Страница:
Но каприз Елизаветы, которому успешно подыгрывали шведы, оказался сильнее мнения опытных полководцев и политиков. Дело в том, что король Швеции Фредерик I не имел детей, и шведский риксдаг был сильно озабочен поисками наследника престола. Ряд шведских аристократов предложил избрать наследником шведского престола любекского епископа Адольфа Фридриха Голштинского. Елизавета пришла в восторг от этой идеи. Во-первых, Адольф был двоюродным дядей юному Карлу Петру Удьриху Голштинскому[89] , которого Елизавета назначила своим наследником. Кстати, детские годы он провел у Адольфа в Любеке. Во-вторых, Адольф приходился родным братом Карлу-Августу, который был женихом самой Елизаветы, но умер в июне 1727 года в Петербурге незадолго до венчания. Нетрудно догадаться, какое впечатление произвела смерть красавца-принца на его 17-летнюю невесту. Елизавета помнила жениха всю жизнь. А тут появилась возможность помочь его родному брату. Разумеется, 33-летняя Елизавета уже не была наивной и сентиментальной, но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Она всерьез думала, что Адольф, взойдя на престол, станет если не другом, то хотя бы ее союзником.
Шведские же уполномоченные объявили Румянцеву и Любрасу, что епископа Любекского можно избрать наследником престола только на определенных условиях, как-то: Россия вернет Швеции все завоеванное, заключит с ней оборонительный и наступательный союз, ибо в случае выбора епископа Любекскго война с Данией неизбежна. Дело в том, что датский король Кристиан VI сам норовил пролезть в наследники шведского престола.
В ответ на подобные предложения шведов Румянцев ответил, что в деле наследства они вольны поступать как хотят, но только императрица никогда всей Финляндии им не возвратит, а если шведы будут упрямиться, то русская делегация покинет Або. Однако тем временем при дворе Елизаветы сформировалась партия сторонников Адольфа. Видную роль среди них играли Брюммер (гофмаршал наследника Петра), лейб-медик Лесток, тайный советник Бреверн и другие. О таких Румянцев писал в Петербург Бестужеву, что им «в том нужды нет, хотя бы мы и Новгород отдали, только бы его герцог королем избран был».
В конце концов, кучка иностранцев убедила императрицу уступить шведам. В результате 17 июня 1743 года был подписан так называемый «Уверительный акт». В нем шведскому риксдагу рекомендовалось избрать наследником шведского престола принца Адольфа Фредерика, регента герцогства Гольштейн, епископа Любекского. Швеция уступала России Кюменигордскую губернию, то есть весь бассейн реки Кюмийоки, а также крепость Нейшлот (Нюслотт) в Саволакской губернии, а Россия возвращала Швеции занятые в ходе войны русскими войсками губернии Эстерботтенскую, Бьернборгскую, Абоскую, Тавастскую, Нюландскую, часть Карелии (западной) и губернию Саволакс, кроме города Нейшлота. Петр Ульрих, герцог Голштейн-Тотторпский, в знак избрания его наследником российского престола отступится от тех требований, которые всегда выдвигало его герцогство (Голштейн) по отношению к Швеции.
23 июня 1743 года король Фредерик и риксдаг единогласно избрали «коронным наследником» принца Адольфа Фридриха. 7 августа 1743 года в Або был подписан окончательный мирный договор. Согласно Абоскому миру к России отходила Кюменегордская губерния, то есть бассейн реки Кюмийоки с городами Фридрихсгамом и Вильманстрандом, а также город Нейшлот (по-фински Олавилинна) из провинции Саволакс. Русско-шведская граница, начиная от побережья Финского залива, шла с этих пор прямо на север по руслу реки Кюмийоки, а затем по ее первому притоку слева и по границам бассейна реки Кюмийоки на востоке вплоть до города Нейшлота в Саволаксе, а оттуда по старой русско-шведской границе.
Императрица Елизавета Петровна велела выдать Адольфу Фридриху 50 тысяч рублей подъемных на проезд из Любека в Стокгольм.
После подписания Абоского договора русский галерный флот покинул Аландские острова и прибыл 17 августа в Гельсингфорс. Однако шведское правительство, испугавшись датчан, срочно потребовало у Елизаветы помощи. 3 сентября шведский риксдаг обратился к русскому генералу Кейту с просьбой посадить на галеры пехотные полки и идти зимовать в Стокгольм. Русским войскам было предложено дислоцироваться в местечках Седерманландия и Остерготия. Из-за плохой погоды галерный флот прибыл туда лишь в конце ноября.
В случае необходимости Россия предполагала задействовать против Дании и свой корабельный флот. Однако русский корабельный флот в августе-сентябре простоял у Наргена и в Ревельской гавани. Лишь в сентябре 1743 года фрегат «Россия» сходил к Копенгагену на разведку.
К лету 1744 года Швеция сумела уладить свои отношения с Данией без войны. При этом весомым аргументом шведов стали полки Кейта под Стокгольмом. В конце июля 1744 года русский галерный флот с пехотными полками на борту покинул Швецию и 2 августа прибыл в Ревель.
Дальнейшие события показали недальновидность политики императрицы Елизаветы. В 1746 году в Швеции к власти пришла антирусская «партия шляп». А ее любимый принц Адольф Фридрих стал одним из лидеров этой партии. Так закончилась эта война, нелепая и бездарная с точки зрения военной стратегии и тактики, не решившая к тому же ни одной политической проблемы.
Раздел VI. Русско-шведская война 1788-1790 гг.
Глава 1. Предпосылки к войне
Глава 2. Сухопутная война в Финляндии
Шведские же уполномоченные объявили Румянцеву и Любрасу, что епископа Любекского можно избрать наследником престола только на определенных условиях, как-то: Россия вернет Швеции все завоеванное, заключит с ней оборонительный и наступательный союз, ибо в случае выбора епископа Любекскго война с Данией неизбежна. Дело в том, что датский король Кристиан VI сам норовил пролезть в наследники шведского престола.
В ответ на подобные предложения шведов Румянцев ответил, что в деле наследства они вольны поступать как хотят, но только императрица никогда всей Финляндии им не возвратит, а если шведы будут упрямиться, то русская делегация покинет Або. Однако тем временем при дворе Елизаветы сформировалась партия сторонников Адольфа. Видную роль среди них играли Брюммер (гофмаршал наследника Петра), лейб-медик Лесток, тайный советник Бреверн и другие. О таких Румянцев писал в Петербург Бестужеву, что им «в том нужды нет, хотя бы мы и Новгород отдали, только бы его герцог королем избран был».
В конце концов, кучка иностранцев убедила императрицу уступить шведам. В результате 17 июня 1743 года был подписан так называемый «Уверительный акт». В нем шведскому риксдагу рекомендовалось избрать наследником шведского престола принца Адольфа Фредерика, регента герцогства Гольштейн, епископа Любекского. Швеция уступала России Кюменигордскую губернию, то есть весь бассейн реки Кюмийоки, а также крепость Нейшлот (Нюслотт) в Саволакской губернии, а Россия возвращала Швеции занятые в ходе войны русскими войсками губернии Эстерботтенскую, Бьернборгскую, Абоскую, Тавастскую, Нюландскую, часть Карелии (западной) и губернию Саволакс, кроме города Нейшлота. Петр Ульрих, герцог Голштейн-Тотторпский, в знак избрания его наследником российского престола отступится от тех требований, которые всегда выдвигало его герцогство (Голштейн) по отношению к Швеции.
23 июня 1743 года король Фредерик и риксдаг единогласно избрали «коронным наследником» принца Адольфа Фридриха. 7 августа 1743 года в Або был подписан окончательный мирный договор. Согласно Абоскому миру к России отходила Кюменегордская губерния, то есть бассейн реки Кюмийоки с городами Фридрихсгамом и Вильманстрандом, а также город Нейшлот (по-фински Олавилинна) из провинции Саволакс. Русско-шведская граница, начиная от побережья Финского залива, шла с этих пор прямо на север по руслу реки Кюмийоки, а затем по ее первому притоку слева и по границам бассейна реки Кюмийоки на востоке вплоть до города Нейшлота в Саволаксе, а оттуда по старой русско-шведской границе.
Императрица Елизавета Петровна велела выдать Адольфу Фридриху 50 тысяч рублей подъемных на проезд из Любека в Стокгольм.
После подписания Абоского договора русский галерный флот покинул Аландские острова и прибыл 17 августа в Гельсингфорс. Однако шведское правительство, испугавшись датчан, срочно потребовало у Елизаветы помощи. 3 сентября шведский риксдаг обратился к русскому генералу Кейту с просьбой посадить на галеры пехотные полки и идти зимовать в Стокгольм. Русским войскам было предложено дислоцироваться в местечках Седерманландия и Остерготия. Из-за плохой погоды галерный флот прибыл туда лишь в конце ноября.
В случае необходимости Россия предполагала задействовать против Дании и свой корабельный флот. Однако русский корабельный флот в августе-сентябре простоял у Наргена и в Ревельской гавани. Лишь в сентябре 1743 года фрегат «Россия» сходил к Копенгагену на разведку.
К лету 1744 года Швеция сумела уладить свои отношения с Данией без войны. При этом весомым аргументом шведов стали полки Кейта под Стокгольмом. В конце июля 1744 года русский галерный флот с пехотными полками на борту покинул Швецию и 2 августа прибыл в Ревель.
Дальнейшие события показали недальновидность политики императрицы Елизаветы. В 1746 году в Швеции к власти пришла антирусская «партия шляп». А ее любимый принц Адольф Фридрих стал одним из лидеров этой партии. Так закончилась эта война, нелепая и бездарная с точки зрения военной стратегии и тактики, не решившая к тому же ни одной политической проблемы.
Раздел VI. Русско-шведская война 1788-1790 гг.
Глава 1. Предпосылки к войне
В 1751 году король Фредерик I умер, и на престол вступил Адольф Фредерик (бывший епископ Любека). Король царствовал, а правил страной риксдаг, точнее, правительство, назначенное им. Адольф Фредерик обладал мягким характером и не пытался изменить такое положение дел.
В риксдаге, да и по всей стране, продолжалась борьба «партии шляп» и «партии колпаков». Несколько упрощая проблему, можно сказать, что это была борьба аристократии и буржуазии за власть. Во внешнеполитическом аспекте «шляпы» предлагали освободиться от «русского ига» (то есть начать войну с Россией), «колпаки» же предпочитали мир и расширение торговли с могучим соседом.
Россия же, как при Елизавете Петровне, так и при Екатерине II более чем лояльно относилась к Швеции. Россия не имела к ней никаких территориальных или иных претензий. С первых лет своего царствования Екатерина II настолько была занята польскими и турецкими делами, что ей было просто не до Швеции.
Сын Екатерины II, цесаревич Павел Петрович после смерти своего отца Петра III, последовавшей 6 июля 1762 года в Ропше от «геморроидальных колик» (в виде пролома черепа оловянной пивной кружкой), автоматически стал герцогом Голштейн-Готторпским. На это герцогство издавна претендовали Швеция и Дания. Чтобы не иметь повода ввязываться в конфликты на севере, Екатерина II в мае 1773 года заставила своего сына отказаться от прав на Голштейн-Готторпское герцогство. За это ее упрекают некоторые современные историки, мол, просто так отказалась от стратегически важной территории. Увы, они забывают, что Голштейн-Готторпское герцогство до постройки Кильского канала имело стратегически важное значение лишь для соседних малогабаритных государств. А главное, Екатерина II отказалась от прав на герцогство, а не от самого герцогства, которое в любом случае пришлось бы добывать большой кровью.
Единственное, что можно с большой натяжкой поставить в укор Екатерине II, так это систематическое субсидирование партии «колпаков» и отдельных миролюбиво настроенных шведских политиков и военных. Так, лишь одна разовая посылка Екатериной денег с этой целью послу Остерману составила 337,9 тысяч рублей. Однако целью предоставленных субсидий было не разрушение шведского государства, а наоборот, стабилизация политической ситуации и сохранение существующих границ. Говоря современным языком, Екатерина боролась за гражданское согласие в Швеции и ее миролюбивую внешнюю политику. Естественно, что делалось это вовсе не из любви к шведам, а ради того, чтобы развязать себе руки в Польше и Причерноморье. Кстати, «партию шляп» финансировала Франция. Причем французы как раз стремились изменить существующий государственный строй в Швеции и ввергнуть ее в войну с Россией.
В 1746 году у Адольфа Фредерика родился первенец, названный Густавом. В это время в Европе началась мода на «просвещенных монархов». Не отстала от нее и шведская королевская семья. Юный Густав с детства изучал книги Вольфа, Локка, Монтескье, Вольтера, Расина и Корнеля. Принц Густав настолько хорошо овладел французским языком, что говорил и писал на нем лучше, чем по-шведски. Густав обожал театры, и став королем, сам начал сочинять пьесы. Его фраза «Весь мир – это подмостки сцены. А все мужчины и женщины главным образом актеры» вошла в историю. Да и вообще жизнь этого короля напоминала пьесу, точнее, трагикомическую оперетту.
О смерти отца Густаву сообщили вечером 1 марта 1771 года, когда он сидел в ложе парижского оперного театра. В Стокгольм он вернулся уже королем Густавом III. Получив большую субсидию от Франции, Густав III организовал государственный переворот. 19 августа 1772 года риксдаг под дулами пушек принял пакет новых законов, существенно расширявших власть короля. Правительство Швеции превращалось в совещательный орган. Риксдаг, в ведении которого остались законодательство и налогообложение, созывался теперь лишь по воле короля.
Накануне государственного переворота в Швеции прозорливая Екатерина II написала госпоже Бьельке: «Сердце говорит мне, что ваш любезный шведский король и его милая маменька не сделают ничего путного».
Действительно, с первых дней своего царствования Густав III начал подготовку к войне с Россией. Уже в 1775 году он заявил своим приближенным: «Должно, не теряя ни одной минуты, готовиться к обороне. Чтобы окончить по возможности скорее такую войну, я намерен всеми силами напасть на Петербург и принудить таким образом императрицу к заключению мира».
Но это не мешало Густаву рассыпаться в комплиментах своей «сестре» Екатерине[90] и предлагать ей союз. Густав писал: «Я люблю мир и не начну войны... Швеция нуждается в спокойствии... Король этого государства не может начать войны без согласия чинов, и то обстоятельство, что он сам в этом отношении связал руки себе и своим наследникам, должно считаться ручательством основательности такого убеждения с его стороны».
Екатерина и Густав в течение нескольких лет обменивались весьма дружескими, исполненными любезностей письмами. Густав даже приезжал для встречи с Екатериной в 1777 году в Петербург, а в 1783 году – в Фридрихсгам. Во время второй (и последней) встречи Екатерина подарила «брату» Густаву 200 тысяч рублей. Густав деньги взял, но по-прежнему бахвалился перед своими придворными планами нападения на Россию. Между тем в окружении короля были глаза и уши императрицы. Осенью 1783 года Екатерина в письме к «брату» процитировала его бахвальство: «Говорят, что вы намерены напасть на Финляндию и идти прямо к Петербургу, по всей вероятности, чтобы здесь поужинать. Я, впрочем, не обращаю внимания на такую болтовню, в которой выражается лишь игра фантазии».
В 1787 году началась русско-турецкая война. В связи с этим Франция и Турция выделили Густаву III огромные субсидии. Кроме того, Густав ввел королевскую монополию на производство и сбыт водки, любимой шведами не меньше, чем русскими. Король решил, что настал его звездный час. Правда, по шведской конституции королю запрещалось первому начинать войну, но имелась оговорка на тот случай, если королевство подвергнется опасности извне...
Весной 1788 года агенты Густава распространили слух о том, что русский флот якобы собирается внезапно напасть на Карлскрону. В действительности же русские хотели в это время отправить лучшие корабли Балтийского флота под командованием адмирала П.В. Чичагова в Средиземное море для борьбы с турками.
В Петербурге хорошо знали о мобилизации шведской армии и флота, но поделать ничего не могли. 27 мая 1788 года Екатерина написала Г.А. Потемкину: «Буде же полоумный король шведский начнет войну с нами, то... графа Пушкина назначу командиром армии против шведов».
Екатерина всеми силами хотела предотвратить войну и пыталась уверить себя и своих приближенных, что все приготовления Густава – большой блеф. Так, 4 июня 1788 года она сообщала Потемкину: «Пока сила турецкая на вас обращена, Король Шведский, получа от турок денег, вооружил военных кораблей до двенадцати и переводит войска в Финляндию. Все сии демонстрации идут, я думаю, на тот конец, чтобы флот, снаряжаемый на Средиземное море, тем остановить. Но сей, несмотря на то, пойдет в свой путь, и будет ему сделают на дороге препятствие, то будет искать истребления препятствия. У нас же мысли разделены: Вице-канцлер говорит – „Не выходя отселе, бить шведский флот, хотя и не задерет“, а другие говорят – „Как наш флот уйдет, тогда шведы задерут“. А мне кажется, они не задерут, а останутся при демонстрации. Осталось решить лишь единый вопрос, терпеть ли демонстрации? Если б ты был здесь, я б решилась в пять минут что делать, переговоря с тобою. Если б следовать моей склонности, я б флоту Грейгову да эскадре Чичагова приказала разбить в прах демонстрацию: в сорок лет шведы паки не построили бы корабли. Но зделав такое дело, будем иметь две войны, а не одну, а, может быть, потянет за собою и следствия непредвидимые».
По распоряжению Екатерины русский посол в Стокгольме граф Разумовский передал шведскому министру иностранных дел записку, в которой от имени императрицы потребовал объяснений по поводу вооружения Швеции. В записке было сказано: «Императрица объявляет министерству его величества, короля шведского, а также и всем тем, кои в сей нации некоторое участие в правлении имеют, что ея императорское величество может только повторить им уверение своего миролюбия и участия, приемлемаго ею в сохранении их спокойствия».
Густав III воспринял это разумное и вполне миролюбивое послание как «казус белли» (повод к войне) – нельзя, мол, русскому послу обращаться к риксдагу и населению. Шведский король предъявил России ультиматум: наказать графа Разумовского, отдать шведам земли в Финляндии, отошедшие России по договорам 1721 и 1743 годов и всю Карелию, а турецкому султану вернуть Крым и заключить мир с Турцией на условиях султана.
Комментировать сей пассаж нет нужды. Прочитав ноту Густава, посол Пруссии в России барон Келлер заметил, что она «сочинена, конечно, в замешательстве ума». Отправляясь в поход, Густав написал своему другу Армфельду:
«Мысль о том, что я могу отметить за Турцию, что мое имя станет известно Азии и Африке, все это так подействовало на мое воображение, что я не чувствую особенного волнения и оставался спокойным в ту минуту, когда отправлялся на встречу всякого рода опасностям... Вот я перешагнул через Рубикон».
В риксдаге, да и по всей стране, продолжалась борьба «партии шляп» и «партии колпаков». Несколько упрощая проблему, можно сказать, что это была борьба аристократии и буржуазии за власть. Во внешнеполитическом аспекте «шляпы» предлагали освободиться от «русского ига» (то есть начать войну с Россией), «колпаки» же предпочитали мир и расширение торговли с могучим соседом.
Россия же, как при Елизавете Петровне, так и при Екатерине II более чем лояльно относилась к Швеции. Россия не имела к ней никаких территориальных или иных претензий. С первых лет своего царствования Екатерина II настолько была занята польскими и турецкими делами, что ей было просто не до Швеции.
Сын Екатерины II, цесаревич Павел Петрович после смерти своего отца Петра III, последовавшей 6 июля 1762 года в Ропше от «геморроидальных колик» (в виде пролома черепа оловянной пивной кружкой), автоматически стал герцогом Голштейн-Готторпским. На это герцогство издавна претендовали Швеция и Дания. Чтобы не иметь повода ввязываться в конфликты на севере, Екатерина II в мае 1773 года заставила своего сына отказаться от прав на Голштейн-Готторпское герцогство. За это ее упрекают некоторые современные историки, мол, просто так отказалась от стратегически важной территории. Увы, они забывают, что Голштейн-Готторпское герцогство до постройки Кильского канала имело стратегически важное значение лишь для соседних малогабаритных государств. А главное, Екатерина II отказалась от прав на герцогство, а не от самого герцогства, которое в любом случае пришлось бы добывать большой кровью.
Единственное, что можно с большой натяжкой поставить в укор Екатерине II, так это систематическое субсидирование партии «колпаков» и отдельных миролюбиво настроенных шведских политиков и военных. Так, лишь одна разовая посылка Екатериной денег с этой целью послу Остерману составила 337,9 тысяч рублей. Однако целью предоставленных субсидий было не разрушение шведского государства, а наоборот, стабилизация политической ситуации и сохранение существующих границ. Говоря современным языком, Екатерина боролась за гражданское согласие в Швеции и ее миролюбивую внешнюю политику. Естественно, что делалось это вовсе не из любви к шведам, а ради того, чтобы развязать себе руки в Польше и Причерноморье. Кстати, «партию шляп» финансировала Франция. Причем французы как раз стремились изменить существующий государственный строй в Швеции и ввергнуть ее в войну с Россией.
В 1746 году у Адольфа Фредерика родился первенец, названный Густавом. В это время в Европе началась мода на «просвещенных монархов». Не отстала от нее и шведская королевская семья. Юный Густав с детства изучал книги Вольфа, Локка, Монтескье, Вольтера, Расина и Корнеля. Принц Густав настолько хорошо овладел французским языком, что говорил и писал на нем лучше, чем по-шведски. Густав обожал театры, и став королем, сам начал сочинять пьесы. Его фраза «Весь мир – это подмостки сцены. А все мужчины и женщины главным образом актеры» вошла в историю. Да и вообще жизнь этого короля напоминала пьесу, точнее, трагикомическую оперетту.
О смерти отца Густаву сообщили вечером 1 марта 1771 года, когда он сидел в ложе парижского оперного театра. В Стокгольм он вернулся уже королем Густавом III. Получив большую субсидию от Франции, Густав III организовал государственный переворот. 19 августа 1772 года риксдаг под дулами пушек принял пакет новых законов, существенно расширявших власть короля. Правительство Швеции превращалось в совещательный орган. Риксдаг, в ведении которого остались законодательство и налогообложение, созывался теперь лишь по воле короля.
Накануне государственного переворота в Швеции прозорливая Екатерина II написала госпоже Бьельке: «Сердце говорит мне, что ваш любезный шведский король и его милая маменька не сделают ничего путного».
Действительно, с первых дней своего царствования Густав III начал подготовку к войне с Россией. Уже в 1775 году он заявил своим приближенным: «Должно, не теряя ни одной минуты, готовиться к обороне. Чтобы окончить по возможности скорее такую войну, я намерен всеми силами напасть на Петербург и принудить таким образом императрицу к заключению мира».
Но это не мешало Густаву рассыпаться в комплиментах своей «сестре» Екатерине[90] и предлагать ей союз. Густав писал: «Я люблю мир и не начну войны... Швеция нуждается в спокойствии... Король этого государства не может начать войны без согласия чинов, и то обстоятельство, что он сам в этом отношении связал руки себе и своим наследникам, должно считаться ручательством основательности такого убеждения с его стороны».
Екатерина и Густав в течение нескольких лет обменивались весьма дружескими, исполненными любезностей письмами. Густав даже приезжал для встречи с Екатериной в 1777 году в Петербург, а в 1783 году – в Фридрихсгам. Во время второй (и последней) встречи Екатерина подарила «брату» Густаву 200 тысяч рублей. Густав деньги взял, но по-прежнему бахвалился перед своими придворными планами нападения на Россию. Между тем в окружении короля были глаза и уши императрицы. Осенью 1783 года Екатерина в письме к «брату» процитировала его бахвальство: «Говорят, что вы намерены напасть на Финляндию и идти прямо к Петербургу, по всей вероятности, чтобы здесь поужинать. Я, впрочем, не обращаю внимания на такую болтовню, в которой выражается лишь игра фантазии».
В 1787 году началась русско-турецкая война. В связи с этим Франция и Турция выделили Густаву III огромные субсидии. Кроме того, Густав ввел королевскую монополию на производство и сбыт водки, любимой шведами не меньше, чем русскими. Король решил, что настал его звездный час. Правда, по шведской конституции королю запрещалось первому начинать войну, но имелась оговорка на тот случай, если королевство подвергнется опасности извне...
Весной 1788 года агенты Густава распространили слух о том, что русский флот якобы собирается внезапно напасть на Карлскрону. В действительности же русские хотели в это время отправить лучшие корабли Балтийского флота под командованием адмирала П.В. Чичагова в Средиземное море для борьбы с турками.
В Петербурге хорошо знали о мобилизации шведской армии и флота, но поделать ничего не могли. 27 мая 1788 года Екатерина написала Г.А. Потемкину: «Буде же полоумный король шведский начнет войну с нами, то... графа Пушкина назначу командиром армии против шведов».
Екатерина всеми силами хотела предотвратить войну и пыталась уверить себя и своих приближенных, что все приготовления Густава – большой блеф. Так, 4 июня 1788 года она сообщала Потемкину: «Пока сила турецкая на вас обращена, Король Шведский, получа от турок денег, вооружил военных кораблей до двенадцати и переводит войска в Финляндию. Все сии демонстрации идут, я думаю, на тот конец, чтобы флот, снаряжаемый на Средиземное море, тем остановить. Но сей, несмотря на то, пойдет в свой путь, и будет ему сделают на дороге препятствие, то будет искать истребления препятствия. У нас же мысли разделены: Вице-канцлер говорит – „Не выходя отселе, бить шведский флот, хотя и не задерет“, а другие говорят – „Как наш флот уйдет, тогда шведы задерут“. А мне кажется, они не задерут, а останутся при демонстрации. Осталось решить лишь единый вопрос, терпеть ли демонстрации? Если б ты был здесь, я б решилась в пять минут что делать, переговоря с тобою. Если б следовать моей склонности, я б флоту Грейгову да эскадре Чичагова приказала разбить в прах демонстрацию: в сорок лет шведы паки не построили бы корабли. Но зделав такое дело, будем иметь две войны, а не одну, а, может быть, потянет за собою и следствия непредвидимые».
По распоряжению Екатерины русский посол в Стокгольме граф Разумовский передал шведскому министру иностранных дел записку, в которой от имени императрицы потребовал объяснений по поводу вооружения Швеции. В записке было сказано: «Императрица объявляет министерству его величества, короля шведского, а также и всем тем, кои в сей нации некоторое участие в правлении имеют, что ея императорское величество может только повторить им уверение своего миролюбия и участия, приемлемаго ею в сохранении их спокойствия».
Густав III воспринял это разумное и вполне миролюбивое послание как «казус белли» (повод к войне) – нельзя, мол, русскому послу обращаться к риксдагу и населению. Шведский король предъявил России ультиматум: наказать графа Разумовского, отдать шведам земли в Финляндии, отошедшие России по договорам 1721 и 1743 годов и всю Карелию, а турецкому султану вернуть Крым и заключить мир с Турцией на условиях султана.
Комментировать сей пассаж нет нужды. Прочитав ноту Густава, посол Пруссии в России барон Келлер заметил, что она «сочинена, конечно, в замешательстве ума». Отправляясь в поход, Густав написал своему другу Армфельду:
«Мысль о том, что я могу отметить за Турцию, что мое имя станет известно Азии и Африке, все это так подействовало на мое воображение, что я не чувствую особенного волнения и оставался спокойным в ту минуту, когда отправлялся на встречу всякого рода опасностям... Вот я перешагнул через Рубикон».
Глава 2. Сухопутная война в Финляндии
К началу войны Густав III располагал 50-тысячной армией и еще отрядом финской милиции численностью до 18 тысяч человек. Его план состоял в том, чтобы начать широкие военные действия на юге Финляндии и одновременно нанести сокрушительный удар по русскому флоту в районе Кронштадта, чтобы обеспечить высадку 20-тысячному корпусу под Петербургом. В случае захвата Петербурга Густав III надеялся принудить Россию к миру на продиктованных им условиях.
Русский план войны на 1788 год предусматривал отражение шведских сил в случае нападения их на Петербург и нанесение контрудара в направлении Гельсингфорса и Гетеборга. Для этого в районе Выборга была дислоцирована армия численностью 19508 человек под командованием генерал-аншефа В.П. Мусина-Пушкина. Небольшая численность русских войск объясняется тем, что основные силы находились на турецком театре военных действий и в Польше. Да и сам Мусин-Пушкин был назначен командующим за неимением лучшего. Лучшие генералы тоже были в Польше и в турецкой армии. Мусин-Пушкин сделал себе карьеру при возведении Екатерины II на престол в 1762 году. Екатерина была благодарна ему за это, но скептически оценивала его военные способности и называла «нерешимым мешком».
В начале июля 1788 года 36-тысячная шведская, армия во главе с самим королем перешла русскую границу в Финляндии. Шведы осадили небольшую русскую крепость Нейшлот. Густав III прислал ультиматум коменданту крепости однорукому майору Кузьмину, в котором требовал немедленно открыть крепостные ворота и впустить шведов. На это майор ответил королю: «Я без руки и не могу отворить ворота, пусть его величество сам потрудится». Добавим, что гарнизон Нейшлота составлял всего 230 человек. Однако в течение всей войны шведы так и не сумели открыть ворота Нейшлота, лишь попытались разграбить окрестности. Екатерина писала Потемкину в этой связи: «По двудневной стрельбе на Нейшлот шведы пошли грабить Нейшлотский уезд. Я у тебя спрашиваю, что там грабить можно?... Своим войскам в Финляндии и шведам (Густав) велел сказать, что он намерен превосходить делами и помрачать Густава Адольфа и окончить предприятия Карла XII. Последнее сбыться может, понеже сей начал разорение Швеции».
22 июля 1788 года шведская армия подошла к крепости Фридрихсгам и блокировала ее. Состояние крепости было плачевное, каменные бастионы отсутствовали, земляной вал в ряде мест обвалился. Артиллерийское вооружение состояло из шведских орудий, захваченных еще в войну 1741-1743 годов. Гарнизон крепости составлял 2539 человек. Однако шведы постояли два дня у Фридрихсгама, а затем отступили.
В отступлении шведов Екатерина поначалу увидела «руку Божию, наказывающую вероломство». На самом же деле 24 июля в королевской армии начался мятеж. Значительная часть офицеров-шведов и почти все офицеры-финны не хотели воевать. В деревне Аньяла недовольные устроили офицерское собрание, позже получившее название «аньяльской конфедерации». На собрании офицеры заявили, что король ведет войну незаконно, без согласия риксдага, и потребовали от Густава немедленно заключить мир. Король отказался, заявив, что мир будет для него «самоубийством».
Тогда солдаты двух финских полков бросили ружья и разошлись по домам. Королю пришлось отойти от Фридрихсгама и занять позицию у Кюмень-города. Шведскому отряду, наступавшему от Сент-Михеля[91] через Кири и Гарданески к Вильманстранду тоже пришлось из-за мятежа остановиться и вернуться назад. Некоторые зарубежные историки считают, что альяльская конфедерация была создана «происками русского правительства». Однако документы свидетельствуют, что о конфедерации императрица узнала лишь 31 июля. В этот день в Петербург прибыл депутат от конфедерации майор Юхани Егергорн, финн по национальности. В «мемориале» к русскому правительству конфедераты заявили, что они не участвуют в незаконной войне, начатой королем «противу народного права и их законов». Екатерина лично вела переговоры с майором Егергорном. Любопытно, что Егергорн в беседах с императрицей неоднократно поднимал вопрос о создании независимого финского государства. Причем он делал это в инициативном порядке, поскольку в альяльской конфедерации не обсуждался вопрос о независимости Финляндии.
Екатерина отправила благожелательный ответ конфедератам, но не поставила своей подписи. В своем кругу она даже осуждала конфедератов: «Какие изменники! Буде не таков был король, то заслуживал бы сожаления. Но что делать? Надобно пользоваться обстоятельствами: с неприятеля хоть шапку долой».
Зато теперь Екатерина была уверена в исходе войны с Густавом III. 14 августа она писала Потемкину: «И так все беспокойства ваши мне теперь чувствительнее, нежели дурацкая шведская война, в которой смеха достойные ныне происхождения, и, по-видимому, кончится собранием Сейма в Финляндии и Швеции, и тогда станем со штатами трактовать о мире».
С тех пор в переписке Екатерина величала короля Густава не иначе как Фуфлыгой.
Воспользовавшись беспорядком в шведском войске, Мусин-Пушкин решил перейти границу и атаковать неприятеля. Но Екатерина запретила производить любые наступательные действия на суше, надеясь на окончательный переход армии к конфедератам. Таким образом, до конца 1788 года боевые действия на суше не велись. По колкому замечанию современника, шведы в этом походе нуждались не столько в солдатах, сколько в трубачах для оказания услуг при непрестанном обмене визитами шведских и русских парламентеров.
Между тем в войну со Швецией вступила Дания. В договоре 1766 года Дания и Россия гарантировали сохранение конституционного строя в Швеции. К тому же, был заключен оборонительный союз между Данией и Россией на случай нападения, которое Швеция могла совершить на одну из этих держав. Екатерина в 1773 году заключила с Данией договор, в силу которого Дания была обязана в случае нападения Швеции на Россию предоставить в распоряжение России некоторое число кораблей и сухопутных войск.
Когда же начались военные действия между Россией и Швецией, Дания медлила с выполнением своих обязательств. Лишь в сентябре 1788 года датские войска вступили на шведскую территорию. Датчане заняли несколько шведских городов – Уддевалу, Вешраборг и другие, обложили население большой контрибуцией. Датские войска под командованием принца Гессенского осадили мощную шведскую крепость Готенбург (Гетеборг). Однако Англия и Пруссия были озабочены таким поворотом событий и предъявили Дании ультиматум, в котором потребовали немедленного прекращения военных действий, угрожая в противном случае нападением на Данию. Тогда датское правительство поспешило заключить перемирие со Швецией.
Нападение датчан вызвало всплеск национализма в Швеции, которым не замедлил воспользоваться Густав III. Он собрал в Швеции довольно большое ополчение. А зимой 1788-1789 годов риксдаг в Стокгольме был вынужден принять ряд законов, навязанных королем (в том числе так называемый «Акт единения и безопасности», дававший королю почти самодержавную власть).
Теперь Густав мог расправиться с альяльской конфедерацией. В 1789 году были арестованы 125 офицеров-конфедератов, еще несколько десятков офицеров скрылись в Финляндии и России. В числе последних был и собеседник Екатерины майор Егергорн. Арестованных офицеров военный суд приговорил к смертной казни. Но привести приговор в исполнение Густав не посмел и ограничился казнью лишь одного конфедерата, полковника Хестеску.
Весной 1789 года Мусин-Пушкин отважился перейти в наступление. 31 мая отряд генерал-поручика Михельсо-на атаковал у деревни Кири неприятельское укрепление, которое защищали 1000 шведов. Шведы бежали. Михельсон захватил две пушки, взял в плен шесть офицеров и несколько нижних чинов. 1 июня Михельсон занял городок Христину, 8 июня – Сен-Михель. В Сен-Михеле русским достались большие склады с продовольствием и амуницией, но пороховой склад шведы успели взорвать.
В начале июня 1789 года армия Мусина-Пушкина насчитывала 20 тысяч человек, однако он по-прежнему действовал крайне нерешительно. Да и Екатерина не требовала от него решительных действий. С одной стороны, Пруссия начала угрожать России войной, поэтому разгром шведов в Финляндии мог подтолкнуть ее короля Фридриха Вильгельма II к нападению на Россию. Екатерина же стремилась избежать войны сразу с тремя противниками – Турцией, Швецией и Пруссией. Кроме того, летом 1789 года у императрицы произошла личная драма – ее юный любовник Мамонтов, которого Екатерина поспешила произвести в графы, завел роман с 16-летней княжной Дарьей Щербатовой. Поэтому Пруссия и Мамонтов летом-осенью 1789 года занимали императрицу куда больше, чем Густав III.
К концу 1789 года русские войска расположились на зимние квартиры. Первая часть «главного корпуса» наблюдала за границей от Нейшлота до Кюмени, вторая часть – от Кюмени и побережья Финского залива до Выборга.
В начале 1790 года Екатерина II заменила Мусина-Пушкина на генерал-аншефа графа И. П. Салтыкова. В кампанию 1790 года в первых стычках успех способствовал шведам. Но 22 апреля отряд генерал-майора Ф. П. Денисова в районе деревни Гайнали разбил 7-тысячный корпус шведов, которым командовал сам Густав III. Одновременно генерал-поручик Нумсен овладел шведскими укреплениями на правом берегу реки Кюмень, взяв 12 пушек и более 300 пленных. Отряд генерал-майора Ферзена потеснил противника в районе Свеаборга. Таким образом, вся кампания 1790 года шла исключительно на шведской территории, но по-прежнему велась вяло. В середине июля боевые действия прекратились в связи с начавшимися переговорами о мире.
Оценивая боевые действия в Финляндии в 1788-1790 годах, следует заметить, что в отличие от войн 1700-1721 и 1741-1743 годов боевые действия обе стороны вели крайне нерешительно. За три года войны не произошло ни одного крупного сражения. Противники буквально топтались на небольшом пятачке: сто верст в длину и столько же в ширину. Эта война с самого начала была, нелепой в смысле политических целей и военной стратегии, а в Финляндии она была таковой и в смысле тактики.
Русский план войны на 1788 год предусматривал отражение шведских сил в случае нападения их на Петербург и нанесение контрудара в направлении Гельсингфорса и Гетеборга. Для этого в районе Выборга была дислоцирована армия численностью 19508 человек под командованием генерал-аншефа В.П. Мусина-Пушкина. Небольшая численность русских войск объясняется тем, что основные силы находились на турецком театре военных действий и в Польше. Да и сам Мусин-Пушкин был назначен командующим за неимением лучшего. Лучшие генералы тоже были в Польше и в турецкой армии. Мусин-Пушкин сделал себе карьеру при возведении Екатерины II на престол в 1762 году. Екатерина была благодарна ему за это, но скептически оценивала его военные способности и называла «нерешимым мешком».
В начале июля 1788 года 36-тысячная шведская, армия во главе с самим королем перешла русскую границу в Финляндии. Шведы осадили небольшую русскую крепость Нейшлот. Густав III прислал ультиматум коменданту крепости однорукому майору Кузьмину, в котором требовал немедленно открыть крепостные ворота и впустить шведов. На это майор ответил королю: «Я без руки и не могу отворить ворота, пусть его величество сам потрудится». Добавим, что гарнизон Нейшлота составлял всего 230 человек. Однако в течение всей войны шведы так и не сумели открыть ворота Нейшлота, лишь попытались разграбить окрестности. Екатерина писала Потемкину в этой связи: «По двудневной стрельбе на Нейшлот шведы пошли грабить Нейшлотский уезд. Я у тебя спрашиваю, что там грабить можно?... Своим войскам в Финляндии и шведам (Густав) велел сказать, что он намерен превосходить делами и помрачать Густава Адольфа и окончить предприятия Карла XII. Последнее сбыться может, понеже сей начал разорение Швеции».
22 июля 1788 года шведская армия подошла к крепости Фридрихсгам и блокировала ее. Состояние крепости было плачевное, каменные бастионы отсутствовали, земляной вал в ряде мест обвалился. Артиллерийское вооружение состояло из шведских орудий, захваченных еще в войну 1741-1743 годов. Гарнизон крепости составлял 2539 человек. Однако шведы постояли два дня у Фридрихсгама, а затем отступили.
В отступлении шведов Екатерина поначалу увидела «руку Божию, наказывающую вероломство». На самом же деле 24 июля в королевской армии начался мятеж. Значительная часть офицеров-шведов и почти все офицеры-финны не хотели воевать. В деревне Аньяла недовольные устроили офицерское собрание, позже получившее название «аньяльской конфедерации». На собрании офицеры заявили, что король ведет войну незаконно, без согласия риксдага, и потребовали от Густава немедленно заключить мир. Король отказался, заявив, что мир будет для него «самоубийством».
Тогда солдаты двух финских полков бросили ружья и разошлись по домам. Королю пришлось отойти от Фридрихсгама и занять позицию у Кюмень-города. Шведскому отряду, наступавшему от Сент-Михеля[91] через Кири и Гарданески к Вильманстранду тоже пришлось из-за мятежа остановиться и вернуться назад. Некоторые зарубежные историки считают, что альяльская конфедерация была создана «происками русского правительства». Однако документы свидетельствуют, что о конфедерации императрица узнала лишь 31 июля. В этот день в Петербург прибыл депутат от конфедерации майор Юхани Егергорн, финн по национальности. В «мемориале» к русскому правительству конфедераты заявили, что они не участвуют в незаконной войне, начатой королем «противу народного права и их законов». Екатерина лично вела переговоры с майором Егергорном. Любопытно, что Егергорн в беседах с императрицей неоднократно поднимал вопрос о создании независимого финского государства. Причем он делал это в инициативном порядке, поскольку в альяльской конфедерации не обсуждался вопрос о независимости Финляндии.
Екатерина отправила благожелательный ответ конфедератам, но не поставила своей подписи. В своем кругу она даже осуждала конфедератов: «Какие изменники! Буде не таков был король, то заслуживал бы сожаления. Но что делать? Надобно пользоваться обстоятельствами: с неприятеля хоть шапку долой».
Зато теперь Екатерина была уверена в исходе войны с Густавом III. 14 августа она писала Потемкину: «И так все беспокойства ваши мне теперь чувствительнее, нежели дурацкая шведская война, в которой смеха достойные ныне происхождения, и, по-видимому, кончится собранием Сейма в Финляндии и Швеции, и тогда станем со штатами трактовать о мире».
С тех пор в переписке Екатерина величала короля Густава не иначе как Фуфлыгой.
Воспользовавшись беспорядком в шведском войске, Мусин-Пушкин решил перейти границу и атаковать неприятеля. Но Екатерина запретила производить любые наступательные действия на суше, надеясь на окончательный переход армии к конфедератам. Таким образом, до конца 1788 года боевые действия на суше не велись. По колкому замечанию современника, шведы в этом походе нуждались не столько в солдатах, сколько в трубачах для оказания услуг при непрестанном обмене визитами шведских и русских парламентеров.
Между тем в войну со Швецией вступила Дания. В договоре 1766 года Дания и Россия гарантировали сохранение конституционного строя в Швеции. К тому же, был заключен оборонительный союз между Данией и Россией на случай нападения, которое Швеция могла совершить на одну из этих держав. Екатерина в 1773 году заключила с Данией договор, в силу которого Дания была обязана в случае нападения Швеции на Россию предоставить в распоряжение России некоторое число кораблей и сухопутных войск.
Когда же начались военные действия между Россией и Швецией, Дания медлила с выполнением своих обязательств. Лишь в сентябре 1788 года датские войска вступили на шведскую территорию. Датчане заняли несколько шведских городов – Уддевалу, Вешраборг и другие, обложили население большой контрибуцией. Датские войска под командованием принца Гессенского осадили мощную шведскую крепость Готенбург (Гетеборг). Однако Англия и Пруссия были озабочены таким поворотом событий и предъявили Дании ультиматум, в котором потребовали немедленного прекращения военных действий, угрожая в противном случае нападением на Данию. Тогда датское правительство поспешило заключить перемирие со Швецией.
Нападение датчан вызвало всплеск национализма в Швеции, которым не замедлил воспользоваться Густав III. Он собрал в Швеции довольно большое ополчение. А зимой 1788-1789 годов риксдаг в Стокгольме был вынужден принять ряд законов, навязанных королем (в том числе так называемый «Акт единения и безопасности», дававший королю почти самодержавную власть).
Теперь Густав мог расправиться с альяльской конфедерацией. В 1789 году были арестованы 125 офицеров-конфедератов, еще несколько десятков офицеров скрылись в Финляндии и России. В числе последних был и собеседник Екатерины майор Егергорн. Арестованных офицеров военный суд приговорил к смертной казни. Но привести приговор в исполнение Густав не посмел и ограничился казнью лишь одного конфедерата, полковника Хестеску.
Весной 1789 года Мусин-Пушкин отважился перейти в наступление. 31 мая отряд генерал-поручика Михельсо-на атаковал у деревни Кири неприятельское укрепление, которое защищали 1000 шведов. Шведы бежали. Михельсон захватил две пушки, взял в плен шесть офицеров и несколько нижних чинов. 1 июня Михельсон занял городок Христину, 8 июня – Сен-Михель. В Сен-Михеле русским достались большие склады с продовольствием и амуницией, но пороховой склад шведы успели взорвать.
В начале июня 1789 года армия Мусина-Пушкина насчитывала 20 тысяч человек, однако он по-прежнему действовал крайне нерешительно. Да и Екатерина не требовала от него решительных действий. С одной стороны, Пруссия начала угрожать России войной, поэтому разгром шведов в Финляндии мог подтолкнуть ее короля Фридриха Вильгельма II к нападению на Россию. Екатерина же стремилась избежать войны сразу с тремя противниками – Турцией, Швецией и Пруссией. Кроме того, летом 1789 года у императрицы произошла личная драма – ее юный любовник Мамонтов, которого Екатерина поспешила произвести в графы, завел роман с 16-летней княжной Дарьей Щербатовой. Поэтому Пруссия и Мамонтов летом-осенью 1789 года занимали императрицу куда больше, чем Густав III.
К концу 1789 года русские войска расположились на зимние квартиры. Первая часть «главного корпуса» наблюдала за границей от Нейшлота до Кюмени, вторая часть – от Кюмени и побережья Финского залива до Выборга.
В начале 1790 года Екатерина II заменила Мусина-Пушкина на генерал-аншефа графа И. П. Салтыкова. В кампанию 1790 года в первых стычках успех способствовал шведам. Но 22 апреля отряд генерал-майора Ф. П. Денисова в районе деревни Гайнали разбил 7-тысячный корпус шведов, которым командовал сам Густав III. Одновременно генерал-поручик Нумсен овладел шведскими укреплениями на правом берегу реки Кюмень, взяв 12 пушек и более 300 пленных. Отряд генерал-майора Ферзена потеснил противника в районе Свеаборга. Таким образом, вся кампания 1790 года шла исключительно на шведской территории, но по-прежнему велась вяло. В середине июля боевые действия прекратились в связи с начавшимися переговорами о мире.
Оценивая боевые действия в Финляндии в 1788-1790 годах, следует заметить, что в отличие от войн 1700-1721 и 1741-1743 годов боевые действия обе стороны вели крайне нерешительно. За три года войны не произошло ни одного крупного сражения. Противники буквально топтались на небольшом пятачке: сто верст в длину и столько же в ширину. Эта война с самого начала была, нелепой в смысле политических целей и военной стратегии, а в Финляндии она была таковой и в смысле тактики.