Сергеев Сергей. Русский Фауст

   - А начнем мы, пожалуй, с разговора о приобретении Вашей биоэнергетической субстанции. Предвижу, Вы, не раздумывая, пожертвуете ей на благо человеческого прогресса. - И далее Андрей нагнал такого пафоса, что Евразии Борисович геройски выпятил грудь, нахмурил брови и с сознанием выполненного долга покинул нас, оставив на моем столе преобразователь (якобы для демонстрации вышестоящему начальству) и свою биоэнергетическую субстанцию в нашем компьютере. Он ушел, а его будущие планы согревали толстые пачки рублей и долларов. Андрей же сразу после его ухода стал звонить по телефону.
   - Иван? Это я. Ну так как, договорились? - и назвал ему адрес незадачливого изобретателя. - Ага, и пусть спросят подробнее про изобретение!.. Там на килограмм транквилизаторов хватит...
   Известный в городе шоумэн Марк Бжезинский явился к нам с видом цивилизованного европейца, покоряющего первобытные джунгли. Притащив на себе кроме шикарного броского костюма и модно остриженной бороды целый коллаж парфюмерных ароматов, он без приглашения плюхнулся в кресло для особо важных гостей и театрально забросил ногу на ногу. От такого его поведения я почувствовал себя непросвещенным мумбу-юмбу, который в неоплатном долгу перед снизошедшим до него европейцем.
   - Не стоит утруждать себя, - вскинул брови Марк Ефремович, когда я машинально потянул из ящика стола индикатор, - я уже давно и плодотворно сотрудничаю с "Америкэн перпетум мобиле" и потому прошу рассматривать мой визит в рабочем порядке. (А я думал, надо вызвать оркестр и стрелять из пушек!) Я просто хотел обговорить с Вами проблемы нашего сотрудничества. Дело в том, что в нашу область с просветительской миссией приезжает известный во всем мире проповедник и богослов Грэм Шуллер. Если вы заметили, по городу уже висят плакаты с его портретами. Там еще написано что-то типа: он говорит с людьми!.. Ну, естественно, в рекламных целях мы сообщаем населению о целительных свойствах сеансов Грэма Шуллера. Ну знаете там, массовое бросание костылей, танцы парализованных, избавление от заикания и так далее. В духе иисусовых чудес.
   - А чем мы Вам можем помочь? - спросил я.
   - Не вы мне, а я вам. Причем почти за бесплатно!
   Мы уже оговорили этот вопрос с мистером Дэвилзом в Москве. Странно, что он еще не позвонил вам. Мистер Шуллер также выразил свое согласие. Надо проявлять большую активность в районах Сибири и Дальнего Востока - это новое направление работы компании. Насколько я знаю, массовая дебиоэнергетизация идет, мягко говоря, со скрипом. Более того, в городе появились негативные силы, которые стремятся дискредитировать идею общечеловеческого прогресса.
   - Давайте ближе к делу, - не слишком любезно перебил его Андрей.
   - Гм... Хорошо! Освобождение от биоэнергетической субстанции будет пропагандироваться как путь к исцелению, выход к новым возможностям человеческого организма. Многие, действительно, прямо на сеансе почувствуют состояние эйфории. Это, разумеется, определенные приемы воздействия и тонкости Грэма Шуллера. Кроме того, на специальных сеансах для молодежи с выступлениями рок-групп мы планируем организовать донорские пункты, где каждый сможет добровольно расстаться со своей биоэнергетической субстанцией. Все это тоже определяется новой политикой "Америкэн перпетум мобиле" в России. Ставка на материальную заинтересованность в значительной степени отработала свой потенциал, и пора выводить работу с клиентом на качественно новый уровень. Кстати, это способствует сохранению финансовых и материальных средств фирмы. Мелочи, которые тратятся на самые широкомасштабные рекламные кампании, не в счет. Они окупаются с лихвой. Необходимая литература в город уже завезена. И опять же, несмотря на высокие цены, она раскупается и не только окупается, но и приносит прибыль. В основном это трактаты по самоусовершенствованию, выжимки, винегрет из различных религий, верований, философских учений. Так что, как видите, нами выполнена львиная доля работы.
   - Вопрос! - перебил его вновь Андрей. - По-моему, раньше мы заверяли клиентов, что компания воспользуется их биоэпергетической субстанцией только после их смерти, а сейчас получается, что этот процесс начинается еще.-при жизни?..
   - О да! Хотя это не существенно. Дело в том, что последние исследования, как объяснил мне мистер Дэвилз и как объясняется в популярной литературе, показали, что отказ человека от биоэнергетической субстанции уже при жизни оказывает влияние на его жизнедеятельность.
   Такие люди, как правило, легко достигают поставленных целей, у них все в порядке с карьерой, они обладают пеплохим, а чаще - завидным здоровьем, меньше подвержены стрессам, ну и в таком духе. Читайте научно-популярные журналы, господа! Примером может послужить уровень жизни и состояние здоровья населения развитых стран. А Россия, как всегда, ковыляет по своим некончающимся непобедимым ухабам.
   - Да это, блин, лекция какая-то! - взорвался я.
   - Это не лекция, это уже ликбез! Естественно, все, о чем я только что рассказал, определяет немалый рекламный момент, отказываться от которого совсем не в интересах нашего общего дела, не правда ли? - Бжезинский с вызовом посмотрел на Андрея.
   Мне все же стало немного обидно: приходит какой-то бывший деятель совдеповской культуры и рассказывает мне, как я должен делать свою работу. Но в том, что он только что здесь изложил, чувствовалась рука - стратегия и тактика Сэма Дэвилза. Непонятно только, почему директор филиала "Америкэн перпетум мобиле" в здоровенном областном центре узнает об этой стратегии в последнюю очередь? Наверное, я должен был обидеться и начать либо прогибаться перед своим руководством, либо послать всех далече и похерить все эти мероприятия.
   Но во мне снова проснулось и восторжествовало безразличие. Я вдруг понял, что с некоторых пор смотрю на все происходящее со мной и вокруг меня со стороны. И чем дальше, тем труднее и ненужнее было прорывать его пелену. Размышления мои об этом прервал звонок Сэма Дэвилза, который с запозданием сообщил, что господин Бжезинский назначен моим вторым заместителем и будет возглавлять региональный отдел рекламы. Мне было все равно; Андрей, когда Бжезинский самозабвенно удалился, смачно выматерился.
   "Бурная деятельность" Андрея сходила на нет, если к нам прорывались редкие продавцы биоэнергетической субстанции с "особыми просьбами". Он в таких случаях садился за свой стол и начинал рыться в своих многочисленных бумагах и клочках с рукописями, оставляя беседу с клиентом на меня. Было заметно, как иногда он бросает исподлобья косые взгляды, но вмешивался в разговор он редко.
   Что-то прорвалось в мою память, когда в кабинет вошла молодая учительница старших классов средней школы. Где-то там, в бездонных провалах этой хитроумной памяти, промелькнуло лицо Лены, и снова дверь туда захлопнулась. Заскрипели засовы...
   Учительница была красивой молодой женщиной. Отсутствие обручального кольца давало повод думать, что сама она об этом ничего не знает. Поэтому бескорыстно жертвует собой ради воспитания подрастающего поколения. Единственное, что портило ее выразительное лицо - жевательная резинка. От усиленной борьбы с ней по лицу ее пробегали неприятные гримаски, и, казалось, что даже серые спокойные глаза тоже участвуют в процессе остервенелого, точно бесконечного жевания. Цвет неба в этих глазах был мертвым, а выражение лица становилось тупым. Наверное, прочитав мои мысли, она незаметным движением руки (поправила локон) постаралась избавиться от своей челюстной спутницы и заговорила.
   - Знаете, я к вам пришла со своим выпускным классом. Они ждут на улице. Их не пустил этот большой человек-негр. Но дело касается нас всех. Недавно мы провели классный час о наших американских сверстниках, ну вообще о сверстниках из других стран, очень долго рассуждали, сравнивали... - она замолчала. Видимо, наступил момент, когда должна была прозвучать просьба или предложение. - Сейчас многие школьники ездят в другие страны, чтобы знакомиться с новыми друзьями, узнавать, как они учатся, чем увлекаются, чем живут. Но это, сами понимаете, привилегия особых школ или забота богатых родителей. Мы в это прокрустово ложе не умещаемся. Поэтому решили обратиться к вам. У меня все ученики старше шестнадцати, паспорта у всех на руках, поэтому решение принимают самостоятельно, да и родители, как мы выяснили, в основном не возражают.
   Мы хотим поехать в Штаты. Естественно, денег на такую поездку да еще целым классом у нас нет, но у всех нас есть эти самые биоэнергетические субстанции. Мы читали в вашей рекламе о заветном желании, так что можете считать это заветным желанием целого коллектива... - теперь она замолчала, ожидая моей реакции. Зато за окном дружный хор начал скандировать: "?Ни-на Иванов-на!... Да-ешь Шта-ты!..." Благодаря этому у меня появилась возможность задуматься обо всем: я попросил ее сходить к своим питомцам и заставить их замолчать.
   - У нас здесь не митинг в защиту туризма для неимущих.
   Пока она бегала, я снова ощутил в себе многозначительное "все равно" и подумывал позвонить Биллу, чтобы организовать страждущим поездку после выпускньк экзаменов. Андрей молчал, и я не стал обращаться к нему за советом. Билл выслушал предложение Нины Ивановны и 11-а и, разумеется, дал добро, начиная предлагать различные города и веси Нового Света. Вот тут и вмешался Андрей.
   - Я не знаю, как там у вас в Америке, Билли, - он взял параллельный телефон, - но у нас не принято торговаться с детьми. Вы носитесь по всему миру со своей демократией и правами человека, а сами тут же отбираете у детей последнее!
   - Но-о... - Билл несомненно растерялся. Что-то пытался сказать о правах совершеннолетних детей, но Андрей хитро выворачивал разговор на свою сторону и получалось, что именно эти права Билл сотоварищи пытается попирать.
   - И вообще, я не думаю, что подобный подход красит "Америкэн перпетум мобиле" в глазах мировой общественности! - вот как Андрей завернул. - Это чистейшей воды антиреклама! Про эту поездку никто никогда не скажет, что это визит доброй воли, гостеприимство и тому подобное! Это будет называться однозначно - сделка! Сделка с детьми и их учительницей. Звучит, Билли?
   - Но ведь у нас существует целое направление по работе с подрастающим поколением! Вот и мистер Бжезинский считает...
   - Это не тот случай!
   - Вы так думаете? Г-хе... - и Билл сдался на милость победителя. - Ну тогда оформляйте как благотворительную акцию с нашей стороны. Только постарайтесь, чтобы сведения об этой акции попали в газеты, пусть благодарная учительница что-нибудь придумает...
   И прежде, чем вошла Нина Ивановна, Андрей успел еще пару раз матюгнуться в сторону замолчавшего телефона и удивился в мою сторону:
   - И чего там особенного? Сколько их фильмов не смотрю: у них там все только через "фак ю" делается.
   Вся страна зафаканная. А с другой стороны посмотришь- здоровые, красивые и умные люди. Вот Билл, например.
   - Единственное, что мне не по душе: Нина Ивановна ушла в полном восторге от "Америкэн перпетум мобиле", - признался вечером Андрей.
   - У меня такое чувство, что мой заместитель всячески препятствует приобретению биоэнергетических субстанций, - подначил я.
   - Кишка у меня тонка, - ответил Андрей.
   Нина Ивановна и 11-а ничего сверхестественного не просили. А случались посетители совсем не в себе. Так, однажды к нам ворвался взъерошенный очкарик и с порога командным тоном востребовал:
   -Я требую немедленного контакта с ними! И не смейте мне говорить, что вы ничего об этом не знаете, Только дураку может быть не ясно, что ваши биоэнергетические субстанции - это только ширма!
   Мы с Андреем переглянулись и насторожились.
   -Да-да! Прикрытие вербовки жителей на другую планету. И ведь платите здешними ценностями, которые там ничего не стоят!
   В тот момент я чуть не подавился хохотом, но значительно позже Андрей сказал, что как у всякого дурака, у этого тоже были им самим не понимаемые, но все же правильные мысли. А я кусал губы, чтобы не засмеяться.
   - И не надо многозначительных улыбочек! Лучше скажите - где они?
   - Кто?
   - Представители инопланетной цивилизации. Я имею полное право на контакт! Мне не нужно ваших эфемерных материальных благ, моя биоэнергетическая субстанция стоит значительно дороже, чем дача или автомобиль! В обмен на нее я требую прямого контакта и непосредственного участия в вашем проекте. Хочу быть первым колонистом!
   Нет, видали, каков космонавт, мать его! И не знаешь, смеяться над ним или вызвать неотложку? И опять вмешался Андрей.
   - Вам каких? - спросил он. - Зелененьких? С рожками или без? А, может, с двумя головами?
   - Кого? Каких? - не понял потенциальный контакте?.
   - Инопланетян!
   Этим чудаком потом занимался сам Сэм Дэвилз. Они открыли в городе целое отделение уфологии при какомто краевом институте. Думаю, что претензий к "инопланетной" фирме по качеству и количеству доставляемых гуманоидов не было. Имя его вместо меня аккуратно запомнил компьютер Гражины.
   Но были и другие посетители.
   Маленькую женщину с сыном Гражина долго не пускала.
   - Да Вы поймите, мы же из района. Полдня на поезде ехали: нам только на минуту - поблагодарить и все.
   Наверное, они так бы и не прорвались, но я пошел в это время то ли в туалет, то ли по какой-то надобности к Варфоломею. Об этом я уже через минуту не помнил.
   Увидев лицо женщины, я замер.
   - Вы помните меня? - обрадовалась она. - Вот, я даже визитную карточку вашу сохранила! В буфете, на вокзале, помните!..
   - У Вас болел сын, - вспомнил и почему-то стало стыдно.
   - Точно! Вот мы со Стасиком к Вам приехали. Поблагодарить. Меня все совесть мучает: как я Вам долг отдам. А Стасику лекарства очень помогли, он теперь сам может писать и даже в школу пошел. Ну, Стасик, скажи сам...
   Стасик смущался, он смотрел куда-то себе под ноги.
   - Спасибо Вам... Большое... Возьмите, пожалуйста, от меня. Я сам сделал, а раньше не мог, руки совсем не могли ничего держать, - и он протянул мне сделанный из разноцветной проволоки брелок. С одной стороны его лучилось оранжевое солнце, с другой - целый пейзаж: горы, синее озеро. Все это из причудливых сплетений проволоки. Я даже примерно не мог представить, как это сделано. Теперь Стасик смотрел на меня - как я оценю его подарок. Подмигнув ему, я повесил брелок на связку ключей.
   У Вас когда-нибудь было чувство, что хотя бы часть жизни Вы прожили не зря? У меня было. Ненадолго.
   Благодаря этому мальчику. Сентиментальность, скажете Вы. Но если скажете, значит у Вас такого чувства не было, либо оно ложное.
   - Спасибо, - сказал я Стасику и его маме и уж совсем по-американски добавил: - Могу я еще чем-то помочь?
   Наверное, американцы все же произносят эти слова от души. А мы? Когда в последний раз Вам предлагали помощь на улице посторонние люди?
   Уже потом, заперевшись в своем кабинете, я думал:
   вот, ведь, парадокс - не будь этой самой "Америкэн перпетум мобиле", я не помог бы этому мальчику. Не было бы у меня таких денег, да и вообще меня бы там в тот день не оказалось. По чьей воле все произошло именно так?
   Шоу Грэма Шуллера проходило на Центральном стадионе. Учитывая благоприятную метеосводку, Бжезинский отказался от услуг крытого Дворца Спорта. Апрель как по заказу переломился в бархатное тепло. Даже стал непревычно жарковатым, и жители города, снимая куртки и плащи, устав от смурной зимы и задерганной жизни, стекались ручьями на выцветшие, облупившиеся скамьи стадиона.
   Сотни плакатов и афиш зазывали обывателей, жаждущих исцелиться и услышать истинное слово, на проповедь. Группа сопровождающих электромузыкантов исполняла перед началом слащаво-органную музыку, даже пели на разных языках какие-то невразумительные псалмы. Потеплевший апрельский ветер разносил звуки по всему городу. Чересчур лучезарно-улыбистые девушки в белых одеждах раздавали листовки, призывавшие в расхожих и общих выражениях читающего стать добрым и трудиться на благо человечества. Но что под этим подразумевали авторы этих листовок объяснено не было. Вероятно, об этом знал Бжезинский, который суетился на импровизированной сцене в центре стадиона.
   Мы с Андреем решили сесть на трибунах - "как простые смертные". Поэтому листовки вручили и нам, а также открытки с фотографией и автографом знаменитого проповедника (в народе ходили разговоры о целительном свойстве этих штамповок). Отказаться от этих полиграфических услуг было невозможно: улыбки девушек подкупили бы самого Торквемаду. Поставленные на обеих бумагах кресты означали, наверное, принадлежность к какой-либо христианской церкви или ко всем сразу. Андрей скомкал эти листовки, не глядя.
   - И многие будут приходить под именем моим... - сказал он.
   - Что?
   - Поют, говорю, сладенько. Колыбельно поют.
   Пение закончилось и к микрофону подошел Бжезинский. Ни "здравствуйте", ни "уважаемая публика", но зато вырвалось из динамиков повелительное и многозначительное:
   - Я прошу всех встать.
   И все встали. Почти все. Я даже испугался этого дружного, чуть ли не армейского вставания. Остались сидеть немногие. В нашем секторе это были мы с Андреем, стриженый парень слева от нас (не суд, мол, вскакивать тут, что-то подобное крикнул он в нашу сторону, ожидая поддержки) да еще старушка, которая, судя по ее отсутствующему виду, не очень-то сознавала, зачем она здесь оказалась.
   - Слово Грэма Шуллера - это полет радости в Вашем сердце! - патетически (по законам жанра) продолжал Бжезинский. - Примите его в ваши сердца и оно навсегда облегчит вашу душу!
   Грэм Шуллер был академичен: черный смокинг, аккуратная бабочка и белоснежные воротничок и манжеты.
   Он даже больше походил на конферансье или церемонимейстера, чем расфуфыренный Бжезинский. Лицо его действительно было добрым и располагающим. Ничего не было в нем, что могло бы насторожить собеседника.
   Но и не было в нем настоящей открытости. Как это объяснить? Что взять за эталон открытости? Да возьмите любую улыбку Гагарина с любой фотографии и Вы увидите ее! Улыбка Грэма Шуллера была тренированной! И была в каждом его слове, в каждом его жесте. Он был обаятелен и невелеречив, и все же мелькало в нем показушное, театральное, может быть, это была навеваемая им самим и его окружением причастность к сверхъестественному. Как он не пропевал каждую фразу (заставляя, между прочим, повторять за собой целый стадион) - но акцент иностранца вливал в бочку меда ложку фальши. И все же три четверти сидящих на стадионе завороженно слушали, повторяли всяческие нелепости, когда он требовал этого, и мамаши пшикали на баловливых неугомонных детей, чтобы те заглядывали в рот иностранного кумира. Была в этом какая-то магия, раз целая толпа еще недавно самых отъявленных атеистов сознательно участвовала в этом словесно-музыкальном колдовстве. И даже умытое весной чистое голубое небо над Центральным стадионом тоже колдовало, выполняя роль безоблачной декорации. И неслись в него усиленные мощными динамиками слова, наспех переведенные на русский язык, но все же до конца непонятных шуллеровских молитв.
   Кульминацией зрелища стал обещанный танец "хромоножек". Якобы вдохновленные общением с Шуллером, они отбросили костыли и трости и очень правдоподобно, прихрамывая, на нетвердых (но все же ходячих) ногах устремились с трибун к сцене, плакали и обнимались.
   Кто-то встал с инвалидной коляски. У некоторых перестали трястись руки, дергаться глаз, и мальчик, которого принесли на руках (интересно, почему именно этого мальчика заметил весь стадион и говорили потом именно о нем?), сделал несколько несмелых шагов, чем привел публику в изумление и вызвал реки умильных слез.
   Если бы на сцене не подвывал этому всеобщему ликованию Бжезинский, я бы со спокойным сердцем принял исцеления за чистую монету. От знаемой подстроенности меня просто воротило. Андрей же потом утверждал, что в воздухе и без того пахло дешевым обманом, поэтому он сквернословил сквозь зубы и презрительно щурился. И даже благая идея и речь проповедника не могли вытравить из нас чувства стыда за всех, кто присутствовал при этом цирковом действе. Никто из этих удивленных горожан не увидит, как суетливые помощники Бжезинского скрупулезно соберут инвентарь: трости, костыли, укатят инвалидную коляску, а профессиональные актеры захолустных театров сядут в тот же поезд, что и Грэм Шуллер, чтобы поражать чудесами исцеления жителей других пасмурных городов. И даже если кто-то скажет об этом вслух, как это делаю я, ему не поверят, потому что верить Грэму Шуллеру легче, проще и выгоднее, потому что ему хочется верить. Он "приносит радость и счастье"
   и ничего не требует взамен.
   - И ведь действительно хочется чуда! Махом и оптом! Чтоб без покаяний и страданий! Раз, два - и чудо!
   И хорошо, блин, всем вокруг. И охреневшее голубое небо над головой, сказал, почти выкрикнул сидевший рядом со мной поэт.
   От братства всех народов перешел Грэм Шуллер к "Америкэн перпетум мобиле". Нет смысла и желания повторять его бред об общечеловеческом прогрессе. Речь Горбачева с американским акцентом - вот что это было.
   Разница только в том, что горбачевское многословие не являлось тонко продуманной рекламой одной отдельно взятой компании, тот рекламировал целый образ жизни.
   И не раздавал Горбачев задремавшим слушателям после своих выступлений бесплатных библий, изданных в Чикаго, Я сказал об этом сравнении Андрею. Сначала он чертыхнулся, затем перекрестился:
   - Свят, свят, свят... Не к выборам будет помянут.
   У небольших лотков, где раздавалась бесплатная литература, оснащенных лучшими штатовскими компьютерами, можно было расстаться со своей биоэнергетической субстанцией, которая, оказывается, осложняла человеку его существование на бренной земле. Как по инерции, как за последней стадией шуллеровского исцеления к лоткам выстроилась очередь.
   - Я где-то читал, что первый такой компьютер стоил по воле своих создателей 666 долларов. Совпаденьице, мать их в сельсовет! - это сказал Андрей, рассматривая мигающую экраном персоналку. - Да и яблоко надкушенное на нем изображено.
   - Ну и что, что 666? - пожал я плечами.
   - Число зверя, дьявола - вот что! - раздраженно пояснил Андрей, и взяв с лотка мини-издание Нового Завета, сунул его мне в карман. - Хотя бы такой, американский, прочитай, чтобы детских вопросов не задавать.
   - А я читал: "Макинтош" - лучший в мире компьютер.
   - А я не возражаю...
   На вечернее выступление Грэма Шуллера для молодежи, где должны были выступать еще известные рокгруппы, мы с Андреем не пошли, хотя Бжезинский торжественно обещал незабываемый взлет популярности "Америкэн перпетум мобиле". Я же объяснил ему, что этот взлет начинался в подвальной забегаловке на вокзале. И потом, когда мы пили с Андреем водку на моей захламленной кухне, я признался ему, что сегодня испытал жуткий приступ ненависти к своей фирме, а сейчас мне вообще тошно. Услышав это, Андрей скривился и покачал головой:
   - Похоже, тебя только водка и может разгипнотизировать. - Он взял с полки томик Достоевского и, полистав, вдруг стал читать вслух: - Народ божий любите, не отдавайте стада отбивать пришельцам, ибо если заснете в лени и в брезгливой гордости вашей, а пуще в корыстолюбии, то придут со всех стран и отобьют у вас стадо ваше, - и, помолчав, захлопнул книгу. Предсмертные наставления старца Зосимы. Девятнадцатый век. Пророк Достоевский. Стадо... Толпа! Интересно, чем были заняты в это время наши священники?
   Тогда я не понял, что так беспокоило Андрея. Меня больше волновало происходившее во мне необъяснимое беспокойство.
   - У меня иногда бывает чувство, будто я уже умер и только как безвольный наблюдатель брожу по этому свету. Мне кажется, что я помню то, что будет и забыл то, что было.
   Об этом же говорила Лена. Она принесла мои постиранные рубашки, которые лежали у нее уже не первый месяц. Были ли эти сорочки поводом, чтобы прийти?
   Честно говоря, я был просто рад, что они у нее оказались - и у нее оказался повод посетить мою холостяцкую берлогу. Это были первые стиранные рубашки в моем доме за несколько месяцев. Грязные я просто выбрасывал, всякий раз скупая в каком-нибудь магазине почти все импортные сорочки своего размера. "Каждая сорочка - это несколько кирпичей Вашего коттеджа в центре города!" - изумлялся Варфоломей, глядя, как я заваливаю упаковками заднее сиденье нашего "линкольна". "И ты хочешь, чтобы я строил свой дом рядом с нашими самыми известными клиентами? - отшучивался я. - Моя расточительность - не больше, чем холостяцкая лень".
   Глядя на то, как Лена моет посуду, я вспоминал серый похмельный январь, измеренный вдоль выпитыми бутылками и заваленный консервными банками. Январь, в котором безысходности было больше, чем снега, но над ней, над этой безысходностью точно также стояла Елена и была абсолютно уверена, что чистая посуда и постиранное белье важнее глухого отчаяния, в котором прозябал предмет ее забот.
   Теперь она мыла посуду и снова негромко ругала меня за все подряд. Мол, у кого в доме непорядок, у тою и в душе хлам, и рассказывала сказку про снежную королеву.
   В сказке я оказался мальчиком, сердце которого постепенно превращается в лед.
   - Там еще была девочка, которая растопила это сердце, - усмехнулся я.
   Она повернулась ко мне, и я впервые увидел в ее глазах тихую долготерпимую обиду.