Шведов Сергей. Черный колдун

   – Я стану сильным, но мне нужны помощники.
   – И может помочь меченый жрецу Храма Великого?
   – А почему ты решил, что я жрец?
   – Храмовики, которых мы встретили поутру, не задали тебе ни единого вопроса – вероятно, не осмелились.
   – Что ж, ты прав, – Чирс с уважением посмотрел на веса, – Но я не первый в Храме.
   – А какое мне дело до твоих тайных желаний, жрец, у меня свои заботы.
   – Ты поможешь мне, я помогу тебе. Подумай, меченый, такие союзники, как я, на дороге не валяются.
   – Я подумаю, – пообещал Бес.
   Следы пожарищ они миновали к вечеру и углубились в лес, который встретил пришельцев радостным гомоном птиц и нежным шепотом листьев. Бес повеселел, словно домой вернулся. Даже голова закружилась от знакомого с детства запаха. Они ехали узкими звериными тропами, то и дело натыкаясь на завалы сгнивших на корню деревьев. Видимо, Чирс ориентировался в лесу куда хуже, чем в степи. Он то и дело, к немалому удивлению меченого, начинал блуждать по кругу. Бес, для которого в любом лесу не было тайн, решительно взял роль проводника на себя. Чирс охотно пошел ему навстречу, с удивлением наблюдая, как меченый безошибочно находит дорогу в самых, казалось бы, непролазных дебрях.
   На ночной привал они остановились у небольшого лесного озера. Бес с наслаждением сбросил с себя пыльную одежду и, не раздумывая, полез в воду. Чирс остался на берегу, собирать хворост для костра. Вохр вывалился из зарослей неожиданно, и Бес, первым увидевший его, криком предупредил горданца. Безоружный Чирс стал быстро пятиться к воде, не спуская глаз с замершего в недоумении вохра. Бес нырнул и под водой поплыл к берегу, где лежало оружие. Вохр медленно двинулся за отступающим Чирсом. Горданец тяжело дышал, капли пота катились по его побелевшему лицу. Бес наконец выбрался на берег и схватил арбалет Чирса. Он выстрелил дважды, и вохр дико взвыл, ослепленный на оба глаза. Испуганная лошадь метнулась и сторону, ломая кусты и отвлекая на себя внимание монстра. Бес сполна воспользовался неосторожностью чудовища. Он проскользнул за спину вохру и коротким взмахом меча подрубил ему ногу. Монстр опрокинулся на спину, и прыгнувший ему на грудь Бес вонзил оба меча в пустые глазницы по самые рукояти. Это был старый, испытанный многими поколениями меченых прием борьбы с вохрами, но Чирс видел его впервые и был поражен смелостью Беса. Бурый большеголовый пес горданца приблизился к поверженному чудовищу и потеряно завыл.
   – А почему собака не залаяла и не предупредила нас? – спросил Чирс, обходя трехметровую тушу и с интересом ее разглядывая.
   – А что еще можно ждать от пса! – хмыкнул Бес. Чирс укоризненно покачал головой. Бурый пару раз тявкнул, видимо в свое оправдание.
   – Поздно, брат, – засмеялся горданец и присел у огромной, словно сплюснутой сверху ударом гигантской палицы, головы вохра.
   – Невероятно, – сказал он после долгого раздумья. – Две стрелы угодили ему в мозг, а он продолжал двигаться.
   – Живучий, паскуда, – охотно подтвердил Бес, тщательно вытиравший клинок пучком травы. – Его смерть вот здесь, – он небрежно постучал по затылку вохра носком сапога. – И лучше всего бить в это место двумя мечами сразу через глазные впадины.
 
   Ночь прошла спокойно. Меченый несколько раз просыпался и прогонял обнаглевшего Бурого, который норовил устроиться к нему поближе. Пес обиженно фыркал, но далеко не отходил, и стоило только Бесу закрыть глаза, как он тут же возвращался на прежнее место. Меченый уже начал подумывать, а не трахнуть ли мечом по голове эту глупую скотину, но потом махнул рукой и заснул крепким сном, прижавшись боком к теплой спине упрямого пса.
   В полдень следующего дня они выбрались из леса. А впереди была голая, выжженная солнцем степь. Бес приуныл. Уж слишком скучным показался ему степной мир после веселого разноголосья зеленого леса.
   Они ехали долго, много дней, не встретив в степи ни единого кустика, ни даже деревца, на котором мог бы отдохнуть взгляд. Беса удивляло, как Чирс умудряется обнаруживать воду в выжженном солнцем аду. Меченому не раз приходило в голову, что без горданца, ему, пожалуй, не выбраться из пустыни, вздумай он продолжить путь в одиночестве.
   У высокого поросшего пожелтевшей травой кургана Чирс вдруг остановился:
   – Здесь степняки настигли последних уцелевших меченых, здесь потом и похоронили всех. Я знал многих из тех, кто тут лежит, и даже сиживал с ними за одним столом. Барак, вождь степняков, велел насыпать этот курган в знак признания доблести своих врагов. Где теперь Барак? И где былая степная вольница?
   – Он жив, этот Барак?
   – Вероятно, – пожал плечами Чирс.
   – Я убью его, – пообещал Бес.
   – Человека, который погубил меченых, зовут Геронт, запомни это имя, тебе позднее придется столкнуться с ним лицом к лицу. И еще одного человека опасайся – Кюрджи. Он долгое время был глазами Храма в Приграничье и, возможно, знает тебя в лицо. Личность мелкая, но при случае может больно укусить.
   – Ты ненавидишь Геронта? – спросил Бес.
   – Браво, – усмехнулся Чирс, – ты умеешь читать чужие мысли.
   – Нетрудно было догадаться, – буркнул Бес.
   – Пусть мы с тобой и не друзья, меченый, но враг у нас общий, и мы должны помогать друг другу.
   – Когда ты будешь вешать Геронта, я подержу веревку, – усмехнулся Бес.
   – Об этом можно помечтать здесь, в степи, но не советую делать этого в Храме – все мысли написаны у тебя на лице.
   – До сих пор мне не кого было обманывать.
   – Вот поэтому ты и попался как мальчишка в расставленные сети и подставил своих друзей. Я говорю тебе это для твоего же блага. Наш мир коварен, беспощаден, и простакам в нем не выжить. И не мечи должны быть твоим оружием, а голова. Запомни эти слова, меченый, – худого я тебе не пожелаю.

Глава 3
ШКОЛА

   Вот уже несколько месяцев Бес жил в этом странном и непонятном мире – мире наоборот, где реальность подменялась снами, а сон неожиданно оборачивался жестокой реальностью. Это была жизнь среди миражей, в которых терялось его собственное «я» и возникало ощущение черной, как беззвездное небо, пустоты. Странное ощущение, когда не существует ни жизни, ни смерти.
   Волосы на бритой голове Беса уже успели порядком отрасти, но он так и не понял ни сути Великого, ни предназначения Храма. Их школа, напоминавшая владетельские замки Приграничья, была затеряна в бескрайней выжженной солнцем степи, и Бес сомневался, что сумеет найти отсюда дорогу к людям, даже если ему удастся вырваться из каменной ловушки. Да и что ему искать среди людей. Человек должен быть одиноким и сильным, так сказал Чирс, и Бесу его слова понравились.
   Бес был одним из трехсот учеников в этом странном учебном заведении. Он не знал имен своих товарищей – только номера: первый, второй, третий... Сам Бес был тринадцатым, и ему нравилось это число. Он и стоял сейчас тринадцатым в ряду одетых в желтое послушников. Ордаз, младший жрец Храма Великого, прохаживался перед строем воспитанников с длинным хлыстом в сильной загорелой руке. Капюшон его балахона был откинут на спину, и лысый череп жреца лоснился от пота.
   «Храм Великого, – старательно думал Бес, – это лучшее, что создано в нашем мире, а жрец Ордаз лучший из всех, стоящих на плацу». Его череп – кладезь мыслей, умных, возвышенных, благородных. Нет наставника более мудрого и справедливого, чем достойный Ордаз. Служитель Храма жрец Ордаз – это сила, радость, величие и послушание, любовь к Великому и бесконечное смирение перед ним».
   Бес мусолил эти мысли до полного отупения. Это было настолько утомительно, что к концу дня у него раскалывалась голова. Наверное, его товарищам было столь же трудно, но Бес этого не знал да и знать не хотел. Послушникам категорически запрещалось разговаривать между собой. Впрочем, и сам жрец Ордаз не был красноречив. Иногда Бесу казалось, что он уже разучился разговаривать, но это обстоятельство не слишком огорчало юношу. Холодные неподвижные лица, пустые потухшие глаза, в которых не было и проблеска дружеского участия, никак не располагали к общению. Достойный Ордаз держал воспитанников в строгости, не позволяя им расслабиться. Его цепкие глаза, казалось, ни на миг не выпускали Беса из поля зрения.
   Ордаз взмахнул хлыстом, и привязанная к столбу собака завыла от боли. Бес ненавидел собак, он убивал их, он накапливал в своем сознании холодную ненависть к ним и выплескивал ее наружу тугими волнами. И эти волны, подобные ударам хлыста, избивали отощавшего пса, превращая его в объятую ужасом хрипящую падаль. И чем больше собака хрипела и билась от боли, тем сильнее была ненависть Беса.
   Жрец Ордаз смотрел на Беса с одобрением – в обращении с псами номеру тринадцатому не было равных. Два послушника подхватили хрипящее животное острыми крючьями и волоком потащили по плацу, поднимая тучи рыжеватой пыли. Бес стряхнул с лица капли пота. Расслабляться не стоило, это он знал по опыту. Как правило, занятия проводились с рассвета и до заката. Кроме физических упражнений, с которыми Бес справлялся без труда, были упражнения для тренировки мозга, и упражнение с собакой не самое трудное из них. Сегодня предстояло новое испытание, Ордаз предупреждал об этом вчера, и обычно холодные и пустые глаза его сверкали весельем. Бес тогда тоже удивился этому, но не придал значения. В ту минуту он готовился к ночному испытанию, быть может, самому тяжелому из всех. Ордаз называл его промывкой мозгов. Каждый вечер все триста воспитанников собирались в большом зале, надевали на головы шлемы Великого, чтобы подвергнуться чудовищному воздействию чужой неведомой силы, которая раздирала мозги на части. Бес слышал, как кричали рядом товарищи, но сам переносил боль молча, закусив до крови губы. После каждой такой «промывки» он частично терял память. Но и это было не все: кто-то невидимый с упорством маньяка пытался подсунуть ему чужую жизнь. Эта чужая жизнь проступала во снах, и Бес просыпался от собственного крика, обливаясь холодным потом. Храму не нужен был Бес, меченый из Приграничья, Храму нужен был Ахай, послушный слуга Великого, способный нести высшую мудрость непосвященным. Чужие образы вбивались в мозг тяжелыми безжалостными ударами, а его собственная жизнь терялась в отдаленных уголках сознания. Каждое утро Бес упрямо собирал свое прежнее, размываемое «я» и с ужасом осознавал, что с каждым днем это удается ему все труднее. Он уже не был Бесом, но не стал и Ахаем, а завис над пропастью в мучительном напряжении. Внутренняя борьба выматывала его, и он угрюмо думал, что когда-нибудь не выдержит и потеряет не только память, но и разум.
   Ордаз взмахнул хлыстом, и послушники дружно повернули направо. Бес шел последним, тяжело переставляя натруженные ноги. Холодная ненависть переполняла его. Все люди враги. И те, кто шагает сейчас впереди, и те, которые остались позади в давно утраченном мире. Храм дает силу, сила дает власть. Убивать во славу Великого. Смерть – наивысшее благо, которым Великий одаривает непокорных. Страх делает людей покорными. Кто не испытывает страха, тот должен умереть. Такова воля Великого. Убивать. Миллионы рук и миллионы мечей во славу Великого. Слава Великого – счастье Ахая.
   Бес споткнулся и едва не упал. Переполнявшая его ненависть рвалась наружу. Ордаз подал ему знак выйти из строя. Следом вышел номер третий: худой, смуглый суранец с вытянутым лицом. Бес ненавидел его – он ненавидел всех, на кого падал сейчас его взгляд, даже жреца Ордаза. И, может быть, в первую очередь жреца Ордаза. Номер третий смотрел на Беса с ненавистью, сочившейся из черных провалов глаз. Бес сжал кулаки и приготовился к драке.
   – Ваше оружие мозг, – слова Ордаза прозвучали как удар хлыста. – Сейчас мы узнаем, чему научились вы, Ахай и Дразд.
   Жрец указал им на столб, к которому были привязаны два человека в шлемах Великого и с черными повязками на глазах. Нет, это были не люди – это были черви, с промытыми до ослепительной белизны мозгами. Бес равнодушно наблюдал, как они корчатся от страха. Страх за собственную шкуру – это все, что им оставили кукловоды. Страх, боль и смерть во славу Великого. Бес не испытывал к ним ненависти, нельзя ненавидеть пустоту. Когда-то черви были людьми, такими же, как номера третий и тринадцатый, но не выдержали испытания. Бес знал, что это такое, он сам прошел через это и сумел сохранить себя. Поэтому он испытывал сейчас законное чувство гордости и превосходства. Черви недостойны его ненависти, а вот номер третий, которого жрец Ордаз назвал впервые Драздом – это совсем другое дело. Ордаз подал команду, его помощники развязали червей и развели по разным сторонам, сунув им в руки по мечу. Черви переминались с ноги на ногу, держа мечи на отлете, словно боялись порезаться о лезвия. Бес опытным глазом определил, что черви до обработки никогда не держали оружие в руках. Подобные навыки остаются навечно.
   – Убить!
   Бес с шумом втянул воздух и поправил шлем Великого. Ему достался неказистый червь с кривыми короткими ногами. Он почти на голову уступал в росте противнику, который обладал к тому же мускулистыми руками. Дразд злорадно покосился на Беса. Кривоногий задрожал от первого мысленного прикосновения кукловода и попытался стряхнуть с головы медный обод. Меченый без труда подавил его сопротивление. Кривоногий задвигался увереннее. Бес представил, что это он сейчас стоит на арене, держа в руках неуклюжий меч. Он попробовал взмахнуть оружием и удивился его тяжести. Меч был не так уж велик, но мышцы червя оказались слабоваты. Это обстоятельство следовало учитывать. Бес заставил кривоногого сделать несколько выпадов и остался доволен результатом. Теперь надо было заняться соперником. Рослый червь двигался боком, нелепо размахивая мечом. Бес сообразил, что Дразд никудышный боец, отсюда и неуверенность в движениях у его подопечного. Помощники жреца сняли с червей черные повязки, и Беса захлестнула волна панического страха, он едва не сорвал с головы шлем Великого. Червь заметался по арене с тоскливым воем. Бес с трудом справился с животным ужасом подопечного. Кривоногий успокоился и замер, опустив меч к ноге.
   Его противник держался более уверенно и даже поднял меч над головой, словно собирался колоть дрова. Бес, казалось, легко ушел от удара, но мышцы ног червя оказались недостаточно быстрыми. Это обернулось потерей правого уха. Кривоногий взвыл от боли и едва не выпустил меч из рук. Бес рассвирепел. Он уже не церемонился с кривоногим. Боль от раны передалась и ему, но он не обращал на нее внимания. Что ни говори, а у меченого был большой опыт во всем, что касалось драк. Он сделал ложный замах справа, верзила неуклюже попытался отразить удар, и тогда Бес просто перебросил меч из правой руки в левую. По его расчетам меч кривоногого должен был пронзить рослого червя насквозь, но он вновь ошибся, не рассчитал сил своего подопечного, – меч вошел в живот верзилы всего на несколько сантиметров. Верзила обхватил живот руками и опрокинулся на спину.
   – Добей, – приказал Ордаз.
   Кривоногий нанес рубящий удар по открытой шее поверженного врага. И опять удар оказался слишком слабым. Кривоногий рубил и рубил, а верзила все еще продолжал сучить длинными ногами. Беса едва не вырвало от отвращения. Рядом дико кричал Дразд. Он уже не контролировал своего червя, а просто корчился от боли вместе с ним. Ордаз сорвал с Дразда шлем Великого и ударил кулаком в челюсть. Номер третий отлетел в сторону и затряс головой. Сознание медленно возвращалось к нему, связь с верзилой прервалась, да тот уже, кажется, умер под ударами кривоногого червя. Кривоногий, повинуясь приказу Беса, опустил меч и устало присел рядом с убитым противником. Забрызганное кровью лицо его было тупым и безучастным. Помощники жреца подхватили его под руки и потащили прочь с арены. Бес снял шлем и угрюмо посмотрел на Ордаза, возбуждение прошло, иссякла и переполнявшая сознание ненависть.
   – Я доволен тобой, номер тринадцатый, – сказал Ордаз. – Ты заслужил право называться Ахаем, пролив первую кровь чужими руками. Ты сделал первый шаг в своем служении Храму, и этот шаг был уверенным.
   – Хвала Великому, – громко произнес Бес и вернулся в строй.
   Очнувшийся Дразд уныло сидел на земле, жрец брезгливо покосился в его сторону. Третьему номеру не суждено стать Мечом Храма, он проявил непростительную слабость, когда потерял контроль над своим подопечным, позволив его ужасу захлестнуть свой мозг. Храму нужны сильные. Последние слова Ордаза были приговором. Третий, так и не ставший Драздом, поднялся и побрел прочь, неуверенно переставляя худые длинные ноги.
   Все, что происходило потом, Бес помнил плохо – опустошенный мозг отказывался воспринимать реальность. Черви неумело рубились на мечах, нанося друг другу страшные раны. И те, кто были на арене, и те, кто управляли ими, кричали от боли и страха. Беса мутило от усталости и отвращения. К вечеру из тридцати человек в строю осталось двадцать три, но жрец Ордаз был доволен.
   – Совсем неплохо, – сказал он помощнику, – у других отсев куда больше.
   – Твои усилия, достойный, будут оценены посвященным Варом, Левой рукой Великого, да продлятся дни его вечно, – подобострастно оскалился помощник.
   Для Беса наступила пора новых испытаний. Он без труда научился управлять двумя и даже тремя червями, сначала с помощью шлема Великого, а потом и без него. Он старательно обучал своих пешек владению мечами и заслужил похвалу достойного Ордаза. Его черви без труда выигрывали все поединки, даже те, в которых противник превосходил их числом. Ордаз не скрывал удовлетворения – достойный Ахай становился его любимчиком.
   Бессловесные номера с обретением имен обрели и голоса. Бес уже не раз слышал их злобный шепот у себя за спиной. Впрочем, он давно уже не ощущал себя Бесом, меченым из Приграничья, а все больше становился Ахаем, жрецом Великого, будущей славой и мощью Храма. Шепот завистников раздражал Беса, и однажды он схлестнулся с самым злобным из своих врагов, горданцем Хармидом. Хармид претендовал на то, чтобы стать правой рукой Ордаза, и видел в лице выскочки Ахая главную помеху своим честолюбивым планам. Молодые жрецы никогда не использовали приобретенную в школе силу друг против друга, категорически запрещалось Ордазом, и все-таки взаимная ненависть Хармида и Ахая оказалась сильнее запретов и страха перед наказанием. Они схлестнулись глазами в присутствии десятка товарищей, испуганных никогда не виданным зрелищем. Впрочем, поединок длился недолго, а результат его потряс до глубины души всех присутствующих. Нет, Хармид не закрыл глаза, не отвернулся от черных глаз противника, признавая тем самым поражение, – он просто рухнул на пол, и красивое смуглое его лицо стало черным от удушья. Хармида удалось привести в чувство. Достойный Ордаз так ничего и не узнал о тайном поединке воспитанников, зато жрец Ахай с этого дня стал настоящим пугалом для товарищей. Его особое положение в школе уже никто не смел оспаривать, и никто из его соучеников не смел поднять глаза в присутствии жреца Ахая, а уж тем более бросить ему в спину недоброе слово. Бес придирчиво отбирал червей в свою десятку, учитывая все: возраст, крепость мускулов, врожденную ловкость, способность быстро реагировать на приказы. Он довольно быстро определил, что самые покорные черви отнюдь не самые лучшие бойцы. Бой требовал определенной самостоятельности, особенно бой групповой, когда сам Бес не в силах уследить за каждым выпадом или движением своих подопечных и их противников. Он упорно тренировал червей, доводя их движения до автоматизма. Бес равнодушно смотрел, как льется кровь чужих пешек, но страшно огорчался, когда из строя выходил кто-то из его десятки. Жаль было напрасно потраченного труда. Впрочем, подобные конфузы случались крайне редко – Бесу и его пешкам не было равных в школе. Их успехи даже встревожили жрецов-наставников, уж слишком велика была убыль исходного материала. По их приказу тупые мечи были заменены на деревянные. Нововведение не слишком понравилось Бесу, ибо вызывало массу споров о победителе. Достойный Ахай увеличил свой отряд сначала до двадцати, потом до тридцати, и наконец до пятидесяти пешек. Ничего подобного в школе раньше не случалось. Жрецы-наставники пребывали в растерянности: как отнесутся к подобному ново введению верховные жрецы Храма и сам посвященный Геронт? Но никто не мог отрицать очевидного – достойный Ахай управлялся с пятью десятками пешек лучше, чем его товарищи с одним.
   Система ведения боя, изобретенная Бесом, была довольно проста. Он положил в ее основу шахматы, в которые его научил играть Чирс. Бес довольно быстро освоился с игрой и не раз удивлял посвященного горданца неожиданными решениями. Сейчас Бес успешно применял полученные навыки в игре с живыми фигурами. В его полусотне было десять пешек, отличных стрелков-арбалетчиков, которых он редко пускал в сечу. Десять великанов-варваров, способных сдержать натиск превосходящих численностью противников, Бес называл турами и ставил обычно в центре. Два десятка степняков, отличных наездников, атаковали неприятеля с флангов. Себе Бес отвел роль ферзя и вступал в драку в самые решающие минуты во главе десятка самых отчаянных рубак.
   На протяжении нескольких месяцев Бес отлаживал свою систему, без труда расправляясь с отрядами соучеников, которые не успевали с обучением новых червей, взамен стремительно убывавших после каждого учебного боя. Пешки Беса удержу не знали и даже деревянными мечами наносили противнику существенный урон.
   Встревоженный Ордаз запретил достойному Ахаю и его червям участвовать в учебных боях, ибо их свирепость пре восходила разумные пределы. Бес не упал духом и продолжал оттачивать мастерство пешек в парных поединках. И его усилия не пропадали даром. Черви были отличным материалом, а Бес обладал даром творца. Он был богом в этом мире крови и боли, от него зависело, дать отличившемуся сладкий кусок и не менее сладкую самку на ночь или подвергнуть провинившегося наказанию, заставив корчиться от боли под страшным взглядом черных глаз. Он отучил их бояться смерти, ибо смерть была благом по сравнению с тем, что ожидало ослушника дрогнувшего в бою, а боль, которую причинял он, была страшнее боли от полученной в бою раны. Не Бес выдумал эту систему тренировки червей, но он довел ее до совершенства, виртуозно чередуя удары хлыста и сладкие пряники. Понятие человечности исчезало в этом страшном мире, и достойный жрец Ахай очень удивился бы, если бы кто-то вдруг упрекнул его в жестокости. Разве с ним обращались иначе? Просто у него оказалось достаточно воли, силы и разума, чтобы стать повелителем в этом аду.

Глава 4
ЭКЗАМЕН

   Бес приподнялся на стременах и оглядел ставшую уже привычной выжженную солнцем степь. Здесь, на окраине храмовых земель, сотне выпускников школы предстояло держать последний экзамен. Бес покосился на жрецов, расположившихся чуть поодаль, на пологом холме, отдельной, весьма живописной группой. Среди пяти посвященных и почтенных жрецов Храма выделялся благородством осанки Вар, Левая рука Великого, командующий вооруженными силами храмовиков. Расшитый серебром плащ Вара блестел в лучах восходящего солнца.
   Пешки держались плотной стаей за спиной Беса, их неподвижные лица были спокойны. А достойный Ахай волновался. Впервые ему предстояло опробовать свою тактику в настоящем бою, и от исхода этого боя зависело его будущее. Как и будущее девяноста девяти остальных учеников школы, которые сидели в седлах с красными от духоты и волнения лицами чуть впереди своих десяток, готовые победить или умереть во славу Великого на глазах посвященного Вара.
   Неправдоподобно синее небо где-то там, далеко-далеко, сливалось с бескрайней рыжей равниной. А потом вдруг у горизонта появилась черная полоска. Эта полоска все увеличивалась в размерах, и вскоре у Беса уже не осталось сомнений – степняки. Жрецы зашевелились в седлах. По священный Вар что-то бросил небрежно жрецу-наставнику, и Ордаз стремительно ринулся с холма, нахлестывая коня.
   – Приготовиться, – крикнул он ученикам, не доезжая десятка шагов.
   – Хвала Великому, – дружно отозвались сто глоток.
   – Атакуем все разом, – распорядился жрец-наставник. – В резерве останется только достойный Ахай со своими пешками. Так приказал посвященный Вар.
   Никто не осмелился возразить Ордазу, а уж тем более посвященному Вару, но взгляды, брошенные на Беса, были полны ненависти. Впрочем, зависть товарищей его нисколько не огорчила, да и голова его сейчас была занята другим.
   Степняки приближались с пугающей быстротой. С холма сорвался жрец и подскакал к Ордазу, длинный черный плащ почтенного развевался на ветру.
   – Это Барак, – крикнул он.
   И без того бледное лицо Ордаза побледнело еще больше, бесцветные губы шевельнулись в бессильном проклятии. Бес насторожился – имя Барака почему-то показалось ему знакомым.
   – Скажи посвященному Вару, что мы сделаем все возможное и невозможное, дабы задержать степняков.
   – Посвященный Вар остается. Он вверяет свою судьбу и твои руки, Ордаз. Не упусти шанса. Если мы уцелеем, то Вар тебя не забудет, достойный. – Жрец хлестнул коня нитью и поскакал обратно на холм, где спокойно восседал в седле посвященный Вар.
   Бесу его спокойствие понравилось. Пятьдесят воинов личной гвардии Вара двинулись было с места, чтобы прикрыть жрецов закованными в стальные доспехи телами, но посвященный жестом остановил их.