Сэйл Шарон. В глубине сердца

   — Пожалуйста, сэр, зовите меня Монти.
   Джон Томас кивнул:
   — Только если ты перестанешь звать меня «сэр». Предлагаю на выбор: шериф, или Джон Томас, или даже босс. «Сэры» и «мистеры» меня как-то раздражают, если ты понимаешь, о чем я толкую.
   Монти кивнул:
   — Договорились, шериф. У меня, правда, есть еще одна проблема, которую хотелось бы решить, прежде чем приступать к работе. Мне негде жить, а единственное свободное жилье в Раске несколько дороже, чем я могу себе позволить. Нет ли у вас чего-нибудь на примете?
   Джон Томас на минуту задумался. Да, в Раске свободного жилья было отнюдь не в избытке. Те многоквартирные дома, где жилье сдавалось в аренду, были почти всегда полностью заняты. И тут он вспомнил. Старый графский дом. Может быть, там окажется свободное место.
   — Возможно, и есть, если ты не очень привередлив, — сказал Джон Томас.
   — Показывайте дорогу, — ответил Монти. Джон Томас так и сделал.
 
   Старый двухэтажный дом, выглядевший так, словно был построен еще до того, как страна получила независимость, стоял в окружении рощи дубов и сосен, которые, казалось, росли здесь уже не одно столетие.
   Широко раскинутые дубовые ветви с густыми пучками листьев почти не пропускали солнечный свет на землю. Сосны, попадавшиеся среди дубов, были похожи на высоких древних солдат, направивших атакующие ветки-пальцы в сторону солнца.
   Монтгомери Тернер, к его чести, сумел скрыть свои истинные чувства при виде дома. Все, что он позволил себе, — это долгий глубокий вздох. Затем он выбрался из патрульной машины и последовал за шерифом по дорожке к дому. Глаза ему сразу ослепило солнцем, и Монти привычным движением вынул из кармана солнцезащитные очки и нацепил их на переносицу.
   — Чертовски жарко для этого времени года, не правда ли? — протяжно произнес Монти, перекладывая свой единственный чемодан в другую руку.
   Джон Томас усмехнулся про себя. У мальчишки точно есть характер. Старое графское поместье, конечно, никогда бы не попало на обложку журнала «Лучшие дома и сады», но ему нравилось думать, что у этого места есть свой особый шарм.
   — В комнатах есть кондиционеры, — ответил Джон Томас.
   «Боже, благодарю тебя за маленькие радости», — мелькнуло в голове у Монти. Деревянная обшивка стен когда-то была белой, но время ее не пощадило, и теперь она приобрела светло-серый, блеклый вид. Жимолость и плющ покрывали почти всю южную стену. В зеленых зарослях были аккуратно прорезаны квадраты, чтобы зелень не мешала смотреть из двух пар двойных окон на каждом этаже. В остальном деревьям и кустам была предоставлена полная свобода. Над фасадом дома нависал широкий козырек. Будь здание построено несколькими сотнями миль восточное, этот навес назвали бы верандой. Но поскольку дом находился в Техасе, он считался всего-навсего крыльцом.
   В целом же перед Монти Тернером стояло величественное, солидное сооружение, несмотря на всю обветшалость. Стоило присмотреться к дому попристальнее, как начинало казаться, что козырек над фасадом — это модная широкополая шляпа, одетая на седую голову старой дамы.
   — Вот мы и пришли, — сказал Джон Томас. Он открыл дверь и вошел внутрь, указывая на величественную широкую лестницу в нескольких шагах от них. — Должно быть, она ведет к двум квартирам наверху. Владелец сказал, что твоя квартира… — шериф всмотрелся сквозь сумрак холла в две двери напротив друг друга, — номер два на первом этаже.
   Он вручил Монти ключ и отступил, давая молодому человеку возможность пройти.
   Монтгомери сразу наткнулся на стену и покраснел, завозившись с солнечными очками: в этом темном, сумрачном коридоре они скорее мешали, чем помогали.
   — Спасибо, — поблагодарил он, запихивая очки в карман, и взял у Джона Томаса ключ. — Что ж, посмотрим, что это за «дом, милый дом»^[2] .
   Дверь, открываясь, скрипнула, Монтгомери взглянул на верхнюю петлю и поморщился.
   — Надо слегка смазать, — произнес он, приступая к осмотру комнаты. Оба — и шериф, и его помощник — оказались приятно удивлены: внутри все выглядело гораздо лучше, чем снаружи.
   Обставленная мебелью с какой-то дешевой распродажи, вплоть до старого потертого плетеного коврика, комната, как ни странно, производила впечатление уютного жилища.
   Занавеси на окнах были белоснежными, покрывала на старой софе — зелеными в узкую бордовую полоску и очень чистыми. На диване были разбросаны подушечки бордового цвета, а единственное легкое кресло закрывал зеленый чехол, тоже подобранный в тон.
   Направо от гостиной Монтгомери заметил край стола и стул и уловил шум старого холодильного мотора. Там, очевидно, была кухня.
   Он вошел, пригласив шерифа следовать за собой, и двинулся налево, к единственной закрытой двери. Она приоткрылась на несколько сантиметров, и Монти пришлось нажать на нее плечом, чтобы открыть полностью.
   — Немного туговата. — Он вошел в безликую спальню и швырнул свой чемодан на кровать. Окинув бесстрастным взглядом маленькую ванную, он вернулся в гостиную. — Мне подходит, шериф. Спасибо за помощь.
   Джон Томас кивнул, довольный, что молодой человек не высказал ни единой претензии к качеству квартиры. Хотя видно было, что парню никогда еще не приходилось жить без удобств.
   — Может быть, подбросить тебя обратно в участок? Возьмешь там свою машину, — предложил Джон Томас. — Остаток дня можешь устраиваться. Купи продукты, освойся с улицами Раска и окрестностями. По работе, случается, приходится выезжать за город, так что тебе в любом случае надо хорошо ориентироваться на местности.
   Монтгомери улыбнулся и нахлобучил свою широкополую шляпу поглубже на голову.
   — Просто покажите, как пройти к ближайшей закусочной, и я буду счастлив. Я холостяк и не очень умею готовить.
   — Местечек, где можно перекусить, в округе полно, — ответил Джон Томас. — А что касается холостяцкого образа жизни, то, если начнешь осваиваться здесь слишком рьяно, не вини меня, если чей-то папаша влепит тебе в задницу заряд из своего ружьишка. Ну а если спутаешься с чужой женой, то я буду рядом с ее мужем со смолой и перьями наготове. Надеюсь, мы поняли друг друга?
   Шерифа удивило странное, почти потерянное выражение, появившееся на лице Монти.
   — У меня нет желания рыскать по окрестностям в поисках приключений, и я не нарушаю законов, — смущенно произнес он, — ни юридических, ни моральных.
   Мужчины обменялись взглядами, и, когда отвели глаза друг от друга, показалось, что оба удовлетворенны тем, что увидели.
   — Вот и хорошо, — подытожил Джон Томас. — Сейчас я отвезу тебя, чтобы ты забрал свою машину, и увидимся завтра утром. Мне надо съездить домой и проверить, как там одна женщина. — Последние слова Джон Томас сказал, чтобы скрыть свои истинные чувства.
   Шериф направился к двери, за ним следовал его помощник. Джон Томас уже стоял одной ногой на ступеньке крыльца, собираясь шагнуть вниз, когда вопрос, заданный Монтгомери Тернером, остановил его на полушаге.
   — Она ваша жена, сэр?
   Джон Томас резко повернулся. Его внезапно охватил гнев. Ведь Саманта могла быть его женой — если бы не солгала.
   — Я думал, что уже просил тебя прекратить называть меня «сэр».
   Монти кивнул.
   — Как ее зовут?
   — Ее зовут Сэм. Она попала в беду. Я что-то вроде няньки.
   Монти снова кивнул, сощурив глаза.
   — Мы выросли вместе, — добавил Джон Томас. «Мы клялись в любви и любили друг друга». Тут у него мелькнула мысль: а почему он пошел на все, бросил привычную жизнь, когда пришло ее письмо? Единственным объяснением, которое пришло в голову шерифу, было то, что старые обещания, которые он когда-то давал, оказались крепче, чем любовь.
   Монтгомери заметил, как напряглась спина его шефа, как тот распрямил плечи, широким шагом преодолевая расстояние до патрульной машины. Помощник шерифа сбежал с крыльца, прыгая через ступеньку, и упал на пассажирское сиденье буквально за секунду до того, как Джон Томас включил первую передачу.
   Видно, он сказал что-то такое, что не на шутку задело шерифа.

Глава 6

   Джон Томас въехал на подъездную дорожку и остановил машину у дома. У него учащенно забилось сердце, когда Саманта открыла дверь и, улыбаясь, вышла на крыльцо.
   На какое-то мгновение Джонни забылся и почти раскрыл объятия, собираясь приветствовать Сэм по-своему. Но вовремя одернул себя.
   «Черт тебя побери, Сэм! Черт тебя побери за то, что заставляешь опять хотеть тебя!»
   Бандит прошмыгнул мимо Саманты из дома и бросился с крыльца, виляя хвостом, с языком, вывалившимся из пасти. Пес, казалось, умолял хозяина почесать его за левым ухом, похлопать рукой по загривку.
   — Поздоровался бы с ним, — сказала Саманта, указывая на собаку, энергично мотавшую хвостом у ног Джона Томаса. — Он лежал у двери больше часа, ожидая, когда раздастся шум твоей машины. Я думаю, он влюблен.
   «Клянусь преисподней, дорогая, — подумал Джон Томас, отсутствующим взглядом глядя на Бандита, — конечно, он влюблен. Ни у него, ни у меня не осталось ни капельки благоразумия. С тех пор как ты вошла в нашу жизнь».
   — Ты уверена, что он влюблен именно в меня? — спросил Джон Томас, с удовольствием отметив, как лицо Сэм залила краска смущения.
   Он ласково почесал пса за ухом и хлопнул по покрытому густой шерстью загривку так, что в воздух поднялось облачко пыли.
   Бандит плюхнулся на землю рядом с крыльцом и начал яростно чесать свое брюхо. Джон Томас перешагнул через него и поднялся по ступеням.
   Не удержавшись от соблазна слегка подразнить ее, Джон Томас, приподняв бровь, взглянул сначала на Бандита, затем на девушку и лукаво спросил:
   — А что тебе почесать?
   Обвив рукой талию Саманты, Джон Томас нацелился губами ей в щеку, зная, что сейчас она его оттолкнет. Так и случилось.
   Саманта слегка ткнула его в живот, ускользая от приглашения, которое прочитала в этих теплых карих глазах.
   — Ты невозможен, — ласково проговорила она и указала на открытую дверь. — Обед ждет.
   — Я тоже, — парировал Джонни, продолжая стоять и смотреть на слегка озадаченное выражение на ее лице, в широко распахнутые голубые глаза.
   Повисло долгое, томительное молчание, и Саманта наконец поняла, что Джонни не сдвинется с места, пока она ему не ответит.
   — Чего же ждешь ты? — спросила она, не в силах отвести глаз от его лица.
   — Ответа, Саманта Джин. А ты?
   — Что я? — невнятно переспросила она, отводя глаза. Но Джон Томас ухватил ее большим и указательным пальцами за подбородок и нежно развернул к себе. Она вздохнула и посмотрела ему в глаза, неосознанно желая, чтобы Джонни продолжал. Он так и сделал.
   — Так почесать тебя немного или обойдемся одним обниманием?
   Тон его был поддразнивающим, но глаза говорили совершенно о другом. Саманта поежилась.
   — Думаю, достаточно будет просто обняться, — прошептала она, отлично понимая, что получит не только это, но и многое другое, если даст Джонни хоть малейший шанс.
   — Но только обняться и все, — добавила она, предупреждая. Его улыбка получилась чуть кривоватой и повиновения не обещала. Джон Томас протянул руки и застыл в ожидании.
   Тогда Саманта вздохнула и шагнула в его объятия, наслаждаясь мгновенным чувством безопасности и теплоты, понимая, что с этим мужчиной она больше никогда не будет одинока. Но даже зная все это, она не могла забыть их прошлое, не могла забыть, что он любил ее и потом бросил. Подобное легко может повториться снова.
   — Добро пожаловать домой, Джонни. Я скучала по тебе, — произнесла она мягко и прижалась носом и губами к его рубашке, с любовью вслушиваясь в стук его сердца, тая от удовольствия в его руках. Объятия Джонни были так крепки, что любая попытка отодвинуться могла бы причинить боль.
   — Спасибо, Сэм. Приятно знать, что по тебе скучают. Что у нас на обед?
   Он отпустил девушку и прошел в дом, не в силах смотреть на ее потрясенное лицо. Он не хотел быть таким резким, но, почувствовав, как ее тело прижалось к нему, понял: это единственное, что ему остается, иначе он возьмет ее на руки, отнесет в свою кровать, разденет и…
   Саманту шатнуло; ей пришлось ухватиться за перила крыльца, чтобы устоять на ногах. Она смотрела на Джонни, открывавшего сетчатую дверь, чтобы войти в дом, и спрашивала себя — что с ним такое случилось?
   И тут она вспомнила его объятие, какое-то отчаяние в том, как он держал ее, и решила, что будет лучше, если она оставит свой собственный вопрос без ответа. У нее было такое чувство, что ответ ей известен.
   — Цыпленок, — ответила она, двинувшись следом за Джоном Томасом.
   При ее словах Джонни резко обернулся и застыл с суровым выражением, снова с удовольствием наблюдая, как густо краснеет ее лицо, шея, как краска распространяется дальше по телу, исчезая из виду под воротничком ее рубашки.
   — Надеюсь, ты говоришь о том, что приготовила, а не даешь мне всякие прозвища, дорогая, потому что, должен тебе напомнить, я всегда отвечаю на вызовы.
   — О Боже, — прошептала Саманта, делая шаг назад. — Это… Я хотела… Я имела в виду…
   Она еще какое-то время бессвязно что-то лопотала, пока наконец не пришла в себя и с разъяренным видом не оттолкнула его.
   — Разрази тебя гром, Джонни! Не надо так больше делать! Не своди меня с ума, мне и так тошно! — Сэм ринулась мимо него на кухню. — Я поджарила цыпленка. Можешь его съесть, а можешь надеть себе на голову.
   Его пальцы сжались в кулаки, но он подавил в себе желание дотянуться и схватить Сэм, когда она проносилась мимо. Джонни лишь ухмыльнулся, глядя, как возмущенно колыхнулся, исчезая за дверью кухни, конский хвост.
   — Жду не дождусь, когда смогу откусить кусочек, — произнес он так громко, чтобы она слышала.
   В ответ раздался какой-то звон, потом приглушенное ругательство.
   — Я пойду помоюсь, — крикнул Джон Томас в дверь. И тут же громко расхохотался, услышав, что Саманта кричит ему вслед, желая оставить за собой последнее слово:
   — Не забудь вымыть свой рот!
 
   Чемодан был пуст. Монтгомери Тернер повесил последнюю пару брюк в узенький шкафчик и прикрыл дверцу, затем отступил и прислушался к гулу и лязгу, издаваемому кондиционером под окном соседней комнаты. По крайней мере можно было утешаться тем, что спать он будет в прохладе.
   Монти прошел в кухню и, открыв дверцу холодильника, осмотрел его скудное содержимое. Да, он побывал в магазинах, но Монти Тернер совершенно не умел готовить, а жевать кукурузные хлопья с молоком ему не хотелось. Особенно сегодня.
   Он уже знал несколько мест в Раске, где можно было пообедать. Все они были приличными, с богатым выбором блюд. Монти знал, что может выбрать себе любую еду по вкусу, но сегодня вечером ему хотелось чего-то большего, чем посещение незнакомого заведения и одинокий ужин. Ему хотелось атмосферы.
   Вспомнив, что шериф живет где-то в окрестностях Коттона, и зная, что до заката еще далеко, Монти решил изучить местность в этом направлении и посмотреть, куда приведут его ноги и желудок.
   Выезд из города не занял много времени, и еще несколько минут спустя он заметил крышу придорожного кафе для водителей грузовиков на самом въезде в Коттон. По опыту помощник шерифа знал, что в таких вот закусочных для водителей можно обнаружить самую вкусную еду и почти домашнюю обстановку.
   Монтгомери внезапно захотел ощутить себя своим среди жителей этого городка. Он устал быть незнакомцем, заглядывающим в чужие окна. А после того как повернулась его жизнь в последние несколько месяцев, его терпение и вовсе оказалось на исходе.
   Не раздумывая больше, он свернул на стоянку грузовиков и запарковался между фиолетовым дальнобойным тягачом, блестевшим хромовой отделкой, и грузовичком-пикапом с пустым прицепом для перевозки скота.
   Вонь подсыхающего навоза неприятно смешивалась со слабым запахом дизельного топлива. Сморщив нос от отвращения, Монти пулей бросился ко входу. Смесь вони горящего жира, дыма сигарет и прохладного воздуха встретила его за дверями. Казалось, такая смесь тоже должна была вызвать отвращение, но этого, как ни странно, не произошло.
   Дружелюбные лица приподнялись и затем снова уткнулись в свои тарелки. Водители как по команде кивнули, не переставая жевать, а официантка, проскользнувшая мимо, подмигнула Монти и бросила ласковый взгляд на его форму и широкополый стетсон. Одновременно она каким-то чудом удерживала поднос с четырьмя дымящимися тарелками, предназначенными для столика у дверей.
   Монтгомери улыбнулся и приложил указательный палец к своей шляпе. У него возникло ощущение, что это как раз такое место, где человек может спрятаться от всех и все же не ощущать себя одиноким. Именно такую атмосферу он и искал.
   — Присаживайся, сладкий мой, — ласково проворковала уже немолодая, но фигуристая блондинка, пробегая мимо с полным кофейником в руках. — Я подойду к тебе через минуту.
   Монтгомери сел, как ему было сказано, и стал ждать. Ожидание оказалось недолгим. Женщина оказалась человеком слова.
   — Вот и я, — сказала она, внезапно остановившись около его столика, и шлепнула перед ним меню. Незаметно рядом с левой рукой Монти очутился стакан воды и приборы, завернутые в бумажную салфетку. — Меня зовут Мэрили. А ты, должно быть, новый помощник, которого ждал Джон Томас. Слышала, что ты появился в городе. Жареный цыпленок у нас хорош, но свиные отбивные еще лучше. К гарниру, кроме жареной картошки, подаем еще два вида овощей на выбор. Список в меню. Как тебя зовут, сладенький, и что ты будешь пить?
   — Зовите меня Монти, а пить я буду чай со льдом.
   Мэрили усмехнулась:
   — Твой чай будет в мгновение ока, Монти.
   Он откинулся на стул и улыбнулся. Теперь помощник шерифа знал, куда пойти, если почувствуешь себя одиноким. Может, готовят здесь и не по высшему классу, зато заведение пропитано духом искреннего гостеприимства. Да еще Мэрили. В комплекте они заставят любого человека почувствовать себя действительно хорошо.
   Монти дожевывал вторую свиную отбивную, когда какой-то шум снаружи перекрыл ровный гул голосов внутри, проникнув даже через толстую входную дверь кафе.
   — Нет! Нет! Ты не можешь так со мной поступить! — кричала женщина.
   Заинтригованный Монти, так же как и остальные посетители «Мэрили Трак Стоп Кафе», невольно прислушался к драме, разворачивавшейся снаружи.
   — Будь ты проклят. Тони! Ты же обещал! — Ответом на страстные мольбы было лишь молчание, затем послышался знакомый звук заводящегося грузовика-большегруза, лязганье включенной передачи и рев мотора, в котором потонуло окончание фразы, что выкрикивала женщина. Посетители все как один сидели и прислушивались, ожидая продолжения диалога. Но новых криков и воплей не последовало. В дверях показалась, всхлипывая и шмыгая носом, худощавая блондинка в обтягивающих брюках и открытой блузке. Словно не замечая остолбеневшей аудитории вокруг, она бросила свой рюкзачок прямо у двери и начала отряхиваться от покрывающей ее пыли, явно пытаясь справиться с истерикой.
   Монтгомери был не единственным, кто застыл с куском во рту и смотрел на нее во все глаза, но он чувствовал себя каким-то виноватым из-за этого. Тут женщина подняла глаза и заметила, что все собравшиеся уставились на нее. Она прикусила губу, глубоко вздохнула и начала рассказывать, время от времени тыча пальцем в окно и всхлипывая.
   — Этот мерзкий дорожный ковбой! Уехал! Просто взял и уехал! А ведь говорил, что любит меня. — Она закрыла лицо руками и поплакала еще немножко. Кудряшки ее светлых волос тряслись в такт вздрагиванию худеньких плеч при каждом новом всхлипе.
   Монтгомери еще какое-то время смотрел на женщину, но тут вспомнил, что у него рот забит свининой, и проглотил полупережеванный кусок отбивной, запив его чаем.
   — Как тебя зовут, сладкая моя? — ласково спросила Мэрили.
   Лицо женщины было мокрым от слез; длинные черные потоки дешевой туши для ресниц широкими бороздами прочерчивали накрашенные щеки.
   — Клаудия, — пролепетала та, вытирая лицо пучком бумажных салфеток, которые успела подать ей Мэрили. — Тони — свинья! Грязная, лживая свинья. Он говорил, что любит меня. Мы должны были пересечь всю страну и пожениться у него дома в Лас-Вегасе.
   Выдав эту порцию сведений, женщина вновь зарыдала, уткнувшись лицом в плечо Мэрили. Та, слегка ошарашенная непосредственностью незнакомки, просто-таки бросившейся в ее объятия, все же не смогла не посочувствовать, узнав, в чем дело. В свое время Мэрили тоже пришлось пострадать от мужской лжи.
   — Ладно, ладно, — успокаивающе проговорила хозяйка кафе, крепко похлопав Клаудию по спине. — Все образуется. Так всегда и бывает, дорогая. Просто нужно взять себя в руки и идти дальше, словно ты никогда и не знала его. Этот поганый сукин сын не стоит того, чтобы из-за него так переживать, слышишь?
   Некоторые мужчины в кафе начали нервно оглядываться по сторонам, словно побаиваясь, что присутствующие женщины сейчас набросятся с кулаками на них вместо исчезнувшего Тони, который бросил Клаудию.
   Ткнувшись еще раз в шею Мэрили, Клаудия еще несколько раз шмыгнула носом, затем подняла к ней заплаканное лицо.
   — Мне нужна помощь, — заявила она.
   Мэрили с трудом сдержала стон. Так она и знала.
   — Нет, я не прошу милостыни, — сказала Клаудия, яростно вытирая салфетками лицо. — Я подумала, может, у вас найдется вакансия. Я хорошая официантка. Мне бы поработать ровно столько, чтобы накопить денег на автобусный билет домой. Моя семья живет в Неваде, и они приютят меня, пока я снова не стану не ноги.
   У Мэрили не было свободных рабочих мест. Но у нее было доброе сердце, да и воспоминания о собственных невзгодах еще больше усилили ее сочувствие брошенной женщине.
   — Думаю, что смогу поставить тебя в вечернюю смену, — сказала Мэрили. — По минимальной ставке, но чаевые здесь неплохие. Так что ты быстро накопишь на билет домой.
   — О, благодарю вас! Благодарю! — Клаудия обвила руками шею Мэрили, совершенно не обращая внимания на то, что вокруг полно людей и что она минуту назад посвятила их во все свои проблемы.
   Мэрили усмехнулась, подталкивая свою новую официантку в сторону кухни, но новый вопрос Клаудии остановил ее.
   — А не знаете ли вы поблизости дешевенького местечка, где я могла бы поселиться, пока не начну зарабатывать деньги?
   Мэрили вздохнула. События развивались слишком быстро.
   Монтгомери сразу заметил растерянность хозяйки кафе. Немного поерзав на своем месте, он поймал нервный взгляд Мэрили и вдруг осознал, что говорит ей о свободной квартире на верхнем этаже старого графского дома. Правда, в следующее мгновение он почувствовал себя идиотом из-за того, что ввязался в это дело.
   Но когда обернувшаяся Клаудия одарила его такой улыбкой, что помощник шерифа уронил свою вилку в стакан с чаем, Монти решил, что, может, в конце концов, он все-таки поступил правильно. К тому же он служитель закона, он принес присягу и должен вершить правосудие и защищать невиновных. А эта Клаудия, судя по всему, нуждалась в защите.
   — Пойдем, девочка, — позвала Мэрили. — Я позвоню владельцу дома. Я его знаю, может, он согласится сдать тебе эту квартиру на условии понедельной оплаты.
   — А это далеко отсюда? — спросила Клаудия, следуя за Мэрили в ее крошечный импровизированный кабинетик, выгороженный из кухни. — Я не против ходить пешком, но если это очень уж далеко…
   И тут Мэрили, к своему удивлению, предложила женщине пользоваться своим старым черным пикапом, пока та не заработает себе на автобусный билет. Правда, хозяйка кафе честно предупредила, что пикап, по сути, кусок металлолома.
   — Я не пользовалась им многие годы, разве что вывозила мусор. Далеко на нем не уедешь, — добавила Мэрили.
   Светло-зеленые глаза Клаудии засияли сквозь потеки туши, и, прижав руки к груди, она стала превозносить Мэрили, называя своей чудесной спасительницей.
   Немного утомленная пылкостью новой знакомой, Мэрили повела ее на кухню. В мгновение ока у Клаудии появилось новое жилье, подержанный пикап-грузовичок и десять долларов в качестве аванса.
   К тому моменту когда Монтгомери покончил со своим смородиновым коктейлем, поданным сегодня на десерт, Клаудия уже была в строю официанток, которые с радостью позволили новенькой разделить с ними первую вечернюю смену и чаевые.
   Возвращаясь позднее домой, Монтгомери подумал, что теперь, очевидно, он будет видеть Клаудию не только в кафе. Судьба порой выкидывает странные коленца, размышлял он, въезжая в пригород Раска. Он хотел всего-навсего поужинать, а на деле же вышло, что он невольно вмешался в судьбу незнакомой женщины. Монти не знал, правильно он поступил или нет, но сожалеть было уже поздно. Что сделано, то сделано. К тому же у него есть куча собственных проблем, не имеющих ничего общего с брошенными женщинами и негодяями водителями.
 
   Джон Томас перевернулся и сел, выпрямившись в кровати. Потом вновь прислушался к звукам, вырвавшим его из крепкого сна. Вот опять! Он услышал их снова и на этот раз понял, что это такое. В гостиной скрипели половицы, как всегда, когда по ним кто-нибудь ходил.
   «Сэм».
   Стоило ему произнести ее имя, как Джонни понял, что сейчас он пойдет к Саманте. Он уже не в первый раз слышал, как она ходит по дому в то время, когда давно полагается спать. Она с трудом засыпала по вечерам. Жить в одном доме, да еще в соседних комнатах, стало просто невозможным для обоих. Джонни выбрался из кровати, надел голубые джинсы, оставив впопыхах две верхние пуговицы незастегнутыми, и поспешил к ней. Сбежав вниз по лестнице в гостиную, Джонни остановился, вглядываясь в темноте в силуэт женщины, стоявшей у окна и смотревшей в ночь.