Шведов Сергей. Черный колдун

   – Все это прошлое, – Гарольда позабавила реакция владетеля. – А как же Храм, благородный Рекин?
   – Разве ты не видишь, государь, как оживилась жизнь в Лэнде, как расцвели ремесла. А это ведь только самое начало. Мы долго жили в изоляции и надо наверстывать упущенное.
   – По-твоему, Храм не представляет опасности для Лэнда?
   – Я этого не сказал. С Храмом следует держать ухо востро, но и прятаться от него за каменными заборами глупо.
   – Ладно, – нахмурился Гарольд, судя по всему, слова владетеля произвели на него впечатление, – о Храме мы с тобой еще поговорим, благородный Рекин, а теперь вернемся к меченым. Мальчишка, угнавший коня, действительно сын Тора Нидрасского?
   – Да.
   – А второй?
   – Ульф – внук благородного Гольдульфа Хаарского и сын одного из близких родственников владетеля Альрика Нидрасского, человека, безусловно, благородного. По обычаям Приграничья Ульф может претендовать на Хаарский замок.
   – Ты, кажется, симпатизируешь этому щенку?
   – А почему бы нет, государь? Мальчишка умен, а главное – он не меченый и очень хорошо это осознает.
   – Пожалуй, я готов повидаться с этим молодым человеком, – Гарольд лениво поднялся с места. – Организуй эту встречу, благородный Рекин.
   Лаудсвильский склонил голову, провожая государя до дверей. Разговор сложился даже, более удачно, чем он ожидал. Гарольду в уме не откажешь – сразу ухватил суть дела. Зря Бьерн подозревал будущего зятя в сентиментальности. Этот молодой человек рожден от Тора Нидрасского, но воспитан-то он Бентом Хаслумским, в коварстве которого Лаудсвильскому пришлось двадцать лет убеждаться на собственной шкуре. Нет, каков Бент, а? Предать своего лучшего друга, погубить сотню верных соратников и доживать жизнь в почете и уважении, переложив вину на плечи другого. Такого человека осуждать нельзя, перед ним надо просто снять шляпу.

Глава 5
УЛЬФ

   Гарольд с удовольствием подставил лоб свежему ветерку, подувшему от озера Духов. Надо сказать, что с этого пологого холма открывался чудесный вид на Ожский замок. И. следует признать, было чем полюбоваться – настоящее логово крупного зверя, каковым, в сущности, и является благородный Бьерн. Говорят, что и предыдущий владетель этого замка был не слабее Брандомского в коленях. Да оно и понятно, случайных хозяев у такой крепости быть не может, как не может быть и случайного короля в Нордлэнде. Не все это понимают, намекая на пятно в происхождении своего государя, но давно уже пора скептикам уяснить, что владеют не по праву, а по силе. Кто достоин, тот удержит, а все остальное в данном случае уже не существенно.
   – Наш новый знакомый не торопится, – обернулся Гарольд к спутнику.
   – Лаудсвильский обещал, что Ульф будет, но, похоже, вежливость не самый ходовой товар в этом краю, – неодобрительно покачал головой Сивенд Норангерский.
   – Как бы он не прихватил с собой десятка два своих дружков-головорезов, – негромко заметил Хафтур.
   Десять сопровождавших Гарольда воинов расположились шагах в пятидесяти, на берегу небольшого ручья. Хафтур то и дело бросал в их сторону тревожные взгляды. По его мнению, дружинники короля вели себя уж слишком беспечно. Приграничье, это вам не Бург, здесь голову могут снять так быстро, что даже пот со лба стряхнуть не успеешь.
   – Полноте, Хафтур, – усмехнулся Гарольд, – и я и владетель Сивенд вполне способны за себя постоять.
   – Ты не знаешь меченых, государь, – вздохнул Хафтур.
   – Не преувеличивай, старый ворчун. Три таких воина, как мы, справятся как-нибудь с десятком молокососов.
   Хафтуру осталось только головой покачать, что он и с приличествующей случаю сдержанностью, дабы не раздражать своей неуступчивостью молодого короля.
   – А вот, кажется, и наш знакомец, – улыбнулся Норангерский. – Как видишь, он прибыл в гордом одиночестве.
   Благородный Сивенд не ошибся – это действительно был Ульф. Он рысью миновал поляну и одним махом взлетел на холм, подняв коня на дыбы в нескольких шагах от короля Гарольда, который невольно залюбовался ловким наездником.
   – Приветствую тебя, меченый, – небрежно махнул рукой Гарольд в ответ на поклон Ульфа.
   – Я не меченый, – холодно возразил Ульф, бросая на стороженные взгляды на Хафтура, норовившего зайти к нему в тыл.
   – Разве слово короля не достаточная порука твоей безопасности? – осуждающе покачал головой Сивенд.
   – Я верю только самому себе.
   – Однако твои могущественные покровители хлопотали за тебя перед королем.
   – Я не считаю Лаудсвильского своим покровителем, – надменно процедил сквозь зубы Ульф. – Он предложил мне встретиться с королем, я согласился.
   – А ты не слишком вежлив, меченый, – прищурился Гарольд на дерзкого всадника. – Ты сидишь в седле, когда твой государь уже спешился.
   – Я не меченый, – возразил Ульф. – И предпочитаю быть скорее невежливым, чем мертвым.
   Он хмуро покосился в сторону дружинников короля, которые держали его под прицелами арбалетов.
   – Что ты делал в замке вчера вечером?
   – Хотел повидать одного своего родственника, – усмехнулся Ульф.
   – Дерзость – не лучший способ добиться расположения сильных мира сего.
   – Я не нуждаюсь ни в расположении, ни в покровительстве – я требую восстановления справедливости.
   – Ты претендуешь на замок Хаар?
   Ульф дернулся, словно его ударили. Гарольда такая реакция позабавила. Ульф был ему симпатичен дерзостью на грани отчаяния. Да и держался он неплохо, судя по всему, лесная жизнь не превратила его в дикого невежду. Пожалуй, его претензии на благородное происхождение были обоснованны, но замок и земли, это другое дело.
   – Это мой замок, – почти крикнул Ульф. – Им владел мой дед, ярл Хаарский, потом моя мать, потом мой старший брат, Тор Нидрасский, который завещал этот замок мне.
   – Но у Тора Нидрасского, как я слышал, есть сын?
   – Бес согласен с волей отца. Ярл Грольф не имеет на мой замок никаких прав. Я, пожалуй, знаю еще одного человека, который мог бы претендовать на Хаар, но не стану называть его имя вслух, – Ульф насмешливым взглядом окинул присутствующих.
   Хафтур отвернулся, старательно затягивая и без того затянутую до упора подпругу. Сивенд Норангерский с интересом разглядывал ближайший куст, словно искал там затерявшуюся с прошлого года ягоду. Гарольд хмурился. Дерзость лесного молодчика переходила все разумные пределы, но в его поведении был очевидный надлом, словно Ульф прыгнул вниз с головокружительной высоты и не ждет для себя ничего хорошего там, внизу.
   – Вряд ли Грольф Агмундский легко расстанется с Хаарским замком. На что же ты рассчитываешь?
   – А разве долг короля не в том, чтобы восстановить справедливость?
   – А разве долг вассала не в том, чтобы верно служить государю? – усмехнулся Гарольд. – Как видишь, мы с тобой оба плохо справляемся со своими обязанностями.
   – Выполни свой долг, король Гарольд, и я честно выполню свой.
   – А почему бы тебе не сделать первый шаг, – предложил Сивенд. – Поступай на службу, и тогда у государя появится повод восстановить попранную справедливость. Пока же ты просто лесной разбойник с немалым количеством грехов.
   Предложение Гарольда не явилось для Ульфа полной неожиданностью. Владетель Рекин через своего человека намекал ему на возможность вернуться в большой мир, а не гнить заживо в Ожском бору. Для меченых Ульф был, есть и будет чужаком. Это он понял давно, еще в детстве. Нельзя сказать, что его это сильно огорчало. Он не питал симпатий ни к кому из своих случайных сожителей по лесной крепости, кроме разве что Беса. Но Бес был его племянником, так же, как, впрочем, и молодой человек, перед ним сейчас, поразительно похожий на Тора Нидрасского, каким запомнил его Ульф. Но Гарольд обладал властью, которой никогда не будет обладать Бес. В его силах было вернуть Ульфу утраченное положение в обществе. Вот только согласится ли он сделать это из одного только родственного расположения, или от Ульфа потребуют жертвы? Последнее было более чем вероятным. В конце концов, королю Гарольду не за что любить своего нового родственника, хотя бы потому, что и этот родственник не очень-то расположен к нему.
   – Хорошо, – сказал Ульф, глядя прямо в глаза Гарольда, – я согласен.
 
   Весть о поступлении Ульфа на службу к королю прозвучала для Приграничных владетелей как гром среди ясного неба. Пожалуй, только Рекин Лаудсвильский был в курсе событий, но не спешил делиться знаниями со старыми друзьями. Пусть поволнуются, им это полезно, да и проще будет потом договориться. Поскольку Лаудсвильский стоял у истоков интриги с Ульфом, он был кровно заинтересован в ее успешном завершении.
   – Мальчишку следует убрать, – стоял на своем Грольф Агмундский, измеряя комнату толстыми ногами. Его оплывшее за последние годы тело вяло колыхалось в такт претендующим на решительность шагам. Бьерн Брандомский тяжело дышал в своем кресле, борясь с подступающим кашлем и прислушиваясь к нарастающей боли в груди.
   – Неизвестно, как король Гарольд отнесется к смерти вновь обретенного родственника, – хрипло сказал он и бросил на Грольфа недовольный взгляд.
   – Король слишком горд, чтобы признать отцом авантюриста.
   – Вслух, конечно, не признает, – согласился Рекин, – но в чужую душу не заглянешь.
   – Гарольд должен быть нам благодарен за тот кусок, который мы бросили к его ногам.
   Брандомский засмеялся и закашлялся одновременно:
   – Полно, благородный Грольф, кто будет долго помнить об уже оказанной услуге? Мы славно поработали во славу нордлэндской короны, но и себя при этом не забыли. У всех нас есть интересы в Бурге, и ссориться с королем нам сейчас не с руки.
   – А что ты предлагаешь? – Ярл Грольф перестал на конец метаться по комнате и присел к столу багровый от жары и распиравшего его бешенства.
   – Почему бы нам не приручить Ульфа? – негромко заметил Лаудсвильский.
   – Вот ты и приручай. – Ярл побагровел еще больше, казалось, что кожа его лица вот-вот лопнет под напором прихлынувшей крови, обрызгав собеседников. Рекин даже отодвинулся на всякий случай в сторону от взбесившегося Грольфа. Нет слов, отдавать всегда тяжелее, чем брать, но к чему так себя распалять – все в этом мире преходяще.
   – Ульф хорошего рода, – мягко сказал Лаудсвильский, кося глазом в сторону неуравновешенного друга, – молод, неглуп, король Гарольд уже выказал ему свое расположение, а у ярла Грольфа две дочери на выданье...
   – Почему бы тогда и тебе, владетель, не вернуть Ингуальд законному хозяину вместе со своей дочерью в придачу, – фыркнул Грольф.
   – Мои дочери еще малы, ярл, но я подумаю над твоим предложением.
   – Почему бы Бьерну не отдать дочь Бесу вместе с Ожским замком, благо, как говорят, молодец хоть куда, десяти Ульфов стоит.
   Рекин поморщился, как от зубной боли, а Брандомский побагровел от гнева.
   – Я пошутил, дорогой друг, – спохватился Грольф. – Но согласитесь, что ваше предложение не лезет ни в какие ворота. Вы сохраните свои земли, и только я один окажусь в проигрыше.
   – Ты получишь зятя, дорогой друг, – пошутил Рекин, едва не испортив все дело. Ярл вскочил на ноги, и только вмешательство Брандомского предотвратило ссору.
   – У меня есть земли неподалеку от твоего Агмундского лайка, ярл Грольф, я уступаю их тебе взамен Хаарских.
   Пораженный ярл Агмундский едва не уселся мимо кресла. Рекин тоже был потрясен не меньше: владетель Брандомский, хитроумный Бьерн, отдавал свои земли! После этого следовало ждать по меньшей мере конца света.
   – Конечно, они не столь обширны, как Хаарские, но удачно расположены, не так ли, благородный Грольф?
   Агмундский едва нашел в себе силы, чтобы кивнуть в знак согласия.
   – Еще одно условие, благородные владетели: меченые должны исчезнуть с лица земли прежде, чем я обрету вечный попой, – Бьерн улыбнулся побелевшими губами. – Я дал клятву стереть Башню с лица земли и не хочу выглядеть в глазах Господа клятвопреступником.
   Брандомский закашлялся, и Рекин подумал, что Богу, видимо, не слишком долго оставалось ждать прихода хитроумного Бьерна.
   – На таких условиях я согласен, – сказал Грольф.
   – Осталось договориться с Ульфом, – покачал головой Лаудсвильский. – Мальчишка упрям.
   – В таком случае ему придется умереть просто Ульфом, – жестко усмехнулся Брандомский.
   Лаудсвильский и Агмундский облегченно вздохнули – перед ними сидел прежний Бьерн, жесткий и неуступчивый.
   – Я поговорю с Ульфом, – пообещал Лаудсвильский. – Будем надеяться, что мальчишка не окажется дураком.

Глава 6
ПЕЩЕРА

   Отсутствие Ульфа не слишком обеспокоило Беса. Ульф и раньше исчезал надолго. Мысли Беса были заняты другим: желание побывать еще раз в Ожском замке не покидало его с того момента, когда копыта украденного коня простучали по подъемному мосту. Ему казалось, что та ночь и особенно утро многое изменили в его отношениях с Сигрид. Бес ежедневно кружился возле Ожского замка, рискуя напороться на засаду, и ни предостережения Ары, ни насмешки Улы не могли его остановить. Несколько раз Бесу удавалось увидеть Сигрид издалека, но она была окружена целой тучей всадников. Бес от досады кусал губы, но привитая с детства осторожность мешала броситься в омут очертя голову.
   Он поправил мечи и уже готов был вскочить в седло, когда его остановил повелительный взгляд матери. Бес хоть и неохотно, но подчинился. Когда Данна смотрела на него как сейчас, лучше было с ней не спорить. И Бес покорно побрел за матерью, тяжело вздыхая и всем своим видом выражая крайнюю степень неудовольствия. Иногда ему удавалось тяжелыми вздохами добиться ее сочувствия и отвертеться от неприятных обязанностей, но сегодня Данна не была расположена к жалости, а, возможно, дело было настолько серьезным, что не стоило брать в расчет мальчишеские хитрости.
   Данна шла легким пружинистым шагом, и Бес, путаясь ногами в высокой траве, едва поспевал за ней. В том, что мать идет к пещере, он почти не сомневался. Была, правда, робкая надежда, что чаша сия хотя бы сегодня минует его, но, кажется, этой надежде не суждено было сбыться. Данна обернулась и бросила на сына недовольный взгляд. Бес заторопился. Лаз в пещеру был слишком узким, и Данна протиснулась в него с трудом. Бес же застрял, зацепившись мечами за выступающие камни. Данна нетерпеливо оглянулась и одним ударом острого ножа перерубила ремни. Мечи со звоном покатились по камням, и Бес скорее не вошел, а упал в пещеру. Здесь было темновато, лишь слабый солнечный лучик, проникавший откуда-то сбоку, позволял видеть стены и два больших валуна на берегу черного водоема. Как далеко тянулась эта пещера, Бес не знал. Он, как ни старался, не мог разглядеть даже ее свода, тот терялся в непроглядной тьме. Когда он первый раз очутился здесь глупым мальчишкой, то попытался проверить, как далеко разносится эхо, завопив дурным голосом. За что получил от матери трепку. В этой пещере шуметь не полагалось, он это запомнил и больше глупых попыток не предпринимал.
   Данна сбросила с себя одежду и аккуратно сложила ее на валун. Бес последовал ее примеру, с отвращением глядя на воду. Он по опыту знал, что в эту пору она нестерпимо холодна. Данна крепко ухватила его за руку и первая ступила в подъемное озеро. У Беса перехватило дыхание, и он закрыл глаза. В этот момент самым умным было не барахтаться, а целиком положиться на мать. В первый раз Данна несла его на руках, и он до сих пор помнил, какого страха натерпелся, пытаясь найти хоть какой-то просвет в этой непроглядной тьме. Водоем был довольно глубоким, спертый воздух раздирал легкие, но Бес все так же спокойно шел за Данной, повинуясь движению ее руки. Сколько продолжался этот переход, Бес не знал, но он знал другое: находиться столько времени под водой не может никто, кроме Данны и его самого. И вряд ли кто-нибудь сможет пройти по этому пути вслед за ними.
   Никто ничего не знал об этой пещере, даже Ула. Бес как-то неосторожно сболтнул лишнее и до сих пор помнил, как округлились от удивления глаза сестры. Тогда он обернул все в шутку и больше никогда и никому о своих подземных приключениях не рассказывал.
   Дно водоема стало медленно подниматься вверх, и Бес с наслаждением полной грудью вдохнул свежий, пахнущий лесом и грозой воздух. Данна уверенно ориентировалась в темноте, безошибочно выбирая дорогу среди нагромождения каменных глыб. Бес тоже неплохо видел в темноте, но предпочитал держаться за матерью, полностью доверяясь ее безошибочному чутью.
   Наконец Данна остановилась и выпустила руку Беса. В пещере было довольно прохладно, и Бес, дрожа всем телом, опустился на влажный камень. Данна зажгла огонь в очаге, но Бес не испытал по этому поводу особой радости. Неровные отблески пламени заиграли на стенах, высвечивая то один неподвижный лик, то другой. Бес уже не раз видел эти странные каменные лики и питал к ним чувства, близкие к отвращению.
   Данна бросила в огонь горсть желтого порошка, и пещера немедленно заполнилась клубами удушливого дыма. Бес закашлялся, согнулся пополам и стал медленно сползать с камня на землю. Данна подхватила сына и удержала на коленях. Глаза Беса закрылись, он дышал тяжело и прерывисто, пот градом катился по его побелевшему лицу. Данна сжала ладонями его виски, и Бес почти сразу успокоился. Каменные идолы перестали кружиться перед глазами. В клубах дыма возникло вдруг лицо Сигрид, она что-то говорила человеку, стоявшему спиной к Бесу. Человек обернулся, и Бес узнал Ульфа. И еще одно лицо он увидел, правда, не так отчетливо, как лица Ульфа и Сигрид. – Бес догадался, что это Гарольд, его соперник и нордлэндский король. А еще Бес увидел сожженную крепость и тучу воронья над ней. И крест, с привязанной к нему фигурой женщины, лица которой он увидеть не захотел, а закричал от ужаса и боли. И сразу видение исчезло, и появилось лицо человека, странно похожее на лицо Гарольда, но этот человек был почему-то в черном берете меченого. А кругом мелькали еще какие-то лица, которые Бес старался и не мог запомнить. И в самом конце возникла дорога, и три силуэта на ней, медленно растворяющиеся в подступающих сумерках.
   Бес медленно приходил в себя, с трудом продираясь сквозь тяжелый грязно-желтый туман, целиком заполнивший его сознание. Дым рассеялся, хотя огонь в очаге еще пылал. Каменные идолы равнодушно пялили на Беса свои пустые глазницы, и он содрогнулся от отвращения.
   – То, что я видел, обязательно случится?
   Данна отрицательно покачала головой, и Бес вздохнул с облегчением – видения видениями, а жизнь жизнью, так и должно быть.
   – Я видел Ульфа рядом с Гарольдом и дорогу, а шли по той дороге Ара и Ула.
   – Почему ты кричал?
   – Мне было страшно. Все вокруг сгорело, остался один пепел.
   – Ты должен был досмотреть до конца.
   – Нет, – Бес отчаянно затряс головой, – я не хочу. Данна ласково погладила сына по щеке и вздохнула.
   Вил у нее был задумчивый, даже озабоченный, но какую информацию она почерпнула из его видений, Бес не знал, Да и не хотел над этим задумываться.
   Обратный путь не показался Бесу ни трудным, ни долгим, он не почувствовал даже обжигающего холода подземного водоема, столь страшившего его в начале пути. Возможно, это не выветрившийся из головы желтый туман мешал ему воспринимать мир во всех его неприятных проявлениях. Так или иначе, но они возвратились на то самое место, с которого начали свое нелегкое путешествие. Бес вновь ощутил пронизывающий холодок и стал торопливо одеваться. Ремни были безнадежно испорчены острым ножом Данны, и он, покачав головой, укоризненно взглянул на мать. Но Данна не обратила внимания на молчаливый упрек сына. По-прежнему задумчивая, она смотрела поверх его головы и выжимала рукой влагу из густых и длинных волос. Бес махнул рукой и полез из пещеры на свежий воздух. Яркий солнечный свет ударил ему в глаза, и он невольно попятился. Данна легко подтолкнула его ладонью в спину.
   Теперь уже Бес шел впереди, внимательно поглядывая по сторонам и на всякий случай не выпуская мечей из рук. Данна поравнялась с сыном, и Бес с удовольствием отметил, что едва ли не на полголовы возвышается над нею. Он тут же не преминул самодовольно ей об этом сообщить. Данна улыбнулась на его похвальбу, а потом ловкой подсечкой сбила сына с ног. Бес неуклюже бухнулся на мягкую траву и растерянно захлопал длинными ресницами.
   – Эх ты, воин, – Данна помогла ему подняться, на секунду прижав его голову к своей груди. Бес был смущен. Хорошо хоть никто не видел этого падения – смеха потом было бы, не отбиться.
   Первым, кого увидел Бес, войдя в дом, был Кон. Молчун тяжелой глыбой нависал над столом, глядя на вошедших круглыми немигающими глазами. Это Кон учил Беса владеть мечами, стрелять из арбалета и еще многому другому, но он все-таки недолюбливал молчуна, хотя и не высказывал своих чувств в открытую. Молчуны часто покидали крепость по своим делам. Беса эти отлучки мало волновали, но вот их возвращение почти всегда приносило какую-нибудь неприятность. Бес догадывался, что Данна и Кристин, да и другие женщины, относятся к молчунам прохладно, но даже не пытался выяснить причину этой неприязни, тем более странной, что без помощи молчунов женщинам не удалось бы сохранить своих детей в тяжелые годы, когда, казалось, весь мир объединился, чтобы стереть меченых с лица земли.
   Молчун коротко кивнул Данне и протянул Бесу руку. Рука у молчуна была сильная и шершавая от затвердевших мозолей. Судя по всему, этому человеку немало пришлось потрудиться на своем веку. Кон пристально посмотрел на Данну, словно ждал от нее ответа, но та лишь молча кивнула головой.
   – Гарольд прислал ответ, – сказала Кристин. – Он не желает знаться с лесными разбойниками и грозит расправой, если мы не прекратим вылазки.
   Лицо Кристин исказила гримаса, казалось, она вот-вот заплачет. Рухнула последняя надежда, которой они жили все эти годы.
   – Этого следовало ожидать, – поморщился Кон. – И дело тут не в Гарольде. Мы меченые, и уже одним своим присутствием мешаем Нордлэнду утвердиться в этих краях. Гарольд нам помогать не станет – мы у него как кость в горле, которую не переварить, не выплюнуть. Рано или поздно, но они до нас доберутся.
   – Так что ты предлагаешь? – почти простонала Кристин.
   – Нужно уходить из Лэнда в Большой мир, каким бы страшным он ни казался.
   – Наши мужья уже остались там, – покачала головой Кристин, – а ты предлагаешь отправить туда и наших детей.
   – Я предлагаю провести серьезную разведку, найти союзников в Большом мире и посчитаться и с Храмом, и с владетелями. Сидя на месте, мы ничего не добьемся.
   – Я согласна, – сказала Данна, не поднимая головы. Кристин бросила на подругу встревоженный взгляд, но ничего не спросила, а только безнадежно махнула рукой.
   – Со мной пойдут Ара и Бес, – повеселел молчун. – К зиме мы постараемся вернуться.
   – Нет, – сказал вдруг Бес треснувшим голосом, – я никуда не пойду.
   Он обвел присутствующих сердитыми глазами. Почему нее и всегда решают за него, словно он сопливый мальчишка, не имеющий головы на плечах.
   – Сет умер неделю назад, – сказал грустно молчун, – нас осталось только четверо, но и мы уже далеко не молоды. Я должен отомстить, пока еще есть силы, и предпринять попытку возродить Башню. Последнюю попытку.
   – Зачем же уходить?! – возмутился Бес – Здесь наша земля, и мы возродим на ней Башню. Разве можно полагаться на чужих?
   – На своих полагаться тоже не стоит, Бес, – горькая улыбка появилась на губах Кристин.
   – Я пойду с Коном и Арой, – сказала вдруг Ула. – А тебя, Бес, не родная земля держит, а юбка.
   Бес вспыхнул от гнева и сжал кулаки, но Ула только засмеялась и потрепала брата по пышной шевелюре.
   – Пойдут Ара и Ула, – высказала свое мнение Данна. – А Бес еще мальчик, ему трудно будет на чужой стороне, и тебе, Кон, с ним будет трудно, он не умеет притворяться и хитрить, а там без этого нельзя.
   – Пожалуй, ты права, – неожиданно легко согласился Кон, – так действительно будет лучше.
   Бес едва не заплакал от обиды, похоже, все считали его неразумным ребенком. Он поднялся и, не говоря ни слова, выскочил из сруба, хлопнув дверью на прощанье. Вороной скосил глаза на рассерженного хозяина и взял с места раз машистой рысью. Ничего, Бес еще покажет им всем, чего он стоит на самом деле. А Кон не прав – нельзя построить Башню на чужой земле, бросив свою собственную на произвол судьбы. Меченые – это не листья, оборванные ветром, где упали, там и хорошо.

Глава 7
БРАТЬЯ

   Лаудсвильский с большим интересом присматривался к собеседнику. Ульф, безусловно, видный парень, и ярл Грольф, скорее всего, не прогадал с зятем. Мощный раз ворот уже совсем немальчишеских плеч и сильные, привыкшие к оружию руки – такой сумеет сберечь свои земли от настойчивых претендентов на чужое добро. А ярл Агмундский за долгую жизнь нахапал немало. Этот молодой человек с суровыми холодными глазами для стареющего Грольфа просто находка. Вот только какая польза Рекину Лаудсвильскому от чужого счастья? А умные люди нужны, ох как нужны. Умные и сильные. Благородный Бьерн стареет, он достиг всего, о чем мечтал. На ярла Грольфа и раньше особо полагаться не приходилось, а теперь и подавно – будет дремать весь день у камина, пока жареный петух не клюнет. А этот молод, неглуп, честолюбив, намаялся в нищете и изгнании. Покажи ему только цель да личную выгоду – зубами рвать будет. Важно только, чтобы молодчик твердо уяснил, из чьих рук он получает свое счастье.