- Похоже, Серега, это у тебя профессиональное заболевание, - без всякой иронии заметил Андрей. - Инвалид американского труда.
   - Да, что-то вроде того, - подтвердил Сэм Дэвилз.
   - Выходит, ты человек еще не совсем пропащий... - о чем-то задумался Андрей.
   - А если мы выступим с разоблачением в средствах массовой информации? по-американски выразился я.
   Но сказал это просто так, ради того, чтоб хоть что-то неприятное сказать для "дядюшки Сэма".
   - Пожалуйста! Сколько угодно! - Сэм Дэвилз был невозмутим. - На Ваше злопыхательство откликнется дюжина прогрессивных газет, и ВЫ, в свою очередь, будете разоблачены как люди, мешающие международному научно-техническому эксперименту. В конце концов мы не нарушаем никаких обязательств, не причиняем нашим клиентам никакого ущерба: ни физического, ни морального. Наоборот, мы меняем их жизнь к лучшему и делаем это только за то, что вносим их имена в наш компьютер. Мы вовсе не виноваты, что некоторые предпочитают менять биоэнергетическую субстанцию на минутные бесперспективные желания. Но, сами понимаете, для нас особо важна свобода выбора. А как Вы поступите с высоким моральным аспектом нашего предприятия?
   Ведь речь идет о счастливом будущем всего человечества!
   Так что Ваши личные домыслы не приведут Вас никуда, кроме психиатрической лечебницы самого строгого режима.
   Последняя фраза в его отповеди звучала особенно убедительно. Все это время в руках у него вертелся индикатор. Он, словно играя, направлял его то на меня, то на Андрея, и лампы мигали как светофор: красный-зеленый, зеленый-красный. Зеленым он любовался, как любуется охотник подплывающей к берегу дичью.
   - А Вы, Андрей Юрьевич, если действительно хотите помочь Вашему другу, - лицо Сэма Дэвилза стало насмешливо-ехидным, - можете заключить с нами контракт-пари. Мы со своей стороны ставим биоэнергетическую субстанцию Сергея Ивановича. Вы - свою. Вы же читали, я надеюсь, достаточное количество русских сказок. Например, если Вы помните, герой сказки, чтобы спасти своего друга, идет за тридевять земель за живой водой и при этом рискует собственной жизнью. Вы же с точки зрения материализма и даже диалектического не рискуете ничем. Так что...
   - Я согласен! - неожиданно обрубил Андрей. - Говорят, что хотя бы одна спасенная душа... - он осекся. - Я согласен, и все.
   Мистер Дэвилз еще долго излагал условия новой сделки. Андрей его внимательно слушал, а меня вдруг стало неумолимо клонить в сон. Сэм Дэвилз начинал новую игру, получая от этого только ему понятные выгоду и удовольствие. Андрей играл в благородство, а я просто спал с открытыми глазами. Мы уходили, или я остался?
   Помню расплывчато: Сэм Дэвилз картинно раскланивается с Андреем, улыбается. Меня словно нет для них обоих. Сэм Дэвилз сама вежливость из тихого омута. А был ли здесь Андрей?
   А теперь представьте себе, что второй части, только что написанной (только что прочитанной?) не было. Я написал ее только для того, чтобы не сбить с толку тех, кто привык к поступательному изложению в рассказе и не терпит перескакиваний с начала на конец и наоборот.
   Конечно, все, о чем здесь рассказано, произошло, но об этом я узнал значительно позже. Я о многом узнал значительно позже. Теперь поставьте себя на мое место: все это было, но для меня, начиная со следующей главы, не было. Т.е. я, не нарушая последовательность событий, нарушаю последовательность своего сознания, ибо к утру следующего дня я не знал об этом ничего. Тьфу ты! Попробуй растолкуй! Читающий да прочитает, соображающий - поймет. Антракт окончен.
   ЧАСТЬ III
   Странные сны снятся порой за очень короткое время.
   Только что, несколько минут назад, сомкнул глаза и за эти минуты прожил частичку жизни во сне. Пробуждение оборвало сюжет сна на самом интересном месте, и как раз оно не запомнилось. После того пробуждения еще полдня ходишь сам не свой. Словно твой мир остался там - в коротком взбалмошном сне. И тогда вся явь кажется нелепым наваждением, нагромождением случайностей. И начинаешь невольно задумываться: а не посторонний ли я в этой суете?
   Оказывается, я заснул прямо на рабочем столе. Две трети рабочего дня позади, и меня победила рыхлая слабость. Весна? Авитаминоз?
   Услужливая Гражина тут как тут:
   - Я заварю вам кофе, Сергей Иванович, и заодно принесу сводки из районов. Курьер с дискетами уже вылетел в Москву. Мистер Билл не очень-то доверяет спутниковой связи. Перед обедом звонил мистер Дэвилз, но вас не было, он перезвонил еще раз, но, узнав, что вы вздремнули, просил не будить.
   За окном кто-то кинул в небо стаю черных птиц. Они разбились о голубое дно, растеклись по нему пестрым пятном, снова собрались воедино и длинной лентой исчезли в пролетал между далекими многоэтажками. Когда-то я видел нечто подобное. Новый отсчет времени начался в эту минуту. Птицы, вероятно, чувствуют не только дождь или бурю.
   Это за окном. А здесь...
   В апреле наш филиал занимался не только скупкой биоэнергетической субстанции, но и контролировал половину культурно-массовых заведений города и области.
   Там проводились различные шоу на американский манер, и публика туда валом валила в ожидании шикарных и красочных зрелищ. Меня удивляло только одно: почему "перпетум мобиле", вроде бы по смыслу связанная с техническим прогрессом, совершенно не интересуется производством, добычей и распределением природных ресурсов и т. п. В то время, как другие импортные строители капитализма в России рвали из-под носа, "перпетум мобиле". отслеживала политику и культуру, скупая кинотеатры, дворцы культуры, демонстрационные залы и стадионы.
   Между тем, события развивались с головокружительной быстротой. Карьера моя вовсе не была упрямым подъемом наверх, а была буквальным скольжением с горы в сторону всевластия, вседозволенности и материального благополучия. А это, уверяю Вас, даже из самого стойкого аскета-материалиста-атеиста может сделать за определенный срок законченного эгоиста, полного премудростей самооправдания. А ну-ка, господа чиновники, добавьте что-нибудь из собственного опыта!
   В ближайшие дни мне предстоял перелет в Нью-Йорк для знакомства с руководством компании, а также для участия в каких-то торжественных церемониях. Билл по этому поводу говорил, что передо мной откроются новые перспективы. Мол, с обычной человеческой точки зрения я своей удачи даже оценить не могу. Все это должно будет происходить в забытом Богом городке Хеллоуине, где-то посреди прерий, воспетых Фенимором Купером.
   Звонок "дядюшки" Сэма застал меня как раз в тот момент, когда я обдумывал планы на ближайшие дни. Он как всегда вкрадчиво-вежливо поинтересовался моим здоровьем, "не разбудил ли?". Суть же разговора сводилась к тому, что 22 апреля мы с Биллом должны быть в Хеллоуине. Надо - так надо. Хоть Хеллоуин, хоть Лысая Гора. Ехать не хотелось по причине природной лени, и я попытался намекнуть, что без меня может уменьшиться количество закупаемых биоэнергетических субстанций, что, в свою очередь, повлияет на работу вечного двигателя. Даже не знаю откуда ко мне пришел в голову такой вопрос:
   - А что будет, когда мы скупим все биоэнергетические субстанции? Кончатся люди - кончится топливо?
   - Нет, - ответил невозмутимый Сэм Дэвилз, - для работы "перпетум мобиле" достаточно одной субстанции.
   Количество - это уже вопрос мощности. Чем больше, тем мощнее. Но будьте спокойны, пока двигатель питает хотя бы одна субстанция, он будет функционировать. И уж если есть хотя бы одна субстанция, то всегда найдутся вторая и третья. Так что не отлынивайте от поездки, тем более, что это не обязательный выезд в совхоз на уборку картофеля.
   Андрей прорвался ко мне на правах старого друга. Он тащил с собой за руку седую бабулю-одуванчика, которая, похоже, не очень-то хотела быть гостем этого кабинета. За спинами их маячила Гражина, пожимала плечами: мол, Ваши друзья - Вы и разбирайтесь. А за ее спиной стоял Варфоломей и всем своим видом выражал подозрительность и неудовольствие по поводу появления здесь Андрея. Андрей же аккуратно закрыл за собой дверь, усадил старушку и сел сам.
   - Это моя бабушка. Баба Лина, - представил он спутницу.
   - Насколько я помню, у тебя последние десять лет не было бабушки, - то ли возразил, то ли спросил я.
   - Я - троюродная, - ответила за Андрея старушка, которая, по всей видимости, стала понемногу осваиваться. Голос у нее был мягкий и добрый.
   Не знаю почему, но присутствие Андрея раздражало и тревожило меня. А уж ходить на работу к друзьям, таская за собой бабушку, это совсем ни в какие ворота. Мне ничего не оставалось, как сесть в свое кресло и ждать продолжения этого спектакля. Уловив мое состояние, Андрей "успокоил":
   - Ты не переживай. Мы только посмотрим на теоя и уйдем. Баба Лина очень хотела посмотреть, кто тут у нас скупает биоэнергетические субстанции. Да и у меня к тебе дело.
   -Выкладывай, - я был насторожен, ждал подвоха
   или насмешки. Если Андрей трезв и при этом не сочиняет стихи, значит он одержим чем-то другим. И сам черт не знает, что у него на уме. Последний раз во время такой одержимости он занимался скупкой птиц на базаре, которых отпускал на волю. Когда во время очередного запоя я спросил у него, зачем он это делал, он совершенно серьезно ответил: "Я где-то читал, что птицы - это души умерших людей". Теперь рядом с ним сидела занятная старушка и добрыми большими глазами изучала меня самым бесстыдным образом.
   - Ну что? - спросил у нее Андрей. - Как наш инвалид американского труда?
   - Так и есть, милок, - ответила баба Лина.
   Я даже не представлял себе, что я должен делать в подобной ситуации. Они точно состояли в каком-то сговоре в отношении меня.
   - Так какое у тебя дело? - не совсем любезно повторил я.
   - У тебя есть заместитель?
   - М-мм... У меня есть дюжина помощников в городе, есть отделения в других городах области. Так что...
   - Я хочу быть твоим заместителем, непосредственным заместителем. Человек номер два - понимаешь. - огорошил меня Андрей.
   - Н-но...
   - Не сомневайся, а лучше посоветуйся со своим боссом. Только скажи ему, что за два-три месяца своей работы твоим заместителем я отдам фирме свою биоэнергетическую субстанцию.
   - Он согласится, - в этом я был совершенно уверен, условия Андрея были излюбленным вариантом Сэма Дэвилза. И все же я потянулся к телефонной трубке, чтобы услышать его очень довольный голос и получить соответствующее разрешение.
   - Кстати, возьмите поэта с собой в Хеллоуин, - заключил Сэм Дэвилз.
   - Но ведь ты не собирался продать свою биоэнергетическую субстанцию? попытался я отговорить его. Но он только махнул рукой: делай, как сказано.
   Через несколько минут мне пришлось пригласить в кабинет Гражину и Варфоломея и представить им своего новоиспеченного заместителя. Описывать выражение их лиц необязательно, хотя уже использованное мной словечко "офонарели" подходит более всего.
   - Но у нас только одна машина, сэр, - то ли возразил, то ли озадачился Варфоломей. Гражина промолчала, и я поймал взгляд Андрея на ее зовущих ногах.
   Вечером Андрей вынудил меня устроить грандиозное застолье старых друзей. Отметить его "повышение по службе".
   - Русский поэт на службе американского бизнеса! - кричал он. И о чем-то с серьезным видом шептался с Иваном.
   Не помню: кажется, я не пил больше месяца. И, может быть, поэтому напился до чертиков. Процесс переливания так же похож на таинство, как и деление клетки.
   Клетки мне снились ночью. Здоровенные клетки из толстых чугунных прутьев. В них яростно метались запертые монстры. Опять монстры? Я бежал меж двух рядов клеток куда-то по направлению к далекому свету.
   Монстры бросались в мою сторону, разбивая морды о металлические прутья, и кровавые слюни текли из-под их уродливых брылей. Отсюда-то я легко могу описывать всю эту мерзость. Но есть ли смысл? Всех тварей, созданных когда-либо в Голливуде, не хватит, чтобы передать хотя бы треть их слизского "великолепия".
   Тоннель кончился, и меня вынесло на залитую солнцем зеленую поляну. Из грязного пьяного апреля в жаркий июль, под голубое облакастое небо. Наверное, эта же неведомая сила сна уложила к моим ногам извилистую тропинку к видимой за полем деревеньке. И следуя желанию этого сна, я пошел по ней, а точнее полетел, как дух.
   И не чувствовал под собой ног. И от всего окружающего было невыразимо хорошо на душе. Земными словами о неземном сказать трудно. Так хорошо бывает редко, когда сливаешься в едином порыве с велемудрой природой.
   Наверное, в этом было что-то от человеческих представлений о рае. Опять же ад был настолько недалеко, что я опасался оглядываться.
   Первым меня встретил небольшой дом на отшибе. Он приглашал распахнутой настежь дверью, вылетавшими из окон от легкого ветерка белыми занавесками. На какое-то время мне показалось, что именно этот дом я уже видел когда-то в детстве. И был удивлен, что псевдоповторения случаются даже во сне. Ложная память- кажется так это называется? Ложная?
   Кстати, я совершенно четко осознавал, что я сплю вдрызг пьяный в своей холостяцкой квартире, и, наверное, рядом спит на полу Андрей. Но более явственно я ощущал на себе дыхание лета, слышал пение птиц, шелест деревьев. Раньше, в других снах, даже если и слышал что-либо, то все эти сны все равно были глухие в сравнении с этой неожиданной полифонией. Единственное, чего я не чувствовал - своего собственного тела. Прикасался к траве, к палисаднику, к цветам под окном - и они отвечали мне осязанием прикосновения, причем более ярким, нежели когда я трогал наяву их руками. Тогда я, пожалуй, в первый раз подумал, что окружающая меня там апрельская явь и не явь вовсе, а серый, с ватой в ушах, сон. И в этом сне крайне редко случаются счастливые пробуждения.
   Поднявшись на низкое крыльцо, пройдя сени, я вошел в просторную светлую комнату. И вошел так, будто бывал здесь тысячи раз. Небогатая обстановка: стол (швейная машина на нем), стулья у стен, допотопный шифоньер, половичок у входа, фотографии на стенах, иконы и лампадка в углу и кресло, в котором сидела баба Лина. Она кивнула мне, даже, показалось, подмигнула:
   - Садись-садись, осмотрись, может, что нужное высмотришь или услышишь...
   И никакого вопроса не возникло в моем сознании. Я словно знал, что будет дальше, как предугадываемый сюжет читаемой книги. Сел на плетеный стул у окна и вдруг подумал: "Интересно, который час? Сколько времени, если там ночь, а здесь день? И где часы? Здесь должны быть видавшие виды ходики с гирями на цепях..."
   - А зачем здесь время?! - удивилась баба Лина. И от слов ее мне стало вдруг настолько спокойно, что течение времени абсолютно перестало меня интересовать. Я стал смотреть в окно на недалекие дома, на проселочную дорогу и поразительно живой лес этого сна. В аккуратных деревянных домах текла какая-то размеренная неторопливая жизнь, но здесь - на улице - она ничем себя не выдавала. Тихий полдень замер у самого окна, и только еле заметное движение облаков подталкивало солнце.
   Я не видел, когда в комнату пришел кто-то первый, но именно с того момента она стала наполняться знакомыми и незнакомыми людьми, которые садились на свободные стулья, стоя прислонялись к стенам, и все они здоровались со мной и с бабой Линой. Те, которые казались мне знакомыми или когда-то виденными, ничем не выражали своего отношения ко мне. Говорили вполголоса о чем-то отвлеченном, были взаимно вежливы, и, казалось, все знали что-то такое, чего не знал я. По крайней мере они знали, зачем пришли сюда. Чтобы ничем не выдать своего беспокойства, я снова стал смотреть в окно, поворачивая голову только ради очередного "здравствуйте". И так продолжалось какое-то время или совсем не продолжалось, просто было и все. Как я не чувствовал течение времени, так не мог бы определить возраст хотя бы одного из присутствовавших. Просто в этом доме не было такого понятия. Возраст был только у бабы Лины и у меня.
   И вдруг в комнату вошел ангел. Совершенно точно - это был ангел. Во плоти или не во плоти, во всяком случае он был видим, и слепящие белые одежды колыхались на нем. У ангела тоже не было возраста, но было красивое просветленное лицо, и не было за спиной никаких крыльев. Зато каждому из присутствующих он давал невидимые крылья. Их не было видно, но судя по тому, как легко и радостно становилось людям, как они взмывали, выйдя на улицу, в июльское небо - это были крылья.
   Когда комнату покинул последний человек, я, повинуясь инстинкту коллектива, тоже подошел к ангелу. Подошел и услышал:
   - Дающему - дано будет. - И не дав мне крыльев, он повернулся и вышел.
   Так я стоял, ничего не понимая, и склонен был принимать происходящее за простой, лишенный какой-либо логики сон, но голос бабы Лины рассудительно успокоил:
   - Проснешься когда-нибудь, я тебе все растолкую.
   - Ты ведьма, баб Лина? - спросил я.
   - Ну уж только не ведьма, - немного обиделась старушка и торопливо перекрестилась.
   - Тогда откуда ты в моем сне?
   - А где еще с тобой разговаривать, если ты наяву спишь? - и подтолкнула меня - мол, иди.
   Так ничего и не поняв в этом сне, я побрел через поле обратно в свое тело. И уже проснувшись, долго не мог избавиться от ощущения, что оно не хотело пускать меня обратно. А, может, я не хотел в него возвращаться...
   С Андреем работать было веселее. Он поставил свой стол торцом к моему и "обжил" его за какие-то полчаса.
   Завалил толстыми литературными журналами, рукописями и бумагами. Его напускная деловитость заставила улыбаться даже степенного Варфоломея. Гражине в свободное время он читал стихи и, надо сказать, произвел на нее буквально трогательное впечатление, т. е. уже в первый вечер он мог ощущать стройность ее фигуры, когда они сидели на подоконнике, а он увлеченно наполнял комнату дремучим гекзаметром. Недовольны деятельностью Андрея могли быть только Сэм Дэвилз и Билл, но они многозначительно помалкивали, как будто так и надо.
   Больше всего от Андрея страдали посетители. В последнее время к нам зачастили рационализаторы-изобретатели, шоумены и посетители с различными психическими расстройствами. Первые просили спонсорской помощи, утверждая, что их изобретение является величайшим открытием современности (а наша компания, судя по ее названию, просто обязана помочь внедрению этого инженерного чуда); вторые предлагали сотрудничество по организации массовых мероприятий, дабы привлечь к деятельности "Америкэн перпетум мобиле" новое поколение россиян (среди них действительно попадались ушлые организаторы, которые более всего рассчитывали пронырнуть не только в "перпетум мобиле", но и - саму Америку); последние представляли собой целое воинство пророков различных вероисповеданий, инопланетян из различных уголков Вселенной и фантастических романов, жителей параллельных миров и родственников известных личностей - новый тип детей лейтенанта Шмидта.
   Самыми безопасными были все же изобретатели, хотя их изобретения не всегда можно было назвать безобидными. Один из таких рационализаторов принес прибор, который он называл ПЭВД-1. Расшифровывалось это ПЭВД не иначе как "преобразовать энергии вечного двигателя". Цифра "I" означала одновременно его первенство в мире и единственность в числе. Принес ПЭВД-1 Евразии Борисович Сладков: физик, литератор и убежденный демократ - так он представился. А на моем столе оказался небольшой металлический ящик-куб, из которого тянулись два метровых провода с присосками на концах, а сверху торчала направляемая антеннаштырь. Маленький тумблер на боку, вероятно, был предназначен для включения этого незамысловатого прибора. Евразии Борисович сразу же предупредил, что это еще опытный образец, который нуждается в длительном совершенствовании. Суть действия прибора сводилась к следующему: присосками он крепился к любой неподвижной части вечного двигателя, антенна-пушка (так она, оказывается, называлась) приводилась в боевое положение (!), т. е. должна быть направлена на нужный объект. Включался тумблер, и пучок энергии превращал этот объект в вечную пыль (при условии подключения прибора именно к вечному двигателю).
   - Таким образом можно стереть с лица земли ненужные горы, мешающие строительству, осушить водоемы, разверзнуть небо, а при необходимости продемонстрировать силу этого прибора врагам демократии.
   Единственный па сегодня недостаток этого прибора, - поэтический тон Евразия Борисовича несколько поугас, - отсутствие блока регулировки мощности, который я в данный момент разрабатьгваю. Для этого мне необходимо знать хотя бы примерную мощность перпетум мобиле. Вот поэтому я у Вас! - и он стал выжидательно улыбаться.
   Привыкший ко всякого рода "чудесам", я не решался сразу же обвинить Сладкова в шарлатанстве. Первое, что я сделал, прощупал его индикатором и определил наличие в нем рыхленькой биоэпергетической субстанции.
   Зато Андрей словно и не собирался никого разоблачать.
   Ои с самым серьезным видом стал осматривать прибор, одобрительно угукая.
   - Ну а если мы подключим этот прибор не к вечному двигателю, а к чему-нибудь другому? - спросил он.
   - Действие прибора будет несколько другое и не будет носить необратимого характера, как в случае с вечным двигателем. Если из вечной пыли ничего уже создать невозможно, то из других состояний материи - не исключено. Я, например, в качестве эксперимента подключал ПЭВэДушу к своему холодильнику.
   - И?..
   - Моя квартира, часть соседних и лестничная площадка превратились в морозильную камеру. В считанные минуты - иней на потолке и стенах, представляете.
   Сугробы под ногами!
   - Невероятно! - Андрей вдруг оживился и окинул кабинет хозяйственным взглядом. - Я думаю, у нас есть некое подобие вечного двигателя, чтобы произвести опыт. Вот что может послужить этому хоть каким-то заменителем радио! Вечный говоритель! - и он перетащил ПЭВД на тумбочку в углу, где едва слышно журчала речь диктора. - Кстати, с помощью регулятора мощности мы, наверное, сможем регулировать мощность.
   Андрей вопросительно посмотрел на растерявшегося изобретателя.
   - Я бы хотел Вас предостеречь! - Евразии Борисович обрел дар речи. Трудно представить, во что преобразуется энергия нашего радио. Например, мой сын подключил Прибор к своему горшку...
   - Наука требует жертв! - объявил Андрей, мусоля присоски, чтобы закрепить их на корпусе репродуктора.
   Добавив громкости, он предусмотрительно направил антенну-пушку вверх, в открытую форточку. И прежде чем мы успели придумать новые возражения, он щелкнул тумблером прибора.
   Сначала это походило на скопившийся под небесами инфразвук. Набухающая тяжелая черная капля - вот-вот оторвется от неба и сделает большую кляксу на земле.
   Низкий и протяжный звук крался над крышами, заставляя испуганно вибрировать стекла в оконных рамах. Подобный звук можно услышать, когда ТЭЦ спускает пары, но этот все же был ниже и тревожнее. Не так ли звучали иерихонские трубы? Если бы в этот момент близ города стояла штурмующая его армия, то она неминуемо обратилась бы вспять, в бегство. По всем правилам средневекового ужаса. Но уже через три минуты звук этот прекратился и уступил место оглушительной какофонии из голосов, позывных радиостанций и музыки всех стилей, времен и народов. Как будто кто-то настроил радиоприемник на несколько волн сразу, или несколько радиостанций стали работать на одной волне. Иногда та или иная "волна" забивала другие и тогда можно было услышать что-нибудь знакомое. То прорывался вдруг недавно забытый голос Горбачева - упражнения в словоблудии, то темпераментно картавил вождь мирового пролетариата, обещая раздавить гидру мирового империализма в духе лучших фильмов о революции, то "Роллинг стоунз"
   обещали всем сатисфакшен, то - какая-то реклама, то совершенно неожиданно зазвучало: "Ахтунг! Ахтунг! Все шителя корода, кто не прошли регистрация в комендатура путут секодня вечером иметь арест...", то непроизвольно матерились китайцы, то - вальс, то - танго, то - рок... И кульминация: все смолкло - зазвучала реклама "Америкэн перпетум мобиле":
   - Избавьте себя от биоэнергетической субстанции, - нежный женский, но очень убедительный голос. Таким голосом взывают к ответной нежности.
   Это вывело Андрея из оцепенения, он тряхнул головой, как бы освобождаясь от наваждения, и щелкнул тумблером.
   - Гениально! - выпалил он не менее удивленному услышанным и увиденным Евразию Борисовичу. - Вы дали нам в руки не просто преобразователь, Вы дали нам идеологическое оружие широкомасштабного действия.
   Ты ж задумайся, Сергеич, - он хитро посмотрел на меня, - телевизор и радио обыватель может выключить, а это никак. Поди, дотянись до неба! Я думаю, мы прямо сейчас заключим с Вами контракт на приобретение Вашего изобретения, а также определим дальнейшее субсидирование его усовершенствования. Деньги на лабораторию, необходимые приборы - все как полагается, - он вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул.