Страница:
Устроился работать грузчиком в продовольственный магазин. Нас в бригаде пять человек. И только у одного меня – одно высшее образование. У троих ребят – по два, а у бригадира целых три. Поэтому меня взяли пока временно. Хотят удостоверится, смогу ли я с одним высшим образованием правильно разгружать и нагружать фруктами и овощами грузовые автомашины. Работа неплохая, а главное, перспективная. Во время рабочего дня мне разрешено съедать овощей и фруктов столько, сколько в меня влезет, а если будет настроение, то и в два раза больше. И так можно работать до самой пенсии. Шикарная перспектива!
Если бы Дарвин регулярно занимался физическим трудом, он превратился бы в обезьяну и не создал бы никакой теории.
Прихожу домой, а на двери моей квартиры приколота кнопкой записка. Я ее разворачиваю и читаю: „Если вы хотите получить своего котика обратно, то занесите в квартиру № 100 двести долларов“. Захожу в свою квартиру и минут десять ищу Боцмана. Он, похоже, открыл окно и пошел прогуляться по подоконнику. Иду к соседу, в квартиру № 100. Сосед, обрусевший китаец, Виктор Дзедун улыбается мне как лучшему другу, крепко жмет мою руку и рассказывает:
– Знаете, Александр, у меня сегодня день рождения. Пятьдесят лет исполнилось. И вечером придут друзья и родственники, человек тридцать.
– Поздравляю.
– Спасибо. И вот я приготовил для гостей праздничный ужин. Я много чего приготовил, но главное блюдо – это мой фирменный салат из вареных в вине лягушачьих лапок с овощами.
– А укроп туда добавляете?
– Нет. Он бы все испортил. Так вот, для приготовления салата я использовал пять килограммов лягушачьих лапок.
– А какое вино вы использовали?
– Красное. Так вот, ваш милый котик залез ко мне в комнату и сожрал весь салат на тридцать персон.
– Боцман жив?
– Конечно, жив. Он хотел скушать еще и маринованных змей, но я не позволил, я запер его в спальне. Да, на приобретение лапок пошло двести долларов. Будьте добры их мне возместить.
– Хорошо. А вы не могли бы одолжить мне двести долларов на три дня?
– Пожалуйста.
И Виктор достает из кармана пачку долларов, отсчитывает двести и протягивает мне.
– Спасибо, – говорю я, беру деньги и протягиваю их обратно:
– Это двести долларов за Боцмана.
Сосед забирает деньги и отводит меня в комнату, где лежит на диване мой милый котяра. Впервые в жизни он не встречает меня криками: „Давай рыбы! Рыбы давай!“ Его живот так безобразно раздулся, что лапы висят в воздухе. А Виктор идет за мной и советует:
– Кошек нужно регулярно кормить, два раза в день.
– Но я кормлю пять раз в день и три раза ночью.
– Поэтому он и чувствует себя голодным и ищет приключений.
– Просто он не может отказаться от лягушачьих лапок. Как алкоголик от стакана вина, а курильщик от сигареты. Если бы на вашем столе лежало десять килограммов – он бы умер от передозировки. Да, Виктор, одолжите еще сто баксов. Я вызову скорую помощь. Пусть-ка они промоют ему желудок.
Виктор дает мне деньги, и я ухожу.
Оказывается, больше всех в мира дров продает Финляндия. А я думал, что Монголия.
Мне нравятся картины импрессионистов. Если бы я был художником, то работал бы в их стиле. Для меня картина Ван Гога – это таинственная бездна, которая зовет, пугает и очаровывает. В нее /в бездну/ вполне можно прыгнуть и не вернуться. Рядом с этой картиной тревожно, потому что чувствуешь присутствие нечеловеческого мира. А картина – просто вход в этот мир, вход, закрытый для „слепых“ и открытый для чувствующих искусство.
Еду в трамвае. Рядом со мной садится мужчина лет тридцати. Кладет мне на колени брошюрку „Радуйся семейной жизни“ и журнал „Сторожевая башня возвещает царство Иеговы“. Узнав, что я женат, начинает мне рассказывать: " Лучше блюдо зелени и при нем любовь, нежели откормленный бык и при нем ненависть»; «Лучше кусок сухого хлеба, и с ним мир, нежели дом, полный заколотого скота, с раздором»; «Мужья, любите своих жен, как свои тела»; «Жена же должна уважать мужа своего»; «Супружество должно сохранятся в чистоте между супругами».
Эти фразы меня настолько растрогали, что я тут же рассказал мужчине о моем пятнадцатилетнем семейном опыте, о моих двадцати одной жене, о нашей с ними любви и о маленькой зарплате, о трудной мужской доле в семейной жизни, об алкоголе, мешающем жить, и о презервативах, которые рвутся. Я красиво говорил примерно полчаса, не давая мужчине возможности что-либо вставить между моими предложениями. Жалко, что он не доехал со мной до кольца. Освободившись из моих крепких дружеских объятий, он выскочил из трамвая, крикнув: «Бог тебя накажет!» А я успел отпарировать: «Бог и насилие несовместимы!»
Бог вообще-то один, только имена у него разные. Одни его называют Бахус, другие – Вакх, третьи – Дионис, но суть его от этого не меняется.
Интересный все-таки у меня организм. Если я не кончу в течение дня хотя бы один раз, то ночью буду часами вращаться в постели. Не усну, пока не найду женщину или не разряжусь вручную. И это не дурная привычка, как мне намекают многие специалисты, а естественная потребность организма. А вот Казанове требовалось кончать не менее двух раз в сутки, и если этого не происходило, то он по собственной инициативе нарывался на неприятности типа дуэлей и скандалов. Кстати, природа подарила Казанове не только выдающиеся физические возможности, но и натуру поэта. Он был классным секспоэтом. А для настоящих женщин это качество перевешивало все остальные недостатки. Обидно немного, что он не догадался соорудить книгу с описанием своей сексуальной техники, типа Кама Сутры. Может быть, это необходимо сделать мне, преданному сексу до последней капельки спермы?
Если бы у людей отняли секс, то мужчины и женщины жили бы в различных государствах.
Некрасивая, похожая на паршивую овцу, женщина лет шестидесяти, при первом взгляде на которую мне захотелось закрыть глаза и задержать дыхание, попросила починить на ее доме за городом крышу. Я – без денег. Поэтому назвал цену за работу выше средней. Женщина засмеялась, показав свои гнилые зубы, и сказала:
– О, Александр, денег у меня нет, но я могу заплатить натурой.
– И что же вы предлагаете мне в качестве натуры?
– О, Александр, вы можете заниматься со мной сексом столько, сколько вам захочется. А в перерывах вы почините мне крышу.
– Но я же не доктор и не смогу починить вашу крышу.
– А кто же вы, Александр?
– Я дворник шестого разряда.
Женщина больше не улыбалась:
– А мне порекомендовали вас как плотника.
– Но вам же необходимо чинить кровлю, а плотник и кровельщик – это совершенно различные специальности.
– А мне кажется, что у вас просто не стоит. Поэтому вы и говорите всякую ерунду.
– Вы угадали.
– О, я очень проницательная женщина в расцвете сил.
И женщина ушла, а я порадовался за себя, что больше не пью. В пьяном состоянии я бы наверняка согласился на ее предложение.
Как-то одна проститутка выпалила мне в сердцах: «Я тебе не блядь какая-нибудь!»
Если женщина мне не нравится, если я не хочу эту женщину, то это однозначно означает, что передо мной не женщина, а некрасивый мужчина.
Сегодня Татьянин день. Позвонил Диане, хотел поздравить, я ее поздравляю со всеми праздниками и не праздниками, но никто трубку не поднял. Я выждал до двадцать первого гудка и опустил трубку. И сразу же позвонил мой приятель Марат. Предложил хорошую работу на сутки. Его знакомый сегодня едет в Москву, и ему нужен человек, который будет нести его сумку от Московского вокзала в Петербурге до Ленинградского вокзала в Москве. И за это он платит пятьсот долларов. Я поинтересовался у Марата, почему же он сам не берется за столь выгодную работу. Марат посмеялся и рассказал, что он сегодня сопровождает из Петербурга в Москву брата этого знакомого. Тоже несет сумку. Но они летят самолетом. И он (в смысле – Марат) получает две тысячи баксов.
Я по-прежнему без денег, поэтому согласился. И вечером, недалеко от Московского вокзала, я встречал новенький «Мерседес», из которого вышел крупный, похожий на американского актера Арнольда Шварценеггера, мужчина. Он спросил меня:
– Александр?
– Да.
– Возьмите багаж на заднем сиденье.
И я забрал с заднего сиденья небольшой и легкий портфель. Мы прошли через вокзал и сели в спальный вагон. Через пару минут поезд тронулся и помчался в Москву, в которой я ни разу не был. Хотя ехать до нее всего десять часов. Мужчина, сидя у окна, вытащил из кармана красивого шикарного пиджака пачку папирос «Герцеговина Флор», закурил и предложил мне:
– Курите.
– Спасибо, я не курю.
– В таком случае, это вам за вред, который я вам причиню.
И мужчина протянул мне стодолларовую бумажку. Поколебавшись секунду, я взял. Почему бы и нет? Я очень не люблю находиться в одном помещении с курильщиком. Но за сто баксов могу и в ресторане посидеть, чаю попить. При переходе в ресторан, в одном из тамбуров, молодая красивая женщина, одетая в песцовую шубу, предлагает посмотреть на живую Венеру всего за десять баксов. Я молча прохожу мимо. В ресторане много народа, хотя поезд отошел от вокзала двадцать минут назад. Нахожу свободное место и подсаживаюсь к симпатичной брюнетке, пьющей пиво из огромного фужера и читающей «Фауста» Гете. Подходит официант, и я заказываю чай и бутерброд с красной икрой. Симпатичная брюнетка отрывается от чтения, смотрит на меня и начинает улыбаться:
– Сашенька, здравствуй. Сколько лет, сколько зим!
Я смотрю на нее и не могу вспомнить, когда и где мы встречались, скорее всего, это знакомая из моего пьяного прошлого.
– Здравствуйте. Не могу вас вспомнить.
– Сашенька, мы должны на «ты». Я же Лора. Помнишь, два года назад, летом, я упала с крейсера «Аврора» в воду, а ты прыгнул вслед за мной и вытащил меня на берег. Мой спаситель.
– Ах, Лора, упавшая с «Авроры»?
– Да!
– Нет, не помню.
– Ну как же так, Сашенька, мы потом выпили шампанского и двадцать два дня не вылезали из постели.
– Двадцать два – это уже перебор.
– Ну вот, ты уже начал вспоминать, в прошлый раз ты сказал те же самые слова.
– Нет, все равно не помню. А много ли мы выпили за эти двадцать два дня?
– Мы выпили с тобой целое море.
– Но Ксанф не может выпить море, значит я не Ксанф.
– И эти слова ты говорил. Сашенька, ты же все помнишь. Ты просто разыгрываешь меня, да?
– Нет. Я просто пытаюсь вспомнить и не могу.
Лора наклоняется ко мне через стол и гладит меня по руке:
– Все равно я очень рада нашей встрече. Вот и Гете читаю уже в третий раз. Помнишь, ты смеялся над тем, что я не читала Гете.
Внешне, женщине лет под сорок. Она небольшого роста. Красиво сложена. С полными грудями. Я роняю салфетку, нагибаюсь за ней под стол и разглядываю красивые ножки в маленьких сапожках. Как же я мог их забыть? Двадцать два дня ее трахал и не помню ни одной черточки. Чертова амнезия. Я разгибаюсь и смотрю в ее красивые карие глаза:
– Лора, ты красива...
– ...как Медуза Горгона, – договаривает Лора и смеется.
Я тоже смеюсь, потому что это мои слова. А поезд несется к Москве, громыхая на стрелках. За окнами темно и неуютно, потому что там идет мокрый снег. А внутри вагона-ресторана светло, тепло и очень кайфово /хорошо/, хотя бы мне и Лоре. Она подзывает официанта и заказывает бутылку коньяка с закуской. Официант приносит красивую бутылку, коробку шоколадных конфет и три лимона. Мы забираем все это с собой и идем в Лорино купе. Нам очень повезло, потому что она едет в купе одна.
В одном из тамбуров молодая красивая женщина, одетая в песцовую шубу, предлагает посмотреть на живую Венеру за десять долларов. Лора соглашается. И женщина распахивает шубу, под которой ничего нет, кроме некрасивого тощего тельца с маленькими грудями и бритой пиписькой. Лора смеется, отдает деньги, и мы идем дальше. Оказывается, мы едем в одном вагоне. Я заглядываю в свое купе. Шварценеггер уже спит. Портфель стоит на столе. А накурено так много, что до утра я сюда не приду. Впрочем, у меня есть запасной (и очень сексуальный) аэродром. Я захожу в Лорино купе и закрываю за собой дверь на защелку.
Коньяк уже разлит по стопкам. Раскрыта коробка шоколадных конфет. А маленькая симпатичная женщина режет на столе лимон. В помещении тепло, поэтому она сняла свое шерстяное платье и осталась в беленькой кофточке без рукавов и черных колготках. Меня она не стесняется. Для нее это естественно, потому что два года назад она со мной занималась сексом двадцать два дня (и двадцать две ночи) подряд. Но я-то этого не помню. Я познакомился с этой женщиной час назад. Для меня это новый человек. И я люблю Диану, но несмотря на это, я все равно очень хочу Лору, и я ею овладею (или она овладеет мной, какая разница, если мы оба этого хотим). А когда женщина и мужчина хотят друг друга, они обязательно сольются в одно целое, ведь половой акт и есть объединение мужчины и женщины в одно целое. И это происходит не потому, что они хотят ребенка родить, это происходит ради огромного удовольствия, которое оба получают. Человечество давно бы вымерло, если бы мужчины и женщины забирались в постель ради ребенка.
Оказывается, я не могу сказать женщине «нет», когда она предлагает позаниматься сексом /потрахаться/. Уж очень это приятное занятие. У секса свои законы, нормы и правила. И когда разум говорит «нет», а тело говорит «да», – тогда, в моем случае, всегда побеждает тело.
Я сажусь рядом с Лорой и беру стопку коньяка, несмотря на то, что бросил пить. Женщина берет свою стопку. Мы смотрим друг другу в глаза и отпиваем по маленькому глоточку огненного напитка. Лора мурлычет:
– Хороший коньяк.
– А хороший коньяк необходимо сочетать с лимоном и шоколадом.
– И с хорошим поцелуем.
Мы ставим стопки на стол. И целуемся. Лора закрывает глаза, а я нет, потому что обожаю наблюдать. Ее ладонь ложится на мой меч, пока еще прикрытый джинсами, он мгновенно твердеет /встает/, потому что готов к полету всегда, в любое время дня и ночи. Мы перестаем целоваться. А я снимаю с нее рубашку, под которой не оказывается лифчика. Две шикарных груди так соблазнительно хороши, что я начинаю их массировать руками и целовать поочередно: то левый сосок, то правый. Соски твердеют и увеличиваются. А я начинаю их посасывать по очереди: то левый, то правый. А руками залезаю в колготки на упругую попку. Женщина гладит мою голову и шепчет:
– Сашенька, я очень долго скучала по твоим ласкам.
– А я всегда скучаю по таким женщинам, как ты. Без них я чувствую себя нищим.
– Сашенька, я так хочу, чтобы ты в меня кончил. Где твой двадцатисантиметровый малыш?
Женщина действительно со мной знакома очень близко, жалко, что я ничего не помню из тех двадцати двух суток. Наверняка там есть, что вспомнить. Я быстренько снимаю с себя одежду и кидаю ее на вторую полку. Затем сдергиваю колготки и трусики с Лоры и бросаю их туда же. Лора ложится на спину и разводит ноги. Сейчас для меня нет ничего прекраснее, чем чудесный вход в обрамлении черных волосиков, вход в пещеру наслаждения (из подобных вышло все человечество). Я встаю на колени и вхожу. Если есть в жизни рай, то достигается он не после смерти, а во время полового акта...
Когда я кончил во второй раз, мы проезжали Бологое. Сразу после третьего мимо окна промелькнула Тверь. А четвертый раз получился на подходе к Москве. Лора за это время кончила раз двадцать. И каждый раз в момент оргазма она называла меня: «Коленька, любимый!». Так звали ее мужа. А когда оргазм затуманивал мои мозги, то я кричал: «Диана, любимая!» Коньяк мы не допили даже до половины. Расставаясь, мы обменялись номерами телефонов, хотя Лора живет у мужа в Москве, а я у себя в Петербурге.
Перед самым Ленинградским вокзалом я возвращаюсь в свое купе. Мой работодатель, уже проснувшийся и одетый, сидит и курит папиросу. Увидев меня, он вытаскивает из кармана сто долларов и протягивает мне, со словами:
– Вам не удалось нормально поспать?
– Да.
– Это вам за неучтенное неудобство.
Беру деньги и думаю, что за такую шикарную ночь должен платить я, но платит обычно тот, кто считает себя должником. Поезд останавливается. Я беру портфель и иду вслед за «боссом». Народ в Москве ничем не отличается от народа в Петербурге. Язык и тот такой же.
У вокзала нас ждет новый «Мерседес», двойник петербургского. Мой наниматель садится рядом с водителем и обращается ко мне:
– Положите сумку на заднее сиденье.
Я кладу сумку на заднее сиденье и получаю конверт, в котором обнаруживаю пятьсот долларов и обратный билет. Мой поезд отходит через пятнадцать минут. Познакомлюсь с Москвой в следующий раз. За ночь я заработал семьсот долларов, четыре раза кончил в красивую женщину Лору и выпил сто пятьдесят граммов коньяка. Такие приключения мне очень нравятся. Но, к сожалению, они происходят так же редко, как и выигрыши в рулетку.
Фортуна тоже женщина, не забывай делать ей комплименты.
Обратно в Петербург я ехал в общем вагоне, в одном купе с тремя пьяными фокусниками. Они со своей программой десять лет покоряли Москву и не сумели покорить. Теперь они тащились покорять Питер. Узнав, что я петербуржец, они сразу же захотели меня угостить. Старший по возрасту, Борис, взмахнув рукой перед моим лицом, вытащил из кармана моей куртки полную стопку водки и сказал:
– Пожалуйста, Александр, выпей за Петра Первого.
– Я не пью. Пусть Петр Первый пьет сам, – ответил я.
Водку за Петра Первого выпил средний по возрасту – Михаил. А Борис опять взмахнул руками перед моим лицом и вытащил из другого моего кармана полную стопку конька:
– Александр, выпей за Екатерину Вторую.
– Я не пью. Пусть Екатерина Вторая пьет сама.
Коньяк за Екатерину Вторую выпил младший по возрасту – Василий, а Борис вытащил из моего внутреннего кармана полную стопку джина:
– Александр, выпей за Пушкина Александра Сергеевича.
– Я не пью. Пусть Пушкин пьет сам.
Джин за Пушкина выпил сам Борис.
В течение часа Борис вытаскивал из моих карманов стопки, полные различных алкогольных напитков и предлагал мне выпить за знаменитых петербуржских поэтов, музыкантов, скульпторов, художников и политиков, я неизменно отказывался, и выпивал кто-то из троих фокусников. Первым сломался Михаил, он прислонился спиной к стене, уронил голову на свое плечо и захрапел, вторым сломался Василий, он соскользнул пол стол и тоже захрапел. Самым стойким оказался Борис, он еще минут пятнадцать пил в одиночестве уже никого не вспоминая, потом упал к Михаилу на колени и затих. А я, довольный, что они от меня отвязались, вытащил йогурт и книгу Пастернака «Доктор Живаго», собираясь немного подкормить мои уставшие тело и душу. Но только я вскрыл упаковку с йогуртом и открыл книгу на первой странице, как с верхней полки мне на голову упал пакет с розовыми мячиками, а следом за пакетом свалился и их хозяин – артист оригинального жанра жонглер Васин (так было написано на его визитной карточке, которая упала ко мне на колени чуть раньше Васина). В себя я пришел, когда поезд подъезжал к перрону Московского вокзала.
Путешествие из Петербурга в Москву оказалось чудесным по сравнению с кошмарным путешествием из Москвы в Петербург.
Читал Афанасия Фета. Я слышу все его стихи, в отличие от стихов Пастернака. Фет, кстати, был убежден, что истинный лирик «готов броситься с седьмого этажа вниз головой с непоколебимой верой в то, что он воспарит по воздуху». В этом есть своя правда. И для поступающих в Литературный институт неплохо было бы устроить экзамен для выявления истинного лирика, сделав прыжок с седьмого этажа, без страховки, обязательным упражнением.
Я удивляясь моей способности смотреть на себя со стороны. Целый день могу ходить следом за собой и смотреть, как я куда-нибудь еду, работаю, общаюсь с людьми, ем, пью, улыбаюсь, радуюсь жизни, обижаюсь, ругаюсь, брызгаю слюной, пью алкоголь, хмелею, бормочу какие-то глупости, ласкаю женщину, смотрю телевизор, сплю. Но, случается, что я крепко задумываюсь, теряю ориентацию в пространстве и сталкиваюсь сам с собой. Мы ударяемся лоб в лоб, из глаз летят искры. Когда я прихожу в себя, то не выдерживаю и выговариваю сам себе: «Ну что ты все время вертишься под ногами, не мешай мне нормально жить. Иди своей дорогой. А я пойду своей.» Я ударяю себя по плечу, мы улыбаемся друг другу и расходимся в резные стороны. И каждый идет своим путем.
Петербург обледенел до омерзения. В начале недели шел проливной дождь. Потом ударил мороз. Потом снова шел дождь и снова – мороз. В результате все улицы и проспекты превратились в катки. Без коньков из дома лучше не выходить. Люди без коньков падают и разбиваются. А люди на коньках чувствуют себя вольготно /уверенно/. Едущих автомашин на улицах почти не видно, потому что на ледяных дорогах удается не разбиться только гонщикам и сумасшедшим. Но таких немного.
А у меня свидание с Дианой на выходе из метро «Маяковская», в восемнадцать ноль-ноль. Я отоспался после чудесно-кошмарного путешествия в Москву и обратно, и позвонил Диане на работу. Она, как всегда, обрадовалась мне и предложила вечером встретиться и погулять по Невскому. И вот я спешу на свидание.
Недалеко от метро «Гражданский проспект» торможу автобус «Икарус», сажусь в него. В автобусе, кроме меня и кондуктора, никого нет, Приняв меня в свое чрево через заднюю дверь, автобус срывается с места на полном газу и разгоняется до максимальной скорости. Кроме нас, никто так быстро не едет, потому что люди хотят жить, а наш водитель, похоже, ничего не боится и несется по ледяному проспекту, как будто везет рожающую женщину в роддом. Но в автобусе едем только я (не рожающая женщина) и старичок кондуктор в очках, читающий газету. Старичок на излишнюю скорость не обращает внимания, скорее всего, он уже к ней привык, а я чувствую себя очень неуютно. Особенно когда мы проскочили через проспект Непокоренных на красный свет светофора. На наше счастье, машин, едущих по проспекту Непокоренных, перпендикулярно нашему движению, было всего две. И мы вписались между ними, никого не задели и помчались дальше. Я, конечно, не выдержал такого издевательства над моими расшатанными нервами, подбежал к кабине водителя, стал в нее стучать кулаками и заорал:
– Водитель! Водитель! Если вы не умеете управлять машиной, то притормозите и выпустите меня на волю! Я дальше пойду пешком! Я куплю у вас все билеты! Водитель! Водитель!
Здесь старичок-кондуктор оторвался от чтения газеты и сказал:
– Молодой человек, не кричите так громко; вы можете разбудить водителя, а если вы разбудите водителя, то он поедет еще быстрее.
– Но если водитель спит, то мы можем в кого-нибудь врезаться в ближайшие секунды и погибнуть.
– Не беспокойтесь. Я езжу с этим водителем уже третью неделю, и мы ни в кого еще не врезались. Не судьба, значит. Кому суждено умереть, трахая женщину, тот не погибнет в автокатастрофе.
В этот момент автобус совершил резкий поворот, и мы помчались в сторону Лесного проспекта. После резкого поворота меня бросило прямо на колени к старику. Тот этого даже не заметил и продолжал говорить:
– Не расстраивайтесь так активно. Водитель наш тоже молодой человек. У него медовый месяц. Он целыми ночами пендюрит свою молодуху, а вот днем иногда засыпает. Но это не мешает ему выполнять свою работу. Кстати, если он начал совершать повороты, значит, уже понемногу просыпается.
Автобус резко свернул налево и мы выскочили на Лесной проспект. Старик продолжал:
– Опять свернул. Похоже, уже совсем проснулся. Если сейчас ему в форточку в его кабину всунуть сто рублей, и он их интуитивно почувствует, то вполне возможно – проснется на сто процентов, чтобы схватить их. Попробуйте, юноша, найти сто рублей в своих карманах, и у вас появится шанс выйти из машины на волю.
Мы промчались мимо станции метро «Выборгская». Я лихорадочно порылся в карманах. Нашел стольник. Подбежал к кабине водителя и через маленькую форточку метнул деньги. Водитель денег не заметил. Подошел старик-кондуктор и посоветовал:
– Мало. Ищи еще стольник.
Я выхватил из кармана еще один стольник и метнул в водителя.
– Недолет. Давай еще снаряд! – прорычал старик.
Третий стольник я скомкал в подобие шара и запустил им в водителя. Шарик попал ему в затылок.
– Есть попадание! – возликовал старик.
Водитель дернул головой и...автобус поехал еще быстрее. Слева промелькнул поворот на Финляндский вокзал. Впереди уже виднелся Литейный мост. Мчаться по мосту со спящим водителем абсолютно не входило в мои планы. Я быстро скатал шарик из трех сторублевых бумажек и всадил его водителю в ухо. Он наконец-то поднял голову, заулыбался и притормозил прямо перед мостом. Я вышел из автобуса и пошел к Финляндскому вокзалу. Твою мать! Везет же мне на встречи со странными людьми. Впрочем, нестранных людей не существует. У любого обязательно найдется какое-то завихрение в мозгах: либо в одну, либо в другую строну. И в зависимости от силы этого завихрения, люди делятся на группы, которые понимают и любят лишь подобных себе.
Дурак не может сойти с ума, дурак может сойти с глупости.
Диана ждала меня у выхода с эскалатора. Красивая стройная брюнетка в длинном темно-красном пальто и элегантных черных сапожках ждала меня, безработного алкоголика, бросившего пить. Гладиатора, получившего вольную. Все-таки мне сказочно повезло. Остался живым после сумасшедшей гонки и получил в качестве приза шикарную женщину. Подхожу и дарю ей огромную красную розу. Диана настолько рада мне, что начинает светиться: