как первые,
в которых находим на русском языке общие библиографические сведения.
"Понеже от дне до дне более человеческия умы единым токмо книг
множеством живут, и ко восприятию учении волных хитрости удобнее всех
народов процветают, согрешил бы воистину, аще сицево обретение молчанием
оставил бы, котораго мы такожде яко в малый понесет разум, умножения ради,
сию то есть работу восприяхом, наипаче егда сицеваго образа списателеи книги
разумов изображение знамения суть. От всех убо первейший анаксагор
(свидетелствуюшу ляерцию в книзе 2) книгу к нему написанную издаде, геллии
же в книзе 6 пишет, что пизистрат тиран от всех первейший книги народне
читати предаде. Но воистину кто не видит, яко насильно грецы (иже своея
похвалы человецы суть зело желателны) сию себе похвалу причитают; Иже (якоже
иосиф, противу аппиона явственно показует), юни суть. Откуду без сумнения
далече прежде греков, древнейший от евреов, иже божественную историю
написаша, и египетские жрецы или халдеи книги издаша, и тако равне есть
верити, что Анаксагор и пизистрат у греков токмо первые в мир предати книги
имеша попечение, потом же (яко той же геллии свидетелствует), самые афиняне
число книг искуснее и прилежняе умножиша, но все оное последи книг умножение
ксеркс Афины подбивши отнесе, и занесе в персы. И сия книги все по многих
летех селевк македонский царь, который никанор нарицашеся, принести в афины
потщася, безмерное последи число книг во египте от Птоломеев царей
сотворися, едва не до седми сот тысящеи, но сия вся в первую брань
александрийскую сожжены, прочее страбо в книзе 13 географии пишет, яко
аристотель от всех первую библиотеку устави, повествует бо, яко в сцепсии
быша философы сократовы, эраст и корикс, и нереи кориксов сын, который
аристотеля и феофраста подслуша, и наследник книгохранителницы Феофрастовои,
в которой аристотелская бяше, ибо аристотель и книгохранителницу и школу
остави феофрасту, и первый всех, которых ведаем, книги собра, и египетских
царей книгохранителницы чину научи, феофраст же тую предаде, сия он: бе и
пергамова книгохранителница преславная. творец плинии в книзе 35, при начале
свидетелствует, или первии начата александрии, и пергама царие, которые
книгохранителницу великим иждивением сочинили.
Римскую книгохранителницу, асинии и поллии первии сотвориша,
свидетелствуют той же в преждеобъявленнои книзе глаголющ: Не подобает
оставити и изобретения новаго, понеже не токмо из злата, или сребра, или
меди, в книгохранителницах возъименуются онии, которых безсмертныя души в
тех же местах глаголют, тамо еще и яже не суть, умышляются, и раждают
желание непреданнаго лица, якоже в гомере случилося, чем вящше (якоже мню)
ниедино такое есть щастия знамение, яко всегда все желание имети знания,
каков бы кто был, асиния и поллиона сие в риме снискание, который первый,
книгохранителницу приписующь от разумов человеческих аки некую речь
посполитую сотвори: Суть же многия ныне в Италии книгохранителницы, но оная
в начале всех судом зело преизбранная, которую Федерик Фелтрии, вождь
урбинскии состави, которую после гвидо князь, его сын, всего учения красота,
и премудрых людей оборона, якоже златом и сребром, такс и множеством книг
умножи и украси".
Дальнейшие строки этого отрывка мы помещаем рядом с отрывком того же
места из перевода, изданного Новиковым, чтобы читатель имел возможность
проверить вышесказанные нами слова об успехе, сделанном русским языком в
промежуток времени между двумя переводами:
ПЕРЕВОД 1720 г
Бе убо то конечно людем великий дар, не уравняемыи сим, егоже в наша
времена сподобихомся, изобретше новый писания образ, толико бо единым днем,
от единаго человека пис-мен печатается, елико едва целым годом от многих
могло бы написатися, откуду толикое всех учении книжное множество до нас
притече, яко никакому более остатися делу, которое бы от человека аще и
убогаго пожелатися могло.
И сие еще приложил, что авторов премногих тако греческих, якоже и
латинских, от всякия весма погибелнои беды свободил, чего ради таковыя вещи
творец недолжен быти своей славы лишен, наипаче да последородний знают, кому
бы божие благодеяние взятое воздавати должно было, яко Иоан кутенберг, родом
тевтоник, муж баронския чести, якоже от его граждан взяхом. Первый всех во
граде немецком, который могунциею нарицается, сию печатаемых Литер хитрость
выдумал, и во первых тамо оную творити нача. Не меншею остротою обретеся от
тогоже (яко же глаголют) автора, новый чернил род, котораго ныне писмен
печатаницы токмо употребляют.
Таже шестагонадесять года, который бе мироспасителныи год 1458.
Некоторый именем конрад, такожде немец, в Рим во первых в Италию принесе.
Тую же хитрость последи Николаи Иенсон Француз первый на удивление изъяснил,
яже везде сих неспокойных времен, едва не во всей вселеннеи процветает, о
которой множае да возглаголю, трудам присижу.
А яко оныя изобретателя, купно же и откуду до нас принесено бысть,
изъявих, мню немалую вещь от мене сотворенну быти. егда оная всем весма
знатнейшая будет, которая того ради, яко от начала не с малым цены
снисканием, тако человеческим удивлением началася и тако помалу, якоже
предглаголю, дешевле будет.
ПЕРЕВОД 1782 г.
И так бесспорно великое было оное смертным дарование, когораго однако с
нашим сравнить никак не можно, которое мы в наши времена получили по
изобретении новаго рода письма: ибо столько в один день написываемо бывает,
сколько едва в целый год многочисленные написать в состоянии. Почему всех
наук толикое множество книг у нас появилось, что не будет со временем
никакой нужды и самому скудному жаловаться на недостаток книг. Сверьх сего
прибавить должно, что сим способом, как Греческие, так и Латинские писатели
от утраты избавлены и сбережены. Почему не должно лишить должной хвалы толь
полезной вещи изобретателя, особливо дабы потомки знали, кому они за
божественное сие благодеяние обязаны благодарностию. И так Иоанн Гутенберг
уроженец Тевтонский, достоинством ковалер, как граждане его сказывают,
первый из всех, в городе Германском Могунциею называемом, сие искусство для
печатания книг изобрел, и в первые делом производить печатание начал, по
изобретении им же с неменьшим тщанием новаго рода чернил, которых ныне
типографщики одни употребляют. Потом шестнадцать лет спустя некто именем
Конрад родом также из Германии, в лето от воплощения Христова 1458 в Рим в
первые в Италию сие искусство принес, которое наконец Николай Иенсон Француз
удивительным образом изъяснил, которое везде в нынешнее время во всем свете
процветает, о котором больше говорить я жалею труда, особливо когда всем
оное известно, довольствуюсь тем, (хотя и то самое малое есть дело) что
показал изобретателя онаго, также и то, от куда сие художество к нам прешло:
которое как сперва с великими имения издержками, и не малым человеческим
удивлением заведено, так уповательно со временем дешевле будет.
Если вам наскучило читать эти строки, написанные языком, каким уже
никто больше не пишет, то я могу обещать вам, что, идя далее по моей
библиотеке и по страницам книг, вмещаемых ее полками, вы скоро не будете уже
спотыкаться на старом русском слоге и сумеете найти любопытное,
занимательное и даже изящное в русской книжной старине.
^TН.А.ЛЕЙКИН - БУКИНИСТ^U
Так и блестят зеркальные стекла магазинов Гостиного двора. На окнах, то
в симметрию, то в живописном беспорядке развешаны и разложены товары. За
стеклами стоят завитые франты-приказчики с английскими надушенными
бакенбардами, с закрученными и острыми, как шпильки, усами, с тщательно
расчесанными бородами и фатовскими, но почему-то называемыми английскими,
проборами на затылке. По галерее проходят разряженные барыни с лакеями и без
лакеев, с собачонками на шнурке и с собачонками на руках, проходят беглым
шагом артельщики, пробегают за покупками девушки - магазейщицы,
прогуливаются шалопайствующие франты в бобрах и франты в ильках, офицеры,
гремящие саблями и обивающие себе и проходящим ноги, и среди этой пестрой
толпы ковыляет старичок в короткой енотовой шубе, опоясанной красным
кушаком, в валенках и высоком, как именинный сливочный пирог, котиковом
картузе. Через плечо у него перекинуты два холщовых мешка, в руках вязанка
книг. - Букинист идет! Фомич идет! - кричит товарищам приказчик, завидя
старичка, и, высунув в дверь голову, зовет его в лавку.
Старичок останавливается, но входит не вдруг.
- Что угодно? - спрашивает он.
- Войди, войди, книжки нужно.
- Ежели Поль де Кока, то нет-с.
- Других каких нет ли? Войди, купим, - говорит приказчик и втаскивает
старичка в лавку.
Его окружают приказчики.
- Что долго было тебя не видать, Фомич? Где пропадал? А что,
Монфермельскую молочницу обещался принесть... Принес? - закидывают они его
полна темноты: это ночь, в которой страшно сделать шаг вперед; тщательная
корректура - это светильник, который придает уверенность шагу. Самые
страшные враги книгопечатания - ошибки; но тем более опасны они, что
возрождаются из своего собственного пепла. Часто их вырастает более, нежели
сколько было уничтожено. Типографщик - Геркулес, которому беспрестанно
приходится сражаться с чудовищами".
Но не пора ли нам перейти к Полидору Виргилию, серые листы которого
навели нас на беседу об опечатках?
Мы можем легко простить московской типографии, в которой напечатано
сочинение "О изобретателех вещей", все вкравшиеся в книгу погрешности, если
только вспомним, что шрифту, которым она напечатана, было в 1720 году всего
шестнадцать лет и что, вероятно, наборщики не успели еще как следует
примениться к нему. Буквы нашей гражданской печати были изобретены Петром
Великим в 1704 году и в следующем же году по рисунку его отлиты в
Амстердаме. Для своего времени шрифт недурен, хотя, конечно, сравнивая его с
теперешними красивыми шрифтами, мы не можем уже повторить слов
Тредиаковского: "Прекрасная была сия самая первая печать: кругла, мерна,
чиста. Словом, совершенно уподоблена такой, какова во французских и
голландских типографиях употребляется". Впрочем, и Тредиаковский восхищался
не безусловно; к похвале своей он прибавляет, что "уподобление сие было
несколько и чрезмерно". Вот что говорит автор "Тилемахиды" далее о
новоизобретенном шрифте: "Всяк любопытный увидит здесь из приложенного, как
число букв первого того алфавита, так и форму, а по ней и оное уподобление,
а. б. в, г. д. е. ж. з. i. к. л. м. н. о. п. р. с. т. у. ф. х. ц. ч. ш. щ.
ъ. ы. ь. [ять]. э. ю. я. v. [фита]. Ясно, что буквы д. п. т. точно зделаны
латинские g, n, m. Сие очам российским сперва было дико и делало некоторое
затруднение в чтении, особливо ж таким который и старую московскую с
превеликою запинкою читают. Новый сей друк употребляем был, 6es всякия
перемены, до 1716 года; а с 1716 года введена в него буква (и) также (i), с
двемя точечками на верьху, и напечатаны сими буквами Еразмовы разговоры в
Санктпетербурге. Однако пропорция в буквах оная ж голландская сохранена. В
1718. годе, Федор Поликарпов издал, по указу, в Москве Варениеву генеральную
географию, которую он перевел с латинского; а чтоб отечество в предисловии
написать правильно нашими буквами, то есть, чтоб сходно с греческою
орфографиею, ввел в сию печать i (v). Однако, также голландская оная
пропорция в буквах i от него не повреждена. Пребывала сия печать в сем
состоянии до 1733 года". Нельзя не согласиться, что шрифт, которым напечатан
"Разговор между чужестранным человеком и российским об ортографии старинной
и новой и о всем что принадлежит к сей материи" Василия Тредиаковского,
несколько красивее шрифта, употребленного в дело при печатании книги "О
изобретателех вещей"; но нельзя в то же время не сказать, что, невзирая на
отсутствие всякой орфографии в этой книге, она вовсе не читается с такою
"превеликою запинкою", как пресловутый "Разговор", испещренный
нововведениями, не имевшими и тени успеха.
Сочинения Полидора Виргилия переведены и изданы по повелению Петра
Великого; это ясно показывает, что он видел в нем пользу для русских
читателей. И точно, книга Полидора была для своего времени книга полезная.
Она имела большой успех за границей и составила славу своего автора.
Полидор Вергилий (а не Виргилий, как неправильно называют его
некоторые) был ученый теолог первой половины шестнадцатого столетия. Он
родился в Урбино; потом, окончив учение свое в Болонье, где, занимаясь
словесностью, посвящал часть своего времени также изучению истории,
древности и физики, был он в Риме папским камерарием. Будучи послан папою в
Англию, Полидор снискал особую милость короля Генриха VIII, который
определил его архидиаконом в Вельс. На старости отправился он снова в
Урбино, где и умер в 1555 году. Первое издание его истории изобретений,
которое в подлиннике называется: "De rerum inventoribus libri VIII", вышло в
Риме в 1499 году. Позднее он прибавил к сочинению своему еще три книги "О
чудесах" ("De prodigiis"), которые не переведены на русский как не
составляющие существенной части сочинения. Это прибавление явилось впервые
при лейденском издании 1644 года. Книга Вергилия была напечатана много раз,
и не одно столетие прибегало к ней как к авторитету при некоторых
неразрешенных или сомнительных вопросах. Менее успеха имела его "История
Англии" ("Historia Anglicana") в двадцати шести книгах. По незнанию автором
английского языка в нее вкрались многие неверности, и, кроме того, она
написана пристрастно. Овен сочинил по этому поводу следующую эпиграмму:
Virgilii duo sunt: alter Maro, tu Polydore
Alter. Tu mendax, ille Poeta fuit.
То-есть: "Виргилиев два: Марон и ты, Полидор;
ты лжец, а тот был поэт".
Собственно говоря, историею изобретений в сочинении Полидора могут
назваться только первые три книги ее, как и сам он говорит в предисловии;
остальные же пять имеют характер исключительно теологический: в них
излагаются, по словам Полидора в русском переводе, "вся нашея (то есть
католическия) веры чины, и сих начала". Посвящая книгу брату своему, Полидор
говорит, что эти пять книг прибавлены им впоследствии "к трем оным, о
изобретателех вещей, книжицам отселе за осмьнадесять лет, от меня и летами и
учением младаго сочиненным". Несмотря на гораздо "меньший объем этой первой
части сочинения, мы думаем, что именно она-то и обратила на книгу внимание
великого просветителя России. Тут находятся почти все необходимые
энциклопедические сведения из области каждой науки, как читатель увидит из
следующего перечня ее содержания.
Книга первая трактует: о начале вещей; о первобытии человеков; о начале
разных языков; о первом разделении народов; о начале сопряжения (брака) и
разном у язык употреблении; о роспустном начале (разводе), и каковы в
женитве древних обычаи; о начале веры, и которые почитаемых поганских
(языческих) богов первые изобретателие быша, и богу истинному жертвы
приносили; кто первый письмена обрете, и о числе оных приумноженном, о
разности, силе и гласе; о начале грамматики; о начале учения пиитическаго; о
начале меры стихов; многия ли суть роды меры; о началах трагедии и комедии;
о начале сатирския и новыя комедии; кто первее историю сложи; кто витийскую
орацию изобрете; о регуле к сочинению истории; о начале риторики, и которыми
вещьми ея существо содержится; кто первый мусикию (музыку) изобрете; которые
в первых (музыкальные) орудия всякого рода изобрели; что есть орган; о
древнем употреблении труб и цевниц на бранех; о начале философии; кто первый
изобрете ифику (сиречь науку о добрых нравех) и диалектику, и диалоги,
сиесть разговоры введе; которые первые астрологию изобретоша, и некоторых
звезд и планет течения, и сферу, и ветров вину, и колицы онии суть, и
примечание или знаки звезд, к плаванию морскому надлежащий; кто первый
геометрию и арифметику изобрете; кто первый обрете весы и меру и числа; о
различном у народов числительных лет образе; кто первый медицину, сиесть
лекарственное лечение, обрете, и на колико частей разделена; о снискателех
зелейнаго, аптекарского и сладкаго лекарскаго учения; которым людие от
зверей лекарствам научишася; кто первый волшебную хитрость списка, и от
которых почитаема бе; кто образ изгнания демонов, или заклинания издаде, ими
же немощи утоляются; о начале некро-манции, пироманции, аероманции,
гидроманции, сиесть о волшебствах всяких различных; о двоих прорицания
родех; о начале ятроволшебническаго учения; о жребиях просвещающих, и кто
гаданиям снов учаше.
В книге второй находятся сведения: о начале суда и уставов, и которые
первые в народе закон уставили, какия ради вины от начала уставили закон;
которые царственный град от начала создаша, и диадиму и власть над
подданными обретоша, и кто из ареопагитов магистрат постави о трояком
управительстве римскаго гражданства; о начале гербов царских; кто первый
кинсон или оброк и исчисление людем уставил; о сенаторском и о всадническом
кинсовании или оброце; кто темницу созда; что есть люструм; о наложении
дани; которые первые уставили год и яко разный; которые обрели сей год, его
же мы употребляем; кто часовыя времена уставил, и кто часы разнаго рода
изобрете; како от начала иннии инако дни рассуждали и нощи разделяли;
которые первии книги издаша; о первой библиотеке; от кого употребление литер
или писмен к печати обретеся; о первом употреблении писания у древних; когда
во-первых изобретена есть... кожа к писанию; "..." о первом оружия и медных
пушек употреблении; кто первый хитрости на конях ездити научил, и коней
усмиряти, и тех копыта железными подковами ковати, и украшения их обрете;
кто двойки и четверню впряже, и колесницу с четырьмя колесами обрете; кто с
коня битися в первых повеле; кто первый устави у Греков олимпийский подвиг,
и инныя сим подобныя игры, и пиррическое ристание, и школу бомб; от коих
обретена игра мяча, шахмат, тавлеи и прочих; о начале некоторых игр у Латин;
кто первый обрете индуции, сиесть договор временный в брани и миротворение,
и о разном тех творения обычаи, и колико есть их родов; от кого обычай
торжествования взятся; кто первый у Римлян торжествоваше или радость
восклицаше, и которым торжествовати или радость чрез письма восклицати
вольно бе; обычаи, где полагати трофеум, сиесть знамение торжества; кто
первее венцы изобрел, и о разных тех родех; от кого граждан венчати
обыкновение произошло; о употреблении на пирах и на всяком месте, о древнем
употреблении мастей; о злате, сребре, железе, свинце, меди, орудиях
художнических, и огнь первее, потом из кремня или из древес, и мехи, и
фанаря употребление; от которых первее пенязь златый изобретен; кто сребро и
медь печатал, и зерцало сребряное сделал; о начале перстней; о первом
жемчуга употреблении; о начале стекла и янтаря; кто первый изобрете
киноварь; о хрустале; о начале образов и кто первый оныя сделал; о вжигании
фимиама и свещ восковых пред образы; кто первый нача продавати фимиам; о
начале живописания; кто первый краски обрете; кто кистию нача писати; о
первых скуделнаго изображения обретате-лех, кто первый гончарское художество
обрете.
Книга третья рассказывает любознательному (или, пожалуй,
благоразумному, как называет его русский переводчик Полидора) читателю: от
которых первее обретеся земледелие и коликими оное изобилует благами; кто
первый людем молотбу и гноение земли, и пещи хлебы показа; и волов в рало
впряже, и различная делания селская, и решота разная изобрете; кто первее
виноградная древеса насади и сих сеянию научи и употребление вина изобрете;
которые первые винопродавцы; кто олив-ное древо, и употребление оливы и мед
изобрете; кто ячменное пиво сотвори и млеко сгусти; кто первый животным и
иным вещем даде имена; о первом уставле-нии закалания животных; о ястии мяса
и употреблении брашна сладкаго; о употреблении звероловства и рыболовства, и
изобретении соли; кто первый изобрел лен, сети, прядения и ткания образец,
художество белилное и мыло; кто волну изобрел и зачал прядение волны; о
одежд разных и кож употреблении; о запалах стенных, сапожничестве, шелке, и
когда его множество во Европе нача быти; о шелковом одеянии и порфире; о
начале архитектуры; которые перво из брения или кирпича домы состроиша и
черепицу и каменосечство изобретоша; о первом столпов начале; кто первее
созда град, стены, башни, обиталища, капища, и кто прежде богу вседержителю
храм содела; кто кладязи ископа; о первых ляби-ринтов и пирамид, сиесть
островерхих столпов, изобретателях; о устроении мавзолиева гроба; о
различном древле во языцех погребания употреблении; откуда обыкоша Римляне
сожигати трупы и посвящати кесарей по смерти; о начале погребательная
орации; кто первый обелиски, сиречь столпы, сотвори; какова бяху египетская
письмена; кто первый азил или капище милосердия уставил; о начале феатра и
на нем действуемых комедий и трагедий; кто первее в Риме феатр, амфифеатр и
циркуль (цирк) постави; о частом умовении, древними употребляемом; о начале
теплиц; кто первый изобрел древоделания хитрость, и в ней пилу, оскорд,
правило, бурав или свердло, клейстер, долото, гвоздь, циркель, секиру, бочки
и сосуды древяные и от ветвей плетеныя; кто первый обладал морем и первее
нача морем плавати; кто первее изобрел науку мореплавания, суды различнаго
рода, весло, пару-сы, якорь, правление (руль) и брань корабельную на мори
(морское сражение); которые первые купечество изобрели, и о первых купцах;
кто первый устави бакханалия; кто изобрете помазание власов и употребление
стриже-ния. Эта книга заключается главою, которая надписана так: "Многая
тако древняя, яко и новая изобретена суть, их же изобретатели неизвестны".
Здесь автор извиняет себя перед читателем в том, что сочинение его может
оказаться в некоторых отношениях не полным; неполноту эту старается он
оправдать следующими словами: "Аще к древним некиим обретеным или новым
менше коснулся, сие истинно виною бысть, занеже хотел бы меншими словесы
совершенная предати, неже многими несовершенная достизати".
Из этого подробного исчисления предметов первых трех книг, переданного
словами старого перевода, видно, что сочинение Полидора могло служить
домашнею энциклопедией или справочною книгою для русских читателей старого
времени; оно, вероятно, имело бы несравненно больший успех, если б описанные
в нем предметы были расположены в алфавитном порядке, для большей легкости
справок. Но и в настоящем виде своем книга Полидора долго находила на Руси
усердных читателей, и Новиков нашел небесполезным напечатать новый перевод
ее через шестьдесят лет после появления первого перевода {И так как она была
розой, она прожила столько, сколько обычно живут розы (франц.).}. Любопытно
сравнить эти два перевода; в шестьдесят лет, разделяющие их, язык сделал
огромные успехи. Новиковского Полидора можно еще без особых усилий читать и
теперь, тогда как первый перевод уже почти вовсе неудобочитаем.
Пятая, шестая, седьмая и осьмая книги Полидора посвящены, как сказано
выше, теологическим предметам; тут находим мы историю христианства и
христианской церкви, описание происхождения и исполнения священных таинств,
церковных обрядов и богослужения. Подробности, с какими говорится здесь о
католицизме, вызвали следующее примечание русского переводчика к предисловию
автора:
"Отсюду (то есть из слов Полидора) явно есть благоразумному читателю
познати, яко сей муж живяше убо во англии: писаше же к брату своему во
италию, изследуя римския церкве чины, купно же и церемонии или обряды их,
откуду что произыде, и хотяше доказати, яко многая римския церкве действа
чины и церемонии произрастоша и от древних еллинских языческих обрядов и
обычаев.
Того ради любезный восточным церкве читателю, читая сию книгу, аще
где-либо обрящеши что твоей мысли и содержанию аки бы несогласное, и
подзорное, да не смущается твое сердце, яко издадеся сие аки бы противно
твоему благочестию. Вемы бо, яко от сиона изыде закон, и слово господне из
Иерусалима. Но на высоком здраваго твоего разсуждения амфитеатре став,
разсмотряи силу предприятаго дела, и причину сего авторова трудоположения,
чего ради сие, и кому, и о ком писал, и коея церкве началов изыскивал. Ибо
читаем книги различны не токмо сих именем христианским красящихся, но и
древних еллинов, и египтян, и персов, и прочих истории, не да веруем им, но
да ведаем творимая у них: и да явимся искусни во обхождениах их. Убо буде
подобен трудолюбивей пчеле, не токмо благоуханные цветы и древеса, но и
мертвая телеса облетающей, и от всех дивный пчелник, и сладкий мед
сочиняющей. И тако здрав и прав будеши и умудришися".
Строки, заставившие нас взяться за сочинение Полидора, находятся на
страницах 88-90, в седьмой главе второй книги, которая именуется: "Которые
первии книги издаша и о первой библиотеке и от кого употребление литер к
печати обретеся". Мы не считаем лишним привести здесь эти строки как первые,
в которых находим на русском языке общие библиографические сведения.
"Понеже от дне до дне более человеческия умы единым токмо книг
множеством живут, и ко восприятию учении волных хитрости удобнее всех
народов процветают, согрешил бы воистину, аще сицево обретение молчанием
оставил бы, котораго мы такожде яко в малый понесет разум, умножения ради,
сию то есть работу восприяхом, наипаче егда сицеваго образа списателеи книги
разумов изображение знамения суть. От всех убо первейший анаксагор
(свидетелствуюшу ляерцию в книзе 2) книгу к нему написанную издаде, геллии
же в книзе 6 пишет, что пизистрат тиран от всех первейший книги народне
читати предаде. Но воистину кто не видит, яко насильно грецы (иже своея
похвалы человецы суть зело желателны) сию себе похвалу причитают; Иже (якоже
иосиф, противу аппиона явственно показует), юни суть. Откуду без сумнения
далече прежде греков, древнейший от евреов, иже божественную историю
написаша, и египетские жрецы или халдеи книги издаша, и тако равне есть
верити, что Анаксагор и пизистрат у греков токмо первые в мир предати книги
имеша попечение, потом же (яко той же геллии свидетелствует), самые афиняне
число книг искуснее и прилежняе умножиша, но все оное последи книг умножение
ксеркс Афины подбивши отнесе, и занесе в персы. И сия книги все по многих
летех селевк македонский царь, который никанор нарицашеся, принести в афины
потщася, безмерное последи число книг во египте от Птоломеев царей
сотворися, едва не до седми сот тысящеи, но сия вся в первую брань
александрийскую сожжены, прочее страбо в книзе 13 географии пишет, яко
аристотель от всех первую библиотеку устави, повествует бо, яко в сцепсии
быша философы сократовы, эраст и корикс, и нереи кориксов сын, который
аристотеля и феофраста подслуша, и наследник книгохранителницы Феофрастовои,
в которой аристотелская бяше, ибо аристотель и книгохранителницу и школу
остави феофрасту, и первый всех, которых ведаем, книги собра, и египетских
царей книгохранителницы чину научи, феофраст же тую предаде, сия он: бе и
пергамова книгохранителница преславная. творец плинии в книзе 35, при начале
свидетелствует, или первии начата александрии, и пергама царие, которые
книгохранителницу великим иждивением сочинили.
Римскую книгохранителницу, асинии и поллии первии сотвориша,
свидетелствуют той же в преждеобъявленнои книзе глаголющ: Не подобает
оставити и изобретения новаго, понеже не токмо из злата, или сребра, или
меди, в книгохранителницах возъименуются онии, которых безсмертныя души в
тех же местах глаголют, тамо еще и яже не суть, умышляются, и раждают
желание непреданнаго лица, якоже в гомере случилося, чем вящше (якоже мню)
ниедино такое есть щастия знамение, яко всегда все желание имети знания,
каков бы кто был, асиния и поллиона сие в риме снискание, который первый,
книгохранителницу приписующь от разумов человеческих аки некую речь
посполитую сотвори: Суть же многия ныне в Италии книгохранителницы, но оная
в начале всех судом зело преизбранная, которую Федерик Фелтрии, вождь
урбинскии состави, которую после гвидо князь, его сын, всего учения красота,
и премудрых людей оборона, якоже златом и сребром, такс и множеством книг
умножи и украси".
Дальнейшие строки этого отрывка мы помещаем рядом с отрывком того же
места из перевода, изданного Новиковым, чтобы читатель имел возможность
проверить вышесказанные нами слова об успехе, сделанном русским языком в
промежуток времени между двумя переводами:
ПЕРЕВОД 1720 г
Бе убо то конечно людем великий дар, не уравняемыи сим, егоже в наша
времена сподобихомся, изобретше новый писания образ, толико бо единым днем,
от единаго человека пис-мен печатается, елико едва целым годом от многих
могло бы написатися, откуду толикое всех учении книжное множество до нас
притече, яко никакому более остатися делу, которое бы от человека аще и
убогаго пожелатися могло.
И сие еще приложил, что авторов премногих тако греческих, якоже и
латинских, от всякия весма погибелнои беды свободил, чего ради таковыя вещи
творец недолжен быти своей славы лишен, наипаче да последородний знают, кому
бы божие благодеяние взятое воздавати должно было, яко Иоан кутенберг, родом
тевтоник, муж баронския чести, якоже от его граждан взяхом. Первый всех во
граде немецком, который могунциею нарицается, сию печатаемых Литер хитрость
выдумал, и во первых тамо оную творити нача. Не меншею остротою обретеся от
тогоже (яко же глаголют) автора, новый чернил род, котораго ныне писмен
печатаницы токмо употребляют.
Таже шестагонадесять года, который бе мироспасителныи год 1458.
Некоторый именем конрад, такожде немец, в Рим во первых в Италию принесе.
Тую же хитрость последи Николаи Иенсон Француз первый на удивление изъяснил,
яже везде сих неспокойных времен, едва не во всей вселеннеи процветает, о
которой множае да возглаголю, трудам присижу.
А яко оныя изобретателя, купно же и откуду до нас принесено бысть,
изъявих, мню немалую вещь от мене сотворенну быти. егда оная всем весма
знатнейшая будет, которая того ради, яко от начала не с малым цены
снисканием, тако человеческим удивлением началася и тако помалу, якоже
предглаголю, дешевле будет.
ПЕРЕВОД 1782 г.
И так бесспорно великое было оное смертным дарование, когораго однако с
нашим сравнить никак не можно, которое мы в наши времена получили по
изобретении новаго рода письма: ибо столько в один день написываемо бывает,
сколько едва в целый год многочисленные написать в состоянии. Почему всех
наук толикое множество книг у нас появилось, что не будет со временем
никакой нужды и самому скудному жаловаться на недостаток книг. Сверьх сего
прибавить должно, что сим способом, как Греческие, так и Латинские писатели
от утраты избавлены и сбережены. Почему не должно лишить должной хвалы толь
полезной вещи изобретателя, особливо дабы потомки знали, кому они за
божественное сие благодеяние обязаны благодарностию. И так Иоанн Гутенберг
уроженец Тевтонский, достоинством ковалер, как граждане его сказывают,
первый из всех, в городе Германском Могунциею называемом, сие искусство для
печатания книг изобрел, и в первые делом производить печатание начал, по
изобретении им же с неменьшим тщанием новаго рода чернил, которых ныне
типографщики одни употребляют. Потом шестнадцать лет спустя некто именем
Конрад родом также из Германии, в лето от воплощения Христова 1458 в Рим в
первые в Италию сие искусство принес, которое наконец Николай Иенсон Француз
удивительным образом изъяснил, которое везде в нынешнее время во всем свете
процветает, о котором больше говорить я жалею труда, особливо когда всем
оное известно, довольствуюсь тем, (хотя и то самое малое есть дело) что
показал изобретателя онаго, также и то, от куда сие художество к нам прешло:
которое как сперва с великими имения издержками, и не малым человеческим
удивлением заведено, так уповательно со временем дешевле будет.
Если вам наскучило читать эти строки, написанные языком, каким уже
никто больше не пишет, то я могу обещать вам, что, идя далее по моей
библиотеке и по страницам книг, вмещаемых ее полками, вы скоро не будете уже
спотыкаться на старом русском слоге и сумеете найти любопытное,
занимательное и даже изящное в русской книжной старине.
^TН.А.ЛЕЙКИН - БУКИНИСТ^U
Так и блестят зеркальные стекла магазинов Гостиного двора. На окнах, то
в симметрию, то в живописном беспорядке развешаны и разложены товары. За
стеклами стоят завитые франты-приказчики с английскими надушенными
бакенбардами, с закрученными и острыми, как шпильки, усами, с тщательно
расчесанными бородами и фатовскими, но почему-то называемыми английскими,
проборами на затылке. По галерее проходят разряженные барыни с лакеями и без
лакеев, с собачонками на шнурке и с собачонками на руках, проходят беглым
шагом артельщики, пробегают за покупками девушки - магазейщицы,
прогуливаются шалопайствующие франты в бобрах и франты в ильках, офицеры,
гремящие саблями и обивающие себе и проходящим ноги, и среди этой пестрой
толпы ковыляет старичок в короткой енотовой шубе, опоясанной красным
кушаком, в валенках и высоком, как именинный сливочный пирог, котиковом
картузе. Через плечо у него перекинуты два холщовых мешка, в руках вязанка
книг. - Букинист идет! Фомич идет! - кричит товарищам приказчик, завидя
старичка, и, высунув в дверь голову, зовет его в лавку.
Старичок останавливается, но входит не вдруг.
- Что угодно? - спрашивает он.
- Войди, войди, книжки нужно.
- Ежели Поль де Кока, то нет-с.
- Других каких нет ли? Войди, купим, - говорит приказчик и втаскивает
старичка в лавку.
Его окружают приказчики.
- Что долго было тебя не видать, Фомич? Где пропадал? А что,
Монфермельскую молочницу обещался принесть... Принес? - закидывают они его