Страница:
— Я жалею, но вовсе не об этом. Не о том, что случилось.
— О чем же?
— Кори… Мы уезжаем из Оринджфилда послезавтра. Я тоже должна ехать вместе со всеми, а это значит… — Она судорожно всхлипнула и уткнулась лицом ему в плечо. — Я не хочу расставаться с тобой, Джим. Я не хочу, чтобы все кончилось, едва лишь успев начаться.
— Но разве это обязательно?
Никлин, только что полностью поглощенный настоящим, заглянул в будущее и вдруг увидел, что всего лишь несколько часов отделяют его от черной непроницаемой границы между неземным счастьем и безысходной тоской.
— Ты обязательно должна ехать? Почему ты не можешь остаться со мной?
Дани покачала головой. Он ощутил ее слезы на своей щеке.
— Я связана с ними, с общиной, — сдавленно ответила она. — Это моя вера, Джим. Я не могу отбросить свои клятвы… Кроме того, вряд ли я смогу жить в таком месте, как Оринджфилд.
— Дани, послушай, у меня есть для тебя новость! — В груди Никлина словно взорвалось что-то. — Я тоже не могу жить в Оринджфилде!
Он почувствовал, как напряглось ее тело. Дани подняла к нему лицо и принялась осыпать Никлина быстрыми поцелуями, щедро орошая его слезами:
— Ты самый замечательный человек, Джим! Но есть кое-что, о чем ты не знаешь.
— И что именно я не знаю?
— Кори не разрешает сопровождать нас посторонним. Но даже если бы он позволил это тебе, нас с тобой утопили бы в прямом и переносном смысле мои же соратники. Каждый, кто вступает в ряды нашей организации, клянется полностью отдать себя ей, а это значит…
Дани хотела опустить голову, но Никлин сжал ей руками лоб, заставив по-прежнему смотреть ему в глаза.
— Продолжай.
— Это значит, что ты должен будешь распродать все свое имущество — дом, дело, страховку… все… а деньги передать общине.
— Тебя беспокоит только это? — Никлин искренне рассмеялся. — Считай, что я уже все продал.
Тяжесть окончательно покинула глаза Дани.
— Ты в самом деле решишься на этот шаг? У нас был бы свой передвижной домик. И тебе вовсе не обязательно жениться на мне, если ты этого не хочешь.
— Я хочу!
— У нас еще будет время все обсудить, — сказала Дани, привстав на коленях. В таком состоянии она пробыла несколько секунд. Затем ее лицо разгладилось, на нем появилось задумчивое выражение.
Никлин, упиваясь собой, хотя и заметил перемену в любимой, но не придал ей особого значения.
— Что случилось на этот раз?
— Я вот о чем думаю, Джим. — Ее глаза со странным вниманием следили за ним. — Я не знаю, что подумают обо мне все остальные, в особенности Кори, когда я приду и нагло заявлю, что втюрилась в человека, с которым знакома меньше суток. Для тебя, возможно, это и глупо звучит. Ты ведь, наверное, привык к тому, что женщины сменяют друг друга в твоей постели, и тебе безразлично мнение окружающих, но для меня все обстоит иначе. Это несколько старомодно, но я и в самом деле очень ценю уважение тех, с кем живу.
Дани замолчала. Казалось, что ей стало неловко.
— Ты имеешь в виду, что мы не сможем сразу же пожениться? Это не страшно.
— Спасибо, Джим! Спасибо! — Дани обняла его и крепко прижалась к груди. — Надо только подождать, пока Кори не признает тебя своим. И мы не будем все время врозь, мы сможем вместе прогуливаться.
Ударение, сделанное Дани на последнем слове и придавшее ему особое, тайное значение, заставило сердце Никлина учащенно забиться от радости. В дальнейшем это будет их пароль, о тайном смысле которого никто и не заподозрит. И тогда, отправившись на «прогулку», они займутся любовью еще более исступленно и страстно, чем сейчас. Жизнь прекрасна, и Дани прекрасна! И как ему только могло прийти в голову, что это не так?!
Уже одетые они еще какое-то время сидели в тени банданы. Никлин принялся рассуждать, как можно наиболее выгодно распорядиться имуществом в столь короткий срок. Дани немного растерялась и попросила его не говорить об этом, пока он не встретится с Кори Монтейном. Никлин умилился про себя ее бескорыстности, ибо Дани совершенно явно хотела, чтобы их отношения не осквернялись финансовыми вопросами.
Никлину вдруг пришла в голову отличная мысль:
— Если мы собираемся пожениться, — небрежно сказал он, — то, наверное, будет нелишним, если я узнаю твою фамилию.
— Ты хочешь сказать, что затащил меня в свое любовное гнездышко, даже не зная моей фамилии! — с возмущенным смехом оттолкнула его Дани. — Фартинг! Моя фамилия Фартинг, и я говорила тебе об этом вчера вечером.
— Не говорила. Клянусь Газообразным Позвоночным, не говорила! — Он задумчиво покачал головой. — Во всяком случае мне так кажется.
— Кажется! Да он даже не уверен! — Дани подошла к Джиму и обвила руками его шею. — Скажи мне правду, Джим. Скольких женщин ты водил сюда прогуляться?
— Ты первая и единственная! — протестующе воскликнул Никлин, не удержавшись от соблазна сделать это как можно неубедительнее.
До этого момента он не слишком хорошо осознавал, насколько приятны были ему ее обвинения в многочисленных амурных похождениях. Если уж Дани отдает предпочтение мужчинам с богатым опытом, то не стоит ее переубеждать, что он-то вовсе не таков. Жизнь для него засияла новыми, прежде неведомыми ему красками.
Никлин шагал под лучами палящего солнца, чувствуя, как бедро Дани время от времени касается его бедра, и размышлял над тем, что он собирается распродать свое имущество по одной-единственной причине — он страстно желал быть рядом с Дани. Но в его душе не нашлось места каким-либо сомнениям или дурным предчувствиям. Он избавится от своих оков, станет совершение свободным и начнет новую, настоящую жизнь!
— Послушай, Джим, — сказала Дани, — что это за газообразное позвоночное ты постоянно упоминаешь. Что ты имеешь в виду?
Никлин удивленно взглянул на нее:
— Я и не думал, что… Так называл Бога кто-то из старых немецких философов.
— Странное имя для Бога. Не слишком-то уважительное.
— А почему оно должно быть уважительным?! Оно скорее должно выражать недоверие. В Библии говорится, что Бог создал человека по своему образуй подобию. Следовательно, если мы выглядим подобно Богу, то и он выглядит подобно нам, а это означает, что у него должен быть позвоночник. Но если он-таки дух небесный, по определению не имеющий веса, то зачем же ему позвоночник? Что он должен удерживать?
— Пожалуйста, обещай мне, — сказала Дани, на переносице у нее появилась едва заметная морщинка, — обещай мне не называть так Бога в присутствии Кори. Я уверена, что это может оскорбить его чувства.
Никлин понимающе кивнул. В творящемся в его голове сумбуре вдруг мелькнула смутная мысль, что он должен обсудить с этой женщиной, которую он полюбил всем сердцем, что-то очень и очень важное.
7
— О чем же?
— Кори… Мы уезжаем из Оринджфилда послезавтра. Я тоже должна ехать вместе со всеми, а это значит… — Она судорожно всхлипнула и уткнулась лицом ему в плечо. — Я не хочу расставаться с тобой, Джим. Я не хочу, чтобы все кончилось, едва лишь успев начаться.
— Но разве это обязательно?
Никлин, только что полностью поглощенный настоящим, заглянул в будущее и вдруг увидел, что всего лишь несколько часов отделяют его от черной непроницаемой границы между неземным счастьем и безысходной тоской.
— Ты обязательно должна ехать? Почему ты не можешь остаться со мной?
Дани покачала головой. Он ощутил ее слезы на своей щеке.
— Я связана с ними, с общиной, — сдавленно ответила она. — Это моя вера, Джим. Я не могу отбросить свои клятвы… Кроме того, вряд ли я смогу жить в таком месте, как Оринджфилд.
— Дани, послушай, у меня есть для тебя новость! — В груди Никлина словно взорвалось что-то. — Я тоже не могу жить в Оринджфилде!
Он почувствовал, как напряглось ее тело. Дани подняла к нему лицо и принялась осыпать Никлина быстрыми поцелуями, щедро орошая его слезами:
— Ты самый замечательный человек, Джим! Но есть кое-что, о чем ты не знаешь.
— И что именно я не знаю?
— Кори не разрешает сопровождать нас посторонним. Но даже если бы он позволил это тебе, нас с тобой утопили бы в прямом и переносном смысле мои же соратники. Каждый, кто вступает в ряды нашей организации, клянется полностью отдать себя ей, а это значит…
Дани хотела опустить голову, но Никлин сжал ей руками лоб, заставив по-прежнему смотреть ему в глаза.
— Продолжай.
— Это значит, что ты должен будешь распродать все свое имущество — дом, дело, страховку… все… а деньги передать общине.
— Тебя беспокоит только это? — Никлин искренне рассмеялся. — Считай, что я уже все продал.
Тяжесть окончательно покинула глаза Дани.
— Ты в самом деле решишься на этот шаг? У нас был бы свой передвижной домик. И тебе вовсе не обязательно жениться на мне, если ты этого не хочешь.
— Я хочу!
— У нас еще будет время все обсудить, — сказала Дани, привстав на коленях. В таком состоянии она пробыла несколько секунд. Затем ее лицо разгладилось, на нем появилось задумчивое выражение.
Никлин, упиваясь собой, хотя и заметил перемену в любимой, но не придал ей особого значения.
— Что случилось на этот раз?
— Я вот о чем думаю, Джим. — Ее глаза со странным вниманием следили за ним. — Я не знаю, что подумают обо мне все остальные, в особенности Кори, когда я приду и нагло заявлю, что втюрилась в человека, с которым знакома меньше суток. Для тебя, возможно, это и глупо звучит. Ты ведь, наверное, привык к тому, что женщины сменяют друг друга в твоей постели, и тебе безразлично мнение окружающих, но для меня все обстоит иначе. Это несколько старомодно, но я и в самом деле очень ценю уважение тех, с кем живу.
Дани замолчала. Казалось, что ей стало неловко.
— Ты имеешь в виду, что мы не сможем сразу же пожениться? Это не страшно.
— Спасибо, Джим! Спасибо! — Дани обняла его и крепко прижалась к груди. — Надо только подождать, пока Кори не признает тебя своим. И мы не будем все время врозь, мы сможем вместе прогуливаться.
Ударение, сделанное Дани на последнем слове и придавшее ему особое, тайное значение, заставило сердце Никлина учащенно забиться от радости. В дальнейшем это будет их пароль, о тайном смысле которого никто и не заподозрит. И тогда, отправившись на «прогулку», они займутся любовью еще более исступленно и страстно, чем сейчас. Жизнь прекрасна, и Дани прекрасна! И как ему только могло прийти в голову, что это не так?!
Уже одетые они еще какое-то время сидели в тени банданы. Никлин принялся рассуждать, как можно наиболее выгодно распорядиться имуществом в столь короткий срок. Дани немного растерялась и попросила его не говорить об этом, пока он не встретится с Кори Монтейном. Никлин умилился про себя ее бескорыстности, ибо Дани совершенно явно хотела, чтобы их отношения не осквернялись финансовыми вопросами.
Никлину вдруг пришла в голову отличная мысль:
— Если мы собираемся пожениться, — небрежно сказал он, — то, наверное, будет нелишним, если я узнаю твою фамилию.
— Ты хочешь сказать, что затащил меня в свое любовное гнездышко, даже не зная моей фамилии! — с возмущенным смехом оттолкнула его Дани. — Фартинг! Моя фамилия Фартинг, и я говорила тебе об этом вчера вечером.
— Не говорила. Клянусь Газообразным Позвоночным, не говорила! — Он задумчиво покачал головой. — Во всяком случае мне так кажется.
— Кажется! Да он даже не уверен! — Дани подошла к Джиму и обвила руками его шею. — Скажи мне правду, Джим. Скольких женщин ты водил сюда прогуляться?
— Ты первая и единственная! — протестующе воскликнул Никлин, не удержавшись от соблазна сделать это как можно неубедительнее.
До этого момента он не слишком хорошо осознавал, насколько приятны были ему ее обвинения в многочисленных амурных похождениях. Если уж Дани отдает предпочтение мужчинам с богатым опытом, то не стоит ее переубеждать, что он-то вовсе не таков. Жизнь для него засияла новыми, прежде неведомыми ему красками.
Никлин шагал под лучами палящего солнца, чувствуя, как бедро Дани время от времени касается его бедра, и размышлял над тем, что он собирается распродать свое имущество по одной-единственной причине — он страстно желал быть рядом с Дани. Но в его душе не нашлось места каким-либо сомнениям или дурным предчувствиям. Он избавится от своих оков, станет совершение свободным и начнет новую, настоящую жизнь!
— Послушай, Джим, — сказала Дани, — что это за газообразное позвоночное ты постоянно упоминаешь. Что ты имеешь в виду?
Никлин удивленно взглянул на нее:
— Я и не думал, что… Так называл Бога кто-то из старых немецких философов.
— Странное имя для Бога. Не слишком-то уважительное.
— А почему оно должно быть уважительным?! Оно скорее должно выражать недоверие. В Библии говорится, что Бог создал человека по своему образуй подобию. Следовательно, если мы выглядим подобно Богу, то и он выглядит подобно нам, а это означает, что у него должен быть позвоночник. Но если он-таки дух небесный, по определению не имеющий веса, то зачем же ему позвоночник? Что он должен удерживать?
— Пожалуйста, обещай мне, — сказала Дани, на переносице у нее появилась едва заметная морщинка, — обещай мне не называть так Бога в присутствии Кори. Я уверена, что это может оскорбить его чувства.
Никлин понимающе кивнул. В творящемся в его голове сумбуре вдруг мелькнула смутная мысль, что он должен обсудить с этой женщиной, которую он полюбил всем сердцем, что-то очень и очень важное.
7
Час, проведенный в обществе управляющего Оринджфилдского отделения Банка Первого Портала, совершенно вымотал Никлина. Он терялся в догадках, почему разговоры с Диксоном Фиггом всегда так изнуряют его. Никлин был рад покинуть безмолвное серое здание банка. Чтобы прийти в себя, он решил прогуляться по парку Мамфорд.
За два века, проведенных людьми на Орбитсвиле, профессия агента по продаже недвижимости сохранилась, за редким исключением, лишь в крупных городах. Никлин часто размышлял над тем фактом, что по иронии судьбы именно избыток того, с чем имела дело торговля недвижимостью, заставил ее прекратить свое существование. Клиентов, готовых выплатить за гектар больше ломаного гроша, в то время как бесплатно можно было заполучить целые континенты, теперь нельзя было и днем с огнем сыскать.
Банки, всегда готовые заполнить любой коммерческий вакуум, занимались, помимо всего прочего, и немногочисленными операциями с землей. Следовательно, Фигг должен был иметь представление о том, чего хочет Никлин. Джиму очень не понравилось, что управляющий банком обращался с ним, несмотря на солидное дело, полное отсутствие долгов и неплохой счет в сорок тысяч орбов, с неодобрением и даже с плохо скрываемым презрением.
Когда Никлин сообщил Фисту, что он собирается избавиться от всего своего имущества и через пару дней покинуть город, первоначальное изумление того быстро уступило место крайней подозрительности. Такая перемена столь напугала Никлина, что он сочинил целую историю о том, что его кузен, проживающий в Бичхед-Сити предложил ему заняться выгодным делом, связанным с производством вентиляционного оборудования. Фигг начал задавать вопросы, но Никлин врал все более изощренно и нагло. В конце концов, оскорбленный в своих лучших чувствах банкир закончил разговор с враждебной холодностью.
Сейчас, шагая по зеленой траве парка, Никлин упрекал себя за нерешительность и мягкотелость в своем разговоре с Фиггом. Следовало разговаривать жестко и холодно, а при необходимости даже и жестоко. Когда управляющий начал свои расспросы, следовало поставить его на место каким-нибудь едким замечанием. Может быть, ему удастся сделать это следующим утром, когда он придет в банк за подписанным чеком на восемьдесят две тысячи орбов, но скорее всего, с грустью подумал Никлин, опять ничего не получится. Только в обществе Дани он обретал дерзость и уверенность в себе.
Мысль, что он скоро навсегда оставит гнетущую атмосферу Оринджфилда и отправится в манящую неизвестность будущего, вызвала у Джима подъем душевных сил. Ворчливый Фигг мгновенно вылетел из головы. Никлин дважды обошел небольшой парк, стараясь дышать как можно глубже. Тем временем близилось к одиннадцати — часу, когда была назначена его встреча с Кори Монтейном. Выйдя из парка через Восточные ворота, Никлин направился вдоль Телеграф-Роу. Он шел довольно быстро, не испытывая никаких помех — людей в это сонное время на улице было немного, утреннее затишье еще не успело смениться дневной суетой. Никлин вышел на Бакборт-лейн, граничащую с городской площадью. Движение на улице было редким, и Никлин, не оглядываясь по сторонам, быстро пересек проезжую часть.
Шатер, словно белый сугроб, высился в центре площади. Подойдя поближе, Никлин увидел, что место, еще вчера заполненное грузовиками, прицепами и домиками на колесах, почти пустынно. Несколько человек сидели на ступеньках платформы, занятые каким-то серьезным разговором. Никлин не стал подходить к ним ближе. Дани среди этих людей все равно не было. По не вполне понятным Джиму причинам, она решила, что им лучше не встречаться друг с другом, пока не состоится разговор с Монтейном. Никлин подошел к человеку у дерева. Голову незнакомца прикрывала огромная соломенная шляпа с обвисшими полями. Он стоял спиной к Никлину и, похоже, что-то ел.
— Эй, послушайте! — окликнул его Джим. — Не могли бы вы подсказать, где я могу найти Кори Монтейна?
Человек обернулся. На его черном лице сияла широченная белоснежная улыбка, в руке он держал банановое яблоко. «Наверное, это тот самый негр, о котором говорил Макси», — подумал Никлин.
— Что значит «мог бы»? Разумеется, я скажу вам, где вы безусловно найдете Кори.
— Тем лучше, — улыбнулся в ответ Никлин, стараясь не пялиться на него.
— Да вон там. В той серебристой штуке без надписей.
— Спасибо, — кивнул Джим и направился к указанному прицепу.
Когда Никлин приблизился к серебристому прицепу, на пороге появился Кори Монтейн. Никлину сразу же бросилось в глаза, что Монтейн сейчас вовсе не производит впечатление обычного человека, как это было на собрании. Причина таилась в лице проповедника. Черты его лица, стандартно красивые, в то же время выглядели несколько утрированными, словно сошедшими с карикатуры. Никлину, хотя он никогда и не занимался рисунком, казалось, что смог бы легко сделать с этого лица вполне узнаваемый шарж. Совершенно правильные черты — прямой, будто по линейке вычерченный нос, квадратный подбородок, блестящие черные волосы, переходящие в короткие баки — все это требовало всего нескольких угольных штрихов. И только глаза вряд ли смог бы воспроизвести даже самый опытный портретист. Темно-серые, почти черные, глубоко посаженные, полные огня и живого интереса, они были устремлены куда-то вдаль, сквозь собеседника.
Никлину проповедник понравился сразу же, и вопреки своей предвзятости он начал проникаться к нему уважением.
— Я Джим Никлин, — он протянул руку.
— Здравствуйте, Джим. — Рукопожатие Монтейна оказалось твердым и сдержанным. — Дани рассказывала о вас. Может, зайдем внутрь и выпьем по чашке чая? В этом стареньком прицепе нашему разговору никто не помешает, к тому же там заметно прохладнее, если, конечно, кондиционер вновь не вышел из строя.
— Если он сломан, я могу его починить. — Никлин вошел вслед за Монтейном. — Причина поломки может быть в…
Он осекся, увидев в центре комнаты длинный серебристый ящик. Монтейн посмотрел на него оценивающе и, слегка насмешливо.
— Да, это именно то, о чем вы думаете, — это гроб. Здесь временно покоится тело моей жены. Разве Дани не рассказала вам, что в моем домике несколько необычная обстановка?
— Н-нет…
— Наверное, испугалась, что сочтете сумасшедшим. — Монтейн кивком головы пригласил Никлина садиться. — В нашей общине мы стремимся придерживаться демократических принципов. Одним из них является равенство в жилищных условиях. Но хотя в моем домике достаточно места еще для двух-трех человек, никто не выказал желания поселиться здесь. Все делают вид, что это исключительно из уважения ко мне, но в действительности причина в другом — кому охота жить рядом с гробом. Тем более, что…
Никлин натянуто улыбнулся:
— Думаю, таких действительно найдется немного.
— Да, и людей можно понять, но я вынужден был пойти на этот Шаг. Вынужден обстоятельствами, далекими от нормальных.
«Да уж, наверное».
Отношение Никлина к Монтейну постепенно становилось двойственным. Первоначальное уважение не исчезло, но появились сомнения — кто в здравом уме станет таскать за собой гроб с телом своей жены? Помимо этой странности проповедника, Никлина беспокоило в нем еще что-то, но выяснять причины этого беспокойства было некогда.
— Вы собираетесь сделать очень серьезный шаг, — сказал Монтейн. — И я полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что деньги, которые вы собираетесь передать нашей общине, являются безвозмездным даром с вашей стороны.
— А чем же еще они могут являться?
— Я хочу сказать, что вы не становитесь совладельцем какого-то коммерческого предприятия, скажем, компании по строительству космических кораблей. Более того, вы не сможете даже в самом отдаленном будущем распорядиться своей долей денег по своему желанию.
— Вы имеете в виду, что я никогда не смогу получить назад свои деньги?
— Именно так. — Монтейн поставил перед Джимом две старинные фарфоровые чашки. — А ведь речь, вероятно, идет о довольно крупной сумме?
— Да что там — взялся за гуж, не говори, что не дюж, — сказал Никлин с улыбкой и тут же пожалел о своей легкомысленности.
— Вы ведь понимаете, что дело не только в деньгах, — серьезно сказал Монтейн, — я очень рад за вас с Дани и желаю вам обоим всяческих благ, но…
— Мои чувства к Дани никогда не изменятся! Если же это случится, то я не понимаю, как перемена в моих отношениях с Дани может отразиться на нашем с вами финансовом соглашении.
Никлин с некоторым удивлением отметил, что слова его звучат на редкость убедительно. Прежде пробная убедительность Джиму была совершенно не свойственна, особенно в разговорах с малознакомыми людьми. Никлин решил, что причина здесь одна — Дани.
Монтейн, начавший было вскрывать банку с молочными капсулами, остановился.
— Извините, Джим. Я не хотел вас обидеть и бросить тень на ваше отношение к Дани. Я верю, что вы любите друг друга, хотя для меня это и явилось большой неожиданностью. — Он помолчал. — Вы можете дать прямой ответ на прямой вопрос?
— Разумеется.
Монтейн отодвинул в сторону банку с молоком и в упор посмотрел на Джима.
— Вы верите в Бога, Джим? Вы действительно верите в Бога и в ту миссию, которую он возложил на меня?
Никлин смотрел в спокойные серые глаза проповедника и впервые в жизни осознавал, что ложь ему не поможет. Он медленно качнул головой.
Неожиданно для него Монтейн широко улыбнулся.
— Если бы вы сейчас солгали мне, я вышвырнул бы вас за дверь, Джим, какой бы суммы не лишилась при этом наша община. Я работаю только с теми, кого уважаю и кто, в свою очередь, уважает меня. Хотите молока?
— Одну капсулу, — растерянно ответил Никлин. Монтейн вновь принялся за банку. — Я рад, что мы все выяснили, но, признаться, вы удивили меня.
— Тем, что я принимаю в общину неверующего? Такие уж настали времена. Естественно, я бы предпочел общаться исключительно с последователями Господа нашего, но мир так несовершенен. Поэтому я вынужден пользоваться любым орудием, какое посылает мне Господь. Если вы войдете в наши ряды, то община получит двойную выгоду. Во-первых, ваш щедрый денежный вклад, а, во-вторых, ваши умелые руки. Дани сказала мне, что вы превосходный инженер.
— Всего лишь техник и к тому же довольно посредственный.
Никлин поднял свою чашку. Его опять охватило неприятное чувство, что он упустил нечто очень важное. Разве Дани не предупреждала его, что не следует высказывать своих атеистических взглядов Монтейну? Она уверяла, что проповеднику это будет крайне неприятно, но все оказалось совершенно иначе. Дани также говорила, что Монтейн не разрешает гостям сопровождать их процессию даже за определенную плату, но и это утверждение оказалось неверным. По-видимому, Дани не так хорошо знает взгляды своего руководителя…
— Что ж, я искренне рад принять вас в нашу общину. Я уверен, вы окажетесь очень полезным ее членом, — сказал Монтейн. — А теперь нам необходимо уточнить некоторые детали. Вас не смущают разговоры о деньгах?
— Напротив, это одна из моих любимейших тем.
— Отлично! Деньги для нас сейчас очень важны.
Монтейн сел напротив Никлина в старое вертящееся кресло, поставил свою чашку на крышку гроба, а сам повернулся вместе с креслом в сторону Никлина. Будучи убежденным материалистом, Джим совершенно спокойно воспринял это неожиданное использование гроба с телом любимой жены в качестве обеденного стола, но в глубине души ему вдруг стало очень неприятно, будто он увидел нечто неуловимо отвратительное.
— Милли была бы рада услужить мне, — сказал Монтейн, словно читая его мысли, и поднес чашку к губам. — Мы все еще муж и жена. Вы понимаете, что я имею в виду? Мы связаны, пока тело моей жены не обретет покой в надлежащем месте.
— Я вполне вас понимаю, — пробормотал Джим, уткнувшись носом в свою чашку и давясь от смеха. «Почему, о Газообразное Позвоночное, в этом мире не встречается ничего в чистом виде? Почему в каждой драме обязательно присутствует что-нибудь страшно нелепое? Почему у каждого мессии обязательно либо визгливый голос, либо прыщи на заднице, либо что-нибудь еще? Может быть. Газообразное Позвоночное, таким способом ты даешь понять, что все это лишь часть гигантского розыгрыша?»
— Вы задумались, сын мой, — сказал Монтейн, — что вас тревожит?
— Да нет, ничего особенного, — справившись с собой, ответил ему Никлин. — Так, случайные мысли обо всем. Ведь не каждый день человек начинает новую жизнь.
Хотя все имущество Никлина было связано с Банком Первого Портала, тем не менее Джиму потребовалось гораздо больше времени, чтобы разделаться с ним, чем он предполагал. Постоянно всплывали какие-то неотложные дела, много времени ушло На то, чтобы разобраться со всякими личными мелочами — что-то требовалось сохранить, что-то уничтожить. Будущим владельцам мастерской и библиотеки следовало оставить массу разнообразных письменных наставлений и указаний. Когда Никлин договаривался с Дани о том, чтобы она заехала за ним в полдень, ему казалось, что на разборку всех дел он оставляет себе достаточно времени. Но сейчас его начинала охватывать паника.
За ночь погода изменилась. Ветер принес с запада хмурые серые облака и постоянно усиливался. Листья на ветвях свистящих деревьев свернулись в трубочки и начали издавать траурное монотонное завывание, напомнившее Никлину звуковые эффекты в дешевом фильме ужасов. Дождя еще не было, но воздух уплотнился и налился сыростью.
К счастью, этот день у Макси выдался выходным, так что Никлин был избавлен от его назойливых расспросов. Он с большим удовольствием нацарапал ему записку, что больше не нуждается в его услугах, но затем Джиму вновь пришлось сосредоточиться на гораздо менее приятных делах.
Куда бы ни направлялся, Никлин постоянно чувствовал, что за ним неотрывно наблюдают глаза Зинди. Наверное, как только она услышала эту новость от родителей, то сразу же поняла, что всему виной Дани Фартинг. Пока Никлин суетился по дому, Зинди, скорее всего затаившись где-нибудь поблизости, грустно размышляла о переменах в своей собственной жизни, неизбежных с отъездом ее лучшего друга. Джим очень хотел, чтобы они расстались как добрые друзья, но он не видел никакого смысла в поисках Зинди. Если девочка захочет, то появится сама.
За пятнадцать минут до полудня, несмотря на свои страхи, Никлин самым чудесным образом разделался со всеми делами. Он в последний раз окинул взглядом свое жилище, библиотеку, мастерскую, затем вышел из дома и аккуратно запер все двери. Опустив ключи в карман, где лежали документы для мистера Фигга, Джим подхватил единственный чемодан и направился прочь. Он перешел мостик, остановился, опустил чемодан на землю и принялся ждать Дани. Зинди нигде не было видно, а ведь она должна догадываться, что Джим вот-вот уедет. Хмурые тучи уронили первые капли дождя, Никлин перешел под дерево.
Мгновение спустя вдали показался голубой автомобиль. Никлин поднял было чемодан, но тут же опустил его — через заросли высокой травы к нему со всех ног мчалась Зинди. Он наклонился и подхватил бросившуюся к нему на шею девочку.
— Спасибо, Зинди, — прошептал Джим, — спасибо, что все-таки пришла.
— Тебя не будет на моем дне рождения! — со слезами в голосе прошептала она. — Ведь это уже послезавтра.
— Этот я пропущу. Поверь, мне очень жаль, что все так выходит. Но ведь впереди еще много дней рождения.
— Они так нескоро.
— Я обещаю тебе, что обязательно вернусь, чтобы повидать тебя.
Заслышав шум приближающегося автомобиля, Никлин сунул руку в карман и вытащил оттуда сувенир, найденный им сегодня в ящике стола. Он вложил в руку Зинди бронзовую древнеримскую монету.
— Смотри, не истрать за один раз.
Зинди невольно рассмеялась, потерлась мокрой от слез щекой об его подбородок и высвободилась из объятий Джима.
Никлин распрямился, отряхивая колени.
— Постой, Зинди, попрощайся с Дани, — попросил он.
Зинди, вздернув свой крошечный подбородок, бросила злобный взгляд на голубой автомобиль, затем повернулась и быстро побежала к своему дому. Капли дождя оставляли на ее светло-оранжевой майке яркие расплывающиеся пятна. Никлин грустно смотрел вслед ее удаляющейся фигурке, пока машина не затормозила совсем рядом с ним. Он обернулся. Дани подняла верх машины, и сейчас улыбалась ему из темноты кабины.
— Не стой под дождем, — весело крикнула она, — не то корни пустишь.
Новое жилище Никлина представляло собой передвижной домик, внутреннее пространство которого почти полностью занимали восемь коек. В первый момент эта комната, слегка напоминавшая каюту подводной лодки, привела Джима в полное замешательство. И лишь мысли о Дани вернули ему присутствие духа. Никлин твердо пообещал себе, что вынесет все трудности ради Дани и ее любви к нему. Но он также понял, что в эту ночь ему вряд ли удастся уснуть, слишком взвинчен и возбужден он был, слишком много мыслей теснилось в его черепной коробке. Поэтому Джим очень обрадовался, когда ему предложили сесть за руль и подежурить в смену, называемую «мертвой» — с полуночи до четырех часов утра. Он рассчитывал, не имея, правда никаких на то оснований, что первые дни будет предоставлен сам себе. Никлин был доволен, что проведет несколько часов в полном одиночестве да еще за работой, которая, скорее всего, вымотает его.
Сидя за рулевым колесом, он пребывал в том отрешенном философском состоянии духа, когда любые идеи можно было принять или отвергнуть, не подвергая их разрушительному анализу. Перед глазами вставали события последних трех дней. Сейчас они вызывали у Джима лишь не отличающиеся особой глубиной комментарии типа: «Что за странная штука жизнь!», или «Никогда не знаешь, чего ожидать, не так ли?», или «Неплохо бы вернуться в Оринджфилд и взглянуть на их дурацкие лица!», или, наконец, попросту: «Кто бы мог подумать!»
Сверху и снизу, слева и справа его окружала сплошная тьма. Где-то там, вблизи оболочки Орбитсвиля, протянулись таинственные светящиеся линии цвета индиго и сапфира, сливавшиеся у полюсов в единую призму призрачного света. А дальше простирался океан космической черноты. Никлин же видел только огни идущей впереди машины.
Эта картина успокаивала Никлина, одновременно умиротворяя и напоминая, что счастье его никогда не будет полным, если рядом нет Дани. Как прекрасна была бы эта ночь, если бы здесь, в тесной водительской кабине, прислонившись к нему, сидела Дани. К немалому огорчению Никлин почти не видел ее в течение прошедшего дня. А сейчас Дани мирно спала в своем прицепе вместе с шестью другими женщинами. Никлин осознавал, что Дани не хочет выставлять свои чувства напоказ. Он способен был понять подобную сдержанность, особенно если женщина скрывала что-то очень личное и дорогое. «Мы так похожи», — умильно подумал Никлин. Впереди их ждало будущее, таинственное и непредсказуемое, но Джим твердо знал — в конце концов они обретут друг друга. От Никлина требовалось лишь немного терпения. Вскоре у них появится свой собственный домик, а потом и…
За два века, проведенных людьми на Орбитсвиле, профессия агента по продаже недвижимости сохранилась, за редким исключением, лишь в крупных городах. Никлин часто размышлял над тем фактом, что по иронии судьбы именно избыток того, с чем имела дело торговля недвижимостью, заставил ее прекратить свое существование. Клиентов, готовых выплатить за гектар больше ломаного гроша, в то время как бесплатно можно было заполучить целые континенты, теперь нельзя было и днем с огнем сыскать.
Банки, всегда готовые заполнить любой коммерческий вакуум, занимались, помимо всего прочего, и немногочисленными операциями с землей. Следовательно, Фигг должен был иметь представление о том, чего хочет Никлин. Джиму очень не понравилось, что управляющий банком обращался с ним, несмотря на солидное дело, полное отсутствие долгов и неплохой счет в сорок тысяч орбов, с неодобрением и даже с плохо скрываемым презрением.
Когда Никлин сообщил Фисту, что он собирается избавиться от всего своего имущества и через пару дней покинуть город, первоначальное изумление того быстро уступило место крайней подозрительности. Такая перемена столь напугала Никлина, что он сочинил целую историю о том, что его кузен, проживающий в Бичхед-Сити предложил ему заняться выгодным делом, связанным с производством вентиляционного оборудования. Фигг начал задавать вопросы, но Никлин врал все более изощренно и нагло. В конце концов, оскорбленный в своих лучших чувствах банкир закончил разговор с враждебной холодностью.
Сейчас, шагая по зеленой траве парка, Никлин упрекал себя за нерешительность и мягкотелость в своем разговоре с Фиггом. Следовало разговаривать жестко и холодно, а при необходимости даже и жестоко. Когда управляющий начал свои расспросы, следовало поставить его на место каким-нибудь едким замечанием. Может быть, ему удастся сделать это следующим утром, когда он придет в банк за подписанным чеком на восемьдесят две тысячи орбов, но скорее всего, с грустью подумал Никлин, опять ничего не получится. Только в обществе Дани он обретал дерзость и уверенность в себе.
Мысль, что он скоро навсегда оставит гнетущую атмосферу Оринджфилда и отправится в манящую неизвестность будущего, вызвала у Джима подъем душевных сил. Ворчливый Фигг мгновенно вылетел из головы. Никлин дважды обошел небольшой парк, стараясь дышать как можно глубже. Тем временем близилось к одиннадцати — часу, когда была назначена его встреча с Кори Монтейном. Выйдя из парка через Восточные ворота, Никлин направился вдоль Телеграф-Роу. Он шел довольно быстро, не испытывая никаких помех — людей в это сонное время на улице было немного, утреннее затишье еще не успело смениться дневной суетой. Никлин вышел на Бакборт-лейн, граничащую с городской площадью. Движение на улице было редким, и Никлин, не оглядываясь по сторонам, быстро пересек проезжую часть.
Шатер, словно белый сугроб, высился в центре площади. Подойдя поближе, Никлин увидел, что место, еще вчера заполненное грузовиками, прицепами и домиками на колесах, почти пустынно. Несколько человек сидели на ступеньках платформы, занятые каким-то серьезным разговором. Никлин не стал подходить к ним ближе. Дани среди этих людей все равно не было. По не вполне понятным Джиму причинам, она решила, что им лучше не встречаться друг с другом, пока не состоится разговор с Монтейном. Никлин подошел к человеку у дерева. Голову незнакомца прикрывала огромная соломенная шляпа с обвисшими полями. Он стоял спиной к Никлину и, похоже, что-то ел.
— Эй, послушайте! — окликнул его Джим. — Не могли бы вы подсказать, где я могу найти Кори Монтейна?
Человек обернулся. На его черном лице сияла широченная белоснежная улыбка, в руке он держал банановое яблоко. «Наверное, это тот самый негр, о котором говорил Макси», — подумал Никлин.
— Что значит «мог бы»? Разумеется, я скажу вам, где вы безусловно найдете Кори.
— Тем лучше, — улыбнулся в ответ Никлин, стараясь не пялиться на него.
— Да вон там. В той серебристой штуке без надписей.
— Спасибо, — кивнул Джим и направился к указанному прицепу.
Когда Никлин приблизился к серебристому прицепу, на пороге появился Кори Монтейн. Никлину сразу же бросилось в глаза, что Монтейн сейчас вовсе не производит впечатление обычного человека, как это было на собрании. Причина таилась в лице проповедника. Черты его лица, стандартно красивые, в то же время выглядели несколько утрированными, словно сошедшими с карикатуры. Никлину, хотя он никогда и не занимался рисунком, казалось, что смог бы легко сделать с этого лица вполне узнаваемый шарж. Совершенно правильные черты — прямой, будто по линейке вычерченный нос, квадратный подбородок, блестящие черные волосы, переходящие в короткие баки — все это требовало всего нескольких угольных штрихов. И только глаза вряд ли смог бы воспроизвести даже самый опытный портретист. Темно-серые, почти черные, глубоко посаженные, полные огня и живого интереса, они были устремлены куда-то вдаль, сквозь собеседника.
Никлину проповедник понравился сразу же, и вопреки своей предвзятости он начал проникаться к нему уважением.
— Я Джим Никлин, — он протянул руку.
— Здравствуйте, Джим. — Рукопожатие Монтейна оказалось твердым и сдержанным. — Дани рассказывала о вас. Может, зайдем внутрь и выпьем по чашке чая? В этом стареньком прицепе нашему разговору никто не помешает, к тому же там заметно прохладнее, если, конечно, кондиционер вновь не вышел из строя.
— Если он сломан, я могу его починить. — Никлин вошел вслед за Монтейном. — Причина поломки может быть в…
Он осекся, увидев в центре комнаты длинный серебристый ящик. Монтейн посмотрел на него оценивающе и, слегка насмешливо.
— Да, это именно то, о чем вы думаете, — это гроб. Здесь временно покоится тело моей жены. Разве Дани не рассказала вам, что в моем домике несколько необычная обстановка?
— Н-нет…
— Наверное, испугалась, что сочтете сумасшедшим. — Монтейн кивком головы пригласил Никлина садиться. — В нашей общине мы стремимся придерживаться демократических принципов. Одним из них является равенство в жилищных условиях. Но хотя в моем домике достаточно места еще для двух-трех человек, никто не выказал желания поселиться здесь. Все делают вид, что это исключительно из уважения ко мне, но в действительности причина в другом — кому охота жить рядом с гробом. Тем более, что…
Никлин натянуто улыбнулся:
— Думаю, таких действительно найдется немного.
— Да, и людей можно понять, но я вынужден был пойти на этот Шаг. Вынужден обстоятельствами, далекими от нормальных.
«Да уж, наверное».
Отношение Никлина к Монтейну постепенно становилось двойственным. Первоначальное уважение не исчезло, но появились сомнения — кто в здравом уме станет таскать за собой гроб с телом своей жены? Помимо этой странности проповедника, Никлина беспокоило в нем еще что-то, но выяснять причины этого беспокойства было некогда.
— Вы собираетесь сделать очень серьезный шаг, — сказал Монтейн. — И я полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что деньги, которые вы собираетесь передать нашей общине, являются безвозмездным даром с вашей стороны.
— А чем же еще они могут являться?
— Я хочу сказать, что вы не становитесь совладельцем какого-то коммерческого предприятия, скажем, компании по строительству космических кораблей. Более того, вы не сможете даже в самом отдаленном будущем распорядиться своей долей денег по своему желанию.
— Вы имеете в виду, что я никогда не смогу получить назад свои деньги?
— Именно так. — Монтейн поставил перед Джимом две старинные фарфоровые чашки. — А ведь речь, вероятно, идет о довольно крупной сумме?
— Да что там — взялся за гуж, не говори, что не дюж, — сказал Никлин с улыбкой и тут же пожалел о своей легкомысленности.
— Вы ведь понимаете, что дело не только в деньгах, — серьезно сказал Монтейн, — я очень рад за вас с Дани и желаю вам обоим всяческих благ, но…
— Мои чувства к Дани никогда не изменятся! Если же это случится, то я не понимаю, как перемена в моих отношениях с Дани может отразиться на нашем с вами финансовом соглашении.
Никлин с некоторым удивлением отметил, что слова его звучат на редкость убедительно. Прежде пробная убедительность Джиму была совершенно не свойственна, особенно в разговорах с малознакомыми людьми. Никлин решил, что причина здесь одна — Дани.
Монтейн, начавший было вскрывать банку с молочными капсулами, остановился.
— Извините, Джим. Я не хотел вас обидеть и бросить тень на ваше отношение к Дани. Я верю, что вы любите друг друга, хотя для меня это и явилось большой неожиданностью. — Он помолчал. — Вы можете дать прямой ответ на прямой вопрос?
— Разумеется.
Монтейн отодвинул в сторону банку с молоком и в упор посмотрел на Джима.
— Вы верите в Бога, Джим? Вы действительно верите в Бога и в ту миссию, которую он возложил на меня?
Никлин смотрел в спокойные серые глаза проповедника и впервые в жизни осознавал, что ложь ему не поможет. Он медленно качнул головой.
Неожиданно для него Монтейн широко улыбнулся.
— Если бы вы сейчас солгали мне, я вышвырнул бы вас за дверь, Джим, какой бы суммы не лишилась при этом наша община. Я работаю только с теми, кого уважаю и кто, в свою очередь, уважает меня. Хотите молока?
— Одну капсулу, — растерянно ответил Никлин. Монтейн вновь принялся за банку. — Я рад, что мы все выяснили, но, признаться, вы удивили меня.
— Тем, что я принимаю в общину неверующего? Такие уж настали времена. Естественно, я бы предпочел общаться исключительно с последователями Господа нашего, но мир так несовершенен. Поэтому я вынужден пользоваться любым орудием, какое посылает мне Господь. Если вы войдете в наши ряды, то община получит двойную выгоду. Во-первых, ваш щедрый денежный вклад, а, во-вторых, ваши умелые руки. Дани сказала мне, что вы превосходный инженер.
— Всего лишь техник и к тому же довольно посредственный.
Никлин поднял свою чашку. Его опять охватило неприятное чувство, что он упустил нечто очень важное. Разве Дани не предупреждала его, что не следует высказывать своих атеистических взглядов Монтейну? Она уверяла, что проповеднику это будет крайне неприятно, но все оказалось совершенно иначе. Дани также говорила, что Монтейн не разрешает гостям сопровождать их процессию даже за определенную плату, но и это утверждение оказалось неверным. По-видимому, Дани не так хорошо знает взгляды своего руководителя…
— Что ж, я искренне рад принять вас в нашу общину. Я уверен, вы окажетесь очень полезным ее членом, — сказал Монтейн. — А теперь нам необходимо уточнить некоторые детали. Вас не смущают разговоры о деньгах?
— Напротив, это одна из моих любимейших тем.
— Отлично! Деньги для нас сейчас очень важны.
Монтейн сел напротив Никлина в старое вертящееся кресло, поставил свою чашку на крышку гроба, а сам повернулся вместе с креслом в сторону Никлина. Будучи убежденным материалистом, Джим совершенно спокойно воспринял это неожиданное использование гроба с телом любимой жены в качестве обеденного стола, но в глубине души ему вдруг стало очень неприятно, будто он увидел нечто неуловимо отвратительное.
— Милли была бы рада услужить мне, — сказал Монтейн, словно читая его мысли, и поднес чашку к губам. — Мы все еще муж и жена. Вы понимаете, что я имею в виду? Мы связаны, пока тело моей жены не обретет покой в надлежащем месте.
— Я вполне вас понимаю, — пробормотал Джим, уткнувшись носом в свою чашку и давясь от смеха. «Почему, о Газообразное Позвоночное, в этом мире не встречается ничего в чистом виде? Почему в каждой драме обязательно присутствует что-нибудь страшно нелепое? Почему у каждого мессии обязательно либо визгливый голос, либо прыщи на заднице, либо что-нибудь еще? Может быть. Газообразное Позвоночное, таким способом ты даешь понять, что все это лишь часть гигантского розыгрыша?»
— Вы задумались, сын мой, — сказал Монтейн, — что вас тревожит?
— Да нет, ничего особенного, — справившись с собой, ответил ему Никлин. — Так, случайные мысли обо всем. Ведь не каждый день человек начинает новую жизнь.
Хотя все имущество Никлина было связано с Банком Первого Портала, тем не менее Джиму потребовалось гораздо больше времени, чтобы разделаться с ним, чем он предполагал. Постоянно всплывали какие-то неотложные дела, много времени ушло На то, чтобы разобраться со всякими личными мелочами — что-то требовалось сохранить, что-то уничтожить. Будущим владельцам мастерской и библиотеки следовало оставить массу разнообразных письменных наставлений и указаний. Когда Никлин договаривался с Дани о том, чтобы она заехала за ним в полдень, ему казалось, что на разборку всех дел он оставляет себе достаточно времени. Но сейчас его начинала охватывать паника.
За ночь погода изменилась. Ветер принес с запада хмурые серые облака и постоянно усиливался. Листья на ветвях свистящих деревьев свернулись в трубочки и начали издавать траурное монотонное завывание, напомнившее Никлину звуковые эффекты в дешевом фильме ужасов. Дождя еще не было, но воздух уплотнился и налился сыростью.
К счастью, этот день у Макси выдался выходным, так что Никлин был избавлен от его назойливых расспросов. Он с большим удовольствием нацарапал ему записку, что больше не нуждается в его услугах, но затем Джиму вновь пришлось сосредоточиться на гораздо менее приятных делах.
Куда бы ни направлялся, Никлин постоянно чувствовал, что за ним неотрывно наблюдают глаза Зинди. Наверное, как только она услышала эту новость от родителей, то сразу же поняла, что всему виной Дани Фартинг. Пока Никлин суетился по дому, Зинди, скорее всего затаившись где-нибудь поблизости, грустно размышляла о переменах в своей собственной жизни, неизбежных с отъездом ее лучшего друга. Джим очень хотел, чтобы они расстались как добрые друзья, но он не видел никакого смысла в поисках Зинди. Если девочка захочет, то появится сама.
За пятнадцать минут до полудня, несмотря на свои страхи, Никлин самым чудесным образом разделался со всеми делами. Он в последний раз окинул взглядом свое жилище, библиотеку, мастерскую, затем вышел из дома и аккуратно запер все двери. Опустив ключи в карман, где лежали документы для мистера Фигга, Джим подхватил единственный чемодан и направился прочь. Он перешел мостик, остановился, опустил чемодан на землю и принялся ждать Дани. Зинди нигде не было видно, а ведь она должна догадываться, что Джим вот-вот уедет. Хмурые тучи уронили первые капли дождя, Никлин перешел под дерево.
Мгновение спустя вдали показался голубой автомобиль. Никлин поднял было чемодан, но тут же опустил его — через заросли высокой травы к нему со всех ног мчалась Зинди. Он наклонился и подхватил бросившуюся к нему на шею девочку.
— Спасибо, Зинди, — прошептал Джим, — спасибо, что все-таки пришла.
— Тебя не будет на моем дне рождения! — со слезами в голосе прошептала она. — Ведь это уже послезавтра.
— Этот я пропущу. Поверь, мне очень жаль, что все так выходит. Но ведь впереди еще много дней рождения.
— Они так нескоро.
— Я обещаю тебе, что обязательно вернусь, чтобы повидать тебя.
Заслышав шум приближающегося автомобиля, Никлин сунул руку в карман и вытащил оттуда сувенир, найденный им сегодня в ящике стола. Он вложил в руку Зинди бронзовую древнеримскую монету.
— Смотри, не истрать за один раз.
Зинди невольно рассмеялась, потерлась мокрой от слез щекой об его подбородок и высвободилась из объятий Джима.
Никлин распрямился, отряхивая колени.
— Постой, Зинди, попрощайся с Дани, — попросил он.
Зинди, вздернув свой крошечный подбородок, бросила злобный взгляд на голубой автомобиль, затем повернулась и быстро побежала к своему дому. Капли дождя оставляли на ее светло-оранжевой майке яркие расплывающиеся пятна. Никлин грустно смотрел вслед ее удаляющейся фигурке, пока машина не затормозила совсем рядом с ним. Он обернулся. Дани подняла верх машины, и сейчас улыбалась ему из темноты кабины.
— Не стой под дождем, — весело крикнула она, — не то корни пустишь.
Новое жилище Никлина представляло собой передвижной домик, внутреннее пространство которого почти полностью занимали восемь коек. В первый момент эта комната, слегка напоминавшая каюту подводной лодки, привела Джима в полное замешательство. И лишь мысли о Дани вернули ему присутствие духа. Никлин твердо пообещал себе, что вынесет все трудности ради Дани и ее любви к нему. Но он также понял, что в эту ночь ему вряд ли удастся уснуть, слишком взвинчен и возбужден он был, слишком много мыслей теснилось в его черепной коробке. Поэтому Джим очень обрадовался, когда ему предложили сесть за руль и подежурить в смену, называемую «мертвой» — с полуночи до четырех часов утра. Он рассчитывал, не имея, правда никаких на то оснований, что первые дни будет предоставлен сам себе. Никлин был доволен, что проведет несколько часов в полном одиночестве да еще за работой, которая, скорее всего, вымотает его.
Сидя за рулевым колесом, он пребывал в том отрешенном философском состоянии духа, когда любые идеи можно было принять или отвергнуть, не подвергая их разрушительному анализу. Перед глазами вставали события последних трех дней. Сейчас они вызывали у Джима лишь не отличающиеся особой глубиной комментарии типа: «Что за странная штука жизнь!», или «Никогда не знаешь, чего ожидать, не так ли?», или «Неплохо бы вернуться в Оринджфилд и взглянуть на их дурацкие лица!», или, наконец, попросту: «Кто бы мог подумать!»
Сверху и снизу, слева и справа его окружала сплошная тьма. Где-то там, вблизи оболочки Орбитсвиля, протянулись таинственные светящиеся линии цвета индиго и сапфира, сливавшиеся у полюсов в единую призму призрачного света. А дальше простирался океан космической черноты. Никлин же видел только огни идущей впереди машины.
Эта картина успокаивала Никлина, одновременно умиротворяя и напоминая, что счастье его никогда не будет полным, если рядом нет Дани. Как прекрасна была бы эта ночь, если бы здесь, в тесной водительской кабине, прислонившись к нему, сидела Дани. К немалому огорчению Никлин почти не видел ее в течение прошедшего дня. А сейчас Дани мирно спала в своем прицепе вместе с шестью другими женщинами. Никлин осознавал, что Дани не хочет выставлять свои чувства напоказ. Он способен был понять подобную сдержанность, особенно если женщина скрывала что-то очень личное и дорогое. «Мы так похожи», — умильно подумал Никлин. Впереди их ждало будущее, таинственное и непредсказуемое, но Джим твердо знал — в конце концов они обретут друг друга. От Никлина требовалось лишь немного терпения. Вскоре у них появится свой собственный домик, а потом и…