Тот выбрался из моторки и, прихватив с собой карманный фонарик, сел на корму рядом с Лехой. Минут двадцать Леха возился с лодочным мотором.
   – Сюда свети, придурок, – время от времени обращался он к Малышу.
   – Ну, скоро ты там? – Хазар, меряющий шагами мостки, нетерпеливо посмотрел на Леху.
   – Шесть секунд, шеф, – уверенно произнес Леха, – и все будет в лучшем виде.
   Минут через пять он действительно прикрутил последний винт и удовлетворенно обтер руки. Выбравшись на мостки, поманил за собой Малыша.
   – Чего расселся? Поехали.
   – Ну что? – Хазар посмотрел ему в глаза.
   – Поставил на три минуты, чтобы верняк, – кивнул Леха.
   – Прокола не будет? – подозрительно глянул на него Хазар.
   – Обижаешь, шеф, я с этими игрушками почти два года занимался.
   – Тогда все. Возвращаемся.
   – А разве ждать не будем? – с сожалением спросил Леха. – Фейерверк бы посмотрели.
   – Обойдешься без фейерверка, – осадил его Хазар, взглянув на часы.
 
* * *
 
   Баба Сеня все же явилась. Ее властный стук в дверь заставил Иннокентия вздрогнуть.
   – Чего калитку не закрыла? – недовольно спросила она Галину.
   – Так мы ж тебя ждали… – растерянно ответила та.
   – А если воры? Я могла и не прийти, – усмехнулась баба Сеня.
   Ребята сидели за столом, клюя носом над чашками с чаем. Они были слишком взволнованы тем, что с ними произошло, чтобы заснуть. Все же усталость давала о себе знать. С осоловелыми лицами, кое-как поддерживая общий разговор, они зевали, но не шли в постель. Галина постелила парням в спальне, решив, что сама с бабой Сеней будет ночевать в горнице.
   Ленивое перебрасывание фразами было ширмой, за которой притаились их многочисленные тревоги. Теперь, когда вечерние эмоции немного улеглись, наиболее отчетливой стала угроза расправы со стороны Хазара. К тому же Галина беспокоилась из-за дома. Валентин хранил молчание, иногда вступая в беседу – с единственной целью поддеть сестру и сказать что-нибудь язвительное в адрес Иннокентия. Последний сдерживался как мог, понимая, что не время обострять обстановку.
   – Какие тут воры, ба? – зевнул в который раз Валентин.
   – Я те не ба, усек? – выплеснула на него свое раздражение баба Сеня.
   – Да хватит тебе фрейлейн из себя разыгрывать! – не вынес ее самодовольной спеси Валентин, которому все эти одергивания казались способом привлечь к себе внимание.
   – А ну-ка пшел вон! – крикнула баба Сеня. – Щенок!
   – Ксения, ну давайте все миром решим, – деликатно вмешался Иннокентий. – Мы устали, Валентин несет черт знает что…
   – А ты кто такой, чтобы так о моем внуке говорить? – неожиданно вскинулась на Иннокентия баба Сеня.
   – Он – мой парень! – гордо воскликнула Галина, вскочив со стула.
   – Ой ты, парень! Что же мне теперь, в сенях ночевать? – ухмыльнулась баба Сеня.
   – Никто не говорит, чтобы тебе в сенях ночевать, – Галина снова села и закусила от досады губу, – но если у тебя настроение не то, так нечего его другим портить.
   – Не нравится, скатертью дорога, – в очередной раз взбрыкнулась баба Сеня. – Сколько вы у меня не были? Два года уж! А тут явились!
   – Ба… то есть Ксения, – преодолев отвращение к этому маскараду, поправился Валентин, – мы ж работали, времени всегда в обрез…
   – Ага, – стоя посреди горницы руки в боки, баба Сеня насмешливо кивала головой, – ни одного выходного, ни одного отгула!
   – Ладно, мы виноваты, но… – застопорилась Галина.
   – Вижу, хреновы ваши дела, – мрачно усмехнулась баба Сеня, – для этого и гадалкой быть не надо.
   – Ты нам лучше погадай, – попросила Галина.
   – Экая ты быстрая! – качнула своей большой седой головой баба Сеня. – А чаю попить?
   – А покрепче у тебя ничего нет? – заискивающе улыбнулась Галина.
   – Ага, стресс снять нужно, – поддержал сестру Валентин.
   – Ишь ты какой бойкий! – повела плечами баба Сеня. – Стресс у него!
   Она развернулась на сто восемьдесят градусов и вышла в сени, где стоял старинный, оклеенный немецкой пленкой холодильник. Вскоре она появилась, неся в руках большую, с узким высоким горлышком бутыль, наполовину наполненный прозрачной жидкостью.
   – Спирт виноградный, – усмехнулась она, опуская посудину на стол.
   Потом полезла в сервант за рюмками. Достав, посмотрела на свет.
   – Протри, – сказала она Галине. – Там, – кивнула она в сторону кухонки, – полотенце. В холодильнике поройся, авось найдешь чего. А ты, если солений хочешь, в погреб слазь, – посмотрела она на Валентина.
   Валентин нехотя поднялся и вместе с Галиной пошел к выходу.
   – Значит, ты Галькин хахаль, – пристально вглядывалась в Иннокентия бабуля. – С каких времен?
   – Мы познакомились недавно, но у нас это очень серьезно, – привел Иннокентий первую же банальность, которая пришла ему в голову.
   – Серьезно? – недоверчиво качнула головой баба Сеня.
   Кряхтя, она поднялась со стула, на который уселась, как только принесла бутыль, и открыла ящик серванта. В ее руках блеснула металлическим блеском круглая плоская жестянка с синей импортной этикеткой. Она поставила ее на стол, сдвинув чашку Валентина, и снова водрузила свои неохватные ягодицы на сиденье стула. Иннокентий, оставшись наедине с бабулей, испытал даже страх, но постепенно, видя, как светлеет ее лицо, успокоился. Физиономия бабы Сени и вправду стала напоминать лик блаженного, когда она немного дрожащими пальцами открыла металлическую коробочку, и в нос Иннокентию прянула струя благородного табачного запаха.
   – Голландский, – с достоинством произнесла бабуля, – я на такие шалости денег не жалею. Слава богу, люди за добро платить не разучились. Тут у нас местный один в Анапе в фирме работает, так он мне табачок этот подарил. Я с него сглаз сняла, а то все не везло парню…
   Баба Сеня вздохнула, со значением посмотрела на Иннокентия.
   – А ты не простой парень, – помедлив, сказала она, – по глазам вижу. Умный… себе на уме, то есть… Какой профессии?
   – Историк и по совместительству археолог, – улыбнулся Иннокентий.
   – Столичный небось, по выговору вижу, – не спускала с него своих пронзительных голубых глаз баба Сеня.
   – Столичный, хотя родился неподалеку отсюда, – улыбнулся Иннокентий.
   – Вон оно как, – вздохнула баба Сеня. – А я всю жизнь здесь прожила… И ты, значит, отдыхать сюда или на работу приехал?
   – Совместить и то, и другое, – ответил Иннокентий.
   – У нас тут были одни такие, – сказала баба Сеня, глубоко затянувшись и выпустив струю дыма в потолок, – ныряли, чего-то все искали. Молоко у соседки моей брали, ко мне приходили… Узнали, что гадалка тут живет… Да…
   Она качала головой, держа трубку в руке, и сейчас была похожа на старую цыганку.
   – Ты на Гальку не рассчитывай, – неожиданно проговорила она, – она девка шалая. Сегодня – один, завтра – другой. Красивая…
   Баба Сеня снова завздыхала. В этот момент в горницу вошла Галина.
   – А мы тут о тебе шепчемся, – обратила на нее свой пронзительный взор баба Сеня. – Я говорю, чтобы он, – кивнула она на Иннокентия, – ставку на тебя не делал.
   – Это почему же? – с вызовом спросила Галина.
   – Непутевая ты, – усмехнулся Иннокентий.
   – А ты-то сам путевый? – вскинулась на Иннокентия баба Сеня.
   Ругать внуков она считала своей прерогативой. Если кто-то другой, даже поддакивая ей, замахивался на критику ее милых деток, она становилась на дыбы.
   – А что это такое вообще – «путевый, непутевый»? – с обидой воскликнула Галина.
   – Путевый – это тот, на кого положиться можно, – снисходительно, пыхтя трубкой, пояснила баба Сеня.
   В комнату вошел Валентин, несущий две полуторалитровых банки с соленьями.
   В одной были баклажаны, в другой – огурцы.
   – А вот и внучек, – глухо хихикнула баба Сеня. – Ставь сюда банки, открывай. Ключ в буфете. А ты помоги, чего сидишь, как принцесса, – строго глянула она на Галину. – И мать у нее была непутевая, – продолжала она прерванную тему, – я от нее женихов палкой отгоняла. А что толку? И погибла оттого, что муж-скотина приревновал да и ножом пырнул. Галька тебе не рассказывала? – обратилась она к Иннокентию.
   – Я никого резать не собираюсь, – решительно произнес Иннокентий и посмотрел на Галину. – Вообще все споры нужно решать цивилизованным способом.
   – Кровь-то у тебя что молочко – бледнехонькая, – неодобрительно отозвалась баба Сеня, – а вот у Гришки кровь была не то цыганская, не то молдаванская. А, – махнула она рукой, – все одно: что цыгане, что молдаване. Одним словом, горячие люди. Любят и ненавидят до смерти!
   Глаза ее восхищенно блеснули.
   – Что ты такое ужасное говоришь, баба Сеня, – с подъедом сказал Валентин, который уже открыл банки и предоставил Галине право выкладывать на тарелку дары погреба. – А в казаке Микуле случайно нет цыганской крови?
   – В нем скорее кровь восточного паши, – усмехнулась Галина, язвительно вторя брату.
   – А вам какое дело? – нахмурилась баба Сеня. – Какая в нем кровь?! Я живу как хочу. Сегодня к Микуле иду, завтра – к Ивану.
   – Да никто у тебя такого права не отнимает, – Галина с укоризной посмотрела на бабулю.
   – Я где-то читал статью, что казаки являются потомками евреев…
   – Бред какой-то! – вспыхнула баба Сеня.
   – Там приводятся разные аргументы, в том числе и лингвистический.
   Например, герой Шолохова – Мелехов. Так вот, на древнееврейском «мелех» это царь.
   – А-а, вот, значит, откуда у казаков такой жуткий нрав! – рассмеялась Галина.
   – Да, они многое взяли от кочевников. Евреи ведь это все равно что берберы, – улыбнулся Иннокентий.
   – Слышал бы тебя Микула! – прыснула со смеху баба Сеня.
   Между тем Галина расставила на столе тарелки, протерла рюмки, а Валентин наполнил их спиртом.
   – Тебе не рано ли? – иронически взглянула на внука баба Сеня.
   – Мне уже восемнадцать, – с достоинством произнес он.
   – Ну так за что пьем? – спросила Галина.
   – За то, чтобы ситуация, в которой мы оказались, разрешилась наилучшим для нас образом! – провозгласил Иннокентий.
   – Ну ты и затянул! – поморщилась баба Сеня и торопливо опрокинула в себя рюмку.
   – А все-таки, ба… – начал было Валентин.
   – Я тебе не ба! – одернула его баба Сеня.
   – Ну ладно, – отмахнулся он. – Зачем ты к Микуле ходишь?
   – Он жить меня к себе зовет, – хитро сощурила свои голубые глаза баба Сеня.
   – А ты? – заинтересованно спросила Галина.
   – А я в уме прикидываю: надо мне это или нет, – поигрывая округлыми плечами, усмехалась баба Сеня.
   – Да это не для тебя – быть десятой или двадцатой в этом гареме! – воскликнул Валентин.
   – Я если буду, то первой, – гордо сказала баба Сеня.
   – А все эти старухи? – любопытствовала Галина.
   – А что они? Микула шашку начищает, а они воду носят, дрова пилят, блины пекут, картошку копают, грядки пропалывают, хату моют… – ухмылялась баба Сеня.
   – А ты там чем заниматься будешь, если к Микуле уйдешь? – вытаращил глаза Валентин.
   – Чем занималась, тем и буду, – резко ответила баба Сеня.
   – Да зачем тебе все это нужно? – непонимающе взглянула на бабку Галина.
   – А что со мной случится – кто позаботится? Вы – далеко, умру, и не вспомните! – дала она волю накопившейся обиде и разочарованию.
   – Ты ж никогда не хотела с нами жить, когда тебя еще мама звала, – попеняла ей Галина.
   – А на кой черт мне в ногах у нее мешаться было. У нее что ни день – любовь! А мне покой нужен…
   – Думаешь, Микула тебе покой обеспечит? – с лукавым недоверием спросил Валентин.
   – Малы вы еще, чтобы бабку свою судить! – быстро свернула спор баба Сеня. – Наливай, чего зенки таращишь? – строго глянула она на Валентина.
   Он наполнил рюмки. Они выпили. Потом еще и еще. Захмелевшая баба Сеня смягчилась.
   – Ну, что натворили, пострелята?
   – Наехала на нас местная братва, – вздохнула Галина, – мы и удрали. Мы у тебя пару деньков поживем, ладно?
   – Нехай, живите. Только правила в этом доме я устанавливаю, – сдвинула она на переносице брови.
   – Может, погадаешь? – умоляюще посмотрела на суровую бабку Галина.
   – Карты неси… в серванте…
   Галина покопалась в ящиках и достала потрепанную колоду. Потом стала убирать со стола. Наконец баба Сеня раскинула карты. Некоторое время она сосредоточенно изучала их, покачивая при этом головой, не замечая присутствующих. Ее толстые сухие пальцы скользили по цветному карточному вееру туда-сюда. Галина и Валентин тревожно переглядывались, напряженно следя за выражением бабкиного лица. У Иннокентия слипались глаза.
   Он не то чтобы не верил в гадания и ворожбу, просто не испытывал к ним интереса.
   – Много хлопот предстоит, – разжала губы и вскинула на внуков глаза баба Сеня, – и многие из них – пустые… опасность и тревога, слезы… Казенный дом опять же… Любовь с червонным королем, – она хитро скосила глаза на Иннокентия. – Нечаянная радость, дорога, хлопоты… Смерть, – выдохнула она, – смерть и слезы. Видишь, – кивнула она Галине и ткнула пальцем в пиковые семерку, шестерку и восьмерку. – Неприятность, морока, – она показала глазами на пикового короля, – дурное известие.
   Галина не отрывая глаз смотрела на пикового валета и даму.
   – Дурное известие заставит плакать, – продолжала бабка. – А вот тут выпадает богатство… – Она с нежностью смотрела на карты бубновой масти. – А в конце – разлука…
   Смешав карты, баба Сеня грузно встала со стула.
   – А теперь по койкам, – прогнусавила она, – пошли, Галька.

ГЛАВА 13

   Ночь была бездыханной, если не считать доносящегося с берега бриза.
   Но и его рассеивала дубовая листва, и до дома бабы Сени долетали лишь тонкие, похожие на газовую вуаль, обрывки морского воздуха. Около четырех сквозь полог ночи стали пробиваться первые лучи спящего солнца.
   Это не были снопы света, просто ткань неба стала высветляться на востоке, и это разжиженное мерцание потихоньку заполняло весь купол. Тьма отслаивалась от предметов, собиралась у моря, потом откатывалась к дальним холмам и горам, пряталась в ложбины и неглубокие ущелья.
   Валентин открыл глаза. По белому потолку стелились светлые утренние тени. Он осторожно приподнялся, взглянул на затылок спящего Иннокентия.
   Тот лежал на левом боку и неслышно дышал – так крепок был его сон.
   Валентин спустил ноги на коврик, поднялся, стараясь максимально смягчить скрип панцирной кроватной сетки. На спинке стула висела его одежда.
   Он нацепил майку, продел ноги в шорты и юркнул в горницу.
   Баба Сеня всхрапывала во сне и даже что-то бормотала. Сквозь ее губы вылетали булькающие звуки.
   Валентин прокрался к рюкзаку, расстегнул его, не сводя глаз с лежавшей навзничь и закинувшей голову высоко на подушку сестры, достал документы.
   Нашел свой паспорт и деньги, сунул в карман шорт. В сенях обулся и, стараясь не скрипнуть дверью, вышел во двор.
   За несколько минут, что он бесшумно шнырял по дому, еще больше рассвело.
   Валентин затворил за собой калитку и отправился к морю. По дороге он передумал и двинулся в обратную сторону – к проходящей за поселком дороге.
   Ему было невмоготу ждать два дня, чтобы узнать, что случилось с их домом. Он решил сам все разузнать и сегодня же сообщить сестре. К тому же он был сыт по горло этим выскочкой Иннокентием! Обида и сладкое чувство собственного одинокого безумия заставили его щеки вспыхнуть румянцем.
 
* * *
 
   – Завтракать, черти! – донеслось до Иннокентия из горницы.
   Сквозь сонливую поволоку в его сознание проклюнулось ощущение реальности.
   Он пошевелился, открыл глаза, зевнул и аппетитно потянулся. И увидел умытую, причесанную Галину. Но не успел он сказать «доброе утро», как ее младенчески свежее лицо перекосилось от страха.
   – Где Валька? – воскликнула она.
   А он и не заметил исчезновения ее милого братца, так тот ему надоел!
   Иннокентий свесил ноги и недоуменно пожал плечами. Ни слова не говоря, Галина вылетела из спальни и, не замечая сердитых возгласов бабы Сени, выскочила во двор. Двор был пуст. Галина вернулась в дом и, полная тревожных предчувствий, бессильно опустилась на табурет.
   – Удрал? – насмешливо прогундосила баба Сеня.
   – Дурак! – Галина от досады кусала губы. – Куда он пошел?
   – Наверное, в Маяковку, – Иннокентий вышел из спальни.
   На столе в тарелках остывали вареники с вишней.
   – Его же поймают! – Галина опять вскочила.
   – Он парень шустрый, – пожал плечами и зевнул Иннокентий.
   – Тебе-то, конечно, все равно, – с откровенной неприязнью проговорила Галина.
   – Нет, не все равно, – резко сказал Иннокентий и пошел умываться.
   – Что же делать? – тревожилась Галина.
   – Придет, – махнула рукой баба Сеня, – никуда не денется.
   – Ты его не знаешь, он может натворить разных глупостей!
   – Уж я-то его не знаю! – почувствовала себя задетой за живое баба Сеня. – Я его, между прочим, нянчила, и тебя тоже.
   Ну, конечно, ты забыла о такой мелочи!
   – Не время сейчас говорить об этом! – взвизгнула Галина и заметалась по дому.
   Она нашла в сенях ружье. «Слава богу, – подумала Галина, – хоть ружье оставил!» Она вернулась в горницу, залезла в рюкзак.
   Баба Сеня неодобрительно косилась на нее.
   – Бесенок! – качала бабуля головой. – Сроду он таким был. Нелюдь какая-то, смотрит исподлобья, дичится, как будто от волчицы рожден. Да волка и то можно приручить, а этого сорванца – ни за что. Язык дерзкий свой никогда не прикусит…
   – Паспорт взял, деньги. – Галя считала оставшиеся купюры. – Вот мерзавец!
   – Это ты верно, – усмехалась баба Сеня.
   Иннокентий окончил утренний туалет и сел к столу. Баба Сеня налила ему из кувшина молока, приоткрыла кастрюлю с дымящейся картошкой.
   – Нет, я картошку не буду, спасибо, – улыбнулся Иннокентий, – а вот вареничков – с большим удовольствием.
   Галина глядела на него с ненавистью. Он же намеренно демонстрировал полную беззаботность. Конечно, он волновался за Валентина – тот вполне мог привести на хвосте бандитов. Но показывать своих эмоций не хотел. Не желал потакать Галине.
   – И ты можешь вот так спокойно есть? – округлила она свои красивые зелено-карие глаза.
   Иннокентий жевал вкусные вареники, запивая молоком.
   – И тебе советую, – невозмутимо ответил он. – Надо поддерживать свои силы.
   – Я ж сказала – умный! – откликнулась довольная такой рассудительностью баба Сеня. – Нет, не пара она тебе.
   С ума сведет – кончишь в сумасшедшем доме.
   Она сочувственно закивала, глядя на Иннокентия, но он, наученный опытом, не стал поддакивать изменчивой в своих суждениях бабе Сене, опасаясь накликать на себя ее недовольство.
   – Я еду в Маяковку, – решительно сказала Галина. – Ты – как хочешь!
   – Казачка! – со смесью восхищения и презрения воскликнула баба Сеня. – Вся в мать.
   – Я с тобой, – Иннокентий спешно прожевал очередной вареник и поднялся.
   – Ксения, пусть ружье у тебя побудет, мы потом заберем…
   – Поешь хоть, человек дело говорит, – баба Сеня горько вздохнула.
   – Некогда, – Галина уже стояла у двери.
   – Когда ждать-то? – баба Сеня, пряча обиду под маской равнодушия, смотрела на непоседливую внучку.
   – Скоро, – был ответ.
   Иннокентий догнал Галину во дворе.
   – Что ты ко мне привязался? – крикнула она.
   – Сами вы ко мне привязались, – неумело парировал Иннокентий. – Мне вся ваша семейка…
   – Ну так и оставь нас в покое!
   – Только не надо на мне срываться, – Иннокентий распахнул перед Галиной калитку.
   – Никто и не срывается, – она побежала по дорожке.
   Он едва поспевал за ней.
   – Какой же он эгоист! – негодовала Галина. – Взял и сбежал. Как будто я ему девочка какая – за ним гоняться!
   Все нервы издергал!
   – Успокойся.
   – Вот гад, вот сволочь, – продолжала возмущаться Галина, спускаясь по дороге к берегу моря. – Неужели трудно было подождать? Ведь договорились, что поедем завтра, все вместе.
   А теперь оставил нас без средства передвижения.
   Впрочем, в ее словах Иннокентий слышал больше не раздражение, а беспокойство за судьбу брата. И он даже немного ревновал ее к нему, думая, что о нем она бы так переживать не стала.
   – А лодка-то на месте, – сказал он, выйдя следом за ней на прибрежную полосу.
   Они остановились, заметив, что в лодке кто-то копошится.
   Две мужские фигуры деловито рассаживались на банках, совершенно не замечая, что их уже увидели.
   – Ну-ка, стойте, эй! – закричала Галина и бросилась к мосткам. – Это моя лодка!
   Мужики, сидящие в лодке, разом повернули голову на крик и засуетились. Один подсел к мотору, а другой быстро развязал линь, за который посудина была привязана к мосткам, и оттолкнулся руками от просоленных досок.
   – Стой, – Иннокентий обогнал Галину и выбежал на мостки. – Все равно не уйдете.
   Но было уже поздно. Мягко покачиваясь на волнах, лодка медленно удалялась от берега. Мужик, который отталкивал лодку, сел на весла и принялся быстро грести, а второй пытался завести мотор. Что-то у него не получалось. Он раз за разом дергал ремень, мотор чихал и никак не хотел заводиться.
   Галина с Иннокентием растерянно смотрели на лодку, не зная, что делать. Прошла минута. Иннокентий стащил штаны и майку и бросился с мостков в воду. Конечно, пытаться вплавь догнать лодку на море было затеей, обреченной на неудачу, но Иннокентий не думал об этом. Нужно было что-то предпринять, и он выбрал первое, что пришло ему в голову. Рядом стояли еще две лодки, но неизвестно еще, был ли бензин в их баках.
   Нужно было сперва это проверить, а каждая потерянная минута все увеличивала расстояние между беглецами и берегом.
   Он вынырнул и, делая сильные гребки, поплыл следом за похитителями.
   Мотор все еще чихал, но вдруг, выпустив большой клуб дыма, затарахтел на повышенных оборотах. Теперь можно было и не пытаться. Иннокентий прекратил грести и, держась на воде, смотрел, как лодка быстро удаляется в море.
   – Ну, суки, я вас все равно достану, – погрозил он кулаком в сторону лодки. – Чтоб вас разорвало, – добавил он и поплыл к мосткам.
   Не успел он сделать и нескольких гребков, как вдруг по морю прокатился сильный взрыв. Иннокентий обернулся и увидел на месте лодки огненно-водяной столб, который через секунду начал опадать. Щепки, банки, куски человеческих тел, канистры, детали двигателя, треснутые весла, все, что было в лодке или являлось ее оборудованием, медленно, как в замедленной съемке, валилось теперь вниз. Иннокентия подбросило волной, расходящейся от центра взрыва, а потом накрыло с головой.
   Сверху что-то еще продолжало падать, и он прикрывал голову руками, чтобы хоть как-то защитить себя. Наконец все стихло. Волна, поглощенная берегом, плескалась так, словно ничего и не произошло.
   – Что это было? – Галина встретила его на берегу.
   – Кажется, кто-то сильно хочет от нас избавиться, – предположил Иннокентий, стряхивая с себя воду. – Мне даже кажется, что я знаю кто.
   – Хазар? – догадалась Галина.
   – Ты поразительно догадлива, – невесело усмехнулся он.
   – Нужно срочно предупредить Валентина.
   Она развернулась и быстро пошла вдоль берега.
   – Погоди, – Иннокентий схватил свою одежду и кинулся следом.
   Он догнал ее метров через пятнадцать. Ухватил за локоть и развернул к себе лицом.
   – Я не против, чтобы предупредить Валентина, – выдохнул он, – но сперва нужно все обдумать. Сначала скажи мне, как, по-твоему, он думал добираться до Маяковки, если лодка была на месте?
   – Здесь можно найти попутку, – Галина вырвала руку и пошла дальше.
   Натянув штаны и майку, он снова догнал ее.
   – Не дури, – он зашагал рядом, – сперва мы должны разобраться в ситуации. Если Хазар пытается от нас избавиться, так как мы сильно ему насолили, лучше бы, чтобы он думал, что мы уже на том свете. Лодка-то взорвалась. Слава богу, что без нас. Но Хазар-то этого не знает. Пока он будет пребывать в неведении, мы что-нибудь придумаем.
   – Знаешь, – она вдруг резко остановилась и повернулась к нему лицом, – ты можешь думать сколько тебе угодно, а я пойду в Маяковку.
   – Мне тоже нужно в ту сторону, – примирительно сказал Иннокентий, – заодно и в Анапу заглянуть не мешает. Ну так как, – он пригладил рукой мокрые волосы, – будем защищать себя вместе?
   – Ладно, пошли, – согласилась Галина.
 
* * *
 
   Попутка действительно попалась довольно быстро, и уже через десять минут они выходили на окраине Маяковки. До дома Галины решили добираться берегом моря. Спустились вниз и пошли по побережью. Было пустынно до странности. Обычно в это время то тут, то там попадались рыбаки или хозяйки, загорелые непоседливые пацаны или не менее непоседливые девчонки.
   Когда до дома оставалось минут пять ходьбы, в воздухе повис запах гари. Даже соленый ветер с моря не мог его ни унести, ни заглушить.
   До Иннокентия и Галины донеслись приглушенные голоса. Галина пошла быстрее. Иннокентий пытался ее немного задержать, чтобы самому разведать обстановку, но она не захотела его слушать. Оттолкнув его, рванула вверх по узкой тропинке, той самой, по которой они вчера так поспешно ретировались.
   Случилось то, чего Галина больше всего боялась. На месте их дома осталось только пепелище. То, чего не поглотил огонь, довершили пожарные. Их машин здесь уже не было, зато стояли два милицейских «уазика», черная «Волга» и «уазик» пожарной охраны. По мокрым угольям и обгоревшим кускам деревянных балок ходили какие-то люди с сосредоточенно-заинтересованными лицами. Вокруг пожарища собрались любопытные. Это их голоса услышали Иннокентий и Галина на подходе к дому. Вернее, к тому, что от него осталось.