Шекспир Уильям. Кориолан

Второй слуга

 
   Вот он, господин. Не бойся я гостей потревожить, я б его как собаку избил. (Отходит в сторону.)

 

Авфидий

 
   Откуда ты и кто? Чего ты хочешь?
   Что ж ты молчишь? Скажи, кто ты такой.

 

Кориолан

   (открывая лицо)
   Ну если и теперь, в лицо мне глядя,
   Ты снова, Тулл, меня узнать не сможешь,
   Я должен буду сам себя назвать.

 

Авфидий

 
   Скажи свое мне имя.

 

Кориолан

 
   Оно для уха вольского не сладко,
   Для твоего — враждебно.

 

Авфидий

 
   Кто же ты?
   Твой облик грозен. На твоем лице
   Читается привычка к власти. Виден
   Из-под твоих изодранных снастей
   Корабль могучий. Кто же ты такой?

 

Кориолан

 
   Сейчас ты помрачнеешь. Что, узнал?

 

Авфидий

 
   Не узнаю. Ты кто?

 

Кориолан

 
   Я тот Кай Марций, что нанес так много
   Вреда и ран твоим собратьям-вольскам,
   А больше всех — тебе и был за это
   Кориоланом прозван. Мне дала
   Моя неблагодарная отчизна
   За пролитую ради Рима кровь,
   За страшные опасности, за службу
   Одно лишь это прозвище в награду.
   Оно — порука злобы и вражды,
   Которое ко мне питать ты должен.
   Оно одно осталось у меня:
   Все остальное пожрано народом,
   Чью зависть и жестокость разнуздала
   Трусливая бездеятельность знати,
   Покинувшей меня и допустившей,
   Чтоб рабьи голоса меня изгнали
   Из Рима с улюлюканьем. И вот,
   Нуждой теснимый, я вступил под кровлю
   Над очагом твоим. Не обольщайся,
   Что я пришел в надежде жизнь спасти:
   Страшись я смерти, никого на свете
   Не избегал бы так я, как тебя.
   Нет, только жажда расплатиться с теми,
   Кем изгнан я, меня к тебе толкнула.
   Коль в сердце ты еще скрываешь гнев
   И хочешь мстить как за свои обиды,
   Так и за унижение отчизны —
   Спеши использовать мои несчастья,
   Поставь себе на службу жажду мщенья,
   Которой я пылаю, ибо буду
   С остервененьем злых подземных духов
   Я биться против родины прогнившей.
   Но если ты, устав пытать судьбу,
   На это не осмелишься, то помни:
   Мне так постыла жизнь, что сам подставлю
   Я грудь свою твоей вражде давнишней.
   Зарежь меня, иль ты глупец: ведь я
   Тебя всегда преследовал свирепо,
   Кровь бочками пускал твоей отчизне,
   И жизнь моя, не став твоей служанкой,
   Твоим позором будет.

 

Авфидий

 
   Марций, Марций!
   Ты каждым словом вырываешь с корнем
   Из сердца моего былую злобу.
   Заговори со мной из туч Юпитер
   О тайнах неба и скрепи он клятвой
   Свои слова, ему бы я поверил
   Не больше, чем тебе я верю, Марций!
   Позволь моим рукам обвить любовно
   То тело, о которое ломался
   Сто раз мой тяжкий дротик, чьи осколки
   Луну, взлетая, ранили.
   (Обнимает Кориолана.)
   Сжимаю
   Я наковальню моего меча
   В объятьях и отныне состязаюсь
   С тобою в благородной пылкой дружбе,
   Как некогда с тобой из честолюбья
   Я в доблести соперничал. Послушай,
   Я девушку любил, мою невесту,
   И вряд ли кто-нибудь вздыхал на свете
   Так искренне, как я по ней; но даже
   В тот миг, когда избранница моя
   Впервые через мой порог шагнула,
   Не радостней во мне плясало сердце,
   Чем, о высокий дух, при нашей встрече!
   Знай, Марс,11 мы втайне здесь собрали войско,
   И я уж думал попытаться снова
   Лишить тебя щита с рукою вместе —
   Иль собственную руку потерять.
   С тех пор как был я побежден тобою
   В двенадцатом по счету поединке,
   Не проходило ночи, чтоб не снились
   Мне схватки наши: видел я во сне,
   Как мы с тобой, друг другу стиснув горло,
   Катались по земле, срывали шлемы, —
   И я в изнеможенье просыпался.
   Достойный Марций, если б не имели
   Других причин для ссоры с Римом вольски,
   То за одно изгнание твое
   Призвали б мы к оружию всех граждан
   С семидесяти лет до десяти
   И принесли б войну в пределы Рима,
   Чтоб затопить неблагодарный город
   Ее потоком яростным. Входи же
   В мой дом, где, как друзьям, пожмешь ты руки
   Сенаторам, которые сегодня
   Прощаются со мной перед походом
   Хоть не на Рим, но на его владенья.

 

Кориолан

 
   Благие боги, как я вами взыскан!

 

Авфидий

 
   Ты здесь хозяин. Если самолично
   Захочешь месть свою осуществить,
   Я разделю с тобою власть над войском.
   Сам принимай решения. Твой опыт
   Богаче нашего. Ты лучше знаешь,
   Где Рим силен, где слаб. Тебе виднее —
   Идти ли сразу нам к его воротам
   Иль в отдаленных областях сначала
   Посеять страх и римлян разгромить.
   Войди же в дом. Позволь тебя сперва
   Представить тем, кто должен дать согласье
   На замыслы твои. Стократ привет!
   Мы враждовали сильно, но сдружились
   Еще сильней. Дай руку мне. Привет!

 
   Кориолан и Авфидий уходят.
   Первый и второй слуги выходят вперед.

 

Первый слуга

 
   Вот так перемена!

 

Второй слуга

 
   Честное слово, я хотел было огреть его палкой, да, по счастью, сообразил, что он не то, чем по одежде кажется.

 

Первый слуга

 
   Ну и ручища у него! Он как крутанет меня двумя пальцами, словно я ему кубарь какой-нибудь.

 

Второй слуга

 
   А я чуть посмотрел ему в лицо, так сразу и смекнул, что тут дело не простое. В его лице есть что-то такое… как бы это сказать…

 

Первый слуга

 
   Да-да, что-то такое, словно он… Пусть меня повесят, если я не догадался, что он поважнее, чем нам казалось.

 

Второй слуга

 
   Клянусь, и я тоже. Второго такого во всем мире не сыскать.

 

Первый слуга

 
   И я так думаю, хоть мы с тобой и знаем воина, который почище его будет.

 

Второй слуга

 
   Ты это про кого? Про нашего господина, что ли?

 

Первый слуга

 
   А про кого же еще!

 

Второй слуга

 
   Ну, наш-то шестерых таких стоит.

 

Первый слуга

 
   Это ты, конечно, перехватил, хоть я и считаю хозяина великим воином.

 

Второй слуга

 
   Видишь ли, в таких делах трудно решать, кто первый; но уж города защищать наш полководец лучше всякого другого умеет.

 

Первый слуга

 
   Да и брать их тоже.

 
   Входит третий слуга.

 

Третий слуга

 
   Эй, друзья, и новости же я вам расскажу! Ох и новости, пройдохи вы этакие!

 

Первый и второй слуги

 
   Что? Что? — Какие? — Да не тяни ты!

 

Третий слуга

 
   Не хотел бы я сейчас быть римлянином; уж лучше пусть меня вздернут!

 

Первый и второй слуги

 
   Это почему? — Это почему?

 

Третий слуга

 
   Как — почему? Да ведь у нас в доме сам Кай Марций — тот, что всегда колотил нашего полководца.

 

Первый слуга

 
   Что? Марций колотил нашего?

 

Третий слуга

 
   Ну, не то чтоб колотил, а спуску ему не давал.

 

Второй слуга

 
   Брось, приятель, мы здесь люди свои. Марций всегда был не по зубам нашему. Это его собственные слова — я же слышал.

 

Первый слуга

 
   Что верно, то верно — не по зубам. Под Кориолами он сам изрубил и размолол нашего, как отбивную.

 

Второй слуга

 
   Так что запросто мог его поджарить и скушать, если б был людоедом.

 

Первый слуга

 
   А еще какие новости?

 

Третий слуга

 
   Наши так его ублажают, будто он сын и наследник Марса. Его посадили на самый верхний конец стола; если кто из сенаторов с ним заговорит, так обязательно встанет и шапку снимет. Наш полководец ухаживает за ним, как за любовницей: то рукой его тронет словно святыню какую, то слушает его, выкатив глаза. Но главная новость вот какая: полководец-то наш теперь напополам разрезан, он уже только половинка того, чем был вчера; а другой половинкой по желанию и с согласия всех, кто сидит за столом, стал Марций. Он обещает римскому привратнику уши нарвать и все со своей дороги смести, чтоб позади него одно гладкое место осталось.

 

Второй слуга

 
   Что ж, он, по-моему, больше любого другого способен это сделать.

 

Третий слуга

 
   Он не только способен это сделать, но и сделает, потому что — понимаешь, приятель, — у него на родине друзей не меньше, чем врагов, только эти друзья, понимаешь, не смеют показать, что они ему друзья, покуда он, как бы это сказать, декредитации подвергается.

 

Первый слуга

 
   Декредитации? Это что такое?

 

Третий слуга

 
   А как только, приятель, они увидят, что он гребень шлема опять кверху задрал, да в полную силу пришел, так сейчас выскочат из своих нор, как кролики после дождя, и сбегутся к нему на подмогу.

 

Первый слуга

 
   Когда же все это будет?

 

Третий слуга

 
   Завтра, сегодня, прямо сейчас. Чуть обед кончится, ударил барабан, вроде как на сладкое, и наши выступят, не успев даже губ утереть.

 

Второй слуга

 
   Значит, опять повеселимся. Что хорошего в мирном времени? Только железо ржавеет, портные разводятся да стихоплеты плодятся.

 

Первый слуга

 
   Да и я скажу: война — лучше мира, как день лучше ночи. Во время войны живешь весело: то тебе новый слух, то новое известие. А мир — это вроде спячки или паралича: скучно, пусто, тоскливо. В мирное время больше незаконных детей родится, чем на войне людей гибнет.

 

Второй слуга

 
   Это точно. Конечно, на войне подчас чужих жен насилуют; зато в мирное время жены своих же мужей рогами украшают.

 

Первый слуга

 
   Верно. Оттого люди и ненавидят друг друга.

 

Третий слуга

 
   А все почему? Потому что в мирное время они не так друг другу нужны. То ли дело война! Надеюсь, римляне скоро будут стоить не дороже вольсков. — Слышите, из-за стола встают!

 

Первый и второй слуги

 
   Идем, идем скорее!

 
   Уходят.

СЦЕНА 6

   Рим. Площадь.
   Входят оба трибуна — Сициний и Брут.

 

Сициний

 
   Чего бояться нам? О нем не слышно,
   Да и безвреден он во время мира
   И прекращенья смут, народ державших
   В тревоге постоянной. Пусть краснеют
   При виде процветающей отчизны
   Друзья спесивца Марция, которым,
   Хоть и они страдали от раздоров,
   Приятней видеть уличные схватки,
   Чем слышать, как ремесленники наши
   В довольстве и покое распевают
   За верстаком своим.

 

Брут

 
   Мы зло сумели вовремя пресечь.

 
   Входит Менений.

 
   Гляди — никак, Менений?

 

Сициний

 
   Да, он самый.
   Он стал с тех пор куда любезней с нами. —
   Привет тебе.

 

Менений

 
   И вам обоим также.

 

Сициний

 
   Жалеют о твоем Кориолане
   Одни его друзья, а государство,
   Назло ему, стояло и стоит.

 

Менений

 
   Все это хорошо, но было б лучше,
   Когда б он уступил.

 

Сициний

 
   Не знаешь, где он?

 

Менений

 
   Не знаю ничего. Вестей о нем
   Жена и мать его не получают.

 
   Входят трое или четверо горожан.

 

Горожане

 
   Да охраняют боги вас обоих!

 

Сициний

 
   Соседи, добрый вечер!

 

Брут

 
   Добрый вечер,
   Всем добрый вечер!

 

Первый горожанин

 
   Мы и наши семьи
   Должны за вас молиться на коленях.

 

Сициний

 
   Живите, благоденствуйте.

 

Брут

 
   До встречи,
   Соседи наши добрые. О, если б
   Кориолан любил вас так, как мы!

 

Горожане

 
   Пусть боги вас хранят.

 

Оба трибуна

 
   До скорой встречи!

 
   Горожане уходят.

 

Сициний

 
   Теперь спокойней, легче жить, чем раньте,
   Когда с мятежным криком горожане
   По улицам метались.

 

Брут

 
   Был Кай Марций
   Отважен на войне, но слишком дерзок,
   Заносчив, полон спеси непомерной
   И самомненья…

 

Сициний

 
   Он всегда стремился
   К верховной безраздельной власти.

 

Менений

 
   Вряд ли.

 

Сициний

 
   Не будь он нами консульства лишен,
   С прискорбием мы б убедились в этом.

 

Брут

 
   Но промыслом благих богов он изгнан —
   И счастлив Рим.

 
   Входит эдил.

 

Эдил

 
   Достойные трибуны.
   Какой-то раб (в тюрьму он нами брошен)
   Болтал, что два огромных вольских войска,
   Все на пути сметая беспощадно,
   Ворвались в земли Рима.

 

Менений

 
   То Авфидий
   Вновь высунул, узнав, что изгнан Марций,
   Свои рога, которые он прятал,
   Пока стоял за дело Рима Марций.

 

Сициний

 
   Да что ты нам заладил — Марций, Марций?

 

Брут

 
   Под розги болтуна! Нарушить мир
   Не могут вольски.

 

Менений

 
   Как это — не могут?
   Нет, опыт учит нас, что очень могут.
   Я сам тому свидетелем был трижды.
   Не лучше ль, прежде чем пороть раба,
   Порасспросить его, чтобы не высечь
   Того, кто об опасности грозящей
   Вас предостерегает?

 

Сициний

 
   Что ты мелешь?
   Быть этого не может!

 

Брут

 
   Невозможно.

 
   Входит гонец.

 

Гонец

 
   Патриции стекаются к сенату.
   Пришло известье, стершее румянец
   С их лиц.

 

Сициний

 
   Всему виною этот раб.
   (Эдилу.)
   Пусть высекут его перед народом,
   Который он мутил.

 

Гонец

 
   Достойный муж,
   Раб не солгал. Известье подтвердилось,
   И новые пришли — еще страшнее,
   Чем первое.

 

Сициний

 
   Как так — еще страшнее?

 

Гонец

 
   Насколько это верно, я не знаю,
   Но говорят открыто, будто Марций
   Ведет войска с Авфидием совместно,
   Всем римлянам от мала до велика
   Поклявшись отомстить.

 

Сициний

 
   Все это сказки!

 

Брут

 
   Придуманные стороной слабейшей,
   Чтоб Марция вернуть.

 

Сициний

 
   Вот это ловко!

 

Менений

 
   Не верю я! Две крайности такие,
   Как Марций и Авфидий, — не сойдутся.

 
   Входит второй гонец.

 

Второй гонец

 
   Сенаторами послан я за вами.
   Кай Марций и Авфидий с грозным войском
   Неистово в пределы наши вторглись,
   Огнем себе дорогу пролагая
   И грабя все, что встретится на ней.

 
   Входит Коминий.

 

Коминий

 
   Вы натворили дел!

 

Менений

 
   Какие вести?

 

Коминий

 
   Вы сами все устроили так мудро,
   Что ваших дочерей бесчестить будут,
   Что с ваших крыш, расплавленных пожаром,
   Свинцовый дождь вам хлынет на башку,
   Что станут ваших жен у вас под носом
   Насиловать…

 

Менений

 
   Ответь: какие вести?

 

Коминий

 
   …Что ваши храмы превратятся в пепел,
   Что ваши вам столь милые права
   В мышиной норке уместятся…

 

Менений

 
   Вести!
   (Трибунам.)
   Боюсь я, дел наделали вы славных!
   (Коминию.)
   Ответь: какие вести? Если Марций —
   Союзник вольсков…

 

Коминий

 
   Что еще за «если»!
   Он их кумир. Они ему покорны,
   Как будто он был создан не природой,
   А более разумной высшей силой.
   Они идут на все отродье наше
   Не с большею опаской, чем мальчишки
   За бабочкой бегут иль давит мух
   Мясник.

 

Менений

 
   Понатворили славных дел
   Вы вместе с вашими мастеровыми,
   Которые пропахли чесноком
   И за которых вы горой стояли.

 

Коминий

 
   Ваш Рим тряхнет он и на вас обрушит…

 

Менений

 
   …Как Геркулес на землю спелый плод.
   Наделали вы дел!

 

Брут

 
   Но можно ль верить
   Известиям?

 

Коминий

 
   Вполне. И бледным трупом
   Ты станешь раньше, чем их опровергнешь.
   Все земли, завоеванные Римом,
   С восторгом отпадают. Все смеются
   Над теми прямодушными глупцами,
   Которые, дерзнув сопротивляться,
   Бессмысленно, хоть и бесстрашно гибнут.
   Кто Марция осудит? Ведь находят
   В нем кое-что его враги и ваши!

 

Менений

 
   Мы все погибли, если не добьемся
   У мужа благородного пощады.

 

Коминий

 
   А кто пойдет просить? Трибуны?
   Им не позволит стыд. Народ? Он вправе
   Ждать состраданья от него не больше,
   Чем волк от пастухов. Его друзья?
   Да ведь мольбою сжалиться над Римом
   Они б к нему враждебность проявили
   И оскорбили бы его не меньше,
   Чем те, кого он ненавидит.

 

Менений

 
   Правда!
   Стань поджигать он собственный мой дом,
   И то б я не посмел просить пощады.
   Да, славное вы дельце смастерили
   С мастеровыми вашими!

 

Коминий

 
   Вогнали
   Вы Рим в такую дрожь, что не излечишь
   Ее уже ничем.

 

Оба трибуна

 
   При чем здесь мы?

 

Менений

 
   А кто ж? Быть может, мы? Он был нам дорог,
   Но, знатные трусливые скоты,
   Мы вашей черни поддались, и свистом
   Она его изгнала.

 

Коминий

 
   Я боюсь,
   Чтоб он на крик ее не возвратился.
   Сам Тулл Авфидий в войске стал вторым
   И повинуется, как подчиненный,
   Любому знаку Марция. У Рима
   Теперь одна опора и защита —
   Отчаянье.

 
   Входит толпа горожан.

 

Менений

 
   А вот и ваша шайка!
   Так, значит, и Авфидий с ним?
   (Толпе.)
   На Рим
   Заразу вы накликали в тот день,
   Когда свои засаленные шапки
   Кидали вверх и требовали с ревом
   Изгнать Кориолана. Он вернулся,
   И каждый волос на его бойцах
   Для вас бичом окажется. Заплатит
   Он вам за ваши голоса и с плеч
   За каждую подброшенную шапку
   Снесет одну безмозглую башку.
   Да что там! Пережги он нас на уголь,
   И то б нам было поделом.

 

Горожане

 
   Ужасное известье!

 

Первый горожанин

 
   Я-то сам,
   Сказав: «Изгнать», прибавил: «Жаль».

 

Второй горожанин

 
   Я тоже.

 

Третий горожанин

 
   Я, конечно, тоже. Сказать по правде, не мы одни так говорили. Мы ведь думали сделать, чтобы всем было лучше, и хоть соглашались его изгнать, но в душе-то были с этим несогласны.

 

Коминий

 
   И ловки ж вы голосовать!

 

Менений

 
   Изрядно
   Сумела отличиться ваша свора!
   (Коминию.)
   Идешь со мной в сенат?

 

Коминий

 
   А то куда же!

 
   Менений и Коминий уходят.

 

Сициний

 
   Соседи, по домам! Не унывайте.
   Ведь все они приверженцы его
   И только ждут, чтоб подтвердилось то,
   Чего они для виду так боятся.
   Ступайте и не вешайте голов.

 

Первый горожанин

 
   Да смилостивятся над нами боги! Пойдем домой, соседи. Зря мы его изгнали — я же всегда это говорил.

 

Второй горожанин

 
   Все мы говорили то же самое. Идем-ка поскорей.

 
   Горожане уходят.

 

Брут

 
   Не нравится мне эта весть.

 

Сициний

 
   Мне тоже.

 

Брут

 
   Идем на Капитолий. — Половину
   Того, чем я владею, я бы отдал,
   Чтоб это было ложью.

 

Сициний

 
   Ну, пойдем.

 
   Уходят.

СЦЕНА 7

   Лагерь неподалеку от Рима.
   Входит Авфидий с одним из военачальников.

 

Авфидий

 
   Так, значит, войско к римлянину льнет?

 

Военачальник

 
   В нем что-то колдовское есть. Солдаты
   Лишь про него толкуют. Имя Марций
   Им служит предобеденной молитвой,
   Питает их застольную беседу,
   «Спасибо» заменяет за едой.
   Да, вождь, на время этого похода
   Ты отодвинут в тень.

 

Авфидий

 
   А что ж мне делать?
   Бороться? Это значит нашим планам
   Колени перебить. Он и со мною
   Надменней, чем я ждал, когда впервые
   Мы обнялись. Но он всегда такой,
   Его не изменить. Я извиняю
   То, что исправить не могу.

 

Военачальник

 
   Мой вождь,
   Хотел бы я для твоего же блага,
   Чтоб ты с ним власть над войском не делил,
   А либо сам распоряжался, либо
   Ему начальство сдал.

 

Авфидий

 
   Тебя я понял.
   Однако помни: он и не предвидит,
   Какие обвиненья предъявлю
   Ему я в день сведения всех счетов.
   Хоть кажется — и сам он в это верит,
   Да и толпа, наверно, так же мыслит, —
   Что он походом и делами вольсков
   Руководит отлично, что дерется
   В сраженьях, как дракон, что стоит только
   Ему взмахнуть мечом, как враг бежит,
   Но то, на чем он шею в день расчета
   Себе иль мне сломает, — впереди.

 

Военачальник

 
   Ты думаешь, что Рим он взять сумеет?

 

Авфидий

 
   Все города ему сдались без боя,
   А в Риме и сенаторы и знать —
   Его друзья. Трибуны — не солдаты.
   Народ же призовет его обратно
   Еще поспешней, чем изгнал. И Рим
   Он схватит, как морской орел рыбешку,
   Которая сама к тому всплывает,
   В ком видит прирожденного владыку.12
   Сперва он верно родине служил,
   Но устоять не смог под грузом славы.
   Быть может, в том была повинна гордость,
   Которая нас портит в дни успеха,
   Иль вспыльчивость, которая мешает
   Использовать разумно цепь удач,
   Иль то, что от рождения ему
   Присущи непреклонность и упорство,
   Из-за которых на скамьях сената
   Он шлема не снимал и оставался
   В дни мира столь же грозен, как в бою.
   Из этих свойств любого (обладает
   Он ими всеми, хоть не в полной мере)
   Довольно, чтобы на себя навлечь
   Изгнание и ненависть народа.
   Он сам свои заслуги свел на нет,
   Твердя о них кичливо. Наша слава
   Лишь мнением народным создается.
   Тому, кто стал у власти (пусть по праву),
   Вернее нет могилы, чем трибуна,
   С которой слышит он хвалу.
   Гвоздь выбивается другим гвоздем,
   Ломает силу сила. Ну, идем. —
   О Кай, как только Рим возьмешь ты свой,
   Я верх возьму, несчастный, над тобой.

 
   Уходят.

АКТ V

СЦЕНА 1

 
   Рим. Площадь.
   Входят Менений, Коминий, Сициний, Брут и другие.

 

Менений

 
   Нет, не пойду. Вы слышали, что он
   Ответил своему вождю былому,
   Любившему его нежней, чем сына?
   Меня он тоже звал отцом. Что толку?
   Идите вы, кем изгнан он, и, ниц
   За милю пав перед его палаткой,
   К пощаде на коленях доползите.
   Уж если он Коминию не внял,
   Я лучше дома посижу.

 

Коминий

 
   Он даже
   Узнать меня не захотел.

 

Менений

   (трибунам)
   Слыхали?

 

Коминий

 
   Когда, забывшись, он сказал: «Коминий»,
   Я стал о крови, пролитой совместно,
   О дружбе нашей вспоминать. Он крикнул,
   Что нет Кориолана, что отрекся
   Он от своих прозваний и пребудет
   Без имени, пока себе другого
   В огне пожаров гибнущего Рима
   Не выкует.

 

Менений

 
   Спасибо вам, трибуны!
   Вы крепко потрудились, чтобы уголь
   Подешевел. Вас будут помнить в Риме.

 

Коминий

 
   Сказал я, что пощаду дать тому,
   Кто ждать ее не вправе, — благородно.
   Ответил он, что глупо государству
   Просить того, кого оно карает.

 

Менений

 
   А что ж еще ему ответить было?

 

Коминий

 
   Его просил я пожалеть друзей.
   Он возразил, что недосуг ему
   Перебирать прогнившую мякину,
   Разыскивая два иль три зерна,
   Что ради них трухи зловонной кучу
   Не сжечь — нелепо.

 

Менений

 
   Два иль три зерна!
   Одно — я сам, другие — мать, жена,
   Его сынок да этот храбрый воин.
   А вы — мякина, гниль, чей смрад взлетает
   До самых звезд. Сгорим мы из-за вас!

 

Сициний

 
   Не гневайся. Уж если ты помочь
   Не хочешь нам в беде неотвратимой,
   Так не кори хоть ею нас. А все же,
   Возьмись ты быть ходатаем за Рим,
   Язык твой ловкий мог бы сделать больше,
   Чем наше наспех набранное войско.

 

Менений

 
   Нет, в это я мешаться не желаю.

 

Сициний

 
   Молю тебя, ступай к нему!

 

Менений

 
   Зачем?

 

Брут

 
   Чтоб хоть увидеть, не пойдет ли Риму
   На пользу ваша дружба.

 

Менений

 
   Ну, а если
   Меня он, как Коминия, прогонит,
   Не выслушав, и я вернусь,
   Презреньем друга тяжко оскорбленный?
   Ну, что тогда?

 

Сициний

 
   Тогда отчизна будет
   За добрые намеренья твои
   Признательна тебе.

 

Менений

 
   Что ж, попытаюсь.
   Я думаю, что выслушан им буду,
   Хоть на Коминия глядел он косо
   И прикусив губу. Как это горько!
   Но, может быть, пришел к нему Коминий,
   Когда он был не в духе, не обедал?
   Ведь если в жилах пусто, кровь не греет,
   То нам не в радость даже солнце утром
   И скупы мы на деньги и прощенье.
   Но если кровеносные каналы
   Наполнены у нас вином и пищей,
   То мы душою кротче, чем в часы,
   Когда постимся, как жрецы. Я лучше
   Дождусь, пока обед его смягчит,
   А уж потом примусь просить.

 

Брут

 
   Путь к доброте его тебе известен,
   И ты не заплутаешь.

 

Менений

 
   Будь что будет,
   А то, что будет, я узнаю скоро.
   Попробую.
   (Уходит.)

Коминий

 
   Не станет даже слушать
   Его Кориолан.

 

Сициний

 
   Ты так уверен?

 

Коминий

 
   Да я же видел: он сидит в палатке,
   Весь раззолоченный, глаза сверкают
   Так, словно Рим предать огню хотят.
   Он жалость заточил в тюрьму обиды.
   Когда пред ним я преклонил колени,
   Он процедил мне: «Встань!» — и отослал