Страница:
В воде со всех сторон появились следы торпед. Вокруг нас падали бомбы. Огромные фонтаны воды от близких разрывов поднимались выше наших мачт, и по временам корабль содрогался от разрывов бомб, которые попадали в него.
Менее чем через минуту первые торпеды прошли за кормой. Мы быстро переложили руль, чтобы идти навстречу второй группе самолетов. Но эта группа разделилась, чтобы сбросить торпеды с обоих бортов, и нам было чрезвычайно трудно противодействовать такому маневру. Тут нам пришлось извиваться и увиливать, чтобы уклониться от направлявшегося к нам смертоносного оружия. Я помню, что увидел след двух торпед, подходивших к нам с левого борта, но ничего не мог сделать, чтобы уклониться от них. Торпеды приблизились к кораблю, и я приготовился к взрыву, но его не последовало. Я перебежал на правое крыло мостика и увидел, что торпеды, вынырнув из-под корабля, оставили след с правого борта. Они двигались слишком глубоко и прошли под кораблем.
На мостике находился мой офицер по вопросам авиации коммандер Дакуорт. “Не меняйте курса, командир, – воскликнул он. – У нас с обоих бортов по торпеде, которые идут параллельным курсом”. Мы продолжали идти своим курсом, и с обоих бортов у нас на расстоянии 50 ярдов шло по торпеде. Обе они в конце концов исчезли, не задев корабль.
Сбитые японские самолеты падали справа и слева, и вода вокруг нас была усеяна факелами – это пылали разбитые вражеские самолеты. Один самолет, падая в воду, перевернулся вверх колесами, и торпеда все еще держалась на его фюзеляже. Прежде чем он затонул, мы успели рассмотреть характерную деревянную конструкцию на носовой части торпеды и механизм гребных винтов. Стало понятно, почему японцы могли сбрасывать торпеды на таких больших скоростях и высотах. Амортизационные устройства позволяли торпедам входить в воду без излишнего сотрясения чувствительного механизма. Это была схема, до которой еще не додумались наши специалисты по вооружению, и она давала японцам по крайней мере временное преимущество в использовании торпед.
“Lexington” получил попадания пяти бомб. В левый борт попали и взорвались две торпеды. Фонтаны воды от трех разорвавшихся рядом с кораблем бомб, залившие палубу, сначала также были приняты за следствие попадания торпед, но последующий осмотр этого не подтвердил.
Одна бомба попала в левую орудийную площадку, находящуюся рядом с каютой адмирала. В результате взрыва была убита большая часть обслуживающих орудие и другие лица и начался пожар. Бомбы вызвали пожары и в других частях корабля, но ни один из них не был серьезным.
Осколками бомб был убит весь личный состав, находившийся на одном из пожарных постов наверху. Одна бомба прошла между мостиком и дымовой трубой и повредила провод сирены. К разрывающему уши грохоту прибавился ее вой.
Внезапно все снова стало спокойно. Как будто какой-то невидимый командир дал сигнал тишины. Японские самолеты исчезли из виду, орудия прекратили стрельбу из-за отсутствия целей. Море еще было усеяно горящими самолетами. Вдали были видны наши самолеты, которые сосредоточивались, готовясь к следующему бою. Но с противником было покончено.
Я посмотрел на часы. Вся атака продолжалась ровно 9 минут. А казалось, что с тех пор, как мы заметили самолеты противника, прошло несколько часов.
На некотором расстоянии к юго-востоку мы могли видеть “Yorktown”, с взлетной палубы которого поднимался столб черного дыма. Очевидно, он также был поврежден. Авианосец был атакован торпедоносцами и пикирующими бомбардировщиками, но благодаря лучшей маневренности ему удалось уклониться от всех торпед, и в него попала только одна большая бомба, которая пробила взлетную палубу и взорвалась внизу в кладовой. Много людей было ранено, а 37 человек были убиты на месте. Осколки разорвавшихся рядом с авианосцем бомб образовали в корпусе вдоль ватерлинии целый ряд пробоин. Других повреждений авианосец не получил.
Произведя осмотр “Lexington”, мы убедились, что дело обстоит не так плохо, как могло быть. Небольшие пожары внутри корабля тушились командами борьбы за живучесть, сообщившими, что огонь скоро будет локализован. Дыма на палубах не было. Попадания торпед заставили корабль слегка накрениться, но крен был всего 7° и его быстро ликвидировали перекачиванием водяного балласта. Из машинного отделения сообщили, что машины работают на полную мощность и, если нужно, корабль может идти полным ходом. Полетная палуба авианосца была в полной исправности. Мы почувствовали, что после атаки стало как будто легче дышать. Но наше удовлетворение скоро заменили дурные предчувствия.
Мы начали принимать находившиеся поблизости самолеты, израсходовавшие в воздушных боях боезапас и горючее. Мы пополнили боеприпас у орудий и наполнили боеприпасами элеватор, чтобы быть в готовности к следующей атаке, если бы она последовала. Лейтенант-коммандер Хили, начальник службы борьбы за живучесть, находился в центральном посту под броневой палубой, откуда он отдавал приказания всем командам борьбы за живучесть и куда к нему поступали все донесения. Он только что позвонил на мостик, чтобы информировать меня, что все повреждения ликвидируются. “Если последует новая атака, – сказал он, – я предпочел бы принять ее правым бортом, поскольку обе торпеды попали в левый борт”.
В 12.47 “Lexington” внезапно содрогнулся от ужасного взрыва, который, казалось, произошел в самом днище корабля. Авианосец раскачался значительно сильнее, чем от предыдущих взрывов, происшедших во время боя. Из подъемника на полетной палубе начал валить дым.
Мы вызвали по телефону центральный пост, но обнаружили, что связь прервана. Рулевой указатель на мостике также вышел из строя. Все телефоны молчали, кроме одного, обеспечивавшего связь с машинным отделением. Однако скоро поступили донесения о сильнейших пожарах, начавшихся в непосредственной близости от центрального поста. Сам пост пылал. Очень немногим удалось спастись оттуда. Некоторых из них вытащили смельчаки, бросившиеся в огонь с риском для жизни. Но большинство людей, в том числе Хили, были убиты на месте сильнейшим взрывом. Позднее было установлено, что причиной взрыва явилось постепенное скопление паров бензина, незаметно выходивших из бензоцистерны, которая дала течь в результате попадания торпед. Это был неожиданный удар, но все же мы не предполагали, что он приведет к гибели корабля.
Бушующее пламя, питаемое бензином, вырывалось из вентиляционных отверстий цистерн и отводных трубок. Пожарная магистраль была разорвана в районе взрыва, что чрезвычайно затрудняло борьбу с огнем. Пришлось из кормовой части корабля протянуть длинные шланги, в которых удавалось поддерживать только очень низкое давление воды. Борьба с огнем была проиграна с самого начала, но в то время мы не знали этого. Мы, безусловно, надеялись спасти корабль.
Я остался на мостике, чтобы управлять кораблем и принимать донесения. Мой старший помощник коммандер Селигмен сновал повсюду, помогая советом и ободряя людей, ведущих борьбу с огнем. В районах пожаров часто раздавались небольшие взрывы боеприпасов, и Селигмен не один раз как пробка вылетал из водонепроницаемых дверей, через которые он проходил. Он часто приходил на мостик с сообщениями о происходящем внизу. Подача осветительной энергии прекратилась, и команды борьбы за живучесть упорно трудились в темноте ,если не считать освещения карманными фонариками. Палубы, на которых они работали, накалялись от пылавших внизу пожаров.
Несмотря на потерю рулевого указателя на мостике, мы могли в течение некоторого времени управлять кораблем оттуда. Именно в течение этого времени мы приняли на борт эскадрилью торпедоносцев, которая вернулась настолько поздно, что мы уже начали считать ее погибшей. Затем электрическое рулевое управление полностью вышло из строя, и нам пришлось управлять кораблем, маневрируя машинами. Я отдавал приказания в машинное отделение по еще работавшему телефону. Мы не могли пользоваться ручным управлением с находившегося внизу пункта управления, так как из-за отсутствия связи не могли указывать курс находившемуся там рулевому.
Огонь продолжал распространяться. Взрывы стали чаще, и поверхность подъемника на полетной палубе накалилась докрасна. Из поста управления машинами сообщили, что переборка в носовом машинном отделении раскаляется добела и температура около нее поднялась выше 70°С. Оттуда просили разрешения покинуть носовое машинное отделение и использовать только кормовое. Я быстро дал его.
Затем один из телефонов начал работать глуше. Было очевидно, что полное прекращение связи является только вопросом времени. Я понял, что, когда это случится, у меня не будет никакой возможности вызвать личный состав из машинного отделения. Если я не прикажу им покинуть посты, они останутся там в кольце огня, пока не погибнут. По телефону, звук которого все слабел, я приказал личному составу вывести из действия все машины и подняться на палубу. Хотя мы не слышали никакого ответа, звук вырывавшегося из предохранительных клапанов пара убедил меня, что мой приказ получен. В конце концов весь личный состав машинного отделения выбрался в более безопасное место – на палубу.
Корабль неподвижно стоял на месте. Давление в пожарной магистрали упало, и мы не могли бороться с огнем. Я приказал стоявшему у нашего борта эскадренному миноносцу передать нам шланги, но пожарные помпы на малых кораблях в начале войны были настолько маломощными, что вода поступала буквально по каплям. Нам казалось просто чудовищным, что мы ничего не можем сделать, чтобы спасти свой корабль.
В это время, около 17.00, адмирал Фитч, хладнокровный и рассудительный, наклонился с флагманского мостика и сказал мне, чтобы я лучше “убрал ребят с корабля”. Это было очень тяжело, но, видимо, больше ничего не оставалось. С большой неохотой я дал приказание покинуть корабль. Это было самое трудное, что я когда-либо делал. Тем не менее, если мы не могли предотвратить гибель “Lexington”, спасение его экипажа становилось задачей самой большой важности.
Офицеры и матросы, так же как и я, не хотели покидать корабль. Нам пришлось заставлять их сделать это. Большая часть раненых была передана на стоявший у нашего борта эскадренный миноносец, остальные спускались прямо в шлюпки, присланные с других кораблей. Часть личного состава, которой пришлось дожидаться своей очереди спускаться с корабля, пошла вниз в кладовую, где пока не было пожара. Они наполнили свои шлемы мороженым и, стоя на палубе, поедали его. С бортов были спущены концы, по которым матросы должны были спускаться в воду. Некоторые из них, прежде чем покинуть корабль, аккуратно устанавливали на палубе свои ботинки, как будто они еще собирались вернуться. Не было ни малейшей паники или беспорядка. Я гордился ими.
Наконец, как раз к моменту захода солнца, весь экипаж покинул корабль. Поверхность воды вокруг авианосца была усеяна пловцами. Шлюпки с кораблей нашего эскорта, крейсеров и эскадренных миноносцев подбирали людей и передавали их на другие корабли. После последнего осмотра, чтобы убедиться, что на авианосце никто не остался, я пошел с коммандером Селигменом на корму. Там я приказал ему покинуть корабль, так как оставаться на корабле последним было моим долгом и моей привилегией. Он прыгнул в воду. Я остался один на огромном корабле.
Пока я стоял там, в средней части авианосца около подъемника произошел сильнейший взрыв. Самолеты и разнообразные обломки взлетели высоко в воздух. Нырнув под край полетной палубы, чтобы укрыться от падавших предметов, я решил, что пора уходить, и соскользнул по канату в воду, где должен был дожидаться, пока меня не подберет шлюпка.
Было уже темно, когда я прибыл на крейсер “Minneapolis”. Горевший “Lexington” являл собой величественное зрелище. К этому времени весь его личный состав был уже подобран из воды и находился на борту крейсеров и эскадренных миноносцев. Адмирал Флетчер приказал командиру эскадренного миноносца “Phelps” потопить “Lexington” торпедами. “Phelps” вышел на позицию и выстрелил четыре торпеды. Они попали в корабль и взорвались с глухим грохотом. Разбитый корабль начал оседать, медленно погружаясь в воду, словно неохотно отказывался от борьбы. Корабль погрузился в воду на ровном киле с гордо реявшим государственным флагом и еще развевавшимся на ноке рея последним флажным сигналом “Я покидаю корабль”. Когда он скрылся из виду, раздался сильнейший подводный взрыв его артиллерийских погребов. Это был конец авианосца “Lexington”.
Все послеполуденное время оперативное соединение оставалось в непосредственной близости от нас, и экипаж “Yorktown” ремонтировал повреждения, причиненные авианосцу попаданием бомбы. Когда мы потеряли ход, наши самолеты, которые еще оставались в воздухе, сели на его палубу. У него была его собственная авиагруппа, практически не понесшая никаких потерь, плюс самолеты “Lexington”, которые он принял. Несмотря на это, никакого дальнейшего поиска авианосцев противника не производилось и никакие дополнительные атаки не предпринимались. В послеполуденное время ни один японский самолет не появлялся около нас.
Как только весь личный состав “Lexington” был принят на другие корабли, адмирал Флетчер решил отходить, отказавшись от дальнейших действий. В течение ночи мы шли на юг, передав личный состав на менее переполненные корабли.
На следующий день разведчики, высланные в обратном направлении, сообщили о двух японских авианосцах, которые преследовали нас. Тревога оказалась ложной. Разведывательные самолеты по ошибке приняли за авианосцы большие скалы одного из австралийских рифов, о которые с пеной разбивался прибой. Но пока ошибка еще не была обнаружена, в Таунсвилл было передано по радио предупреждение о возможности авианосного рейда, и мы продолжали идти на юг, увеличив скорость. В тот момент мы не знали, что японцы отказались от попытки захватить Порт-Морсби с моря и отходили на север.
Позднее мы повернули на восток, и часть наших кораблей, пошла в Нумеа на о. Новая Каледония, а остальные направились к Тонгатабу на островах Дружбы. Спустя несколько дней мы все собрались там для приведения себя в порядок и перераспределения сил. Личный состав “Lexington” был погружен на два транспорта для возвращения в США. Транспорты отправлялись под эскортом крейсера “Chester”, на котором должны были совершать переход адмирал Фитч и я. “Yorktown” и большая часть крейсеров пошли обратно в Перл-Харбор для подготовки к сражению за о. Мидуэй, которое предстояло менее чем через месяц и в котором “Yorktown” суждено было погибнуть.
Бой в Коралловом море, несмотря на потерю “Lexington”, был тактической и стратегической победой [46] .
Это был первый в истории решающий морской бой, в котором надводные корабли не обменялись ни единым выстрелом. Он был проведен исключительно авиацией. В результате этого боя японцы отказались от попытки расширить свои южные завоевания путем амфибийных атак с моря и отступили с очень потрепанными силами. До этого боя современный японский военно-морской флот никогда не терпел поражений.
В этом бою японцы потеряли один авианосец и 105 самолетов, кроме того, около 90 самолетов было сильно повреждено [47] .
Но самой серьезной потерей для противника была гибель основной массы принимавших участие в бою авианосных летчиков. Эта гибель стала началом истощения кадров искусных бойцов, что в конечном счете явилось главной причиной падения Японии. Мы потеряли авианосец “Lexington”, танкер “Neosho”, эскадренный миноносец “Sims”, 81 самолет и 543 человека.
Бой в Коралловом море был поворотным пунктом в войне и исторической вехой. Он доказал преобладающее значение авианосца. Этот бой, имевший такое же значение, как бой между “Monitor” и “Merrimac” в 1862 г., положил начало новой эре в войне на море и конец японскому наступлению.
Этот бой многому научил нас. Мы убедились, что необходимо значительно улучшить пожарное оборудование на наших боевых кораблях. Мы убедились, что в штатный состав наших авианосцев необходимо ввести больше истребительной авиации. Мы увидели, что нам необходимо усовершенствовать методику наведения истребителей и перехватывать атакующие самолеты на больших расстояниях от наших кораблей. Все эти уроки, извлеченные из боя в Коралловом море, принесли неоценимую пользу в последующих боях.
Глава VI.
Менее чем через минуту первые торпеды прошли за кормой. Мы быстро переложили руль, чтобы идти навстречу второй группе самолетов. Но эта группа разделилась, чтобы сбросить торпеды с обоих бортов, и нам было чрезвычайно трудно противодействовать такому маневру. Тут нам пришлось извиваться и увиливать, чтобы уклониться от направлявшегося к нам смертоносного оружия. Я помню, что увидел след двух торпед, подходивших к нам с левого борта, но ничего не мог сделать, чтобы уклониться от них. Торпеды приблизились к кораблю, и я приготовился к взрыву, но его не последовало. Я перебежал на правое крыло мостика и увидел, что торпеды, вынырнув из-под корабля, оставили след с правого борта. Они двигались слишком глубоко и прошли под кораблем.
На мостике находился мой офицер по вопросам авиации коммандер Дакуорт. “Не меняйте курса, командир, – воскликнул он. – У нас с обоих бортов по торпеде, которые идут параллельным курсом”. Мы продолжали идти своим курсом, и с обоих бортов у нас на расстоянии 50 ярдов шло по торпеде. Обе они в конце концов исчезли, не задев корабль.
Сбитые японские самолеты падали справа и слева, и вода вокруг нас была усеяна факелами – это пылали разбитые вражеские самолеты. Один самолет, падая в воду, перевернулся вверх колесами, и торпеда все еще держалась на его фюзеляже. Прежде чем он затонул, мы успели рассмотреть характерную деревянную конструкцию на носовой части торпеды и механизм гребных винтов. Стало понятно, почему японцы могли сбрасывать торпеды на таких больших скоростях и высотах. Амортизационные устройства позволяли торпедам входить в воду без излишнего сотрясения чувствительного механизма. Это была схема, до которой еще не додумались наши специалисты по вооружению, и она давала японцам по крайней мере временное преимущество в использовании торпед.
“Lexington” получил попадания пяти бомб. В левый борт попали и взорвались две торпеды. Фонтаны воды от трех разорвавшихся рядом с кораблем бомб, залившие палубу, сначала также были приняты за следствие попадания торпед, но последующий осмотр этого не подтвердил.
Одна бомба попала в левую орудийную площадку, находящуюся рядом с каютой адмирала. В результате взрыва была убита большая часть обслуживающих орудие и другие лица и начался пожар. Бомбы вызвали пожары и в других частях корабля, но ни один из них не был серьезным.
Осколками бомб был убит весь личный состав, находившийся на одном из пожарных постов наверху. Одна бомба прошла между мостиком и дымовой трубой и повредила провод сирены. К разрывающему уши грохоту прибавился ее вой.
Внезапно все снова стало спокойно. Как будто какой-то невидимый командир дал сигнал тишины. Японские самолеты исчезли из виду, орудия прекратили стрельбу из-за отсутствия целей. Море еще было усеяно горящими самолетами. Вдали были видны наши самолеты, которые сосредоточивались, готовясь к следующему бою. Но с противником было покончено.
Я посмотрел на часы. Вся атака продолжалась ровно 9 минут. А казалось, что с тех пор, как мы заметили самолеты противника, прошло несколько часов.
На некотором расстоянии к юго-востоку мы могли видеть “Yorktown”, с взлетной палубы которого поднимался столб черного дыма. Очевидно, он также был поврежден. Авианосец был атакован торпедоносцами и пикирующими бомбардировщиками, но благодаря лучшей маневренности ему удалось уклониться от всех торпед, и в него попала только одна большая бомба, которая пробила взлетную палубу и взорвалась внизу в кладовой. Много людей было ранено, а 37 человек были убиты на месте. Осколки разорвавшихся рядом с авианосцем бомб образовали в корпусе вдоль ватерлинии целый ряд пробоин. Других повреждений авианосец не получил.
Произведя осмотр “Lexington”, мы убедились, что дело обстоит не так плохо, как могло быть. Небольшие пожары внутри корабля тушились командами борьбы за живучесть, сообщившими, что огонь скоро будет локализован. Дыма на палубах не было. Попадания торпед заставили корабль слегка накрениться, но крен был всего 7° и его быстро ликвидировали перекачиванием водяного балласта. Из машинного отделения сообщили, что машины работают на полную мощность и, если нужно, корабль может идти полным ходом. Полетная палуба авианосца была в полной исправности. Мы почувствовали, что после атаки стало как будто легче дышать. Но наше удовлетворение скоро заменили дурные предчувствия.
Мы начали принимать находившиеся поблизости самолеты, израсходовавшие в воздушных боях боезапас и горючее. Мы пополнили боеприпас у орудий и наполнили боеприпасами элеватор, чтобы быть в готовности к следующей атаке, если бы она последовала. Лейтенант-коммандер Хили, начальник службы борьбы за живучесть, находился в центральном посту под броневой палубой, откуда он отдавал приказания всем командам борьбы за живучесть и куда к нему поступали все донесения. Он только что позвонил на мостик, чтобы информировать меня, что все повреждения ликвидируются. “Если последует новая атака, – сказал он, – я предпочел бы принять ее правым бортом, поскольку обе торпеды попали в левый борт”.
В 12.47 “Lexington” внезапно содрогнулся от ужасного взрыва, который, казалось, произошел в самом днище корабля. Авианосец раскачался значительно сильнее, чем от предыдущих взрывов, происшедших во время боя. Из подъемника на полетной палубе начал валить дым.
Мы вызвали по телефону центральный пост, но обнаружили, что связь прервана. Рулевой указатель на мостике также вышел из строя. Все телефоны молчали, кроме одного, обеспечивавшего связь с машинным отделением. Однако скоро поступили донесения о сильнейших пожарах, начавшихся в непосредственной близости от центрального поста. Сам пост пылал. Очень немногим удалось спастись оттуда. Некоторых из них вытащили смельчаки, бросившиеся в огонь с риском для жизни. Но большинство людей, в том числе Хили, были убиты на месте сильнейшим взрывом. Позднее было установлено, что причиной взрыва явилось постепенное скопление паров бензина, незаметно выходивших из бензоцистерны, которая дала течь в результате попадания торпед. Это был неожиданный удар, но все же мы не предполагали, что он приведет к гибели корабля.
Бушующее пламя, питаемое бензином, вырывалось из вентиляционных отверстий цистерн и отводных трубок. Пожарная магистраль была разорвана в районе взрыва, что чрезвычайно затрудняло борьбу с огнем. Пришлось из кормовой части корабля протянуть длинные шланги, в которых удавалось поддерживать только очень низкое давление воды. Борьба с огнем была проиграна с самого начала, но в то время мы не знали этого. Мы, безусловно, надеялись спасти корабль.
Я остался на мостике, чтобы управлять кораблем и принимать донесения. Мой старший помощник коммандер Селигмен сновал повсюду, помогая советом и ободряя людей, ведущих борьбу с огнем. В районах пожаров часто раздавались небольшие взрывы боеприпасов, и Селигмен не один раз как пробка вылетал из водонепроницаемых дверей, через которые он проходил. Он часто приходил на мостик с сообщениями о происходящем внизу. Подача осветительной энергии прекратилась, и команды борьбы за живучесть упорно трудились в темноте ,если не считать освещения карманными фонариками. Палубы, на которых они работали, накалялись от пылавших внизу пожаров.
Несмотря на потерю рулевого указателя на мостике, мы могли в течение некоторого времени управлять кораблем оттуда. Именно в течение этого времени мы приняли на борт эскадрилью торпедоносцев, которая вернулась настолько поздно, что мы уже начали считать ее погибшей. Затем электрическое рулевое управление полностью вышло из строя, и нам пришлось управлять кораблем, маневрируя машинами. Я отдавал приказания в машинное отделение по еще работавшему телефону. Мы не могли пользоваться ручным управлением с находившегося внизу пункта управления, так как из-за отсутствия связи не могли указывать курс находившемуся там рулевому.
Огонь продолжал распространяться. Взрывы стали чаще, и поверхность подъемника на полетной палубе накалилась докрасна. Из поста управления машинами сообщили, что переборка в носовом машинном отделении раскаляется добела и температура около нее поднялась выше 70°С. Оттуда просили разрешения покинуть носовое машинное отделение и использовать только кормовое. Я быстро дал его.
Затем один из телефонов начал работать глуше. Было очевидно, что полное прекращение связи является только вопросом времени. Я понял, что, когда это случится, у меня не будет никакой возможности вызвать личный состав из машинного отделения. Если я не прикажу им покинуть посты, они останутся там в кольце огня, пока не погибнут. По телефону, звук которого все слабел, я приказал личному составу вывести из действия все машины и подняться на палубу. Хотя мы не слышали никакого ответа, звук вырывавшегося из предохранительных клапанов пара убедил меня, что мой приказ получен. В конце концов весь личный состав машинного отделения выбрался в более безопасное место – на палубу.
Корабль неподвижно стоял на месте. Давление в пожарной магистрали упало, и мы не могли бороться с огнем. Я приказал стоявшему у нашего борта эскадренному миноносцу передать нам шланги, но пожарные помпы на малых кораблях в начале войны были настолько маломощными, что вода поступала буквально по каплям. Нам казалось просто чудовищным, что мы ничего не можем сделать, чтобы спасти свой корабль.
В это время, около 17.00, адмирал Фитч, хладнокровный и рассудительный, наклонился с флагманского мостика и сказал мне, чтобы я лучше “убрал ребят с корабля”. Это было очень тяжело, но, видимо, больше ничего не оставалось. С большой неохотой я дал приказание покинуть корабль. Это было самое трудное, что я когда-либо делал. Тем не менее, если мы не могли предотвратить гибель “Lexington”, спасение его экипажа становилось задачей самой большой важности.
Офицеры и матросы, так же как и я, не хотели покидать корабль. Нам пришлось заставлять их сделать это. Большая часть раненых была передана на стоявший у нашего борта эскадренный миноносец, остальные спускались прямо в шлюпки, присланные с других кораблей. Часть личного состава, которой пришлось дожидаться своей очереди спускаться с корабля, пошла вниз в кладовую, где пока не было пожара. Они наполнили свои шлемы мороженым и, стоя на палубе, поедали его. С бортов были спущены концы, по которым матросы должны были спускаться в воду. Некоторые из них, прежде чем покинуть корабль, аккуратно устанавливали на палубе свои ботинки, как будто они еще собирались вернуться. Не было ни малейшей паники или беспорядка. Я гордился ими.
Наконец, как раз к моменту захода солнца, весь экипаж покинул корабль. Поверхность воды вокруг авианосца была усеяна пловцами. Шлюпки с кораблей нашего эскорта, крейсеров и эскадренных миноносцев подбирали людей и передавали их на другие корабли. После последнего осмотра, чтобы убедиться, что на авианосце никто не остался, я пошел с коммандером Селигменом на корму. Там я приказал ему покинуть корабль, так как оставаться на корабле последним было моим долгом и моей привилегией. Он прыгнул в воду. Я остался один на огромном корабле.
Пока я стоял там, в средней части авианосца около подъемника произошел сильнейший взрыв. Самолеты и разнообразные обломки взлетели высоко в воздух. Нырнув под край полетной палубы, чтобы укрыться от падавших предметов, я решил, что пора уходить, и соскользнул по канату в воду, где должен был дожидаться, пока меня не подберет шлюпка.
Было уже темно, когда я прибыл на крейсер “Minneapolis”. Горевший “Lexington” являл собой величественное зрелище. К этому времени весь его личный состав был уже подобран из воды и находился на борту крейсеров и эскадренных миноносцев. Адмирал Флетчер приказал командиру эскадренного миноносца “Phelps” потопить “Lexington” торпедами. “Phelps” вышел на позицию и выстрелил четыре торпеды. Они попали в корабль и взорвались с глухим грохотом. Разбитый корабль начал оседать, медленно погружаясь в воду, словно неохотно отказывался от борьбы. Корабль погрузился в воду на ровном киле с гордо реявшим государственным флагом и еще развевавшимся на ноке рея последним флажным сигналом “Я покидаю корабль”. Когда он скрылся из виду, раздался сильнейший подводный взрыв его артиллерийских погребов. Это был конец авианосца “Lexington”.
Бой в Коралловом море 5—8 мая 1942 г.
Все послеполуденное время оперативное соединение оставалось в непосредственной близости от нас, и экипаж “Yorktown” ремонтировал повреждения, причиненные авианосцу попаданием бомбы. Когда мы потеряли ход, наши самолеты, которые еще оставались в воздухе, сели на его палубу. У него была его собственная авиагруппа, практически не понесшая никаких потерь, плюс самолеты “Lexington”, которые он принял. Несмотря на это, никакого дальнейшего поиска авианосцев противника не производилось и никакие дополнительные атаки не предпринимались. В послеполуденное время ни один японский самолет не появлялся около нас.
Как только весь личный состав “Lexington” был принят на другие корабли, адмирал Флетчер решил отходить, отказавшись от дальнейших действий. В течение ночи мы шли на юг, передав личный состав на менее переполненные корабли.
На следующий день разведчики, высланные в обратном направлении, сообщили о двух японских авианосцах, которые преследовали нас. Тревога оказалась ложной. Разведывательные самолеты по ошибке приняли за авианосцы большие скалы одного из австралийских рифов, о которые с пеной разбивался прибой. Но пока ошибка еще не была обнаружена, в Таунсвилл было передано по радио предупреждение о возможности авианосного рейда, и мы продолжали идти на юг, увеличив скорость. В тот момент мы не знали, что японцы отказались от попытки захватить Порт-Морсби с моря и отходили на север.
Позднее мы повернули на восток, и часть наших кораблей, пошла в Нумеа на о. Новая Каледония, а остальные направились к Тонгатабу на островах Дружбы. Спустя несколько дней мы все собрались там для приведения себя в порядок и перераспределения сил. Личный состав “Lexington” был погружен на два транспорта для возвращения в США. Транспорты отправлялись под эскортом крейсера “Chester”, на котором должны были совершать переход адмирал Фитч и я. “Yorktown” и большая часть крейсеров пошли обратно в Перл-Харбор для подготовки к сражению за о. Мидуэй, которое предстояло менее чем через месяц и в котором “Yorktown” суждено было погибнуть.
Бой в Коралловом море, несмотря на потерю “Lexington”, был тактической и стратегической победой [46] .
Это был первый в истории решающий морской бой, в котором надводные корабли не обменялись ни единым выстрелом. Он был проведен исключительно авиацией. В результате этого боя японцы отказались от попытки расширить свои южные завоевания путем амфибийных атак с моря и отступили с очень потрепанными силами. До этого боя современный японский военно-морской флот никогда не терпел поражений.
В этом бою японцы потеряли один авианосец и 105 самолетов, кроме того, около 90 самолетов было сильно повреждено [47] .
Но самой серьезной потерей для противника была гибель основной массы принимавших участие в бою авианосных летчиков. Эта гибель стала началом истощения кадров искусных бойцов, что в конечном счете явилось главной причиной падения Японии. Мы потеряли авианосец “Lexington”, танкер “Neosho”, эскадренный миноносец “Sims”, 81 самолет и 543 человека.
Бой в Коралловом море был поворотным пунктом в войне и исторической вехой. Он доказал преобладающее значение авианосца. Этот бой, имевший такое же значение, как бой между “Monitor” и “Merrimac” в 1862 г., положил начало новой эре в войне на море и конец японскому наступлению.
Этот бой многому научил нас. Мы убедились, что необходимо значительно улучшить пожарное оборудование на наших боевых кораблях. Мы убедились, что в штатный состав наших авианосцев необходимо ввести больше истребительной авиации. Мы увидели, что нам необходимо усовершенствовать методику наведения истребителей и перехватывать атакующие самолеты на больших расстояниях от наших кораблей. Все эти уроки, извлеченные из боя в Коралловом море, принесли неоценимую пользу в последующих боях.
Глава VI.
Бой у острова Мидуэй
Японские стратеги, поощренные легкими успехами в юго-западной части Тихого океана, решили вынести свой внешний оборонительный рубеж за ранее намеченные ими пределы. Рейд Дулиттла на Токио убедил японцев в том, что их метрополия не будет в безопасности, если у них не появится небольшой плацдарм на Алеутских островах и они не захватят о. Мидуэй. Поэтому за несколько недель до боя в Коралловом море были приняты планы захвата этих новых объектов.
Первая фаза японских планов ведения войны была закончена с оккупацией богатого района Малайи, Бирмы и голландской Восточной Индии. Их потери в этих операциях составляли всего три потопленных эскадренных миноносца и несколько поврежденных кораблей. История не знала еще случаев, чтобы такие колоссальные завоевания достигались такой дешевой ценой. Союзники, напротив, потеряли основную массу своих сил на Дальнем Востоке. Не удивительно, что японцы стали слишком уверены в себе и сделали роковую ошибку, недооценив своего противника.
Изначально в их план не входила экспансия за пределы линии, проходящей через Курильские острова, острова Маршалла, Бисмарка, Тимор, Яву, Суматру, Малайю и Бирму. Последующие действия должны были вестись только с целью закрепления и усиления этого оборонительного рубежа. Однако теперь противник строил новые честолюбивые планы расширения сферы своего господства дальше на восток, север и юг. Эти планы предусматривали следующие действия.
1. Захват Порт-Морсби с целью усиления южного фланга рубежа на Новой Гвинее и островах Бисмарка.
2. Захват о. Мидуэй с целью усиления своей обороны в центральной части Тихого океана и проведения решающего сражения с военно-морским флотом США, который будет вынужден принять его.
3. Вторжение на западные Алеутские острова с целью усиления обороны северного района.
4. Захват островов Новая Каледония, Фиджи и Самоа с целью перерезать коммуникации между США и Австралией. Успех этого мероприятия зависел от успеха трех предыдущих.
Потери, понесенные в бою в Коралловом море, не заставили японцев отказаться от плана оккупировать Порт-Морсби. Они просто изменили его, решив направиться туда по суше, через хребет Оуэн-Стенли. Большие авианосцы “Секаку” и “Дзуйкаку” должны были принимать участие в бою у о. Мидуэй, но эти корабли и их авиагруппы были настолько потрепаны в Коралловом море, что их нельзя было использовать [48] .
Но остальная часть флота была в полной исправности, и операции по захвату о. Мидуэй и оккупации западных Алеутских островов были предприняты, и предприняты одновременно.
Высадка десантов на о. Мидуэй и Алеутские острова была намечена на 6 июня 1942 г. В состав сил, которые должны были принять в них участие, входили 7 авианосцев, 11 линейных кораблей, 24 крейсера, 66 эскадренных миноносцев и 17 транспортов и других вспомогательных судов [49] .
Против этого мощного соединения противника мы имели всего 3 авианосца, 8 крейсеров и 14 эскадренных миноносцев. Наши линейные корабли, оставшиеся в строю после Перл-Харбора, базировались в Сан-Франциско, где они были ограждены от воздушных бомбардировок. Они получили приказание своего командования находиться в районе боев, пока будет вестись Мидуэйская операция, но они не принимали в ней никакого участия.
Наши корабли были организованы в два оперативных соединения, а именно:
16-е оперативное соединение
Авианосцы: “Enterprise” (флагманский корабль контр –адмирала Спрюэнса) и “Hornet”.
Крейсера: “Pensacola” (флагманский корабль контр-адмирала Кинкейда), “Northampton”, “Vincennes”, “Minneapolis”, “New Orleans”, “Atlanta”.
Эскадренные миноносцы: “Phelps” (кэптен Эрли), “Balch”, “Benham”, “Worden”, “Aylwin”, “Monaghan”, “Ellet”, “Maury”, “Conyngham”.
17-е оперативное соединение
Авианосец “Yorktown” (флагманский корабль контр-адмирала Флетчера).
Крейсера: “Astoria” (флагманский корабль контр-адмирала Смита) и “Portland”.
Эскадренные миноносцы: “Hammann” (кэптен Тру), “Morris”, “Russell”, “Anderson”, “Hughes”.
По существовавшим в то время представлениям о боевой мощи (решающим оружием считались орудия кораблей) японский флот имел безусловное превосходство над американским. В авианосцах японцы имели превосходство в соотношении 7:3. Но существовал еще один фактор, которому суждено было сыграть жизненно важную роль и о котором противник не знал. Нашим специалистам по связи удалось расшифровать японские коды, и адмирал Нимиц в Перл-Харборе из перехваченных радиограмм противника имел вполне четкое представление о том, что собирались делать японцы. Он имел достаточно полные данные о составе сил противника и о том, где он должен был нанести удар. Не вызывало сомнений, что главный удар будет нанесен по о. Мидуэй и второстепенный – по Алеутским островам. Но все же в штабе флота несколько беспокоились по поводу того, не были ли перехваченные и расшифрованные радиограммы переданы умышленно с целью введения наших сил в заблуждение, тогда как действительный удар будет нанесен в другом месте. Тем не менее после оценки этой информации были немедленно приняты меры для усиления обороны о. Мидуэй. На острове был усовершенствован аэродром, туда была переброшена эскадрилья армейских тяжелых бомбардировщиков В-17, и численность авиагруппы корпуса морской пехоты была доведена до 28 истребителей и 34 пикирующих бомбардировщиков [50] .
Кроме того, на этом острове стали также базироваться две эскадрильи морских патрульных самолетов и были сильно увеличены запасы бензина и боеприпасов. На морских подступах к угрожаемой базе, кроме двух оперативных соединений, заняли позиции 25 подводных лодок.
Когда адмирал Холси был отправлен в США на лечение, командование 16-м оперативным соединением перешло к адмиралу Спрюэнсу [51] .
Это соединение, получив задание занять позицию северо-восточнее о. Мидуэй, вышло из Перл-Харбора 28 мая 1942 г. А два дня спустя в тот же район вышло 17-е оперативное соединение под командованием адмирала Флетчера. Там оба соединения должны были действовать под командованием Флетчера [52] .
Авианосец “Saratoga”, который 11 января был торпедирован японской подводной лодкой недалеко от Перл-Харбора, проходил ремонт в Пьюджет-Саунд. Когда ремонтные работы, которые велись ускоренными темпами, были закончены, авианосец принял на борт в Сан-Диего свои самолеты и поспешил на запад, но пришел уже слишком поздно, чтобы участвовать в бою.
Японские силы направлялись к о. Мидуэй тремя группами: главные силы – с запада, десантные силы – с юго-запада, а подвижные силы, в состав которых входили авианосцы, – с северо-запада. Они находились вне района штормовой погоды. Их ожидали наши авианосцы, находившиеся северо-восточнее о. Мидуэй, а также самолеты и силы наземной обороны на острове.
Первым обнаружил противника морской патрульный самолет, производивший дальний поиск в западном направлении [53] .
Около 9 часов утра 3 июня 1942 г. он заметил в 500 милях к юго-западу от о. Мидуэй много транспортов с эскортными кораблями. Это были десантные силы. Вскоре после этого в 700 милях к западу от острова были обнаружены главные силы, в состав которых входило много линейных кораблей и крейсеров. В числе этих сил не был обнаружен ни один авианосец, хотя малый авианосец “Дзуйхо” первоначально находился с главными силами [54] .
С десантными силами шли две плавучие базы гидросамолетов. Наши самолеты, производившие поиск в северозападном направлении, попав в район штормовой погоды, повернули назад и не установили соприкосновения с подвижными силами противника и его четырьмя большими авианосцами.
Японские транспорты были обнаружены на таком большом расстоянии, что их не могли атаковать никакие самолеты, кроме В-17. Вскоре после полудня эскадрилья этих тяжелых бомбардировщиков под командованием подполковника Суини, получившая задание нанести первый удар, поднялась в воздух. В 16.23, после продолжительного перелета над океаном, наши самолеты обнаружили транспорты противника и атаковали их с горизонтального полета, производя бомбометание в условиях сильного зенитного огня, который вели корабли противника. Когда самолеты подходили тремя эшелонами на высоте 8000, 10 000 и 12 000 фут. и сбрасывали бомбы, ни один японский самолет не оказал им сопротивления. Хотя летчики считали, что они добились попаданий, ни одна бомба не попала в цель, и японские корабли не получили никаких повреждений.
В 21.15 четыре морских гидросамолета “Catalina” вылетели на проведение ночной торпедной атаки против транспортов. В темноте один самолет отстал и вернулся назад. Вскоре после полуночи остальные три самолета увидели на экране своих радиолокационных установок изображения кораблей.
Первая фаза японских планов ведения войны была закончена с оккупацией богатого района Малайи, Бирмы и голландской Восточной Индии. Их потери в этих операциях составляли всего три потопленных эскадренных миноносца и несколько поврежденных кораблей. История не знала еще случаев, чтобы такие колоссальные завоевания достигались такой дешевой ценой. Союзники, напротив, потеряли основную массу своих сил на Дальнем Востоке. Не удивительно, что японцы стали слишком уверены в себе и сделали роковую ошибку, недооценив своего противника.
Изначально в их план не входила экспансия за пределы линии, проходящей через Курильские острова, острова Маршалла, Бисмарка, Тимор, Яву, Суматру, Малайю и Бирму. Последующие действия должны были вестись только с целью закрепления и усиления этого оборонительного рубежа. Однако теперь противник строил новые честолюбивые планы расширения сферы своего господства дальше на восток, север и юг. Эти планы предусматривали следующие действия.
1. Захват Порт-Морсби с целью усиления южного фланга рубежа на Новой Гвинее и островах Бисмарка.
2. Захват о. Мидуэй с целью усиления своей обороны в центральной части Тихого океана и проведения решающего сражения с военно-морским флотом США, который будет вынужден принять его.
3. Вторжение на западные Алеутские острова с целью усиления обороны северного района.
4. Захват островов Новая Каледония, Фиджи и Самоа с целью перерезать коммуникации между США и Австралией. Успех этого мероприятия зависел от успеха трех предыдущих.
Потери, понесенные в бою в Коралловом море, не заставили японцев отказаться от плана оккупировать Порт-Морсби. Они просто изменили его, решив направиться туда по суше, через хребет Оуэн-Стенли. Большие авианосцы “Секаку” и “Дзуйкаку” должны были принимать участие в бою у о. Мидуэй, но эти корабли и их авиагруппы были настолько потрепаны в Коралловом море, что их нельзя было использовать [48] .
Но остальная часть флота была в полной исправности, и операции по захвату о. Мидуэй и оккупации западных Алеутских островов были предприняты, и предприняты одновременно.
Высадка десантов на о. Мидуэй и Алеутские острова была намечена на 6 июня 1942 г. В состав сил, которые должны были принять в них участие, входили 7 авианосцев, 11 линейных кораблей, 24 крейсера, 66 эскадренных миноносцев и 17 транспортов и других вспомогательных судов [49] .
Против этого мощного соединения противника мы имели всего 3 авианосца, 8 крейсеров и 14 эскадренных миноносцев. Наши линейные корабли, оставшиеся в строю после Перл-Харбора, базировались в Сан-Франциско, где они были ограждены от воздушных бомбардировок. Они получили приказание своего командования находиться в районе боев, пока будет вестись Мидуэйская операция, но они не принимали в ней никакого участия.
Наши корабли были организованы в два оперативных соединения, а именно:
16-е оперативное соединение
Авианосцы: “Enterprise” (флагманский корабль контр –адмирала Спрюэнса) и “Hornet”.
Крейсера: “Pensacola” (флагманский корабль контр-адмирала Кинкейда), “Northampton”, “Vincennes”, “Minneapolis”, “New Orleans”, “Atlanta”.
Эскадренные миноносцы: “Phelps” (кэптен Эрли), “Balch”, “Benham”, “Worden”, “Aylwin”, “Monaghan”, “Ellet”, “Maury”, “Conyngham”.
17-е оперативное соединение
Авианосец “Yorktown” (флагманский корабль контр-адмирала Флетчера).
Крейсера: “Astoria” (флагманский корабль контр-адмирала Смита) и “Portland”.
Эскадренные миноносцы: “Hammann” (кэптен Тру), “Morris”, “Russell”, “Anderson”, “Hughes”.
По существовавшим в то время представлениям о боевой мощи (решающим оружием считались орудия кораблей) японский флот имел безусловное превосходство над американским. В авианосцах японцы имели превосходство в соотношении 7:3. Но существовал еще один фактор, которому суждено было сыграть жизненно важную роль и о котором противник не знал. Нашим специалистам по связи удалось расшифровать японские коды, и адмирал Нимиц в Перл-Харборе из перехваченных радиограмм противника имел вполне четкое представление о том, что собирались делать японцы. Он имел достаточно полные данные о составе сил противника и о том, где он должен был нанести удар. Не вызывало сомнений, что главный удар будет нанесен по о. Мидуэй и второстепенный – по Алеутским островам. Но все же в штабе флота несколько беспокоились по поводу того, не были ли перехваченные и расшифрованные радиограммы переданы умышленно с целью введения наших сил в заблуждение, тогда как действительный удар будет нанесен в другом месте. Тем не менее после оценки этой информации были немедленно приняты меры для усиления обороны о. Мидуэй. На острове был усовершенствован аэродром, туда была переброшена эскадрилья армейских тяжелых бомбардировщиков В-17, и численность авиагруппы корпуса морской пехоты была доведена до 28 истребителей и 34 пикирующих бомбардировщиков [50] .
Кроме того, на этом острове стали также базироваться две эскадрильи морских патрульных самолетов и были сильно увеличены запасы бензина и боеприпасов. На морских подступах к угрожаемой базе, кроме двух оперативных соединений, заняли позиции 25 подводных лодок.
Когда адмирал Холси был отправлен в США на лечение, командование 16-м оперативным соединением перешло к адмиралу Спрюэнсу [51] .
Это соединение, получив задание занять позицию северо-восточнее о. Мидуэй, вышло из Перл-Харбора 28 мая 1942 г. А два дня спустя в тот же район вышло 17-е оперативное соединение под командованием адмирала Флетчера. Там оба соединения должны были действовать под командованием Флетчера [52] .
Авианосец “Saratoga”, который 11 января был торпедирован японской подводной лодкой недалеко от Перл-Харбора, проходил ремонт в Пьюджет-Саунд. Когда ремонтные работы, которые велись ускоренными темпами, были закончены, авианосец принял на борт в Сан-Диего свои самолеты и поспешил на запад, но пришел уже слишком поздно, чтобы участвовать в бою.
Японские силы направлялись к о. Мидуэй тремя группами: главные силы – с запада, десантные силы – с юго-запада, а подвижные силы, в состав которых входили авианосцы, – с северо-запада. Они находились вне района штормовой погоды. Их ожидали наши авианосцы, находившиеся северо-восточнее о. Мидуэй, а также самолеты и силы наземной обороны на острове.
Мидуэйская и Алеутская операции. Общая геометрия. Показано положение на 24.00 3 июня 1942 г.
Первым обнаружил противника морской патрульный самолет, производивший дальний поиск в западном направлении [53] .
Около 9 часов утра 3 июня 1942 г. он заметил в 500 милях к юго-западу от о. Мидуэй много транспортов с эскортными кораблями. Это были десантные силы. Вскоре после этого в 700 милях к западу от острова были обнаружены главные силы, в состав которых входило много линейных кораблей и крейсеров. В числе этих сил не был обнаружен ни один авианосец, хотя малый авианосец “Дзуйхо” первоначально находился с главными силами [54] .
С десантными силами шли две плавучие базы гидросамолетов. Наши самолеты, производившие поиск в северозападном направлении, попав в район штормовой погоды, повернули назад и не установили соприкосновения с подвижными силами противника и его четырьмя большими авианосцами.
Японские транспорты были обнаружены на таком большом расстоянии, что их не могли атаковать никакие самолеты, кроме В-17. Вскоре после полудня эскадрилья этих тяжелых бомбардировщиков под командованием подполковника Суини, получившая задание нанести первый удар, поднялась в воздух. В 16.23, после продолжительного перелета над океаном, наши самолеты обнаружили транспорты противника и атаковали их с горизонтального полета, производя бомбометание в условиях сильного зенитного огня, который вели корабли противника. Когда самолеты подходили тремя эшелонами на высоте 8000, 10 000 и 12 000 фут. и сбрасывали бомбы, ни один японский самолет не оказал им сопротивления. Хотя летчики считали, что они добились попаданий, ни одна бомба не попала в цель, и японские корабли не получили никаких повреждений.
В 21.15 четыре морских гидросамолета “Catalina” вылетели на проведение ночной торпедной атаки против транспортов. В темноте один самолет отстал и вернулся назад. Вскоре после полуночи остальные три самолета увидели на экране своих радиолокационных установок изображения кораблей.