— Можно к тебе присесть? Не прогонишь?
   Именно теперь не получается посмотреть ЕМУ в глаза. Конечно, неловкость и без того сковала бы их двойную радость, потому что разлука была долгой. ОН тоже чуть-чуть смущён, надо же, ОН подсаживается к ней в кокон, стараясь не коснуться неподвижного тела, закрытого мягкой плёнкой…
   — Что случилось? — Свободный Охотник встревожен. — Ты здорова? Бормочешь чего-то там, бормочешь…
   Очень просто: она все поняла. Все-все. И то, почему ОН не стал до совещания ничего ей рассказывать, как она ни допытывалась, и то, почему избегал личной встречи, ограничившись иллюзорной близостью информационных сгустков. И никакой, оказывается, он не «ОН», смешно было даже мечтать, а просто… как все просто… Он боялся, что она догадается. Она догадалась. Не сразу, но крепко и навсегда. И лучше бы они вдвоём сгорели в окружённом врагами санатории, красиво взявшись за руки, чем всю жизнь сгорать от припрятанных поглубже фантазий.
   — О чем ты? — искренне удивляется Свободный Охотник.
   Глупый. Большой, а глупый. Если он сам раскусил эту поганенькую тайну, когда дочь гипа рассказала ему полную историю своей матери — ещё там, в «Чёрной дыре», — почему кто-то другой не мог сделать того же, когда он рассказал собственную историю? Из двух историй сложилась одна. А санаторий «Чёрная дыра», в котором два осиротевших подростка прожили вместе шесть Единиц — ключ разгадке… Вспомним, что сделал доблестный Неуловимый, сбежав из плена? Первое, что он сделал, связавшись по Всеобщей с наивной взволнованной Хозяюшкой — показал ей изображение какого-то человека. И она все-таки вспомнила! Это был погибший мамин друг. Тот, из-за которого мама часто плакала. Да, теперь она все поняла, объяснения теперь не требуются. Маминым другом был прежний гип Узора, вот так! Им был отец Неуловимого, который, как и мать Хозяюшки, прекрасно знал о затерянном в Метро санатории. Потому-то оба родителя, не сговариваясь, и отправили своих детей прятаться в одно и то же место — место их тайных любовных встреч! Вот тебе и ключ. И вообще, зачем надо было столько времени притворяться, обзываться «Хозяюшкой», ведь уютная «Чёрная дыра» наверняка принадлежала гипу Узора, отцу Неуловимого!
   — Ну, ты меня чуть не напугала, я уж думал, что-нибудь случилось.
   Разве ничего не случилось? Да как же можно так говорить, если… если…
   — Ну и что с того, что наша база неизвестно кому принадлежала? — Свободный Охотник легко успокаивается. — Я надеюсь, мы не станем оспаривать между собой право собственности на объект, которого больше не существует?
   …если «право собственности» здесь ни при чем! Да как же он не понимает!
   — Чего я не понимаю? — он устало посмеивается, наклоняясь к лежащей без движения девочке. — Между прочим, я действительно считал «Чёрную дыру» твоей, а не своей. Мой отец был готов к тому, что гипархат падёт, и секретные объекты перестанут быть секретными. Почему бы в таком случае не отправить сына в чужие владения?
   Чего он не понимает? Очень просто: гип Узора и мать Хозяюшки были вовсе не «друзьями». Известно — кем они были друг другу. Вот и получается, что Хозяюшка вовсе не дочь гипа Пустоты номер сорок семь, как все думают. А быть сестрой Неуловимого она не желает, не умеет и не будет! Она умрёт. Неужели они брат и сестра?
   Смех оборван, веселье застревает в горле. Свободный Охотник распрямляется.
   — Прошу тебя, — выталкивает он превратившиеся в ком слова. — Ты оскорбляешь память матери, это неправильно.
   Слова рассыпаются.
   Девочка рывком освобождается из кокона, садится, обняв героя, прижавшись к его широкой спине.
   — Я не хочу быть твоей сестрой, — сообщает она.
   — Жена Сорок Седьмого гипа Пустоты была Истинной. Поставить Печать своему только что родившемуся младенцу, активизировав перстень от Печати на своей голове — долг и право Истинной. Неужели ты допускаешь, что твоя мать сделала бы это, если бы ребёнок был незаконнорождённым?
   Девочка не отвечает — глухо всхлипывает.
   — Какую чушь ты сочинила, — фальшиво сердится молодой гип. — Почему честь твоей погибшей матери, удивительной женщины, должен защищать я? Да ещё от кого — от её же дочери!
   Она плачет, не стесняясь.
   — У тебя уже есть брат, — напоминает он. — Позавидовать можно такому брату. Тебе мало, что ли?
   Вязкие слезы, повинуясь искусственной тяжести кристаллического дома, скатываются на прохладное пентасетоновое покрывало. Свободный Охотник берет осторожными руками голову девочки, приподымает, находит взглядом мечущиеся глаза.
   — Когда-то наши семьи имели прочные дружеские связи, — вымучивает он, — так уж распорядилась история. Мы дружили империями, как принято выражаться. Да, твоя мать была любовницей моего отца, и нет тут ничего недостойного. Даже если из-за этого дружба великих гипов превратилась в нечто противоположное. Помнишь, я упоминал, что моего отца кто-то успел предупредить о нападении звероидов? Этот подвиг наверняка совершила твоя мать, вечная ей благодарность. Маленькая моя, никакие мы с тобой не брат и сестра, даже мысли такой у меня не возникало…
   — Я не маленькая, — шепчет дочь гипа. — Ты не думай, я уже взрослая. Опознавательный знак на «Универсале» сменила, видел? Пусть будет «Сорок Семь», как и полагается.
   — Я заметил.
   — Глупость была, правда? Поставила «Минус», чтобы все наоборот, потому что у тебя был «Плюс».
   — Почему глупость? Очень символично у нас получалось, загадочно. Плюс и Минус — два новых духа Метро.
   — Помнишь, ты мне как-то сказал, что…
   — Что?
   — Ну, перед тем, как твари «Чёрную дыру» окружили. Я тебе тогда про маму рассказывала. О том, как сильно мама любила своего тайного друга, помнишь?
   — И что я такого сказал?
   — «А я тебя».
   — Ничего себе, ляпнул.
   — Я все хотела спросить, ты тогда шутил или нет?
   — Долго же ты хотела спросить… Когда я шучу, то дело, значит, очень серьёзное, серьёзнее некуда. И наоборот.
   Свободный Охотник серьёзен (серьёзнее некуда), чтобы ни у кого и тени сомнений не возникло — отвечать на нешуточные вопросы он больше не намерен.
   И слезы куда-то пропадают. На лице девочки слабо мерцает улыбка. Дочь гипа утирается покрывалом, чисто рефлекторно, ведь глаза уже сухи, уже не разбрасывают во все стороны брызги отражённого света.
   — Чего ты боишься?
   — Я? — изумляется Свободный Охотник.
   — Ты, ты. Имя «Неуловимый» умерло, а Мастером Узлов пусть тебя будущие ученики называют. Где ты прячешь своё настоящее имя?
   Он мигом теряет серьёзность. Весёлым, впрочем, также не становится — не возвращается к нему веселье. Вместо ответа получается лишь жалкий смешок:
   — Вот так спросила…
   Дочь гипа привстаёт, хватает героя за отвердевшие плечи:
   — Я тебе совсем не нужна, что ли?!
   «Минус» соединился с «Плюсом». Получился взрыв.
   — Маленькая моя, выслушай меня…
   — Я знаю, что ты можешь сказать. Я знаю твою дурацкую гипотезу, что истинное имя — это код доступа, который позволяет обращаться с человеком, как с какой-нибудь записью. Только ты все врёшь… — Она закрывает своей ладонью его ослепительную белую прядь. — Истинное имя у тебя вот там. В дурацкой голове, как и у меня. Ну почему мы боимся вытащить это наружу?
   Её ладонь холодна, как внешняя поверхность базы.
   — Я не боюсь, — стонет Свободный Охотник. — Дело в другом, Хозяюшка. Совсем-совсем в другом!
   — Хочешь, я первая назову тебе своё имя? — предлагает она без всякого усилия. — А ты сам решай, что дальше.
   — Хочу поесть, — резко отстраняется он. — Где баллончики с полибензокриптазой, которые я привёз?..
26.
   …Где они, эти двое?
   Никто не знает. Сотни специалистов из различных служб (родов, стай и Клонов) лихорадочно просматривают информационные хранилища в поисках спецификаций всех объектов, принадлежавших когда-либо гипархату Узора. А также, на всякий случай, архитекторату Топологического Планирования и гипархату Пустоты номер сорок семь. Тысячи воинов, подгоняемые нервными властителями, прыгают по Тоннелям, отрабатывая полученные списки. Хотя, вряд ли безадресные попытки дадут результат, потому что новое убежище не намного хуже старого. «Чёрная дыра — два». Увы, теперь это не роскошный привилегированный санаторий, а крохотный счётчик-накопитель, замкнутый на Большой плоскостной генератор — в одном из разгромленных гипархатов Энергии. Иначе говоря, объект ничей, тем более, что техник-смотритель, отслеживавший цифровые эквиваленты, давным-давно сбежал. Несколько Единиц назад в здешних Фрагментах шли изнурительные бои, как в плоскостях Тоннелей, так и в объёмах трехмерного пространства, однако жилище смотрителя, в силу своей мелкости, уцелело. Зато ближайшие Входы-Для-Всех — в обе стороны полёта вдоль Тоннеля, — оказались уничтожены случайными залпами из боевых призм. Кто-то промахнулся, и оптические сгустки заметались по Метро, пока не наткнулись на узелки Входов, превратив турникеты в добротные источники света. Теперь шагнуть из Тоннеля в пространство привычным способом нельзя. Пригодными остаются лишь технические Входы, но их координаты погибли вместе с гипархатом Энергии — для всех, кроме обладателя Полной Карты.
   Итак, никто пока не знает, где прячутся эти двое — хотелось бы надеяться. Можно отдыхать.
   Нет, их трое. На коленях девочки преспокойно лежит пушистое нечто. Полноценный представитель Голого Народа, именуемый Ласковым, дремлет, шумно дыша сквозь плотную дыхательную маску — одно ухо его чутко приподнято. Молодой гип Узора также спит, уронив голову на мягкий пульт. Хозяюшка бодрствует, просматривает от нечего делать записи, сохранившиеся в информационной подкладке базы. Шар настройки в её руках двигается вяло, невесело. И мысли её вялы, невеселы.
   Отдых…
   Дочь гипа думает о том, что она плохая Истинная. Потому и не сумела понравиться единственному в мире мужчине, которому стоило бы открыть истинное имя. А может, она вообще плохая? Наверное, есть в ней какой-то изъян, если за шесть долгих Единиц живущий рядом воин не сделал ни одной попытки завоевать её. Просто — плохая. Как много это объяснило бы… Угораздило же её ляпнуть такую глупость! «Скажи своё имя», — распространённая по всей Галактике шуточка, приглашающая мужчину повеселиться, подразумевающая, что никаких имён открывать вовсе и не потребуется. Формула недостойных развлечений. Зов разрегулированной плоти, смеющейся над разумом. Она сказала — точно, как в этой дурной шутке, — опозорив свою Печать и в очередной раз подтвердив свой возраст. Что теперь будет?.. Ничего не будет. Ничего не изменится, ведь она Неуловимому не нужна…
   Он странно спит — то вдруг рот раскроет и так держит, не закрывая, то пальцы на руках растопырит. Опять ему что-то снится. Шесть Единиц назад, помнится, он мучался тем же, потом это прошло, и вот опять началось. Лекарь-систему он к себе не подпускал и не подпускает, лекарей-людей — тем более. И не говорит, что же такое ему снится, как и раньше не говорил. ОН. Все держит в себе. Только морщится в ответ, когда она спрашивает. Наверное, не доверяет ей. Одно утешение — все-таки они до сих пор вместе, не разлетелись по разным домам или дворцам. Неужели она не нужна ЕМУ?
   Отдых короток — острие Всеобщей распарывает невесомые ниточки покоя.
   — Добра тебе, Неуловимый, — вспыхивает над пультом чья-то улыбка. — Прости, если я не вовремя.
   Хозяюшка кладёт ладонь на спину встрепенувшегося зверька .
   — Многорукий, — сонно удивляется Свободный Охотник. — И тебе добра, председатель бластомеров…
   Одна только улыбка, ничего кроме улыбки — аккуратная, приятная. Но без лица. А также без других ненужных подробностей, определяющих внешний вид. Никто и никогда не видел настоящего облика этого человека, потому что многочисленные его копии, выползающие из Центра за добычей, подвергаются в инкубаторах хромосомному моделированию.
   — Я хотел уточнить, — открывается висящий в пространстве рот, — не поменял ли ты своё мнение о моих предложениях?
   — Как ты меня нашёл? — спрашивает Свободный Охотник, разом просыпаясь.
   — Нас не волнует, в котором из домиков-счётчиков и в каком из раздавленных гипархатов Энергии ты находишься, так что не торопись к своему кораблю. Убедило ли тебя совещание хоть в чем-нибудь? Например, в моей правоте?
   — Совещание ещё не закончилось, — возражает Свободный Охотник. — Третья фаза через четверть сотой.
   — Знаю, знаю, — показывает собеседник зубы. — Выборы нового Генерального и все такое прочее. Я знаю о вашем совещании достаточно, хоть и не был приглашён. Итак, каков твой ответ?
   — Я уже давал тебе ответ, Многорукий Дедушка. А вот ты пока не объяснил, каким образом твои дети и внуки меня нашли.
   — Значит, этот сбор раскрашенных идиотов до сих пор не разочаровал умницу Неуловимого? — человек искренне огорчён. — Странно, у меня были другие сведения. Например, о некоторых оскорбительных для Неуловимого поворотах событий.
   — И все-таки мой ответ не изменился.
   Улыбка бледнеет, сворачивается в шар. Но тут же расцветает снова:
   — Разреши, я подарю тебе совет, Неуловимый. Высунь из домика голову и посмотри, нет ли поблизости посторонних? Возможно, будешь приятно удивлён. Вряд ли ты информирован о том, что Пятый гип Энергии успел договориться с прочими гипархатами Энергии, со всеми одиннадцатью, оставшимися от шестнадцати. И ещё ты не знаешь, что несколько человек из бывшего руководства того мёртвого гипархата, в котором ты опрометчиво прячешься, смогли спастись и живы до сих пор. В результате поисковая группа не только засекла, что резервный счётчик возобновил работу, но и получила маршруты к нему. А свои тайны они хранят похуже тебя, поэтому моим детишкам совсем не трудно было организовать нашу с тобой дружескую беседу. Можешь не благодарить меня.
   — Тогда скажу «пошёл вон», — энергично веселится Свободный Охотник. — Пошёл вон, Многорукий Дедушка Трех Клонов; он же председатель Союза бластомеров; он же Повар Гной.
   Рот словно выворачивается наизнанку:
   — Ты остро шутишь, Мастер Узлов. Мне незнаком такой тип юмора.
   — Я гип Узора, а не Мастер Узлов. Считай для простоты дела, что со мной ты тоже больше не знаком, Повар.
   — Как это понимать, гип Узора?
   Нет, улыбка никуда не делась — плавает по комнате, с идиотической бессмысленностью радуя глаз зрителей.
   — Просто я не люблю разговаривать с мелкими лжецами, — как ни в чем не бывало отвечает Свободный Охотник. — Вот так и понимай это.
   — Я вовсе не мелкий, — по прежнему улыбается собеседник. — Я настолько крупный, что в твоих регистрах не хватит для меня разрядов. Будет лучше, если ты объяснишься, и поскорее.
   — Иначе ты опять попытаешься скормить меня звероидам? О, такой тип юмора мне хорошо знаком. Хватит притворяться, Повар, ведь именно ты помог тварям устроить Неуловимому ловушку! Биокристаллические черви — это монополия Центра, не правда ли?
   — Причём здесь наша монополия?
   — Один из червей, которых я тогда раздавил, был красным, собиравшим клеточную массу. Чей он, если не твой? Кто ещё из воровских Дедушек осмеливается разводить подобную мерзость? Подсунули мне полусожранную базу, заразили мой робот-истребитель инфо-грибком… Ты и твои новые друзья, председатель, плохо шутите.
   — Всему есть объяснение, Неуловимый.
   — Конечно, есть. Давно по Метро гуляют слухи, что кто-то из Центра в сговоре со звероидами. Теперь я знаю — кто.
   Улыбка застывает. Собственно, это уже не улыбка, а неподвижный уродливый оскал, обломок ритуальной маски. Торчат тёмные неровные зубы, в углах рельефного рта пучится слюна. Губы меняют цвет — последовательно по спектру. Невидимый собеседник молчит.
   — Партнёр… — задумчиво произносит Свободный Охотник. — Партнёр тварей…
   Он изумляется. Это слово, неожиданно выпрыгнувшее из глубин памяти, оказалось как нельзя более кстати. Почему он раньше не догадался?
   В голове вихрятся новые слова и картинки, рвущие болезненную пелену сна. Инкубатор, в ядре которого видна кювеза крайне необычных очертаний; «зубы Странника», стремительно несущиеся по Тоннелю; разодранная в клочья волоконная плацента…
   — Зачем ты хотел отдать тварям Яйцо? — осведомляется Свободный Охотник, с наслаждением ощущая, как отступает забвение. — Неужели ты не понимаешь, что это был бы конец всем нам?
   И собеседник наконец откликается:
   — Я хотел спасти Неуловимого, и ничего больше. Твоя жизнь стоила такого обмена. Обрати внимание, мы вытаскивали тебя из плена, ещё не зная, что ты владеешь Полной Картой.
   — Из одного плена — в другой. Заманчивая перспектива.
   — Не делай поспешных выводов, Неуловимый. Во-первых, инкубатор для звероидов был синтезирован всего в одном экземпляре. Больше одного я бы не дал, а самостоятельно им аппаратуру не воспроизвести, ведь наша монополия оттачивалась многие сотни Единиц. Что касается тебя…
   — Насчёт себя я уже понял, — говорит Свободный Охотник. — Лучшего друга, чем ты, мне в Галактике не найти.
   Вновь он беззвучно смеётся, и вновь собеседник этого не замечает.
   — Я рад, что ты понял правильно, гип Узора. Если я понадоблюсь, выходи на связь без всяких там церемоний. И пожалуйста, отнесись серьёзно к моему предупреждению. Твоё убежище раскрыто, гип.
   Улыбка гаснет. Несколько мгновений ожидания — и Всеобщая пуста.
   — Кто это? — тоскливо произносит девочка.
   — Главный из фермеров. Один из хозяев Центра.
   — Вежливый, а страшный. Не Истинный?
   — Конечно, нет, но побогаче и повлиятельнее десятка-другого Истинных, вместе взятых.
   — Если он фермер, значит, синтезирует пищу? У него есть кристаллическая планета?
   — У него много планет, Хозяюшка, и чего он только не синтезирует.
   — А почему, кроме своего рта, ничего другого не показывает? Стесняется?
   — Рот, да не тот, — каламбурит Свободный Охотник. — Улыбка — это всего лишь модель, украденная из древней легенды. Якобы на планете Точка обитало такое животное, которое целиком состояло из улыбки.
   — Как это?
   — Одна улыбка, и все. Кстати, сам Повар Гной эту легенду и обнаружил, вытащил непонятно из какого хранилища, спасибо ему от всей Галактики.
   В разговор включается декодер:
   «Я слышал о кристаллических планетах Повара Гноя, там выращивают валериану». — Это напоминает о себе Ласковый.
   Зверь занят делом — неторопливо вылизывает себя, показывая тем самым, что причин для беспокойства нет.
   Хозяюшка осторожно поглаживает его по спине.
   — И валериану, — неохотно подтверждает Свободный Охотник. — С некоторого времени валериану тоже… — Он с недоумением озирается. — Что это ты тут делала, пока я спал? — Он показывает на многочисленные текстовые изображения, разбросанные по всей поверхности комнаты.
   — Почему — пока спал? Я и раньше этим занималась, когда тебя не было. Информационную подкладку трясу.
   — Правильно, дело полезное. Вытрясла что-нибудь?
   — А ты сам посмотри.
   Свободный Охотник берет шар настройки и разворачивает помеченный Хозяюшкой каталог.
   — Колдовские протоколы, — со сдержанной гордостью сообщает она.
   Он быстро просматривает тексты, вытащенные из чёрной дыры прошлого. Он непроизвольно поднимает брови. Дочь гипа права: ей удалось обнаружить отнюдь не простые записи. Отчётливым антисистемным духом понесло вдруг из хранилища. Странный здесь работал парень, пока в гипархат Энергии не пришли твари… Хотя, говорят, именно смотрители резервных счётчиков были лучшими колдунами в Галактике — из-за полной их ненужности в процессе управления плоскостными генераторами, из-за сводящей с ума оторванности от мира. Много чего говорят…
   — Никакие это не протоколы, — разочарованно усмехается герой. — Всего лишь колдовские инструкции.
   — Какая разница?
   Он останавливает просмотр, усмирив своё любопытство.
   — В протоколах — таблицы тайных кодов плюс спецификации каналов, по которым коды надо посылать. А здесь мы видим только описание ритуалов да жуткие антисистемные молитвы, от которых даже мне неловко.
   — Я подумала, вдруг нам все это пригодится.
   — Ну, ты представь, можно ли с помощью ругани в адрес Священной Восьмёрки вызвать, к примеру, фотонную воронку? Сказки для детишек.
   — А по другому можно? — восторженно замирает девочка. — Слушай, неужели они и вправду вызывали фотонную воронку?
   — Я же сказал — к примеру.
   — Жалко.
   Усмешка не сходит с лица героя.
   — Технические колдуны, моя маленькая, прежде всего умели подбирать коды управляющих воздействий и запускать их, куда следует. Сильно сомневаюсь, чтобы существовали конкретные адреса, ответственные за возникновение бедствий галактического масштаба. Выброси сказки из головы. Больше ничего интересного не нашла?
   — Здесь что-то спрятано под ключевыми картинками. Никак защиту не сломать.
   Герой встаёт:
   — Тогда извини, принцесса, я опять тебя покину. Не нравятся мне эти «дружеские предупреждения».
   — Какие предупреждения? — пугается она.
   — Которыми с нами поделился Повар Гной.
   Свободный Охотник швыряет шар настройки в пульт. Информационный порядок мгновенно потерян, колдовские инструкции вихрем разлетаются по комнате. Под куполом — хаос цифр.
   — Повар Гной… — повторяет Хозяюшка и взмахивает ладошкой перед своим лицом, словно разгоняя неприятный запах. — Почему его так прозвали?
   — Он из трупов, кроме всего прочего, получает воду. Гоняется за клеточной массой по всей Галактике…
   — Воду? Зачем?
   — Говорят, это вкусно. Этакое особенное лакомство. Повар угощает им лучших друзей — в порядке поощрения. А ты думала, он тратит клеточную массу только для наполнения своих Яиц?
   — Подожди, не уходи. Что он тебе предлагал?
   Свободный Охотник встаёт.
   — Да пожалуйста, ничего интересного здесь нет. Они там давно мечтают, чтобы Неуловимый показал затерянные свалки, брошенные базы и так далее, предлагали даже хорошие проценты от продажи. Вот и все. Вещество, Хозяюшка, самое ценное, что есть в Галактике, ценнее даже, чем информация. Похоже, правда, что их планы в отношении меня резко изменились, если уж Многорукий записал в свои партнёры и звероидов. Наверное, новую информацию они тоже любят — как и твой маленький любопытный носик.
   Свободный Охотник торопится. Он уходит, оставив друзей ждать и тревожиться. Он отрывает ото сна «Универсал-Плюс», летит в трехмерном пространстве, вписывается в траекторию технического Входа. Он всерьёз воспринял совет влиятельного негодяя, поэтому действия его точны и аккуратны. Тем более, что…
27.
   …Посторонних в Тоннеле действительно многовато.
   Однако Свободный Охотник не поддаётся первому порыву души, не выскакивает из Узла слияния в Тоннель, а сначала вызывает гипархат Входов. Откликается сам главный инженер:
   — Прекрасно, высокородный гип Узора. Я как раз хотел поговорить с тобой наедине, без непременного участия твоего ревнивого друга-покровителя. Кстати, я слышал, у вас с уважаемым гипом Связи возникли разногласия…
   — Прошу простить, — перебивает его Свободный Охотник. — Срочное дело. Я извещаю твою службу о той неслыханной наглости, которой я свидетель. Посмотри и ты. Подключаю ко Всеобщей свою систему обзора.
   Только теперь можно выйти в Тоннель.
   Хорошо видно: бесформенное пятно Входа-Для-Всех заполнено ремонтными капсулами, заполнено движением и светом.
   — Что происходит? — напрягается гип Входов.
   Впрочем, цель пугливой суеты понимается с лёгкостью.
   — Они устанавливают новые турникеты, — чеканит Свободный Охотник. — Чинят оборудование станции. Тихо и скрытно. Кому пойдут монады, собираемые с капсул и с кораблей? Это вопиющее нарушение монополии, твоей монополии, гип. Теперь посмотри сюда…
   Разворот системы обзора в противоположном направлении. Обнаруживается ещё один Вход-Для-Всех, в котором — отчётливо видно! — ведутся работы того же рода.
   — Хотелось бы принять меры, — упруго встаёт гип Входов. Голос его вибрирует от гнева. — Ты можешь оказать нам помощь?
   — Даю координаты Узлов и оптимальный маршрут. Оплаты не требую. Высылайте свои капсулы и, что гораздо важнее, распространите информацию об этом случае среди участников совещания. Доказательства у тебя есть, если ты, конечно, делаешь запись.
   — В нашем с тобой мире записывается каждый выдох каждого из Истинных, — брезгливо усмехается гип Входов. — Традиции сильнее людей.
   — Надеюсь, опознавательные знаки ремонтных капсул в документах останутся?
   — Да, энергетикам теперь не отмыться, — соглашается собеседник, еле сдерживая нетерпение. — Я полагал, что время войн за монополию целиком осталось в древней истории. Неужели ошибался? Я тебе очень обязан, уважаемый гип Узора. Подаренный тобой маршрут уже обрабатывается моей службой безопасности, так что скоро, очень скоро…
   — Всё, меня заметили, — говорит Свободный Охотник. — Не будешь ли ты возражать, если я, защищаясь, случайно ударю по какому-либо из двух показанных тебе Входов?