– Если совсем коротко, – мрачно сказал он, – то мистер Сирил Рингкуотер купил в Англии титул восемнадцатого маркиза Брокберри и родовой замок Бульворк-кастл в графстве Суффолк.
   – Молодец, – похвалил я действия Рингкуотера-Брокберри, – недвижимость в старушке-Англии – это очень неплохое вложение средств.
   – Он перевез замок во Флориду. Разобрал по камушку, перевез и поставил посреди своих болотистых владений под Окалой.
   – Вы не говорили, что он владеет болотами.
   – А вы думали, что родственнички ему оставят плодородные пахотные земли?
   Я промолчал, характер землевладений восемнадцатого маркиза Брокберри не был предметом моих размышлений.
   – Процентов этак на девяносто пять заложники во главе с вашим олигархом Береговским находятся в этом самом замке посреди флоридских болот.
   – Неплохо бы съездить на разведку, посмотреть, что да как.
   – Сейчас посмотрим, – сказал Шахов и потянулся к ноутбуку.
   То, что я увидел на экране компьютера, больше всего напоминало фильмы про Айвенго, Робин Гуда, рыцарей Круглого Стола и волшебника Мерлина, только замок окружал не Шервудский лес, а зеленая плесень болота с протянутой к замку полоской гати.
   Фильм был снят просто здорово, если смотреть с точки зрения военного. Вертолетные съемки со множеством крупных планов позволяли побывать за крепостными стенами, представить возможные тайники и ловушки, грамотно расставить защитников замка и грамотно их миновать, или преодолеть оборону с минимальными потерями. То, что творилось вокруг замка, тоже было снято хорошим военным-профессионалом, знающим, на что надо обратить внимание.
   – Чертежей замка, к сожалению, нет. Ищем архитектора, который руководил перевозкой и сборкой замка в Америке, сделали запрос в Королевские архивы Великобритании – пока безрезультатно. Дня через два-три, может, и ответ придет, и архитектора здесь найдем, но нет уже у нас этих двух-трех дней, поэтому надо исходить из этих картинок.
   – Нормально, Василий Петрович. И хуже бывало.
   Я вспомнил нарисованные от руки, на обрывке оберточной бумаги, схемы расположения моджахедов, их возможные пути отхода и наступления, когда привязка к местности происходила примерно так: вот здесь где-то – большой камень, здоровенный такой, издалека видно. Здесь и здесь – поля, «духи» могут туда двинуть, а могут в горы пойти, это – куда-то сюда. Или – сюда. В общем, сам на месте разбирайся, как хочешь…
   – Василий Петрович, а люди? Сколько их там, кто такие? Боевики или просто жители?
   – Честно скажу – хрен его знает. Постоянно в замке живет пять человек обслуги. Поддерживают порядок, водят вокруг замка экскурсии, внутрь без разрешения хозяина не пускают, а хозяин, как известно, в бессрочном санатории находится. Численность боевиков я лично оцениваю в пятнадцать, максимум двадцать человек, остальные, думаю, рассеялись. Толпой им держаться резона нет, задачу свою выполнили, заложников захватили, значит, местные должны разъехаться, а остались только те, кто десантировался с подводной лодки, им пока деваться больше некуда, вот в замке и закрылись.
   – А что с лодкой, кстати?
   – Пока ничего. Стоит, как стояла, на запросы не отвечает, сама в эфир не выходит. Хотите посмотреть?
   Посмотрели на лодку. Огромное металлическое чудовище, красивое, как вся правильная военная техника.
   – Ладно, бог с ней. Давайте еще на замок посмотрим.
   Шахов вернул на дисплей панораму замка.
   – На машине к нему не подъехать?
   – Для машин на берегу паркинг устроен, там же кафе, туалеты, все по американскому стандарту сервиса. Сейчас туристов немного, поэтому кафе закрыто, но машину поставить можно, а дальше, уж извините, пешочком. Но, Алексей Михайлович, максимум – десять человек, американцы большими группами не ездят.
   – Ладно. Извините, я бы хотел с бойцами посоветоваться…
   – Я понимаю, – Шахов посмотрел на часы. – Как раз время ленча, съезжу перекушу, часа через два приеду.
   – Отлично, – сказал я и пошел вглубь безразмерной квартиры за старшими пятерок.
   Бандюки пусть пока отдыхают, для них потом тоже работы хватит.
   Бойцы откопали среди мебели телевизор, поставили в одной из комнат, устроив таким образом красный уголок, и смотрели теперь какой-то музыкальный канал. Когда я вошел, в боевых пятерках живо обсуждался возраст «бабушки американской попсы» – Мадонны, цифры назывались самые необычные, подчас за гранью кавказского долголетия, но все сходились в одном – для своих лет – 60, 70, 80 и т. д. – она сохранилась очень неплохо и если выпить литр виски и закрыть ей тряпочкой лицо, то очень даже можно… Дискуссия прервалась, все в нетерпении посмотрели на меня, я кивнул им – понимаю, засиделись – и сказал:
   – Пошли, командиры, совет держать будем. И ты, Костя, техникой будешь командовать…
   Командиры резво поднялись на ноги, а я решил все-таки зайти к уркаганам, просто поглядеть – что там творится.
   Творилась там тишина, долгий ночной перелет и несколько литров водки сделали свое дело – братва спала в причудливых позах, на матрасах и на полу, сжимая в руках огурец, пустой стакан или гриф сломанной нечаянным падением гитары. Но спали сторожко, при моем входе заворочались, захрипели невнятно, у киреевцев первым поднялся Седой.
   Я приставил палец к губам и кивком позвал его за собой. В соседней комнате не спал знаток английского языка, к моему удивлению, он внимательно изучал «Вашингтон Пост». Без слов и знаков он сам все понял, аккуратно сложил газету, сунул под матрас, неслышно поднялся.
   – Идти? – спросил одними губами.
   Я кивнул, он тоже кивнул, переступил через руки, ноги и тела «есаульских», выбрался в коридор…
   – Как тебя зовут? – спросил я.
   – Паша-командир, – ответил он. – Я думал, ты знаешь.
   – Я никого из ваших не знаю, – честно признался я. – Надо бы познакомиться.
   – По ходу познакомишься.
   По Паше и Седому было не видно, что они только что пили водку, трезвые, спокойные, повадкой похожие на морпехов капитана Баркова. Экономные движения, тихий шаг и что называется – ушки на макушке…
   Я показал командирам замок, вернее – ноутбуком командовал Костя, а я уточнял:
   – Здесь покрупнее, здесь останови, это повтори еще раз…
   После двухкратного просмотра, с вопросами и комментариями, я сказал:
   – А теперь давайте решать, кто туда пойдет.
   – Не хрен тут решать, – спокойно сказал Седой, – мы и пойдем. Для того Кирей с Есаулом нас и отправили, чтобы Береговского вытащить.
   – Точно, – подтвердил Паша-командир, – это наша забота.
   – А вы справитесь? – осторожно спросил Николаев, отставной полковник-разведчик.
   – А ты? – вопросом ответил Седой.
   – Не знаю, – честно сказал полковник, – но нам как-то привычнее.
   – Вот и я не знаю, однако, мы за Береговским приехали, и без него нам обратной дороги нет.
   – Ша! Кончайте базар! – вмешался Паша. – Сказано – мы пойдем, и точка!
   Я понял, что пришла пора мне вмешаться.
   – Пойдут пятерки Седого и Паши, пятерка капитана Сажина будет страховать.
   – А мы? – в один голос спросили Барков и Николаев.
   – А у вас, господа, будет такая задача, – сказал я и попросил Костю показать нам атомоход «Лакшми».
   – Знакомая штучка, – обрадовался кап-три Барков, – проект «Дельфин», натовцы называют «Дельта-4». Какая задача?
   – В идеале – захватить. На борту – ядерное оружие, грозят взорвать двенадцать американских городов.
   – Мусульмане? – спросил Николаев.
   – Мусульмане, – со вздохом ответил я.
   – Они могут, – согласился Николаев, – и, наверное, только они и могут…
   – Отрабатывали мы такую задачу, – сказал Барков, – на других лодках, правда, но отрабатывали. – Он оглянулся, словно ища поддержки у своей команды. – На месте надо смотреть, что можно сделать. Но опыт говорит, что всегда можно что-нибудь сделать.
   – Это точно, – подтвердил полковник Николаев.
   Я взглянул на часы:
   – Через часик подъедет Шахов, подготовьте ему заявочку, какое оружие надо, сколько, может, вам акваланги нужны, еще что-нибудь…
   – Так точно, – ответили в один голос Барков с Николаевым.
   – Ну, – сказал Володя Седой.
   Паша-командир молча кивнул.

Глава шестая
Татуированный труп

   Вечером я снова встретился с Джорджем Вашингтоном. Он внезапно проявился из темноты – в черной футболке, черных джинсах, с огромной черной магнитолой в левой руке.
   – Музыку послушаем, – сказал он вместо приветствия и включил магнитолу.
   Улицу заполнила торопливая скороговорка рэпа.
   – Эминем, – объяснил он, – классно! Пойдем погуляем, – и взял меня под руку.
   – Чего-то мне вчера показалось, что нас подслушивают, – он вопросительно посмотрел на меня.
   – Может быть, – я вспомнил капитана Бахтина на площадке третьего этажа и его нелюбовь к черномазым.
   – Новости есть?
   – Есть.
   Я рассказал о новостях.
   – Когда выдвигаетесь?
   – Завтра, на двух вертолетах. Я с бандюгами и пятеркой Сажина – к замку, две пятерки бойцов – на побережье.
   – Хорошо, значит, я сейчас за вами следом.
   – На машине, что ли? – удивился я.
   – Ты чего – на машине? Далеко же. Самолетом куда-нибудь поближе, а там – на машине. Нормально, – к утру доберусь, – уверенно сказал он, блеснув зубами. – Пошли обратно, а то твой сторож еще подумает чего-нибудь. Когда черный с белым в Гарлеме под ручку разгуливают, это разные мысли навевает, в основном игривые.
   Остановились у подъезда.
   – Чао, у замка встретимся, – сказал тезка американского президента и растворился в темноте.
   Только белый рэпер Эминем жалобно причитал о нелегкой судьбе белого человека в черной Америке.
   На площадке третьего этажа курил капитан Бахтин. Молча он включил свой армейский фонарь, осветил лестницу и только когда я поравнялся с ним, спросил:
   – Хорошо на улице?
   – Хорошо, – честно сказал я.
   – Тогда я еще покурю…
   Курить вместе с ним у меня никакого желания не было. Я уже покурил на улице…
   Утро началось с того, что пропал капитан Бахтин. Об этом мне спокойно доложил капитан Сажин, старший своей пятерки. Я почему-то не удивился.
   – Когда пропал?
   – А хрен его знает, – не по уставу ответил Сажин, – он же отдельно спал, бирюком.
   – Ладно. Когда обнаружили?
   – А сейчас и обнаружили. После подъема на завтрак собрались, его нет, обыскали этаж – нет, и я к вам.
   – Интересно ты сказал – после подъема. У вас там в пятерке что – подъем, отбой, может, и дневальный у тумбочки стоит?
   – Дневальный не стоит, – серьезно ответил Сажин, – но пятерка на военном положении, поэтому ночью по очереди дежурим, а подъем и отбой есть – мы ж солдаты…
   – Дежурные ничего не слышали?
   – Нет. Вещи – на месте. Может, какой мелочевки и не хватает, но вещмешок на месте, оружие – тоже.
   – Что можешь сказать о капитане Бахтине?
   – Ничего. Все, что знаю – только с его слов. Понимаете, остальных из пятерки я по своим каналам «прозвонил», все сходится, до деталей, а Бахтин в «Гамме» служил, это не министерство обороны, это отдельное ведомство, в их архивы так просто не доберешься.
   Я подумал про Костю, он, наверное, мог бы и в те архивы пролезть, но времени уже не было, да и особого смысла копаться в его прошлом я не видел. Раньше надо было этим Бахтиным интересоваться. Я попытался вспомнить, чем он занимался в Питере, в киреевском особняке на Каменном острове, но сразу пришла в голову Наташка, и смерть, пришедшая за мной, но забравшая почему-то ее…
   – А в Питере?
   – Да и в Питере так же, бирюком, даже в тир ходил отдельно от нас, ночевал вообще в городе.
   – Как – в городе? – удивился я. – Был же приказ: все на казарменном положении, за ворота – ни ногой!
   – Был такой приказ, – подтвердил Сажин. – Теперь-то я вспоминаю, что вообще редко Бахтина видел, похоже, он больше времени за оградой проводил, чем в особняке.
   – А где он был, когда Наташу убили?
   Сажин глянул на меня по-особому, понимающе кивнул:
   – Не знаю, с нами его не было, это точно, подошел он уже позже, когда и девушку принесли, и снайпера этого.
   Ну, Наташку он, предположим, не убивал, а вот снайпера – вполне мог, дырочка у того, в основании черепа, не от сучка образовалась, кто-то стрелял в него, сзади, и с близкого расстояния…
   Приехал Шахов на двух автобусах – один для морпехов, что на побережье поедут, второй – для нас.
   – Оружие я привез, – сразу сказал он, – лежит в машинах, все по заказу…
   – Погоди, – прервал я его, впервые, не думая, обратившись на «ты». – Капитан Сажин!
   – Есть!
   – Ты говорил, у Бахтина оружие здесь осталось?
   – Черт! Как же я сразу не сообразил, ни у кого ведь оружия нет, а у него – есть! И ствол-то хороший, австрийский – «Глок-30». Как провез?
   – У вас что-то случилось? – спросил Шахов.
   – Случилось, – ответил я и рассказал историю капитана Бахтина.
   Шахов молча кивнул и направился к ноутбуку. По экрану побежали строчки английских букв, изредка сопровождаемые фотографиями живых и мертвых людей.
   – Ночная сводка полицейского департамента Нью-Йорка, – объяснил он.
   Строчки побежали медленнее, потом совсем встали.
   – Мужчина? – спросил меня Шахов.
   – Мужчина.
   – Белый?
   – Белый.
   – Возраст? – 35-40 лет.
   – Рост? – 180, плюс-минус сантиметры. – 6 футов, значит… Он?
   На экране появилась фотография мертвого мужчины. Почему-то всегда было понятно, снят мертвый человек или человек крепко спящий с закрытыми глазами. Этот человек был мертвым. Я всмотрелся.
   – Похож.
   – Съездим на опознание? Заодно подробности узнаем. Здесь недалеко…
   – Съездим, – нехотя согласился я. Контактировать с американским законодательством не хотелось, но подробности знать надо.
   На одном из микроавтобусов быстро доехали до полицейского участка, первым пошел Шахов, поговорил с дежурным, ушел куда-то вглубь коридора, вернулся с толстым негром в полицейской форме со множеством нашивок.
   – Капитан Блэкстоун, – представил он мне негра, ему Шахов ничего не сказал.
   Капитан пожал мне руку, ладонь была большой, горячей, с характерными мозолями, которые остаются от рифленого грифа штанги. Втроем мы спустились в подвал, где было значительно холоднее, чем на улице. Человек в зеленом халате приветливо кивнул Блэкстоуну, нам, и, словно большой картотечный ящик, выдвинул ячейку, где в темном полиэтиленовом пакете хранилось тело капитана Бахтина. Блэкстоун раздвинул молнию, показывая мне мертвое лицо. Я кивнул. Несомненно, это был Бахтин, лицо было спокойным, ни страха, ни удивления, ни боли. Похоже, что крутого спецназовца, отчисленного из элитного подразделения «Гамма» за неоправданную жестокость, смерть застигла врасплох.
   – Можно рану посмотреть? – спросил я у Шахова.
   Он перевел мой вопрос, услышал долгий ответ Блэкстоуна, потом сам произнес длинную фразу на английском и полез во внутренний карман куртки. Я заметил, что капитан Блэкстоун машинально дернулся, не просто вздрогнул, а сделал правильное движение назад и в сторону. Такой рефлекс вырабатывается у человека, в которого много и часто стреляют. Шахов достал из кармана не пистолет, а удостоверение с белоглавым орланом на обложке и свернутую вчетверо бумагу с каким-то текстом. Блэкстоун мельком глянул на удостоверение, бумагу даже не стал брать в руки, почесал мясистый нос и кивнул. Но добавил длинную злую фразу, где через слово повторялось «фак».
   Шахов улыбнулся:
   – Он говорит, что в Гарлеме хватает черных трупов и ему наплевать, что будет с белыми покойниками, но, вообще-то, рассматривать жмуриков до проведения экспертизы не положено. Но ему уже на все наплевать. И на это тоже.
   Санитар перевернул мертвого Бахтина, показал колотую рану на спине – маленькую точку с кровавым ободком.
   – Чем его, шилом?
   – Шилом, заточкой, стилетом… Может, экспертиза что-нибудь добавит, если конец обломался. Это важно?
   – Да, в общем-то, нет.
   Негр-капитан стоял рядом, равнодушно жуя резинку. Санитар снова положил тело Бахтина на спину.
   – Стоп! – сказал капитан, – что это такое?
   На таком уровне английский я еще понимал.
   Капитан приподнял левую руку Бахтина, и мы увидели у него под мышкой черную татуировку – орла, держащего в лапах земной шар. Мы переглянулись и дружно пожали плечами. Капитан Блэкстоун вяло махнул рукой и сел за прозекторский стол писать какую-то официальную бумагу.
   – Вы узнали татуировку, Алексей Михайлович? – спросил меня Шахов уже в автобусе.
   – Нет, – честно ответил я.
   – Но о «Вороне»-то вы слышали? – в голосе Василия Петровича послышалось недоверие.
   – О «Вороне»-то я слышал…
   Шахов отвернулся к окну и закурил.
   – Есть какие-нибудь мысли о том, кто его убил?
   – Есть, на уровне подсознания, – хотя я был почти уверен, что это дело рук чернокожего тезки первого президента США.
   – Пусть они там, в подсознании, и останутся, не до этого сейчас…
   В подъезд я вошел первым, поднял глаза и вздрогнул. Кто-то стоял на площадке третьего этажа и курил…
   – Вернулись? – раздался голос капитана Сажина. – Можно грузиться?
   – Можно, – ответил за меня Шахов, и мы наощупь пошли по полутемной лестнице.
   Собрались и расселись по автобусам быстро. Шахов сел с нами, то есть со мной, четверкой капитана Сажина и братвой, которая имела нездоровый помятый вид. К братве присоединились программист Костя, специалист по сейфам Феодор и карманник Василий. Как эти парни могут нам помочь в овладении вражеским замком, я пока не представлял, но в деле захвата подводных лодок они были бы еще менее полезны, поэтому пришлось брать их с собой. Не оставлять же одних в огромном, населенном чернокожими убийцами Нью-Йорке.
   – Шеф, может, остановимся, пивка возьмем? Народ мается, – спросил Паша-командир.
   Я взглянул на Шахова, тот улыбнулся:
   – Англичане это называют «a morning after»…
   – Ага, «а поутру они проснулись», – сделал вольный перевод Паша и с трудом улыбнулся. – Так как насчет пива?
   – Тормозни где-нибудь, – сказал Шахов шоферу.
   Вертолеты стояли буквально в чистом поле, не наблюдалось ни аэродромной команды, ни вышки руководителя полетов, ни других прибамбасов, имеющих место быть даже на примитивном полевом аэродроме. Просто два вертолета на небольшом кусочке земли, ограниченном табличками с надписью «Федеральная собственность». Вертолеты были десантно-транспортными, незнакомой мне американской конструкции, с опознавательными знаками морской авиации США.
   – С авианосца угнали? – спросил я, выказав незаурядное чувство юмора.
   – С базы. Попросили, – угрюмо ответил Шахов. – Не нравится мне все это.
   – Мне тоже. Лучше бы на «боинге», и стюардессы чтобы сговорчивыми были…
   – Алексей Михайлович! У вас человека убили!
   – Я в курсе.
   – Если вы знаете, кто это сделал, это хорошо, значит, вы контролируете ситуацию. А если нет? Кто-то сидит у вас на хвосте, убивает ваших людей и не кого-нибудь – представителя «Ворона»! Никогда не поверю, что этот ваш Бахтин прибыл сюда по собственной инициативе, и, дай-то бог, чтобы его убили не за связь с «Вороном», в противном случае – нам всем капец!
   – Вы хорошо говорите по-русски, – заметил я. – Лексика богатая.
   – Спасибо, – машинально ответил Шахов. – Поражаюсь вашему спокойствию!
   – А мы что-нибудь можем изменить? Вернуться обратно в Нью-Йорк, сесть в «боинг» и улететь в Россию? Отказаться от операции?
   – Нет, но…
   – Вот именно! Я в детстве читал книжку про Дзержинского. Был такой, Феликс Эдмундович звали. Бежал, значит, Железный Феликс с товарищем то ли из ссылки, то ли с каторги, в общем, из Сибири, и добрались они до могучей полноводной реки, сели в лодку, тут товарищ и спрашивает Железного Феликса – а ты грести умеешь? Тот отвечает – нет, а ты? И я, говорит, нет, что же делать будем? Надо грести, – спокойно ответил Феликс Эдмундович. Вот и я говорю – надо грести, изменить мы ничего не можем, поэтому остается только идти вперед. А вот когда вернемся…
   – Я понял. По машинам!..
   Приземлились мы на такой же грунтовой площадке в окрестностях Окалы, у дороги стояли две машины – микроавтобус и «форд»-пикап с открытым кузовом. В кино на таких «фордах» фермеры рассекают по пыльным дорогам аризонщины.
   Выгрузились: бойцы легко и ловко, братва с зелеными лицами мучеников похмелья. Американское пиво явно не прижилось в российских организмах.
   – Перекурим, – предложил Паша-командир. – Я это… морская болезнь у меня, отдышаться надо…
   – Дышите, – позволил я. – Василий Петрович, а где у нас восемнадцатый маркиз находится?
   – Рингкуотер? – удивился Шахов. – В лечебнице.
   – А лечебница где?
   – Да тоже тут, под Окалой, недалеко, в общем-то.
   – А не проведать ли нам его? – предложил я. – Апельсинчиков привезти, авокадо. Родственники-то, небось, не навещают…
   – Вы хотите взять его с собой? – догадался Шахов.
   – А что, пусть съездит, проветрится, на имение свое посмотрит.
   – Похищение человека – это федеральное преступление.
   – Я почему-то думаю, что это не последнее преступление, которое мы совершим на территории Соединенных Штатов. Вы, кстати, не знаете, в штате Флорида предусмотрена смертная казнь, или нет?
   Шахов промолчал и мы после перекура двинулись в сторону лечебницы «Спринт Винд», что Паша, опять-таки вольно, перевел как «Вольный ветер»…
   Американская психушка оказалась симпатичным зданием, окруженным высоким забором и мандариновыми деревьями. На опушке мандаринового леска была устроена парковка и стеклянная забегаловка, где уныло торговали «Биг-Маками», чипсами и кока-колой. Шахов посмотрел на меня грустными глазами и спросил:
   – Выходим?
   – Выходим! – бодро ответил я.
   Народ остался возле машин, Паша-командир пошел в стекляшку, а мы с Шаховым в психлечебницу.
   Ворот в американском дурдоме не было. Был широкий проезд, перегороженный полосатым шлагбаумом с какой-то запретительной табличкой на нем. Рядышком стояла будка из толстого, похоже, пуленепробиваемого стекла. В будке сидел крупный мужчина в униформе и смотрел телевизор.
   Шахов подошел к окошку и начал что-то говорить охраннику. Тот отвечал лениво, даже издалека было видно, как вместе со словами во рту перекатывается жевательная резинка. Василий Петрович стал горячиться, делать руками разные жесты и, наконец, вытащил из кармана удостоверение. Охранник выключил телевизор, встал и вышел из будки. Вид у него был такой, словно он решил набить Шахову морду, поэтому я пододвинулся поближе. Но охранник осторожно взял в руки удостоверение, долго его изучал, кивнул и вернулся в будку. Однако вместо того, чтобы поднять шлагбаум, он принялся звонить по телефону.
   – Ментов вызывает? – спросил я у Шахова.
   – Врача.
   – Думаете, уже пора?
   Шахов улыбнулся:
   – Думаю, давно пора. Дело в том, что сегодня неприемный день и без разрешения доктора он не может нас пропустить к больному.
   Вскоре на дорожке между мандариновыми деревьями появился молодой мужчина, почему-то не в белом халате, а в обычном костюме, с пластиковой биркой на кармане пиджака.
   Между доктором и Шаховым завязалась оживленная беседа, закончившаяся показом удостоверения. Врач взглянул на обложку с белоголовой птицей и начал энергично кивать головой. После этого они прошли в будку, где Шахов стал писать какую-то бумагу. Закончив, они вышли, и доктор с бумагой пошел в лечебницу, а Шахов – ко мне.
   – Расписку написал, – объяснил он мне. – Сейчас больного выдадут.
   – А он – ничего, не буйный?
   – Не буйнее нас с вами. Трупов на его совести, во всяком случае, нет…
   Похоже, он думает, что капитана Бахтина замочил я.
   На дорожке показался врач, беседующий о чем-то с восемнадцатым маркизом Брокберри.
   Маркиз демократично подал руку мне и Шахову. Мы не спеша пошли к машинам. Шахов что-то говорил Рингкоутеру, тот рассеянно слушал, трогал на ходу мандариновые ветки и улыбался.
   – Из России? – оживился Рингкуотер и снова подал мне руку. – Я рад, я был в России.
   – Давно? – вежливо поинтересовался я.
   – Давно, – подтвердил он. – Я был бизнесменом и был в России. Нефть.
   – А, черное золото…
   – Да, да! Золото! Money!
   Он опять замолчал, и не сказал ни слова уже до самого паркинга. Там, увидев машины снова обрадовался, подошел к «форду», потрогал горячее от солнца железо кузова, потом понюхал руку и улыбнулся.
   Мы расселись по машинам, маркиз сел между мной и Шаховым в фермерский «форд», мы поехали осматривать достопримечательности Окалы.
   До владений мистера Рингкоутера мы добрались за сорок минут. Сначала на федеральной трассе, ведущей из Окалы куда-то на юг полуострова, появился огромный щит с изображением старинного замка, что привело восемнадцатого маркиза в необычайное возбуждение. Он начал хватать меня руками, показывая на щит и собственную грудь, и что-то лопотать по-английски. Я осторожно отбивался, кивал головой и время от времени говорил: – Йес! Потом мы свернули на боковую дорогу, по обеим сторонам которой стояли такие же щиты, только поменьше, и таблички, извещающие проезжающих, что они пересекают границу владений мистера Рингкуотера. Глаза восемнадцатого маркиза увлажнились, он опять положил руку на мое колено и сказал:
   – It's my land!
   Я кивнул и осторожно погладил его по руке, но маркиз, похоже, этого не заметил. Он вертел головой, смотрел на какую-то жесткую траву, что росла по обе стороны дороги и, не скрывая своих чувств, плакал.