Страница:
Кромптон стоял посреди комнаты, пытаясь хоть что-нибудь понять.
В комнату вошел человек. Несмотря на оранжевое трико и чудовищный парик, Кромптон узнал бы его где угодно.
– Джон Блаунт!
– Удивлены, Кромптон, а? Я с удовольствием наблюдал за всеми вашими бесполезными метаниями по Галактике. Так близко и так далеко, а, Кромптон? Хи-хи-хи!
– Как вам удалось похитить меня? – спросил Кромптон. – Институт наверняка начнет поиски.
– Сомневаюсь, – сказал Блаунт. – Видите ли, я хозяин Эйона.
– Агр-р! – сказал Кромптон.
– Я расставил ловушку для вас давным-давно, Элистер. Мои агенты под маской конюхов, полковников, доверенных лиц и официанток постоянно находились при вас, а при случае помогали вам. Почему бы нет? Я был рад помочь вам добраться до Эйона… и до меня.
– Долго же вы точили зуб на меня, – заметил Кромптон.
– Мой «зуб» питает и насыщает меня, – сказал Блаунт. – Мне с ним интересно жить, благодаря ему я раскрыл в себе но-вые таланты. Я вам чрезвычайно признателен, Кромптон. Без вас я бы никогда не узнал истинного смысла и цели моей жизни.
– И цель вашей жизни, видно, состоит в том, чтобы мстить мне.
– И это тоже. Но это только начало. Сколько возможностей открылось, Кромптон!
– Не понимаю.
– Вы верующий, Кромптон? Думаю, что нет. И вы едва ли способны постичь всю грозную красоту того, что случилось со мной однажды в роковой день, когда я как всегда твердил себе: «Не забудь, ты должен отомстить Кромптону».
– Что же с вами случилось?
– В моей голове вдруг раздался голос, великий Глас, который, казалось, шел ниоткуда и отовсюду, и я пал на колени, так как сразу узнал, что это Истинное Слово. И Глас сказал мне: «Джоник! (Да, он употребил именно это имя, так меня называла только моя покойная бабушка!) Джоник! Что ты собираешься делать, когда покончишь с Кромптоном?» Я ответил: «Тогда, наверное, я буду нуждаться в отдыхе; может быть, куплю на несколько недель Португалию». И Глас сказал мне: «Мелко плаваешь, Джоник!» И я сказал: «Согласен, Господи, это звучит довольно банально, так ведь? Вот я, самый богатый, самый умный, самый всемогущий человек во Вселенной, и на что я расходую свою жизнь? На отмщение какому-то Кромптону! А потом у меня вообще ничего не останется. Скажи мне, что я должен делать?» И Он сказал: «Все очень просто, Джоник. Покончив с Кромптоном, примись за всех остальных!» И словно яркий свет вдруг озарил мою душу, и я упал ниц, и смеялся, и плакал, и благодарил Господа. Единственный раз в жизни меня посетило божественное откровение!
Блаунт прервался, чтобы отпить глоток воды.
– И чем больше я размышлял об этом, тем больше убеждался в Его правоте. Действительно, почему бы не отомстить всем тем, кто хоть когда-нибудь причинил мне неприятность? Это была захватывающая идея, и я тут же сел составлять список. Но таких людей оказалось слишком много. Тогда я решил разбить их по категориям. Надо было разделаться со всеми официантами и водителями такси, поп-певцами и полицейскими, контролерами автомобильных стоянок и устроителями гонок на роликах, фермерами и виноделами, фолк-певцами, наркоманами, юристами, албанцами, бейсболистами… Я мог перечислять еще и еще.
– Уверен, что не только могли, но именно так и сделали, – сказал Кромптон.
– Тогда я понял, что лучше составить список тех, кого я не хочу убивать, это сэкономит время. Я думал, думал и пришел к выводу, что таких просто нет. Я было решил спасти грязных далматов, потому что один далмат воспитал меня. Но даже они немало соли насыпали мне под хвост. И вдруг меня озарило: ведь я ненавижу всех и вся. Это облегчило мою задачу. Я сообразил, что мне нужно делать. Уверен, и вы поняли, что я имею в виду.
– Вы действительно имеете в виду то, о чем я подумал? – спросил Кромптон.
Блаунт помолчал немного.
– А что вы подумали?
– Я подумал, что вы на полном серьезе намереваетесь уничтожить все человечество.
– Правильно! Именно это я собираюсь сделать! И мужчин, и женщин! И животных, потому что все они – дерьмо собачье.
– Да вы спятили! – задохнулся Кромптон.
– Выпустите меня отсюда! – завопил Лумис.
В разговор вдруг вмешался Дэн Стэк.
– Уймитесь, – уверенно и безапелляционно заявил он. – Похоже, ситуация как раз подходит для вашего покорного слуги. Беру контроль на себя.
Кромптон не сопротивлялся. Дэн Стэк овладел телом.
Глава 13
Глава 14
Глава 15
ВЕЛИКИЙ ГИНЬОЛЬ СЮРРЕАЛИСТОВ
Глава 1
Глава 2
В комнату вошел человек. Несмотря на оранжевое трико и чудовищный парик, Кромптон узнал бы его где угодно.
– Джон Блаунт!
– Удивлены, Кромптон, а? Я с удовольствием наблюдал за всеми вашими бесполезными метаниями по Галактике. Так близко и так далеко, а, Кромптон? Хи-хи-хи!
– Как вам удалось похитить меня? – спросил Кромптон. – Институт наверняка начнет поиски.
– Сомневаюсь, – сказал Блаунт. – Видите ли, я хозяин Эйона.
– Агр-р! – сказал Кромптон.
– Я расставил ловушку для вас давным-давно, Элистер. Мои агенты под маской конюхов, полковников, доверенных лиц и официанток постоянно находились при вас, а при случае помогали вам. Почему бы нет? Я был рад помочь вам добраться до Эйона… и до меня.
– Долго же вы точили зуб на меня, – заметил Кромптон.
– Мой «зуб» питает и насыщает меня, – сказал Блаунт. – Мне с ним интересно жить, благодаря ему я раскрыл в себе но-вые таланты. Я вам чрезвычайно признателен, Кромптон. Без вас я бы никогда не узнал истинного смысла и цели моей жизни.
– И цель вашей жизни, видно, состоит в том, чтобы мстить мне.
– И это тоже. Но это только начало. Сколько возможностей открылось, Кромптон!
– Не понимаю.
– Вы верующий, Кромптон? Думаю, что нет. И вы едва ли способны постичь всю грозную красоту того, что случилось со мной однажды в роковой день, когда я как всегда твердил себе: «Не забудь, ты должен отомстить Кромптону».
– Что же с вами случилось?
– В моей голове вдруг раздался голос, великий Глас, который, казалось, шел ниоткуда и отовсюду, и я пал на колени, так как сразу узнал, что это Истинное Слово. И Глас сказал мне: «Джоник! (Да, он употребил именно это имя, так меня называла только моя покойная бабушка!) Джоник! Что ты собираешься делать, когда покончишь с Кромптоном?» Я ответил: «Тогда, наверное, я буду нуждаться в отдыхе; может быть, куплю на несколько недель Португалию». И Глас сказал мне: «Мелко плаваешь, Джоник!» И я сказал: «Согласен, Господи, это звучит довольно банально, так ведь? Вот я, самый богатый, самый умный, самый всемогущий человек во Вселенной, и на что я расходую свою жизнь? На отмщение какому-то Кромптону! А потом у меня вообще ничего не останется. Скажи мне, что я должен делать?» И Он сказал: «Все очень просто, Джоник. Покончив с Кромптоном, примись за всех остальных!» И словно яркий свет вдруг озарил мою душу, и я упал ниц, и смеялся, и плакал, и благодарил Господа. Единственный раз в жизни меня посетило божественное откровение!
Блаунт прервался, чтобы отпить глоток воды.
– И чем больше я размышлял об этом, тем больше убеждался в Его правоте. Действительно, почему бы не отомстить всем тем, кто хоть когда-нибудь причинил мне неприятность? Это была захватывающая идея, и я тут же сел составлять список. Но таких людей оказалось слишком много. Тогда я решил разбить их по категориям. Надо было разделаться со всеми официантами и водителями такси, поп-певцами и полицейскими, контролерами автомобильных стоянок и устроителями гонок на роликах, фермерами и виноделами, фолк-певцами, наркоманами, юристами, албанцами, бейсболистами… Я мог перечислять еще и еще.
– Уверен, что не только могли, но именно так и сделали, – сказал Кромптон.
– Тогда я понял, что лучше составить список тех, кого я не хочу убивать, это сэкономит время. Я думал, думал и пришел к выводу, что таких просто нет. Я было решил спасти грязных далматов, потому что один далмат воспитал меня. Но даже они немало соли насыпали мне под хвост. И вдруг меня озарило: ведь я ненавижу всех и вся. Это облегчило мою задачу. Я сообразил, что мне нужно делать. Уверен, и вы поняли, что я имею в виду.
– Вы действительно имеете в виду то, о чем я подумал? – спросил Кромптон.
Блаунт помолчал немного.
– А что вы подумали?
– Я подумал, что вы на полном серьезе намереваетесь уничтожить все человечество.
– Правильно! Именно это я собираюсь сделать! И мужчин, и женщин! И животных, потому что все они – дерьмо собачье.
– Да вы спятили! – задохнулся Кромптон.
– Выпустите меня отсюда! – завопил Лумис.
В разговор вдруг вмешался Дэн Стэк.
– Уймитесь, – уверенно и безапелляционно заявил он. – Похоже, ситуация как раз подходит для вашего покорного слуги. Беру контроль на себя.
Кромптон не сопротивлялся. Дэн Стэк овладел телом.
Глава 13
– Да, – сказал Стэк, – впечатляющий план, ничего не скажешь! Просто чертовски хорош!
Блаунт был поражен.
– Но… Спасибо большое! А я-то думал, что в вашем положении…
– Вот еще! – сказал Стэк. – При чем тут мое положение? Я способен оценить артистизм. А вы большой артист, детка.
– Вы и в самом деле чувствуете? – спросил Блаунт. – И вы не считаете меня сумасшедшим?
– Вы такой же сумасшедший, как и я! – подмигнув, сказал Стэк. – Да я на вашем месте сделал бы то же самое, а я не сумасшедший, верно?
– Конечно! – сказал Блаунт. – Так вам и вправду нравится мой план?
– Я в восторге от него! – сказал Стэк. – С чего начнем?
– Первоначальные шаги я уже разработал, – с гордостью заявил Блаунт.
В этот момент Кромптону удалось перехватить контроль и крикнуть:
– Нет, я отказываюсь участвовать в этом и вам не позволю!
– Что это с вами? – спросил Блаунт.
– Да нет, – сказал Стэк, – это не я, это был Кромптон.
– А вы что – не Кромптон?
– Конечно нет. Я один из его компонентов. Мое имя Дэн Стэк.
– О! Рад познакомиться. Трудно поверить… То есть вы так похожи… А я Джон Блаунт.
– Я о вас все знаю, – сказал Стэк. – Я прошелся по файлам кромптоновской памяти.
– Тогда вам известно, что он сотворил со мной.
– Известно. И это не делает ему чести, – сказал Стэк. – Да и вообще он дерьмо порядочное. Господь свидетель, я не видел ничего, кроме тревог и мучений с тех пор, как он уговорил меня воссоединиться!
– Могу себе представить. Знаете, Дэн, вы мне нравитесь. Слушайте, я не прочь оставить вас при себе, если вас это устраивает.
– Еще как устраивает, – ответил Стэк.
– Мне ведь не с кем даже поговорить о моем деле, представляете?
– Уничтожение человечества – занятие, требующее одиночества, – согласился Стэк.
– Но мы должны отделаться от этого Кромптона.
– Точно. Вы читаете мои мысли. Что-нибудь сообразим. – Стэк хихикнул. – Раз уж мы займемся Кромптоном, прихватим заодно и Лумиса. Грош ему цена в базарный день!
– А вы интересно мыслите, – заметил Блаунт, обеими руками пожимая руку Стэка. – С вами будет приятно работать. А теперь пойдемте в мою комнату военных игр и займемся планом всеобщего уничтожения. Сначала я разделаюсь со всеми земными почтальонами. Хватит терпеть вечные задержки с доставкой моих важнейших посланий.
– Прекрасно, – сказал Стэк. – Пошли.
Блаунт был поражен.
– Но… Спасибо большое! А я-то думал, что в вашем положении…
– Вот еще! – сказал Стэк. – При чем тут мое положение? Я способен оценить артистизм. А вы большой артист, детка.
– Вы и в самом деле чувствуете? – спросил Блаунт. – И вы не считаете меня сумасшедшим?
– Вы такой же сумасшедший, как и я! – подмигнув, сказал Стэк. – Да я на вашем месте сделал бы то же самое, а я не сумасшедший, верно?
– Конечно! – сказал Блаунт. – Так вам и вправду нравится мой план?
– Я в восторге от него! – сказал Стэк. – С чего начнем?
– Первоначальные шаги я уже разработал, – с гордостью заявил Блаунт.
В этот момент Кромптону удалось перехватить контроль и крикнуть:
– Нет, я отказываюсь участвовать в этом и вам не позволю!
– Что это с вами? – спросил Блаунт.
– Да нет, – сказал Стэк, – это не я, это был Кромптон.
– А вы что – не Кромптон?
– Конечно нет. Я один из его компонентов. Мое имя Дэн Стэк.
– О! Рад познакомиться. Трудно поверить… То есть вы так похожи… А я Джон Блаунт.
– Я о вас все знаю, – сказал Стэк. – Я прошелся по файлам кромптоновской памяти.
– Тогда вам известно, что он сотворил со мной.
– Известно. И это не делает ему чести, – сказал Стэк. – Да и вообще он дерьмо порядочное. Господь свидетель, я не видел ничего, кроме тревог и мучений с тех пор, как он уговорил меня воссоединиться!
– Могу себе представить. Знаете, Дэн, вы мне нравитесь. Слушайте, я не прочь оставить вас при себе, если вас это устраивает.
– Еще как устраивает, – ответил Стэк.
– Мне ведь не с кем даже поговорить о моем деле, представляете?
– Уничтожение человечества – занятие, требующее одиночества, – согласился Стэк.
– Но мы должны отделаться от этого Кромптона.
– Точно. Вы читаете мои мысли. Что-нибудь сообразим. – Стэк хихикнул. – Раз уж мы займемся Кромптоном, прихватим заодно и Лумиса. Грош ему цена в базарный день!
– А вы интересно мыслите, – заметил Блаунт, обеими руками пожимая руку Стэка. – С вами будет приятно работать. А теперь пойдемте в мою комнату военных игр и займемся планом всеобщего уничтожения. Сначала я разделаюсь со всеми земными почтальонами. Хватит терпеть вечные задержки с доставкой моих важнейших посланий.
– Прекрасно, – сказал Стэк. – Пошли.
Глава 14
И в это мгновение произошел разрыв континуума. Он начался в виде мерцания, дрожания и сотрясений. Потом появились клубы желтоватого дыма, сгустившиеся в медведей коала, которые тут же попрятались под мебелью. Затем стены пошли пузырями и затрещали, кресла то вспыхивали ярким светом, то гасли.
Все это предвещало опасность вселенотрясения, которое изменяет все вокруг и, как правило, к худшему.
Комната преобразилась в римский Форум, в Башню торговцев, в застенок для предателей в Сан-Франциско, в торговый ореховый центр «Стакки» в Джорджии и наконец стала довольно небрежной копией греческого рекреационного зала из 2001 года.
В этом зале вокруг огромного стола из красного дерева сидели мужчины в ковбойских шляпах и черных шелковых масках.
Из потайной двери слева в зал стремительно вошел человек в серо-голубом костюме и теннисках. Это был Секюйль.
– Агр-р! – прохрипел Блаунт, и лицо его посерело.
– Да, – сказал Секюйль, – пришел час расплаты, Блаунт. Здесь собран Комитет по охране целостности повествования. Возможно, вам он лучше известен под названием «Архетип Бдительных».
– Бог мой, нет! – воскликнул Блаунт.
– Блаунт, вам действительно должно быть стыдно. Ваше вшивое Weltanschauung[40] никому не интересно. Это повесть о Кромптоне, а вы в ней всего лишь второстепенный персонаж.
– Но, черт возьми, – сказал Блаунт, – действующее лицо имеет право на самосовершенствование, не так ли?
Секюйль обратился к Бдительным:
– Джентльмены, думаю, вы тоже заметили: Блаунт из эгоистических побуждений сломал сценарий и, исказив сюжет, направил действие в нежелательное и невыгодное русло.
– Ясное дело, – подтвердил один из Бдительных. – Считаю, его надо вообще вымарать из повести.
– Блаунт, как вы хотите исчезнуть? – спросил другой. – В автомобильной катастрофе? В толпе во время коронации? Или примете снотворное?
– О, пожалуйста, не вычеркивайте меня! – взмолился Блаунт. – Простите! Я раскаиваюсь, я больше так не буду!
– Сомневаюсь, можно ли вам верить, – сказал Секюйль.
– Я буду хорошим! Вот увидите! Вы еще будете гордиться мной!
– Хм…
Блаунт не стал терять времени даром. Почувствовав, что ему предоставлена последняя возможность избежать вычеркивания из повести, он обратил все свое имущество в наличные, раздал их бедным и ретировался в ту самую пещеру Бхутан, где обитал Отто Градж, сын судьи О. Т. Граджа. Через несколько лет о Блаунте заговорили, как о Странном Монахе – так его прозвали за привычку пересчитывать свои зубы на людях. В этой повести вы больше не встретитесь с ним.
– Секюйль, не знаю, как вас благодарить, – сказал Кромптон. – Не могу ли я чем-нибудь помочь вам в вашей Игре?
– Вы уже помогли мне, Кромптон, – сказал Секюйль, – тем, что вляпались в эту забавную ситуацию, из которой я благополучно извлек вас, заработав таким образом пятьсот красных очков за три чистых броска. Вот так-то.
– Я очень рад, – сказал Кромптон.
– Ну, пока.
Секюйль запихнул «Архетип Бдительных» в большой коричневый конверт и направился к двери.
– Постойте! – вскричал Кромптон.
– Что такое?
– А что мне теперь делать? – спросил Кромптон.
– Прошу прощения? – удивился Секюйль.
– Да с этими Стэком, Лумисом и Финчем?
– Откуда мне знать? Это ваша история. Я только вспомогательный персонаж, не такой уж и важный.
– Секюйль, ну пожалуйста! Я не могу больше так!
– Вам, мальчики, остается только одно, – сказал Секюйль. – Сразиться друг с другом как следует, чтобы наступила наконец интеграция или один из вас взял бы верх над остальными силой.
– Да с тех пор, как мы встретились, мы только и делаем, что сражаемся, – сказал Кромптон. – И тихо сходим с ума.
– Это потому, что вы боролись старомодным способом внутреннего конфликта. А современная наука предлагает новейший метод – вывести ваши внутренние конфликты наружу и тогда решать их.
– Как это?
– К счастью для вас, Комитет универсальных методов и средств собрался на свою пленарную сессию и специально для вас изобрел устройство под названием «Имитатор внешних обстоятельств».
– Правда? Изобрели для меня? Это первый реальный шанс для меня во всей этой истории!
– Посмотрим, насколько он вам поможет. Но в любом случае, это будет ваш последний номер. Честно говоря, нам пора очистить сцену для следующего представления. Вы все согласны?
– Да! – воскликнул Кромптон.
– Да хуже-то не будет, – проворчал Лумис.
– Поехали, чего там! – прогремел Стэк.
Какой-то намек на согласие выразил даже Финч.
– Итак, вперед, вперед, вперед! И прочь отсюда! – сказал Секюйль.
И снова начался разрыв непрерывности, все поползло, словно размытые, снятые наплывом кинокадры в чьем-то иллюзорном восприятии. Кромптону стало тошно, он закричал:
– Что там происходит? Как работает этот имитатор внешних обстоятельств?
– Он работает, – сказал Секюйль. – Удачи вам!
Все это предвещало опасность вселенотрясения, которое изменяет все вокруг и, как правило, к худшему.
Комната преобразилась в римский Форум, в Башню торговцев, в застенок для предателей в Сан-Франциско, в торговый ореховый центр «Стакки» в Джорджии и наконец стала довольно небрежной копией греческого рекреационного зала из 2001 года.
В этом зале вокруг огромного стола из красного дерева сидели мужчины в ковбойских шляпах и черных шелковых масках.
Из потайной двери слева в зал стремительно вошел человек в серо-голубом костюме и теннисках. Это был Секюйль.
– Агр-р! – прохрипел Блаунт, и лицо его посерело.
– Да, – сказал Секюйль, – пришел час расплаты, Блаунт. Здесь собран Комитет по охране целостности повествования. Возможно, вам он лучше известен под названием «Архетип Бдительных».
– Бог мой, нет! – воскликнул Блаунт.
– Блаунт, вам действительно должно быть стыдно. Ваше вшивое Weltanschauung[40] никому не интересно. Это повесть о Кромптоне, а вы в ней всего лишь второстепенный персонаж.
– Но, черт возьми, – сказал Блаунт, – действующее лицо имеет право на самосовершенствование, не так ли?
Секюйль обратился к Бдительным:
– Джентльмены, думаю, вы тоже заметили: Блаунт из эгоистических побуждений сломал сценарий и, исказив сюжет, направил действие в нежелательное и невыгодное русло.
– Ясное дело, – подтвердил один из Бдительных. – Считаю, его надо вообще вымарать из повести.
– Блаунт, как вы хотите исчезнуть? – спросил другой. – В автомобильной катастрофе? В толпе во время коронации? Или примете снотворное?
– О, пожалуйста, не вычеркивайте меня! – взмолился Блаунт. – Простите! Я раскаиваюсь, я больше так не буду!
– Сомневаюсь, можно ли вам верить, – сказал Секюйль.
– Я буду хорошим! Вот увидите! Вы еще будете гордиться мной!
– Хм…
Блаунт не стал терять времени даром. Почувствовав, что ему предоставлена последняя возможность избежать вычеркивания из повести, он обратил все свое имущество в наличные, раздал их бедным и ретировался в ту самую пещеру Бхутан, где обитал Отто Градж, сын судьи О. Т. Граджа. Через несколько лет о Блаунте заговорили, как о Странном Монахе – так его прозвали за привычку пересчитывать свои зубы на людях. В этой повести вы больше не встретитесь с ним.
– Секюйль, не знаю, как вас благодарить, – сказал Кромптон. – Не могу ли я чем-нибудь помочь вам в вашей Игре?
– Вы уже помогли мне, Кромптон, – сказал Секюйль, – тем, что вляпались в эту забавную ситуацию, из которой я благополучно извлек вас, заработав таким образом пятьсот красных очков за три чистых броска. Вот так-то.
– Я очень рад, – сказал Кромптон.
– Ну, пока.
Секюйль запихнул «Архетип Бдительных» в большой коричневый конверт и направился к двери.
– Постойте! – вскричал Кромптон.
– Что такое?
– А что мне теперь делать? – спросил Кромптон.
– Прошу прощения? – удивился Секюйль.
– Да с этими Стэком, Лумисом и Финчем?
– Откуда мне знать? Это ваша история. Я только вспомогательный персонаж, не такой уж и важный.
– Секюйль, ну пожалуйста! Я не могу больше так!
– Вам, мальчики, остается только одно, – сказал Секюйль. – Сразиться друг с другом как следует, чтобы наступила наконец интеграция или один из вас взял бы верх над остальными силой.
– Да с тех пор, как мы встретились, мы только и делаем, что сражаемся, – сказал Кромптон. – И тихо сходим с ума.
– Это потому, что вы боролись старомодным способом внутреннего конфликта. А современная наука предлагает новейший метод – вывести ваши внутренние конфликты наружу и тогда решать их.
– Как это?
– К счастью для вас, Комитет универсальных методов и средств собрался на свою пленарную сессию и специально для вас изобрел устройство под названием «Имитатор внешних обстоятельств».
– Правда? Изобрели для меня? Это первый реальный шанс для меня во всей этой истории!
– Посмотрим, насколько он вам поможет. Но в любом случае, это будет ваш последний номер. Честно говоря, нам пора очистить сцену для следующего представления. Вы все согласны?
– Да! – воскликнул Кромптон.
– Да хуже-то не будет, – проворчал Лумис.
– Поехали, чего там! – прогремел Стэк.
Какой-то намек на согласие выразил даже Финч.
– Итак, вперед, вперед, вперед! И прочь отсюда! – сказал Секюйль.
И снова начался разрыв непрерывности, все поползло, словно размытые, снятые наплывом кинокадры в чьем-то иллюзорном восприятии. Кромптону стало тошно, он закричал:
– Что там происходит? Как работает этот имитатор внешних обстоятельств?
– Он работает, – сказал Секюйль. – Удачи вам!
Глава 15
В мозгу бессмысленным эхом билось слово «параметры». Кромптон осмотрелся и понял, что попал в никуда. Это было странное и сверхъестественное ощущение, ибо в этом нигде не было ничего, даже самого Кромптона.
Сначала все это, включая собственное небытие, развеселило его, как может развеселить полет вниз по лыжне длиной в миллион миль. Но потом ему стало страшно. Скорость убивает, не так ли? А когда убивают ничто, остается взамен двойное ничто, или просто ничто, – положение поистине гибельное.
Кромптон толком не знал, как выбраться из него, и решил воплотиться и тем самым создать различия.
Облекшись телом, он почувствовал себя гораздо увереннее. Но ему совсем не улыбалось висеть в полном ничто единственным плотным телом – тут не очень-то пофункционируешь! – и тогда по возможности быстро и аккуратно он создал Землю, остановился, посмотрел на плоды труда своего и убедился, что допустил досадную ошибку: все побережье Северной Америки получилось у него вздутым и неправильным, а дубы почему-то напоминали карликовые мандарины. Было еще много всяческих аномалий, и не все их можно было извинить неопытностью. Кромптон надеялся, что у него еще будет время вернуться к ним.
Затем он задумался, что же делать дальше. Он не мог вспомнить, а может, никогда и не знал, и поэтому набросал местечко, где мог бы подождать дальнейшего развития событий: Мейплвуд, Нью-Джерси, 1944 год. В данный момент это был единственный город на Земле, и Кромптон наладил в нем такую справедливую и спокойную жизнь, которую не могли забыть призрачные исторические анналы штата. Золотой век мог бы длиться бесконечно, но однажды в золотое октябрьское утро его прервал зловещий грохот с запада, и, когда Кромптон вышел из своего президентского дворца, построенного в стиле ранчо, он увидел колонну бронетанковых войск, продвигавшуюся по южной Оранж-авеню. На переднем танке восседал фельдмаршал Эрвин Роммель. Рядом с ним, очень довольный собой, стоял Дэниэл Стэк.
Тогда Кромптон вспомнил, что должна произойти битва не на жизнь, а на смерть путем имитации. Он, оказывается, зря терял время, пока холерик Стэк постигал науку захвата власти.
Хотя игра была для Кромптона в новинку, он сразу ухватился за первые попавшиеся образы и умудрился вызвать в воображении пятьдесят швейцарских гвардейцев, вооруженных пиками, команду викингов-берсерков и подразделение венгерской нерегулярной кавалерии под предводительством Фон Зуппе. Эти силы удерживали подходы к Спрингфилд-авеню, а Кромптон тем временем успел спастись бегством на юг и по пути имитировал новую территорию.
Стэк преследует его аж до самой Гуадаррамы со всей, черт бы ее побрал, Великой армией республиканцев и многочисленными отрядами гурков,[41] буров и албанцев. Стэк собирает большие силы, но он не может объединить их, его войска охватывает паника, когда классическое поле боя на глазах превращается в глубокие овраги и необозримые долины. Тогда Стэк вводит в бой подкрепление – мембрильских апачей и царя Атауальпа[42] с его безликими инками, а также парочку зулусских бесенят. Как и следовало ожидать, вся эта стреляющая катавасия расползается, расплывается в фокусе и тает, быстро превращаясь в пустую иллюзию, и Лумис, оказавшийся не таким уж мягкотелым, использует предоставившуюся возможность и бросает в битву вооруженных пиками гашишников и малайских амоков – удивительно воинственный поступок для такого миролюбивого человека.
Между тем Кромптон тоже собирает армию и спускается с Голубых холмов с десятью эскадронами «круглоголовых» Кромвеля, чтобы показать, что он шутить не намерен. В поддержку ему выступает великий Густав Адольф, возглавивший потерянный легион Вара.[43] Стэк поспешно противопоставляет им Золотую Орду, но варяги Кромптона охватывают ее с флангов и обстреливают продольным огнем из шеренг, пока Стэк не поражает всех берсерков бубонной чумой, которую распространяют среди них гигантские красные пауки во главе с Субмаринером.
Как и всех усилий Стэка, этого изобретения хватает ненадолго, швы начинают расползаться, и кто бы, вы думали, вступает в битву? Сам Финч с царем Ашокой и войском из бодхисатв, арахантов и пратиека-будд.[44] Их сметают почти мгновенно, но Лумису хватает времени, чтобы превратиться в Оуэна Глендоуэра[45] и смыться в горы Уэльса, где к нему присоединяются «Крейзи Хорс»[46] и индейское племя сиу.
Кромптон воспользовался минутным замешательством и переместился в траншеи у Ричмонда, где Грант[47] остановил противника, а Шерман[48] раздолбал его, и все, что осталось на долю Джебу Стюарту,[49] это стать эскадроном П-51, чтобы отсрочить падение Минандао,[50] тем самым позволив Стэку сотворить Дьенбьенфу[51] (неудачный ход), а потом Мадагаскар (еще более неудачный). Стэк явно выдохся. Слышно было, как он, крепко зажатый, бормотал:
– Я Фрейд, а этот день – начало Юнга и Адлера,[52] Адлера…
И Кромптон вдруг остается совсем один. Слезы застревают у него в горле, он взирает на кровавую бойню и замечает, как сам он меняется, меняется, меняется, превращаясь в безжалостного убийцу, рыдающего пивом, которое заливает весь его шотландский костюм.
А потом Кромптон умер, и было новое время и новый человек. Этот человек открыл глаза, потянулся и зевнул, с удовольствием ощущая свет и цвет. Прежнее владение Элистера Кромптона, в котором временно обитали Эдгар Лумис, Дэн Стэк и Картон Финч, это тело поднялось и нашло, что жизнь хороша. Теперь, как и все другие люди, он станет многогранным и непредсказуемым, будет поступать, как захочет его левая нога, и никакой упрощенности, никаких стереотипов. Теперь он будет искать любви, секса, денег, и, Боже мой, у него еще останется время на множество разных хобби.
Но чем заняться прежде всего? Что, если деньгами и Богом, а любовь пусть приходит сама? Или любовью и деньгами, а Бога оставить на потом?
Он задумался. В голову ничего путного не приходило. Он лишь понял, что его ждет немало дел и что есть множество причин как для того, чтобы переделать их все, так и для того, чтобы не делать ни одного.
Сидел и думал новый человек. И вдруг дурное предчувствие охватило его, и он сказал:
– Эй, ребята, вы еще здесь? Боюсь, из этого все равно ничего не выйдет.
Сначала все это, включая собственное небытие, развеселило его, как может развеселить полет вниз по лыжне длиной в миллион миль. Но потом ему стало страшно. Скорость убивает, не так ли? А когда убивают ничто, остается взамен двойное ничто, или просто ничто, – положение поистине гибельное.
Кромптон толком не знал, как выбраться из него, и решил воплотиться и тем самым создать различия.
Облекшись телом, он почувствовал себя гораздо увереннее. Но ему совсем не улыбалось висеть в полном ничто единственным плотным телом – тут не очень-то пофункционируешь! – и тогда по возможности быстро и аккуратно он создал Землю, остановился, посмотрел на плоды труда своего и убедился, что допустил досадную ошибку: все побережье Северной Америки получилось у него вздутым и неправильным, а дубы почему-то напоминали карликовые мандарины. Было еще много всяческих аномалий, и не все их можно было извинить неопытностью. Кромптон надеялся, что у него еще будет время вернуться к ним.
Затем он задумался, что же делать дальше. Он не мог вспомнить, а может, никогда и не знал, и поэтому набросал местечко, где мог бы подождать дальнейшего развития событий: Мейплвуд, Нью-Джерси, 1944 год. В данный момент это был единственный город на Земле, и Кромптон наладил в нем такую справедливую и спокойную жизнь, которую не могли забыть призрачные исторические анналы штата. Золотой век мог бы длиться бесконечно, но однажды в золотое октябрьское утро его прервал зловещий грохот с запада, и, когда Кромптон вышел из своего президентского дворца, построенного в стиле ранчо, он увидел колонну бронетанковых войск, продвигавшуюся по южной Оранж-авеню. На переднем танке восседал фельдмаршал Эрвин Роммель. Рядом с ним, очень довольный собой, стоял Дэниэл Стэк.
Тогда Кромптон вспомнил, что должна произойти битва не на жизнь, а на смерть путем имитации. Он, оказывается, зря терял время, пока холерик Стэк постигал науку захвата власти.
Хотя игра была для Кромптона в новинку, он сразу ухватился за первые попавшиеся образы и умудрился вызвать в воображении пятьдесят швейцарских гвардейцев, вооруженных пиками, команду викингов-берсерков и подразделение венгерской нерегулярной кавалерии под предводительством Фон Зуппе. Эти силы удерживали подходы к Спрингфилд-авеню, а Кромптон тем временем успел спастись бегством на юг и по пути имитировал новую территорию.
Стэк преследует его аж до самой Гуадаррамы со всей, черт бы ее побрал, Великой армией республиканцев и многочисленными отрядами гурков,[41] буров и албанцев. Стэк собирает большие силы, но он не может объединить их, его войска охватывает паника, когда классическое поле боя на глазах превращается в глубокие овраги и необозримые долины. Тогда Стэк вводит в бой подкрепление – мембрильских апачей и царя Атауальпа[42] с его безликими инками, а также парочку зулусских бесенят. Как и следовало ожидать, вся эта стреляющая катавасия расползается, расплывается в фокусе и тает, быстро превращаясь в пустую иллюзию, и Лумис, оказавшийся не таким уж мягкотелым, использует предоставившуюся возможность и бросает в битву вооруженных пиками гашишников и малайских амоков – удивительно воинственный поступок для такого миролюбивого человека.
Между тем Кромптон тоже собирает армию и спускается с Голубых холмов с десятью эскадронами «круглоголовых» Кромвеля, чтобы показать, что он шутить не намерен. В поддержку ему выступает великий Густав Адольф, возглавивший потерянный легион Вара.[43] Стэк поспешно противопоставляет им Золотую Орду, но варяги Кромптона охватывают ее с флангов и обстреливают продольным огнем из шеренг, пока Стэк не поражает всех берсерков бубонной чумой, которую распространяют среди них гигантские красные пауки во главе с Субмаринером.
Как и всех усилий Стэка, этого изобретения хватает ненадолго, швы начинают расползаться, и кто бы, вы думали, вступает в битву? Сам Финч с царем Ашокой и войском из бодхисатв, арахантов и пратиека-будд.[44] Их сметают почти мгновенно, но Лумису хватает времени, чтобы превратиться в Оуэна Глендоуэра[45] и смыться в горы Уэльса, где к нему присоединяются «Крейзи Хорс»[46] и индейское племя сиу.
Кромптон воспользовался минутным замешательством и переместился в траншеи у Ричмонда, где Грант[47] остановил противника, а Шерман[48] раздолбал его, и все, что осталось на долю Джебу Стюарту,[49] это стать эскадроном П-51, чтобы отсрочить падение Минандао,[50] тем самым позволив Стэку сотворить Дьенбьенфу[51] (неудачный ход), а потом Мадагаскар (еще более неудачный). Стэк явно выдохся. Слышно было, как он, крепко зажатый, бормотал:
– Я Фрейд, а этот день – начало Юнга и Адлера,[52] Адлера…
И Кромптон вдруг остается совсем один. Слезы застревают у него в горле, он взирает на кровавую бойню и замечает, как сам он меняется, меняется, меняется, превращаясь в безжалостного убийцу, рыдающего пивом, которое заливает весь его шотландский костюм.
А потом Кромптон умер, и было новое время и новый человек. Этот человек открыл глаза, потянулся и зевнул, с удовольствием ощущая свет и цвет. Прежнее владение Элистера Кромптона, в котором временно обитали Эдгар Лумис, Дэн Стэк и Картон Финч, это тело поднялось и нашло, что жизнь хороша. Теперь, как и все другие люди, он станет многогранным и непредсказуемым, будет поступать, как захочет его левая нога, и никакой упрощенности, никаких стереотипов. Теперь он будет искать любви, секса, денег, и, Боже мой, у него еще останется время на множество разных хобби.
Но чем заняться прежде всего? Что, если деньгами и Богом, а любовь пусть приходит сама? Или любовью и деньгами, а Бога оставить на потом?
Он задумался. В голову ничего путного не приходило. Он лишь понял, что его ждет немало дел и что есть множество причин как для того, чтобы переделать их все, так и для того, чтобы не делать ни одного.
Сидел и думал новый человек. И вдруг дурное предчувствие охватило его, и он сказал:
– Эй, ребята, вы еще здесь? Боюсь, из этого все равно ничего не выйдет.
ВЕЛИКИЙ ГИНЬОЛЬ СЮРРЕАЛИСТОВ
Гиньоль – персонаж французского театра кукол (XVIII в.). Это тип жизнерадостного, остроумного и циничного лионского кустаря, говорящего на местном диалекте (canut). Маску Гиньоля создал директор лионского театра кукол, он же был первым автором пьес с участием Гиньоля.
Аналогом этого персонажа в России является Петрушка, в Англии – Панч, в Германии – Гансвурт и Кашперль.
Глава 1
Все повторилось. Он снова увидел эту ужасную улыбку на лице Клоуна. Вишну застонал и пошевелился во сне.
Кто-то тряс его за плечо. Он поднял голову.
– Атертон! Как вы здесь оказались?
– Я знал, что вас ожидает тяжелая ночь, милорд. Поэтому решил, если я вам понадоблюсь, лучше мне быть поблизости, – ответил психолог.
Вишну сел на кровати. Вид у него был неважный. На сей раз он поместил свой центральный процессор в тело киноактера Фреда Астера, одну из многочисленных человеческих оболочек, которыми пользовался. Однако события, пережитые в снах, невольно стерли с худого лица доброжелательность и грустную меланхолию, некогда сделавших Астера столь популярным и любимым героем старого синематографа. Хотя Вишну был роботом с искусственным разумом, он чувствовал и вел себя, как человек, к тому же человек, чем-то напуганный.
– Как видите, я уже проснулся, – сказал он психологу. – Прошу вас, пройдемте в гостиную. Мне необходимо поговорить с вами.
В уютной с низким потолком комнате, стены которой были украшены геральдическими знаками, Вишну предложил психиатру одно из низких и очень мягких кресел, сам же сел на стул с прямой спинкой. Психиатр с удовольствием расслабился в глубоком кресле. Это был невысокий, плотно сбитый мужчина лет за сорок, в строгом, но элегантном сером костюме.
Вишну сразу перешел к делу.
– Сны в последнее время снятся мне все чаще, – сказал он.
Атертон понимающе кивнул.
– Я ждал этого. Боюсь, что вы все ближе к кризисной точке, милорд.
Вишну ничего не оставалось, как подтвердить это мрачным кивком.
– Да, вы меня предупреждали, но не объяснили, отчего это происходит. Мне трудно понять, почему такой машине, как я, могут сниться сны.
– У вас много человеческих качеств, – ответил психиатр. – Почему бы вам тоже не видеть сны?
Вишну какое-то время молчал.
– Потому, что это означает сознание собственного бессилия перед некими психическими явлениями, которые кажутся мне чрезвычайно неприятными, – наконец промолвил он.
– Я говорил вам, что явления психического характера – такая же реальность, как деревья, дома и все остальное в материальном мире.
– Но мои сны уносят меня в совершенно неправдоподобные места, – возразил Вишну. – Я не понимаю, почему это происходит?
– Место, которое исчезает для вас при пробуждении, отнюдь не является неправдоподобным.
– Вы знаете, что я хотел сказать.
– А если я сообщу вам, – промолвил Атертон, – что есть люди, которые верят в существование таких мест, где причины и следствия персонифицированы? Где в каждом явлении материального мира следует искать эффект кармы, результат влияния действий, совершенных ранее.
– Объясните наглядно, – попросил Вишну.
– Ну, например, король совершил убийство. Это действие отмечается в анналах истории. Или же еще: муравей обгрыз лист на дереве. И это действие тоже не проходит незамеченным. Между великим и ничтожным деянием нет особой разницы. И тому и другому находится место в хаосе случайностей.
– Вы считаете, со мной происходит нечто подобное? Однако это означает, что я бессилен помешать чему-либо.
– Вывод не совсем верный, милорд. Это лишь означает, что есть сила куда более могущественная, чем та, которой сейчас обладаете вы как правитель планеты Земля. Стоит вам достигнуть подобной силы, и вы сможете вносить изменения на причинном уровне. Вы тоже будете переключать рубильник на гигантском щите управления, где достаточно одного движения и падет к ногам малая птица.[53] Это как пример. Действие само по себе не имеет значения, но может повлечь цепь других событий.
– Зачем мне вмешиваться в причинные связи?
– Почему люди вмешиваются в судьбу или причинность? Чтобы получить то, чего хочется, если иным способом это сделать невозможно.
– А что, по-вашему, хочу получить я?
– Я знаю, чего вы хотите, – ответил Атертон. – Ведь я ваш психолог. Вам хочется выйти за границу познаваемого. Вам нужна трансцендентальность.
– Да, нужна. А разве это возможно?
– Лишь в том случае, если существуют боги.
– А они существуют?
– Вы сами должны найти ответ на этот вопрос, Вишну.
– Атертон… вы бог?
– Давайте лучше скажем так: время от времени я выполняю его работу.
– Это и есть трансцендентальность? Я тоже смогу?
– Судя по всему, – заметил Атертон, – это пройдет мимо вас. Если только вы не повернете события в свою пользу.
– Как мне это сделать?
– Я могу помочь вам, – ответил Атертон. – Но если вы действительно этого хотите.
– Я действительно хочу этого, – уверенно подтвердил Вишну.
Кто-то тряс его за плечо. Он поднял голову.
– Атертон! Как вы здесь оказались?
– Я знал, что вас ожидает тяжелая ночь, милорд. Поэтому решил, если я вам понадоблюсь, лучше мне быть поблизости, – ответил психолог.
Вишну сел на кровати. Вид у него был неважный. На сей раз он поместил свой центральный процессор в тело киноактера Фреда Астера, одну из многочисленных человеческих оболочек, которыми пользовался. Однако события, пережитые в снах, невольно стерли с худого лица доброжелательность и грустную меланхолию, некогда сделавших Астера столь популярным и любимым героем старого синематографа. Хотя Вишну был роботом с искусственным разумом, он чувствовал и вел себя, как человек, к тому же человек, чем-то напуганный.
– Как видите, я уже проснулся, – сказал он психологу. – Прошу вас, пройдемте в гостиную. Мне необходимо поговорить с вами.
В уютной с низким потолком комнате, стены которой были украшены геральдическими знаками, Вишну предложил психиатру одно из низких и очень мягких кресел, сам же сел на стул с прямой спинкой. Психиатр с удовольствием расслабился в глубоком кресле. Это был невысокий, плотно сбитый мужчина лет за сорок, в строгом, но элегантном сером костюме.
Вишну сразу перешел к делу.
– Сны в последнее время снятся мне все чаще, – сказал он.
Атертон понимающе кивнул.
– Я ждал этого. Боюсь, что вы все ближе к кризисной точке, милорд.
Вишну ничего не оставалось, как подтвердить это мрачным кивком.
– Да, вы меня предупреждали, но не объяснили, отчего это происходит. Мне трудно понять, почему такой машине, как я, могут сниться сны.
– У вас много человеческих качеств, – ответил психиатр. – Почему бы вам тоже не видеть сны?
Вишну какое-то время молчал.
– Потому, что это означает сознание собственного бессилия перед некими психическими явлениями, которые кажутся мне чрезвычайно неприятными, – наконец промолвил он.
– Я говорил вам, что явления психического характера – такая же реальность, как деревья, дома и все остальное в материальном мире.
– Но мои сны уносят меня в совершенно неправдоподобные места, – возразил Вишну. – Я не понимаю, почему это происходит?
– Место, которое исчезает для вас при пробуждении, отнюдь не является неправдоподобным.
– Вы знаете, что я хотел сказать.
– А если я сообщу вам, – промолвил Атертон, – что есть люди, которые верят в существование таких мест, где причины и следствия персонифицированы? Где в каждом явлении материального мира следует искать эффект кармы, результат влияния действий, совершенных ранее.
– Объясните наглядно, – попросил Вишну.
– Ну, например, король совершил убийство. Это действие отмечается в анналах истории. Или же еще: муравей обгрыз лист на дереве. И это действие тоже не проходит незамеченным. Между великим и ничтожным деянием нет особой разницы. И тому и другому находится место в хаосе случайностей.
– Вы считаете, со мной происходит нечто подобное? Однако это означает, что я бессилен помешать чему-либо.
– Вывод не совсем верный, милорд. Это лишь означает, что есть сила куда более могущественная, чем та, которой сейчас обладаете вы как правитель планеты Земля. Стоит вам достигнуть подобной силы, и вы сможете вносить изменения на причинном уровне. Вы тоже будете переключать рубильник на гигантском щите управления, где достаточно одного движения и падет к ногам малая птица.[53] Это как пример. Действие само по себе не имеет значения, но может повлечь цепь других событий.
– Зачем мне вмешиваться в причинные связи?
– Почему люди вмешиваются в судьбу или причинность? Чтобы получить то, чего хочется, если иным способом это сделать невозможно.
– А что, по-вашему, хочу получить я?
– Я знаю, чего вы хотите, – ответил Атертон. – Ведь я ваш психолог. Вам хочется выйти за границу познаваемого. Вам нужна трансцендентальность.
– Да, нужна. А разве это возможно?
– Лишь в том случае, если существуют боги.
– А они существуют?
– Вы сами должны найти ответ на этот вопрос, Вишну.
– Атертон… вы бог?
– Давайте лучше скажем так: время от времени я выполняю его работу.
– Это и есть трансцендентальность? Я тоже смогу?
– Судя по всему, – заметил Атертон, – это пройдет мимо вас. Если только вы не повернете события в свою пользу.
– Как мне это сделать?
– Я могу помочь вам, – ответил Атертон. – Но если вы действительно этого хотите.
– Я действительно хочу этого, – уверенно подтвердил Вишну.
Глава 2
Перед Дерринджером лежал город Верджер. Какое-то время он смотрел на темнеющее скопление домов вдали, похожее на пятно на равнине. День клонился к вечеру. Клубящийся туман словно серая вата укутал небо. Заката не было, день просто угасал. Дерринджер оправил на себе униформу и кашлянул, прочистив горло. Затем он по привычке, проведя рукой по груди, пересчитал пуговицы на кителе, вынул личное оружие и, убедившись, что оно заряжено, снова спрятал его. Наконец медленно и не очень охотно он направился к ближайшим домам.