Северцев Петр. Электорат хакера

   — Это Ольга лучше знает — они вместе с Ксюхой обслуживали Филимонова с каким-то мужиком.
   Я вопросительно посмотрел на Ольгу. Та, помявшись, ответила:
   — Ну и что? Обслуживали… Я — Гошу, она — этого мордоворота. Классно почумились! Сначала мы им на столе под музыку танцевали, потом они нас на этом же столе трахнули. А затем они сказали, чтобы мы музыку выключили и отправлялись в бассейн плавать — им надо было о каких-то делах поговорить. Потом мы с Филимоновым отчалили, а Ксюха с мордастым к остальным присоединились.
   — Чем закончился вечер? — спросил я у Риты.
   — Как обычно — к трем ночи все усосались и рассосались. Мы втроем с Оксаной и Томой переночевали в люксе, а утром взяли тачки и по домам разъехались.
   — Да, — помолчав, сказала Рыжая. — У меня для тебя еще одна информация, по твоему профилю. Вчера убили еще одну проститутку. Она, правда, в последнее время в другом агентстве работала, с полгода как от нас ушла.
   — И как это случилось?
   — Говорят, что ее также сначала изнасиловали, пытали, потом убили. Ножевые ранения в область живота и шеи. Менты говорят, что в городе появился простигуточный маньяк. Обоих девчонок сначала предположительно увозили куда-то, а потом выкидывали их трупы в заброшенных местах.
   Мы все на минуту замолчали, каждый думая о своем. Я подумал, что смысла продолжать беседу больше нет, и поинтересовался у Трушкиной, во сколько мне обошлось мое общение с ней. Она посмотрела на часы, долго что-то считала в уме, вводя, видимо, понижающие и повышающие коэффициенты, и в конечном счете выдала мне сумму. Я тут же расплатился, и проститутки покинули мой дом — им пора было на службу. А она, судя по последней информации, становилась все опаснее и труднее.
   Немного погодя я отправился в потайную комнату на свидание с Приятелем. Выслушав меня, он сообщил, что НЕОБХОДИМО СРОЧНО ВЫЯСНИТЬ СПИСОК ПРИСУТСТВОВАВШИХ НА ВЕЧЕРИНКЕ В БАНЕ КЛИЕНТОВ.
   УСТАНОВИТЬ ОХРАНУ И НАБЛЮДЕНИЕ ЗА ОЛЬГОЙ ТРУШКИНОЙ. ЕСТЬ ОСНОВАНИЯ ПРЕДПОЛАГАТЬ, ЧТО ЕЕ ЖИЗНЬ В ОПАСНОСТИ.
   Я удивился и подумал, что Приятель перестраховывается. Однако я не стал спорить, но решил, что охрана Трушкиной подождет до утра, и прекратил сеанс.
   Утром же я первым делом позвонил Рыжей. Она была дома и, по ее словам, только что вылезла из-под душа. На мой вопрос, где можно сейчас найти ее приятельницу, она ответила, что, видимо, у мамочки.
   — А где живет ее мамочка?
   — Это не ее мамочка. Это наша как бы общая мамочка.
   — Не понял. У вас что, мать вашу, одна мамочка?
   — Мамочка — это кличка, тупица! Мы у нее иногда «калымим». Она сдает нам свою квартиру для встреч с клиентами. Там сейчас Ольга и отсыпается.
   — У нее же есть своя хата, снятая Филимоновым…
   — Вчера она была не в состоянии туда добраться.
   «Ну и слава богу», — подумал я. «Если ей грозит опасность, то в первую очередь искать ее будут именно там». Я попросил Рыжую дозвониться до Мамочки и передать Трушкиной, чтобы она не выходила из дома до моего приезда. После этого я поехал на работу.
   Офис уже «разварили» со всех сторон, выбитую охранниками решетку поставили на место, женщины успокоились, мужчины приободрились… Дорфман повез письма и жалобы по прокуратурам и судам. Тополянский отправился «ломать» местных ментов, чтобы они подали представление на возбуждение уголовного дела по факту хулиганства и терроризма, Джаванидзе накропал огромную статью на пол-полосы, где в сочных выражениях, с южным темпераментом описал факт вопиющего вандализма и нарушения основных конституционных прав граждан, таких, как право на свободу и право на свободу выбора.
   Проходя мимо туалета, я услышал из-за закрытой двери голос Веселова, разговаривающего по сотовому с издательством и требующего первые пять тысяч экземпляров тиража газеты «Живи и богатей» к часу дня. Подозвав к себе охранника Сашу, я объяснил ему суть дневного задания, и мы отправились к так называемой Мамочке.
   Жилище последней располагалось на горе в районе Аэропорта. На небольшой возвышенности стояло несколько девятиэтажек, подъездная дорога к которым плавно тянулась по склону горы. Как ни странно, дверь нам открыла сама Трушкина со своей неизменной радостной улыбкой.
   — Вы опять хотели меня видеть? — спросила она. — По какому поводу на сей раз?
   Я решил не церемониться и сразу перешел к сути дела:
   — У меня есть подозрение, что тебе угрожает опасность. Этого молодого человека зовут Саша, сейчас ты его покормишь и напоишь, после чего он отправится вниз и будет дежурить у подъезда до моего прихода вечером. Никуда далеко от дома не уходи. Вечером мы продумаем, как тебя охранять ночью во время твоей работы.
   Последние мои слова она почти не слышала, настолько была поглощена разглядыванием фактуры охранника Саши. Я понял, что ей уже что-либо бессмысленно говорить, и, уходя, бросил Саше:
   — Когда она тебя накормит и напоит, спать укладываться не давай. Лишу премиальных.
   Саша молча усмехнулся и кивнул головой.
   В офисе «Корабля Иштар» температура кипения жизни повышалась час от часу. Из прокуратуры вернулся Дорфман и сказал с присущей адвокатам осторожностью, что дело имеет хорошие перспективы, но шансов мало. Даже для понимающего все с полуслова Гайдука эта фраза таила в себе некоторые неясности, а что уж говорить о Диме Столярове, который отреагировал в духе: «Чего он сказал?»
   Дорфман кинулся в витиеватые рассуждения о том, что прокуратура готова пойти навстречу, но до выяснения всех обстоятельств он ничего сказать не может. Единственно конкретное, что ему сказали в прокуратуре, — это то, что «заваривать дверь в офисе — это дурной тон».
   — Не очень вдохновляюще, — прокомментировал Гайдук.
   Не слишком вдохновил и прибывший Тополянский, просто и ясно объяснивший, кто такие менты и что делу — п…дец. Когда его попросили пояснить, почему он сделал такие выводы, он ответил, что у ментов просто нет свидетелей.
   — Как нет?! — заорали все хором.
   — Так и нет, — сказал Тополянский, доставая свою фляжку. — Ищут…
   Единственный положительный момент вчерашних происшествий заключался в том, что арендодатели исчезли из поля зрения и никоим образом себя не проявляли. На общем собрании было решено продолжать долбать оных в газете и прокуратуре. Также было решено послать сотрудников в ближайшие дома с целью отыскать свидетелей происшествия. Всерьез на успех никто не рассчитывал, но предполагалось, что подобные шаги угомонят арендодателей хотя бы на период выборов.
   Не успели все разбрестись по своим кабинетам, как Ершевский вновь собрал всех присутствовавших на очередное совещание. На сей раз поводом послужила информация, что по Борисычевому оврагу и его окрестностям ходят группы молодых парней, крепких и коротко стриженных во главе с более старшими товарищами, также в штатском, и ведут какие-то странные беседы с избирателями.
   Главной составляющей этих бесед была настойчиво внедряемая в умы людей мысль о том, что на самом деле главным радетелем и благодетелем коровинцев является генерал Муханев, начальник воздушно-десантного училища. Что именно на его средства, едва ли не личные, строится «нев…еннный сортир» (формулировка агитаторов) и тянутся водопровод с канализацией, Присутствующие пришли к общему мнению, что пакостят орлята генерала Муханева, будущие десантники, переодевшиеся в штатское. Джаванидзе тут же предложил активизировать весь компромат на генерала, который приберегали на конец предвыборной кампании. Мне же было поручено расследовать эти инциденты и постараться, не нарушая законы и приличия, свести данную агитацию на нет. Я бодро ответил, что приложу все свои старания.
   После этого мы все отправились на встречу с избирателями оврага, которая должна была состояться непосредственно около строящегося сортира.
   Агитаторы снова хорошо поработали и собрали «нехилую» толпу, которая окружила стены недостроенного функционального здания. Если проводить аналогии с семнадцатым годом, то броневиком была куча кирпича внутри туалета, а в роли Ильича последовательно перебывали Гайдук, Чернобородов и Ершевский.
   Основной «торпедой» для избирателей являлся директор овощехранилища «Поле чудес» Адриан Чернобородов. Ему было предоставлено слово после краткой вступительной речи Гайдука. И он не подкачал. Со свойственной ему гнилоовощной фантазией он объяснил собравшимся в начале своей речи, в какой, собственно говоря, клоаке они проживают. Это было сделано с такими чуждыми светскому обществу подробностями, что все присутствующие готовы были закрыть свои носы платками. И вот когда даже у представителей штаба уже не было сил дышать тем смрадом, который был навеян речами Чернобородова, и они едва не спихнули его с кучи кирпича, оратор перешел наконец к описанию того светлого, чисто-озонированного будущего, которое ожидает обитателей оврага, как только дворец отхожестей «распахнет свои гостеприимные объятия». После этих слов воздух стал казаться значительно чище, и всем полегчало.
   Ершевский, взяв эстафету у Чернобородова, перевел митинг в более привычное и менее экзальтированное русло. Однако, по общему мнению всех присутствовавших, встреча явно удалась, и спускавшиеся с кирпичей по шатающимся деревянным «козлам» члены штаба были приветствованы отнюдь не жидкими аплодисментами. Довольные удачно проведенной встречей, вернувшиеся в штаб члены команды отправили Тополянского и Столярова по своим складам и конторам за спиртным и закуской. Я откланялся и отправился на квартиру к пресловутой Мамочке, захватив с собой охранника Вову.
   Подъехав к дому, мы застали сидящего в «БМВ» и откровенно скучающего Сашу.
   — Все тихо? — спросил я.
   — Угу, — ответил Саша. — Объект из дома не выходил, зато приходило несколько клиентов.
   — Тебя случайно среди них не было? — спросил я.
   — Да нет… Вы же предупредили… — смущенно улыбнулся Саша.
   — То-то же, — сказал я тоном строгого наставника. — Сейчас я покажу объект Вове, и он тебя сменит на посту.
   Мы поднялись к Мамочке. Дверь нам опять открыла Ольга, поэтому у меня создалось впечатление, что она подрабатывала здесь еще и горничной.
   Я представил Вове Олю, а Оле Вову, и они отправились на кухню, чтобы Вова наелся, а Оля имела возможность его внимательно рассмотреть. Сам же я пошел в зал, где за небольшим столиком сидела довольно большая компания. В центре, в кресле сидела невысокая, крепко сбитая седая женщина с короткой стрижкой лет пятидесяти. Она была одета в клетчатые красные штаны и серую кофту. Женщина носила очки с толстыми линзами, отчего ее взгляд казался коровьим. Она полулежала в кресле, держа сигарету в руках. Из-под расстегнутой кофты виднелась черная водолазка и пухленькое круглое пузцо, которое она любовно выставила на обозрение. Похоже, это и была Мамочка.
   В гостях у Мамочки сегодня были: моя, можно сказать, старая знакомая Рыжая Рита; напротив нее сидели две молодые худосочные девочки в одинаковых шерстяных лосинах, подчеркивающих длину ног, — этих я сразу окрестил «нимфоманочками»; с другой стороны сидела женщина, богатая телесами, в ярко-красной кофте, с длинными серьгами в ушах, возраст этой женщины близился к сорока; про себя я стал называть ее «Матроной». Тут я вспомнил, что именно эту женщину я уже лицезрел у себя в квартире, когда ко мне завалился Женя Тополянский. Это было в первый день работы у Ершевского. Я вспомнил шутку Рыжей о том, как «першило у нее в горле» после Тополянского, и невольно улыбнулся.
   Реакция на мое приветствие и улыбку у присутствующих была различной. Мамочка устремила на меня свой коровий взгляд и решительно произнесла:
   — Здравствуйте!
   «Нимфоманочки» вперили в меня свои горящие взгляды, мимо которых, видимо, не проходил ни один мужчина, и, радостно улыбаясь, хихикнули мне: «Здрасьте». Матрона гордо и мудро промолчала. С высоты прожитых лет она уже не могла конкурировать с молодыми с ходу, и поэтому подход к мужчине она искала издалека, внешне поначалу не проявляя к нему никакого интереса. При виде меня она что-то неопределенно буркнула. Я даже предположил, что она не узнала меня.
   Я не стал ждать приглашения и уселся на диван рядом с «нимфоманочками» напротив Рыжей, чем вызвал их одобрительные смешки. Я обратился к Рите, которая делала вид, что ничего не замечает, кроме своей сигареты:
   — Представь меня и объясни цель моего визита.
   Пожалуйста.
   — Кто ты такой, я уже всем объяснила. А о целях расскажешь сам. Заодно и объяснишь, какого хрена твои гоблины сторожат хату, стремая клиентов.
   — Мои охранники сторожат не хату, а вашу подружку Ольгу, которой угрожает серьезная опасность, — сказал я. — А учитывая то, что смертность среди вашего брата в последнее время резко повысилась, вы мне за это еще и деньги должны приплачивать.
   — Да я, например, ничего против не имею, — расширяя по максимуму свои коровьи глаза, промолвила Мамочка. — Пусть сидят, лишь бы клиентам на глаза не попадались.
   — Это мы решим, — мне неожиданно захотелось побыть крутым. — Вова! — заорал я что есть мочи. Я не исключал при этом, что он при этом поперхнулся. Тем не менее он тут же явился, что-то на ходу дожевывая.
   — Вова, — сказал я уже более спокойно. — Если ты поел, спускайся вниз, отгони «БМВ» подальше, но не теряй подъезд из виду.
   Вова молча кивнул и недолго мешкая покинул квартиру Мамочки.
   — Ну вот, теперь можем спокойно поговорить, не шугая клиентов, — я победно посмотрел на Рыжую, которая по-прежнему делала вид, что меня не замечает. Зато я уловил восхищенные взгляды «нимфоманочек».
   — Полагаю, что вы с вашим опытом могли бы рассказать мне много интересного и забавного из вашей практики. Но меня в данном случае интересует эпизод в бане профилактория завода «Техстекло» в начале сентября. По информации Риты, вы все там были.
   — А вы что, романы пишете о проститутках? — спросила Матрона.
   — Нет, но возможно, что после ваших рассказов напишу.
   — Ой, там было столько интересного! — сказала одна из «нимфоманочек» в синем свитере. — А вы правда детектив?
   — Во всяком случае, тшу себя такой надеждой, — ответил я, осознавая, что ответ излишне вычурен для интеллектуального потенциала этой девочки.
   Тем не менее она с деланным восхищением раскрыла глаза.
   — Меня главным образом интересуют фамилии всех присутствовавших там клиентов, — сказал я.
   — Ой! — воскликнула снова одна из «нимфоманочек», в малиновом свитере. — А мы у клиентов фамилии не спрашиваем. И своих не называем.
   Они нас Танями и Ленами, а мы их — Сашами и Пашами.
   — И тем не менее мне нужны фамилии. Есть серьезные подозрения, что один из клиентов замешан в нескольких убийствах, в том числе и проституток. Я не исключаю того, что очередной жертвой может стать кто-нибудь из вас.
   — Да как же мы вспомним, что было месяц назад?! Тут каждый день столько перевидаешь, что голова кругом идет! — сказала Матрона.
   — Нет, я помню, — сказала малиновая «нимфоманочка». — Со мной был такой пожилой дядечка, он мне напоминал того старичка-школьника.
   — Какого еще старичка-школьника? — удивился я.
   — Был у меня один такой постоянный клиент.
   У него что-то с головой.
   — Да у всех у них что-то с головой! — подала голос Мамочка. — У всех крыша от спермотоксикоза едет. Даже у старых козлов.
   — Ну так вот, — продолжил «малиновый свитер». — Он всегда меня вызывал на два-три часа, надевал какие-то шорты, белую рубашку с короткими рукавами, повязывал красный пионерский галстук — небось у внука сп…дил. Подсунет мне какую-то засаленную тетрадку с каракулями и заставляет меня отметки проверять. Я, значится, у него вроде мамочки. Прямо как ты у нас, Людка… — обратилась она к Мамочке.
   Та гордо посмотрела на нее и искренне воскликнула:
   — Упаси боже от таких б…шек-дочерей! Да я бы вас порола каждый день и замуж выдала в пятнадцать лет! Хотя кому вы на х.., сдались! У вас же там не п…ды, а трубы от ТарГРЭСа! Нет, я бы вас каждый день порола…
   — Вот я его и порола, когда он двойку получал, — продолжила «малиновая» девочка. — А получал он ее каждый мой визит. Условия были таковы. Вот я его армейским ремешком охаживаю и приговариваю: будешь еще двойку получать, бесстыдник этакий? А он пищит: «Ой, мамочка, больно, ой, больше не буду». И вот пока его ремешком не отходишь как следует, у него не подымается…
   — А у меня тоже старичок был, — подхватила эстафету «синий свитер». — Оченно верующий был.
   Он как бабку в деревню отправит, сразу нам по телефону звонит. Не больше чем на час — сначала он молитвы читает, раскаиваться заставляет. Потом начинает по морде пощечины давать.., в качестве очищения, значит.., а уже потом трахатьначинает.
   Но он у нас недолго продержался — нарвался на Ленку-Тракториху. Как только он ей въехал, она ему в ответ так засандалила, что чуть челюсть ему не свернула. Он сразу за телефон схватился, чтобы ее, стало быть, увезли, а она телефон из розетки — дерг — и кричит: «Сидеть! Сейчас будем сексом заниматься». Мол, оплатил и получай… Старик с перепугу быстренько все сделал, кончил и ее раньше времени выгнал.
   — Нет, самый лучший клиент был у меня, — подала голос Матрона. — Он меня вызывал на целую ночь бухать. Разговоры о жизни у нас были самые задушевные. Ночку посидим, попьем, поговорим, — и до следующего месяца. И ему хорошо, и у меня амортизации никакой.
   Я разинув рот слушал их рассказы, представляя старичка в пионерском галстуке, которого хлещет по морщинистой попке армейским ремнем молоденькая девочка; глубоко верующего христианина-садиста, бьющего пощечины; закоренелого одинокого бухарика, с которым никто не хочет говорить бесплатно ночами. Мне стало как-то не по себе от этих в общем-то веселых рассказов. Я подумал, что если бы у меня была дочь-проститутка, то это было бы одним из самых больших несчастий в моей жизни. Я автоматически вспомнил Булдакова, который не мог простить себе того, что его любимая племянница оказалась на панели и трагически закончила свою жизнь.
   — Это все, конечно, очень забавно, — сказал я, — но меня сейчас интересует не это. Мне интересно, как звали того старичка в бане, а не то, на кого он похож.
   Тут раздался телефонный звонок. Мамочка медленно, с достоинством опустила сигарету в красную пепельницу, на которой было написано: «Bond — вместе к новой жизни», и, развернувшись, взяла с пола трубку:
   — Да… Ну… Минутку… Сейчас передам.
   Мамочка положила трубку и спросила у собравшихся:
   — Где у нас Ольга-то? Если хочет подработать, пусть едет.
   Ольга появилась из соседней комнаты слегка заспанная. Видимо, она потеряла интерес к жизни, как только я отправил Вову с кухни на улицу, и пошла вздремнуть.
   — Вот корова, б…дь, весь день дрыхнет как скотина! — бросила в ее адрес Мамочка.
   — Я всегда перед сменой стараюсь отдохнуть, — ответила Ольга. — Мне еще всю ночь пахать!
   — Вот езжай и паши, — назидательно сказала Мамочка. — Тебя на углу Вольской и Белоглинской, в красном «Вольво» ждет клиент. Такси обещал оплатить.
   Ольга запела во всю глотку: «Дни и ночи у мартеновских печей не смыкала наша Олечка очей!» и отправилась к выходу одеваться.
   Я же достал сотовый телефон и связался с сидящим в машине Вовой. Я объяснил ему, что Ольга едет на задание, на угол Вольской и Белоглинской и, скорее всего, возьмет такси.
   — Следи за ней постоянно и держи со мной связь, — напутствовал я его.
   Я прекратил сеанс и спросил:
   — Ну… Может быть, Мамочка что-нибудь интересного расскажет?
   — Я тебе что, сказительница, твою мать? — просто и без затей ответила мне Людка.
   — Тогда перейдем к делу, — я обвел глазами присутствующих. — Кто-нибудь вспомнил, как зовут хотя бы одного из этих кадров, которые с вами парились? Еще раз говорю — дело крайне серьезное.
   Чем скорее мы выйдем на этих людей, тем быстрее мы решим проблему вашей безопасности. К каждой из вас я приставить охранника не могу. Особенно меня интересует тот мордастый, с кем беседовал в люксе Филимонов. Одна из тех, кто там был, — Ольга, — его фамилию не знает. Оксана убита, Филимонова тоже нет в живых.
   Вдруг в неожиданно создавшейся тишине щелкнул дверной замок, дверь открылась и закрылась, и послышались шаги. Человек приближался к нашей комнате. По походке я определил, что это взрослый мужчина. Внутренне я весь напрягся, рука автоматически потянулась к кобуре с «Макаровым». Каково же было мое удивление, когда в дверях появился рослый юноша с детским лицом в угрях…
   — Сыночка пришел! — подала голос Мамочка, глаза ее сделались по-коровьи ласковыми.
   — Что пришел? — тут же спросила она, когда схлынула первая волна радости при виде своего отпрыска.
   — Чо-чо? — помямлил отпрыск, переминаясь с ноги на ногу. — Тебя повидать.
   — Ух ты, заинька! — протянула Людка. — Мамочку пришел повидать, хороший мой, — продолжила она елейным голосом и вдруг деловито спросила:
   — Небось денежку у Мамочки хочешь отшакалить, козлик вонючий?!
   — Должен я на что-то в деревню ехать, к бабе Тоне, — гнусаво попытался выдвинуть свои аргументы сынок.
   — На хрена тебе баба Тоня! Чего ты там не видел? — недовольно спросила Мамочка.
   — А что мне здесь делать? У нас три дня в школе карантин. Съезжу в деревню, карасей половлю, только денег дай на дорогу.
   — Сколько? — пробуравила Мамочка взглядом своего сына.
   — Стольник, — вздохнул он тяжело.
   — Я что тебе, миллионер, что ли, стольники каждый раз выдавать? Как будто я не знаю, куда ты их тратишь?!
   — Куда-куда? — уставился в пол сынок. — Сказал же: в деревню поеду, к бабе Тоне.
   — Ну, смотри, если тебя, скотина, там не будет, я тебе даже больше пятеры не дам, — сказала она и, перевалившись с одного бока на другой, засунула руку в боковой карман своих клетчатых брюк, вынула оттуда пачку денег, извлекла из нее стотысячную бумажку и двумя пальцами протянула ее своему недорослю с таким видом, как будто делает это в виде исключения в последний раз. Тот радостно хапнул деньги и, пощекотав за грудь одну из «нимфоманочек» и послав ей картинный воздушный поцелуй, быстренько пошел к выходу.
   — Вот так и растет, — посмотрела она на меня сквозь толстые линзы. — Безотцовщина, б…дь!
   — Ну зато женским теплом не обделен, — возразил я.
   Мамочка пропустила мою фразу мимо ушей и затянулась сигаретой.
   — Так, в общем, мне все это надоело, — неожиданно сказала Матрона, решительно гася окурок в пепельнице.
   Все удивленно воззрились на нее.
   — Я не до конца понимаю всю ту херню, которая творится вокруг. Но я вижу, что какие-то козлы ездят по городу, непонятно с какими целями похищают девчонок, потом пытают и убивают… Грохнули нашего постоянного клиента. Я думаю, что, если это связано с той вечеринкой в бане, как утверждает этот дядя, — Матрона скосила взгляд в мою сторону, — а мы там почти все были, рано или поздно они наедут и на нас. Мне же совершенно не хочется быть изрезанной ножом, а потом гнить где-нибудь за мусорным баком. Если он говорит, что может нам помочь, надо рассказать все, что мы знаем про этих людей. Лично я знаю фамилию только одного старика, похожего на «школьника». Его фамилия Пушков, зовут Евгений. Он какой-то босс на частном ликероводочном заводе «Морфий». Остальных я знаю только в лицо и по именам, которые они мне называли. Тот мордастый, о котором вы говорили, никому из нас не представлялся. Все время он находился в люксе. После того как они поговорили с Филимоновым, он ненадолго появился в компании и потом уехал. Когда мы с Оксаной остались ночевать в бане, она сказала, что его звали Сергей. Больше я ничего не знаю.
   — Ну что ж, и то хорошо, — сказал я. — Если что-нибудь узнаете от своих знакомых, позвоните мне. Как меня найти, знает Рита.
   Я поднялся, чтобы выйти, и тут в кармане зазвонил сотовый телефон. Я поднес трубку к уху и услышал взволнованный голос Вовы:
   — Валерий Борисович, тут что-то странное происходит.
   — Что именно?
   — Наша подопечная спустилась с горы, вышла на трассу, я тихонечко ехал за ней с притушенными фарами…
   — Ну и что? — нетерпеливо спросил я.
   — А то, что она поймала тачку, и они поехали.
   Но поехали совсем не туда, где ее ждет клиент — не к центру, а скорее в сторону Солнечного.
   — Ты их держишь на приколе?
   — Да, я у них на хвосте.
   — Старайся не светиться. Там, похоже, работают опытные профессионалы.
   — Нет, ничего, машин вроде много… Я слегка поотстал.
   — Слушай, Вова, — заговорил я патетически. — От тебя сейчас зависит многое: заметят тебя — могут ее убить, упустишь их — ей точно хана. Ты уж не подведи меня, — совсем по-отечески сказал я.
   — Не волнуйтесь, — ответил Вова и отключил связь.
   Я в задумчивости засунул телефон в карман плаща и сел обратно на диван.
   — Что случилось? — напряженно спросила Рыжая.
   — Вашу подругу только что посадили в автомобиль и везут совершенно не в том направлении, где ее должен ждать клиент.
   — Кто звонил по телефону? Вы знаете этого человека? — спросил я Мамочку.
   Мамочка удивленно вылупилась на меня своими огромными глазищами, потом еще более удивленно уставилась на стоящий на полу телефон и сказала:
   — Кто-кто? Мужской голос… Менеджер из «Кристины»…
   — Он представился?
   — Нет. Они там меняются каждый день… — растерянно проговорила Мамочка.
   — П…да ты с ушами! — раздраженно заорала на нее Матрона. — Ты что, не могла поинтересоваться, что ли? Или нам трубку дать?