Страница:
– Дэниэл Стэк! Пришел твой час расплаты!
– Но послушайте, – сказал Кромптон, – я не Стэк, я Кромптон!
– А где Стэк? – громыхнул голос.
– Он тут, но лечат меня, а не его!
– Мне на это наплевать! – отпарировал голос. – Я получил приказ спросить по заслугам с Дэниэла Стэка. Может, ты будешь вместо него?
– Нет, нет! – взмолился Кромптон. – Мне хватает своих проблем. Одну минутку, он сейчас явится.
Кромптон заглянул внутрь себя.
– Дэн!
– Оставь меня в покое, – сказал Стэк. – Я занимаюсь самоанализом.
– Тут кое-кто хочет побеседовать с тобой.
– Пошли их подальше, – сказал Стэк.
– Пошли сам, – сказал Кромптон и погрузился в столь необходимый ему и недолгий сон.
Стэк нехотя принял на себя контроль над телом со всеми его сенсорными элементами.
– Ну что там еще?
– Дэниэл Стэк! – снова воззвал голос с небес. – Пришел твой час расплаты. Я говорю от лица людей, убитых тобой. Ты не забыл их, Дэн? Это Арджил, Лэниган, Лэндж, Тишлер и Уэй. Долго же они ждали этого момента, Дэн, и теперь…
– Как звали последнего? – спросил Стэк.
– Чарльз Ксавьер Уэй.
– Я не убивал человека по имени Уэй, – заявил Стэк. – Других убивал, а его – нет.
– Разве ты не мог забыть, а?
– Вы что, смеетесь? Совсем уж за придурка меня держите? Чтобы я да не помнил тех, кого убивал? Кто этот Уэй, и почему он хочет повесить на меня всех дохлых кошек?
На время все смолкло, слышно было только шипение дождя, падающего в огненную расщелину. Потом голос заявил:
– Делом мистера Уэй мы займемся позже. Но вот, Дэн Стэк, твои мертвецы идут сюда, чтобы поприветствовать тебя.
Опять стало тихо. Потом откуда-то раздался раздраженный голос:
– Да сотрите вы этот парк! Бог мой, да пошевеливайтесь же, есть тут кто-нибудь?
И спустилась тьма, такая густая, как будто все кругом окутали пушистым мартышкиным мехом.
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
– Но послушайте, – сказал Кромптон, – я не Стэк, я Кромптон!
– А где Стэк? – громыхнул голос.
– Он тут, но лечат меня, а не его!
– Мне на это наплевать! – отпарировал голос. – Я получил приказ спросить по заслугам с Дэниэла Стэка. Может, ты будешь вместо него?
– Нет, нет! – взмолился Кромптон. – Мне хватает своих проблем. Одну минутку, он сейчас явится.
Кромптон заглянул внутрь себя.
– Дэн!
– Оставь меня в покое, – сказал Стэк. – Я занимаюсь самоанализом.
– Тут кое-кто хочет побеседовать с тобой.
– Пошли их подальше, – сказал Стэк.
– Пошли сам, – сказал Кромптон и погрузился в столь необходимый ему и недолгий сон.
Стэк нехотя принял на себя контроль над телом со всеми его сенсорными элементами.
– Ну что там еще?
– Дэниэл Стэк! – снова воззвал голос с небес. – Пришел твой час расплаты. Я говорю от лица людей, убитых тобой. Ты не забыл их, Дэн? Это Арджил, Лэниган, Лэндж, Тишлер и Уэй. Долго же они ждали этого момента, Дэн, и теперь…
– Как звали последнего? – спросил Стэк.
– Чарльз Ксавьер Уэй.
– Я не убивал человека по имени Уэй, – заявил Стэк. – Других убивал, а его – нет.
– Разве ты не мог забыть, а?
– Вы что, смеетесь? Совсем уж за придурка меня держите? Чтобы я да не помнил тех, кого убивал? Кто этот Уэй, и почему он хочет повесить на меня всех дохлых кошек?
На время все смолкло, слышно было только шипение дождя, падающего в огненную расщелину. Потом голос заявил:
– Делом мистера Уэй мы займемся позже. Но вот, Дэн Стэк, твои мертвецы идут сюда, чтобы поприветствовать тебя.
Опять стало тихо. Потом откуда-то раздался раздраженный голос:
– Да сотрите вы этот парк! Бог мой, да пошевеливайтесь же, есть тут кто-нибудь?
И спустилась тьма, такая густая, как будто все кругом окутали пушистым мартышкиным мехом.
Глава 9
Встревоженный происходящим, Кромптон вернул себе контроль над телом. Он увидел, что стоит посреди большой комнаты, окрашенной в желто-коричневый цвет, с высокими узкими окнами и неуловимым запахом закона. На противоположной стене висела табличка: «Верховный кармический суд, секция VIII, председательствующий судья О. Т. Градж». Комната выглядела в точности как судебный зал в любом провинциальном американском городишке: ряды деревянных скамей для зрителей и заинтересованных сторон, столы и стулья для юристов, истцов, адвокатов и свидетелей. Кресло судьи стояло на возвышении, справа от него располагалась стойка для дачи свидетельских показаний.
Судебный пристав провозгласил:
– Всем встать!
В зал влетел судья Обадня Градж, маленький, почти лысый человечек среднего возраста с розовыми щечками и блестящими голубыми глазками.
– Прошу садиться, – сказал он. – Сегодня мы разбираем дело Дэниэла Стэка, существа чувствующего, у которого концы с концами не сходятся, и нам поэтому, попросту говоря, необходимо их связать в соответствии с законом причинности, в том виде, как он обычно трактуется в этом углу Галактики. Подойдите сюда, мистер Стэк.
– Я представляю его, ваша честь, – сказал Кромптон, – Он всего лишь один из компонентов моей личности, так сказать, мой подопечный, в чем вы, безусловно, разберетесь, если вникнете в детали этого случая. Стэка нельзя рассматривать как самостоятельного индивида с собственными правами. Он не персона и даже не персонаж, в том смысле, в каком обычно употребляют это слово критики, если мне позволено будет прибегнуть к этой аналогии. Стэк – это часть более значительной личности, то есть меня, извините за нескромность; его вычленили из меня по причинам, не зависящим от нас. И мы утверждаем, что Дэниэла Стэка нельзя судить в качестве индивидуума, поскольку его так называемая индивидуальность есть не более чем одна из граней меня самого, чьей тенью, по сути дела, он и является, если можно так выразиться.
– Мистер Кромптон, вы сами готовы понести наказание за те преступления, которые мы здесь докажем? – спросил судья.
– Ни в коем случае, ваша честь! Я, Элистер Кромптон, не совершал никаких преступлений, поэтому, если бы даже я захотел, меня за них судить нельзя. Но я настаиваю на том, что и Стэка нельзя судить по причине, как было изложено выше, отсутствия индивидуальности, а также потому, что у него просто нет тела, которое можно было бы подвергнуть наказанию.
– Нет тела?
– Нет, ваша честь! Его тело погибло. Он временный жилец в теле Элистера Кромптона, то есть в моем теле. Я сейчас нахожусь в процессе реинтеграции, которую можно рассматривать как смертный приговор тем остаткам индивидуальности, что еще находятся в распоряжении Стэка: он прекратит свое существование полностью, став чисто символической частью меня самого. И раз уж тело Стэка погибло и скоро прекратит свое существование его личность, я взываю к habeas corpus:[32] здесь нет ни ума, ни тела, ответственных за преступления Дэна Стэка.
– Ваши аргументы убедительны и связно изложены, мистер Кромптон, – хихикнул судья. – Но мне не придется принимать их к сведению, так как они не относятся к делу. Самое интересное в ваших рассуждениях – это вопрос о том, что является частью целого и что можно считать дискретным, завершенным и самодостаточным. Но это чисто философский вопрос. Что же касается обвинения, тут все ясно, оно построено на основе бесчисленных прецедентов, цитировать которые нет нужды. Достаточно сказать, что, согласно закону, любое явление на одном уровне можно рассматривать как законченное целое, а на другом – как составную часть чего-либо. Поэтому ни ваше положение, ни мое качественно не отличаются от положения Дэна Стэка. Все мы в ответе за то, что творим, мистер Кромптон, независимо от того, насколько далеки наши характеры от цельности и завершенности.
– Но ваша честь, мне-то каково? Я, к своему несчастью, вынужден делить свое тело со Стэком. И любой вынесенный ему приговор падет на мою голову, что совершенно несправедливо.
– Чисто человеческая ситуация, мистер Кромптон, – мягко заметил судья.
– Но я невиновен в преступлениях, совершенных Стэком. А в основе юриспруденции, которую мы оба с вами исповедуем, всегда лежал принцип, что невиновный не должен пострадать ни в коем случае, даже если для этого придется освободить виновного!
– Но вы не невинны, – настаивал судья Градж. – Вы отвечаете за Стэка, а он за вас.
– Но как же так, ваша честь? И физически, и умственно мы были разъединены со Стэком, когда он совершал свои преступления.
– С позиции кармического закона шизофрения не может служить оправданием, – заявил судья. – Все составные части ума/тела в ответе друг за друга. Или, проще говоря, левая рука так же подлежит наказанию, как и правая, укравшая варенье из банки.
– Отвод! – потребовал Кромптон.
– Отклоняю, – сказал судья. – Пусть выйдет сюда Стэк, процесс начинается.
Судебный пристав провозгласил:
– Всем встать!
В зал влетел судья Обадня Градж, маленький, почти лысый человечек среднего возраста с розовыми щечками и блестящими голубыми глазками.
– Прошу садиться, – сказал он. – Сегодня мы разбираем дело Дэниэла Стэка, существа чувствующего, у которого концы с концами не сходятся, и нам поэтому, попросту говоря, необходимо их связать в соответствии с законом причинности, в том виде, как он обычно трактуется в этом углу Галактики. Подойдите сюда, мистер Стэк.
– Я представляю его, ваша честь, – сказал Кромптон, – Он всего лишь один из компонентов моей личности, так сказать, мой подопечный, в чем вы, безусловно, разберетесь, если вникнете в детали этого случая. Стэка нельзя рассматривать как самостоятельного индивида с собственными правами. Он не персона и даже не персонаж, в том смысле, в каком обычно употребляют это слово критики, если мне позволено будет прибегнуть к этой аналогии. Стэк – это часть более значительной личности, то есть меня, извините за нескромность; его вычленили из меня по причинам, не зависящим от нас. И мы утверждаем, что Дэниэла Стэка нельзя судить в качестве индивидуума, поскольку его так называемая индивидуальность есть не более чем одна из граней меня самого, чьей тенью, по сути дела, он и является, если можно так выразиться.
– Мистер Кромптон, вы сами готовы понести наказание за те преступления, которые мы здесь докажем? – спросил судья.
– Ни в коем случае, ваша честь! Я, Элистер Кромптон, не совершал никаких преступлений, поэтому, если бы даже я захотел, меня за них судить нельзя. Но я настаиваю на том, что и Стэка нельзя судить по причине, как было изложено выше, отсутствия индивидуальности, а также потому, что у него просто нет тела, которое можно было бы подвергнуть наказанию.
– Нет тела?
– Нет, ваша честь! Его тело погибло. Он временный жилец в теле Элистера Кромптона, то есть в моем теле. Я сейчас нахожусь в процессе реинтеграции, которую можно рассматривать как смертный приговор тем остаткам индивидуальности, что еще находятся в распоряжении Стэка: он прекратит свое существование полностью, став чисто символической частью меня самого. И раз уж тело Стэка погибло и скоро прекратит свое существование его личность, я взываю к habeas corpus:[32] здесь нет ни ума, ни тела, ответственных за преступления Дэна Стэка.
– Ваши аргументы убедительны и связно изложены, мистер Кромптон, – хихикнул судья. – Но мне не придется принимать их к сведению, так как они не относятся к делу. Самое интересное в ваших рассуждениях – это вопрос о том, что является частью целого и что можно считать дискретным, завершенным и самодостаточным. Но это чисто философский вопрос. Что же касается обвинения, тут все ясно, оно построено на основе бесчисленных прецедентов, цитировать которые нет нужды. Достаточно сказать, что, согласно закону, любое явление на одном уровне можно рассматривать как законченное целое, а на другом – как составную часть чего-либо. Поэтому ни ваше положение, ни мое качественно не отличаются от положения Дэна Стэка. Все мы в ответе за то, что творим, мистер Кромптон, независимо от того, насколько далеки наши характеры от цельности и завершенности.
– Но ваша честь, мне-то каково? Я, к своему несчастью, вынужден делить свое тело со Стэком. И любой вынесенный ему приговор падет на мою голову, что совершенно несправедливо.
– Чисто человеческая ситуация, мистер Кромптон, – мягко заметил судья.
– Но я невиновен в преступлениях, совершенных Стэком. А в основе юриспруденции, которую мы оба с вами исповедуем, всегда лежал принцип, что невиновный не должен пострадать ни в коем случае, даже если для этого придется освободить виновного!
– Но вы не невинны, – настаивал судья Градж. – Вы отвечаете за Стэка, а он за вас.
– Но как же так, ваша честь? И физически, и умственно мы были разъединены со Стэком, когда он совершал свои преступления.
– С позиции кармического закона шизофрения не может служить оправданием, – заявил судья. – Все составные части ума/тела в ответе друг за друга. Или, проще говоря, левая рука так же подлежит наказанию, как и правая, укравшая варенье из банки.
– Отвод! – потребовал Кромптон.
– Отклоняю, – сказал судья. – Пусть выйдет сюда Стэк, процесс начинается.
Глава 10
Кромптон передал контроль над телом Стэку.
– Дэниэл Стэк? – спросил судья.
– Да, ваша честь, – ответил Стэк.
– Вот ваши обвинители. – Судья указал на расположенную прямо перед ним скамью. На ней сидели четверо мужчин, выглядевших так, будто они только что побывали в автомобильной катастрофе. Израненные, окровавленные, угрюмые – в общем, картинка из фильма ужасов.
Стэк подошел к скамье. Обвиняемый и обвинители посмотрели друг на друга. Затем Стэк кивнул им, и они кивнули ему в ответ.
– Да-а-а, – сказал Стэк, – никак не думал, что так скоро придется свидеться с вами. Ну и как вы?
Эбнер Лэндж, самый старший из его жертв, сказал:
– Да мы в порядке, Дэн. Ты-то как?
Он говорил с трудом, потому что череп у него был разрублен топором.
– А я малость запутался, – сказал Стэк. – Но это слишком долго рассказывать. Давайте лучше ближе к делу. Вы что, ребята, что-то имеете против меня?
Мужчины неловко посмотрели друг на друга. Потом Эбнер Лэндж сказал:
– Да мы тут по делу об убийстве, Дэн, ты же нас убил. Мы – неизбежное следствие твоих поступков, и поэтому мы составляем главную часть твоей невыполненной кармы. Так они нам объяснили, но, по правде говоря, я не совсем понял, что к чему.
– А я так и вовсе ничего не понимаю, – сказал Стэк. – Но сами-то вы чего хотите?
– Черт его знает, – сказал Лэндж. – Они велели нам прийти сюда и выступить каждому за себя.
Стэк потер подбородок. Он был сбит с толку и не мог придумать, что ему делать с этими парнями.
– Ну что я могу сказать вам, ребята? Так уж получилось, – пробормотал он.
Один из пострадавших, Джек Тишлер, высокий мужчина с начисто отстреленным носом, заявил:
– Черт побери, Дэн, может, это вовсе не мое дело, но мне кажется, что от тебя здесь ждут раскаяния или чего-то в этом роде.
– Ну ясно, – сказал Стэк. – Я сожалею. Я прошу прощения за то, что поубивал вас всех, парни.
– Не думаю, что это все, чего они хотят от тебя, – сказал Лэндж. – Человек убил человека, и он должен сказать что-нибудь еще, а не промямлить просто «сожалею». Да разве ты на самом деле о чем-то сожалеешь, а?
– Да нет, пожалуй, – признался Стэк, – Это я из вежливости. А можете вы назвать мне хоть одну причину, по которой я действительно должен о чем-то сожалеть?
Жертвы задумались. Потом Рой Арджил сказал:
– Ну хотя бы из-за наших овдовевших жен и осиротевших детей. Как насчет них, Дэн?
Стэк усмехнулся.
– Ты бы еще вспомнил о своих троюродных сестричках с их разбитыми сердцами и о любимых собачках. Вы, братцы мои, плевать на них хотели, пока были живы. Что это вас сейчас вдруг так разобрало?
– Дело говорит, – заметил Джим Лэниган.
– Дэн всегда был силен потрепаться, – согласился Лэндж.
– А если бы вы прикончили меня, вы бы сильно об этом сожалели? – спросил Дэн.
– Черта с два, – сказал Эбнер Лэндж. – Я бы и сейчас с удовольствием сделал это, если б мог!
Стэк повернулся к судье.
– Вот мы и разобрались, ваша честь, – сказал он. – Я всегда утверждал, что убийство надо рассматривать как преступление без жертвы, потому что ни до, ни после никто ни о чем не жалеет, и это в основном вопрос везения: кто убьет, а кто будет убитым. Поэтому я почтительно предлагаю: хватит разводить здесь этот базар, пошли выпьем на пару и забудем все это дело.
– Мистер Стэк, – сказал судья Градж, – вы являете собой пример морального уродства, и мне хочется дать вам по морде, да простится мне это простонародное выражение.
– Ах вот оно что! – сказал Стэк. – Ваша честь, не хочу оскорблять вас, однако разрешите не согласиться с вами по поводу морального уродства. С моей точки зрения, это вы слабы морально, когда преувеличиваете и придаете несоответствующую важность процессу ухода из жизни чувствующих существ. Вы заблуждаетесь, судья, все мы покинем сей мир, а каким образом – не так уж это важно. И кроме того, кто вы такой, чтобы сидеть там и судить о кодексе чести и о чувствах людей?
– Я фон судия, – с удовольствием отрекомендовался судья. – И поэтому я здесь сижу и творю суд над вами, Дэн. Должен признаться, я с интересом выслушал ваши логические обоснования, а ваши убогие потуги в области дискурсивной философии послужат прекрасным развлечением для моих коллег в клубе «Справедливость». А теперь мне осталось только объявить вам приговор, что я и сделаю не без удовольствия.
Стэк выпрямился и, не спуская глаз с судьи, сложил на груди руки в знак презрения.
– Und zo,[33] – сказал судья, – выслушав показания свидетелей, поразмыслив и взвесив все обстоятельства, я выношу следующий вердикт: отсюда вас отведут на место наказания, где подвесят вниз головой над котлом с кипящим коровьим дерьмом и заставят слушать симфонию до-минор Франка, исполняемую на игрушечной дудочке казу, до тех пор, пока кармометр не покажет, что ваша сперма сварилась и вы созрели для окультуривания.
Стэк отступил на шаг с выражением ужаса на лице.
– Только не казу! – взмолился он. – Ради всего святого, откуда вы узнали о казу?
– Ну недаром же нас считают знатоками психологии, – сказал судья. – Обнаружением этой маленькой скрытой фобии мы обязаны миссис Аде Стэк. Встаньте и поклонитесь, Ада!
В задних рядах поднялась со скамьи приемная мать Дэна и помахала ему зонтиком. Ради такого случая она подкрасила волосы хной и сделала прическу.
– Ма! – закричал Стэк. – Зачем ты это сделала?
– Ради твоего же блага, Дэниэл, – сказала она. – Я просто счастлива, что могу способствовать твоему спасению, сынок, а эти добрые люди сказали мне, что любой пустяк может помочь им добраться до твоего нежного, любящего, богобоязненного сердца, которое, как нам всем известно, жаждет исправиться.
– Бог мой, – заскрипел зубами Стэк, – я совсем забыл, какая ты у меня дурочка!
– Ну прости меня, если я причинила тебе неприятности, – сказала миссис Стэк. – По крайней мере, они ничего не узнали от меня о кружевных панталонах и маленькой пластмассовой лейке.
– Ма!!
– Я всегда хочу только хорошего, но я такая неуклюжая, – сказала миссис Стэк. – Такая уж я с детства. Если позволите, я расскажу одну трогательную историю…
– В другой раз, – остановил ее судья. – Приставы! Отведите этого грубияна к месту его заслуженных мучений.
Через боковую дверь в комнату вошли четыре бугая в водонепроницаемых костюмах в клеточку и схватили Стэка. Кромптон изо всех сил пытался взять на себя контроль над телом, чтобы заявить о своей невменяемости. (Он сыграет сумасшедшего, если другого выхода нет. Кромптон не имел ничего против казу, но висеть вниз головой над котлом с кипящим коровьим дерьмом… Это уж увольте!)
В это самое мгновение прозвучал пронзительно-мелодичный удар гонга.
– Дэниэл Стэк? – спросил судья.
– Да, ваша честь, – ответил Стэк.
– Вот ваши обвинители. – Судья указал на расположенную прямо перед ним скамью. На ней сидели четверо мужчин, выглядевших так, будто они только что побывали в автомобильной катастрофе. Израненные, окровавленные, угрюмые – в общем, картинка из фильма ужасов.
Стэк подошел к скамье. Обвиняемый и обвинители посмотрели друг на друга. Затем Стэк кивнул им, и они кивнули ему в ответ.
– Да-а-а, – сказал Стэк, – никак не думал, что так скоро придется свидеться с вами. Ну и как вы?
Эбнер Лэндж, самый старший из его жертв, сказал:
– Да мы в порядке, Дэн. Ты-то как?
Он говорил с трудом, потому что череп у него был разрублен топором.
– А я малость запутался, – сказал Стэк. – Но это слишком долго рассказывать. Давайте лучше ближе к делу. Вы что, ребята, что-то имеете против меня?
Мужчины неловко посмотрели друг на друга. Потом Эбнер Лэндж сказал:
– Да мы тут по делу об убийстве, Дэн, ты же нас убил. Мы – неизбежное следствие твоих поступков, и поэтому мы составляем главную часть твоей невыполненной кармы. Так они нам объяснили, но, по правде говоря, я не совсем понял, что к чему.
– А я так и вовсе ничего не понимаю, – сказал Стэк. – Но сами-то вы чего хотите?
– Черт его знает, – сказал Лэндж. – Они велели нам прийти сюда и выступить каждому за себя.
Стэк потер подбородок. Он был сбит с толку и не мог придумать, что ему делать с этими парнями.
– Ну что я могу сказать вам, ребята? Так уж получилось, – пробормотал он.
Один из пострадавших, Джек Тишлер, высокий мужчина с начисто отстреленным носом, заявил:
– Черт побери, Дэн, может, это вовсе не мое дело, но мне кажется, что от тебя здесь ждут раскаяния или чего-то в этом роде.
– Ну ясно, – сказал Стэк. – Я сожалею. Я прошу прощения за то, что поубивал вас всех, парни.
– Не думаю, что это все, чего они хотят от тебя, – сказал Лэндж. – Человек убил человека, и он должен сказать что-нибудь еще, а не промямлить просто «сожалею». Да разве ты на самом деле о чем-то сожалеешь, а?
– Да нет, пожалуй, – признался Стэк, – Это я из вежливости. А можете вы назвать мне хоть одну причину, по которой я действительно должен о чем-то сожалеть?
Жертвы задумались. Потом Рой Арджил сказал:
– Ну хотя бы из-за наших овдовевших жен и осиротевших детей. Как насчет них, Дэн?
Стэк усмехнулся.
– Ты бы еще вспомнил о своих троюродных сестричках с их разбитыми сердцами и о любимых собачках. Вы, братцы мои, плевать на них хотели, пока были живы. Что это вас сейчас вдруг так разобрало?
– Дело говорит, – заметил Джим Лэниган.
– Дэн всегда был силен потрепаться, – согласился Лэндж.
– А если бы вы прикончили меня, вы бы сильно об этом сожалели? – спросил Дэн.
– Черта с два, – сказал Эбнер Лэндж. – Я бы и сейчас с удовольствием сделал это, если б мог!
Стэк повернулся к судье.
– Вот мы и разобрались, ваша честь, – сказал он. – Я всегда утверждал, что убийство надо рассматривать как преступление без жертвы, потому что ни до, ни после никто ни о чем не жалеет, и это в основном вопрос везения: кто убьет, а кто будет убитым. Поэтому я почтительно предлагаю: хватит разводить здесь этот базар, пошли выпьем на пару и забудем все это дело.
– Мистер Стэк, – сказал судья Градж, – вы являете собой пример морального уродства, и мне хочется дать вам по морде, да простится мне это простонародное выражение.
– Ах вот оно что! – сказал Стэк. – Ваша честь, не хочу оскорблять вас, однако разрешите не согласиться с вами по поводу морального уродства. С моей точки зрения, это вы слабы морально, когда преувеличиваете и придаете несоответствующую важность процессу ухода из жизни чувствующих существ. Вы заблуждаетесь, судья, все мы покинем сей мир, а каким образом – не так уж это важно. И кроме того, кто вы такой, чтобы сидеть там и судить о кодексе чести и о чувствах людей?
– Я фон судия, – с удовольствием отрекомендовался судья. – И поэтому я здесь сижу и творю суд над вами, Дэн. Должен признаться, я с интересом выслушал ваши логические обоснования, а ваши убогие потуги в области дискурсивной философии послужат прекрасным развлечением для моих коллег в клубе «Справедливость». А теперь мне осталось только объявить вам приговор, что я и сделаю не без удовольствия.
Стэк выпрямился и, не спуская глаз с судьи, сложил на груди руки в знак презрения.
– Und zo,[33] – сказал судья, – выслушав показания свидетелей, поразмыслив и взвесив все обстоятельства, я выношу следующий вердикт: отсюда вас отведут на место наказания, где подвесят вниз головой над котлом с кипящим коровьим дерьмом и заставят слушать симфонию до-минор Франка, исполняемую на игрушечной дудочке казу, до тех пор, пока кармометр не покажет, что ваша сперма сварилась и вы созрели для окультуривания.
Стэк отступил на шаг с выражением ужаса на лице.
– Только не казу! – взмолился он. – Ради всего святого, откуда вы узнали о казу?
– Ну недаром же нас считают знатоками психологии, – сказал судья. – Обнаружением этой маленькой скрытой фобии мы обязаны миссис Аде Стэк. Встаньте и поклонитесь, Ада!
В задних рядах поднялась со скамьи приемная мать Дэна и помахала ему зонтиком. Ради такого случая она подкрасила волосы хной и сделала прическу.
– Ма! – закричал Стэк. – Зачем ты это сделала?
– Ради твоего же блага, Дэниэл, – сказала она. – Я просто счастлива, что могу способствовать твоему спасению, сынок, а эти добрые люди сказали мне, что любой пустяк может помочь им добраться до твоего нежного, любящего, богобоязненного сердца, которое, как нам всем известно, жаждет исправиться.
– Бог мой, – заскрипел зубами Стэк, – я совсем забыл, какая ты у меня дурочка!
– Ну прости меня, если я причинила тебе неприятности, – сказала миссис Стэк. – По крайней мере, они ничего не узнали от меня о кружевных панталонах и маленькой пластмассовой лейке.
– Ма!!
– Я всегда хочу только хорошего, но я такая неуклюжая, – сказала миссис Стэк. – Такая уж я с детства. Если позволите, я расскажу одну трогательную историю…
– В другой раз, – остановил ее судья. – Приставы! Отведите этого грубияна к месту его заслуженных мучений.
Через боковую дверь в комнату вошли четыре бугая в водонепроницаемых костюмах в клеточку и схватили Стэка. Кромптон изо всех сил пытался взять на себя контроль над телом, чтобы заявить о своей невменяемости. (Он сыграет сумасшедшего, если другого выхода нет. Кромптон не имел ничего против казу, но висеть вниз головой над котлом с кипящим коровьим дерьмом… Это уж увольте!)
В это самое мгновение прозвучал пронзительно-мелодичный удар гонга.
Глава 11
Двери примыкающих к залу двух смежных комнат распахнулись, и процессия жрецов в серебряных одеждах, с бритыми головами и резными чашами для подаяний в руках прошествовала через проход. Под торжественный аккомпанемент тимпанов и селестий они нараспев бубнили басом какие-то непонятные мантры, пока не достигли подиума, на котором восседал судья. Тут они остановились и преклонили колени немыслимо сложным и грациозным образом. Когда обряд был завершен, вперед выступил самый почтенный из жрецов.
Он кивнул судье.
Он поклонился Дэну Стэку!
– Добро пожаловать, добро пожаловать, трижды добро пожаловать, о, Аватар! – обратился почтенный жрец к Стэку. – Мы, наше Имманентное Братство, пользуясь предоставленной нам возможностью, благодарим тебя за то, что ты, преодолев все трудности, явился нам во плоти. Это исключительно великодушно с твоей стороны. Мы понимаем, что это входит в твой обет и явление твое предопределено, и все же нам хочется, чтобы ты знал, бодхисатва:[34] мы это высоко ценим.
– Гм! – довольно уклончиво ответил Стэк.
– Мы приготовили для тебя прекрасное помещение в храме, хотя нам известно твое почтенное равнодушие к подобным ве-щам. Что касается еды, мы знаем, что ты довольствуешься любой пищей или вообще обходишься без нее, поэтому нам довольно трудно составить приятное для тебя меню. Но мы постараемся. Ты увидишь, что дела человеческие мало в чем изменились после твоего последнего воплощения на Земле. Та же пьеса, актеры другие.
Тут не выдержал судья Градж.
– Но постойте, падре, я не хочу обидеть ваши религиозные чувства, я понимаю – у вас свои способы обделывать дела. Но так уж получилось, что этот парень, которого вы называете Аватаром, – хладнокровный убийца. Я просто подумал, что вам это будет небезынтересно.
– Ах! – сказал жрец. – Это просто недоразумение, и весьма забавное!
– Отказываюсь понимать вас, – сказал судья.
– Этот человек, Дэниэл Стэк, – сказал жрец, – вовсе не то существо, кому мы пришли воздать честь. О нет! Стэк – всего лишь колесница, внешняя оболочка, которую скоро взорвет Аватар…
– Неплохая идея, – согласился судья. – Возможно, это даже лучше, чем коровье дерьмо.
К этому моменту Кромптону удалось завладеть телом.
– Послушайте, – сказал он, – все это неверно. Прежде всего, это тело принадлежит не Стэку. Это мое тело. Я Элистер Кромптон, и я стараюсь добиться реинтеграции всех компонентов моей личности.
– Все это нам известно, – сказал жрец. – Наши Мудрейшие в своих пещерах на Тибете и на вершинах гор в Калифорнии все это предвидели. Мы сочувствовали той неуместной одержимости, с которой вы бросились в погоню за несбыточной надеждой.
– Почему это несбыточной? Я прекрасно знаю, что делаю!
Жрец сокрушенно покачал головой.
– Все ваши знания порочны. Вы, наверное, считаете, что живете своей собственной жизнью и добиваетесь своих целей?
– Конечно!
– Но это совсем не так. Никакой независимой собственной жизни у вас нет. Это не вы живете, это вас живут. Вы просто автомат со встроенным «я» – рефлексом. Ваша жизнь не имеет никакого смысла, потому что вы даже не личность. Вы не более чем случайный набор непоследовательных и кратковременных стремлений. Ваше единственное назначение – служить непроизвольной колесницей, чтобы доставить к нам Аватара.
– А кто такой Аватар? Надеюсь, вы не имеете в виду Лумиса?
– И вы, и Лумис, и Стэк – все вы лишь ступеньки эволюции, не более. Миллионы лет назад в Совете, ведающем тайными документами человечества, была запланирована ваша встреча с единственной целью – доставить сюда бодхисатву Майтрейя,[35] который вам известен под именем Бартона Финча.
– Финч! – вскричал Кромптон. – Но он же дебил!
– Так-то вы разбираетесь во всем этом! – сказал жрец.
– Вы это серьезно?
– Абсолютно.
– И вы настаиваете на том, что смысл всей моей жизни – доставить Финча в этот мир?
– Прекрасно сказано, – согласился жрец. – И вас будут почитать как непосредственного предвестника сверхчеловека. Вы как личность выполнили свое космическое предназначение, что должно послужить для вас великим утешением. Теперь вы можете отдыхать, Кромптон, – и вы, и Лумис, и Стэк, так как ваши кармические обязательства исполнены, и вы освободились от цикла страданий и перерождений, наслаждения и боли, зноя и стужи. Вы свободны от Колеса Жизни! Разве это не прекрасно?
– О чем это вы? – подозрительно спросил Кромптон.
– О том, что вы достигли нирваны!
– А что такое нирвана?
Этот вопрос вызвал оживление в рядах жрецов и послушников, поскольку в наше время редко выпадает возможность продемонстрировать свои эзотерические познания в ответ на столь прямо поставленный вопрос – не то что в далекие времена дзэн,[36] когда в мире было еще много прямодушных людей.
– Нирвана, – сказал один из жрецов, – это опухоль на моем мизинце.
– Нет, – сказал другой. – Нирвана – это все что угодно, только не опухоль на вашем мизинце.
– Зачем вы так усложняете? – сказал третий. – Нирвана – это то, что остается после того, как вытекла вся вода.
И еще многие готовы были высказать свои соображения, но тут невысокий, но довольно почтенный жрец поднял руку, требуя тишины, и громко пукнул. Четыре ученика немедленно впали в состояние самадхи.[37] Казалось, окончательный ответ наконец-то найден, но тут другой невысокий и очень почтенный жрец недовольно буркнул:
– В этом больше вони, чем смысла.
– Совсем не легко объяснить нирвану, – сказал Кромптону первый его собеседник. – Для этого никакие слова не годятся, так что трудно дать определение. Короче говоря, вы просто ничего не будете чувствовать и даже не будете осознавать, что ничего не чувствуете.
– Мне это не нравится, – мгновенно отреагировал Кромптон.
– Да вы только подумайте, – сказал ему судья, – вы же отказываетесь от очень выгодного предложения. Этот религиозный джентльмен весьма мило предлагает вам нирвану в обмен на то, что из вас вылупится их Бог, или дьявол, или какой-то чудодей, словом, этот самый Финч, а вы тянете волынку, будто он предлагает вам что-то ужасное.
– Эта нирвана, – сказал Кромптон, – похоже, не что иное, как смерть.
– Ну так что же, – сказал судья, – попробуйте, может это не так уж плохо.
– Если вам это кажется таким привлекательным, почему бы вам самому не попробовать?
– Потому что я недостоин, – сказал судья. – Но все-таки, где этот Финч? Я хотел бы получить от него автограф для сына. Трудно найти хороший подарок для ребенка двадцати двух лет, который дал обет жить в нищете и поселился в пещере Бхутан.
– Между прочим, – промолвил почтенный жрец, – я забыл сказать, что вместе с нирваной вы обретете полное и абсолютное просветление.
– Ну надо же! – сказал судья. – Это уже действительно кое-что!
– Но я не желаю просветления! – закричал Кромптон.
– Вот это, – заметил один из жрецов другому, – и есть настоящее просветление!
Почтенный жрец сказал:
– Хватит ходить вокруг да около. Приступим к церемонии.
Гобои заиграли туш. В воздухе разлилось сияние. Рои неземных созданий вступили в зал с четырех сторон Вселенной, чтобы приветствовать новоявленного бодхисатву. Были там, конечно же, индуистские боги, пришли Тор, Один, Локи и Фригг,[38] переодетые в шведских туристов, потерпевших разочарование в любви. Явился сам Орфей в желтой шелковой рубашке и в джинсах «Левис», сыграл на электрической аргентинской гитаре, включив ее в сеть через свой тумос. Показался и Кецалькоатль[39] в боа из перьев, за ним – Дамбалла в ожерелье из черепов и многие, многие другие.
Они целиком заполнили зал, зарядив атмосферу такой духовной мощью, что даже мебель и другие предметы приобрели квазичеловеческие черты и было слышно, как красный бархатный занавес говорил портрету Вашингтона: «Хотел бы я, чтобы мой дядюшка Отто увидел все это своими глазами».
– А теперь, – сказал Кромптону жрец, – не будете ли вы так добры убрать свою псевдоличность и позволить Финчу…
– Черта с два, – прорычал Кромптон. – Если Финч такая значительная фигура, пусть найдет себе другое тело. Это я оставляю себе.
– Вы расстраиваете все мероприятие, – сказал ему жрец. – Вы способны думать о ком-нибудь, кроме себя? Неужели вы не понимаете, что все сущее взаимоподобно?
Кромптон помотал головой. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь гулом кондиционера.
И вдруг в центре зала воздвиглось нечто гигантское. Черное, многоголовое, в ботинках девятого размера, по форме похожее на удава, проглотившего козу. Его конечности из слоновой кости испускали серебряное сияние, свисавшие со всех сторон щупальца сжимали самое разнообразное, острое и зубастое оружие.
– Я Тангранак, – заявило зловещее явление. – Знаете ли вы, что сейчас три луны Квууца выстроились в ряд с великим созвездием Грепцера и двуносые поклонники Мерзопакости в горошек требуют крови в качестве Фай-дара согласно нашему давнему соглашению? И вот посредством непредвиденных случайностей, настолько мимолетных, что это трудно себе представить, явился я, чтобы принести смерть Избранному.
– Кто это? – спросил почтенный жрец невысокого.
Тот быстро просмотрел распечатку микрофильма «Краткого справочника галактических божественных сил» Смита, которую астральным способом переправил ему из Лхасы недремлющий Божественный Анализатор и Табулятор (БАТ).
– Не нахожу никаких упоминаний о нем.
– А не мошенник ли он? – задумчиво протянул почтенный. – Да нет, вряд ли. Он, должно быть, из другой вселенной. Это самое подходящее объяснение для всего необъяснимого.
– Но можем ли мы разрешить ему присутствовать в собрании? – спросил невысокий жрец. – Он выглядит грубым и человекообразным и совсем не относящимся к нашему виду.
– А что мы можем сделать? Божества из других вселенных всегда пользовались привилегией посещения наших собраний. Во всяком случае, он решит нашу проблему.
– Ах вот оно что!
– Именно. Кромптон отказывается слить свое фиктивное «я» с квинтэссенцией угасания, которую включает в себя обретение нирваны, и таким образом открыть дорогу бодхисатве Финчу. Мы люди мирные и не можем силой принудить Кромптона погаснуть, как бы нам этого ни хотелось. А тут в нужный момент является это мужеподобное божество, чтобы сделать за нас нашу работу. Разве не замечательно? Тангранак, делай свое дело!
Он кивнул судье.
Он поклонился Дэну Стэку!
– Добро пожаловать, добро пожаловать, трижды добро пожаловать, о, Аватар! – обратился почтенный жрец к Стэку. – Мы, наше Имманентное Братство, пользуясь предоставленной нам возможностью, благодарим тебя за то, что ты, преодолев все трудности, явился нам во плоти. Это исключительно великодушно с твоей стороны. Мы понимаем, что это входит в твой обет и явление твое предопределено, и все же нам хочется, чтобы ты знал, бодхисатва:[34] мы это высоко ценим.
– Гм! – довольно уклончиво ответил Стэк.
– Мы приготовили для тебя прекрасное помещение в храме, хотя нам известно твое почтенное равнодушие к подобным ве-щам. Что касается еды, мы знаем, что ты довольствуешься любой пищей или вообще обходишься без нее, поэтому нам довольно трудно составить приятное для тебя меню. Но мы постараемся. Ты увидишь, что дела человеческие мало в чем изменились после твоего последнего воплощения на Земле. Та же пьеса, актеры другие.
Тут не выдержал судья Градж.
– Но постойте, падре, я не хочу обидеть ваши религиозные чувства, я понимаю – у вас свои способы обделывать дела. Но так уж получилось, что этот парень, которого вы называете Аватаром, – хладнокровный убийца. Я просто подумал, что вам это будет небезынтересно.
– Ах! – сказал жрец. – Это просто недоразумение, и весьма забавное!
– Отказываюсь понимать вас, – сказал судья.
– Этот человек, Дэниэл Стэк, – сказал жрец, – вовсе не то существо, кому мы пришли воздать честь. О нет! Стэк – всего лишь колесница, внешняя оболочка, которую скоро взорвет Аватар…
– Неплохая идея, – согласился судья. – Возможно, это даже лучше, чем коровье дерьмо.
К этому моменту Кромптону удалось завладеть телом.
– Послушайте, – сказал он, – все это неверно. Прежде всего, это тело принадлежит не Стэку. Это мое тело. Я Элистер Кромптон, и я стараюсь добиться реинтеграции всех компонентов моей личности.
– Все это нам известно, – сказал жрец. – Наши Мудрейшие в своих пещерах на Тибете и на вершинах гор в Калифорнии все это предвидели. Мы сочувствовали той неуместной одержимости, с которой вы бросились в погоню за несбыточной надеждой.
– Почему это несбыточной? Я прекрасно знаю, что делаю!
Жрец сокрушенно покачал головой.
– Все ваши знания порочны. Вы, наверное, считаете, что живете своей собственной жизнью и добиваетесь своих целей?
– Конечно!
– Но это совсем не так. Никакой независимой собственной жизни у вас нет. Это не вы живете, это вас живут. Вы просто автомат со встроенным «я» – рефлексом. Ваша жизнь не имеет никакого смысла, потому что вы даже не личность. Вы не более чем случайный набор непоследовательных и кратковременных стремлений. Ваше единственное назначение – служить непроизвольной колесницей, чтобы доставить к нам Аватара.
– А кто такой Аватар? Надеюсь, вы не имеете в виду Лумиса?
– И вы, и Лумис, и Стэк – все вы лишь ступеньки эволюции, не более. Миллионы лет назад в Совете, ведающем тайными документами человечества, была запланирована ваша встреча с единственной целью – доставить сюда бодхисатву Майтрейя,[35] который вам известен под именем Бартона Финча.
– Финч! – вскричал Кромптон. – Но он же дебил!
– Так-то вы разбираетесь во всем этом! – сказал жрец.
– Вы это серьезно?
– Абсолютно.
– И вы настаиваете на том, что смысл всей моей жизни – доставить Финча в этот мир?
– Прекрасно сказано, – согласился жрец. – И вас будут почитать как непосредственного предвестника сверхчеловека. Вы как личность выполнили свое космическое предназначение, что должно послужить для вас великим утешением. Теперь вы можете отдыхать, Кромптон, – и вы, и Лумис, и Стэк, так как ваши кармические обязательства исполнены, и вы освободились от цикла страданий и перерождений, наслаждения и боли, зноя и стужи. Вы свободны от Колеса Жизни! Разве это не прекрасно?
– О чем это вы? – подозрительно спросил Кромптон.
– О том, что вы достигли нирваны!
– А что такое нирвана?
Этот вопрос вызвал оживление в рядах жрецов и послушников, поскольку в наше время редко выпадает возможность продемонстрировать свои эзотерические познания в ответ на столь прямо поставленный вопрос – не то что в далекие времена дзэн,[36] когда в мире было еще много прямодушных людей.
– Нирвана, – сказал один из жрецов, – это опухоль на моем мизинце.
– Нет, – сказал другой. – Нирвана – это все что угодно, только не опухоль на вашем мизинце.
– Зачем вы так усложняете? – сказал третий. – Нирвана – это то, что остается после того, как вытекла вся вода.
И еще многие готовы были высказать свои соображения, но тут невысокий, но довольно почтенный жрец поднял руку, требуя тишины, и громко пукнул. Четыре ученика немедленно впали в состояние самадхи.[37] Казалось, окончательный ответ наконец-то найден, но тут другой невысокий и очень почтенный жрец недовольно буркнул:
– В этом больше вони, чем смысла.
– Совсем не легко объяснить нирвану, – сказал Кромптону первый его собеседник. – Для этого никакие слова не годятся, так что трудно дать определение. Короче говоря, вы просто ничего не будете чувствовать и даже не будете осознавать, что ничего не чувствуете.
– Мне это не нравится, – мгновенно отреагировал Кромптон.
– Да вы только подумайте, – сказал ему судья, – вы же отказываетесь от очень выгодного предложения. Этот религиозный джентльмен весьма мило предлагает вам нирвану в обмен на то, что из вас вылупится их Бог, или дьявол, или какой-то чудодей, словом, этот самый Финч, а вы тянете волынку, будто он предлагает вам что-то ужасное.
– Эта нирвана, – сказал Кромптон, – похоже, не что иное, как смерть.
– Ну так что же, – сказал судья, – попробуйте, может это не так уж плохо.
– Если вам это кажется таким привлекательным, почему бы вам самому не попробовать?
– Потому что я недостоин, – сказал судья. – Но все-таки, где этот Финч? Я хотел бы получить от него автограф для сына. Трудно найти хороший подарок для ребенка двадцати двух лет, который дал обет жить в нищете и поселился в пещере Бхутан.
– Между прочим, – промолвил почтенный жрец, – я забыл сказать, что вместе с нирваной вы обретете полное и абсолютное просветление.
– Ну надо же! – сказал судья. – Это уже действительно кое-что!
– Но я не желаю просветления! – закричал Кромптон.
– Вот это, – заметил один из жрецов другому, – и есть настоящее просветление!
Почтенный жрец сказал:
– Хватит ходить вокруг да около. Приступим к церемонии.
Гобои заиграли туш. В воздухе разлилось сияние. Рои неземных созданий вступили в зал с четырех сторон Вселенной, чтобы приветствовать новоявленного бодхисатву. Были там, конечно же, индуистские боги, пришли Тор, Один, Локи и Фригг,[38] переодетые в шведских туристов, потерпевших разочарование в любви. Явился сам Орфей в желтой шелковой рубашке и в джинсах «Левис», сыграл на электрической аргентинской гитаре, включив ее в сеть через свой тумос. Показался и Кецалькоатль[39] в боа из перьев, за ним – Дамбалла в ожерелье из черепов и многие, многие другие.
Они целиком заполнили зал, зарядив атмосферу такой духовной мощью, что даже мебель и другие предметы приобрели квазичеловеческие черты и было слышно, как красный бархатный занавес говорил портрету Вашингтона: «Хотел бы я, чтобы мой дядюшка Отто увидел все это своими глазами».
– А теперь, – сказал Кромптону жрец, – не будете ли вы так добры убрать свою псевдоличность и позволить Финчу…
– Черта с два, – прорычал Кромптон. – Если Финч такая значительная фигура, пусть найдет себе другое тело. Это я оставляю себе.
– Вы расстраиваете все мероприятие, – сказал ему жрец. – Вы способны думать о ком-нибудь, кроме себя? Неужели вы не понимаете, что все сущее взаимоподобно?
Кромптон помотал головой. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь гулом кондиционера.
И вдруг в центре зала воздвиглось нечто гигантское. Черное, многоголовое, в ботинках девятого размера, по форме похожее на удава, проглотившего козу. Его конечности из слоновой кости испускали серебряное сияние, свисавшие со всех сторон щупальца сжимали самое разнообразное, острое и зубастое оружие.
– Я Тангранак, – заявило зловещее явление. – Знаете ли вы, что сейчас три луны Квууца выстроились в ряд с великим созвездием Грепцера и двуносые поклонники Мерзопакости в горошек требуют крови в качестве Фай-дара согласно нашему давнему соглашению? И вот посредством непредвиденных случайностей, настолько мимолетных, что это трудно себе представить, явился я, чтобы принести смерть Избранному.
– Кто это? – спросил почтенный жрец невысокого.
Тот быстро просмотрел распечатку микрофильма «Краткого справочника галактических божественных сил» Смита, которую астральным способом переправил ему из Лхасы недремлющий Божественный Анализатор и Табулятор (БАТ).
– Не нахожу никаких упоминаний о нем.
– А не мошенник ли он? – задумчиво протянул почтенный. – Да нет, вряд ли. Он, должно быть, из другой вселенной. Это самое подходящее объяснение для всего необъяснимого.
– Но можем ли мы разрешить ему присутствовать в собрании? – спросил невысокий жрец. – Он выглядит грубым и человекообразным и совсем не относящимся к нашему виду.
– А что мы можем сделать? Божества из других вселенных всегда пользовались привилегией посещения наших собраний. Во всяком случае, он решит нашу проблему.
– Ах вот оно что!
– Именно. Кромптон отказывается слить свое фиктивное «я» с квинтэссенцией угасания, которую включает в себя обретение нирваны, и таким образом открыть дорогу бодхисатве Финчу. Мы люди мирные и не можем силой принудить Кромптона погаснуть, как бы нам этого ни хотелось. А тут в нужный момент является это мужеподобное божество, чтобы сделать за нас нашу работу. Разве не замечательно? Тангранак, делай свое дело!
Глава 12
В этот момент произошла полная смена декораций – цвета, скорости, действия. Исчезли торжественные жрецы, судья, жуткое экстравселенское божество, судебный зал и вся его невзрачная обстановка. Не осталось ничего, кроме вереницы блестящих бронзовых кубиков – основных кирпичиков для построения реального мира. Потом и они куда-то делись, и осталась только пыльная субстанция сновидений, которая спрессовалась, выпустила отростки и протуберанцы и превратилась в помещение, точь-в-точь похожее на секретный контрольный бункер Безжалостного Минга в недрах невидимой планеты Ксинго.