– Есть же у них время стоять, – завистливо протянул Виш.
– Угу, – согласился Чер.
Вернувшись с обхода, Чер и Виш поставили ящериц в ящерюшню и направились в расположение части.
И узнали ужасную новость: Ниц заболел спорыньей.
– Пока не опасно, – вполголоса сообщил Люц. – Но скоро может прорвать… Вурч приказал его изолировать. У нас же нет настоящего врача. Ница некому лечить.
– Ни один врач не вылечит от чёрной смерти, – глухо произнёс Чер и покачал головой. – От неё нет лекарств.
Вурч приказал всем построиться. Был он мрачен и молчалив. А в руках держал камнемёт – громоздкое, тяжёлое оружие, пригодное лишь для стрельбы с упора.
При одном взгляде на Вурча Виш почувствовал, как у него холодеют ногокорни.
Привели Ница. Выглядел тот ужасно. Сам идти не мог, но не от болезни, а от предчувствия предстоящего. Его вели под мышки два воина, на вытянутых насколько возможно ветверуках. Те, мимо которых Ниц проходил, тоже старались держаться от него подальше. Хотя пока заразы можно было не опасаться.
Щёку Ницу разнесла спорынья. Виш с ужасом и сожалением смотрел на Ница. Скоро он станет опасным: вот-вот раздутую щёку прорвёт, и тогда ужасная чёрная пыль высыплется наружу. Её подхватит ветром… и понесутся над землёй смертоносные споры, заражая всё живое.
Виш ни разу не видел ничего подобного, но очень-очень давно дед рассказывал ему о былых временах, и рассказ запомнился. Виш живо представлял себе всё, как будто рассказанное дедом происходило с ним самим.
Вурч поднял камнемёт.
– Я… я буду всё время перевязывать, мокрой тряпочкой, – бормотал Ниц, пятясь и не сводя глаз с Вурча.
– Я не могу оставить тебя в живых… – прошептал Вурч и нажал на спуск. По щёкам у него катились слёзы.
Ниц упал. Камень пробил ему грудь и застрял в ней, торча наружу, будто осколок разорвавшегося сердца.
– Заройте его поглубже, – приказал Вурч, отводя глаза. – Зараза не должна распространиться!
Солдаты угрюмо выполнили приказ.
– Вурч прав, – Чер со вздохом нарушил молчание. – Мы все могли заразиться!
– Можно было вылечить, – возразил Клев. – Если бы у нас был доктор.
– От чёрной смерти не бывает лекарств, – покачал головой Гач.
– Ниц сам виноват: оцарапался и не промыл рану. Спора и залетела, – произнёс Люц.
– Почему же он её не заметил? – удивился Виш.
– Она очень маленькая. Простым глазом не видно.
Виш повернулся и пошёл от места казни.
– Ты куда? – спросил его Люц.
– Мне… жаль Ница, – пробормотал Виш.
– Оставь его, – сказал Чер Люцу. – Пусть побудет один.
Смерть Ница потрясла всех, и сильно повлияла на поведение воинов. Они стали часто приглядываться друг к другу: нет ли признаков спорыньи? Опасались морового поветрия. Усилилась влажная уборка помещений, прекратились мелкие стычки. Во избежание случайных ранений Вурч полностью запретил имитирующие схватки, когда один воин изображал гусеницу, а второй атаковал его. Запрет горячо поддержал начвоор: воины, сражаясь, часто входили в раж, переставали сдерживать силу удара, и мечи ломались. Приходилось их клеить или делать новые, а это становилось лишней заботой для начальника вооружений.
Гусеницы стали появляться чаще, почти каждый день, и Вурч заговорил о ночных дежурствах. Это была не его инициатива: прибыл курьер из штаба пограничных войск с циркуляром, в котором предписывалось организовать ночные бдения.
Вурч объявил о циркуляре перед строем.
– Зачем, командир? – удивлённо поднял кустики бровей Чер. – Гусеницы никогда не приплывают ночью!
– А откуда появляются разорённые деревни?
– Побережье не охвачено заставами полностью. Гусеницы прорываются в обход гарнизонов. Выползают на берег в пустынных местах и ползут…
Вурч покачал головой:
– Вспомните, сколько раз по утрам дозорные докладывали о скоплениях пустых плотов на побережье? Куда с них подевались гусеницы?
– Но селения-то остались нетронутыми! – возразил кто-то. – А это для нас главное.
– А если гусеницы сразу ползут в скалы? – спросил Вурч. – Чтобы там окуклиться? Кто знает, какое чудовище появится из кокона?
Солдаты поёжились. Неведомая опасность пугала сильнее известной.
– Словом, проверим и мои догадки, и выполним предписания начальства, – резюмировал Вурч. – Ночным дежурствам – быть!
Костров по ночам решили не разжигать. Пользы от них ожидалось мало: осветить место будущей схватки не осветят, тем более что таковая может вспыхнуть далеко от костров. И слишком много топлива сгорело бы попусту.
Задачу ночным дозорам поставили иную: не уничтожать гусениц, а предупреждать жителей близлежащих деревень, чтобы те успевали убраться с пути следования врага. И, соответственно, оповестить своих, поднять гарнизон по тревоге.
Едва ли не в первый же дозор попали Виш и Чер.
– Уж так нам везёт, – ворчал Чер.
По ночам его мучило плохое настроение: он не шутил, как обычно, а бубнил что-то, проклиная бесполезность ночных дозоров.
А Виш шёл и думал: как защитить побережье? Гусеницы не могут карабкаться на крутые склоны скал – может, набросать в полосе прибоя скальных обломков? Но как передвинуть громадные валуны? Вкопать в песок пляжа частокол пик? Где взять столько пик? И… пики будут мешать сбору морской мелочи и ловле рыбы. Выкопать ямы вдоль береговой линии? Но они сразу заполнятся водой. И разве море – не самая большая яма? А гусеницы по ней плывут.
Виш чувствовал, что ночью плохо думается. Хотелось спать.
«Может, гусеницы точно так же хотят спать? – с надеждой подумал Виш. – Тогда их можно ночью не бояться».
Было темно и тихо. Едва слышно дышало море.
– Вурч перестраховывается, – Чер сплюнул. – Ночью ветер дует от берега.
– Ну и что? – спросил Виш, плохо понимая, куда клонит Чер.
– И листы с гусеницами относит в море, – пояснил Чер.
– Но волны и ночью бьются о берег, – возразил Виш. – Плотики может пригнать волнами.
Чер задумался. Мысль показалась новой.
– А гусеницы видят в темноте? – Виш нарушил молчание.
– Кто их знает! – Чер опять сплюнул. – Мне ни разу не приходилось драться с ними ночью. Думаю, малоприятное занятие.
В свете двух лун кромка прибоя виднелась достаточно отчётливо. Белая пена возле камней, тёмные потеки спешащей вернуться в море воды. И ни одной гусеницы.
«Пожалуй, Чер прав, – подумал Виш, – ночью гусеницы не могут плыть. Наверное, спят».
Он озвучил свою догадку.
Чер пожал плечами. Потом посчитал, что этого недостаточно – в темноте движение плохо видно, – и сказал:
– Наверное. Спят же они когда-нибудь? Я, во всяком случае, не отказался бы сейчас поспать.
Виш залюбовался ночной дорожкой на воде, протянувшейся от находящейся в оппозиции малой луны. Большая висела в небе позади них, над сушей, и дорожки протянуть не могла.
Вдруг дорожку пересекла тёмная тень.
– Лист! – Виш схватил Чера за плечо. – Гусеница!
– Где? – повернулся к нему Чер.
– Вон! – Виш вытянул пику. Полированный кварц тускло блеснул в двойном лунном свете.
– Давай подойдём поближе, – предложил Чер.
– Может, сбегать за подкреплением?
– Ты что, боишься? Лист, похоже, один, – Чер пристально следил за лунной дорожкой: не пересечёт ли её вторая тень? – Должно быть, остатки дневного вторжения. Сейчас мы её прикончим!
Лист ткнулся в песок в то самое мгновение, когда к нему подбежали Виш и Чер.
– Гусеница! – прошептал Виш, глядя на вцепившуюся мёртвой хваткой в кромку листа небольшую гусеницу. Когти её глубоко погрузились в зелёную ткань плотика.
– Дохлая, – разочарованно протянул Чер. – Давай-ка вытащим лист из воды.
– Нет, не дохлая, – возразил Виш. – Спит.
– Спит? – разъярился Чер. – Она дрыхнет, а мы тут ходим! А ну, тварь!..
Он с размаха ткнул гусеницу пикой. Раз, другой, третий. Гусеница чвакнула и отпустила лист.
Взвалив убитую гусеницу на плечи, Виш и Чер притащили её в расположение части.
– Вот видите, – сказал Вурч, когда они сбросили гусеницу к его ногам. – Они всё же появляются по ночам!
– Зато сонные, – пояснил Чер.
– Сонные? – Вурч задумался. Как использовать слабость гусениц? Всё же польза от ночных дежурств есть!
Наутро, не захотев отдыхать после ночной смены, Виш решил побродить по каменной гряде – там, где отыскали коконы. Не в надежде найти ещё один – при мысли о найденных он непроизвольно поёживался. Виш никак не мог понять: как гусеница, находясь внутри, обматывает себя паутиной? «Может, они обматывают друг друга? – предположил он. – А кто тогда обматывает последнюю?»
Понятнее было бы, если бы у гусеницы имелось подобие ветверуки, а в паутине-коконе – отверстие… Но ничего подобного не наблюдалось.
«Интересно, для чего они это делают? – подумал Виш. – Может, они так умирают? Чувствуют смерть, вот и плывут к нам? У них табу: не умирать дома. Ерунда какая!»
Виш рассердился сам на себя, перестал думать и сосредоточился на чернеющих щелях пещер.
«Вот из этой Клев и Ланд вытащили гусеницу… А здесь нашли коконы…»
Виш решил подняться вверх по гряде. Отсюда снова становилось видно море, но место находилось слишком далеко от воды, и устраивать здесь наблюдательный пост не стали: бессмысленно. Пока добежишь до моря, гусеницы успеют выбраться на берег. А на суше справиться с ними намного труднее.
Проходя мимо ничем не примечательной узкой щели, Виш остановился: из тёмного отверстия еле ощутимо веял ветерок. И этот ветерок был тёплый.
«Может, трещина рассекает всю гряду, а на противоположной стороне камни нагреваются под солнцем?» – предположил Виш.
Он сунул голову внутрь. В щели было темно. Темно и тихо. Никаких сквозных отверстий и отблесков солнца.
Едва глаза немного привыкли к темноте, Виш протиснулся в щель. Почти сразу от входа трещина расширялась небольшой пещерой.
Виш сделал шаг вперёд. Что-то чёрное, и, похоже, лохматое, лежало поодаль от входа.
Выставив перед собой пику, Виш осторожно прикоснулся к лежащему у стены предмету. Сердце билось отчаянно.
Предмет неожиданно легко стронулся с места, а продолжающий дуть из глубины пещеры ветерок подкатил его к ногам Виша. Это оказался сухой труп гусеницы.
Гусеница оказалась мумифицированной, высохшей. Много лет назад она заползла сюда, раненая, но не сумела окуклиться, сдохла и высохла.
Но не её запах приманил Виша в пещеру: мёртвая и сухая гусеница ничем не пахла. Запах поступал откуда-то снизу, из разверзающейся за трупом гусеницы расселины.
Виш осторожно подошёл к краю и заглянул вниз.
В кромешной темноте ничего не удавалось рассмотреть. И звуков оттуда не доносилось. А вот запах чувствовался. Странный, непонятный и… тревожащий. Причём тревожащий по-особому: он не был запахом опасности, но не был также и приятным запахом, подобно запаху селитры. Он был… странным – более точного определения Виш отыскать не смог.
Виш решил спуститься вниз, благо ширина расселины позволяла.
Медленно переступая по неровностям склона, цепляясь за трещины и выступы каменных стен, Виш принялся осторожно пробираться по наклонному ходу навстречу непонятному запаху. По пути он ненадолго останавливался и прислушивался: не шевельнётся ли что навстречу? Но пока всё было спокойно.
Под стопой захрустело. Не так, как хрустят высохшие ящеричные кости или сухой песок. Хруст тоже слышался непонятный. И каждый шаг, показалось Вишу, вызывал новые волны запахов. Запах струился из-под самых стоп!
Виш наклонился и пошарил ладонями по земле. Пальцы наткнулись на несколько камешков и толстый слой жирной пыли.
Один из камней на ощупь показался Вишу чуть крупнее других. Его-то Виш и взял с собой, предварительно понюхав и убедившись, что тот пахнет тем же странным запахом.
На поверхности Виш внимательно рассмотрел камень. Абсолютно чёрный, он, тем не менее, местами поблёскивал неровными сколами граней.
Принеся камень в казарму, Виш первым делом показал его Гачу: старый солдат знал многое. Может, ему встречались и подобные камни?
– Это горючий камень! – сказал Гач, едва взяв его в руки.
– Горючий? – удивился Виш.
– Да. Мне доводилось встречать такие, но… Болтают о них всякое, даже и не знаю, чему верить, и верить ли.
– Расскажи! – попросил Виш.
– Камень этот – самый странный из всех. Если кремень всегда твёрдый, а песчаник – мягкий, то горючий камень может быть как твёрдым, так и мягким. Ты нашёл твёрдый камень. Но высечь огонь с его помощью нельзя: при ударе он крошится, как песчаник.
– А что в нём необычного? – удивился Виш.
– Говорят, такие камни образуются на местах бывших больших кладбищ. Что после смерти люрасы превращаются в эти камни. Среди скопления таких камней иногда находят колоды Неподвижных Собратьев, почти нетронутые, но окаменевшие…
Рассказ Гача прервался приходом Вурча. Виш быстренько доложил начальнику о находке.
– Горючий камень? – Вурч нахмурился. – Никогда не видел.
Он взял чёрный кусок, повертел в ладонях и опустил на пол.
– Я видел подобное после пожара на хранилище горючей жижи, – тихо сказал он. – Тогда сгорело много наших. Их останки сильно напоминали это. Но они показались мне намного легче…
– Я тоже видел пожары, – подтвердил Чер. – Останки люрасов плавают в воде. А чёрный камень тонет. Это не то, что ты думаешь.
– Может быть… – прошептал Вурч. – Но мне кажется…
Он повернулся и ушёл.
После ухода Вурча интерес к горючему камню сильно упал. Никто не хотел прикасаться к нему. Его обходили стороной. Даже Виш украдкой вытер ладонь о скамью, как будто на ней остались следы.
Видя, что камень никому не нужен, Кук подобрал его и долго рассматривал, поворачивая то так, то этак.
Виш безучастно смотрел, но ничего не замечал. Камень как камень. И чего Вурч так отреагировал?
– Надо его сжечь! – сказал Кук.
– Только не здесь! – вмешался Люц.
– Почему? – Кук повернулся к нему, сверкнув глазами.
– А если это останки люраса? – покачал головой Люц.
– Ну и что? – горящие глаза Кука полыхали сильнее пламени. – Если это часть люраса, наш долг – сжечь его! Только очистительный огонь… – он замолчал и уставился на камень.
– Слышали мы уже! – перебил его Яч. Он ходил с повязкой на шее и держал голову немного криво. – Так выходит по вашей вере. А кто знает, какая вера была у него… – он постучал по камню. – Если это действительно был люрас.
– Там много горючих камней, – произнёс Виш. Но никто не обратил на его слова внимания: все включились в перепалку о различных верованиях. Хотя до драки дело никогда не доходило, вопрос всегда оказывался животрепещущим.
Кук поднялся, не выпуская камня из ладоней.
– Куда ты? – спросил Виш.
– На кухню. Я сожгу его! Если это останки люраса…
– Не надо на кухню, – попросил Виш. – Могут не понять.
Кук посмотрел на Виша.
– Да, ты прав. Придётся развести костёр, – и вышел.
– Тебе дай волю – всю землю спалишь! – с досадой произнёс Чер ему вслед.
Виш поднялся.
– Ты куда? – спросил Чер.
Виш похлопал себя по животу. Чер усмехнулся.
Выйдя наружу, Виш быстро догнал Кука.
– Можно с тобой? – попросил он.
Кук обрадовался:
– Пойдём!
Они завернули за казарму. Затем Кук повёл Виша ещё дальше.
– Я покажу тебе… Ты, конечно, не нашей веры…
– Я уважаю любую веру, – сказал Виш.
– Я знаю, я заметил. И поэтому я уважаю тебя.
– А ты уверен, что это останки люраса? – спросил Виш.
– Нет. Но, может быть, кого-то из прапращуров. Я много раз собирал и развеивал пепел и золу, остающуюся на месте наших погребальных костров. Они не похожи на этот камень. Вурч ошибается. Просто… Когда-то в столице сгорело большое хранилище горючей жижи. Там погибло много его друзей… Какая прекрасная смерть!
Виш промолчал.
Они пришли к небольшому очагу, сложенному Куком в укромном месте.
– Я… любуюсь здесь на пламя. Иногда. Когда не в наряде на кухне или у очага.
Кук быстро развёл костёр, положил в него камень.
Полежав немного, камень раскалился и вспыхнул.
– Ух, ты! – вырвалось у Виша.
Язычки пламени заструились от камня, словно от кучки сухой морской мелочи, или от застывшего куска горючей жижи – как бывает, когда она долго стоит открытой на воздухе.
Пошёл сильный жар. Виш заслонился ладонью.
– Ты понимаешь? – глаза Кука горели ярче горючего камня. – Это священный камень! Где ты нашёл его?
Виш не успел ответить: со стороны казармы послышался протяжный голос дежурного:
– Воду привезли!
Кук дёрнулся.
– Ты сиди, – торопливо сказал Виш. – А я пойду, помогу.
– Спасибо, – прошептал Кук, не отводя глаз от яркого пламени.
Виш поспешил к казарме.
Воины быстренько высыпали наружу – разгружать подводы с бурдюками. Пресная вода заканчивалась, а она нужна всегда.
Конечно, в случае острой необходимости можно пробавляться и морской, но долго пить её нельзя: воины заболевали, хирели и слабли. Соли высаживались на кожуре, она шелушилась и трескалась.
– Местные, говорят, могут высасывать воду из моря через ногокорни, – заметил Чер. – И им нипочём!
– Ты смотри! – поразился Виш. – Как это у них получается?
– Не знаю, – Чер пожал плечами. – Привыкли, наверное. Спроси сам. Они толком объяснить ничего не могут. Умеют – и всё.
– Иначе здесь не выжить, – пропыхтел Люц, принимая с подводы два бурдюка с водой и перетаскивая на кухню и в каптёрку.
– Морская вода более солёная, – пояснил Вурч. – А соли вытягивают воду из организма. Поброди немного по мелководью – ногокорни сморщатся и утончатся. И вместо того, чтобы напиться, получишь обезвоживание.
– Да, лучше пить пресную, – согласился Виш.
– А с селитрой – ещё лучше! – улыбнулся Люц.
– Лучше всего – с аммиаком! – подмигнул Чер.
Все расхохотались.
Вскоре ночные дежурства отменили. Патрульные – не только Виш с Чером встречали спящих гусениц – выяснили, что гусеницы так же не любят передвигаться по ночам, как и люрасы. Поэтому вполне достаточно обходить побережье рано-рано утром: если за ночь к берегу и прибило плотики с гусеницами, двигаться последние начинают лишь при первых лучах солнца. До этого момента они находились в полном оцепенении и совсем не реагировали на люрасов.
Сразу появилось множество желающих совершать обходы по утрам.
– Конечно! – говорил Чер. – Сонную гусеницу легко убить. А зато потом отсыпайся весь день.
Вурчу пришлось вмешаться и установить новый график дежурств.
Виш с одинаковым удовольствием ходил на гусениц как днём, так и утром. Удовольствие, само собой, ниже среднего, но, как бы то ни было, а врага следовало уничтожать. Сонный тот или выспавшийся – значения не имело. Да, утром с гусеницами легче справляться. Но и днём, если наблюдатели не прошляпили, гусениц можно легко утопить в море, не дав выбраться на сушу. Разумеется, немного помогая мечом и пикой. Пусть это и опаснее, зато интереснее.
Шли дни. Наряды сменялись обходами, мелкими работами по гарнизону, долгими рассказами и редкими беззлобными стычками между соседями.
Однажды Гач рассказал страшную историю о колдуне-вивисекторе. Его звали не то Мич, не то Меч, не то Моч. Он задался целью изменить внешний облик люрасов, для чего отрезал им ногокорни, ветверуки, менял те местами, расщеплял вдоль, увеличивал количество… Словом, издевался, как мог.
Виш слушал, затаив дыхание.
– Попадись мне такой изверг, я бы его! – Реп сжал кулаки.
– Да, извергов на свете хватает, – лениво кивнул Чер, – но что сделаешь против колдовства? Ты ещё и подойти к нему не успеешь, а он тебя уже заколдовал.
– А если стрелой? – спросил Виш.
– И не пытайся, – ухмыльнулся Чер. – Лучше поучись стрелять!
Виш прикусил губу: Чер не щадил и напарника. Хотя, признаться, он был прав: учиться стрелять Виш пока что не мог. И Виш дал себе слово всё свободное дневное время проводить на стрельбище.
С прибытием в гарнизон табуна верховых ящериц служба несколько изменились. Этого требовала и новая тактика наступлений гусениц. Теперь они почему-то не подплывали к берегу единой массой, а чаще встречались по две-три. И не в одном месте, а на значительном протяжении вдоль побережья.
Это были беспокоящие вылазки, но беспокоящие сильно. Одна гусеница вполне способна учинить разгром в любой деревне: панически боящиеся гусениц крестьяне не могли ни сопротивляться, ни бежать. Их словно гипнотизировал немигающий взгляд чёрных глаз. А, может, так оно и было?
Теперь каждый день, с утра до вечера, в дополнение к дозорным на вышке, побережье патрулировали верховые разъезды, состоящие обычно из двух бойцов и двух ящериц. Порой бойцов назначалось трое-четверо. В этом случае они садились по двое на ящерицу. Но и ящериц тогда выбирали покрупнее.
Справиться с двумя-тремя гусеницами для патрулей не составляло особого труда: ящерицы, если их не сдерживать, с ходу заглатывали первую, так что седокам и спешиваться не приходилось. Хуже, когда гусениц атаковало больше двух, а ящерицы успевали пообедать. Но и при таком раскладе, пока ящерица отвлекала гусеницу, всадник успевал спешиться и нанести противнику удар сзади. А самые удалые, вроде Чера, приноровились бить пикой, не вставая с седла. Они лишь чуть-чуть приподнимались в стременах, чтобы усилить удар.
Долгое время гусеницы не появлялись ни днём, ни ночью. Воины скучали, ящерицы голодали и грызли друг у друга хвосты. Спасибо, помог деревенский староста: прислал свежей рыбы.
Но однажды часовой – им снова оказался Тус – вновь поднял тревогу среди бела дня.
– Опять в моё дежурство! – ругался он, указывая на вереницу подплывающих плотиков. – Герб командир!
На этот раз Вурч остался неумолим:
– Ты хорошо сражался в прошлой битве! Неясно, правда, откуда взялись гусеницы, разорившие деревню… Чтобы такого не повторилось, сиди на вышке и смотри в оба!
Тус молча покорился.
Снова бой! Радостное возбуждение охватило Виша.
Перед сражением все основательно напились воды. Это увеличивало мощь и силу гидростатического скелета и позволяло выдерживать большую нагрузку. Но, конечно, если бы кого-нибудь гусеница придавила на камнях, тому пришлось бы очень туго. Раньше бывали случаи, когда кое-кто не выдерживал большой нагрузки и ломался. Во всяком случае, упавший на камни без травм не обходился.
Но сегодня сражение пошло не как обычно. То ли часовой поздно поднял тревогу, то ли плотики плыли слишком быстро, но больше половины гусениц успело выбраться на берег, и их пришлось атаковать на суше. Хорошо, что в гарнизоне появились ящерицы. Недаром их специально готовили для сухопутной битвы!
Ящерицы рвались в бой. Воинам повезло, что утром животных не успели покормить.
Свирепые пресмыкающиеся рвали гусениц на части и тут же пожирали. Это несколько снижало общую боевую мощь отряда, однако удержать голодных ящериц никому не удавалось. Наезднику требовалось немалое искусство, чтобы не дать ящерице сожрать гусеницу полностью, а направить в атаку на следующую.
Битва разгорелась нешуточная. Бить гусениц на земле, где они максимально подвижны, совсем не то, что топить в море.
Преимущество люрасов было в количестве, а также в применении ящериц: обороняясь от рассвирепевших животных, гусеницы принимали оборонительную стойку: поднимали верхнюю часть туловища. Тут-то люрасы и подскакивали сзади, поражая чудовищ в нервные сплетения. Вишу удалось обездвижить несколько гусениц первым же ударом копья. Он даже немного возгордился. Но хвастаться время не приспело: схватка продолжалась.
И везло не всем. Кук, атакуя замершую перед ящерицей гусеницу, не заметил подплывшую сзади, и угодил в жуткую пасть. И хотя Люц подоспел на помощь и ударил гусеницу копьём, она успела укусить Кука за спину. Его еле успели спасти, оттащив в сторону. Но рана оказалась очень тяжёлая. Кук стремительно терял сокровь. Она сочилась из него и тут же впитывалась в песок.
Гигант Бао, сломав толстое базальтовое копьё, в отчаянии ухватил гусеницу за разинутые челюсти, и, напрягая все силы, пытался разорвать пасть. Или хотя бы удержать раскрытой.
Гусеница завертелась на месте. Её маленькие лапки заскребли по телу великана, острые коготки расцарапывали кожуру, но это было неопасно. Хуже то, что гусеница оказалась довольно большой и сильной. Бао слабел. Тело покрыли крупные капли тёмного пота.
Виш, преодолев оцепенение, прыгнул вперёд, и принялся наносить чудовищу в спину беспорядочные удары пикой, не заботясь о том, чтобы поразить нервные узлы, а желая хотя бы отвлечь гусеницу от Бао, выпустить ей малость лимфы.
Это ему удалось: несколько ударов – и гусеница ослабла, а Бао удалось свернуть ей вязы и стряхнуть с себя.
– Спасибо, брат, – тяжело отдуваясь, Бао склонил голову перед Вишем.
– В следующий раз не давай ей разинуть пасть! – бросил Вурч, на мгновение останавливаясь перед Бао.
– Это почему? – делая очередной вдох, спросил тот.
– Гораздо проще удержать стиснутые челюсти, чем не дать им закрыться, – пояснил Вурч.
– Ты об этом никогда не говорил, – покачал головой Бао.
– Я не думал, что найдётся такой богатырь, как ты! – сказал Вурч. – Мало кто может схватиться с гусеницей врукопашную!
Бао слабо улыбнулся:
– Теперь я буду знать. И мы будем ловить их живыми! – И он яростно взмахнул рукой.
– Может, это и пригодится, – задумчиво произнёс Вурч, озирая панораму закончившейся битвы.
На этот раз без потерь не обошлось.
Кук тяжело пострадал от гусеницыных челюстей. Гусеница выкусила ему плечо и часть шеи. Гарнизонный лекарь не мог ничего сделать. Он стоял, опустив ветверуки, и понуро смотрел, как Кук умирает.
– Угу, – согласился Чер.
Вернувшись с обхода, Чер и Виш поставили ящериц в ящерюшню и направились в расположение части.
И узнали ужасную новость: Ниц заболел спорыньей.
– Пока не опасно, – вполголоса сообщил Люц. – Но скоро может прорвать… Вурч приказал его изолировать. У нас же нет настоящего врача. Ница некому лечить.
– Ни один врач не вылечит от чёрной смерти, – глухо произнёс Чер и покачал головой. – От неё нет лекарств.
Вурч приказал всем построиться. Был он мрачен и молчалив. А в руках держал камнемёт – громоздкое, тяжёлое оружие, пригодное лишь для стрельбы с упора.
При одном взгляде на Вурча Виш почувствовал, как у него холодеют ногокорни.
Привели Ница. Выглядел тот ужасно. Сам идти не мог, но не от болезни, а от предчувствия предстоящего. Его вели под мышки два воина, на вытянутых насколько возможно ветверуках. Те, мимо которых Ниц проходил, тоже старались держаться от него подальше. Хотя пока заразы можно было не опасаться.
Щёку Ницу разнесла спорынья. Виш с ужасом и сожалением смотрел на Ница. Скоро он станет опасным: вот-вот раздутую щёку прорвёт, и тогда ужасная чёрная пыль высыплется наружу. Её подхватит ветром… и понесутся над землёй смертоносные споры, заражая всё живое.
Виш ни разу не видел ничего подобного, но очень-очень давно дед рассказывал ему о былых временах, и рассказ запомнился. Виш живо представлял себе всё, как будто рассказанное дедом происходило с ним самим.
Вурч поднял камнемёт.
– Я… я буду всё время перевязывать, мокрой тряпочкой, – бормотал Ниц, пятясь и не сводя глаз с Вурча.
– Я не могу оставить тебя в живых… – прошептал Вурч и нажал на спуск. По щёкам у него катились слёзы.
Ниц упал. Камень пробил ему грудь и застрял в ней, торча наружу, будто осколок разорвавшегося сердца.
– Заройте его поглубже, – приказал Вурч, отводя глаза. – Зараза не должна распространиться!
Солдаты угрюмо выполнили приказ.
– Вурч прав, – Чер со вздохом нарушил молчание. – Мы все могли заразиться!
– Можно было вылечить, – возразил Клев. – Если бы у нас был доктор.
– От чёрной смерти не бывает лекарств, – покачал головой Гач.
– Ниц сам виноват: оцарапался и не промыл рану. Спора и залетела, – произнёс Люц.
– Почему же он её не заметил? – удивился Виш.
– Она очень маленькая. Простым глазом не видно.
Виш повернулся и пошёл от места казни.
– Ты куда? – спросил его Люц.
– Мне… жаль Ница, – пробормотал Виш.
– Оставь его, – сказал Чер Люцу. – Пусть побудет один.
Смерть Ница потрясла всех, и сильно повлияла на поведение воинов. Они стали часто приглядываться друг к другу: нет ли признаков спорыньи? Опасались морового поветрия. Усилилась влажная уборка помещений, прекратились мелкие стычки. Во избежание случайных ранений Вурч полностью запретил имитирующие схватки, когда один воин изображал гусеницу, а второй атаковал его. Запрет горячо поддержал начвоор: воины, сражаясь, часто входили в раж, переставали сдерживать силу удара, и мечи ломались. Приходилось их клеить или делать новые, а это становилось лишней заботой для начальника вооружений.
Гусеницы стали появляться чаще, почти каждый день, и Вурч заговорил о ночных дежурствах. Это была не его инициатива: прибыл курьер из штаба пограничных войск с циркуляром, в котором предписывалось организовать ночные бдения.
Вурч объявил о циркуляре перед строем.
– Зачем, командир? – удивлённо поднял кустики бровей Чер. – Гусеницы никогда не приплывают ночью!
– А откуда появляются разорённые деревни?
– Побережье не охвачено заставами полностью. Гусеницы прорываются в обход гарнизонов. Выползают на берег в пустынных местах и ползут…
Вурч покачал головой:
– Вспомните, сколько раз по утрам дозорные докладывали о скоплениях пустых плотов на побережье? Куда с них подевались гусеницы?
– Но селения-то остались нетронутыми! – возразил кто-то. – А это для нас главное.
– А если гусеницы сразу ползут в скалы? – спросил Вурч. – Чтобы там окуклиться? Кто знает, какое чудовище появится из кокона?
Солдаты поёжились. Неведомая опасность пугала сильнее известной.
– Словом, проверим и мои догадки, и выполним предписания начальства, – резюмировал Вурч. – Ночным дежурствам – быть!
Костров по ночам решили не разжигать. Пользы от них ожидалось мало: осветить место будущей схватки не осветят, тем более что таковая может вспыхнуть далеко от костров. И слишком много топлива сгорело бы попусту.
Задачу ночным дозорам поставили иную: не уничтожать гусениц, а предупреждать жителей близлежащих деревень, чтобы те успевали убраться с пути следования врага. И, соответственно, оповестить своих, поднять гарнизон по тревоге.
Едва ли не в первый же дозор попали Виш и Чер.
– Уж так нам везёт, – ворчал Чер.
По ночам его мучило плохое настроение: он не шутил, как обычно, а бубнил что-то, проклиная бесполезность ночных дозоров.
А Виш шёл и думал: как защитить побережье? Гусеницы не могут карабкаться на крутые склоны скал – может, набросать в полосе прибоя скальных обломков? Но как передвинуть громадные валуны? Вкопать в песок пляжа частокол пик? Где взять столько пик? И… пики будут мешать сбору морской мелочи и ловле рыбы. Выкопать ямы вдоль береговой линии? Но они сразу заполнятся водой. И разве море – не самая большая яма? А гусеницы по ней плывут.
Виш чувствовал, что ночью плохо думается. Хотелось спать.
«Может, гусеницы точно так же хотят спать? – с надеждой подумал Виш. – Тогда их можно ночью не бояться».
Было темно и тихо. Едва слышно дышало море.
– Вурч перестраховывается, – Чер сплюнул. – Ночью ветер дует от берега.
– Ну и что? – спросил Виш, плохо понимая, куда клонит Чер.
– И листы с гусеницами относит в море, – пояснил Чер.
– Но волны и ночью бьются о берег, – возразил Виш. – Плотики может пригнать волнами.
Чер задумался. Мысль показалась новой.
– А гусеницы видят в темноте? – Виш нарушил молчание.
– Кто их знает! – Чер опять сплюнул. – Мне ни разу не приходилось драться с ними ночью. Думаю, малоприятное занятие.
В свете двух лун кромка прибоя виднелась достаточно отчётливо. Белая пена возле камней, тёмные потеки спешащей вернуться в море воды. И ни одной гусеницы.
«Пожалуй, Чер прав, – подумал Виш, – ночью гусеницы не могут плыть. Наверное, спят».
Он озвучил свою догадку.
Чер пожал плечами. Потом посчитал, что этого недостаточно – в темноте движение плохо видно, – и сказал:
– Наверное. Спят же они когда-нибудь? Я, во всяком случае, не отказался бы сейчас поспать.
Виш залюбовался ночной дорожкой на воде, протянувшейся от находящейся в оппозиции малой луны. Большая висела в небе позади них, над сушей, и дорожки протянуть не могла.
Вдруг дорожку пересекла тёмная тень.
– Лист! – Виш схватил Чера за плечо. – Гусеница!
– Где? – повернулся к нему Чер.
– Вон! – Виш вытянул пику. Полированный кварц тускло блеснул в двойном лунном свете.
– Давай подойдём поближе, – предложил Чер.
– Может, сбегать за подкреплением?
– Ты что, боишься? Лист, похоже, один, – Чер пристально следил за лунной дорожкой: не пересечёт ли её вторая тень? – Должно быть, остатки дневного вторжения. Сейчас мы её прикончим!
Лист ткнулся в песок в то самое мгновение, когда к нему подбежали Виш и Чер.
– Гусеница! – прошептал Виш, глядя на вцепившуюся мёртвой хваткой в кромку листа небольшую гусеницу. Когти её глубоко погрузились в зелёную ткань плотика.
– Дохлая, – разочарованно протянул Чер. – Давай-ка вытащим лист из воды.
– Нет, не дохлая, – возразил Виш. – Спит.
– Спит? – разъярился Чер. – Она дрыхнет, а мы тут ходим! А ну, тварь!..
Он с размаха ткнул гусеницу пикой. Раз, другой, третий. Гусеница чвакнула и отпустила лист.
Взвалив убитую гусеницу на плечи, Виш и Чер притащили её в расположение части.
– Вот видите, – сказал Вурч, когда они сбросили гусеницу к его ногам. – Они всё же появляются по ночам!
– Зато сонные, – пояснил Чер.
– Сонные? – Вурч задумался. Как использовать слабость гусениц? Всё же польза от ночных дежурств есть!
Наутро, не захотев отдыхать после ночной смены, Виш решил побродить по каменной гряде – там, где отыскали коконы. Не в надежде найти ещё один – при мысли о найденных он непроизвольно поёживался. Виш никак не мог понять: как гусеница, находясь внутри, обматывает себя паутиной? «Может, они обматывают друг друга? – предположил он. – А кто тогда обматывает последнюю?»
Понятнее было бы, если бы у гусеницы имелось подобие ветверуки, а в паутине-коконе – отверстие… Но ничего подобного не наблюдалось.
«Интересно, для чего они это делают? – подумал Виш. – Может, они так умирают? Чувствуют смерть, вот и плывут к нам? У них табу: не умирать дома. Ерунда какая!»
Виш рассердился сам на себя, перестал думать и сосредоточился на чернеющих щелях пещер.
«Вот из этой Клев и Ланд вытащили гусеницу… А здесь нашли коконы…»
Виш решил подняться вверх по гряде. Отсюда снова становилось видно море, но место находилось слишком далеко от воды, и устраивать здесь наблюдательный пост не стали: бессмысленно. Пока добежишь до моря, гусеницы успеют выбраться на берег. А на суше справиться с ними намного труднее.
Проходя мимо ничем не примечательной узкой щели, Виш остановился: из тёмного отверстия еле ощутимо веял ветерок. И этот ветерок был тёплый.
«Может, трещина рассекает всю гряду, а на противоположной стороне камни нагреваются под солнцем?» – предположил Виш.
Он сунул голову внутрь. В щели было темно. Темно и тихо. Никаких сквозных отверстий и отблесков солнца.
Едва глаза немного привыкли к темноте, Виш протиснулся в щель. Почти сразу от входа трещина расширялась небольшой пещерой.
Виш сделал шаг вперёд. Что-то чёрное, и, похоже, лохматое, лежало поодаль от входа.
Выставив перед собой пику, Виш осторожно прикоснулся к лежащему у стены предмету. Сердце билось отчаянно.
Предмет неожиданно легко стронулся с места, а продолжающий дуть из глубины пещеры ветерок подкатил его к ногам Виша. Это оказался сухой труп гусеницы.
Гусеница оказалась мумифицированной, высохшей. Много лет назад она заползла сюда, раненая, но не сумела окуклиться, сдохла и высохла.
Но не её запах приманил Виша в пещеру: мёртвая и сухая гусеница ничем не пахла. Запах поступал откуда-то снизу, из разверзающейся за трупом гусеницы расселины.
Виш осторожно подошёл к краю и заглянул вниз.
В кромешной темноте ничего не удавалось рассмотреть. И звуков оттуда не доносилось. А вот запах чувствовался. Странный, непонятный и… тревожащий. Причём тревожащий по-особому: он не был запахом опасности, но не был также и приятным запахом, подобно запаху селитры. Он был… странным – более точного определения Виш отыскать не смог.
Виш решил спуститься вниз, благо ширина расселины позволяла.
Медленно переступая по неровностям склона, цепляясь за трещины и выступы каменных стен, Виш принялся осторожно пробираться по наклонному ходу навстречу непонятному запаху. По пути он ненадолго останавливался и прислушивался: не шевельнётся ли что навстречу? Но пока всё было спокойно.
Под стопой захрустело. Не так, как хрустят высохшие ящеричные кости или сухой песок. Хруст тоже слышался непонятный. И каждый шаг, показалось Вишу, вызывал новые волны запахов. Запах струился из-под самых стоп!
Виш наклонился и пошарил ладонями по земле. Пальцы наткнулись на несколько камешков и толстый слой жирной пыли.
Один из камней на ощупь показался Вишу чуть крупнее других. Его-то Виш и взял с собой, предварительно понюхав и убедившись, что тот пахнет тем же странным запахом.
На поверхности Виш внимательно рассмотрел камень. Абсолютно чёрный, он, тем не менее, местами поблёскивал неровными сколами граней.
Принеся камень в казарму, Виш первым делом показал его Гачу: старый солдат знал многое. Может, ему встречались и подобные камни?
– Это горючий камень! – сказал Гач, едва взяв его в руки.
– Горючий? – удивился Виш.
– Да. Мне доводилось встречать такие, но… Болтают о них всякое, даже и не знаю, чему верить, и верить ли.
– Расскажи! – попросил Виш.
– Камень этот – самый странный из всех. Если кремень всегда твёрдый, а песчаник – мягкий, то горючий камень может быть как твёрдым, так и мягким. Ты нашёл твёрдый камень. Но высечь огонь с его помощью нельзя: при ударе он крошится, как песчаник.
– А что в нём необычного? – удивился Виш.
– Говорят, такие камни образуются на местах бывших больших кладбищ. Что после смерти люрасы превращаются в эти камни. Среди скопления таких камней иногда находят колоды Неподвижных Собратьев, почти нетронутые, но окаменевшие…
Рассказ Гача прервался приходом Вурча. Виш быстренько доложил начальнику о находке.
– Горючий камень? – Вурч нахмурился. – Никогда не видел.
Он взял чёрный кусок, повертел в ладонях и опустил на пол.
– Я видел подобное после пожара на хранилище горючей жижи, – тихо сказал он. – Тогда сгорело много наших. Их останки сильно напоминали это. Но они показались мне намного легче…
– Я тоже видел пожары, – подтвердил Чер. – Останки люрасов плавают в воде. А чёрный камень тонет. Это не то, что ты думаешь.
– Может быть… – прошептал Вурч. – Но мне кажется…
Он повернулся и ушёл.
После ухода Вурча интерес к горючему камню сильно упал. Никто не хотел прикасаться к нему. Его обходили стороной. Даже Виш украдкой вытер ладонь о скамью, как будто на ней остались следы.
Видя, что камень никому не нужен, Кук подобрал его и долго рассматривал, поворачивая то так, то этак.
Виш безучастно смотрел, но ничего не замечал. Камень как камень. И чего Вурч так отреагировал?
– Надо его сжечь! – сказал Кук.
– Только не здесь! – вмешался Люц.
– Почему? – Кук повернулся к нему, сверкнув глазами.
– А если это останки люраса? – покачал головой Люц.
– Ну и что? – горящие глаза Кука полыхали сильнее пламени. – Если это часть люраса, наш долг – сжечь его! Только очистительный огонь… – он замолчал и уставился на камень.
– Слышали мы уже! – перебил его Яч. Он ходил с повязкой на шее и держал голову немного криво. – Так выходит по вашей вере. А кто знает, какая вера была у него… – он постучал по камню. – Если это действительно был люрас.
– Там много горючих камней, – произнёс Виш. Но никто не обратил на его слова внимания: все включились в перепалку о различных верованиях. Хотя до драки дело никогда не доходило, вопрос всегда оказывался животрепещущим.
Кук поднялся, не выпуская камня из ладоней.
– Куда ты? – спросил Виш.
– На кухню. Я сожгу его! Если это останки люраса…
– Не надо на кухню, – попросил Виш. – Могут не понять.
Кук посмотрел на Виша.
– Да, ты прав. Придётся развести костёр, – и вышел.
– Тебе дай волю – всю землю спалишь! – с досадой произнёс Чер ему вслед.
Виш поднялся.
– Ты куда? – спросил Чер.
Виш похлопал себя по животу. Чер усмехнулся.
Выйдя наружу, Виш быстро догнал Кука.
– Можно с тобой? – попросил он.
Кук обрадовался:
– Пойдём!
Они завернули за казарму. Затем Кук повёл Виша ещё дальше.
– Я покажу тебе… Ты, конечно, не нашей веры…
– Я уважаю любую веру, – сказал Виш.
– Я знаю, я заметил. И поэтому я уважаю тебя.
– А ты уверен, что это останки люраса? – спросил Виш.
– Нет. Но, может быть, кого-то из прапращуров. Я много раз собирал и развеивал пепел и золу, остающуюся на месте наших погребальных костров. Они не похожи на этот камень. Вурч ошибается. Просто… Когда-то в столице сгорело большое хранилище горючей жижи. Там погибло много его друзей… Какая прекрасная смерть!
Виш промолчал.
Они пришли к небольшому очагу, сложенному Куком в укромном месте.
– Я… любуюсь здесь на пламя. Иногда. Когда не в наряде на кухне или у очага.
Кук быстро развёл костёр, положил в него камень.
Полежав немного, камень раскалился и вспыхнул.
– Ух, ты! – вырвалось у Виша.
Язычки пламени заструились от камня, словно от кучки сухой морской мелочи, или от застывшего куска горючей жижи – как бывает, когда она долго стоит открытой на воздухе.
Пошёл сильный жар. Виш заслонился ладонью.
– Ты понимаешь? – глаза Кука горели ярче горючего камня. – Это священный камень! Где ты нашёл его?
Виш не успел ответить: со стороны казармы послышался протяжный голос дежурного:
– Воду привезли!
Кук дёрнулся.
– Ты сиди, – торопливо сказал Виш. – А я пойду, помогу.
– Спасибо, – прошептал Кук, не отводя глаз от яркого пламени.
Виш поспешил к казарме.
Воины быстренько высыпали наружу – разгружать подводы с бурдюками. Пресная вода заканчивалась, а она нужна всегда.
Конечно, в случае острой необходимости можно пробавляться и морской, но долго пить её нельзя: воины заболевали, хирели и слабли. Соли высаживались на кожуре, она шелушилась и трескалась.
– Местные, говорят, могут высасывать воду из моря через ногокорни, – заметил Чер. – И им нипочём!
– Ты смотри! – поразился Виш. – Как это у них получается?
– Не знаю, – Чер пожал плечами. – Привыкли, наверное. Спроси сам. Они толком объяснить ничего не могут. Умеют – и всё.
– Иначе здесь не выжить, – пропыхтел Люц, принимая с подводы два бурдюка с водой и перетаскивая на кухню и в каптёрку.
– Морская вода более солёная, – пояснил Вурч. – А соли вытягивают воду из организма. Поброди немного по мелководью – ногокорни сморщатся и утончатся. И вместо того, чтобы напиться, получишь обезвоживание.
– Да, лучше пить пресную, – согласился Виш.
– А с селитрой – ещё лучше! – улыбнулся Люц.
– Лучше всего – с аммиаком! – подмигнул Чер.
Все расхохотались.
Вскоре ночные дежурства отменили. Патрульные – не только Виш с Чером встречали спящих гусениц – выяснили, что гусеницы так же не любят передвигаться по ночам, как и люрасы. Поэтому вполне достаточно обходить побережье рано-рано утром: если за ночь к берегу и прибило плотики с гусеницами, двигаться последние начинают лишь при первых лучах солнца. До этого момента они находились в полном оцепенении и совсем не реагировали на люрасов.
Сразу появилось множество желающих совершать обходы по утрам.
– Конечно! – говорил Чер. – Сонную гусеницу легко убить. А зато потом отсыпайся весь день.
Вурчу пришлось вмешаться и установить новый график дежурств.
Виш с одинаковым удовольствием ходил на гусениц как днём, так и утром. Удовольствие, само собой, ниже среднего, но, как бы то ни было, а врага следовало уничтожать. Сонный тот или выспавшийся – значения не имело. Да, утром с гусеницами легче справляться. Но и днём, если наблюдатели не прошляпили, гусениц можно легко утопить в море, не дав выбраться на сушу. Разумеется, немного помогая мечом и пикой. Пусть это и опаснее, зато интереснее.
Шли дни. Наряды сменялись обходами, мелкими работами по гарнизону, долгими рассказами и редкими беззлобными стычками между соседями.
Однажды Гач рассказал страшную историю о колдуне-вивисекторе. Его звали не то Мич, не то Меч, не то Моч. Он задался целью изменить внешний облик люрасов, для чего отрезал им ногокорни, ветверуки, менял те местами, расщеплял вдоль, увеличивал количество… Словом, издевался, как мог.
Виш слушал, затаив дыхание.
– Попадись мне такой изверг, я бы его! – Реп сжал кулаки.
– Да, извергов на свете хватает, – лениво кивнул Чер, – но что сделаешь против колдовства? Ты ещё и подойти к нему не успеешь, а он тебя уже заколдовал.
– А если стрелой? – спросил Виш.
– И не пытайся, – ухмыльнулся Чер. – Лучше поучись стрелять!
Виш прикусил губу: Чер не щадил и напарника. Хотя, признаться, он был прав: учиться стрелять Виш пока что не мог. И Виш дал себе слово всё свободное дневное время проводить на стрельбище.
С прибытием в гарнизон табуна верховых ящериц служба несколько изменились. Этого требовала и новая тактика наступлений гусениц. Теперь они почему-то не подплывали к берегу единой массой, а чаще встречались по две-три. И не в одном месте, а на значительном протяжении вдоль побережья.
Это были беспокоящие вылазки, но беспокоящие сильно. Одна гусеница вполне способна учинить разгром в любой деревне: панически боящиеся гусениц крестьяне не могли ни сопротивляться, ни бежать. Их словно гипнотизировал немигающий взгляд чёрных глаз. А, может, так оно и было?
Теперь каждый день, с утра до вечера, в дополнение к дозорным на вышке, побережье патрулировали верховые разъезды, состоящие обычно из двух бойцов и двух ящериц. Порой бойцов назначалось трое-четверо. В этом случае они садились по двое на ящерицу. Но и ящериц тогда выбирали покрупнее.
Справиться с двумя-тремя гусеницами для патрулей не составляло особого труда: ящерицы, если их не сдерживать, с ходу заглатывали первую, так что седокам и спешиваться не приходилось. Хуже, когда гусениц атаковало больше двух, а ящерицы успевали пообедать. Но и при таком раскладе, пока ящерица отвлекала гусеницу, всадник успевал спешиться и нанести противнику удар сзади. А самые удалые, вроде Чера, приноровились бить пикой, не вставая с седла. Они лишь чуть-чуть приподнимались в стременах, чтобы усилить удар.
Долгое время гусеницы не появлялись ни днём, ни ночью. Воины скучали, ящерицы голодали и грызли друг у друга хвосты. Спасибо, помог деревенский староста: прислал свежей рыбы.
Но однажды часовой – им снова оказался Тус – вновь поднял тревогу среди бела дня.
– Опять в моё дежурство! – ругался он, указывая на вереницу подплывающих плотиков. – Герб командир!
На этот раз Вурч остался неумолим:
– Ты хорошо сражался в прошлой битве! Неясно, правда, откуда взялись гусеницы, разорившие деревню… Чтобы такого не повторилось, сиди на вышке и смотри в оба!
Тус молча покорился.
Снова бой! Радостное возбуждение охватило Виша.
Перед сражением все основательно напились воды. Это увеличивало мощь и силу гидростатического скелета и позволяло выдерживать большую нагрузку. Но, конечно, если бы кого-нибудь гусеница придавила на камнях, тому пришлось бы очень туго. Раньше бывали случаи, когда кое-кто не выдерживал большой нагрузки и ломался. Во всяком случае, упавший на камни без травм не обходился.
Но сегодня сражение пошло не как обычно. То ли часовой поздно поднял тревогу, то ли плотики плыли слишком быстро, но больше половины гусениц успело выбраться на берег, и их пришлось атаковать на суше. Хорошо, что в гарнизоне появились ящерицы. Недаром их специально готовили для сухопутной битвы!
Ящерицы рвались в бой. Воинам повезло, что утром животных не успели покормить.
Свирепые пресмыкающиеся рвали гусениц на части и тут же пожирали. Это несколько снижало общую боевую мощь отряда, однако удержать голодных ящериц никому не удавалось. Наезднику требовалось немалое искусство, чтобы не дать ящерице сожрать гусеницу полностью, а направить в атаку на следующую.
Битва разгорелась нешуточная. Бить гусениц на земле, где они максимально подвижны, совсем не то, что топить в море.
Преимущество люрасов было в количестве, а также в применении ящериц: обороняясь от рассвирепевших животных, гусеницы принимали оборонительную стойку: поднимали верхнюю часть туловища. Тут-то люрасы и подскакивали сзади, поражая чудовищ в нервные сплетения. Вишу удалось обездвижить несколько гусениц первым же ударом копья. Он даже немного возгордился. Но хвастаться время не приспело: схватка продолжалась.
И везло не всем. Кук, атакуя замершую перед ящерицей гусеницу, не заметил подплывшую сзади, и угодил в жуткую пасть. И хотя Люц подоспел на помощь и ударил гусеницу копьём, она успела укусить Кука за спину. Его еле успели спасти, оттащив в сторону. Но рана оказалась очень тяжёлая. Кук стремительно терял сокровь. Она сочилась из него и тут же впитывалась в песок.
Гигант Бао, сломав толстое базальтовое копьё, в отчаянии ухватил гусеницу за разинутые челюсти, и, напрягая все силы, пытался разорвать пасть. Или хотя бы удержать раскрытой.
Гусеница завертелась на месте. Её маленькие лапки заскребли по телу великана, острые коготки расцарапывали кожуру, но это было неопасно. Хуже то, что гусеница оказалась довольно большой и сильной. Бао слабел. Тело покрыли крупные капли тёмного пота.
Виш, преодолев оцепенение, прыгнул вперёд, и принялся наносить чудовищу в спину беспорядочные удары пикой, не заботясь о том, чтобы поразить нервные узлы, а желая хотя бы отвлечь гусеницу от Бао, выпустить ей малость лимфы.
Это ему удалось: несколько ударов – и гусеница ослабла, а Бао удалось свернуть ей вязы и стряхнуть с себя.
– Спасибо, брат, – тяжело отдуваясь, Бао склонил голову перед Вишем.
– В следующий раз не давай ей разинуть пасть! – бросил Вурч, на мгновение останавливаясь перед Бао.
– Это почему? – делая очередной вдох, спросил тот.
– Гораздо проще удержать стиснутые челюсти, чем не дать им закрыться, – пояснил Вурч.
– Ты об этом никогда не говорил, – покачал головой Бао.
– Я не думал, что найдётся такой богатырь, как ты! – сказал Вурч. – Мало кто может схватиться с гусеницей врукопашную!
Бао слабо улыбнулся:
– Теперь я буду знать. И мы будем ловить их живыми! – И он яростно взмахнул рукой.
– Может, это и пригодится, – задумчиво произнёс Вурч, озирая панораму закончившейся битвы.
На этот раз без потерь не обошлось.
Кук тяжело пострадал от гусеницыных челюстей. Гусеница выкусила ему плечо и часть шеи. Гарнизонный лекарь не мог ничего сделать. Он стоял, опустив ветверуки, и понуро смотрел, как Кук умирает.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента