Страница:
– Кстати, есть новости из Владимира?
– Пока нет, но я убежден – будут.
Лидер щелкнул зажигалкой – пламя осветило добродушное «бухгалтерское» лицо, глядя на которое, трудно было представить себе, что этот лысоватый, полноватый, картавящий человек вынес за два последних года более двух десятков смертных приговоров… Лидер закурил и спросил:
– А как, Евгений Дмитриевич, ты планируешь подвести Африканца к группировке Козыря?
– Я думаю, что Козырю понадобится хороший ликвидатор. С большими объемами наркоты на рынок так просто не пустят – придется Козырю расчищать место под солнцем. У его есть, конечно, несколько групп боевиков, но для тонкой работы они не годятся. Скоро он начнет искать профессионала, и мы аккуратно подведем к нему Африканца. Соответствующую комбинацию я уже разрабатываю.
Ни Председатель, ни Лидер не знали, что все их планы перечеркнет нелепая случайность.
Ежедневно он по часу проводил в тире. Расстреливая в день не менее двухсот патронов, он быстро одолел пятый уровень, но шестой пока что ему не давался… Он стрелял на звук и на свет. С обеих рук по движущимся мишеням. В движении, в падении, с разворота. Он привязывал к стволу пистолета грузик на нитке, раскачивал его и стрелял. Этот маятник постоянно сбивал прицел… Таранов соревновался с Ириной, но, как правило, проигрывал ей. Он освоил пистолет-пулемет «Бизон» – мощную и компактную машину с роторным подствольным магазином на шестьдесят шесть патронов. Он освоил боевой арбалет. Он восстановил навыки метания ножа. Ежедневно он проплывал в бассейне не меньше километра, бегал трехкилометровые кроссы в лесу.
Ежедневно с Тарановым встречался Спец. Как зовут Спеца, Иван так и не узнал: Спец и Спец.
Спец был худым и незапоминающимся человечком одних с Тарановым лет. Он читал лекции по конспирации и спецдисциплинам. Многое Таранову было известно и без Спеца – недаром же он прошел школу спецназа ГРУ. Многое, но далеко не все. Тем более, что учили Ивана несколько иному. Да и давно это было. За прошедшие годы появились новые методы и технологии. Разумеется, основные положения нелегальной работы остаются неизменными на протяжении веков – они консервативны донельзя. Например, способы вербовки в конце двадцатого века ничем не отличаются от способов середины семнадцатого. Все так же ставка делается на человеческие пороки и слабости: жадность, тщеславие, стремление к власти, страх… Люди – увы! – не меняются. Но меняется техника и, соответственно, средства наблюдения, контроля и воздействия. Спец был профессионал в этих вопросах, и Таранову открылось много нового.
Психолог Александр обучал Таранова практической психологии: определять ложь человека по поведению и скрывать собственную неискренность. Это было чертовски увлекательно… Но самым захватывающим оказались поединки с «детектором лжи». Выяснилось, что даже современные полиграфы можно сбить с толку. Для этого существовали способы от примитивных – например, причинение самому себе боли для искажения физиологических показателей – до весьма изощренных, типа создания психического барьера – «второй реальности». Довольно скоро Таранов научился не то чтобы обманывать полиграф (это почти невозможно), но создавать такой фон, когда его реакции были неоднозначны, «размазаны», непригодны для расшифровки.
… Две недели, заполненные учебой и тренировками, просквозили, как ветерок. Тринадцатого октября Таранов вернулся в Питер.
Глава 5
Глава 6
– Пока нет, но я убежден – будут.
Лидер щелкнул зажигалкой – пламя осветило добродушное «бухгалтерское» лицо, глядя на которое, трудно было представить себе, что этот лысоватый, полноватый, картавящий человек вынес за два последних года более двух десятков смертных приговоров… Лидер закурил и спросил:
– А как, Евгений Дмитриевич, ты планируешь подвести Африканца к группировке Козыря?
– Я думаю, что Козырю понадобится хороший ликвидатор. С большими объемами наркоты на рынок так просто не пустят – придется Козырю расчищать место под солнцем. У его есть, конечно, несколько групп боевиков, но для тонкой работы они не годятся. Скоро он начнет искать профессионала, и мы аккуратно подведем к нему Африканца. Соответствующую комбинацию я уже разрабатываю.
Ни Председатель, ни Лидер не знали, что все их планы перечеркнет нелепая случайность.
* * *
В резиденции Иван Таранов прожил две недели. Каждый день был насыщен тренировками.Ежедневно он по часу проводил в тире. Расстреливая в день не менее двухсот патронов, он быстро одолел пятый уровень, но шестой пока что ему не давался… Он стрелял на звук и на свет. С обеих рук по движущимся мишеням. В движении, в падении, с разворота. Он привязывал к стволу пистолета грузик на нитке, раскачивал его и стрелял. Этот маятник постоянно сбивал прицел… Таранов соревновался с Ириной, но, как правило, проигрывал ей. Он освоил пистолет-пулемет «Бизон» – мощную и компактную машину с роторным подствольным магазином на шестьдесят шесть патронов. Он освоил боевой арбалет. Он восстановил навыки метания ножа. Ежедневно он проплывал в бассейне не меньше километра, бегал трехкилометровые кроссы в лесу.
Ежедневно с Тарановым встречался Спец. Как зовут Спеца, Иван так и не узнал: Спец и Спец.
Спец был худым и незапоминающимся человечком одних с Тарановым лет. Он читал лекции по конспирации и спецдисциплинам. Многое Таранову было известно и без Спеца – недаром же он прошел школу спецназа ГРУ. Многое, но далеко не все. Тем более, что учили Ивана несколько иному. Да и давно это было. За прошедшие годы появились новые методы и технологии. Разумеется, основные положения нелегальной работы остаются неизменными на протяжении веков – они консервативны донельзя. Например, способы вербовки в конце двадцатого века ничем не отличаются от способов середины семнадцатого. Все так же ставка делается на человеческие пороки и слабости: жадность, тщеславие, стремление к власти, страх… Люди – увы! – не меняются. Но меняется техника и, соответственно, средства наблюдения, контроля и воздействия. Спец был профессионал в этих вопросах, и Таранову открылось много нового.
Психолог Александр обучал Таранова практической психологии: определять ложь человека по поведению и скрывать собственную неискренность. Это было чертовски увлекательно… Но самым захватывающим оказались поединки с «детектором лжи». Выяснилось, что даже современные полиграфы можно сбить с толку. Для этого существовали способы от примитивных – например, причинение самому себе боли для искажения физиологических показателей – до весьма изощренных, типа создания психического барьера – «второй реальности». Довольно скоро Таранов научился не то чтобы обманывать полиграф (это почти невозможно), но создавать такой фон, когда его реакции были неоднозначны, «размазаны», непригодны для расшифровки.
… Две недели, заполненные учебой и тренировками, просквозили, как ветерок. Тринадцатого октября Таранов вернулся в Питер.
Глава 5
ТЕНЬ ЧЕРНОГО ПАРУСА
– Ванька! – сказала Светлана. – Ванька, я ревную…
– К супруге помещика Козявкина? – спросил он и закрыл рот Светлане поцелуем. Тело Светланы под легким халатом было сильным и податливым. Они стояли в прихожей ее огромной квартиры… Они не виделись две недели. Две недели – это так много. Иван вернулся, не предупредив о своем приезде…
Одной рукой Таранов прижимал к себе Светлану, в другой держал цветы. Бутоны роз на длинных стеблях колыхались. Свет бра в красных абажурах заливал прихожую закатным маревом. Иван уронил розы на пол и обнял Светлану второй рукой. Поцелуй был долгим, как ночной прыжок…
Через минуту они оказались в спальне. Одежду Таранов сбрасывал на ходу…
Потом они лежали и курили. Волосы цвета спелой пшеницы разметались по подушке. Ветер с залива шевелил штору, по стеклу змеились капли дождя.
– Где же ты был, Иван Таранов? – тихо произнесла Светлана.
– В командировке. Я же предупреждал, что могу задержаться на неопределенное время.
– Да. Но позвонить-то ты мог? Я каждый день ждала.
Таранов промолчал. Что тут скажешь? Правду? Не дай бог Светлане знать правду о нем… Разумеется, он мог позвонить. И если бы не лекции Спеца, он так бы и сделал. Но благодаря Спецу он теперь знал о том, как легко отслеживаются звонки, сделанные по платной связи . Домашний телефон Светланы обслуживался компанией «Петерстар», то есть как раз являлся платным и легко поддавался контролю… Почему-то Таранову совершенно не хотелось, чтобы в Клубе знали о существовании Светланы. Он даже не предполагал, что «Анти-клуб» еще два месяца назад, во время войны Таранова с Сыном, провел оперативно-розыскные мероприятия и установил Светлану Мюллер… Что встреча в аэропорту зафиксирована на видео… Что, просмотрев запись, Лидер сделал выводы о характере взаимоотношений Африканца и Светланы. Эти взаимоотношения определялись словом «любовь».
– Там, где я был, – сказал Таранов, – нет телефона.
Светлана вздохнула и ответила, повернув к нему лицо:
– Врешь ты все, Ванька… врешь. А я, как последняя дурочка, слушаю тебя. – Она повернулась на бок, прижалась к Ивану грудью с розовым соском. – Но всетаки я верю тебе, а не консьержке.
– Консьержке? – удивленно переспросил Таранов. – Что это значит?
– Это значит, что консьержка в подъезде рассказала мне о том, что в мое отсутствие ты жил в этой квартире… не один… с молодым парнем. Со значением рассказала.
– Ну и что? – начал было Иван, но потом понял и посмотрел на Светлану с открытым ртом… Она засмеялась, поцеловала его в ухо и сказала:
– Рот закрой, майор… Даже если бы сто консьержек сказали мне, что ты голубой, я бы не поверила.
Таранов изумленно помотал головой и потушил сигарету.
– Хочешь выпить, Таранов? – спросила Светлана. – Пива «Пит» у меня нет, но бутылка хорошего виски найдется.
Они сели в кухне пить виски. В слабо освещенной кухне звучал Первый концерт Чайковского, за окном шел дождь, и темный Финский залив остывал под октябрьским ветром.
– А что это за парень, Ваня? – спросила Светлана.
– Завтра, – сказал Таранов, – завтра мы навестим его.
Выл за окном ветер, и что-то жалобное было в его голосе. И что-то очень жестокое – тоже.
– Этот парень живет за городом? – спросила Светлана.
– Да, – кивнул Таранов, – теперь он живет за городом.
Дворники смахивали с лобового стекла дождинки… Свернули на грунтовку. Дорога петляла меж сосен и валунов. Светлана поняла настроение Таранова – сидела молча.
Спустя полчаса впереди показалась серая полоска воды. Дорога стала совсем худая, Иван вел машину на первой передаче. Светлана поглядывала на него сбоку внимательно, тревожно.
Преодолев крутой подъем, «Нива» вскарабкалась на горку. Дальше дороги не было вовсе – пошли пешком… Небо прояснилось, из облачности выглянуло тусклое осеннее солнце. Под ногами лежал седой мох, мокрые камни, присыпанные хвоей.
– Здесь, – сказал Таранов, останавливаясь перед гранитным валуном. – Здесь он живет теперь.
– Где? – спросила Светлана… Таранов молча смотрел на валун. Она тоже посмотрела, увидела темный, без мха, прямоугольник, на котором стоял камень… и все поняла.
– Господи! – сказала она и зажала рот рукой.
Таранов постоял несколько минут молча. Потом вытащил из кармана плоскую флягу, отвинтил колпачок и наполнил его водкой. Протянул Светлане.
– Как его зовут? – спросила она тихо, принимая колпачок.
– Алексей, – ответил Таранов. Встало перед глазами Лешкино лицо, и Лешкин голос сказал: «Я свой выбор сделал сам».
Подступил комок к горлу, а голос врача «Скорой» произнес: «Золотой приход. У них это называется золотой приход».
… В колпачок с водкой упала сосновая хвоинка. Таранов выпил водку вместе с ней… Потом он отошел на край мыска, закурил и вперился взглядом вдаль – туда, где за серой водой озера Тиллиярви лежал мыс Овечий. Разглядеть что-либо было невозможно, но Иван все равно «видел» останки сожженного «колхоза» Гранта Матевосяна. Видел горящий «лендкрузер» и лодку под черным парусом…
Неслышно подошла сзади Светлана. Обняла и спросила тихо:
– Как?… Как это произошло? Расскажешь?
– Да, расскажу… потом… после.
Набежало облако, и солнце спряталось в нем. По Тиллиярви катилась волнишка, парили над водой чайки… и скользил черный парус.
Таранов вытащил верхний листок:
– Ай-яй-яй, – сказал Таранов, – как цинично, Федор. Петр Аристархович – избранник народный.
Федор тон Ивана не поддержал. Продолжая рвать фото Кулака, он буркнул:
– Схемы изучай.
Иван мельком просмотрел от руки набросанные схемы – места предполагаемой ликвидации бывшего золотого медалиста и комсомольского вожака Пети Кузенко… Нынче Петю звали Кулак, и он торговал наркотой.
– Схемы схемами, – сказал Таранов, – а смотреть нужно на месте.
Они изучили все три адреса, где более-менее регулярно бывает Кулак. Иван остановил свой выбор на Фурштатской – там жила пожилая мать Кузенко. А он, как любящий сын, еженедельно посещал маму по пятницам.
Африканец и Федор покрутились возле дома, посмотрели. Таранов поставил точку: здесь.
Черная «Волга» депутата Кузенко подъехала к дому №… на Фурштатской. Из салона выскочил охранник и вошел в подъезд. Петр Аристархович Кузенко сидел на заднем сиденье «Волги», держал на коленях вафельный тортик «Шоколадный принц» за тридцать один рубль пятьдесят копеек. Что-то было в этом трогательное.
А на противоположной стороне улицы, в подъезде, стоял ликвидатор Таранов с пистолетом-пулеметом «Бизон» под полой куртки. Он ждал, когда депутат выйдет из машины. В принципе, Таранов мог бы расстрелять Кузенко прямо в автомобиле. Но тогда под огнем оказался бы и водитель, который совершенно не при делах…
Охранник Кулака проверил подъезд, спустился вниз и, распахнув дверь, показал жестом – все, мол, в порядке.
– Все в порядке, Петр Аристархович, – сказал водитель задумавшемуся пассажиру. – Можно идти.
– Спасибо, Костя, – отозвался Кулак и взялся за ручку двери.
Африканец сдвинул флажок предохранителя и толкнул коротким стволом «Бизона» дверь подъезда. Противно завизжала ржавая пружина.
Кузенко хлопнул дверцей. Левой рукой он прижимал к животу тортик… Охранник, услышав скрип пружины, бросил взгляд на Таранова. Он увидел темный блеск оружия в руках Ивана и сразу все понял… Но его понимание уже ничего не решало – Иван нажал на спуск. Охранник закричал: падай! – но его крик растворился в грохоте выстрелов.
Пули в клочья изорвали коробочку с «Шоколадным принцем», швырнули тело депутата на асфальт. Охранник стремительно присел, одновременно выхватывая пистолет из-под пиджака. Таранов дал длинную очередь над головой охранника. Тот распластался на асфальте, прикрываясь телом своего босса. Молодец, умничка. Иван дал еще одну очередь, бросил «Бизон» и вошел в подъезд. Спустя минуту он проходными дворами вышел на улицу Чайковского и спокойно продефилировал мимо здания РУБОП.
Спустя еще четыре минуты Таранов спускался по эскалатору метро «Чернышевская». Неприметный, такой же, как тысячи других.
– А зачем? – пожал плечами Иван.
– Он представляет реальную опасность.
– Ерунда.
– Далеко не ерунда, Ваня. На войне как на войне, и твой гуманизм не уместен совершенно. Мы большое дело делаем. И рисковать не вправе. На будущее учти, пожалуйста.
– Хорошо, – кивнул Таранов, – учту.
По его тону Лидер понял, что ни фига Африканец не учтет. И впредь будет поступать так, как сам считает нужным. Это очень Лидера беспокоило.
– Гасану передай, что на земле Лысого ловить ему нечего.
Гасану передали. Гасан пришел в бешенство, и в тот же день его боевики устроили налет на бильярдную, где отирались люди Лысого, и сожгли «БМВ» самого Лысого. Лысый срочно прервал отпуск, который он проводил в Италии, и вернулся в Питер. Гасану была объявлена война.
– Вот так, голуби вы мои, дела-то делают, – говорил Лидер, оживленно потирая руки. – А то: стрелять…
Таранов чувствовал, что втягивается в мясорубку Организации. Реплика Лидера: «А то – стрелять…» – относилась к Ивану. Именно Иван предложил: а чего с ними чикаться? Перестрелять на хер, и все дела.
После разгрома лаборатории он сам подошел к Федору и сказал:
– Может, дернем водочки, Федя?
Федор сухо ответил:
– Я не пью.
Повернулся и пошел, глубоко засунув руки в карманы.
– Ну и хер с тобой, – пробормотал Таранов. Он купил бутылку водки, сел в «Ниву» и выпил из горлышка граммов сто. Когда немного отпустило, завел движок и поехал домой. Дома напился вдрызг.
– К супруге помещика Козявкина? – спросил он и закрыл рот Светлане поцелуем. Тело Светланы под легким халатом было сильным и податливым. Они стояли в прихожей ее огромной квартиры… Они не виделись две недели. Две недели – это так много. Иван вернулся, не предупредив о своем приезде…
Одной рукой Таранов прижимал к себе Светлану, в другой держал цветы. Бутоны роз на длинных стеблях колыхались. Свет бра в красных абажурах заливал прихожую закатным маревом. Иван уронил розы на пол и обнял Светлану второй рукой. Поцелуй был долгим, как ночной прыжок…
Через минуту они оказались в спальне. Одежду Таранов сбрасывал на ходу…
Потом они лежали и курили. Волосы цвета спелой пшеницы разметались по подушке. Ветер с залива шевелил штору, по стеклу змеились капли дождя.
– Где же ты был, Иван Таранов? – тихо произнесла Светлана.
– В командировке. Я же предупреждал, что могу задержаться на неопределенное время.
– Да. Но позвонить-то ты мог? Я каждый день ждала.
Таранов промолчал. Что тут скажешь? Правду? Не дай бог Светлане знать правду о нем… Разумеется, он мог позвонить. И если бы не лекции Спеца, он так бы и сделал. Но благодаря Спецу он теперь знал о том, как легко отслеживаются звонки, сделанные по платной связи . Домашний телефон Светланы обслуживался компанией «Петерстар», то есть как раз являлся платным и легко поддавался контролю… Почему-то Таранову совершенно не хотелось, чтобы в Клубе знали о существовании Светланы. Он даже не предполагал, что «Анти-клуб» еще два месяца назад, во время войны Таранова с Сыном, провел оперативно-розыскные мероприятия и установил Светлану Мюллер… Что встреча в аэропорту зафиксирована на видео… Что, просмотрев запись, Лидер сделал выводы о характере взаимоотношений Африканца и Светланы. Эти взаимоотношения определялись словом «любовь».
– Там, где я был, – сказал Таранов, – нет телефона.
Светлана вздохнула и ответила, повернув к нему лицо:
– Врешь ты все, Ванька… врешь. А я, как последняя дурочка, слушаю тебя. – Она повернулась на бок, прижалась к Ивану грудью с розовым соском. – Но всетаки я верю тебе, а не консьержке.
– Консьержке? – удивленно переспросил Таранов. – Что это значит?
– Это значит, что консьержка в подъезде рассказала мне о том, что в мое отсутствие ты жил в этой квартире… не один… с молодым парнем. Со значением рассказала.
– Ну и что? – начал было Иван, но потом понял и посмотрел на Светлану с открытым ртом… Она засмеялась, поцеловала его в ухо и сказала:
– Рот закрой, майор… Даже если бы сто консьержек сказали мне, что ты голубой, я бы не поверила.
Таранов изумленно помотал головой и потушил сигарету.
– Хочешь выпить, Таранов? – спросила Светлана. – Пива «Пит» у меня нет, но бутылка хорошего виски найдется.
Они сели в кухне пить виски. В слабо освещенной кухне звучал Первый концерт Чайковского, за окном шел дождь, и темный Финский залив остывал под октябрьским ветром.
– А что это за парень, Ваня? – спросила Светлана.
– Завтра, – сказал Таранов, – завтра мы навестим его.
Выл за окном ветер, и что-то жалобное было в его голосе. И что-то очень жестокое – тоже.
* * *
«Нива» стремительно шла по трассе «Скандинавия» на Выборг. Голый, облетевший лес стоял вдоль дороги. Полтора месяца назад Таранов ехал по этой дороге в противоположном направлении – усталый, опустошенный, с зарядом дроби в правой ноге.– Этот парень живет за городом? – спросила Светлана.
– Да, – кивнул Таранов, – теперь он живет за городом.
Дворники смахивали с лобового стекла дождинки… Свернули на грунтовку. Дорога петляла меж сосен и валунов. Светлана поняла настроение Таранова – сидела молча.
Спустя полчаса впереди показалась серая полоска воды. Дорога стала совсем худая, Иван вел машину на первой передаче. Светлана поглядывала на него сбоку внимательно, тревожно.
Преодолев крутой подъем, «Нива» вскарабкалась на горку. Дальше дороги не было вовсе – пошли пешком… Небо прояснилось, из облачности выглянуло тусклое осеннее солнце. Под ногами лежал седой мох, мокрые камни, присыпанные хвоей.
– Здесь, – сказал Таранов, останавливаясь перед гранитным валуном. – Здесь он живет теперь.
– Где? – спросила Светлана… Таранов молча смотрел на валун. Она тоже посмотрела, увидела темный, без мха, прямоугольник, на котором стоял камень… и все поняла.
– Господи! – сказала она и зажала рот рукой.
Таранов постоял несколько минут молча. Потом вытащил из кармана плоскую флягу, отвинтил колпачок и наполнил его водкой. Протянул Светлане.
– Как его зовут? – спросила она тихо, принимая колпачок.
– Алексей, – ответил Таранов. Встало перед глазами Лешкино лицо, и Лешкин голос сказал: «Я свой выбор сделал сам».
Подступил комок к горлу, а голос врача «Скорой» произнес: «Золотой приход. У них это называется золотой приход».
… В колпачок с водкой упала сосновая хвоинка. Таранов выпил водку вместе с ней… Потом он отошел на край мыска, закурил и вперился взглядом вдаль – туда, где за серой водой озера Тиллиярви лежал мыс Овечий. Разглядеть что-либо было невозможно, но Иван все равно «видел» останки сожженного «колхоза» Гранта Матевосяна. Видел горящий «лендкрузер» и лодку под черным парусом…
Неслышно подошла сзади Светлана. Обняла и спросила тихо:
– Как?… Как это произошло? Расскажешь?
– Да, расскажу… потом… после.
Набежало облако, и солнце спряталось в нем. По Тиллиярви катилась волнишка, парили над водой чайки… и скользил черный парус.
* * *
Вечером пятнадцатого октября Таранов позвонил на сотовый Лидера. Лидер назначил место и время. Сказал, что на встречу придет Федор. Спустя час Таранов нашел машину Федора на Гончарной. Сел в салон. Они поздоровались за руку, и Федор положил на колени Ивану пластиковую папку, включил свет.Таранов вытащил верхний листок:
Иван прочитал справку, отложил ее в сторону. Федор сразу же порвал лист бумаги на мелкие-мелкие клочки. Таранов вытащил из папки несколько фотографий. На всех был изображен один и тот же человек лет сорока на вид. В очках, с уверенным, хамоватым лицом, со стрелочками усов. Таранов внимательно изучил фотографии, вернул Федору. Федор начал методично уничтожать изображения депутата.«Секретно
Справка Ф. И. О.: Кузенко Петр Аристархович. Дата рождения: 03.01.1964. Место рождения: г. Ленинград.
Национальность: русский. Кличка: Кулак.
Категория: авторитет, лидер ОПГ. Место работы: депутат ЗакСа СПб Адрес: Гороховая, 41, кв. –
Кузенко Петр Аристархович (Кулак) родился в Ленинграде в семье военного и учительницы пения. Ср. школу №… окончил с золотой медалью, активно занимался спортом – футбол, легкая атлетика. По окончании ср. школы поступил в Политехнический институт. Подвизался на стезе комсомольского активиста, был комсоргом курса. Комсомольская «карьера» Кузенко кончилась на четвертом курсе, когда он совершил попытку изнасилования однокурсницы. Скандал «замяли», но институт Кузенко пришлось оставить.
Результатом стал серьезный конфликт Кузенко с отцом.
Примерно в то же время происходит знакомство Кузенко с фарцовщиками и «кидалами» на «галере» Гостиного Двора. За патологическую жадность Петр Кузенко приобретает в этих кругах кличку Кулак. В 1988 году против Кулака возбуждено уголовное дело по ст. 88 (незаконные валютные операции). После полугода пребывания в СИЗО № 45-1 дело в отношении Кузенко прекращают на основании ст. 5 УПК. (По неподтвержденным данным, следователь СО Фрунзенского района получил от матери Кузенко взятку). В 1990 году Кулак задерживается сотрудниками 2 отд. 12 УУР в р-не Некрасовского рынка при попытке приобретения у гр. Азербайджана 76 граммов наркотического вещества «марихуана». Возбуждено уголовное дело по ст. 224, а сам гр. Кузенко заключен под стражу. Однако в октябре 91-го вновь выпущен на свободу. (Взятка?)
Вероятно, именно на этот период приходится вхождение Кулака в сферу наркобизнеса и организация собственной ОПГ. В настоящее время Кузенко является депутатом ЗакСа СПб, по оперативным данным, поддерживает деловые и дружеские отношения с вором Мишей Кривым, а также с Бородой (Проценко И. И., г. Киев). Пользуется авторитетом.
По мнению знающих его людей, Кулак очень осторожен, коварен, жесток. По городу передвигается только в сопровождении охраны на «депутатской» «Волге», гос. номер М118… либо на «вольво-850», гос. номер Х 997…
По некоторым оценкам, Кулак контролирует 8-12% всех реализуемых на Сев-Зап. России наркотиков».
– Ай-яй-яй, – сказал Таранов, – как цинично, Федор. Петр Аристархович – избранник народный.
Федор тон Ивана не поддержал. Продолжая рвать фото Кулака, он буркнул:
– Схемы изучай.
Иван мельком просмотрел от руки набросанные схемы – места предполагаемой ликвидации бывшего золотого медалиста и комсомольского вожака Пети Кузенко… Нынче Петю звали Кулак, и он торговал наркотой.
– Схемы схемами, – сказал Таранов, – а смотреть нужно на месте.
Они изучили все три адреса, где более-менее регулярно бывает Кулак. Иван остановил свой выбор на Фурштатской – там жила пожилая мать Кузенко. А он, как любящий сын, еженедельно посещал маму по пятницам.
Африканец и Федор покрутились возле дома, посмотрели. Таранов поставил точку: здесь.
* * *
Депутат ЗакСа господин Кузенко ехал к маме. Он был любящий сын. И мама своим сыном гордилась. И все мамины подружки говорили: вот у Валентины Андреевны Петя! Большой человек, депутат, а мать-то навещает. Это уж у него строго. Вот сын какой.Черная «Волга» депутата Кузенко подъехала к дому №… на Фурштатской. Из салона выскочил охранник и вошел в подъезд. Петр Аристархович Кузенко сидел на заднем сиденье «Волги», держал на коленях вафельный тортик «Шоколадный принц» за тридцать один рубль пятьдесят копеек. Что-то было в этом трогательное.
А на противоположной стороне улицы, в подъезде, стоял ликвидатор Таранов с пистолетом-пулеметом «Бизон» под полой куртки. Он ждал, когда депутат выйдет из машины. В принципе, Таранов мог бы расстрелять Кузенко прямо в автомобиле. Но тогда под огнем оказался бы и водитель, который совершенно не при делах…
Охранник Кулака проверил подъезд, спустился вниз и, распахнув дверь, показал жестом – все, мол, в порядке.
– Все в порядке, Петр Аристархович, – сказал водитель задумавшемуся пассажиру. – Можно идти.
– Спасибо, Костя, – отозвался Кулак и взялся за ручку двери.
Африканец сдвинул флажок предохранителя и толкнул коротким стволом «Бизона» дверь подъезда. Противно завизжала ржавая пружина.
Кузенко хлопнул дверцей. Левой рукой он прижимал к животу тортик… Охранник, услышав скрип пружины, бросил взгляд на Таранова. Он увидел темный блеск оружия в руках Ивана и сразу все понял… Но его понимание уже ничего не решало – Иван нажал на спуск. Охранник закричал: падай! – но его крик растворился в грохоте выстрелов.
Пули в клочья изорвали коробочку с «Шоколадным принцем», швырнули тело депутата на асфальт. Охранник стремительно присел, одновременно выхватывая пистолет из-под пиджака. Таранов дал длинную очередь над головой охранника. Тот распластался на асфальте, прикрываясь телом своего босса. Молодец, умничка. Иван дал еще одну очередь, бросил «Бизон» и вошел в подъезд. Спустя минуту он проходными дворами вышел на улицу Чайковского и спокойно продефилировал мимо здания РУБОП.
Спустя еще четыре минуты Таранов спускался по эскалатору метро «Чернышевская». Неприметный, такой же, как тысячи других.
* * *
– В чем дело, Иван? – сказал Лидер. – Ты же отлично знаешь, что охранника валят в первую очередь.– А зачем? – пожал плечами Иван.
– Он представляет реальную опасность.
– Ерунда.
– Далеко не ерунда, Ваня. На войне как на войне, и твой гуманизм не уместен совершенно. Мы большое дело делаем. И рисковать не вправе. На будущее учти, пожалуйста.
– Хорошо, – кивнул Таранов, – учту.
По его тону Лидер понял, что ни фига Африканец не учтет. И впредь будет поступать так, как сам считает нужным. Это очень Лидера беспокоило.
* * *
В конце октября Таранов, Федор и третий человек, которого Ивану представили коротко: Паша, разгромили нарколабораторию. Жестоко избили химика и охранника. Напоследок Паша сказал охраннику:– Гасану передай, что на земле Лысого ловить ему нечего.
Гасану передали. Гасан пришел в бешенство, и в тот же день его боевики устроили налет на бильярдную, где отирались люди Лысого, и сожгли «БМВ» самого Лысого. Лысый срочно прервал отпуск, который он проводил в Италии, и вернулся в Питер. Гасану была объявлена война.
– Вот так, голуби вы мои, дела-то делают, – говорил Лидер, оживленно потирая руки. – А то: стрелять…
Таранов чувствовал, что втягивается в мясорубку Организации. Реплика Лидера: «А то – стрелять…» – относилась к Ивану. Именно Иван предложил: а чего с ними чикаться? Перестрелять на хер, и все дела.
После разгрома лаборатории он сам подошел к Федору и сказал:
– Может, дернем водочки, Федя?
Федор сухо ответил:
– Я не пью.
Повернулся и пошел, глубоко засунув руки в карманы.
– Ну и хер с тобой, – пробормотал Таранов. Он купил бутылку водки, сел в «Ниву» и выпил из горлышка граммов сто. Когда немного отпустило, завел движок и поехал домой. Дома напился вдрызг.
Глава 6
КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩА
Волк психовал. Время шло, а от таджиков не поступало никакой информации. Еврей и Козырь пару раз спрашивали: как там дела, Рома? – А как дела? Никак. Молчат. Молчат чурки, хоть ты тресни… Но в начале ноября позвонил Ниез. Сказал: «Десятого приеду. Будем день милиции отмечать…» Тьфу ты, бля, юморист!
Волк поехал с докладом к Козырю. А у Козыря был Танцор. О чем-то они серьезном трещали, но возбужденный Волк на это внимания не обратил. Он доложил о звонке Ниеза.
– День милиции, говоришь? – спросил Козырь. – А что? Может быть, отметишь день милиции… со своей шалавой.
– Это в каком смысле? – удивился Волк.
– Вон – Танцор тебе объяснит.
Волк Танцора недолюбливал – Танцор, хоть и отсидевший, а все-таки бывший мент. Танцор отвечал Волку взаимностью.
– Ну? – спросил Волк, повернувшись к Танцору.
– Болт гну. Ты, Рома, баб любишь?
– Ну… А кто не любит?
– Мэрилин порешь?
– Машку-то? Порю, сучку… Очко у Машки…
– Хватит! – стукнул ладонью по столу Козырь, обрывая Волка.
А Танцор, не глядя на Волка, сказал:
– Ментам стучит твоя Машка-Мэрилин, друг Рома.
– Как?
– Так… Еще месяц назад засек я ее с опером одним за беседой. Интересно, думаю. Надо присмотреться… – Танцор, прикуривая, замолчал. Выпустил струйку дыма, защелкнул крышку «зиппо». – Присмотрелся, телефончик ее поставил на «ушко»… Ты думаешь, Рома, оперок этот дружит с Машкой потому, что у нее очко мягкое? Нет, Рома, нет. Барабанит ему Маша.
– Порву суку, – сказал Волк. Стало ему не по себе – вспомнил, как на пару с Мэрилин нюхал кокаин, как языком трепал. А он, язык-то, под кайфом совсем без привязи.
Мэрилин пригласили провести уик-энд за городом. Проститутка прикатила на новеньком серебристом «пежо». Она действительно чем-то напоминала Мэрилин Монро и, зная это, подчеркивала сходство за счет одежды и макияжа… У пожилых иностранцев, посещавших Владимир, Мария Прошкина пользовалась большой популярностью.
– Ба, сколько кавалеров, – округляя глаза, сказала Мэрилин, когда увидела Танцора и Губана. Губан был законченный отморозок. Садист. Его прихватили на крайний случай… Взглянув на Губана, Мэрилин испытала смутную тревогу. И вообще, только сейчас она сообразила, что ни разу еще Волк не приглашал ее за город на уик-энд.
– Раздевайся, – сказал Волк.
– Вот так – с порога? Даже выпить девочке не предложишь?
– Раздевайся, сука, – холодно сказал Волк, и Мэрилин стало страшно по-настоящему: тон Волка не предвещал ничего хорошего.
– Рома, – произнесла она неуверенно. Страшно ей стало, страшно.
Мэрилин сняла шикарный полушубок. Через силу улыбнулась. Губан пялился в декольте, на сильно открытую грудь. Только что слюни не пускал.
– Может, припудрим нос? – спросила она.
– Винтом, – ответил Волк.
– Рома, зачем? Разве во мне мало темперамента? – сказала она. Мэрилин никогда не отказывалась от щепотки кокаина, но колоть эфедрон отказывалась. Одна из ее подружек подсела на эфедрон. И – сошла с ума в одном из притонов после почти непрерывного шестисуточного сексуального марафона. – Зачем винт, Рома?
– Затем, сучка, что ты еще не знаешь, как долбит Губан, – грубо и с издевкой сказал Волк. Он схватил проститутку за плечо, толкнул в комнату. Мэрилин сразу же бросился в глаза шприц на столе.
– Раздевайся, – приказал Волк. Женщина обреченно вжикнула молнией платья, заведя руки за спину.
– Покажи ей елду, Губанчик.
Урод с готовностью спустил брюки, выставил рог – огромный, уродливо-кривой, с шишками вживленных в плоть шаров. Выставил и застыл с идиотской улыбкой на морде. Женщина невольно попятилась. Волк зло засмеялся:
– Разорвет он тебе очко, Манька… Ой, бля, качественно разорвет.
– Рома! Ну, Рома… ну зачем? Я же для тебя всегда…
– Платье долой, сука! – закричал Волк. Танцор сидел на краю стола, наблюдал за происходящим с явным интересом… Мэрилин затащили на дачу не для того, чтобы заниматься сексом, но ведь вполне можно совместить полезное с приятным.
Мэрилин стянула платье через голову. Осталась в черном ажурном белье, чулках и сапогах на высоченной шпильке. Губан засопел, член его начал оживать. Он был похож на голову питона.
– Дайте ширнуться, – попросила Мэрилин. Она понимала, что ее ждет настоящая пытка. Под наркотиком перенести это будет легче.
Эфедрон еще не начал действовать, а Губан перекинул тело женщины через валик кожаного дивана, рывком спустил с нее трусы. («Животное», – пробормотал Танцор.)
– Вазелин, вазелин, – пробормотала Мэрилин. Губан раздвинул ей ягодицы и воткнул свой чудовищный член.
– А-а-а! – закричала женщина. Волк засмеялся. Пакостно, злорадно. Губан дергался, рычал и действительно был похож на животное. У него были проблемы с женщинами, с ним не хотели связываться даже дешевые проститутки… С победным утробным рыком Губан излил в Мэрилин семя. А она уже заводилась под действием наркотика. Боль в разорванном анусе отступила, уступила место вожделению, желанию трахаться, трахаться, трахаться без конца. До изнеможения, до потери сознания.
Губан вытащил свой огромный, в крови, шланг, брезгливо оттолкнул женщину и сказал:
– Сучка… кто следующий?
– После тебя, Губошлеп, в той дырке делать нечего, – сказал Волк. – Испортил товарец. Я с другого конца зайду, ангину Маньке полечу.
Похабное действо продолжалось более часа. Мэрилин была растерзана, забрызгана спермой, едва жива.
– Хватит! – сказал Танцор. – Не за этим мы ее вызвали.
– Верно, – согласился Волк. Он повернулся к женщине и сильно ударил ее в лицо. Брызнула кровь.
– Рома! – невнятно выговорила Мэрилин разбитыми губами.
– Стучала на меня ментам, сука?
– Губан! – скомандовал Танцор. – В душ ее. Она еще ни хера не соображает. Остуди как следует.
Губан схватил Мэрилин за волосы, потащил в душ. Он получал удовольствие от своей власти над слабой и беззащитной женщиной. В душевой он долго тискал – сильно, до синяков – груди жертвы, водил по ним членом, но возбудиться больше не смог.
– Сучка, – сказал он, дал Мэрилин несколько затрещин и включил холодную воду. Под ледяной струей женщина скорчилась в кафельном застенке. Она дрожала, просила пощадить – садист смеялся.
Мэрилин была сломлена, но свою связь с опером отрицала.
– Губан, – скомандовал Танцор. – В гараж ее… А то здесь все кровью забрызгаем.
– Она же и вымоет, – отозвался Волк. Голую продрогшую женщину спустили в гараж. Температура там была чуть выше нуля. Правую кисть Мэрилин зажали в тиски, Губан взял в руки обрезок шланга… и тогда она заговорила:
– Да! Да, я стучала менту… Я не хотела, но он меня заставил. Он подловил меня, когда я у пьяного немца бумажник почистила. И сказал: закрою, блядь такая. Я ему денег предлагала… много… не взял. Сказал: не нужны мне твои минетные баксы. Будешь на меня работать?… А куда мне деваться? Куда мне деваться, скажите?
Мэрилин дрожала, тело покрылось гусиной кожей, груди почернели.
– Когда тебя вербанул мент? – спросил Танцор.
– Год примерно.
– Волком интересовался?
– Руку освободите – больно.
– Волком интересовался?
– Сначала не очень… он же по гостиницам работает.
– Сначала не очень, – повторил Танцор. – А потом?
– Руку… – начала она. Волк вырвал у Губана шланг и ударил женщину по животу. Она согнулась, застонала. Губан засмеялся, а Танцор сказал: – Уймись, Волчара… Потом они курили, ожидая, пока Мэрилин сможет заговорить.
– Так что было потом? Когда – потом? Почему он стал интересоваться Волком? – спросил Танцор.
– Я не знаю.
– Думай, вспоминай… Это в твоих интересах, Маша.
Волк поехал с докладом к Козырю. А у Козыря был Танцор. О чем-то они серьезном трещали, но возбужденный Волк на это внимания не обратил. Он доложил о звонке Ниеза.
– День милиции, говоришь? – спросил Козырь. – А что? Может быть, отметишь день милиции… со своей шалавой.
– Это в каком смысле? – удивился Волк.
– Вон – Танцор тебе объяснит.
Волк Танцора недолюбливал – Танцор, хоть и отсидевший, а все-таки бывший мент. Танцор отвечал Волку взаимностью.
– Ну? – спросил Волк, повернувшись к Танцору.
– Болт гну. Ты, Рома, баб любишь?
– Ну… А кто не любит?
– Мэрилин порешь?
– Машку-то? Порю, сучку… Очко у Машки…
– Хватит! – стукнул ладонью по столу Козырь, обрывая Волка.
А Танцор, не глядя на Волка, сказал:
– Ментам стучит твоя Машка-Мэрилин, друг Рома.
– Как?
– Так… Еще месяц назад засек я ее с опером одним за беседой. Интересно, думаю. Надо присмотреться… – Танцор, прикуривая, замолчал. Выпустил струйку дыма, защелкнул крышку «зиппо». – Присмотрелся, телефончик ее поставил на «ушко»… Ты думаешь, Рома, оперок этот дружит с Машкой потому, что у нее очко мягкое? Нет, Рома, нет. Барабанит ему Маша.
– Порву суку, – сказал Волк. Стало ему не по себе – вспомнил, как на пару с Мэрилин нюхал кокаин, как языком трепал. А он, язык-то, под кайфом совсем без привязи.
Мэрилин пригласили провести уик-энд за городом. Проститутка прикатила на новеньком серебристом «пежо». Она действительно чем-то напоминала Мэрилин Монро и, зная это, подчеркивала сходство за счет одежды и макияжа… У пожилых иностранцев, посещавших Владимир, Мария Прошкина пользовалась большой популярностью.
– Ба, сколько кавалеров, – округляя глаза, сказала Мэрилин, когда увидела Танцора и Губана. Губан был законченный отморозок. Садист. Его прихватили на крайний случай… Взглянув на Губана, Мэрилин испытала смутную тревогу. И вообще, только сейчас она сообразила, что ни разу еще Волк не приглашал ее за город на уик-энд.
– Раздевайся, – сказал Волк.
– Вот так – с порога? Даже выпить девочке не предложишь?
– Раздевайся, сука, – холодно сказал Волк, и Мэрилин стало страшно по-настоящему: тон Волка не предвещал ничего хорошего.
– Рома, – произнесла она неуверенно. Страшно ей стало, страшно.
Мэрилин сняла шикарный полушубок. Через силу улыбнулась. Губан пялился в декольте, на сильно открытую грудь. Только что слюни не пускал.
– Может, припудрим нос? – спросила она.
– Винтом, – ответил Волк.
– Рома, зачем? Разве во мне мало темперамента? – сказала она. Мэрилин никогда не отказывалась от щепотки кокаина, но колоть эфедрон отказывалась. Одна из ее подружек подсела на эфедрон. И – сошла с ума в одном из притонов после почти непрерывного шестисуточного сексуального марафона. – Зачем винт, Рома?
– Затем, сучка, что ты еще не знаешь, как долбит Губан, – грубо и с издевкой сказал Волк. Он схватил проститутку за плечо, толкнул в комнату. Мэрилин сразу же бросился в глаза шприц на столе.
– Раздевайся, – приказал Волк. Женщина обреченно вжикнула молнией платья, заведя руки за спину.
– Покажи ей елду, Губанчик.
Урод с готовностью спустил брюки, выставил рог – огромный, уродливо-кривой, с шишками вживленных в плоть шаров. Выставил и застыл с идиотской улыбкой на морде. Женщина невольно попятилась. Волк зло засмеялся:
– Разорвет он тебе очко, Манька… Ой, бля, качественно разорвет.
– Рома! Ну, Рома… ну зачем? Я же для тебя всегда…
– Платье долой, сука! – закричал Волк. Танцор сидел на краю стола, наблюдал за происходящим с явным интересом… Мэрилин затащили на дачу не для того, чтобы заниматься сексом, но ведь вполне можно совместить полезное с приятным.
Мэрилин стянула платье через голову. Осталась в черном ажурном белье, чулках и сапогах на высоченной шпильке. Губан засопел, член его начал оживать. Он был похож на голову питона.
– Дайте ширнуться, – попросила Мэрилин. Она понимала, что ее ждет настоящая пытка. Под наркотиком перенести это будет легче.
Эфедрон еще не начал действовать, а Губан перекинул тело женщины через валик кожаного дивана, рывком спустил с нее трусы. («Животное», – пробормотал Танцор.)
– Вазелин, вазелин, – пробормотала Мэрилин. Губан раздвинул ей ягодицы и воткнул свой чудовищный член.
– А-а-а! – закричала женщина. Волк засмеялся. Пакостно, злорадно. Губан дергался, рычал и действительно был похож на животное. У него были проблемы с женщинами, с ним не хотели связываться даже дешевые проститутки… С победным утробным рыком Губан излил в Мэрилин семя. А она уже заводилась под действием наркотика. Боль в разорванном анусе отступила, уступила место вожделению, желанию трахаться, трахаться, трахаться без конца. До изнеможения, до потери сознания.
Губан вытащил свой огромный, в крови, шланг, брезгливо оттолкнул женщину и сказал:
– Сучка… кто следующий?
– После тебя, Губошлеп, в той дырке делать нечего, – сказал Волк. – Испортил товарец. Я с другого конца зайду, ангину Маньке полечу.
Похабное действо продолжалось более часа. Мэрилин была растерзана, забрызгана спермой, едва жива.
– Хватит! – сказал Танцор. – Не за этим мы ее вызвали.
– Верно, – согласился Волк. Он повернулся к женщине и сильно ударил ее в лицо. Брызнула кровь.
– Рома! – невнятно выговорила Мэрилин разбитыми губами.
– Стучала на меня ментам, сука?
– Губан! – скомандовал Танцор. – В душ ее. Она еще ни хера не соображает. Остуди как следует.
Губан схватил Мэрилин за волосы, потащил в душ. Он получал удовольствие от своей власти над слабой и беззащитной женщиной. В душевой он долго тискал – сильно, до синяков – груди жертвы, водил по ним членом, но возбудиться больше не смог.
– Сучка, – сказал он, дал Мэрилин несколько затрещин и включил холодную воду. Под ледяной струей женщина скорчилась в кафельном застенке. Она дрожала, просила пощадить – садист смеялся.
Мэрилин была сломлена, но свою связь с опером отрицала.
– Губан, – скомандовал Танцор. – В гараж ее… А то здесь все кровью забрызгаем.
– Она же и вымоет, – отозвался Волк. Голую продрогшую женщину спустили в гараж. Температура там была чуть выше нуля. Правую кисть Мэрилин зажали в тиски, Губан взял в руки обрезок шланга… и тогда она заговорила:
– Да! Да, я стучала менту… Я не хотела, но он меня заставил. Он подловил меня, когда я у пьяного немца бумажник почистила. И сказал: закрою, блядь такая. Я ему денег предлагала… много… не взял. Сказал: не нужны мне твои минетные баксы. Будешь на меня работать?… А куда мне деваться? Куда мне деваться, скажите?
Мэрилин дрожала, тело покрылось гусиной кожей, груди почернели.
– Когда тебя вербанул мент? – спросил Танцор.
– Год примерно.
– Волком интересовался?
– Руку освободите – больно.
– Волком интересовался?
– Сначала не очень… он же по гостиницам работает.
– Сначала не очень, – повторил Танцор. – А потом?
– Руку… – начала она. Волк вырвал у Губана шланг и ударил женщину по животу. Она согнулась, застонала. Губан засмеялся, а Танцор сказал: – Уймись, Волчара… Потом они курили, ожидая, пока Мэрилин сможет заговорить.
– Так что было потом? Когда – потом? Почему он стал интересоваться Волком? – спросил Танцор.
– Я не знаю.
– Думай, вспоминай… Это в твоих интересах, Маша.