Страница:
– Он повесил трех моих приятелей у ворот замка.
– Если эти приятели того же сорта, что и буйствующие сейчас внизу, то я не удивлен, человек молодой,– нелюбезно отозвался Пигал, путаясь в широченных альбакеркских штанах.
– И это говорит магистр Белой магии, один из выдающихся гуманистов Светлого круга.
Достойнейший Пигал был смущен отповедью и поспешил оправдаться:
– Я говорю это к тому, человек молодой, что повешенные головорезы наверняка совершили какое-нибудь гнусное преступление.
– Вся их вина – пара альбакеркских тушканчиков, подстреленных на землях барона.
Да пропади он пропадом, этот Элькар Риго. Пигал готов был уже согласиться, что смерть слишком уж большая кара за столь незначительный проступок. Однако заметил вскользь, что частная собственность охраняется законом, а уважение к закону есть непреложная черта человека цивилизованного, коим князь Андрей Тимерийский, надо полагать, себя числит.
– Закон, по которому жизнь человека дешевле жизни тушканчика, плохой закон, ты не находишь, магистр? К тому же у меня есть кое-какие дела в замке барона, а этот подонок отказывается открыть передо мной ворота.
Что это за дела, князь объяснять не стал, а достойнейший Пигал вдруг почувствовал такую усталость, что у него пропала всякая охота задавать вопросы.
– Отдыхай, достойнейший,– Тимерийский небрежно кивнул головой на лежанку.– У нас еще будет время для разговора.
Пигал провалился в сон, как в омут, и вынырнул из него только на следующий день. Чувствовал он себя, как ни странно, вполне сносно, если не считать покалывания в правом боку и ноющей боли в левом колене, разбитом об альбакеркские камни. Но голова была легкой, и не было насморка, которого он опасался после столь долгого пребывания без одежды в сыром климате.
Магистру следовало поторопиться, поскольку вчерашние слова молодого человека вряд ли были пустой похвальбой. Достойнейший сиринец уже не раз имел возможность убедиться в том, что князь Тимерийский обещаний на ветер не бросает. Следовало любой ценой удержать его от опрометчивого шага, ибо кентавр Семерлинг вряд ли посмотрит сквозь пальцы на произвол, творимый в отношении одного из своих сподвижников.
Достойнейший Пигал, видимо, слишком долго занимался утренним туалетом, во всяком случае, когда он наконец появился в общем зале трактира, там уже никого не было. Если не считать хозяина, уныло протирающего стойку, настолько грязную, что, по мнению магистра, ни тряпка, ни вода ей уже помочь не могли. Крогус на вежливое здравие постояльца ответил небрежным кивком.
– Вся рвань отправилась к замку барона Риго.– Хозяин вздохнул, укоризненно глядя на сиринца.– Я бы на вашем месте, старец, был бы более осторожен в выборе знакомых.
– Что вы, собственно, хотите этим сказать? – Магистр был оскорблен безапелляционным тоном трактирщика, а особенно тем, что его назвали старцем.
– Этот молодой человек, не знаю каким ветром занесенный на наш несчастный Альбакерк, переворошил весь город. Слыханное ли дело – поднять руку на барона в его собственном замке! Да после этого нас просто с дерьмом смешают.
– Говорят, что барон казнил ни за что ни про что троих ваших обывателей,– продемонстрировал осведомленность в касанских делах Пигал.
– Кому интересна жизнь каких-то бродяг. Одним больше, одним меньше, кто их считает?
Такое пренебрежение чужой жизнью возмутило магистра, но он почел за благо промолчать, в конце концов, его все это касалось постольку поскольку.
– Я пытался удержать своего знакомого от опрометчивого поступка, но, к сожалению, молодость самонадеянна.
Поскольку Крогус не был юношей, то он охотно согласился с гостем, добавив между прочим, что девки сейчас пошли еще хуже парней и сладу с ними никакого не стало. Последние слова предназначались двум девицам, с брезгливым видом собирающим грязную посуду с залитых брагой столов.
– А у барона Риго нет случайно дочери или молодой жены?
– Нет там никого,– сердито буркнул хозяин и не слишком любезно повернулся к магистру спиной.
Поведение трактирщика, неожиданно оборвавшего столь плавно складывающийся разговор, удивило сиринца и заставило задуматься.
– А замок этот вовсе не баронов,– сказала одна из девиц.– Он был построен гельфами, когда на Альбакерке людей не было, а только ящерицы ползали. А барон Риго...
Закончить мысль девице не позволил Крогус, метнувший в ее сторону рассерженный взгляд вместе с приказом поторопиться. Сбитый с толку магистр покинул заведение без большой охоты. Долг обязывал его спешить к месту предполагаемой драмы, но опыт, накопленный за годы беспокойной жизни, подсказывал, что лучше не торопиться. В конце концов, и на князя, и на разъяренную толпу вряд ли подействуют доводы разумного человека. Бесполезно становиться на пути бурного потока, куда разумнее идти по его следам, собирая обломки после катастрофы. Пигал Сиринский не драчун, не авантюрист какой-нибудь, чтобы ввязываться в подобные истории. Его долг магистра и дознавателя изучать события и классифицировать их. Сообразуясь с этими мудрыми мыслями, Пигал не спеша продвигался по улицам городка, слишком уж грязного и кособокого, чтобы считаться жемчужиной Альбакерка, каковой охарактеризовал его кентавр Семерлинг. Впрочем, иронии у кентавра хватило бы не на одну подобную дыру. После осмотра местности и немногочисленных касанских достопримечательностей магистр пришел к выводу, что первые его впечатления об Альбакерке соответствуют истине: редкостная помойка, к тому же и с весьма неприятным климатом. А уж пронизывающий ветер и вовсе мог свести в могилу любого непривычного к такому обращению человека. Этот ветер, постоянно подталкивавший магистра в спину, и сыграл с ним злую шутку: Пигал оказался у места событий гораздо раньше, чем рассчитывал. Хотя, возможно, вина в том была не ветра, а взбунтовавшихся негодяев, которые на виду у мрачных замковых стен охладели пылом и уже не так горячо стремились покарать барона Риго за смерть своих вороватых приятелей.
Внимательно оглядев замок, магистр пришел к выводу, что в этот раз человек молодой переоценил свои силы. Редкостный был замок, достойнейшему Пигалу, исколесившему на своем веку немало планет, видеть подобные сооружения не доводилось. Кажется, Крогусова девица говорила о каких-то гельфах. И даже не о каких-то, а именно о гельфах – ученейшему магистру стыдно, конечно, забывать о подобных вещах. Впрочем, о гельфах столь мало известно, что забывать практически нечего. Замок гельфов не был замком в его привычных формах, а, скорее, напоминал голубоватую пирамиду, наглухо закупоренную со всех сторон. Непонятно было, как толпа собирается проникнуть за столь мощные стены, сложенные даже не из камня, а из неизвестного сиринцу материала.
– Разве такую махину за здорово живешь захватишь?– засомневался рослый детина, почесывая давно не мытую копну волос и укоризненно глядя при этом на магистра.– Чудит князь.
– А барон, говорят, колдун,– шмыгнул носом мужичонка, стоящий слева от магистра.– Костей не соберем.
– Князь тоже чародей не из последних,– возразил рослый.– Барон пожиже будет.
–А где сам князь? – полюбопытствовал Пигал.
– Велел нам ждать, а сам в замок ушел. Для князя эти стены нипочем.
– А гарнизон в замке большой?
– Три десятка стражников, не меньше. Но с ними мы справимся, нам бы только внутрь заскочить.
– Заскочишь,– сплюнул шмыгающий мужичонка.– К барону гость приехал, совсем, говорят, чудище.
– Какой гость? – насторожился Пигал.
– Да кто ж его знает,– пожал плечами пессимист.– Накостыляют нам за милую душу.
Толпа, осаждающая замок, была довольно приличной. Пигал насчитал около двухсот человек. Вооружены они, правда, были не ахти: ножи, пики, а в основном топоры.
– Открывается! – Рослый детина подпрыгнул на месте и хлопнул себя ладонями по ляжкам.
На месте еще минуту назад совершенно недвижимой и неподъемной глыбы, которую и на волосок, казалось, с места сдвинуть невозможно, образовался провал. То ли осажденные готовили вылазку, то ли у нападающих в замке оказались союзники, сказать пока было трудно. Во всяком случае, достойнейший Пигал, который неожиданно для себя оказался в эпицентре событий, так и не успел этого понять. Возбужденная толпа буквально вынесла оглушенного сиринца на стрежень и потащила дальше, туда, где слышались испуганные вопли и скрежет стали. Какое-то время магистру было не до наблюдений, все его усилия были направлены на то, чтобы удержаться на ногах и не захлебнуться в людском потоке.
Задача была не из легких, учитывая то обстоятельство, что достойнейший из сиринцев уступал альбакерцам в росте, да и приличным весом тоже похвастаться не мог. Потому и бросало его, как в бурном водовороте щепку. Пигалу показалось, что этот ужас может закончиться только с жизнью, когда неожиданно ему повезло. Какое-то не совсем дружественное, но благословенное альбакеркское колено выбило магистра из ревущей лавы на место если не тихое, то, по крайней мере, еще свободное от локтей и башмаков. Пигал попытался получше устроиться на завоеванном плацдарме, но, как известно уже давно и всем, лучшее – враг хорошего. Не успел еще магистр серой мышкой проскользнуть на галерею, чтобы осмотреть поле боя с возвышения, как здесь зазвенели мечи. И чья-то голова, увенчанная железным шишаком, скатилась по ступенькам прямо под ноги изумленному магистру. Нельзя сказать, что ученейший сиринец был напуган таким оборотом делао, поскольку он просто-напросто пришел в ужас и утратил всякую способность соображать. И вместо того чтобы ссыпаться вниз с этой проклятой галереи, он почему-то метнулся вправо, где драка только набирала силу. Десять оборванцев насели на трех стражниках, и те свирепо отмахивались мечами, дорого отдавая свою жизнь.
Достойнейший Пигал никогда не был поклонником бранных утех. Как истинный сиринец, он ставил разум выше силы и потому предпочел бы сейчас оказаться как можно дальше от замка, где кровавая жатва только набирала обороты. Магистр готов был согласиться, что есть некоторое очарование в том, как два облаченных в доспехи героя вышибают друг из друга снопы искр, но здесь, в замке барона Риго, он еще раз убедился, сколь несхож благородный поединок с настоящей бойней. Нападающие размахивали своими топорами с силой, неприличной для нормального человека, и если уж попадали, то последствия были просто ужасающими для человеческой плоти. Пигала мутило от запаха крови и криков боли и ярости. Самое ужасное было видеть человека с отрубленной рукой, который все пытался и никак не мог выбраться из сечи. Затих он только тогда, когда чей-то топор раскроил ему череп. Словом, магистр получил столько впечатлений, что их вполне хватило бы на всю оставшуюся жизнь.
Некоторое время он сидел под дубовым столом, не совсем осознавая, как его туда занесло. Видимо, кровавое зрелище оказалось не по силам впечатлительному сиринцу, и он на какое-то время совершенно потерял над собой контроль, что, возможно, и непростительно для магистра и дознавателя, но по-человечески так понятно. В этом зале, кажется, не дрались, во всяком случае, Пигал не слышал над своей головой страшного скрежета стали о сталь, который за нынешний день стал ему ненавистен. Приободрившись, магистр предпринял попытку высунуть нос из своего убежища. Никто ему в этом не препятствовал, никто не размахивал над его головой мечом, и это было почти счастье. Первое, что Пигал увидел после невероятного по своей смелости маневра, были сапоги, причем сапоги довольно поношенные и не совсем чистые. С похожими сапогами магистру уже доводилось сталкиваться на далекой Либии, и поэтому он без опаски поднял голову.
– Скажи, достойнейший, ты никогда не слышал о дороге гельфов?
Князь Тимерийский в задумчивости сидел над трупом врага, и на лице его, к удивлению Пигала, было написано сожаление. Правда, относилось его сожаление к убитому или к нечищеным сапогам, понять пока было трудно.
– Сказать, что я поражен, человек молодой, значит ничего не сказать. Ты сидишь и рассуждаешь на отвлеченные темы, когда в замке по твоей милости потоками льется кровь.
– Какая жалость,– с досадой произнес Тимерийский.
– Я рад, человек молодой, что чувство раскаяния тебе не чуждо.
– Он мне нужен был живой,– пояснил Андрей.
– Ты о чем? – удивился Пигал.
– Да вот об этом негодяе, магистр,– криво усмехнулся князь.– С его смертью оборвалась путеводная ниточка, которая могла вывести тебя на дорогу гельфов.
– А это разве не барон Риго? – Пигал был смущен и бездушием молодого человека, и собственным легковерием.
– Приглядись к нему повнимательней, магистр, и ты поймешь меру своего заблуждения.
Пигал последовал совету, хотя, если честно, то он видел сегодня столько трупов, что на веки вечные потерял к ним всякий интерес. Впрочем, в этот раз он пересилил себя. Убитый незнакомец не был альбакеркцем, не был он и человеком, даже на первый весьма нетребовательный взгляд. Конечно, Вселенная богата на причуды, но иногда кажется, что слишком уж богата.
– Откуда он здесь взялся?
– Я не успел его спросить об этом, он слишком поспешно умер.
Было в лице существа, лежащего на столе, нечто птичье, хотя, с другой стороны, всем своим обликом он менее всего напоминал птицу. А, может быть, мы совершенно напрасно пытаемся подогнать чужое обличье под знакомые с детства образы и только путаемся в собственном восприятии. Проблема была сугубо научной, требовала для решения тиши кабинета, и достойнейший магистр решил оставить ее до лучших времен.
– Послушай, достойнейший, ты ведь часто бывал на Альдеборане. Тебе не приходило в голову спросить у моего отца, откуда там взялись люди?
– Что значит «откуда»? – удивился Пигал.– Они пришли на планету вместе с твоим отцом.
– Я не о клане Тимер говорю,– поморщился князь.– С Героями все ясно. Объясни мне, как попали на Альдеборан десять тысяч альбакеркцев.
– Как все, я полагаю.– Пигал был поставлен вопросом князя в тупик.– А почему ты решил, что на Альдеборане были именно альбакеркцы, мало, что ли, в Светлом круге других планет?
Планет действительно много, но далеко не все их обитатели способны перемешаться меж звезд. А если говорить еще более откровенно, человек молодой кругом прав, а Пигал Сиринский, лучший дознаватель Светлого круга, мягко говоря, опростоволосился. Можно прихватить с чужой планеты девицу и, заключив в объятия, переместить в другую точку Вселенной, но это, пожалуй, все, на что способны самые отчаянные Герои. А вот для того, чтобы перебросить на другую планету тысячи человек, не ведающих о межзвездных переходах, не хватит никаких сил. И как это магистру, достойнейшему из мудрых, даже в голову не пришло задуматься над столь очевидной проблемой.
– Вербовали альбакеркцев для моего отца агенты кентавра Семерлинга, а отправлялись они на Альдеборан из этого замка.
– Но позволь, человек молодой! – возмутился Пигал.– Это же полный абсурд: альбакеркцы понятия не имеют о межзвездных переходах.
– Так и я о том же, магистр. Обрати внимание на стол. Из какого дерева он сделан, по-твоему?
– Вероятно, дуб,– не слишком уверенно отозвался Пигал.
– Это сиена, магистр. А сиена растет только на Альдеборане.
– Наверное, кто-то занес сюда семечко сиены, а уж потом из него выросло дерево. Вспомни о птице, вылупившейся из яйца, принесенного твоим отцом.
– С птицей тоже не все чисто, магистр.
– По-твоему выходит, что есть некое силовое поле, некая дорога, которая соединяет Альбакерк с Альдебораном, я тебя правильно понял, человек молодой?
– Правильно.
– Но ведь это абсурд,– зафыркал сиринец.– Россказни о дороге гельфов не более чем сказки. Это доказано уже давно крупнейшими умами Сирина, Эретрии и Нигии.
– Тогда, может быть, эти светлые умы объяснят мне, как люди попали на Либию, Альбакерк, Сирин, Нигию и так далее. На Альбакерке никогда не было приматов, на Сирине тоже, и список можно продолжить. А что вы скажете о генетической совместимости, магистр: моя мать родом с Земли, а отец с Парры, и вот я сижу перед вами – продукт их страсти.
– Мы все принадлежим Вселенной, человек молодой,– высокомерно ответил Пигал.– Все мы произошли из одного семени, так что говорить о несовместимости просто смешно.
– Даже с этим вот? – Тимерийский небрежно махнул рукой на труп.
– Живое во Вселенной многообразно.– Достойнейшего Пигала невежество князя возмущало до глубины души, нечего сказать, воспитал Семерлинг субъекта.– Но многие существа дублируются на разных планетах. Кошки, собаки, лошади, крысы, наконец.
– Так я о том же, магистр. Не станешь же ты утверждать, что крыса способна рассчитать кривую от Земли до Либии.
Спорить с князем было просто невозможно. Да и с какой стати сиринский магистр должен доказывать что-то неучу, не способному даже понять всей глубины его доводов? Если этому невежде хочется верить в дорогу гельфов – пусть верит.
– Так или иначе, достойнейший Пигал, но ключ к разгадке тайны мы с тобой упустили,– примирительно заметил князь.– И теперь помочь нам сможет только твой старый приятель Сюзи.
– А при чем здесь Сюзи?
Как вам это понравится: залил замок кровью, отправил в мир иной десятки людей, и, как выясняется, совершенно напрасно, только по причине суеверия и крайнего невежества. А теперь ему, видите ли, приспичило навестить шестиглавого дракона, чтобы поболтать о том о сем. А кто, скажите на милость, будет расхлебывать кашу, заваренную на Альбакерке?
– Не волнуйся, магистр.– Князь пренебрежительно махнул рукой.– Альбакерк – суровая планета, и подобные происшествия здесь случаются довольно часто. Через неделю все уже будет забыто.
– Возможно, альбакеркцы и забудут тебя через неделю, человек молодой, но кентавр Семерлинг никогда не простит тебе бесчинства в отношении своих людей.
– Так ты к барону Риго направлялся, достойнейший?
– Во всяком случае, мне рекомендовали его как очень приличного человека.
– В таком случае я очень сожалею, магистр, что ваша встреча не состоялась. Впрочем, ты можешь подождать его здесь. Он наверняка вернется, как только я покину замок. Так что решай сам, достойнейший, а у меня дела.
Пигал только вздохнул в ответ. Дела! Как вам это понравится? Начало было кровавым, и еще неизвестно, каким будет продолжение. Очень может быть, что, участвуя в безумствах князя Тимерийского, Пигал достигнет таких высот в преступлениях, что и Тартара для него будет мало. Остается только надеяться, что кентавр Семерлинг не ограничился услугами сиринского магистра, а принял и другие меры, способные хоть как-то остановить этого молодца. Достойнейший Пигал после всего увиденного и услышанного сегодня стал склоняться к мысли, что, быть может, у Высшего Совета действительно есть повод для беспокойства в отношении этого безумца.
Сиринец с большой неохотой снял с себя удобный и теплый альбакеркский костюм и подставил свое худое тело холодному ветру. Звезды выглядели уж очень неприветливо, особенно звезда Силия, к которой им предстояло отправиться.
– Если мне не изменяет память, шестая планета этой системы?
– Не изменяет,– ворчливо отозвался Пигал, про себя посылая подальше и звезду Силию, и шестую планету ее системы вместе с шестиглавым пьяницей Сюзи.
Но, как вскоре выяснилось, Пигал горячился напрасно, поскольку шестая планета встретила межзвездных скитальцев приветливо, чтобы не сказать ласково. Тишина стояла такая, что слышно было, как стрекочут потревоженные насекомые в густой траве. Ни дождя, ни ветерка, а только тихая, словно медом вымазанная ночь, от нежных объятий которой на душе у Пигала потеплело. Пожалуй, только храп шестиглавого Сюзи, доносившийся из пещеры, вносил существенный диссонанс в местную гармонию. Магистр нисколько не сомневался, что огнедышащий негодяй в стельку пьян и потребуются неимоверные усилия, чтобы добудиться хотя бы до одной его головы.
Дракон Сюзи никогда не отличался особой аккуратностью, поэтому в пещере пованивало не только спиртным. Два служителя спали здесь же у входа среди пустых бочек, и пьяны они были никак не меньше хозяина. Во всяком случае, все попытки Андрея Тимерийского вогнать их в разум так и не увенчались успехом. Против винных паров даже кулаки Героя бессильны.
– Это не дракон, а какой-то многоголовый ощипанный индюк. Тебе не кажется, магистр, что он здорово посинел с тех пор, как мы его видели в последний раз?
– Посинеешь тут.– Пигал с осуждением глянул на кучу пустых бочек в углу пещеры.
По мнению магистра, князь слишком азартно взялся приводить Сюзи в чувство. Мало ли что может померещиться дракону с пьяных глаз. Однако Сюзи был пьян до такой степени, что ему ничего не мерещилось, спал он как мертвый. Князь Тимерийский разгуливал по его туловищу, как по бульвару, и даже рискнул углубиться по длинному хвосту в самое нутро пещеры. Пигал присел у входа, пригрелся и даже задремал, дожидаясь беспокойного спутника.
– Ну, магистр, сейчас будет море смеха!
Пигал удивленно захлопал глазами, а Тимерийский подхватил его за руку и потащил из пещеры под звездное небо Вилана.
– Чуть повыше драконовой пещеры есть небольшое озерцо. Перемычка там совсем плевая, так что у Сюзи будет хорошая возможность искупаться в первый раз за долгие годы.
Пигал не успел даже рот открыть, чтобы выразить князю свое возмущение. Наверху что-то зарокотало, посыпались камни, и из зева пещеры вдруг мощным потоком хлынула вода вперемешку с пустыми бочками, потом вынесло дико вопящих служителей, и, наконец, словно с горы на лыжах выехал сам дракон Сюзи, несчастный, как мокрая курица. Все шесть голов его шипели от удивления, мотаясь при этом из стороны в сторону. Даже когда схлынул поток, Сюзи еще долго сидел в задумчивости, хлюпая хвостом по грязи и с удивлением разглядывая свои испачканные лапы.
– Эй, Сюзи,– окликнул его князь, когда ему наскучило веселиться.– По-моему, у вас наводнение.
– Пигал, дружище,– первая голова опознала наконец сиринца,– что же это такое?
Магистр испытал даже чувство неловкости за шутку молодого человека. В конце концов, шестиглавый не заслужил столь жестокого с собой обращения. Ну перебрал малость, с кем не случается?
– Все в порядке, Сюзи.– Андрей вытащил из грязи за шиворот одного из служителей.– Это всего лишь вода.
– Как «вода»? – ахнула от возмущения шестая голова.– А где же спирт?
– Спирт выпили,– доверительно сообщил ей служитель и уронил голову на грудь.
– Паразиты! – сделала вывод пятая голова.– Совсем бояться перестали!
– А мы к тебе по делу, Сюзи,– сообщил второй голове князь Тимерийский.
– Принесло Героя,– недовольно буркнула пятая голова.
– Это которого? – удивилась шестая голова.
– Пигалова дружка,– пояснила ей первая голова.
– Всем тихо! – прикрикнул Тимерийский.– Смотреть сюда!
Вторая голова с удивлением разглядывала пирамиду, которую князь лепил из грязи.
– Дожил,– горестно вздохнула пятая голова.– Бледная лягушка затыкает рот дракону Сюзи.
– А я, между прочим, еще не обедал,– задумчиво прогнусила шестая голова.
– Отравлюсь,– огорчилась первая голова.– У него четыре черных камушка на руке. С такими в желудке долго не живут.
– С кем ты связался, Пигал? – загрустила пятая голова.– Это же монстр!
– Узнаешь? – кивнул Андрей Тимерийский на пирамиду.
– Что-то не припомню я таких сооружений,– вздохнула вторая голова.
– Ну как же! – ахнула шестая голова.– Точно такую же я видел на Хрусе, только размерами побольше.
– Кое у кого совсем мозги высохли от спирта,– загрустила пятая голова.– И почему я не родился пятиглавым?
– А ты говоришь, не помню,– укорил Сюзи Тимерийский.
– А я помню,– взвилась шестая голова.– Меня там чуть не покусали эти паразиты. Как их...
– Заткнись,– бросила ей пятая голова.
– Не советую я тебе, Герой, туда отправляться,– заметила вторая голова.
– Пусть отправляется,– возразила пятая.– Одним Героем будет меньше.
– Слушай, Пигал,– доверительно склонилась к сиринцу первая голова,– ты же знаешь, как хорошо я к тебе отношусь. Плюнь ты на этого негодяя и уноси ноги. Хрус – это не планета, это сущий ад даже для много чего повидавшего дракона. А уж тебе, магистр, там и вовсе делать нечего, легонам ты на один зуб.
– А потом еще этот ублюдок,– вспомнила шестая голова.– С глазами.
– Великий Магус,– пояснила третья голова,– вот фигура, достойная восхищения дракона Сюзи. Вся планета Хрус в его власти. А уж кормят его... Разве меня здесь кормят, Пигал. Вчера пригнали стадо баранов, кожа да кости. Ковырялся, ковырялся, ну хоть бы на смех один приличный кусок попался. А знаешь почему, Пигал? Страха нет. Потому что дракон Сюзи добр и если подцепит кого-то на зуб, то исключительно для порядка, а не по злобе. А Великий Магус – это сволочь, каких поискать. Словом, не советую, Пигал.
– Проводи нас на Хрус.
Пятая голова даже взвизгнула от возмущения при этих словах князя:
– Он не в своем уме, этот Герой. Пигал, дружище, где ты откопал такого психа?
– Дракон красотку провожал,– пропела шестая голова,– трим-були-були-бундия, а следом пес ее бежал, трим-були-були-бундия.
– Брось дурака валять, Сюзи,– стоял на своем Тимерийский.– Ты же здесь сопьешься. Да и с питанием у тебя проблемы.
– Если эти приятели того же сорта, что и буйствующие сейчас внизу, то я не удивлен, человек молодой,– нелюбезно отозвался Пигал, путаясь в широченных альбакеркских штанах.
– И это говорит магистр Белой магии, один из выдающихся гуманистов Светлого круга.
Достойнейший Пигал был смущен отповедью и поспешил оправдаться:
– Я говорю это к тому, человек молодой, что повешенные головорезы наверняка совершили какое-нибудь гнусное преступление.
– Вся их вина – пара альбакеркских тушканчиков, подстреленных на землях барона.
Да пропади он пропадом, этот Элькар Риго. Пигал готов был уже согласиться, что смерть слишком уж большая кара за столь незначительный проступок. Однако заметил вскользь, что частная собственность охраняется законом, а уважение к закону есть непреложная черта человека цивилизованного, коим князь Андрей Тимерийский, надо полагать, себя числит.
– Закон, по которому жизнь человека дешевле жизни тушканчика, плохой закон, ты не находишь, магистр? К тому же у меня есть кое-какие дела в замке барона, а этот подонок отказывается открыть передо мной ворота.
Что это за дела, князь объяснять не стал, а достойнейший Пигал вдруг почувствовал такую усталость, что у него пропала всякая охота задавать вопросы.
– Отдыхай, достойнейший,– Тимерийский небрежно кивнул головой на лежанку.– У нас еще будет время для разговора.
Пигал провалился в сон, как в омут, и вынырнул из него только на следующий день. Чувствовал он себя, как ни странно, вполне сносно, если не считать покалывания в правом боку и ноющей боли в левом колене, разбитом об альбакеркские камни. Но голова была легкой, и не было насморка, которого он опасался после столь долгого пребывания без одежды в сыром климате.
Магистру следовало поторопиться, поскольку вчерашние слова молодого человека вряд ли были пустой похвальбой. Достойнейший сиринец уже не раз имел возможность убедиться в том, что князь Тимерийский обещаний на ветер не бросает. Следовало любой ценой удержать его от опрометчивого шага, ибо кентавр Семерлинг вряд ли посмотрит сквозь пальцы на произвол, творимый в отношении одного из своих сподвижников.
Достойнейший Пигал, видимо, слишком долго занимался утренним туалетом, во всяком случае, когда он наконец появился в общем зале трактира, там уже никого не было. Если не считать хозяина, уныло протирающего стойку, настолько грязную, что, по мнению магистра, ни тряпка, ни вода ей уже помочь не могли. Крогус на вежливое здравие постояльца ответил небрежным кивком.
– Вся рвань отправилась к замку барона Риго.– Хозяин вздохнул, укоризненно глядя на сиринца.– Я бы на вашем месте, старец, был бы более осторожен в выборе знакомых.
– Что вы, собственно, хотите этим сказать? – Магистр был оскорблен безапелляционным тоном трактирщика, а особенно тем, что его назвали старцем.
– Этот молодой человек, не знаю каким ветром занесенный на наш несчастный Альбакерк, переворошил весь город. Слыханное ли дело – поднять руку на барона в его собственном замке! Да после этого нас просто с дерьмом смешают.
– Говорят, что барон казнил ни за что ни про что троих ваших обывателей,– продемонстрировал осведомленность в касанских делах Пигал.
– Кому интересна жизнь каких-то бродяг. Одним больше, одним меньше, кто их считает?
Такое пренебрежение чужой жизнью возмутило магистра, но он почел за благо промолчать, в конце концов, его все это касалось постольку поскольку.
– Я пытался удержать своего знакомого от опрометчивого поступка, но, к сожалению, молодость самонадеянна.
Поскольку Крогус не был юношей, то он охотно согласился с гостем, добавив между прочим, что девки сейчас пошли еще хуже парней и сладу с ними никакого не стало. Последние слова предназначались двум девицам, с брезгливым видом собирающим грязную посуду с залитых брагой столов.
– А у барона Риго нет случайно дочери или молодой жены?
– Нет там никого,– сердито буркнул хозяин и не слишком любезно повернулся к магистру спиной.
Поведение трактирщика, неожиданно оборвавшего столь плавно складывающийся разговор, удивило сиринца и заставило задуматься.
– А замок этот вовсе не баронов,– сказала одна из девиц.– Он был построен гельфами, когда на Альбакерке людей не было, а только ящерицы ползали. А барон Риго...
Закончить мысль девице не позволил Крогус, метнувший в ее сторону рассерженный взгляд вместе с приказом поторопиться. Сбитый с толку магистр покинул заведение без большой охоты. Долг обязывал его спешить к месту предполагаемой драмы, но опыт, накопленный за годы беспокойной жизни, подсказывал, что лучше не торопиться. В конце концов, и на князя, и на разъяренную толпу вряд ли подействуют доводы разумного человека. Бесполезно становиться на пути бурного потока, куда разумнее идти по его следам, собирая обломки после катастрофы. Пигал Сиринский не драчун, не авантюрист какой-нибудь, чтобы ввязываться в подобные истории. Его долг магистра и дознавателя изучать события и классифицировать их. Сообразуясь с этими мудрыми мыслями, Пигал не спеша продвигался по улицам городка, слишком уж грязного и кособокого, чтобы считаться жемчужиной Альбакерка, каковой охарактеризовал его кентавр Семерлинг. Впрочем, иронии у кентавра хватило бы не на одну подобную дыру. После осмотра местности и немногочисленных касанских достопримечательностей магистр пришел к выводу, что первые его впечатления об Альбакерке соответствуют истине: редкостная помойка, к тому же и с весьма неприятным климатом. А уж пронизывающий ветер и вовсе мог свести в могилу любого непривычного к такому обращению человека. Этот ветер, постоянно подталкивавший магистра в спину, и сыграл с ним злую шутку: Пигал оказался у места событий гораздо раньше, чем рассчитывал. Хотя, возможно, вина в том была не ветра, а взбунтовавшихся негодяев, которые на виду у мрачных замковых стен охладели пылом и уже не так горячо стремились покарать барона Риго за смерть своих вороватых приятелей.
Внимательно оглядев замок, магистр пришел к выводу, что в этот раз человек молодой переоценил свои силы. Редкостный был замок, достойнейшему Пигалу, исколесившему на своем веку немало планет, видеть подобные сооружения не доводилось. Кажется, Крогусова девица говорила о каких-то гельфах. И даже не о каких-то, а именно о гельфах – ученейшему магистру стыдно, конечно, забывать о подобных вещах. Впрочем, о гельфах столь мало известно, что забывать практически нечего. Замок гельфов не был замком в его привычных формах, а, скорее, напоминал голубоватую пирамиду, наглухо закупоренную со всех сторон. Непонятно было, как толпа собирается проникнуть за столь мощные стены, сложенные даже не из камня, а из неизвестного сиринцу материала.
– Разве такую махину за здорово живешь захватишь?– засомневался рослый детина, почесывая давно не мытую копну волос и укоризненно глядя при этом на магистра.– Чудит князь.
– А барон, говорят, колдун,– шмыгнул носом мужичонка, стоящий слева от магистра.– Костей не соберем.
– Князь тоже чародей не из последних,– возразил рослый.– Барон пожиже будет.
–А где сам князь? – полюбопытствовал Пигал.
– Велел нам ждать, а сам в замок ушел. Для князя эти стены нипочем.
– А гарнизон в замке большой?
– Три десятка стражников, не меньше. Но с ними мы справимся, нам бы только внутрь заскочить.
– Заскочишь,– сплюнул шмыгающий мужичонка.– К барону гость приехал, совсем, говорят, чудище.
– Какой гость? – насторожился Пигал.
– Да кто ж его знает,– пожал плечами пессимист.– Накостыляют нам за милую душу.
Толпа, осаждающая замок, была довольно приличной. Пигал насчитал около двухсот человек. Вооружены они, правда, были не ахти: ножи, пики, а в основном топоры.
– Открывается! – Рослый детина подпрыгнул на месте и хлопнул себя ладонями по ляжкам.
На месте еще минуту назад совершенно недвижимой и неподъемной глыбы, которую и на волосок, казалось, с места сдвинуть невозможно, образовался провал. То ли осажденные готовили вылазку, то ли у нападающих в замке оказались союзники, сказать пока было трудно. Во всяком случае, достойнейший Пигал, который неожиданно для себя оказался в эпицентре событий, так и не успел этого понять. Возбужденная толпа буквально вынесла оглушенного сиринца на стрежень и потащила дальше, туда, где слышались испуганные вопли и скрежет стали. Какое-то время магистру было не до наблюдений, все его усилия были направлены на то, чтобы удержаться на ногах и не захлебнуться в людском потоке.
Задача была не из легких, учитывая то обстоятельство, что достойнейший из сиринцев уступал альбакерцам в росте, да и приличным весом тоже похвастаться не мог. Потому и бросало его, как в бурном водовороте щепку. Пигалу показалось, что этот ужас может закончиться только с жизнью, когда неожиданно ему повезло. Какое-то не совсем дружественное, но благословенное альбакеркское колено выбило магистра из ревущей лавы на место если не тихое, то, по крайней мере, еще свободное от локтей и башмаков. Пигал попытался получше устроиться на завоеванном плацдарме, но, как известно уже давно и всем, лучшее – враг хорошего. Не успел еще магистр серой мышкой проскользнуть на галерею, чтобы осмотреть поле боя с возвышения, как здесь зазвенели мечи. И чья-то голова, увенчанная железным шишаком, скатилась по ступенькам прямо под ноги изумленному магистру. Нельзя сказать, что ученейший сиринец был напуган таким оборотом делао, поскольку он просто-напросто пришел в ужас и утратил всякую способность соображать. И вместо того чтобы ссыпаться вниз с этой проклятой галереи, он почему-то метнулся вправо, где драка только набирала силу. Десять оборванцев насели на трех стражниках, и те свирепо отмахивались мечами, дорого отдавая свою жизнь.
Достойнейший Пигал никогда не был поклонником бранных утех. Как истинный сиринец, он ставил разум выше силы и потому предпочел бы сейчас оказаться как можно дальше от замка, где кровавая жатва только набирала обороты. Магистр готов был согласиться, что есть некоторое очарование в том, как два облаченных в доспехи героя вышибают друг из друга снопы искр, но здесь, в замке барона Риго, он еще раз убедился, сколь несхож благородный поединок с настоящей бойней. Нападающие размахивали своими топорами с силой, неприличной для нормального человека, и если уж попадали, то последствия были просто ужасающими для человеческой плоти. Пигала мутило от запаха крови и криков боли и ярости. Самое ужасное было видеть человека с отрубленной рукой, который все пытался и никак не мог выбраться из сечи. Затих он только тогда, когда чей-то топор раскроил ему череп. Словом, магистр получил столько впечатлений, что их вполне хватило бы на всю оставшуюся жизнь.
Некоторое время он сидел под дубовым столом, не совсем осознавая, как его туда занесло. Видимо, кровавое зрелище оказалось не по силам впечатлительному сиринцу, и он на какое-то время совершенно потерял над собой контроль, что, возможно, и непростительно для магистра и дознавателя, но по-человечески так понятно. В этом зале, кажется, не дрались, во всяком случае, Пигал не слышал над своей головой страшного скрежета стали о сталь, который за нынешний день стал ему ненавистен. Приободрившись, магистр предпринял попытку высунуть нос из своего убежища. Никто ему в этом не препятствовал, никто не размахивал над его головой мечом, и это было почти счастье. Первое, что Пигал увидел после невероятного по своей смелости маневра, были сапоги, причем сапоги довольно поношенные и не совсем чистые. С похожими сапогами магистру уже доводилось сталкиваться на далекой Либии, и поэтому он без опаски поднял голову.
– Скажи, достойнейший, ты никогда не слышал о дороге гельфов?
Князь Тимерийский в задумчивости сидел над трупом врага, и на лице его, к удивлению Пигала, было написано сожаление. Правда, относилось его сожаление к убитому или к нечищеным сапогам, понять пока было трудно.
– Сказать, что я поражен, человек молодой, значит ничего не сказать. Ты сидишь и рассуждаешь на отвлеченные темы, когда в замке по твоей милости потоками льется кровь.
– Какая жалость,– с досадой произнес Тимерийский.
– Я рад, человек молодой, что чувство раскаяния тебе не чуждо.
– Он мне нужен был живой,– пояснил Андрей.
– Ты о чем? – удивился Пигал.
– Да вот об этом негодяе, магистр,– криво усмехнулся князь.– С его смертью оборвалась путеводная ниточка, которая могла вывести тебя на дорогу гельфов.
– А это разве не барон Риго? – Пигал был смущен и бездушием молодого человека, и собственным легковерием.
– Приглядись к нему повнимательней, магистр, и ты поймешь меру своего заблуждения.
Пигал последовал совету, хотя, если честно, то он видел сегодня столько трупов, что на веки вечные потерял к ним всякий интерес. Впрочем, в этот раз он пересилил себя. Убитый незнакомец не был альбакеркцем, не был он и человеком, даже на первый весьма нетребовательный взгляд. Конечно, Вселенная богата на причуды, но иногда кажется, что слишком уж богата.
– Откуда он здесь взялся?
– Я не успел его спросить об этом, он слишком поспешно умер.
Было в лице существа, лежащего на столе, нечто птичье, хотя, с другой стороны, всем своим обликом он менее всего напоминал птицу. А, может быть, мы совершенно напрасно пытаемся подогнать чужое обличье под знакомые с детства образы и только путаемся в собственном восприятии. Проблема была сугубо научной, требовала для решения тиши кабинета, и достойнейший магистр решил оставить ее до лучших времен.
– Послушай, достойнейший, ты ведь часто бывал на Альдеборане. Тебе не приходило в голову спросить у моего отца, откуда там взялись люди?
– Что значит «откуда»? – удивился Пигал.– Они пришли на планету вместе с твоим отцом.
– Я не о клане Тимер говорю,– поморщился князь.– С Героями все ясно. Объясни мне, как попали на Альдеборан десять тысяч альбакеркцев.
– Как все, я полагаю.– Пигал был поставлен вопросом князя в тупик.– А почему ты решил, что на Альдеборане были именно альбакеркцы, мало, что ли, в Светлом круге других планет?
Планет действительно много, но далеко не все их обитатели способны перемешаться меж звезд. А если говорить еще более откровенно, человек молодой кругом прав, а Пигал Сиринский, лучший дознаватель Светлого круга, мягко говоря, опростоволосился. Можно прихватить с чужой планеты девицу и, заключив в объятия, переместить в другую точку Вселенной, но это, пожалуй, все, на что способны самые отчаянные Герои. А вот для того, чтобы перебросить на другую планету тысячи человек, не ведающих о межзвездных переходах, не хватит никаких сил. И как это магистру, достойнейшему из мудрых, даже в голову не пришло задуматься над столь очевидной проблемой.
– Вербовали альбакеркцев для моего отца агенты кентавра Семерлинга, а отправлялись они на Альдеборан из этого замка.
– Но позволь, человек молодой! – возмутился Пигал.– Это же полный абсурд: альбакеркцы понятия не имеют о межзвездных переходах.
– Так и я о том же, магистр. Обрати внимание на стол. Из какого дерева он сделан, по-твоему?
– Вероятно, дуб,– не слишком уверенно отозвался Пигал.
– Это сиена, магистр. А сиена растет только на Альдеборане.
– Наверное, кто-то занес сюда семечко сиены, а уж потом из него выросло дерево. Вспомни о птице, вылупившейся из яйца, принесенного твоим отцом.
– С птицей тоже не все чисто, магистр.
– По-твоему выходит, что есть некое силовое поле, некая дорога, которая соединяет Альбакерк с Альдебораном, я тебя правильно понял, человек молодой?
– Правильно.
– Но ведь это абсурд,– зафыркал сиринец.– Россказни о дороге гельфов не более чем сказки. Это доказано уже давно крупнейшими умами Сирина, Эретрии и Нигии.
– Тогда, может быть, эти светлые умы объяснят мне, как люди попали на Либию, Альбакерк, Сирин, Нигию и так далее. На Альбакерке никогда не было приматов, на Сирине тоже, и список можно продолжить. А что вы скажете о генетической совместимости, магистр: моя мать родом с Земли, а отец с Парры, и вот я сижу перед вами – продукт их страсти.
– Мы все принадлежим Вселенной, человек молодой,– высокомерно ответил Пигал.– Все мы произошли из одного семени, так что говорить о несовместимости просто смешно.
– Даже с этим вот? – Тимерийский небрежно махнул рукой на труп.
– Живое во Вселенной многообразно.– Достойнейшего Пигала невежество князя возмущало до глубины души, нечего сказать, воспитал Семерлинг субъекта.– Но многие существа дублируются на разных планетах. Кошки, собаки, лошади, крысы, наконец.
– Так я о том же, магистр. Не станешь же ты утверждать, что крыса способна рассчитать кривую от Земли до Либии.
Спорить с князем было просто невозможно. Да и с какой стати сиринский магистр должен доказывать что-то неучу, не способному даже понять всей глубины его доводов? Если этому невежде хочется верить в дорогу гельфов – пусть верит.
– Так или иначе, достойнейший Пигал, но ключ к разгадке тайны мы с тобой упустили,– примирительно заметил князь.– И теперь помочь нам сможет только твой старый приятель Сюзи.
– А при чем здесь Сюзи?
Как вам это понравится: залил замок кровью, отправил в мир иной десятки людей, и, как выясняется, совершенно напрасно, только по причине суеверия и крайнего невежества. А теперь ему, видите ли, приспичило навестить шестиглавого дракона, чтобы поболтать о том о сем. А кто, скажите на милость, будет расхлебывать кашу, заваренную на Альбакерке?
– Не волнуйся, магистр.– Князь пренебрежительно махнул рукой.– Альбакерк – суровая планета, и подобные происшествия здесь случаются довольно часто. Через неделю все уже будет забыто.
– Возможно, альбакеркцы и забудут тебя через неделю, человек молодой, но кентавр Семерлинг никогда не простит тебе бесчинства в отношении своих людей.
– Так ты к барону Риго направлялся, достойнейший?
– Во всяком случае, мне рекомендовали его как очень приличного человека.
– В таком случае я очень сожалею, магистр, что ваша встреча не состоялась. Впрочем, ты можешь подождать его здесь. Он наверняка вернется, как только я покину замок. Так что решай сам, достойнейший, а у меня дела.
Пигал только вздохнул в ответ. Дела! Как вам это понравится? Начало было кровавым, и еще неизвестно, каким будет продолжение. Очень может быть, что, участвуя в безумствах князя Тимерийского, Пигал достигнет таких высот в преступлениях, что и Тартара для него будет мало. Остается только надеяться, что кентавр Семерлинг не ограничился услугами сиринского магистра, а принял и другие меры, способные хоть как-то остановить этого молодца. Достойнейший Пигал после всего увиденного и услышанного сегодня стал склоняться к мысли, что, быть может, у Высшего Совета действительно есть повод для беспокойства в отношении этого безумца.
Сиринец с большой неохотой снял с себя удобный и теплый альбакеркский костюм и подставил свое худое тело холодному ветру. Звезды выглядели уж очень неприветливо, особенно звезда Силия, к которой им предстояло отправиться.
– Если мне не изменяет память, шестая планета этой системы?
– Не изменяет,– ворчливо отозвался Пигал, про себя посылая подальше и звезду Силию, и шестую планету ее системы вместе с шестиглавым пьяницей Сюзи.
Но, как вскоре выяснилось, Пигал горячился напрасно, поскольку шестая планета встретила межзвездных скитальцев приветливо, чтобы не сказать ласково. Тишина стояла такая, что слышно было, как стрекочут потревоженные насекомые в густой траве. Ни дождя, ни ветерка, а только тихая, словно медом вымазанная ночь, от нежных объятий которой на душе у Пигала потеплело. Пожалуй, только храп шестиглавого Сюзи, доносившийся из пещеры, вносил существенный диссонанс в местную гармонию. Магистр нисколько не сомневался, что огнедышащий негодяй в стельку пьян и потребуются неимоверные усилия, чтобы добудиться хотя бы до одной его головы.
Дракон Сюзи никогда не отличался особой аккуратностью, поэтому в пещере пованивало не только спиртным. Два служителя спали здесь же у входа среди пустых бочек, и пьяны они были никак не меньше хозяина. Во всяком случае, все попытки Андрея Тимерийского вогнать их в разум так и не увенчались успехом. Против винных паров даже кулаки Героя бессильны.
– Это не дракон, а какой-то многоголовый ощипанный индюк. Тебе не кажется, магистр, что он здорово посинел с тех пор, как мы его видели в последний раз?
– Посинеешь тут.– Пигал с осуждением глянул на кучу пустых бочек в углу пещеры.
По мнению магистра, князь слишком азартно взялся приводить Сюзи в чувство. Мало ли что может померещиться дракону с пьяных глаз. Однако Сюзи был пьян до такой степени, что ему ничего не мерещилось, спал он как мертвый. Князь Тимерийский разгуливал по его туловищу, как по бульвару, и даже рискнул углубиться по длинному хвосту в самое нутро пещеры. Пигал присел у входа, пригрелся и даже задремал, дожидаясь беспокойного спутника.
– Ну, магистр, сейчас будет море смеха!
Пигал удивленно захлопал глазами, а Тимерийский подхватил его за руку и потащил из пещеры под звездное небо Вилана.
– Чуть повыше драконовой пещеры есть небольшое озерцо. Перемычка там совсем плевая, так что у Сюзи будет хорошая возможность искупаться в первый раз за долгие годы.
Пигал не успел даже рот открыть, чтобы выразить князю свое возмущение. Наверху что-то зарокотало, посыпались камни, и из зева пещеры вдруг мощным потоком хлынула вода вперемешку с пустыми бочками, потом вынесло дико вопящих служителей, и, наконец, словно с горы на лыжах выехал сам дракон Сюзи, несчастный, как мокрая курица. Все шесть голов его шипели от удивления, мотаясь при этом из стороны в сторону. Даже когда схлынул поток, Сюзи еще долго сидел в задумчивости, хлюпая хвостом по грязи и с удивлением разглядывая свои испачканные лапы.
– Эй, Сюзи,– окликнул его князь, когда ему наскучило веселиться.– По-моему, у вас наводнение.
– Пигал, дружище,– первая голова опознала наконец сиринца,– что же это такое?
Магистр испытал даже чувство неловкости за шутку молодого человека. В конце концов, шестиглавый не заслужил столь жестокого с собой обращения. Ну перебрал малость, с кем не случается?
– Все в порядке, Сюзи.– Андрей вытащил из грязи за шиворот одного из служителей.– Это всего лишь вода.
– Как «вода»? – ахнула от возмущения шестая голова.– А где же спирт?
– Спирт выпили,– доверительно сообщил ей служитель и уронил голову на грудь.
– Паразиты! – сделала вывод пятая голова.– Совсем бояться перестали!
– А мы к тебе по делу, Сюзи,– сообщил второй голове князь Тимерийский.
– Принесло Героя,– недовольно буркнула пятая голова.
– Это которого? – удивилась шестая голова.
– Пигалова дружка,– пояснила ей первая голова.
– Всем тихо! – прикрикнул Тимерийский.– Смотреть сюда!
Вторая голова с удивлением разглядывала пирамиду, которую князь лепил из грязи.
– Дожил,– горестно вздохнула пятая голова.– Бледная лягушка затыкает рот дракону Сюзи.
– А я, между прочим, еще не обедал,– задумчиво прогнусила шестая голова.
– Отравлюсь,– огорчилась первая голова.– У него четыре черных камушка на руке. С такими в желудке долго не живут.
– С кем ты связался, Пигал? – загрустила пятая голова.– Это же монстр!
– Узнаешь? – кивнул Андрей Тимерийский на пирамиду.
– Что-то не припомню я таких сооружений,– вздохнула вторая голова.
– Ну как же! – ахнула шестая голова.– Точно такую же я видел на Хрусе, только размерами побольше.
– Кое у кого совсем мозги высохли от спирта,– загрустила пятая голова.– И почему я не родился пятиглавым?
– А ты говоришь, не помню,– укорил Сюзи Тимерийский.
– А я помню,– взвилась шестая голова.– Меня там чуть не покусали эти паразиты. Как их...
– Заткнись,– бросила ей пятая голова.
– Не советую я тебе, Герой, туда отправляться,– заметила вторая голова.
– Пусть отправляется,– возразила пятая.– Одним Героем будет меньше.
– Слушай, Пигал,– доверительно склонилась к сиринцу первая голова,– ты же знаешь, как хорошо я к тебе отношусь. Плюнь ты на этого негодяя и уноси ноги. Хрус – это не планета, это сущий ад даже для много чего повидавшего дракона. А уж тебе, магистр, там и вовсе делать нечего, легонам ты на один зуб.
– А потом еще этот ублюдок,– вспомнила шестая голова.– С глазами.
– Великий Магус,– пояснила третья голова,– вот фигура, достойная восхищения дракона Сюзи. Вся планета Хрус в его власти. А уж кормят его... Разве меня здесь кормят, Пигал. Вчера пригнали стадо баранов, кожа да кости. Ковырялся, ковырялся, ну хоть бы на смех один приличный кусок попался. А знаешь почему, Пигал? Страха нет. Потому что дракон Сюзи добр и если подцепит кого-то на зуб, то исключительно для порядка, а не по злобе. А Великий Магус – это сволочь, каких поискать. Словом, не советую, Пигал.
– Проводи нас на Хрус.
Пятая голова даже взвизгнула от возмущения при этих словах князя:
– Он не в своем уме, этот Герой. Пигал, дружище, где ты откопал такого психа?
– Дракон красотку провожал,– пропела шестая голова,– трим-були-були-бундия, а следом пес ее бежал, трим-були-були-бундия.
– Брось дурака валять, Сюзи,– стоял на своем Тимерийский.– Ты же здесь сопьешься. Да и с питанием у тебя проблемы.