Страница:
Никлин прищурившись смотрел на него и не двигался с места.
— Я вообще не испытываю никаких чувств. Так вы собираетесь выпустить корабль и тем самым остаться в живых?
— Я выпущу корабль. Как только вы погрузитесь, он будет отправлен.
Хепворт приблизился к Никлину и положил руку ему на плечо.
— Джим, ты ведь понимаешь, что он сделает? Как только мы окажемся на борту и задраим все входы-выходы, он спрячется в укрытии и оставит нас с носом. А если мы снова откроем люк, то будет уже поздно…
— Я знаю, что он собирается сделать, — резко ответил Никлин, по-прежнему целясь в служителя. — Поднимайтесь на борт. Я пойду за вами, держа под прицелом этого шутника, так что оставьте мне свободное пространство, чтобы, пятясь, я не упал. Понятно?
— Хорошо, Джим. — Хепворт направился к кораблю, за ним потянулись остальные.
— Я не стану делать никаких глупостей. — Человек взглянул туда, где в конце длинного ряда ангаров уже можно было различить отдельные фигуры. — Что делать?
— Как только я поднимусь по трапу, запускайте причальные линии. Не стоит ждать, пока задраят люк. Как только я окажусь наверху — спускайте корабль.
Губы служителя скривились в подобии улыбки.
— Но это опасно.
— Для вас, — отчеканил Никлин. — Этот момент действительно будет очень опасным, но прежде всего для вас. Вы, может, полагаете, я стану возиться с запорами люка и сниму вас с прицела? Так вот, люк будет открыт до тех пор, пока я не почувствую, что нос корабля начал опускаться в Портал. Если движение застопорится хоть на мгновение, я нажму на спуск.
— Если я берусь за дело, то все будет в порядке!
Служитель повернулся к панели управления.
Никлин начал отступать. Он слишком много времени потратил на разговоры, но нужно было убедить служителя, что он не шутит. Краем глаза Джим увидел наблюдавших за ним портовых рабочих. Они стояли неровным кругом на приличном удалении, не осмеливаясь приблизиться. Но к звездолету очень быстро приближались еще тысячи непрошенных желающих принять участие в событиях. Беспорядочный шум, возвещавший об их прибытии, подсказывал Никлину — эти люди мыслят и действуют как толпа, а толпа знает, что она бессмертна. Если кто-то упадет на причальных линиях, «Тара» не взлетит никогда…
— Трап в двух шагах за твоей спиной, — услышал он голос Хепворта.
— Понял.
Никлин ступил на наклонную плоскость и возблагодарил Бога — поверхность трапа была ровная, со специальным покрытием, предотвращающим скольжение. С каждым шагом он все лучше и лучше видел, что происходит вокруг. Казалось, на космопорт накатывает гигантский человеческий вал. Никлин добрался до люка. По-прежнему не опуская бластера, он осторожно ступил на внутренний трап. В то же мгновение корабль пришел в движение, и платформа внешнего трапа начала удаляться.
— Гидравлическая система дверей под давлением, Джим. — Хепворт сидел на корточках перед панелью управления. — Скомандуешь, когда закрывать.
— Необходимо дождаться, пока нос корабля не опустится вниз, — ответил Никлин. — Наш друг в стеклянной будке слишком легко согласился. Он еще не закончил своего дела.
— Но на задраивание люка требуется время. Если мы проскочим через поле диафрагмы, когда люк будет еще открыт…
— Не трогай кнопку, пока я не разрешу! — твердо сказал Никлин, пытаясь за внешней уверенностью скрыть тревогу.
В это мгновение первая волна надвигавшейся со стороны парка толпы обогнула доки. Некоторые побежали к кораблю, яростно размахивая кулаками. Но большая часть бросилась к будке управления причальными линиями.
Где-то внизу раздавался натужный скрип направляющих — их валы перемалывали накопившийся за два года мусор, который в обычных условиях перед запуском тщательно вычищали. Что, если в этом мусоре найдется достаточно крупный кусок металла и движение застопорится?
Никлин затаил дыхание, когда в поле его зрения появилось черное озеро. Значит, корабль уже над Порталом. Люк находится посредине корпуса, так что звездолет вот-вот опустит нос. Сердце стучало словно молот. И вот картинка, которую Никлин видел сквозь прицел, начала поворачиваться.
— Я закрываю, Джим! — крикнул Хепворт.
— Нет! Оставь люк в покое!
— Ждать больше нельзя!
Солнечный мир кренился все больше и больше. Никлин оперся о комингс люка и по-прежнему не отрывал прицела от стеклянной будки управления. Раздался громкий чавкающий звук, и люк начал закрываться.
— Прости, Джим, это было необходимо.
Мир медленно исчезал из поля зрения Никлина. Он увидел, как служитель в будке сделал резкое движение, и в следующее мгновение скрип направляющих прекратился.
— Ублюдок, — выдохнул Никлин.
Нервная система подала команду пальцу на спуске, но тот не шелохнулся. Узкая солнечная щель сжалась до размеров линии и наконец исчезла совсем. Люк закрылся, и тут же сработали автоматические запоры.
«Что со мной? — с удивлением подумал Джим. — Этот ублюдок был уже почти мертв, но я сам вернул его к жизни!»
В следующее мгновение ему пришлось ухватился за дверную скобу, чтобы не упасть с трапа, — корабль двигаться! Почти сразу же с невероятным облегчением Джим почувствовал, что тело его стало невесомым.
«Тара» начала свой полет.
17
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. …ЭТОТ КРУГ НЕДОСТУПЕН ДЛЯ ЛОГИКИ НАШЕЙ
18
— Я вообще не испытываю никаких чувств. Так вы собираетесь выпустить корабль и тем самым остаться в живых?
— Я выпущу корабль. Как только вы погрузитесь, он будет отправлен.
Хепворт приблизился к Никлину и положил руку ему на плечо.
— Джим, ты ведь понимаешь, что он сделает? Как только мы окажемся на борту и задраим все входы-выходы, он спрячется в укрытии и оставит нас с носом. А если мы снова откроем люк, то будет уже поздно…
— Я знаю, что он собирается сделать, — резко ответил Никлин, по-прежнему целясь в служителя. — Поднимайтесь на борт. Я пойду за вами, держа под прицелом этого шутника, так что оставьте мне свободное пространство, чтобы, пятясь, я не упал. Понятно?
— Хорошо, Джим. — Хепворт направился к кораблю, за ним потянулись остальные.
— Я не стану делать никаких глупостей. — Человек взглянул туда, где в конце длинного ряда ангаров уже можно было различить отдельные фигуры. — Что делать?
— Как только я поднимусь по трапу, запускайте причальные линии. Не стоит ждать, пока задраят люк. Как только я окажусь наверху — спускайте корабль.
Губы служителя скривились в подобии улыбки.
— Но это опасно.
— Для вас, — отчеканил Никлин. — Этот момент действительно будет очень опасным, но прежде всего для вас. Вы, может, полагаете, я стану возиться с запорами люка и сниму вас с прицела? Так вот, люк будет открыт до тех пор, пока я не почувствую, что нос корабля начал опускаться в Портал. Если движение застопорится хоть на мгновение, я нажму на спуск.
— Если я берусь за дело, то все будет в порядке!
Служитель повернулся к панели управления.
Никлин начал отступать. Он слишком много времени потратил на разговоры, но нужно было убедить служителя, что он не шутит. Краем глаза Джим увидел наблюдавших за ним портовых рабочих. Они стояли неровным кругом на приличном удалении, не осмеливаясь приблизиться. Но к звездолету очень быстро приближались еще тысячи непрошенных желающих принять участие в событиях. Беспорядочный шум, возвещавший об их прибытии, подсказывал Никлину — эти люди мыслят и действуют как толпа, а толпа знает, что она бессмертна. Если кто-то упадет на причальных линиях, «Тара» не взлетит никогда…
— Трап в двух шагах за твоей спиной, — услышал он голос Хепворта.
— Понял.
Никлин ступил на наклонную плоскость и возблагодарил Бога — поверхность трапа была ровная, со специальным покрытием, предотвращающим скольжение. С каждым шагом он все лучше и лучше видел, что происходит вокруг. Казалось, на космопорт накатывает гигантский человеческий вал. Никлин добрался до люка. По-прежнему не опуская бластера, он осторожно ступил на внутренний трап. В то же мгновение корабль пришел в движение, и платформа внешнего трапа начала удаляться.
— Гидравлическая система дверей под давлением, Джим. — Хепворт сидел на корточках перед панелью управления. — Скомандуешь, когда закрывать.
— Необходимо дождаться, пока нос корабля не опустится вниз, — ответил Никлин. — Наш друг в стеклянной будке слишком легко согласился. Он еще не закончил своего дела.
— Но на задраивание люка требуется время. Если мы проскочим через поле диафрагмы, когда люк будет еще открыт…
— Не трогай кнопку, пока я не разрешу! — твердо сказал Никлин, пытаясь за внешней уверенностью скрыть тревогу.
В это мгновение первая волна надвигавшейся со стороны парка толпы обогнула доки. Некоторые побежали к кораблю, яростно размахивая кулаками. Но большая часть бросилась к будке управления причальными линиями.
Где-то внизу раздавался натужный скрип направляющих — их валы перемалывали накопившийся за два года мусор, который в обычных условиях перед запуском тщательно вычищали. Что, если в этом мусоре найдется достаточно крупный кусок металла и движение застопорится?
Никлин затаил дыхание, когда в поле его зрения появилось черное озеро. Значит, корабль уже над Порталом. Люк находится посредине корпуса, так что звездолет вот-вот опустит нос. Сердце стучало словно молот. И вот картинка, которую Никлин видел сквозь прицел, начала поворачиваться.
— Я закрываю, Джим! — крикнул Хепворт.
— Нет! Оставь люк в покое!
— Ждать больше нельзя!
Солнечный мир кренился все больше и больше. Никлин оперся о комингс люка и по-прежнему не отрывал прицела от стеклянной будки управления. Раздался громкий чавкающий звук, и люк начал закрываться.
— Прости, Джим, это было необходимо.
Мир медленно исчезал из поля зрения Никлина. Он увидел, как служитель в будке сделал резкое движение, и в следующее мгновение скрип направляющих прекратился.
— Ублюдок, — выдохнул Никлин.
Нервная система подала команду пальцу на спуске, но тот не шелохнулся. Узкая солнечная щель сжалась до размеров линии и наконец исчезла совсем. Люк закрылся, и тут же сработали автоматические запоры.
«Что со мной? — с удивлением подумал Джим. — Этот ублюдок был уже почти мертв, но я сам вернул его к жизни!»
В следующее мгновение ему пришлось ухватился за дверную скобу, чтобы не упасть с трапа, — корабль двигаться! Почти сразу же с невероятным облегчением Джим почувствовал, что тело его стало невесомым.
«Тара» начала свой полет.
17
Никлин крепко ухватился за поручень и потихоньку привыкал к мысли, что он — Джим Никлин! — стал космическим путешественником. В эту минуту Джим не мог получить информацию о том, что происходит снаружи, но разум подсказывал ему — «Тара», неуклюже протиснувшись через силовую диафрагму Первого Портала, по инерции удаляется от оболочки Орбитсвиля. Корабль медленно кувыркается, создавая пилоту немалые проблемы в управлении и оттягивая момент включения двигателей.
Единственным источником информации были навигационные экраны. Как только Никлин вспомнил о них, у него возникло неодолимое желание немедленно попасть в рубку управления. Происходит событие, на которое стоит взглянуть, а он торчит в шлюзовой камере. Джим оглянулся, выбирая траекторию полета к внутреннему люку, и столкнулся с возмущенным взглядом Скотта Хепворта.
— Этот кусок дерьма остановил механизм, — хрипло сказал Хепворт. — Он почти остановил нас, Джим. Если бы корабль был развернут, мы бы остались там навсегда.
— Он выполнил свой долг и не покинул пост.
— Это ты должен был позаботиться о том, чтобы он не покинул свой пост. Ты должен был расплавить этого ублюдка, Джим!
— Все позади, Скотт. Ты не хочешь пойти взглянуть, что происходит?
Не дожидаясь ответа, Никлин повесил бластер на плечо и оттолкнулся в направлении внутреннего люка шлюзовой камеры. Он напоминал теперь пловца, доверившего свое тело невидимым водам. Джим ухватился за поручень у люка и, очень довольный естественностью этого движения, нырнул в отверстие. Перед ним была широкая лестница, тянувшаяся вдоль всего пассажирского цилиндра.
И лишь тогда Никлин понял, какая кутерьма царит на многочисленных палубах корабля. В момент, когда «Тара» совершила свое неловкое погружение в открытый космос, лестница и трапы, идущие вдоль нее, были забиты людьми. Теперь же, лишенные веса и ориентации в пространстве, они пытались выбраться в более удобное место. Некоторые вцепились в поручни, другие, громко вопя и бессмысленно размахивая руками и ногами, старались ухватиться за что-нибудь. Повсюду плавал багаж незадачливых пассажиров, увеличивая беспорядок. Куда ни кинь взгляд, везде творилось одно и то же.
Никлин устремился в носовую часть корабля. Он знал здесь каждую планку, каждое соединение, каждый зажим столь хорошо, что мог определить свое местонахождение по неровностям сварных швов. Никлин преодолел шесть палуб, когда почувствовал слабую гравитацию — включились ионные двигатели «Тары».
На верхних палубах было гораздо спокойнее — они предназначались для членов общины, многие из которых остались в Бичхеде. Приблизившись к третьей палубе, расположенной на два уровня ниже рубки управления, Никлин прямо над своей головой услышал голос Монтейна и остановился. Рядом находился люк, ведущий в шлюзовую камеру отделяемой капсулы. Этот уровень в основном был загроможден оборудованием для капсулы, поэтому здесь имелось лишь два жилых помещения — самого Кори Монтейна и его помощника Воорсангера.
Монтейн и Нибз Аффлек стояли в дверях каюты Воорсангера, крепко ухватившись за дверные скобы, чтобы не улететь при неловком движении. Из каюты доносились лающие звуки. Никлин в первый момент решил, что Воорсангер заболел, но через несколько мгновений понял, что тот плачет. Мысль о том, что этот упрямый сухарь дал волю слезам, показалась Никлину столь же странной, как и все события последнего часа.
— Что случилось? — спросил он Монтейна.
Монтейн повернулся к нему. Лицо его было искажено яростью.
— Это ваших рук дело?
— У меня не было выбора.
— Выбор! Кто вы такой, чтобы говорить здесь о выборе? — Губы Монтейна затряслись от бессильного гнева. — Вы осознаете, что наделали? Десятки семей остались там! Жена Роппа осталась там!
— Это очень печально, — сказал Никлин, — но я абсолютно ничего не…
— Мы не можем лететь, — оборвал его Монтейн. — Мы возвращаемся назад.
— Назад?! Мы не можем вернуться, Кори, ведь нам едва удалось вырваться.
— Джим прав, — поддержал его Хепворт, поднявшись следом за Никлином.
— Вы! — проповедник нацелил на профессора дрожащий перст. — Вы два сапога пара, и вы оба в равной степени ответственны за этот запуск.
— Вам следует успокоиться, Кори, — ровным голосом сказал Никлин. — Если мы вернемся и причалим, то потеряем корабль. Толпа…
— Господь оградит меня от врагов.
Монтейн бросился к лестнице и с поразительной прытью побежал вверх к рубке управления.
Аффлек, взявший, судя по всему, на себя роль охранника, укоряюще взглянул на приятелей и последовал за Монтейном.
— Нам лучше поспешить за ними, — повернулся Никлин к Хепворту.
— Ты не сможешь применить бластер — он пробьет корпус.
— Я и не собираюсь. — Никлину надоели разговоры Хепворта об оружии. — В конце концов, это предприятие задумал Кори Монтейн. Если он решит вернуть корабль назад, никто не вправе его останавливать.
Хепворт фыркнул.
— Именно поэтому его надо образумить.
Никлин начал быстро подниматься вверх. Когда он добрался до палубы управления, Монтейн был уже там и стоял рядом с Меган Флейшер. Женщина-пилот сидела в центральном кресле лицом к основному экрану, на который поступало изображение с кормы корабля. Картина на экране так захватила Никлина, что он забыл обо всем.
Внизу изображения поблескивали медью двигательные цилиндры. Но Никлин не стал задерживаться на этой детали. Большую часть экрана занимал огромный небесно-голубой круг, в центре которого сияло солнце Орбитсвиля. Это был Бичхедский Портал. Остальную часть экрана заполняла кромешная тьма Орбитсвиля.
«Это произошло, это действительно произошло, — Никлин не мог оторвать глаз от экрана, — я в космическом корабле, а мир остался там…» До его сознания начали доходить слова пилота.
— …надеюсь, вы понимаете, что никакой корабль не сможет сам оторваться от причальных опор, — говорила Меган Флейшер. — Если мы вернемся, то улететь еще раз без разрешения руководства порта не сможем.
Пилоту было около пятидесяти лет. Как многие из выдвиженцев Монтейна, она была глубоко религиозна. На ее тонком, с правильными чертами лице нельзя было заметить и следа косметических ухищрений. Хотя никто этого и не требовал, Флейшер предпочитала носить форменный темно-серый костюм почти военного покроя.
— Кори, вы не видели, что творилось на территории порта, когда мы взлетали, — сказал Никлин. — Весь порт…
— Я не спрашиваю вашего мнения, Никлин.
Голос Монтейна стал жестким, взгляд выражал неприкрытую враждебность.
— И все-таки я выскажу его, — твердо ответил Джим, отметив, что Монтейн впервые обратился к нему по фамилии. — Возвращение — это безумие.
— В конце концов, что вы здесь делаете? Что случилось с великим неверующим? Почему вы не остались в Бичхеде насмехаться и зубоскалить, рассказывая каждому, кто захочет слушать, что Орбитсвиль незыблем и вечен?
— Я… — Никлин растерялся под напором и логичностью упреков проповедника.
— Джим прав, — вмешался Хепворт. — Если мы вернемся, то потеряем корабль.
Монтейн повелительным жестом остановил его и повернулся к пилоту:
— Выполняйте мой приказ. Возвращайтесь к Порталу и причаливайте.
Какое-то мгновение казалось, что Флейшер собирается возразить. Но она лишь молча кивнула, повернулась к панели управления и быстро начала нажимать кнопки. Хепворт шагнул к ней, но Аффлек преградил ему путь.
Переполненный самыми противоречивыми чувствами, Никлин вгляделся в сияющий голубизной диск Портала. По его оценкам звездолет находился примерно в пяти километрах от Орбитсвиля. С такого расстояния причальные опоры, надежно закрепленные на границе окна, выглядели как крошечные заусеницы, нарушающие идеальность круга. Никлин попытался представить, что будет твориться рядом с Порталом, когда толпа обнаружит, что «Тара» возвращается, но воображение отказало ему. Человеческое поведение непредсказуемо и в самые лучшие времена, а когда тысячи людей охвачены первобытным ужасом… «Но что бы ни случилось, стрелять я не буду». Рука сама собой скользнула к бластеру и извлекла батарею. Никлин, не отрывая взгляда от экрана, опустил тяжелый цилиндр в карман. Внезапно он осознал, что изображение на экране меняется удивительным и непостижимым образом. Перемена была столь заметна и столь противоречила его мыслям, что он вынужден был несколько секунд вглядываться в экран, прежде чем смог снова поверить своим глазам.
Сверкающий голубой диск сжимался.
В первое мгновение у Никлина возникла мысль, что Флейшер ослушалась-таки Монтейна и включила ионные двигатели на полную мощность, резко увеличив скорость удаления «Тары» от Орбитсвиля. Но потом он сообразил, что это физически невозможно — ни один созданный человеческими руками двигатель не мог придать звездолету такое ускорение. К тому же Джим совсем не ощущал увеличения гравитации. Между тем изображение Портала уменьшалось на глазах. Единственное объяснение было самым невероятным из возможных — экран отображал действительность.
Уменьшался сам Портал!
Все, кто находился в рубке управления, замерли. Менее чем за минуту огромный круг уменьшился до размеров сияющей в бездне космоса голубой планеты, затем крошечного спутника, затем звезды…
Эта звезда несколько мгновений еще мерцала, а затем исчезла.
Ловушка Орбитсвиля захлопнулась.
Единственным источником информации были навигационные экраны. Как только Никлин вспомнил о них, у него возникло неодолимое желание немедленно попасть в рубку управления. Происходит событие, на которое стоит взглянуть, а он торчит в шлюзовой камере. Джим оглянулся, выбирая траекторию полета к внутреннему люку, и столкнулся с возмущенным взглядом Скотта Хепворта.
— Этот кусок дерьма остановил механизм, — хрипло сказал Хепворт. — Он почти остановил нас, Джим. Если бы корабль был развернут, мы бы остались там навсегда.
— Он выполнил свой долг и не покинул пост.
— Это ты должен был позаботиться о том, чтобы он не покинул свой пост. Ты должен был расплавить этого ублюдка, Джим!
— Все позади, Скотт. Ты не хочешь пойти взглянуть, что происходит?
Не дожидаясь ответа, Никлин повесил бластер на плечо и оттолкнулся в направлении внутреннего люка шлюзовой камеры. Он напоминал теперь пловца, доверившего свое тело невидимым водам. Джим ухватился за поручень у люка и, очень довольный естественностью этого движения, нырнул в отверстие. Перед ним была широкая лестница, тянувшаяся вдоль всего пассажирского цилиндра.
И лишь тогда Никлин понял, какая кутерьма царит на многочисленных палубах корабля. В момент, когда «Тара» совершила свое неловкое погружение в открытый космос, лестница и трапы, идущие вдоль нее, были забиты людьми. Теперь же, лишенные веса и ориентации в пространстве, они пытались выбраться в более удобное место. Некоторые вцепились в поручни, другие, громко вопя и бессмысленно размахивая руками и ногами, старались ухватиться за что-нибудь. Повсюду плавал багаж незадачливых пассажиров, увеличивая беспорядок. Куда ни кинь взгляд, везде творилось одно и то же.
Никлин устремился в носовую часть корабля. Он знал здесь каждую планку, каждое соединение, каждый зажим столь хорошо, что мог определить свое местонахождение по неровностям сварных швов. Никлин преодолел шесть палуб, когда почувствовал слабую гравитацию — включились ионные двигатели «Тары».
На верхних палубах было гораздо спокойнее — они предназначались для членов общины, многие из которых остались в Бичхеде. Приблизившись к третьей палубе, расположенной на два уровня ниже рубки управления, Никлин прямо над своей головой услышал голос Монтейна и остановился. Рядом находился люк, ведущий в шлюзовую камеру отделяемой капсулы. Этот уровень в основном был загроможден оборудованием для капсулы, поэтому здесь имелось лишь два жилых помещения — самого Кори Монтейна и его помощника Воорсангера.
Монтейн и Нибз Аффлек стояли в дверях каюты Воорсангера, крепко ухватившись за дверные скобы, чтобы не улететь при неловком движении. Из каюты доносились лающие звуки. Никлин в первый момент решил, что Воорсангер заболел, но через несколько мгновений понял, что тот плачет. Мысль о том, что этот упрямый сухарь дал волю слезам, показалась Никлину столь же странной, как и все события последнего часа.
— Что случилось? — спросил он Монтейна.
Монтейн повернулся к нему. Лицо его было искажено яростью.
— Это ваших рук дело?
— У меня не было выбора.
— Выбор! Кто вы такой, чтобы говорить здесь о выборе? — Губы Монтейна затряслись от бессильного гнева. — Вы осознаете, что наделали? Десятки семей остались там! Жена Роппа осталась там!
— Это очень печально, — сказал Никлин, — но я абсолютно ничего не…
— Мы не можем лететь, — оборвал его Монтейн. — Мы возвращаемся назад.
— Назад?! Мы не можем вернуться, Кори, ведь нам едва удалось вырваться.
— Джим прав, — поддержал его Хепворт, поднявшись следом за Никлином.
— Вы! — проповедник нацелил на профессора дрожащий перст. — Вы два сапога пара, и вы оба в равной степени ответственны за этот запуск.
— Вам следует успокоиться, Кори, — ровным голосом сказал Никлин. — Если мы вернемся и причалим, то потеряем корабль. Толпа…
— Господь оградит меня от врагов.
Монтейн бросился к лестнице и с поразительной прытью побежал вверх к рубке управления.
Аффлек, взявший, судя по всему, на себя роль охранника, укоряюще взглянул на приятелей и последовал за Монтейном.
— Нам лучше поспешить за ними, — повернулся Никлин к Хепворту.
— Ты не сможешь применить бластер — он пробьет корпус.
— Я и не собираюсь. — Никлину надоели разговоры Хепворта об оружии. — В конце концов, это предприятие задумал Кори Монтейн. Если он решит вернуть корабль назад, никто не вправе его останавливать.
Хепворт фыркнул.
— Именно поэтому его надо образумить.
Никлин начал быстро подниматься вверх. Когда он добрался до палубы управления, Монтейн был уже там и стоял рядом с Меган Флейшер. Женщина-пилот сидела в центральном кресле лицом к основному экрану, на который поступало изображение с кормы корабля. Картина на экране так захватила Никлина, что он забыл обо всем.
Внизу изображения поблескивали медью двигательные цилиндры. Но Никлин не стал задерживаться на этой детали. Большую часть экрана занимал огромный небесно-голубой круг, в центре которого сияло солнце Орбитсвиля. Это был Бичхедский Портал. Остальную часть экрана заполняла кромешная тьма Орбитсвиля.
«Это произошло, это действительно произошло, — Никлин не мог оторвать глаз от экрана, — я в космическом корабле, а мир остался там…» До его сознания начали доходить слова пилота.
— …надеюсь, вы понимаете, что никакой корабль не сможет сам оторваться от причальных опор, — говорила Меган Флейшер. — Если мы вернемся, то улететь еще раз без разрешения руководства порта не сможем.
Пилоту было около пятидесяти лет. Как многие из выдвиженцев Монтейна, она была глубоко религиозна. На ее тонком, с правильными чертами лице нельзя было заметить и следа косметических ухищрений. Хотя никто этого и не требовал, Флейшер предпочитала носить форменный темно-серый костюм почти военного покроя.
— Кори, вы не видели, что творилось на территории порта, когда мы взлетали, — сказал Никлин. — Весь порт…
— Я не спрашиваю вашего мнения, Никлин.
Голос Монтейна стал жестким, взгляд выражал неприкрытую враждебность.
— И все-таки я выскажу его, — твердо ответил Джим, отметив, что Монтейн впервые обратился к нему по фамилии. — Возвращение — это безумие.
— В конце концов, что вы здесь делаете? Что случилось с великим неверующим? Почему вы не остались в Бичхеде насмехаться и зубоскалить, рассказывая каждому, кто захочет слушать, что Орбитсвиль незыблем и вечен?
— Я… — Никлин растерялся под напором и логичностью упреков проповедника.
— Джим прав, — вмешался Хепворт. — Если мы вернемся, то потеряем корабль.
Монтейн повелительным жестом остановил его и повернулся к пилоту:
— Выполняйте мой приказ. Возвращайтесь к Порталу и причаливайте.
Какое-то мгновение казалось, что Флейшер собирается возразить. Но она лишь молча кивнула, повернулась к панели управления и быстро начала нажимать кнопки. Хепворт шагнул к ней, но Аффлек преградил ему путь.
Переполненный самыми противоречивыми чувствами, Никлин вгляделся в сияющий голубизной диск Портала. По его оценкам звездолет находился примерно в пяти километрах от Орбитсвиля. С такого расстояния причальные опоры, надежно закрепленные на границе окна, выглядели как крошечные заусеницы, нарушающие идеальность круга. Никлин попытался представить, что будет твориться рядом с Порталом, когда толпа обнаружит, что «Тара» возвращается, но воображение отказало ему. Человеческое поведение непредсказуемо и в самые лучшие времена, а когда тысячи людей охвачены первобытным ужасом… «Но что бы ни случилось, стрелять я не буду». Рука сама собой скользнула к бластеру и извлекла батарею. Никлин, не отрывая взгляда от экрана, опустил тяжелый цилиндр в карман. Внезапно он осознал, что изображение на экране меняется удивительным и непостижимым образом. Перемена была столь заметна и столь противоречила его мыслям, что он вынужден был несколько секунд вглядываться в экран, прежде чем смог снова поверить своим глазам.
Сверкающий голубой диск сжимался.
В первое мгновение у Никлина возникла мысль, что Флейшер ослушалась-таки Монтейна и включила ионные двигатели на полную мощность, резко увеличив скорость удаления «Тары» от Орбитсвиля. Но потом он сообразил, что это физически невозможно — ни один созданный человеческими руками двигатель не мог придать звездолету такое ускорение. К тому же Джим совсем не ощущал увеличения гравитации. Между тем изображение Портала уменьшалось на глазах. Единственное объяснение было самым невероятным из возможных — экран отображал действительность.
Уменьшался сам Портал!
Все, кто находился в рубке управления, замерли. Менее чем за минуту огромный круг уменьшился до размеров сияющей в бездне космоса голубой планеты, затем крошечного спутника, затем звезды…
Эта звезда несколько мгновений еще мерцала, а затем исчезла.
Ловушка Орбитсвиля захлопнулась.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. …ЭТОТ КРУГ НЕДОСТУПЕН ДЛЯ ЛОГИКИ НАШЕЙ
18
— Похоже, мы вовремя убрались.
Это произнес Нибз Аффлек, обычно помалкивавший в присутствии начальства. Крайняя банальность его замечания помогла остальным освободиться от душевного и физического паралича.
— Боже, Боже, Боже, — шептал Монтейн, опускаясь на колени с молитвенно сложенными руками. — Не покинь детей своих в час погибели.
— Нужно попытаться наладить радиосвязь, — сказал Хепворт пилоту удивительно твердым и ясным голосом.
Флейшер повернулась в кресле и в упор взглянула на него.
— Зачем?
— Хочу узнать, что с другими порталами. Возможно, то, что мы видели, произошло лишь с Первым Порталом.
Флейшер попыталась улыбнуться.
— Что-то подсказывает мне — это напрасная трата времени. Особенно моего.
— Я сам могу этим заняться. — Хепворт взглянул на соседнее с пилотом кресло.
Никлин отметил, что даже в состоянии крайнего потрясения физик соблюдает установленный на космическом корабле этикет.
— Прошу вас, — Флейшер кивнула и снова повернулась к пульту управления.
Как только Хепворт опустился в кресло с высокой спинкой, Никлин вновь перевел взгляд на основной экран. Экран был затянут однородным, ничем не нарушаемым мраком. Изображение двигательных цилиндров «Тары» исчезло после того, как их перестало освещать солнце Орбитсвиля. Несколько вспомогательных экранов, куда поступало изображение от телекамер, направленных вперед и в стороны от корабля, показывали звездное небо. Но сзади царил непроглядный мрак. Никлин знал, что эта черная пустота лишь кажущаяся — огромная, не отражающая света оболочка Орбитсвиля занимает сейчас половину неба, но его охватило тоскливое чувство покинутости.
Его рассудок находился в столь же неустойчивом состоянии. Как примириться с тем простым фактом, что Кори Монтейн все-таки оказался прав? Орбитсвиль не был вечным и неизменным. Он, Джим Никлин, всегда исходил из того, что это естественное образование, материя, каким-то образом перешедшая в состояние, которое человеческий мозг никогда не сможет постичь. Но теперь Джим столкнулся с доказательством того, что Орбитсвиль имеет искусственное происхождение. И возникали закономерные вопросы — кто создал его и зачем?
Интуиция Никлина, его рассудок, само его существо отвергали сверхъестественное происхождение Орбитсвиля. Но что же тогда?
Когда его мозг отвлекся от проблем, которые он не был способен разрешить, Никлин обнаружил, что существует гораздо более насущный вопрос: что будет дальше? Враждебны ли жизни те силы, которые, как полагал Монтейн, ответственны за происходящее? Жизни не только человеческой — эта идея выглядела столь параноидальной, что даже определение «абсурдная» для нее не годилось — но жизни как форме существования материи? Может быть, солнце внутри оболочки погаснет, и сфера таким образом очистится от биологической накипи на своих внутренних стенках? Может, Большой О начнет сжиматься, как коллапсирующая звезда, пока совсем не исчезнет? Или разлетится на мелкие осколки в результате гигантского взрыва?
Апокалиптическое видение того, как оболочка Орбитсвиля разлетается во все стороны, по ассоциации вызвало у Никлина воспоминание о зеленых линиях, появлявшихся во многих местах тремя годами раньше. Силовое поле, сопутствовавшее этим линиям, ослабляло физико-химические связи в стали и бетоне. Не значит ли это, что то же самое может произойти с оболочкой Орбитсвиля?
— Радио молчит, Орбитсвиль наглухо закупорен, наступило время для внесения предложений. — Хепворт повернулся к Никлину. — Что скажешь, Джим?
— Мне кажется, у нас попросту нет выбора — мы должны продолжать полет, но… — Тут Никлин взглянул на Монтейна, который все еще беззвучно молился.
— Что но?
— Мы разговариваем так, будто являемся советом директоров, а дело никогда так не обстояло. Только Кори имеет право брать на себя ответственность.
— Джим! О чем ты говоришь? — Толстое лицо физика раздраженно скривилось. — Да ты только взгляни на него! Совершенно ясно, что этот человек не способен и прогулочной лодкой командовать, не то что…
Он осекся и сделал примиряющий жест в сторону надвинувшегося на него Нибза Аффлека.
— Все, что я хочу сказать, монсиньор Джим, — тихо добавил он, наклонившись к Никлину, — это то, что в прошлом я никогда не замечал в вас особой уступчивости по отношению к Папе Кори Первому.
— Знаю, знаю. — От смятения, с которым он никак не мог справиться, у Никлина перехватывало дыхание. — Но несколько минут назад он прямо высказал мне… Мне не следует… Если бы не Кори Монтейн, я бы сейчас…
— Все в порядке, Джим. — Монтейн поднялся с колен. Бледное лицо его напоминало неподвижную маску. — Сейчас не время спорить. Многие остались там, но это только моя вина. Я давно получил предупреждение о грядущем судном дне, но… бездействовал. И настанет день, когда я отвечу за это пред ликом Господа. Мне остается лишь уповать на то, что я удостоюсь милости предстать перед его ликом.
— А тем временем, — нетерпеливо прервал его Хепворт, — мы устремимся к первому намеченному нами объекту. Вы это имеете в виду?
Монтейн неопределенно пожал плечами.
Хепворт торжествующе кивнул пилоту:
— Теперь очередь за вами, капитан. Хотите ли вы расправить крылья?
На мгновение Никлин подумал, что Хепворт вдруг настроился на поэтический лад, но затем понял, что тот имеет в виду электромагнитные ловушки «Тары».
— Почему бы и нет? — ответила Флейшер. — Диспетчеров здесь нет, да и движения никакого. — Она повернулась к пульту.
Никлин зачарованно наблюдал, как пилот перебирает изящными пальцами по чуть наклонной панели, как загораются под ее руками переулки, магистрали, целые города цветных огней. Шла первая стадия подготовки к переходу корабля из эйнштейновского пространства в странное царство артуровской физики.
Для начала Меган Флейшер включила термоядерный реактор и подала питание на ловушки, развернув таким образом невесомые и невидимые крылья «Тары». При нынешней пренебрежимо малой скорости звездолета захватывающее поле служило всего лишь дополнением к ионным двигателям, но его эффективность росла с увеличением скорости корабля.
— Вперед, — сказала Флейшер через несколько секунд и нажала основную клавишу.
Никлин ощутил небольшое, но резкое увеличение собственного веса. Его переполняло изумление — огромное металлическое существо, которому он посвятил три года своей жизни, вдруг из неповоротливой и уродливой гусеницы превратилось в бабочку, расправившую свои крылья и обретшую истинную жизнь.
Флейшер переключила камеры, и на основном экране расцвело звездное поле. Около сотни крупных звезд сияли алмазами на фоне россыпи более мелких драгоценностей. Корабль словно ввинчивался в трехмерную картину космоса. «Я, наверное, был слеп, — подумал Никлин, скользя взглядом по удивительному и прекрасному зрелищу. — Как я мог не понимать, что мы рождены для звезд?»
— Что-то не так, — обыденным голосом произнесла Флейшер. — Что-то здесь не так.
Хепворт тотчас оказался рядом с ней, внимательно оглядывая индикаторы.
— Что вы имеете в виду?
— Я бы не назвала это включение чистым. Захватывающие поля нарастали чуть медленнее, чем надо.
— Процесс длится сотую долю секунды, — Хепворт облегченно вздохнул и раздраженно добавил. — Об этом невозможно судить на глаз.
— Я работаю пилотом более двадцати лет, и я могу судить об этом на глаз, — отрезала Флейшер. — Кроме того, это не единственное, что мне не понравилось, — левое поле в момент раскрытия имело несколько деформированную форму.
— Что с ним?
— Оно выглядело… плоским.
Хепворт внимательно посмотрел на сияющую бабочку — график распределения напряженности захватывающего поля.
— На мой взгляд, все просто отлично.
— Сейчас оно выглядит нормальным, — упрямо возразила Флейшер, — но я говорю, что в начальный момент оно было плоским.
— Возможно, виновато поле Орбитсвиля. — Хепворт провел рукой по роскошным волосам пилота. — Я думаю, вы можете смело положиться на меня в вопросах физики вакуума.
Флейшер брезгливо отклонилась.
— Не распускайте рук, Хепворт, иначе я запрещу вам подходить к пульту управления.
— Спокойнее, спокойнее! — добродушно ответил физик и обернулся к Никлину за поддержкой.
Никлин без всякого сочувствия взглянул на Хепворта — в его ушах все еще звучало едкое замечание Зинди по поводу компетентности физика. Недолгое наблюдение за Меган Флейшер убедило его — эта первоклассная пилот-профессионал, всегда точно знает то, о чем говорит. Вполне возможно, мимолетное нарушение захватывающего полян не имело особого значения, как утверждает Хепворт, но действительно ли он настолько хорошо знает двигатели звездолетов или больше строит из себя знатока? Монтейн в своем стремлении к экономии слишком во многом доверился ему…
— О чем ты думаешь, Джим? — От добродушия Хепворта не осталось и следа, на лице появилась неприятная настороженность.
Никлин вспомнил, в каких случаях Скотт Хепворт становится агрессивным и даже способным применить силу, — когда кто-либо высказывает сомнения в его научных или технических познаниях. За прошедшие три года Никлин не раз наблюдал подобные вспышки гнева.
— Я о многом думаю, Скотт. — Он взглянул на экраны. — Все это несколько обескураживает.
Хепворт нетерпеливо мотнул головой.
— Ты смотришь так, словно обнаружил в своем супе что-то крайне непривлекательное. Может быть, ты думаешь, я не разбираюсь в том, о чем идет речь?
— Ты нервничаешь, Скотт, наверное, так же, как и я, — примиряюще ответил Никлин. — Ты прекрасно знаешь, что я считаю тебя величайшим из ныне здравствующих специалистов по каким угодно вопросам.
— Мне не нравится твой снисходительный тон, ты, провинциальный… — Хепворт замолчал, удивленно глядя на лестницу.
Там стоял бородатый молодой человек в синей форме портового охранника. Он мгновение смотрел на собравшихся у пульта управления, затем взмахнул рукой и исчез.
— Здесь просто проходный двор, — раздраженно заметила Флейшер. — Я не могу позволить, чтобы люди сновали туда-сюда, когда им заблагорассудится.
— Совершенно верно! — Монтейн, похоже, обрадовавшись возможности решить хоть что-нибудь, пришел в себя. Он повернулся к Аффлеку. — Я хочу, чтобы вы с Герлом попеременно дежурили на нижней палубе. Не пропускайте никого, кроме присутствующих здесь, без моего разрешения.
Это произнес Нибз Аффлек, обычно помалкивавший в присутствии начальства. Крайняя банальность его замечания помогла остальным освободиться от душевного и физического паралича.
— Боже, Боже, Боже, — шептал Монтейн, опускаясь на колени с молитвенно сложенными руками. — Не покинь детей своих в час погибели.
— Нужно попытаться наладить радиосвязь, — сказал Хепворт пилоту удивительно твердым и ясным голосом.
Флейшер повернулась в кресле и в упор взглянула на него.
— Зачем?
— Хочу узнать, что с другими порталами. Возможно, то, что мы видели, произошло лишь с Первым Порталом.
Флейшер попыталась улыбнуться.
— Что-то подсказывает мне — это напрасная трата времени. Особенно моего.
— Я сам могу этим заняться. — Хепворт взглянул на соседнее с пилотом кресло.
Никлин отметил, что даже в состоянии крайнего потрясения физик соблюдает установленный на космическом корабле этикет.
— Прошу вас, — Флейшер кивнула и снова повернулась к пульту управления.
Как только Хепворт опустился в кресло с высокой спинкой, Никлин вновь перевел взгляд на основной экран. Экран был затянут однородным, ничем не нарушаемым мраком. Изображение двигательных цилиндров «Тары» исчезло после того, как их перестало освещать солнце Орбитсвиля. Несколько вспомогательных экранов, куда поступало изображение от телекамер, направленных вперед и в стороны от корабля, показывали звездное небо. Но сзади царил непроглядный мрак. Никлин знал, что эта черная пустота лишь кажущаяся — огромная, не отражающая света оболочка Орбитсвиля занимает сейчас половину неба, но его охватило тоскливое чувство покинутости.
Его рассудок находился в столь же неустойчивом состоянии. Как примириться с тем простым фактом, что Кори Монтейн все-таки оказался прав? Орбитсвиль не был вечным и неизменным. Он, Джим Никлин, всегда исходил из того, что это естественное образование, материя, каким-то образом перешедшая в состояние, которое человеческий мозг никогда не сможет постичь. Но теперь Джим столкнулся с доказательством того, что Орбитсвиль имеет искусственное происхождение. И возникали закономерные вопросы — кто создал его и зачем?
Интуиция Никлина, его рассудок, само его существо отвергали сверхъестественное происхождение Орбитсвиля. Но что же тогда?
Когда его мозг отвлекся от проблем, которые он не был способен разрешить, Никлин обнаружил, что существует гораздо более насущный вопрос: что будет дальше? Враждебны ли жизни те силы, которые, как полагал Монтейн, ответственны за происходящее? Жизни не только человеческой — эта идея выглядела столь параноидальной, что даже определение «абсурдная» для нее не годилось — но жизни как форме существования материи? Может быть, солнце внутри оболочки погаснет, и сфера таким образом очистится от биологической накипи на своих внутренних стенках? Может, Большой О начнет сжиматься, как коллапсирующая звезда, пока совсем не исчезнет? Или разлетится на мелкие осколки в результате гигантского взрыва?
Апокалиптическое видение того, как оболочка Орбитсвиля разлетается во все стороны, по ассоциации вызвало у Никлина воспоминание о зеленых линиях, появлявшихся во многих местах тремя годами раньше. Силовое поле, сопутствовавшее этим линиям, ослабляло физико-химические связи в стали и бетоне. Не значит ли это, что то же самое может произойти с оболочкой Орбитсвиля?
— Радио молчит, Орбитсвиль наглухо закупорен, наступило время для внесения предложений. — Хепворт повернулся к Никлину. — Что скажешь, Джим?
— Мне кажется, у нас попросту нет выбора — мы должны продолжать полет, но… — Тут Никлин взглянул на Монтейна, который все еще беззвучно молился.
— Что но?
— Мы разговариваем так, будто являемся советом директоров, а дело никогда так не обстояло. Только Кори имеет право брать на себя ответственность.
— Джим! О чем ты говоришь? — Толстое лицо физика раздраженно скривилось. — Да ты только взгляни на него! Совершенно ясно, что этот человек не способен и прогулочной лодкой командовать, не то что…
Он осекся и сделал примиряющий жест в сторону надвинувшегося на него Нибза Аффлека.
— Все, что я хочу сказать, монсиньор Джим, — тихо добавил он, наклонившись к Никлину, — это то, что в прошлом я никогда не замечал в вас особой уступчивости по отношению к Папе Кори Первому.
— Знаю, знаю. — От смятения, с которым он никак не мог справиться, у Никлина перехватывало дыхание. — Но несколько минут назад он прямо высказал мне… Мне не следует… Если бы не Кори Монтейн, я бы сейчас…
— Все в порядке, Джим. — Монтейн поднялся с колен. Бледное лицо его напоминало неподвижную маску. — Сейчас не время спорить. Многие остались там, но это только моя вина. Я давно получил предупреждение о грядущем судном дне, но… бездействовал. И настанет день, когда я отвечу за это пред ликом Господа. Мне остается лишь уповать на то, что я удостоюсь милости предстать перед его ликом.
— А тем временем, — нетерпеливо прервал его Хепворт, — мы устремимся к первому намеченному нами объекту. Вы это имеете в виду?
Монтейн неопределенно пожал плечами.
Хепворт торжествующе кивнул пилоту:
— Теперь очередь за вами, капитан. Хотите ли вы расправить крылья?
На мгновение Никлин подумал, что Хепворт вдруг настроился на поэтический лад, но затем понял, что тот имеет в виду электромагнитные ловушки «Тары».
— Почему бы и нет? — ответила Флейшер. — Диспетчеров здесь нет, да и движения никакого. — Она повернулась к пульту.
Никлин зачарованно наблюдал, как пилот перебирает изящными пальцами по чуть наклонной панели, как загораются под ее руками переулки, магистрали, целые города цветных огней. Шла первая стадия подготовки к переходу корабля из эйнштейновского пространства в странное царство артуровской физики.
Для начала Меган Флейшер включила термоядерный реактор и подала питание на ловушки, развернув таким образом невесомые и невидимые крылья «Тары». При нынешней пренебрежимо малой скорости звездолета захватывающее поле служило всего лишь дополнением к ионным двигателям, но его эффективность росла с увеличением скорости корабля.
— Вперед, — сказала Флейшер через несколько секунд и нажала основную клавишу.
Никлин ощутил небольшое, но резкое увеличение собственного веса. Его переполняло изумление — огромное металлическое существо, которому он посвятил три года своей жизни, вдруг из неповоротливой и уродливой гусеницы превратилось в бабочку, расправившую свои крылья и обретшую истинную жизнь.
Флейшер переключила камеры, и на основном экране расцвело звездное поле. Около сотни крупных звезд сияли алмазами на фоне россыпи более мелких драгоценностей. Корабль словно ввинчивался в трехмерную картину космоса. «Я, наверное, был слеп, — подумал Никлин, скользя взглядом по удивительному и прекрасному зрелищу. — Как я мог не понимать, что мы рождены для звезд?»
— Что-то не так, — обыденным голосом произнесла Флейшер. — Что-то здесь не так.
Хепворт тотчас оказался рядом с ней, внимательно оглядывая индикаторы.
— Что вы имеете в виду?
— Я бы не назвала это включение чистым. Захватывающие поля нарастали чуть медленнее, чем надо.
— Процесс длится сотую долю секунды, — Хепворт облегченно вздохнул и раздраженно добавил. — Об этом невозможно судить на глаз.
— Я работаю пилотом более двадцати лет, и я могу судить об этом на глаз, — отрезала Флейшер. — Кроме того, это не единственное, что мне не понравилось, — левое поле в момент раскрытия имело несколько деформированную форму.
— Что с ним?
— Оно выглядело… плоским.
Хепворт внимательно посмотрел на сияющую бабочку — график распределения напряженности захватывающего поля.
— На мой взгляд, все просто отлично.
— Сейчас оно выглядит нормальным, — упрямо возразила Флейшер, — но я говорю, что в начальный момент оно было плоским.
— Возможно, виновато поле Орбитсвиля. — Хепворт провел рукой по роскошным волосам пилота. — Я думаю, вы можете смело положиться на меня в вопросах физики вакуума.
Флейшер брезгливо отклонилась.
— Не распускайте рук, Хепворт, иначе я запрещу вам подходить к пульту управления.
— Спокойнее, спокойнее! — добродушно ответил физик и обернулся к Никлину за поддержкой.
Никлин без всякого сочувствия взглянул на Хепворта — в его ушах все еще звучало едкое замечание Зинди по поводу компетентности физика. Недолгое наблюдение за Меган Флейшер убедило его — эта первоклассная пилот-профессионал, всегда точно знает то, о чем говорит. Вполне возможно, мимолетное нарушение захватывающего полян не имело особого значения, как утверждает Хепворт, но действительно ли он настолько хорошо знает двигатели звездолетов или больше строит из себя знатока? Монтейн в своем стремлении к экономии слишком во многом доверился ему…
— О чем ты думаешь, Джим? — От добродушия Хепворта не осталось и следа, на лице появилась неприятная настороженность.
Никлин вспомнил, в каких случаях Скотт Хепворт становится агрессивным и даже способным применить силу, — когда кто-либо высказывает сомнения в его научных или технических познаниях. За прошедшие три года Никлин не раз наблюдал подобные вспышки гнева.
— Я о многом думаю, Скотт. — Он взглянул на экраны. — Все это несколько обескураживает.
Хепворт нетерпеливо мотнул головой.
— Ты смотришь так, словно обнаружил в своем супе что-то крайне непривлекательное. Может быть, ты думаешь, я не разбираюсь в том, о чем идет речь?
— Ты нервничаешь, Скотт, наверное, так же, как и я, — примиряюще ответил Никлин. — Ты прекрасно знаешь, что я считаю тебя величайшим из ныне здравствующих специалистов по каким угодно вопросам.
— Мне не нравится твой снисходительный тон, ты, провинциальный… — Хепворт замолчал, удивленно глядя на лестницу.
Там стоял бородатый молодой человек в синей форме портового охранника. Он мгновение смотрел на собравшихся у пульта управления, затем взмахнул рукой и исчез.
— Здесь просто проходный двор, — раздраженно заметила Флейшер. — Я не могу позволить, чтобы люди сновали туда-сюда, когда им заблагорассудится.
— Совершенно верно! — Монтейн, похоже, обрадовавшись возможности решить хоть что-нибудь, пришел в себя. Он повернулся к Аффлеку. — Я хочу, чтобы вы с Герлом попеременно дежурили на нижней палубе. Не пропускайте никого, кроме присутствующих здесь, без моего разрешения.