Страница:
Оскорбленный Горбачев не остался в долгу и с присущей ему патетикой заметил: «Почему Ельцин молчал почти десять месяцев? Почему не передал документы Леху Валенсе, когда тот минувшей весной приезжал в Москву и посетил Катынь? Каким же цинизмом надо обладать!» .
Чем была обусловлена почти десятимесячная пауза с обнародованием документов? Напомним, что в мае 1992 г. в Москву приезжал президент Польши Л. Валенса. Его визит, несомненно, напомнил Ельцину о секретах «закрытого пакета № 1», полученного им от Горбачева 24 декабря 1992 г., но Ельцин предпочел тогда Валенсе катынские документы не передавать. Почему? Возможно, ждал более удобного(?) момента, а может, «подельники» просто требовали время для «корректировки» содержания этих документов? Вспомним, сколько фальшивок, дискредитирующих советский период, появилось в начале 90-х годов прошлого столетия.
Упомянем лишь две наиболее известные фальшивки, запущенные в оборот в начале 1990-х. Так называемый «совместный приказ Берии и Жукова № 0078/42 от 22 июня 1944 г. о выселении украинцев в Сибирь» и «Справка к записке Зайкова» о захоронении Советским Союзом химического оружия в Балтийском море. Обе фальшивки наделали в свое время много шума. На доказательство их поддельности у российских специалистов ушло немало времени и сил.
Заявления руководителей архивной службы России о «безусловной сохранности» всех документов из «Особой папки» и «закрытых пакетов» следует воспринимать с определенной долей скепсиса. Достаточно вспомнить историю про то, как Горбачев в свое время ненавязчивопредлагал заведующему общим отделом ЦК КПСС Валерию Болдину уничтожить секретный дополнительный протокол к пакту Молотова Риббентропа.
После выступления в 1989 г. на первом Съезде народнь депутатов, когда Горбачев на весь мир заявил, что попыт найти подлинник секретного договора не увенчались успехом, он уже не намеками, а прямо спросил Болдина, уничтожил ли тот протоколы? Болдин ответил, что сделать это без специального решения нельзя (Катынский синдром. С. 252) Болдин также утверждал, что Горбачев дважды спрашивал его о том, не уничтожены ли секретные материалы, связанные Катынью из «закрытого пакета № 1».
Бывшие работники Общего отдела ЦК КПСС в частно беседе с авторами вначале полностью исключили возмож ность фальсификации документов из "закрытых пакетов какими-либо злоумышленниками. Но они вынуждены были признать, что возможность такой фальсификации существовала, если в этом были заинтересованы первые лица партии и государства.
Один из бывших сотрудников Общего отдел ЦК КПСС вспомнил любопытную деталь. По его словам, в 1991 г., накануне распада СССР, заведующий VI сектором (архив Политбюро) Л. Машков «портфелями носил» в кабинет заведующего Общим отделом В. Болдина секретные документы Политбюро, в том числе и из «Особой папки». Делалось ли это по указанию Горбачева или это была инициатива Болдина, установить не удалось. Также неясно, все ли документы вернулись в архив в первоначальном виде.
Не меньшие возможности изымать и «корректировать» документы сохранились и у администрации Ельцина, представители которой приложили немало усилий для шельмования «советского периода» в истории России.
Для читателя, вероятно, представит интерес информация о системе секретного делопроизводства в ЦК КПСС, так как без этого трудно понять, о каких документах идет речь и как они хранились.
В СССР существовали четыре основных грифа секретности - «Для служебного пользования», «Секретно», «Совершенно секретно» и «Совершенно секретно особой важности». Но в практике работы ЦК КПСС применялись еще две специальные категории для особо важных документов - «Особая папка» и «закрытый пакет». Как правило, «закрытые пакеты» входили в категорию документов с грифом «Особая папка».
Бумаги, хранившиеся в «закрытых пакетах», относились к узкому кругу исторических событий и государственных проблем, дополнительно засекреченных в силу разных обстоятельств (например, секретный протокол к пакту Риббентропа-Молотова, информация о предках Ленина, о самоубийстве Н. Аллилуевой и др.). Попасть в «Особую папку» и «закрытый пакет» могли любые документы, в том числе несекретные, вплоть до газетных заметок, частных писем и фотографий - в случае их непосредственного отношения к засекреченной проблеме.
Архивных томов с документами «Особой папки», как вспоминал Горбачев, к началу 1990-х годов накопилось уже более полутора тысяч (Жизнь и реформы. Кн. 2, с. 349). «Закрытых пакетов», по свидетельству бывших работников Общего отдела, было значительно меньше - максимум несколько десятков.
Режим доступа к материалам «закрытых пакетов» предписывал очень серьезные ограничения. В частности, на пакетах имелась приписка типа: «Только для первого лица», «Вскрыть только с письменного разрешения Генерального секретаря» (в разные периоды формулировки могли меняться, но смысл был именно такой). Даже заведующий Общим отделом ЦК КПСС, лично отвечавший за сохранность «закрытых пакетов», не имел права без санкции Генсека знакомиться с хранящимися в них документами.
В ЦК КПСС существовал порядок - после избрания нового Генерального секретаря заведующий общим отделом лично приносил ему «закрытые пакеты» для ознакомления. Генеральный секретарь собственноручно вскрывал каждый принесенный ему запечатанный «закрытый пакет» и знакомился с документами. После ознакомления с документами, Генеральный секретарь вновь лично запечатывал каждый «закрытый пакет», ставил дату и подпись и возвращал пакет в запечатанном виде заведующему общим отделом.
Этот порядок нарушил Горбачев. В силу патологической боязни ответственности «он не ставил подписи даже при просмотре «особого пакета № 1», переложив эту обязательную операцию на Болдина» (Катынский синдром. С. 253). Такое поведение позволяло Горбачеву в критических ситуациях уходить от ответственности, ссылаясь на «незнание». Примерами служат ситуации с действиями военных в 1989-91 гг., когда Горбачев публично заявлял, что ему неизвестно, кто дал санкцию на применение силы в Тбилиси, Баку, Вильнюсе и т. д.
В 1970-е годы «закрытый пакет» по Катыни длительное время хранился в сейфе Константина Черненко (тогдашнего заведующего Общим отделом ЦК КПСС), затем поступил на хранение в VI сектор Общего отдела (архив Политбюро) с указанием «Справок не давать, без разрешения заведующего общим отделом ЦК не вскрывать» (Катынь. Пленники. С. 431).
Об особой секретности этого пакета свидетельствует следующий факт. В интервью журналу «Новая Польша» (№ 11, 2005) бывший член Политбюро ЦК КПСС А. Яковлев рассказал: «В 1985-1989 гг. Горбачев был в постоянной связи с Ярузельским. У них были хорошие личные отношения. В это время генерал Ярузельский настаивал на выяснении подробностей хатынского дела. Я от Политбюро руководил в то время работами комиссии по этим вопросам. Это было непростое задание. Я многократно обращался в канцелярию и архив Горбачева, чтобы получить необходимые документы. «Ведь невозможно, чтобы не было никаких бумаг», - говорил я. «Нету», - отвечали мне» . А. Яковлев также заявил, что о катынских документах он неоднократно лично спрашивал М. Горбачева, но ответ всегда был отрицательный.
По свидетельству бывших работников Общего отдела ЦК КПСС, в 1985-1987 гг. «закрытый пакет» с документами по Катыни в VI секторе был только один. Этот пакет представлял из себя увесистый запечатанный почтовый конверт для документов формата А4, его толщина составляла не менее 2,5-3 см. Одновременно в архиве Общего отдела ЦК КПСС хранились две большие архивные картонные коробки толщиной 30-35 см с различными документами по Катынскому делу, но наиболее важные совершенно секретные документы по Катыни находились в «закрытом пакете».
В период до 1987 г. в «закрытом пакете № 1» по Катыни находился оригинал Сообщения комиссии Бурденко. Это было установлено, когда «катынский» пакет был вскрыт по распоряжению М. С. Горбачева в связи с подготовкой к рассмотрению на Политбюро ЦК КПСС одного из «вопросов Смоленского обкома»и с оригинального экземпляра Сообщения комиссии Бурденко необходимо было сделать рабочую ксерокопию.
Основную часть документов, хранившихся внутри «закрытого пакета» по Катыни, в тот момент составляли длинные многостраничные списки, предположительно, репрессированных польских офицеров. Возможно, это были акты о приведение в исполнение решений «специальной тройки», возможно - перечни осужденных Особым совещанием при НКВД или какие-то иные списки. Внутри пакета также находились и другие документы по Катынскому делу.
По утверждению Горбачева, в апреле 1989 г. «закрытых пакетов» по Катыни было уже два (Жизнь и реформы. Кн. 2, с. 349). Сообщение комиссии Бурденко после разделения оказалось в «закрытом пакете № 2» (Катынский синдром… С. 381).
«Случайное» обнаружение в архивах ЦК КПСС и Президента России «исторических документов»является одной из тайн Катынского дела. Обстоятельства их нахождения вызывают немало вопросов. В этой связи о злоключениях катынских документов из «закрытого пакета» необходимо поговорить более обстоятельно.
Начались они при Горбачеве, который в книге «Жизнь и реформа»утверждает, что с бумагами по Катынскому делу из двух запечатанных пакетов он ознакомился в апреле 1989 г., за несколько дней до визита в Москву руководителя Польши В. Ярузельского, и «в обоих была документация, подтверждающая версию комиссии академика Бурденко. Это был набор разрозненных материалов, и все под ту же версию» («Жизнь и реформа». Кн. 2, с. 348).
Однако надо иметь в виду, что после избрания М. С. Горбачева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС в марте 1985 года, тогдашний заведующий общим отделом ЦК КПСС А. И. Лукьянов лично приносил ему «закрытый пакет № 1». Но об этом Горбачев умалчивает и пытается всех убедить в том, что о катынских документах ему стало известно лишь в 1989 г. Однако не вызывает никаких сомнений тот факт, что Лукьянов не мог нарушить установленный в ЦК КПСС порядок ознакомления вновь избранного Генсека с документами из «Особой папки».
Это, в частности, подтверждает следующий факт. 11 июля 1986 г. при рассмотрении на Политбюро ЦК КПСС вопроса «Об участии делегации (во главе с Генеральным секретарем ЦК КПСС) в работе съезда ПОРП»Горбачев заявил, что «… Придется разобраться с Катынъю» (Черняев А. В Политбюро ЦК КПСС). Сказано это было без всяких комментариев, что свидетельствует о хорошем знании Горбачевым катынской проблемы. Сейчас известно, что тогдашний польский руководитель генерал В. Ярузельский при каждой встрече с Горбачевым очень жестко ставил вопрос о раскрытии катынского преступления.
Тем не менее Горбачев утверждает, что впервые увидел катынские бумаги только в апреле 1989 г. И тогда в пакетах никакого решения Политбюро ВКП(б), писем Берии и Шелепина не было. Где же они находились? С какими же двумя пакетами знакомился Горбачев в 1989 г., если их содержимое принципиально отличалось от содержимого двух пакетов, вскрытых в мае и сентябре 1992 г.?Вероятно, Михаил Сергеевич в очередной раз заврался.
Основной «закрытый пакет № 1», по утверждению Горбачева, был обнаружен (?) в особом архиве ЦК КПСС только в декабре 1991 г.По этому поводу Горбачев пишет: «… На подлинный документ, который прямо свидетельствовал бы об истинных виновниках катынской трагедии, мы вышли только в декабре 1991 г., по сути дела, за несколько дней до моей отставки с поста Президента СССР. Именно тогда работники архива, через руководителя аппарата президента, добивались, чтобы я обязательно ознакомился с содержанием одной папки, хранившейся в особом архиве» (Жизнь и реформы. Кн. 2, с. 348). Это была первая «случайная»и опять-таки предельно актуализированная находка катынских документов.
Следует заметить, что Михаил Сергеевич в деле с катынскими пакетами запутался в «трех соснах». Если в 1989 г., как утверждает Горбачев, он знакомился с двумя пакетами катынских документов, то получается, что в декабре 1991 г. в архиве обнаружили - внимание! - третий, основной пакет. Однако известно, что катынских «закрытых пакетов» никогда не было больше двух. Режим их хранения был особый, так что затеряться пакеты не могли.
Зная строжайшую ответственность в ЦК КПСС за работу с документами «Особой папки», сложно поверить, что до декабря 1991 г. «закрытый пакет № 1» хранился в неизвестном месте. Работником, выполнявшим техническое сопровождение «закрытых пакетов», являлся сотрудник i сектора Общего отдела ЦК КПСС Виктор Ефимович Галкин. Судя по отметкам и подписям, с «пакетом № 1» он имел дело с апреля 1981 г. по декабрь 1991 г. Все это время он регулярно ходил на работу и никуда не пропадал. Горбачев банально врет, утверждая, что пакет был неожиданно найден в особом архиве.
«Закрытый пакет № 1» по Катыни после его «обнаружения» в середине декабря 1991 г. принесли Горбачеву, который хранил его у себя в сейфе до передачи Ельцину 24 декабря 1991 г. А. Яковлев в книге «Сумерки»пишет, что передача пакета произошла в его присутствии (см. Интернет-сайт «Правда о Катыни»).
По утверждению Александра Яковлева, в закрытом конверте находились записка Берии и записки бывших председателей КГБ Ивана Серова и Александра Шелепина, а также решение Политбюро ЦК ВКП(б) о расстреле польских военнослужащих и гражданских лиц. Впоследствии А. Яковлев в своих интервью и мемуарах неоднократно упоминал о том, что в тот день в «закрытом пакете № 1» присутствовала записка И. Серова. Однако в официальной описи переданных Ельцину документов, датированной 24 декабря 1991 г., «записка Серова» не упоминается.
Таинственная «записка Серова» могла бы пролить свет на многие тайны Катыни, но… Возможно, она исчезла потому, что противоречила современной версии Катынского дела? Никакого расследования по поводу пропажи не проводилось.
В описи также не фигурируют «протоколы заседаний тройки НКВД СССР и акты о приведении в исполнение решений троек» , которые Шелепин предлагал в 1959 г., в случае уничтожения учетных дел польских военнопленных, сохранить в «Особой папке». Согласно официальной версии, учетные дела были уничтожены, но протоколов в «Особой папке» не оказалось и о них никто не упоминает. Судьба их неизвестна.
Горбачев утверждает, что 24 декабря 1991 г. во время передачи документов по Катыни он «показал и зачитал записку Берии Ельцину в присутствии Яковлева и договорился о передаче ее полякам» (Жизнь и реформы. Кн. 2, с. 349).
После этого «закрытый пакет № 1», переданный Ельцину по акту, «исчезает»почти на год до 24 сентября 1992 г. Подобное маловероятно, так как по регламенту «закрытый пакет» должен был немедленно поступить на ответственное хранение в президентский архив, т. е. в бывший архив ЦК КПСС и, скорее всего, на ту же полочку, где он лежал последние 10 лет.
Ситуацию еще больше запутал Ельцин, который 15 октября 1992 г. в своем интервью польскому телевидению заявил, что в «особой папке» по Катыни, который ему передал Горбачев, «постановления Политбюро не было» . Но тогда каким образом оно оказалось в «коллекции документов», переданных Л. Баленсе и в Конституционный суд РФ? В ответ на вопросы Ельцин лишь загадочно буркнул: «В конце концов мы его нашли» . В какой период оно отсутствовало, когда, где и кто его обнаружил, осталось невыясненным (Бушин. «Преклоним колени, пани…». Минск. «Мы и время», № 27-28, июль 1993 г.).
Свидетельством того, что с катынскими документами, еще до их «случайного» обнаружения в 1992 году, кто-то «работал», является следующий факт. В экспертном заключении, составленном представителями президента для слушания «дела КПСС» в Конституционном суде 7 июля 1992 г. (как утверждается «пакет № 1» был обнаружен только 24 сентября), было сказано, что «есть веские, хотя и косвенные основания полагать, что расстрел польских офицеров был санкционирован Политбюро ЦКВКП(б) на заседании 05.03.1940 г.» .
Каким образом авторам заключения стал известен факт существования сверхсекретного решения Политбюро?Ведь оно ранее не упоминалось ни в каких опубликованных документах? Да и по утверждению Ельцина решение Политбюро отсутствовало в переданных ему документах.
Поскольку Ельцин уже с 24 декабря 1991 г. не только знал о существовании «исторических» документов, но и был осведомлен об их содержании,говорить о «случайном»обнаружение этих документов в сентябре 1992 г.неуместно. Более того, Ельцину о катынских документах, без сомнения, должны были в очередной раз напомнить при подготовке к официальному визиту в Москву 21 мая 1992 г. польского президента Л. Валенсы.
Тем не менее до сих пор усиленно насаждается версия о том, что в разгар известного процесса по делу КПСС в архиве Президента России 24 сентября 1992 г.тогдашний руководитель президентской администрации Ю. В. Петров, советник Президента Д. А. Волкогонов, главный архивист РФ Р. Г. Пихоя и директор архива А. В. Коротков «случайно»натолкнулись на основной пакет с «историческими»документы по Катыни.
Надо заметить, что второй катынский пакет, в котором находился оригинал Сообщения комиссии Н. Н. Бурденко и научно-историческая экспертиза польских профессоров 1988 г., еще 20 мая 1992 г.был предъявлен директором Центра хранения современной документации Р. А. Усиковым прокурору Главной военной прокуратуры РФ С. С. Радевичу и эксперту Н. Ю. Зоре. (Катынский синдром. С. 381)
Это свидетельствует о том, что «закрытые пакеты» по Катыни в 1992 г. хранились раздельно. Почему? Ведь все «закрытые пакеты» по одной тематике в VI секторе Общего отдела ЦК КПСС, а впоследствии в архивах Президента СССР и Президента РФ, всегда хранились в одном месте.
Удивительная находка 24 сентября 1992 г. «исторических документов» из «закрытого пакета № 1» оказалась весьма кстати для президентской стороны при рассмотрении в Конституционном суде «дела КПСС». Копии «исторических документов» из «закрытого пакета № 1», в том числе и решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г., как уже говорилось, 14 октября 1992 г. были переданы в Конституционный суд.
Известно, что в России суд любого уровня требует от сторон предоставлять документы только в подлинниках.Но Конституционный суд согласился принять копии документов по Катыни. Невероятно, но факт. Время, наверное, было такое. Тем не менее председатель КС В. Зорькин и члены КС, исходя из странностей в оформлении и содержании представленных в черно-белых ксерокопиях документов, усомнились в их подлинности и исключили «катынский эпизод» из рассмотрения.
В этом нет ничего удивительного, поскольку у любого человека, привыкшего к строгости и безупречности исполнения советских государственных и партийных документов, уровень исполнения и содержание «исторических документов» вызывают недоумение.
Записка Берии № 794/Б от «…» марта 1940 г. «Товарищу Сталину. О рассмотрении в особом порядке дел на военнопленных» с предложением расстрелять 25 700 военнопленных и арестованных поляков является одним из ключевых катынских документов. Как и вся акция с расстрелом поляков, она готовилась в обстановке чрезвычайной секретности и строжайшего контроля.
Но по неизвестным причинам на записке в качестве исходящей даты был указан лишь март 1940 г. Без конкретного дня. Ситуация с датой носит несколько скандальный характер. Профессор Ф. М. Рудинскйй, представлявший в Конституционном суде сторону КПСС, пишет, что записка, представленная С. Шахраем и А. Макаровым Конституционному суду, была датирована 5 марта 1940 г.
По этому поводу депутат Ю. М. Слободкин заметил, что «записка Берии датирована 5 марта и указано, что заседание Политбюро состоялось 5 марта, но практически этого никогда не было» (Рудинский. «Дело КПСС» в Конституционном суде. С. 316-317). Впоследствии, по утверждению Слободкина, записка Берии вдруг оказалась без даты.
Вероятнее всего, Слободкин исходящей датой записки посчитал дату ее регистрации в ЦК ВКП(б), расположенной под грифом «сов. секретно». Аргумент, что исходящая дата документа, представляемого на заседание Политбюро ЦК ВКП(б), не могла совпадать с датой проведения заседания Политбюро необоснован. Учитывая специфику проведения Политбюро при Сталине, Берия мог лично, в тот же день, внести записку на Политбюро. Только при Сталине записка Берия, внесенная на Политбюро, могла быть оформлена как подлинник решения ПБ.
Другое дело порядок, установленный впоследствии для внесения материалов на заседание Политбюро ЦК КПСС. Он предполагал заблаговременноепредоставление материалов через общий отдел ЦК КПСС. Так что замечание Слободкина могло быть обоснованным, если бы речь шла о заседании Политбюро ЦК КПСС, а не Политбюро ЦК ВКП(б).
Датировка записки Берии «не позднее 3 марта 1940 г.» была осуществлена российским историком Натальей Лебедевой, исходя из содержащихся в тексте письма статистических данных о численности военнопленных поляков в спецлагерях НКВД. Однако эта датировка не точна.
В настоящее время авторами доказано, что «записку Берии № 794/Б» следует датировать 29 февраля 1940 г.Основанием для этого послужили предыдущая и последующая за письмом «№ 794/Б» корреспонденции, отправленные из секретариата НКВД в феврале 1940 г. В 2004 г. в Российском Государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) в рабочих материалах Политбюро ЦК ВКП(б) было выявлено письмо Л. П. Берия с исходящим номером «№ 793/б» от 29 февраля 1940 г.(РГАСПИ, ф. 17, оп. 166, д. 621, лл. 86-90).
Два последующих письма - «№ 795/б» «Товарищу Сталину. О ходе работы известных авиаконструкторов по постройке самолетов» и «№ 796/6» были зарегистрированы в секретариате Наркома внутренних дел СССР также 29 февраля 1940 г.Об этом сообщается в ответах № 10/А-1804от 31. 12. 2005 и Ю/А-120 от 19. 01. 2006 г. за подписью начальника Управления регистрации и архивных фондов ФСБ РФ генерал-майора В. С. Христофорова на запросы депутата Государственной Думы Андрея Савельева.
Естественно, записка Берии с исходящим номером 794/Бмогла быть подписана и зарегистрирована в секретариате НКВД СССР только 29 февраля 1940 г.Однако в ней фигурируют уточненные статистические данные о численности военнопленных офицеров в спецлагерях УПВ (Управления по делам военнопленных) НКВД, которые поступили в Москву - внимание!- в ночь со 2 на 3 марта и были оформлены начальником УПВ НКВД П. К. Сопруненко в виде «Контрольной справки» только 3 марта 1940 г.(Катынь. Пленники. С. 430). Попасть в текст документа, зарегистрированного 29 февраля 1940 г., эти данные не могли.
Возникшее противоречие пытаются объяснить следующим образом. Якобы для записки № 794/Б в регистрационном журнале зарезервировали февральский исходящий номер. Саму записку исполнили 1 или 2 марта, поэтому на первой странице в графе для месяца машинистка впечатала «март». но записку в ЦК ВКП(б) не отправляли, так как якобы Берия решил дождаться более свежих данных. Получив их 3 марта, Берия дал команду перепечатать только 2-й и 3-й листы, заменил их и 5 марта лично внес записку на Политбюро.
Однако даже такая комбинация крайне маловероятных событий не объясняет, почему за запиской был зарезервирован февральскийисходящий регистрационный номер, а сама записка была датирована не февралем, а мартом1940 г.!
О том, что страницы «записки Берии № 794/Б» печатались в разное время, свидетельствуют результаты их визуального сравнения. Коснемся лишь одного обстоятельства. На первой странице электронной копии записки, которая несколько меньше оригинала, отступ текста от левого края листа составляет 56 мм, на второй и третьей - 64 мм, на четвертой - 60 мм. Отступ устанавливается специальным механическим фиксатором и во время печатания одного документа не меняется. Люфтом между краями листа бумаги и ограничителем может быть обусловлена погрешность максимум в 2-4 мм.
Но 8 мм разницы в отступе - это уже не погрешность, а признак печатания страниц после изменения положения механических фиксаторов. Для точности дополнительно рассмотрим отступ текста от нижнего края листа, который каждая машинистка устанавливает индивидуально. Нижний отступ текста на первой странице составляет 25 мм, на второй и третьей - 15 мм.
Результаты измерений позволяют с большой степенью уверенности утверждать, что вторая и третья страницы печатались в другое время, нежели первая. Тем более что в нарушении обычного порядка на записке отсутствуют инициалы машинистки, печатавшей документ.
Ситуация, когда в ЦК КПСС и КГБ многостраничный документ для оперативности разбивали на части и одновременно печатали на нескольких машинках, не являлась чем-то необычной. Вероятно, эта традиция существовала и до войны. Но все говорит о том, что «записка Берия» печаталась без спешки. Времени с 29 февраля до внесения ее на Политбюро 5 марта было более чем достаточно, поэтому печатать на двух машинках не было необходимости.
Люди, знакомые с советской системой делопроизводства в высших органах власти, не допускают и мысли, что Берия дал команду перепечатать лишь два листа из письма на имя Сталина, а не весь документ целиком. Высосанные из пальца версии про «резервирование» номера, «неумышленную» путаницу месяца, «случайное» отсутствие даты, «не имеющие значения» расхождения между численными данными в разных частях текста и «частичную» замену листов в документе, предназначенном для первого лица страны, слишком примитивны!