– А где же твой дом?
   – Бастильский квартал? Это по другую сторону поля. Вон там – отсюда тебе не увидеть. А что это у мисс Пелхам – как называется это дерево?
   – Ракитник. В мае ты его легче узнаешь, когда он цвести начнет.
   Однако попытка Джема отвлечь ее внимание не удалась, потому что тутже раздалось второе «ох», подтверждающее, что источником звука и движения было одно и то же место. На этот раз Магги явно услышала звук и тут же определила, откуда он исходит. Магги прыснула со смеху.
   – Господи Иисусе, ну и видик!
   Тут Джем отошел от окна. Лицо его горело.
   – Мне нужно помогать папе, – пробормотал он, подходя к отцу, который продолжал обтачивать ножку стула и не слышал их с Магги разговора.
   Магги рассмеялась, видя его смущение. Она постояла еще несколько мгновений у окна, потом отвернулась.
   – Представление закончилось.
   Она подошла посмотреть, как работает отец Джема. Станок представлял собой тяжелую деревянную раму со вставленной в нее на уровне груди полуобработанной ножкой. Кожаный ремень был накинут на заготовку и закреплен на ножном приводе, а над головой у отца Джема торчал согнутый шест. Когда Томас нажимал ногой на педаль, ремень начинал крутить закрепленную ножку, что позволяло срезать с нее лишнее дерево.
   – А ты так умеешь? – спросила Магги у Джема, стараясь теперь преодолеть его смущение и борясь с желанием подразнить его.
   – Не так хорошо, как папа, – ответил он.
   Лицо его все еще было пунцовым.
   – Я учусь – обтачиваю ножки, и если получается хорошо, то отец их использует.
   – Еще научишься, сынок, – пробормотал Томас, не поднимая головы.
   – А что делает твой отец? – спросил Джем.
   Мужчины в Пидлтрентхайде все худо-бедно были работниками: кто выращивал ячмень, кто приготовлял хлеб, кто – пиво, кто – башмаки, кто – свечи, кто – муку.
   Магги фыркнула.
   – Деньги, если удается. Да так – то одно, то другое. Мне его теперь нужно найти. У меня все равно от этого запаха голова болит. Откуда он?
   – Это лак и краска для стульев. К нему привыкаешь.
   – Ну вот уж чего не собираюсь делать. Не беспокойся – я сама найду выход. Ну, пока.
   – Счастливо.
   – Заглядывай! – крикнула из другой комнаты Мейси, когда Магги загромыхала каблуками по лестнице.
   Анна Келлавей пробурчала:
   – Что мисс Пелхам скажет о таком грохоте? Джем, поди-ка скажи ей, чтобы она так не шумела уходя.

Глава шестая

   Мисс Пелхам, превосходно проведя день у друзей в Челси, подошла к своей калитке, увидела стружку, разбросанную Мейси перед домом, и нахмурилась. Поначалу Мейси выкидывала стружку в аккуратно подстриженные кусты переднего садика. Мисс Пелхам пришлось строго указать девчонке на недопустимость этого. И конечно, лучше уж стружка была бы на улице, чем на лестнице. Но еще лучше, если бы этой стружки вообще не было, а для этого нужно, чтобы не было Келлавеев. За прошедшую неделю мисс Пелхам нередко с сожалением вспоминала семейство, занимавшее дом до них, – не нужно было ей так строго с ними обходиться. От прежних жильцов было много шуму по ночам, а потом постоянно плакал младенец, но по крайней мере они не разбрасывали всюду стружку. Она знала, что наверху много всякого дерева – видела, как его проносили туда через ее прихожую. И запахи оттуда всякие доносились, и шум, который очень не нравился мисс Пелхам.
   А теперь? Что это за темноволосая мошенница выбегает из дома, оставляя после себя следы стружки? У этой девицы был такой пронырливый вид, что мисс Пелхам покрепче прижала сумку к груди. Потом она узнала Магги.
   – Эй, что это ты делаешь в моем доме? Ты что там украла?
   Прежде чем Магги успела ответить, появились двое: из-за ее спины выглянул Джем, а из открывшейся двери дома № 13 Геркулес-комплекса вышел мистер Блейк. Мисс Пелхам съежилась. Мистер Блейк всегда был с ней сама вежливость, но в его присутствии она начинала нервничать. Вот и сейчас он приветственно кивнул, увидев ее. Его стеклянистые серые глаза наводили мисс Пелхам на мысль, что ее разглядывает птица, выбирая, куда бы клюнуть.
   – Насколько мне известно, это дом мистера Астлея, а не ваш, – бесцеремонно сказала Магги.
   Мисс Пелхам повернулась к Джему.
   – Джем, что тут делает эта девчонка? Надеюсь, она не твоя подружка?
   – Она… она тут доставила кое-что.
   Даже в Пидл-Вэлли враль из Джема был никакой.
   – И что же она доставила? Тухлую рыбу? Или прошлогодний снег?
   – Гвозди, – нашлась Магги. – Я им теперь буду регулярно доставлять гвозди, правда. Джем? Вы теперь меня частенько будете видеть.
   Она обошла мисс Пелхам, сойдя с дорожки в ее палисадник, где обогнула непонятный маленький кустарниковый круг, проведя рукой по его вершине.
   – А ну-ка, вон из моего сада! – воскликнула мисс Пелхам. – Джем, вышвырни ее отсюда.
   Магги рассмеялась и принялась все быстрее и быстрее носиться вокруг куста, потом прыгнула в середину, молотя по нему кулаками, а мисс Пелхам при виде этого заохала, словно каждый удар приходился по ее телу.
   Джем смотрел, как Магги боксирует с зеленым шариком, с которого сыпались на землю крохотные листики, и вдруг понял, что улыбается. У него тоже возникало искушение пнуть этот нелепый кустик, такой непохожий на живые изгороди, к которым он привык. Изгороди в Дорсетшире имели свое назначение: не дать животным уйти с пастбища или выскочить на дорогу; для изгородей такого рода использовались колючий боярышник и остролист, бузина, лесной орех и рябина, перемежающиеся ежевикой, ивой и ломоносом.
   Стук в окно наверху вернул Джема из Дорсетшира в Лондон. На него сердито смотрела мать, прогоняя рукой Магги.
   – Слушай, Магги… ты, кажется, собиралась мне что-то показать? – спросил Джем. – Ах да, твой отец. Мой папа… он хотел, чтобы мы согласовали цену.
   – Нуда. Идем.
   Магги проигнорировала мисс Пелхам, которая продолжала кричать и без всякого прока махать на нее руками. Девочка продралась через кустик, на сей раз даже не озаботившись тем, чтобы перепрыгнуть через него, после чего осталась брешь из поломанных веток.
   – Ой! – в десятый раз воскликнула мисс Пелхам.
   Джем, последовавший за Магги на улицу, оглянулся на мистера Блейка, который не шелохнулся и не двинулся с места, пока Магги проказничала в кустарнике. Он стоял, скрестив руки на груди. Его, казалось, мало волновал этот шум и это происшествие. На самом деле они даже забыли о его присутствии, иначе мисс Пелхам не охала бы бесконечно, а Магги не портила бы куст. Блейк смотрел на них своими ясными глазами, и его взгляд не был похож на взгляд отца Джема, обычно направленный в никуда. Мистер Блейк смотрел на них, на прохожих на улице, на Ламбетский дворец, возвышающийся вдалеке, и на облака за ним. Он все впитывал в себя, не вынося никаких суждений.
   – Добрый день, сэр, – сказал Джем.
   – Приветствую тебя, мой мальчик, – ответил мистер Блейк.
   – Здравствуйте, мистер Блейк, – крикнула с улицы Магги, которая никак не хотела, чтобы Джем перещеголял ее. – Как поживает ваша женушка?
   Ее крик вернул к жизни мисс Пелхам, старавшуюся в присутствии Блейка быть как можно более незаметной.
   – Убирайся с моих глаз, противная девчонка, – воскликнула она. – Или я тебя отстегаю! Джем, не смей ее пускать сюда. Посмотри, чтобы она ушла с нашей улицы – я ей ни на грош не верю. Если за ней не смотреть, то она и калитку сопрет!
   – Да, мадам.
   Джем поднял брови, посмотрев на мистера Блейка, словно извиняясь перед ним, но его сосед уже открыл калитку и вышел на улицу. Джем догнал Магги, и они вдвоем оглянулись на Блейка, двинувшегося вдоль Геркулес-комплекса к реке.
   – Ты посмотри, как он самоуверенно шагает – как петух, – заметила Магги. – А ты видел, какого у него цвета щеки? И какой он патлатый? Мы знаем, что у него на уме!
   Джем не сказал бы, что мистер Блейк шагает, как петух. Уж скорее он двигался тяжелым шагом, хотя и нельзя было сказать, что плелся. У него была ровная, размеренная походка человека, направлявшегося в определенное место, а не просто вышедшего прогуляться.
   – Пойдем за ним, – предложила Магги.
   – Нет, пусть его идет.
   Джем был удивлен своей собственной решительностью. Он хотел бы последовать за мистером Блейком, хотя и не так, как это предлагала Магги: для нее это было чем-то вроде игры, а он хотел делать это уважительно, с расстояния.
   Мисс Пелхам и Анна Келлавей продолжали смотреть на детей, каждая со своего места.
   – Пойдем, – сказал Джем и устремился вдоль Геркулес-комплекса в направлении, противоположном тому, куда шел мистер Блейк.
   Магги засеменила следом за ним.
   – Ты и правда пойдешь со мной?
   – Мисс Пелхам сказала, чтобы я довел тебя до конца улицы.
   – И ты будешь делать то, что хочет эта старая грымза?
   Джем пожал плечами.
   – Она домовладелица. Мы не должны ее раздражать.
   – Ну а мне нужно найти отца. Хочешь со мной?
   Джем подумал о своей озабоченной матери, о своей подающей надежды сестре, о поглощенном своей работой отце и о мисс Пелхам, которая ждет у лестницы, чтобы учинить ему головомойку. Потом он подумал об улицах Ламбета и Лондона, которых еще не видел.
   – Я пойду с тобой, – согласился он, замедляя шаг, чтобы она догнала и они могли идти бок о бок.

Глава седьмая

   Дик Баттерфилд мог находиться в одном из нескольких пабов. Если большинство людей предпочитали какой-нибудь поблизости, то он любил переходить из одного в другой, присоединяясь к разным пьющим клубам и сообществам, где встречались единомышленники, чтобы обсудить интересующие их темы. Эти встречи не особо отличались от других, вот только пиво было дешевле, а песни еще более неприличны. Дик Баттерфилд часто присоединялся к новым клубам, оставляя старые, поскольку его интересы были непостоянны.
   В настоящий момент он принадлежал к водному клубу, так как среди множества других занятий он был и лодочником на Темзе. Правда, лодку свою давным-давно потерял. Также Дик состоял членом стул-клуба, участники которого по очереди выступали перед другими со страстными политическими речами, занимая стул во главе стола. Баттерфилд посещал лотерейный клуб, где делали небольшие совместные ставки, доходов от которых не хватало, чтобы заплатить за выпивку, и Дик всегда подзуживал остальных увеличивать ставки. И наконец, пунш-клуб – самый его любимый, – в котором каждую неделю опробовали различные ромовые коктейли.
   Клубная и пабная жизнь Дика Баттерфилда была настолько сложна, что члены его семьи редко знали, где он проводит вечера. Обычно глава семейства выпивал где-нибудь в радиусе полумили от дома, но и в этом пространстве находились десятки пабов. Магги и Джем уже побывали в «Лошади и конюхе», «Короне и подушке», «Кентерберийском оружии» и «Красном льве». Наконец их поиски увенчались успехом: Баттерфилд уютно устроился в уголке самого шумного из всех этих заведений – в «Артишоке» на Лоуер-марш[13].
   Джем зашел с Магги в два первых паба, после чего оставался ждать у дверей. Со времени их прибытия в Ламбет он был только в одном пабе. Через несколько дней после их приезда к ним зашел мистер Астлей – посмотреть, как они устроились, и пригласил Томаса с Джемом в «Ананас», считавшийся солидным заведением. Мальчик был ошеломлен многолюдностью этого места и громоподобным голосом Астлея. Теперь же Джем получил возможность сравнить «Ананас» с другими ламбетскими пабами.
   Ламбет-марш представляла собой рыночную улицу с лавками и киосками, телеги и люди двигались по ней между Ламбетом и мостом Блэкфрайарс[14] в сторону города. Двери «Артишока» были открыты, в проеме стояли люди, мимо которых его спутница ловко проскользнула внутрь. Звуки, доносившиеся из помещения, заставили Джема остановиться и спросить себя – зачем он увязался за Магги?
   Но он знал зачем: она была первым человеком в Ламбете, который проявил к нему интерес, а ему не хватало друга. Большинство ребят возраста Джема либо были мастеровыми у ремесленников, либо работали. Он видел детей и помладше, но еще ни с кем из них не успел поговорить. Дело осложнялось тем, что он с трудом понимал лондонское наречие и говор многих жителей пригородов. Подчас их речь казалась ему какой-то тарабарщиной.
   Ламбетские ребята отличались от тех, к которым он привык, еще и другим: они были более замкнутыми, более подозрительными. Они напоминали котов, осторожненько подходящих к огню, чтобы посидеть и погреться: ушки на макушке, глаза косят по сторонам. Они счастливы оттого, что их впустили, но в любой момент готовы пуститься прочь, уворачиваясь от ноги, вышвыривающей их на улицу.
   Дети нередко были грубы со взрослыми, как Магги с мисс Пелхам, и это сходило им с рук. В деревне за такие вещи Джему досталось бы на орехи. Местные издевались над людьми, которые им не нравились, кидали в них камнями, воровали еду из тележек и корзин, распевали грубые песни, кричали, дразнились, насмехались. И только изредка Джем видел, что ребята из JIамбета делают что-то такое, в чем бы и он мог поучаствовать: катаются в лодке по реке, выбегают гурьбой с песней из благотворительной школы на Ламбет-грин, гоняются за собакой, утащившей чью-то шапку. А потому, когда Магги поманила его из двери «Артишока», он последовал за ней, погружаясь, как ныряльщик в воду, в этот шум и густой дым от ламп. Он хотел стать частью ламбетской жизни, а не наблюдать за ней из окна дома или через забор сада.
   Хотя был уже поздний вечер, в пабе яблоку негде было упасть. Шум стоял ужасающий, но спустя какое-то время Джем различил во всеобщем гаме мелодию какой-то незнакомой песни. Магги просочилась сквозь стену тел в угол, где сидел ее отец.
   Дик Баттерфилд был маленьким человеком, в котором преобладал коричневатый цвет – карие глаза, каштановые волосы, темная кожа, коричневых оттенков одежда. Тонкая паутинка расходилась от уголков глаз к вискам, лоб избороздили глубокие морщины. И все же вид у него был моложавый, энергичный. Сегодня он просто выпивал, а не участвовал в заседании клуба. Когда Джем наконец добрался до этого уголка. Дик, посадив дочку себе на колени, распевал вместе с остальными посетителями паба:
 
И гореть ей в аду за то, что она
Подлегла под меня во время обедни.
 
   С последней строкой поднялся такой шум, что Джем закрыл уши руками. Магги присоединилась к поющим, подмигнув Джему, который покраснел и уставился на свои башмаки. В пидлтрентхайдских «Пяти колоколах» пелись разные песни, но до такого никогда не доходило.
   После громких воплей в пабе наступило затишье – как в грозу после раската грома.
   – Ну так что у тебя на уме. Маге? – спросил у дочери Дик Баттерфилд относительно спокойным голосом.
   – Да я не о том. Я была у него в доме. – Она показала на Джема. – Его зовут Джем. Так вот, я смотрела, как его отец делает стулья. Они недавно приехали из Дорсетшира и живут у мисс Пелхам в Геркулес-комплексе рядом с мистером Блейком.
   – У мисс Пелхам? – Баттерфилд усмехнулся. – Рад с тобой познакомиться. Джем. Присаживайся, дай отдохнуть копытам.
   Он жестом показал на другую сторону стола. Там не было ни скамейки, ни табуретки. Джем оглянулся: все сиденья вокруг были заняты. Дик и Магги смотрели на него с одинаковым выражением любопытства: что он будет делать? Джем подумал, не забраться ли ему на стол, но понял, что Баттерфилды не одобрят этого жеста. Ему придется поискать пустую табуретку в пабе. Этого от него и ждали, устроив небольшую проверку его умению устраиваться. Первую настоящую проверку в его лондонской жизни.
   Найти пустую табуретку в переполненном помещении было непростой задачей, и Джем с нею не справился. Он попытался было поспрашивать, но на него не обращали внимания. Он хотел взять табуретку, которую один из посетителей использовал как подставку для ног, но получил затрещину. Когда Джем обратился к служанке, та только ухмыльнулась, посмотрев на него. Продираясь через толпу, мальчик задавал себе вопрос, как это так получается, что столько людей могут сейчас не работать, а пить? В Пидл-Вэлли лишь немногие могли отправиться днем в «Пять колоколов» или «Корону».
   Он вернулся к столику с пустыми руками и увидел, что на том месте, на которое ему указывал Баттерфилд, стоит теперь свободная табуретка, а Дик и Магги посмеиваются, глядя на него.
   – Деревенщина, – пробормотал парень, сидевший рядом с ними и видевший все это испытание, включая и усмешку служанки.
   – Попридержи язык, Чарли, – резко оборвала его Магги.
   Джем сразу же догадался, что это ее брат.
   Чарли Баттерфилд был похож на своего отца, но без морщинок и обаяния; он был красивее, однако какой-то грубоватой красотой – немытые светлые волосы, ямочка на подбородке. Шрам на лбу придавал лицу суровость. Чарли был жесток со своей сестрой, но лишь в той мере, в какой это сходило ему с рук: мог ущипнуть ее так, что на коже оставался синяк. Но когда она подросла, то научилась лягать его в самое болезненное место. А он продолжал изыскивать способы навредить ей – выбивал из-под нее табуретки.
   опрокидывал солонку в тарелку, воровал одеяло по ночам. Джем ничего этого не знал, но почувствовал в Чарли некое качество, которое заставляло его отводить взгляд в сторону – так стараешься не смотреть в глаза рычащей собаке.
   Дик Баттерфилд швырнул на стол монетку.
   – Принеси-ка Джему выпить, Чарли, – скомандовал он.
   – Еще че… – раздраженно бросил Чарли одновременно с Джемом, который пробормотал:
   – Я не…
   Оба замолчали на полуслове при виде строгого выражения на лице Дика. Чарли пришлось встать и принести Джему кружку пива, которого тому вовсе не хотелось, – дешевого, водянистого пойла. Посетители «Пяти колоколов» такое не пили, а выплескивали на пол.
   Дик откинулся назад.
   – Ну так что ты мне хотела сказать. Маге? Какой сегодня скандал случился в старом Ламбете?
   – Мы видели кое-что в саду мистера Блейка, правда. Джем? В их летнем домике через открытые двери.
   Магги посмотрела на Джема лукавым взглядом. Он снова покраснел и пожал плечами.
   – Вот она – моя дочурка, – сказал Дик Баттерфилд. – Всегда все вынюхивает, находит, что где.
   Чарли подался вперед.
   – Ну и что вы там видели?
   Магги тоже подалась вперед.
   – Мы видели, как он милуется со своей женой.
   Чарли хмыкнул, а на Дика Баттерфилда это, казалось, не произвело впечатления.
   – Ну и что? Все совокупляются. Да этой радости сколько хочешь – загляни в любой проулок, и увидишь, как кто-нибудь занимается этим. Выйди на улицу, и увидишь за углом какую-нибудь парочку. Верно, Джем? Я так думаю, ты этого тоже немало повидал у себя в Дорсетшире, а?
   Джем уставился в свою кружку. На поверхности пива боролась за жизнь муха, стараясь не утонуть.
   – Да уж повидал, – пробормотал он.
   Конечно, он видел, как это делают животные, среди которых они жили: собаки, кошки, овцы, лошади, кролики, фазаны и всякая прочая живность. Порой он натыкался и на парочки, уходившие на опушку леса или прятавшиеся под живой изгородью, а то и посреди полянки. Он замечал, как его соседи занимались этим в сараях, видел Сэма с его девушкой в зарослях орешника у Нетлком-таут. Он насмотрелся этого столько, что уже перестал удивляться, хотя все еще испытывал смущение. Правда, видеть-то там особо было нечего – в основном одежды и непрерывные движения туда-сюда, иногда бледные мужские ягодицы, ходящие вверх-вниз, или отвислые женские груди. Неожиданно столкнувшись с этим, нарушив то, что другие считали уединением. Джем отворачивался с пунцовым лицом. Такие же чувства овладевали им в тех редких случаях, когда он слышал, как препираются его родители, например, когда мать требовала, чтобы отец срубил грушу в углу сада – ту самую, с которой упал Томми, а отец отказывался. Позднее Анна Келлавей взяла топор и срубила дерево сама.
   Джем засунул палец в пиво – муха зацепилась за него и выползла из жидкости. Чарли глазел на него с удивлением и отвращением. Дик, улыбнувшись, посмотрел на других посетителей паба, словно в поисках собеседника.
   – Но дело не в том, что они этим занимались, – гнула свое Магги. – Они были… они… они сняли с себя всю одежду, правда. Джем? И мы все видели, словно они были Адам и Ева.
   Дик Баттерфилд посмотрел на дочь таким же оценивающим взглядом, каким он смерил Джема, отправляя его на поиски табуретки. Хотя он и казался беззаботным – сидел развалясь на своем месте, угощал других выпивкой, кивал и улыбался, – но при этом требовал многого от тех, кто был с ним рядом.
   – И знаешь, что они делали, занимаясь этим?
   – Что?
   Магги быстро придумала самую необычную вещь, какой могли бы заниматься люди во время совокупления.
   – Они читали друг другу!
   Чарли хмыкнул.
   – И что же они читали – газету?
   – Но я этого не… – начал Джем.
   – Книгу, – прервала его Магги, возвышая голос над шумом паба. – Мне кажется, это была поэзия.
   Конкретные детали всегда добавляли историям правдоподобия.
   – Поэзия? – повторил Дик, отхлебнув пива. – Наверное, «Потерянный рай», если они изображали Адама и Еву в саду.
   У Баттерфилда была когда-то эта поэма среди кучи книг, попавших ему в руки для продажи. Он тогда прочел немного. Никто не предполагал, что Дик умеет так хорошо читать. А его научил отец, утверждая, что человек должен быть не менее знающим, чем те, кого он хочет провести.
   – Да-да, именно оттуда они и читали – «Утрата грушевого дерева»[15],– подтвердила Магги. – Я как раз эти слова и слышала.
   Джем вздрогнул, не веря своим ушам.
   – Ты сказала «грушевое дерево»?
   Дик бросил взгляд на дочь.
   – «Потерянный рай». Маге, вот о чем я говорю. Уши-то распахни. Ну-ка, помолчи минуту.
   Он закрыл глаза, задумался на несколько секунд, потом принялся декламировать:
 
Целый мир
Лежал пред ними, где жилье избрать
Им предстояло. Промыслом Творца
Ведомые, шагая тяжело,
Как странники, они, рука в руке,
Эдем пересекая, побрели
Пустынною дорогою своей[16].
 
   Его соседи уставились на него – слова такого рода редко звучали в пабе.
   – Ты это чего, па? – спросила Магги.
   – Это единственное, что я помню из «Потерянного рая» – те самые строки, когда Адам и Ева покидают рай. Я чуть не плачу от сочувствия к ним, когда слышу эти слова.
   – Блейки ничего подобного не читали, – вставил Джем и тут же ощутил удар по ноге – это Магги лягнула его под столом.
   – Ты тогда уже отвернулся, – сказала она.
   Джем открыл было рот, собираясь возразить, но передумал. Баттерфилды явно любили украшать свои истории всякими выдумками, и скоро новая небылица начнет жить своей жизнью, разойдется по пабу, посетители которого еще больше разукрасят ее, будут рассказывать, как Блейки играли в Адама и Еву в своем саду, хотя ничего такого и не было. С какой стати он должен портить им удовольствие, решил Джем, хотя и вспомнил при этом с раскаянием внимательные глаза мистера Блейка, его уверенное приветствие, решительную походку – жаль, что про него будут рассказывать всякую ерунду. Он предпочитал говорить правду.
   – А чем занимается мистер Блейк? – спросил Джем, пытаясь сменить тему.
   – Ты имеешь в виду, помимо того, что охаживает свою жену в саду? – усмехнулся Дик Баттерфилд. – Он печатник и гравировщик. Ты ведь видел печатный станок через его переднее окно, а?
   – Это такая штука с рукояткой вроде звезды?
   Джем и в самом деле видел эту деревянную штуковину, которая была больше и тяжелее, чем токарный станок отца, и спрашивал себя – каково может быть ее назначение?
   – Ну да. Иногда можно увидеть, как они на нем работают – он и его жена. Печатают на нем книги и всякое такое. Брошюрки, рисунки – разное. Не знаю, как он этим умудряется зарабатывать себе на жизнь. Я видел несколько его изделий, когда приходил к нему – думал продать медные пластины, когда он только переехал сюда с другой стороны реки год или два назад.
   Дик Баттерфилд покачал головой.
   – Странные это были штуковины. Много огня, а вокруг толпа голых кричащих людей с выпученными глазами.
   – Ты хочешь сказать, что это вроде как в аду? – спросила Магги.
   – Может быть. Я такие не люблю. Мне нравятся веселые картинки. Не думаю, чтобы их у него особо покупали. Может, он больше зарабатывает тем, что делает гравюры для других.
   – А медь он у тебя тогда купил?
   – He-а. Я сразу понял, что он от нечего делать ничего такого не купит. Он себе на уме, этот мистер Блейк. Он сам пойдет и выберет для себя и медь, и бумагу – знает толк в этих вещах, – без всякой злобы объяснил Дик; он даже питал уважение к тем, кто не поддавался на его мошенничества.
   – На прошлой неделе мы видели его в этой его 13011-net rouge, правда. Джем? – сказала Магги. – У него в ней такой смешной вид.