Сэйл Шарон. В глубине сердца

   Затем вдруг расставила ноги и нацелила оружие в жерло колодца. Ее палец дернулся на спусковом крючке, и все же она не выстрелила. Ей пришла в голову мысль: если Саманта умрет слишком быстро, ее мучения будут недостаточны. Донни страдал. Пусть пострадает и она.
   — Нет, — словно продолжая разговор с самой собой, сказала Дезире. — Ты так просто не отделаешься, мисс Саманта Карлайл. Ты будешь умирать долго. И, лежа там внизу, в отчаянии, корчась от боли, зовя своего любимого и тщетно умоляя о пощаде, вспоминай, что ты сделала с моим Донни. Вот тогда ты по-настоящему пожалеешь о содеянном.
   Женщина прикрыла отверстие парой досок, отвернулась и двинулась к грузовику.
   Распахнув дверь, она наклонилась и, открыв свою сумочку, вытащила из нее записку, которую написала шерифу Саманта. Скомкав ее, Дезире бросила бумажку на землю и вдавила в грязь носком туфли. Удовлетворенная тем, что не берет с собой ничего принадлежавшего ее врагу, она вытащила из-за сиденья сумку и торопливо спрятала револьвер под одеждой. Сощурив глаза от слепящего солнца, она подняла светлый парик.
   — Еще один, последний раз, — напомнила она себе, поправляя парик перед зеркальцем заднего вида, чтобы ни одна прядь ее рыжих волос не была видна из-под него. Не оглянувшись на сцену преступления, Дезире Адонис завела грузовичок и поехала к шоссе. Полчаса спустя она уже стояла на автобусной остановке рядом с кафе Мэрили, ожидая междугородного автобуса до Далласа. В Далласе она села на самолет и вылетела в Лос-Анджелес.
   Светлый курчавый парик и револьвер были оставлены ею в женской комнате далласского аэропорта за несколько минут до посадки. Никто, кроме Саманты Карлайл, не мог теперь связать Дезире Адонис из Калифорнии с Клаудией Смит из Техаса. Но мертвые говорить не умеют.
 
   Сознание вернулось вместе с болью и растерянностью. Почему, подумала Саманта, она лежит вся мокрая и замерзшая, а ее кровать столь тверда и бугриста? Потянувшись, чтобы набросить одеяло на тело, она громко застонала, когда ее рука ткнулась в стену колодца. Холод пробрал ее до костей.
   — Джонни… мне холодно, — пробормотала она. Но никто не пришел и не укрыл ее. Никто не унял боль. Она не могла понять, почему ноги никак не распрямляются и почему она не может просто скатиться с кровати, как сделала это сегодня утром.
   Лишь после третьего болезненного вздоха она вспомнила Дезире Адонис и инстинктивно дернулась, пытаясь избежать удара, которого не увидела. Но было слишком поздно. Удар пришелся в цель, и она лежит в колодце.
   — О Господи, — прошептала она. Реальность вернулась, и Сэм сразу почувствовала свое изломанное, дрожащее тело, когда попыталась приподняться. Стоило ей шевельнуться, как позвоночник пронзила резкая боль, отозвавшаяся даже в затылке. Непроизвольный вскрик заметался по колодцу, отражаясь странным эхом на своем пути вверх, на свободу.
   С полными слез глазами, Саманта в ужасе зажала рот рукой. Что, если Дезире все еще рыщет где-нибудь поблизости? Крик мог выдать этой сумасшедшей, что Саманта все еще жива.
   Она не могла знать, что Дезире Адонис давным-давно уехала. Она лишь чувствовала, что ей больно и она совсем одна — в таком одиночестве, в каком не была ни разу за свою жизнь.
   — О Боже! — шептала она, в то время как слезы промывали дорожки сквозь грязь и кровь на ее лице. — Не дай мне умереть. Только не сейчас. Только не тогда, когда я снова нашла Джонни.
   Она посмотрела вниз, на воду, в которой сидела, и вдруг испугалась, что она может оказаться здесь не одна. Беспокойство о том, что ее не найдут или что она умрет от голода, может оказаться излишним, если она свалилась в колодец со змеями. Смертельный яд водяной гадюки просто завершит то, что начала Дезире.
   Долгие, полные боли минуты она сидела, прислушиваясь к звукам в воде и наверху. Убедившись наконец, что она одна в своей полузатопленной могиле, Сэм вздохнула с облегчением. Хотя бы за такую малость стоило быть благодарной Господу. Она помолилась, глубоко вздохнула и вновь попыталась встать на ноги, на этот раз гораздо медленнее и осторожнее. Слезы и пот смешались на ее лице, в то время как она пыталась пересилить боль, разраставшуюся в ноге.
   — О Боже! — застонала она, почувствовав, что стены колодца закружились вокруг нее. Девушка опустила голову между руками, вцепившимися в стену, и прильнула к холодным камням, не замечая, что тоненькие усики корешков, выбивающихся между ними, щекочут ее кожу, словно бегающие по ней пауки.
   — Думай о Джонни. Думай о Джонни. — Впившись пальцами в плотную кладку стены колодца, Сэм медленно и глубоко вздохнула, пытаясь придумать, как выбраться отсюда.
   Где-то в глубине ее мозга забрезжила картина с каскадером, выбирающимся из расщелины в горах. Она закрыла глаза и попыталась сконцентрироваться на том, как именно он поднимал свое тело вверх.
   — Дымоход, — пробормотала она. — Он называл расщелину дымоходом.
   И тут же вспомнила, как скалолаз использовал свои руки, ноги и спину в качестве рычагов-распорок, упирающихся в узкие стены. Она даже вспомнила, как он пыхтел, с натугой передвигая свое тело вверх, всего по нескольку сантиметров за одно движение.
   — Это должно сработать, — простонала она, припоминая, как далеко они с Дезире отъехали от шоссе и каким пустынным было это заброшенное место. — Я не хочу умереть в этом колодце.
   Саманта подумала о записке, которую оставила Джонни, и у нее блеснул луч надежды, но тут же погас, когда она вспомнила, как Клаудия собирала мелочь, вывалившуюся из сумочки. Она внезапно с ужасом почувствовала, что каким-то образом Клаудии удалось уничтожить записку, а она этого не заметила. Вместе с запиской Клаудия уничтожила и ее жизнь.
   — Боже, помоги мне, потому что Джонни не в силах этого сделать, — прошептала она и прижалась спиной к стене колодца. Спина была ободрана, но оказалась способной выдержать ее вес, когда Сэм начала свое карабканье вверх, к солнцу, манившему с высоты. Пот выступил у нее на лбу, холодные капли побежали по ложбинке вдоль позвоночника. Едва начав свое восхождение, Саманта поняла, что пот был вызван не жарой, а болью.
   При каждом движении ноги в колено словно впивались раскаленные иголки. Она посмотрела вниз, ожидая увидеть деревянные щепки, торчащие из ее джинсов. Джинсы были целы, но ногу словно охватило огнем.
   Она вновь посмотрела вверх. Теперь выходное отверстие начало двигаться, а затем, будто в кошмаре, начали вращаться стены. Сэм протянула руки в тщетном усилии остановить это движение и упала обратно в воду.
   Она зашлась в агонизирующем крике, цепляясь за остатки сознания, когда сгусток боли пронесся от ноги к позвоночнику. Боль разрасталась, а не утихала. Все вокруг закружилось быстрей и быстрей, и небытие обволокло Саманту.
   Возможно, прошли минуты, часы, даже дни, когда она очнулась снова. Она не могла этого понять. Дневной свет еще проникал в колодец, но тени на стене стали короче, и она поняла, что этот или другой день, в зависимости от того, сколько она пролежала в беспамятстве, близится к закату. Приближалась ночь. А с нею страх. Беспричинный, невозможный страх.
   — Помогите! Помогите! — закричала она, повторяя и повторяя свой призыв, пока у нее не пересохло в горле. — Кто-нибудь, вытащите меня отсюда! Я здесь!
   Она взглянула вверх на исчезающие лучи света, не дыша от страха, что Дезире может вернуться. Когда она взяла себя в руки и смогла рассуждать более-менее логически, то пришла к выводу, что Дезире Адонис скорее всего давно покинула место своего преступления. Поняв это, она почувствовала, что ее охватывает ужас. Саманта поперхнулась всхлипом. Никто не сможет поведать миру, что произошло с ней.
 
   Время шло.
   Долгие часы Саманта кричала и звала на помощь, стоя на цыпочках в странном убеждении, что, хоть немного приблизившись к отверстию наверху, сможет быть лучше услышана. Но в глубине души она осознавала, что будет просто чудом, если ее кто-нибудь услышит.
   Ноющее колено внезапно подломилось, и Сэм с громким отвратительным плеском шлепнулась в холодную мутную воду. С едва теплящейся надеждой в сердце и молитвой о спасении она опустила голову на колени и отдалась отчаянным рыданиям.
 
   И пришла ночь. Офис шерифа графства Чероки был охвачен лихорадочной активностью. Полицейские из двух соседних графств, так же как и пара техасских рейнджеров, направленных Уиллером Джо Тернером, изучали карты и намечали районы поисков. Муниципальные полицейские, так же как и все взрослые мужчины Коттона и Раска, толпились в маленьких помещениях и на прилегающих улицах.
   Поскольку исчезновение Саманты Карлайл было официально признано похищением, к ним направлялась группа агентов ФБР, хотя Джон Томас знал, что требования о выкупе не поступит. Вспоминая о письмах с угрозами, что получала Саманта в Лос-Анджелесе, он делал безусловный вывод: чего бы ни хотел преследователь от Саманты, но уж точно не денег.
   Местные жители рвались в бой: какой-то паршивец из Калифорнии похитил женщину прямо у них из-под носа, и это им не нравилось. Были организованы поисковые группы. Землевладельцы предлагали провести поисковиков по своим землям в надежде обнаружить пропавшую женщину.
   На всех дорогах в трех графствах, примыкающих к графству Чероки, были выставлены блокпосты. Все силы были брошены на задержание Клаудии Смит, которая, они надеялись, приведет их к Саманте.
   Но деловой гул в главном зале не успокаивал Джона Томаса. Он нарушил обещание, данное единственной любимой им женщине, не сумел охранить ее покой.
   Сузив глаза, он склонился над столом, бессмысленно глядя на карту. «Бог да поможет Клаудии Смит, если я доберусь до нее».
   Кэрол Энн крикнула из соседней комнаты:
   — Шериф, Пит Мюллер на первой линии!
   Джон Томас поднял трубку и мысленно отгородился от шума за стенами его кабинета.
   — Шериф Найт.
   — Эй, Джон Томас. Помнишь того парня из Калифорнии, что застрял здесь? Ну того, у которого «ягуар»? Я подумал, что тебе будет интересно узнать. Он умчался сегодня из города около полудня.
   — Черт его побери. Я же предупредил, чтобы он сообщил мне, если соберется уезжать, — проворчал Джон Томас.
   — Он был готов смыться, едва попав сюда.
   — Ты не понял. Машина была готова два дня назад и ждала его, начиная с позавчера.
   — А он уехал только сегодня? — удивился Джон Томас.
   Это было странно. Человек, которого они с Монти допрашивали, горел нетерпением выбраться отсюда как можно скорее. Тогда почему, когда его машину уже починили, он вдруг решил остаться? Неужели у Клаудии Смит был сообщник? Неужто они неправильно оценили ситуацию?
   — Спасибо за информацию, Пит. Возможно, в ней что-то есть.
   — Не за что, дружище. — Пит повесил трубку.
   Джон Томас гаркнул сквозь гул:
   — Эй, Монти!
   Монти подпрыгнул за своим столом и, лавируя между полицейскими и добровольцами, направился к столу шерифа.
   — Что случилось, босс? — поинтересовался он.
   — Дай Кэрол Энн данные на этого Аарона Рубина. Помоги ей составить его словесный портрет и описание «ягуара». Он покинул город. Я хочу быть уверен, что он уехал один.
   — Слушаюсь, сэр, — отчеканил Монти и двинулся к столу диспетчера.
   Меньше чем через час полицейский участок опустел, остались только Кэрол Энн и Делмар. Оба диспетчера вызвались дежурить круглосуточно, пока не найдется Саманта.
   С треском и щелканьем ожили рации, по мере того как одна за другой поисковые группы докладывали о прибытии к местам начала поисков. И после этого, если не считать коротких промежуточных сообщений, в радиоэфире установилась тишина. Поиски начались.
   В глухих местах добровольцы использовали джипы или пробирались сквозь чащу на лошадях. Где было можно, шли пешком, осматривая каждую щель и каждую ямку, каждую лужу, каждую расщелину в поисках следов недавнего пребывания там людей. Каждый раз, когда ищущие натыкались на место, где земля или трава казалась потревоженной человеком, они как один замирали, надеясь, что не им придется обнаружить бездыханное тело подруги шерифа.
   Дневной свет почти совсем исчез, но они этого не замечали, пока не поняли, что приходится сильнее вглядываться в тени, которых не было раньше, и при движении цепью труднее становится различить идущего рядом.
   Еще через час стало ясно, что необходимо прервать поиски. Группы спасателей были бессильны продолжать работу в темноте. Им пришлось прекратить поиск и, разбив лагерь, ждать до рассвета. Джон Томас стоял у костра и смотрел, как оранжево-желтые языки пламени лижут дрова. У него щемило сердце. Он мог думать только о том, что отдал бы год своей жизни за возможность начать этот день сначала.
   Она была в безопасности, пока ему не позвонили насчет тех угонщиков скота. После этого все смешалось, мысли путались, набегая друг на друга, пока он не почувствовал, что сейчас сойдет с ума. Он понимал, что этим Саманту не вернешь. Нужно сосредоточиться.
   Но память упрямо возвращала его к тому, что он ей обещал. Провалиться его душе в преисподнюю! Он клялся умереть ради нее. Но не смог ничего сделать. Жизнь без Саманты потеряла смысл.
   Некоторые из местных жителей ушли домой, пообещав вернуться утром, другие решили остаться на месте, где прервали поиски, желая побыстрее приступить к делу, когда снова взойдет солнце.
   Отвергнув поочередно предложение перекусить, выпить кофе, поболтать, Джон Томас расстелил походный матрас в отдалении от всех остальных. Сидя на нем, он попытался восстановить в памяти все, что случилось с того момента, как он понял, что Саманта исчезла, до нынешней минуты. Но сколько бы он ни прокручивал эти мысли в голове, единственным указателем на то, где находится Сэм, оставался пучок травы, который он вытащил из-под старого черного пикапа Мэрили.
   Как ни силился, шериф не мог найти ни одной характерной особенности в этом пучке, даже в той же ветке смородины, исколовшей его руки. Беспокойно ворочаясь на матрасе, он думал: где, в каком состоянии пытается сейчас уснуть Саманта?
   «Господи, не дай мне найти ее слишком поздно!» В желудке у него заурчало. Но даже мысль о еде вызывала тошноту. Ему не нужна еда. Все, что ему нужно, — это Сэм.
   Когда Джонни закрыл глаза, перед ним вновь всплыл пук травы и листьев, который он вытащил из-под того старого черного пикапа.
   Ответ должен быть где-то в этой засохшей траве. Он был там, его просто не могло там не быть.
   Инстинкт подтолкнул шерифа обратно к машине. Ему вдруг захотелось еще раз взглянуть на это вещественное доказательство. Лампочка багажника светила тускло, но давала достаточно света, чтобы он мог убедиться: трава и стебли лежат там, куда он их бросил.
   — Что это ты рассматриваешь? — спросил один из пожилых жителей Коттона, проходя мимо, затем заглянул в багажник, и попытался вызвать улыбку на лице шерифа, пошутив:
   — Нашел плантацию марихуаны? — И тихонько засмеялся собственной шутке. Джон Томас вздохнул и отступил от машины.
   — Нет, просто пучок травы и всяких других растений, который я вытащил из-под старого грузовичка Мэрили.
   Он бросил зелень в багажник и начал было закрывать крышку.
   — Вижу, что вместе с травой ты заполучил и веточку ежевики, — сказал старик.
   Джон Томас замер. Ежевики? Он думал, что это черная смородина. В этом была небольшая, но разница. Может, это и есть подсказка, ускользавшая от него раньше?
   — Как правило, ежевика не растет в диком виде, как черная смородина, это так? — спросил он.
   — Да. — Старик почесал голову и облокотился на машину, готовясь вспоминать прошлое. — Когда я был пацаном, у моей матери был огромный огород, где она выращивала овощи и ягоды на продажу. Там были два самых длинных ряда ежевики, которые ты когда-нибудь видел. Мы с младшим братом рвали эти ягоды круглый год. На пальцах, конечно, оставались следы, но мамины муссы были очень полезны для желудка.
   Он потрепал шерифа по спине и побрел прочь, увидев, что того мало интересуют его рассказы.
   Пульс Джона Томаса стучал громко и часто, мысли вихрем мчались в голове. Что конкретно это могло значить для его расследования? Фермы, выращивавшие ежевику на продажу, были разбросаны по всему Восточному Техасу. Но он не думал, что Клаудия отвезла Саманту на одну из них. Там всегда многолюдно. Единственное, что приходило на ум, — это заброшенная ферма и разросшиеся заросли ежевики, когда-то бывшие огородом.
   Вслед за этой мыслью пришла другая. В большинстве заброшенных поселений можно было найти кусты и заросли, когда-то бывшие ухоженными садовыми растениями. Но на скольких фермах росла ежевика?
   — Эй, Бад!
   Старик остановился и обернулся.
   — Ты, случайно, не знаешь, где в округе растет одичавшая ежевика?
   Старик подумал и покачал головой.
   — Я-то нет, а вот твой помощник Майк Лоулер может знать. Он же заядлый охотник. Он истоптал почти каждый квадратный сантиметр Восточного Техаса.
   Джон Томас с грохотом захлопнул багажник. Лоулер был в другой поисковой партии, но ему вдруг нестерпимо захотелось увидеться со своим помощником.
   — Скажи людям, что я скоро вернусь, — сказал Джон Томас подошедшему Монти.
   Монти лишь раз взглянул на пустое выражение на бледном лице своего босса, затем взобрался на сиденье рядом с ним и начал застегивать ремень безопасности.
   — Что это ты делаешь? — спросил Джон Томас.
   — Еду с вами.
   Шериф не стал возражать.
   Спустя примерно полчаса он уже вел серьезный разговор с Майком Лоулером, склонившись над картой района, на которой Майк показывал места своих охотничьих экспедиций, совершенных за последние двадцать лет.
   Несколько часов спустя Джон Томас притормозил у своего дома. Из-под крыльца выскочил Бандит, виляя хвостом и потявкивая от радости.
   — Что нам здесь надо? — поинтересовался Монти.
   — Немного поспим, а когда рассветет, захватим с собой собаку. У меня появилась одна идея. Она может сработать, а может и нет. Но в моем положении нельзя упускать ничего, даже подсознательных догадок.
   Монти кивнул.
   — Я лягу на кушетке.
   — Если хочешь, можешь лечь на любую кровать, — грубовато предложил Джон Томас. — Я не могу спать ни на одной из них без… — Он с трудом сглотнул, не в силах закончить фразу.
   — Мы найдем ее, шериф, — сказал Монти. — Вам нельзя терять надежду.
   «Ты не понимаешь, мальчик, — подумал Джон Томас. — Надежда — это все, что у меня осталось».
 
   Незаметно, пока Сэм не смотрела наверх, пришла ночь, принеся в глубокую шахту колодца пугающую кромешную тьму. Несмотря на мрак, прорезаемый лишь мерцающим светом звезд над головой, она чувствовала, что больна. Только лихорадка порождает галлюцинации блестящего света, которые начали мерещиться ей.
   Она потерла колено и поморщилась, когда оно подалось под ее рукой, горячее на ощупь даже сквозь джинсы. Саманта едва сознавала реальность, впадая в забытье с пугающей периодичностью. Но каждый раз, приходя в себя, девушка понимала, что ее состояние ухудшается. Дважды ей казалось, что она слышит голос Джона Томаса. Каждый раз она кричала до хрипоты, но он не отвечал.
   Понимание того, что ей видятся вещи и люди, которых нет на самом деле, испугало ее больше, чем сама нора, в которой она сидела. С каждой минутой Сэм ощущала себя все более больной, трясущейся и слабой.
   Поднялся ветер, зашумевший в длинной траве наверху, отчего Сэм начало казаться, что что-то или кто-то находится рядом. Но каждый раз, когда она звала, ответом ей была тишина.
   Горло Саманты саднило от постоянных криков, губы высохли и опухли, растрескавшись то ли от удара о землю, то ли от жажды.
   Отчаявшись, она шлепнула ладонями по жиже, в которой сидела, и простонала:
   — Что за идиотизм! Я умираю от жажды, находясь по колено в воде, от одного запаха которой меня тошнит!
   Густая омерзительная субстанция, бывшая когда-то водой, видно, копилась здесь годами. Но Саманта давно уже перестала бояться, что кто-то или что-то составляет ей компанию. Даже змея не протянула бы долго в этом склепе. От этой мысли девушка вновь громко, страшно зарыдала; звуки, вырывавшиеся из горла, вскоре перешли в душераздирающий крик. Даже змея не выживет. Маленькое узкое облачко скользнуло по серпу месяца, ненадолго скрыв слабый лунный свет. Саманта вздрогнула, закрыла глаза и уронила лицо в ладони.
   Через мгновение ее несчастья остались позади, так как она снова провалилась в мир галлюцинаций. Это спасло ее рассудок.
   Ей виделось лицо матери, слышался голос мальчишки из детства, зовущий ее поторопиться, затем она почувствовала его руки, обнимающие ее, гладящие лицо… тело… как тогда, когда они занимались любовью.
   Она шевельнулась в воде, пытаясь поудобнее устроить ноющую ногу и избавиться от пульсирующей боли за закрытыми веками, но это не помогло. Боль, вцепившаяся в тело, все росла, увлекая ее в благословенное лихорадочное забытье. Ночь прошла, и наступило утро, но Саманта этого не заметила. Она была без сознания.
 
   Дезире Адонис вставила ключ в замок и повернула, улыбнувшись про себя громкому щелчку. Дверь открылась. Она сморщила нос. В квартире стоял затхлый запах, но она быстро избавится от него. Она снова дома — навсегда! Дезире повернула налево, захлопнув за собой дверь.
   Бросив сумку на диван в груду беспорядочно валяющихся подушек, словно она только что вернулась из гимнастического зала, Дезире прошла на внутреннюю веранду, выходившую к бассейну. Дежурная лампа отражалась в воде, блестящие зайчики дрожали и ломались на слегка колышущейся поверхности. Женщина облокотилась о перила и, глядя в затемненный угол бассейна, представила Саманту Карлайл в глубине колодца. Посмотрев вверх на звезды, она глубоко вздохнула и пошла обратно в дом, едва заметно улыбаясь. Эта квартира была зарегистрирована на девичье имя Дезире. Иначе ее, как и остальное имущество, отобрали бы суды после смерти Донни. Но это не имело значения. До сегодняшнего дня деньги заботили ее меньше всего. Дезире прошла в спальню. Не включая свет, она сбросила одежду и мысленно отметила, что нужно будет выбросить ее вместе с остальным мусором, накопившимся в квартире. Ей не нужны напоминания о совершенных деяниях. Достаточно внутреннего удовлетворения. Наслаждаясь прохладой воздуха, овевавшего ее обнаженное тело, Дезире, не торопясь, прошла в ванную, зашла в душ и повернула краны. Вода брызнула сначала рывками, перемежаясь с воздушными пробками, образовавшимися в долго не работавших трубах, а затем полилась свежими и чистыми струями на ее лицо, волосы, кожу. Она сделала то, что хотела. Женщина, погубившая ее жизнь, была мертва. Или скоро будет. В этом Дезире была уверена. Теперь наступило время позаботиться о собственной жизни.
   Эта мысль испугала ее. Что у нее осталось? Вся ее жизнь была заполнена Донни. После его смерти смыслом жизни стала месть. Сейчас, когда месть совершена, она поняла, что не знает, как жить дальше. Дезире вдруг почувствовала себя потерянной и опустошенной.
   Страх погасил лихорадку возбуждения, которой она была охвачена на пути из Техаса в Калифорнию; ощущение успеха, переполнявшее ее, начало уступать место другим, глубинным чувствам. Она оперлась руками о стену, подставив лицо струям льющейся воды.
   Внезапно она начала смеяться. Громкие, отрывистые взрывы истеричного хохота перемежались полузадушенными всхлипами. Дезире упала на колени и закрыла лицо ладонями, затем резко оторвала их от лица, когда воспоминания о том, что она сделала, переполнили ее.
   Не выключив воду, она выскочила из душа и бросилась на кровать, не обращая внимания на то, что оставляет мокрые пятна на атласном покрывале.
   — Смерть пришла к ней. Смерть пришла к ней, — пробормотала она и, перевернувшись на спину, слепо уставилась в потолок над кроватью, изрезанный тенями.
 
   Поздним утром следующего дня Дезире сидела у трельяжа, нанося косметику на лицо перед выходом в город. Она сощурила глаза, наложив слой темно-розовой помады на верхнюю губу, затем, облизнув мизинец, провела им по краю полоски, подправляя очертания рта. Несколько минут спустя, завершив макияж, она уже надевала скромное, но модное летнее платье черного цвета. Как бы там ни было, а она все еще была в трауре.
 
   Солнце едва успело подняться из-за горизонта, когда во двор перед домом Джона Томаса въехала машина. Залаял Бандит, но второе предупреждение было излишним, так как Джонни уже услышал шум двигателя.
   Он провел ночь без сна, вновь перечитывая письма, полученные Самантой от @сталкера. Он искал намек, след, который они, возможно, упустили раньше. Обнаружить ничего не удалось, и мысль о том, что, когда он найдет Саманту, может оказаться слишком поздно, осталась с ним.
   — Кто-то приехал, — сказал Монти, выходя из ванной с полотенцем в руках.
   — Я слышал, — ответил Джон Томас. — Свежий кофе на кухне. Если хочешь, выпей. Я уезжаю через пять минут.
   Монти поспешил выполнять приказ, в то время как шериф вышел встретить гостей.
   — Шериф Найт?
   Маленький щеголеватый мужчина в строгом синем костюме с профессиональной улыбкой на лице протянул руку.
   — Я инспектор Уильямc из ФБР. Извините, что мы не смогли прибыть раньше. Насколько я понимаю, вещественные доказательства, те письма, что посылал похититель, находятся в вашем распоряжении и поиски уже развернуты. Может, посвятите меня в детали? После того как я ознакомлюсь с фактами, возможно, потребуется некоторая реорганизация действий.
   Ни холодное, высокомерное выражение на лице собеседника, ни тот факт, что он предлагал изменить планы в разгар операции, не вывели Джона Томаса из равновесия. У него не было времени на честолюбивое выяснение отношений по поводу того, кто кем командует. Все его мысли были сосредоточены на прошедшей ночи, на том, что Саманта была где-то там, в темноте… в одиночестве… Может быть, страдая от боли.