Страница:
– Любопытно,– протянул Феликс.– А если я попробую повторить твой трюк с девчонкой, у меня получится?
– Попробуй,– подзадорил ибсянин.– Тогда и увидим.
Станцию разыскали без труда, благо предусмотрительные строители соорудили ее недалеко от голубого замка. Феликс сосредоточился, представляя во всем блеске свою несравненную. Отпечаталась она в его памяти на редкость четко. Барон поднял руку, сигнализируя спутникам, и шагнул вперед, но, как вскоре выяснилось, одного шага было мало, путь предстоял неблизкий. Надо сказать, что ощущения в этот момент он испытывал необычные. Очень похоже было на то, что кто-то посторонний пробрался в его мозги и отдает команды ногам, которые с готовностью маршируют. А закончилось все так же внезапно, как и началось,– распахнулись ворота гельфов, и нестерпимый свет ударил в глаза. Запамятовав, Феликс обнаружил себя на берегу озера и чуть ли не по колено в воде. Все-таки гельфы были странными людьми, место для станции можно было выбрать и посуше.
– Согласись, трефовый, моя планета поприличнее твоей.
Андрей Ибсянин хмуро смотрел на синеватую воду и восхищаться Феликсовой планетой не спешил. Зато Пигалу планета нравилась. Он осмелел до того, что потрогал воду пальцем. С пальцем ничего не случилось – вода была самой обыкновенной и на ощупь, и на вкус. На вкус ее, впрочем, пробовал сам Феликс, к величайшему неудовольствию магистра.
– Вы можете подхватить заразу, человек молодой. Поразительное легкомыслие.
К сожалению, кроме воды, под рукой не было ничего такого, чем можно было бы утолить жажду, а захваченное с гостеприимной Вефалии вино закончилось. Феликс так расстроился по этому поводу, что зашвырнул пустую фляжку далеко в озеро.
– Лодка нужна,– сказал он своим спутникам.– Несравненная не иначе как на острове проживает.
Ехали по песчаному пляжу недолго и наткнулись как раз на то, что искали. Лодка, способная вместить трех человек, болталась у берега, а в уключинах торчали весла.
– Знать бы еще, куда плыть,– покачал головой Пигал.
– Вон то облачко на горизонте наверняка остров.– Феликс первым ступил на хрупкую посудину.
Коней расседлали и пустили на зеленую траву. Ибсянин оттолкнул лодку от берега и запрыгнул сам. Барон, демонстрируя мессонскую лихость, бодро взялся за весла. Однако после часа гребли бодрости у него поубавилось, а через два часа появилось сильнейшее желание забросить весла подальше.
– Послушай, трефовый, а не пора ли тебе меня сменить?
– Не могу,– возразил Андрей.– Дорогу к несравненной знаешь только ты.
Ругательствам, которые висели на языке у Феликса, так и не суждено было вырваться наружу. Как раз в этот момент прозвучал спокойный голос ибсянина:
– Остров.
– Спорим, трефовый, что Милена сама выйдет меня встречать.
– Вместе с рогатым псом,– подтвердил Андрей.
Скучный он человек, этот инопланетный братец. То ли дело просвещеннейший магистр: и собеседник любезный, и храбрец, каких во Вселенной по пальцам пересчитать. Магистр на похвалы барона никак не отреагировал, то ли был погружен в свои мысли, то ли вообще задремал.
– Девушка,– поделился наблюдениями впередсмотрящий ибсянин.
– А собака? – спросил барон, сидящий к объекту спиной.
– Собаки нет,– разочаровал его Андрей.– Зато в наличии два молодых человека приятной наружности.
Лодка врезалась в песок, и Феликс наконец-то смог обернуться. Ибсянин был прав, да и наружность молодых людей показалась барону знакомой. А что касается девушки, то сестричка Лулу потрясающе смотрелась в своем пестром вефалийском наряде на фоне багрового заката.
– Я так и знал, что Вселенная для нас тесновата,– вздохнул Феликс.
Встреча тем не менее получилась вполне братской, если не считать того, что червонный Птах так сдавил Пигала Сиринского в объятиях, что надолго сбил тому дыхание. Именно по этой причине в роли рассказчика выступил барон Феликс.
– А у нас девушек не было,– обиделся на судьбу Птах Арлиндский.– Сразу же нарвались на монстров в голубом замке.
– Это Лулу виновата,– сказал Феликс.– Она своими чарами отваживает красавиц. Недаром же просвещеннейший Пигал намекал, что принцесса Вефалийская – ведьма.
Магистр, уже обретший дыхание, едва вновь его не потерял от возмущения.
– Как вам не стыдно, человек молодой! Никогда в жизни я не позволял себе ничего подобного.
– Перестань, Феликс,– остерег барона Гиг Мессонский.– Шуточки не доведут тебя до добра.
Его высочество пребывал в дурном и даже, кажется, сварливом настроении. Видимо, путешествие по планетам Темного круга, где вместо фиалок ему навстречу спешили только монстры, очень плохо отразилось на его самочувствии.
– Я что-то вас не понимаю,– сказал Птах.– Почему вы оставили несравненных на Релане и зачем пожаловали сюда?
– Феликс не сказал вам главного,– пояснил Андрей,– несравненные обернулись уродами, от которых мы едва ноги унесли.
– Вы можете нам внятно объяснить, как вы нас нашли? – рассердилась на братьев Лулу.
– Конечно, я мог бы сказать, что приплыли мы сюда для того, чтобы увидеть дорогих родственников, но мне же никто не поверит,– закручинился Феликс.– А потому пусть вас просвещает просвещеннейший из нас.
Магистр отнюдь не возражал против дельного предложения барона, ибо фантазии Феликса могли только запутать его слушателей, а не прояснить происшедшее. Рассказ Пигала был выслушан с большим вниманием, и даже устроившийся на песке поодаль пиковый кавалер ни разу его не перебил, что вполне можно засчитать барону за подвиг.
– А можно взглянуть на карты? – спросил Гиг после того, как Пигал закончил рассказ.
Магистр не замедлил представить молодым людям все четыре новых изображения. По мнению Лулу, все девушки были хороши, кроме Феликсовой Милены, которую она назвала кривлякой.
– Я протестую, магистр Пигал,– вознегодовал барон.– Только ведьма могла назвать кривлякой несравненную фиалку моего сердца.
Лулу оставила вопль Феликса без ответа по причине глубочайшей задумчивости. Приуныло и все блестящее общество, поскольку выяснилось, что на острове, вопреки ожиданиям пикового кавалера, несравненных нет. И замков тут тоже нет. И вообще ничего здесь нет, кроме песка, травы и станции гельфов, неизвестно зачем построенной в этой глуши. Вот и верь после этого ибсянам. Разве не трефовый кавалер втравил благородного мессонского барона в беспросветное дело, дав ему никчемный совет?
– А вы каким образом здесь оказались? – спросил Феликс.
Вопрос был совершенно резонным, даром что пришел он в голову легкомысленному пиковому кавалеру, а не просвещеннейшему Пигалу, кладезю ума и образцу проницательности, как окрестил его все тот же Феликс.
– Нас сюда вывела Лулу,– пояснил Гиг Мессонский.
– Наша сестричка, между прочим, занялась колдовством,– шепотом наябедничал просвещеннейшему барон.– Обратите внимание, она собирается работать на черной волне. Неужели вас, магистра Белой магии, это не шокирует?
Просвещеннейший Пигал пребывал сейчас в сильном смущении, поскольку не было никаких сомнений в том, что принцесса была сейчас занята не тем делом, которое человек зрелый мог бы порекомендовать девушке ее возраста. У Лулу был камень, черный куб, а в качестве среды погружения она использовала четыре карты, выложив из них что-то вроде колодца. Из этого колодца повалил вдруг черный дым, который вывел из глубокой задумчивости Гига Мессонского.
– У нас ужин? – спросил он.
– Лулу колдует,– разочаровал его Птах.
Его ответ Гига, похоже, не огорчил, поскольку он опять впал в поэтическую задумчивость.
– Послушайте, просвещеннейший,– не унимался Феликс,– вам не кажется, что вы связались с очень подозрительной семейкой. Папа пропал неизвестно где, милая сестричка – ведьма, трефовый братец с Ибиса – колдун, в чем мы с вами уже убедились. Но если вы думаете, что Птах с Гигом – это мед, то глубоко заблуждаетесь. Это потенциальные тираны, которым только матушка мешает развернуться во всю ширь. Вот вы недавно спрашивали о моих детях, а, скажем, у Гига их пятеро, у Птаха, по слухам, шестеро. И, как вы понимаете, это только те, которых они могли признать, не уронив достоинства. Ну а сколько от них нарожали простые мессонские и арлиндские бабы, этого вам никто не скажет. Нет данных. И выходит, что единственный приличный человек в семье – это я, барон Феликс Садерлендский. Хотя бы потому, что всех семерых своих детей я знаю по именам и с их мамами нахожусь в большой дружбе. И вот такую семейку Высший Совет в вашем лице, магистр, выпускает на большую дорогу. Вы задумывались, просвещеннейший, о последствиях такого шага?
Просвещеннейший Пигал задумался, более того, от дум у него уже голова кружилась. А ответственность с такой силой давила на плечи, что он в последние дни даже уменьшился в росте. И от этих проявившихся на картах девушек он не знал, чего ждать. Как не мог разгадать и хитросплетений чужой игры. Допустим, с чудовищами все было более или менее ясно: не явись молодые люди в гельфийские замки, могла бы разразиться катастрофа, и великое множество монстров, сотворенных изощренными мозгами гельфов, могли бы вырваться на волю. К счастью, катастрофу удалось предотвратить. Но на месте чудовищ ни с того ни с сего появились реланские девушки. А ведь планету Релан выбрал сам магистр. Выходит, что и Пигал Сиринский не свободен от воздействия Черной плазмы? Прямо по пословице – «с кем поведешься, от того и наберешься». Если об этом факте узнают на Сирине, то путь к возвращению на родную планету Пигалу будет закрыт навсегда. На этот счет законы Сирина суровы. И вряд ли в этом сделают исключение даже для члена Высшего Совета, спасшего человеческую цивилизацию. Впрочем, Пигал ее пока еще только очень надеялся спасти.
Прекраснейшая Лулу закончила наконец свое совещание с дымом и гарью и вернула кавалерам их прекрасных дам, пока, правда, только в нарисованном виде, но неповрежденных.
– Вам, мальчики, придется здорово поработать, чтобы вытащить несравненных из цепких лап,– серьезно сказала принцесса.– Причем я даже не знаю, зачаты ли они подобающим образом папами и мамами, или появились на свет другим путем.
– У нашей сестрички Лулу есть одна замечательная особенность,– вздохнул Феликс.– Она говорит так ясно и понятно, что лично у меня скисают мозги. А у вас как с мозгами, магистр?
Честно говоря, Пигал вефалийскую принцессу тоже не совсем понял. О чем и не замедлил ей сообщить.
– Я это к тому, что несравненные могут оказаться всего лишь материализованными грезами моих братьев.
– Ты хочешь сказать,– встрепенулся Гиг,– что кто-то записал мои мечты о прекрасной женщине и создал на их основе реальное существо?
– Именно так,– кивнула головой Лулу.– А на Релане, возможно, была проба пера.
– Ну хорошо,– согласился Феликс,– мы с трефовым такие-сякие и через эти карты связаны с Черной плазмой, но возьмите просвещеннейшего Пигала, человека чистейшей души, откуда на Релане для него нашлась тетушка?
– Я думаю, что мы оказались между двух сил,– высказал свое мнение ибсянин.– Одна сила действует через карты, другая – посредством дороги гельфов.
– А почему тогда не сработало твое предложение в моем исполнении и нас забросило на эту планету?
– Оно сработало,– возразил Андрей.– Ты ведь думал не только о своей Милене, но и о других девушках и наверняка сравнивал их достоинства. Вот тебя и вынесло на людей, с которыми эти образы ассоциировались, то есть на Гига и Птаха. Похоже, дорога гельфов контролирует перемещения всех выходящих на нее людей.
– Феликс – известный бабник,– подтвердил Гиг,– и всегда тянется к чужому.
Барон готовился к затяжному спору, но тут в дело вмешалась Лулу:
– Мы с просвещеннейшим Пигалом остаемся здесь, чтобы прийти на помощь любому, кто в ней будет нуждаться.
– Интересно,– ухмыльнулся Феликс,– а как вы узнаете, что мы нуждаемся в вашей помощи?
– По картам,– пояснила принцесса.– Я надеюсь, мальчики, что вы не уроните честь клана Тимер. Всего хорошего.
После столь вдохновляющей речи ничего другого не оставалось, как взять в руки мечи и отправиться по дороге гельфов к черту в зубы. Феликс ворчал до самой станции, путь до которой, к счастью, оказался не слишком длинным.
– До чего же занудные в Мессонской империи бароны,– вздохнул Птах Арлиндский.
– А Арлиндии с принцами всегда не везло,– не остался в долгу Феликс.
Впрочем, на этом спор и угас. Оставалось закрыть глаза и сосредоточиться на своем. После чего ноги сами понесли Феликса по дороге. Причем в этот раз прогулка была непродолжительной. Не успел барон Садерлендский вволю насладиться образом несравненной, как перед его глазами сверкнул нестерпимо белый свет, и он обнаружил себя на лужайке, в местности, поразительно напоминающей реланские пейзажи. Примечательным было то, что все прочие кавалеры были тут же и растерянно разглядывали друг друга.
– Это Феликс виноват,– выдвинул версию Птах.– Опять он запутался в Миленах.
– Я протестую,– возмутился барон.– Во всем виноват Птах, он затеял ссору на станции и сбил меня с мысли.
– Планета похожа на Релан,– сказал Андрей, оглядываясь по сторонам.
– Так Релан и есть,– подтвердил Феликс.– А вон на той поляне я обронил перчатку. Надо будет ее поискать.
– Глупости,– махнул рукой принц Мессонский.– Эта планета не может быть Реланом, мы находимся на другом конце Вселенной.
– Недокоронованные особы всегда все знают лучше всех,– взвился Феликс.– А я вам говорю, что это Релан, а вон там Пигал увидел своего оленя, я – либийского мухора, а трефовый – пятнистого кабана.
– На планете Релан богатейшая фауна, судя по всему,– усмехнулся Птах.
– Не знаю, как здесь с фауной, но на поверку нам предъявили пса Арто, который был похож и на оленя, и на мухора, и на пятнистого кабана.
– Редкостный, должно быть, пес,– откровенно захохотал Птах.
– Слушай, ибсянин,– обернулся барон к трефовому кавалеру,– подтверди мои слова этому недокоронованному олуху, или я за себя не ручаюсь.
Принц Арлиндский страшно обиделся на недостойный выпад и немедленно предложил мессонскому барону смыть оскорбление кровью. И тут же получил согласие. Однако поединку помешал Гиг Мессонский, заявивший, что дуэли между единокровными братьями противоречат как мессонским, так и арлиндским обычаям.
– Мы не на Либии, Гиг, а на Релане,– возмутился Феликс.– Здесь наши обычаи не в ходу. К тому же никто еще не доказал, что Птах Арлиндский мой родственник. Я не считаю его даже истинным либийием, ибо истинному либийцу не придет в голову сомневаться в словах имперского барона.
– Я не либиец,– сказал Андрей Ибсянин,– но и эта планета не Релан.
Феликс, никак не ожидавший подвоха с этой стороны, даже рот раскрыл от изумления. А Птах Арлиндский вновь паскудно захохотал. И, что самое обидное, Гиг Мессонский, вместо того чтобы поддержать старого друга и вассала, ухмылялся как последний арлиндец.
– Я вам сейчас докажу свою правоту. Вон за тем камнем я оставил перчатку. Не сочти за труд, Гиг, сходи и убедись сам.
Кавалер бубновый все с той же скептической улыбкой на губах отправился к камню, однако вернулся он с растерянностью на лице и с замшевой перчаткой в руке. Торжествующий Феликс вытянул из-за пояса вторую перчатку, присовокупил ее к принесенной Гигом и протянул обе Птаху Арлиндскому.
– Вы и теперь будете утверждать, что эта планета – не Релан?
Гиг Мессонский в задумчивости почесал затылок. Птах Арлиндский прокашлялся, собираясь что-то сказать, но так ничего умного, видимо, не придумал, а потому промолчал. Что касается Андрея Ибсянина, то он теребил правой рукой левое ухо, и на лице его было написано сомнение.
– Эта планета не может быть Реланом,– наконец произнес он уже отвергнутую и не подтвердившуюся фразу.
– А собака, которая бежит к нам, тоже не Арто?
Кавалеры обернулись как по команде. Пес был абсолютно таким, каким его описывал барон,– пятнистым, как кабан, мохнатым, как мухор, с торчащими наподобие рожек ушами.
– Помяните мое слово, сейчас на поляне появится Милена.
Но в этот раз Феликс ошибся. Арто уже довольно долго кружил вокруг молодых людей, а хозяйки все не было.
– На Релане он не лаял,– задумчиво проговорил Андрей.– А здесь лает.
– По-моему, он нас куда-то зовет,– предположил Гиг.
– Ну коли зовет, то нужно идти,– сказал Птах.– Не стоять же столбами посреди этой чертовой поляны.
– Поляна не чертова, а реланская,– не удержался Феликс от уточнения, но никто с ним больше не стал спорить.
Зато в сердце самого барона стали закрадываться сомнения. Хотя, очень может быть, виной всему был пес Арто, который повел гостей не той дорогой. И вообще Феликс этому псу не доверял. В прошлый раз он превратился в недоразвитого Весулия, который был чуть ли не вполовину меньше оригинала. Веселый лиственный лес сменился вдруг немыслимыми корягами, которые если когда-то и зеленели, то очень и очень давно. Во всяком случае, с того времени они уже успели окаменеть. В довершение всех бед под бароновыми сапогами захлюпала вода, а по сторонам заквакали на удивление крупные жабы.
– Этот негодяй завел нас в болото,– сказал Птах, с трудом выдирая сапоги из грязи.
– Самое время уносить отсюда ноги,– поддержал червонного кавалера Феликс.– Мне это место совсем не нравится.
– Ну почему же? – удивился Гиг Мессонский.– Именно в таких непроходимых местах и должен располагаться замок, где живут несравненные.
– А при чем здесь болото? – возмутился Птах Арлиндский.
– А при том,– вдруг хлопнул себя ладонью по лбу Феликс.– Я все никак не мог вспомнить, где же я мог видеть этот унылый пейзаж. Это Гиг во всем виноват.
– При чем здесь Гиг?
– Это похабство из его замечательной поэмы «Заколдованный замок». Дальше идут строчки: «Там средь болот и хляби дикой встал исполин с гигантской пикой». Ждите теперь исполина.
Птах с Андреем обратили свои взоры на смущенного принца Мессонского.
– Исполина не будет,– покачал тот головой.– Это поэтический образ. Я так назвал замок, в котором томилась несчастная принцесса.
– В таком случае, где же замок? – спросил Птах.
– Взгляни налево,– посоветовал Андрей.
И было на что посмотреть. За зыбкой дымкой болотных испарений проступал серой глыбой замок. То, что замок заколдованный, сразу же бросалось в глаза. Хотя в чем его заколдованность проявлялась конкретно, сказать было трудно.
– Обратите внимание на дурацкий шпиль, который нужен замку как зайцу барабан. Это та самая пика, которая рифмуется с хлябью дикой.
– А зачем вообще понадобилась пика? – возмутился Птах.
– Деревня ты, хоть и принц,– махнул в его сторону рукой Феликс.– Пика нужна исполину, а исполин – это поэтический образ. Ну ты сам посуди, может ли исполин без пики вызвать страх и оторопь у читательниц и слушательниц?
Барон издевался над незадачливым поэтом, и Гиг Мессонский это отлично понимал. И это понимание все отчетливее проступало на его лице, свирепеющем прямо на глазах. Хотя сама по себе ситуация была абсолютно дурацкой – четверо молодых людей приятной наружности стоят по колено в вонючей грязи и рассуждают о поэзии, а вокруг торчат обугленные сучья, обросшие то ли тиной, то ли паутиной, то ли бесцветным мхом – словом, гадостью. И до заколдованного замка три версты с гаком.
– Пора возвращаться,– сказал Птах.– Иначе мы рискуем утонуть в поэтическом болоте.
– Возвращаться некуда, позади топь,– спокойно возразил Андрей.
– Точно,– вспомнил Феликс.– «И позади его болото, но путь вперед еще открыт, туда, туда, где за воротами нечисть глупая царит». За точность и размер не ручаюсь, но в целом верно.
– Я все же не понимаю,– взорвался Птах,– при чем здесь Гигова поэма?!
– Гиг ее не закончил, и, пока мы шли по веселым лесочкам, наслаждаясь зеленью и свежестью, наш поэт пытался завершить свой бессмертный труд, вдохновленный образом несравненной.
– Если ты не замолчишь, Феликс,– мрачно изрек Гиг,– я тебя убью.
– Убить меня ты всегда успеешь,– вздохнул барон.– А сейчас надо думать, как отсюда выбраться. Лично я надеюсь только на трефового кавалера, который в прошлый раз очень ловко развалил подобную дичь.
– Здесь образы устойчивее,– покачал головой ибсянин и неожиданно взмахнул мечом у плеча расстроенного Гига.
Рассеченная надвое гадюка упала к ногам Птаха Арлиндского. Птах не поленился нагнуться за отрубленным куском.
– Да она настоящая! – воскликнул он, заглядывая в пасть.
– В поэме гадюка тоже была и едва не ужалила главного героя. Правда, там он убил ее сам, не дожидаясь помощи трефового брата.
Шутки шутками, но пора было что-то предпринимать – на болоте быстро темнело. Посоветовавшись, решили двигаться к замку, потому как дороги назад не было. Недоверчивый Птах имел возможность лично в этом убедиться. Два шага назад, и он провалился в вонючую жижу по пояс. После чего принялся ругаться последними словами, к большому удовольствию Феликса Садерлендского.
Первым по опасной тропе двинулся Гиг Мессонский, который чувствовал себя виноватым в том, что спутникам приходится бултыхаться в придуманном им болоте.
– Могло быть и хуже,– утешил его Феликс.– Мы ведь не знаем, какие мысли бродили в этот момент в головах Птаха Арлиндского или Андрея Ибсянина. Может быть, в этом болоте для нас спасение.
Пораскинув мозгами, Гиг пришел к выводу, что барон Садерлендский, наверное, прав, тем более что оба кавалера, червонный и трефовый, скромно промолчали. Тропу Гиг нащупал сразу же и смело по ней пошел, почти стопроцентно уверенный, что до самого замка никаких сюрпризов не будет. Просто сюрпризы не укладывались в размер. Правда, сам замок оказался более громоздким и мрачным, чем он его представлял. И шпиль этот дурацкий мозолил глаза. Феликс, конечно, прав, можно было к «хляби дикой» подобрать более удачную рифму. Вот уж воистину, поспешишь – людей насмешишь. Хотел порадовать Лилию Фарлейскую новой поэмой, но негодяй Феликс опередил Мессонского принца и забрался в постель баронессы без поэтических изысков. Вот и пойми женщин. Ну а когда Гиг увидел на карте девушку невероятной красоты, то решил, что подарит поэму только ей.
– Гиг,– окликнул принца Феликс,– пора трубить в рог.
– Откуда у него рог? – удивился Птах.– С ума сошел, пиковый.
– Не учи ученого,– огрызнулся Феликс.– Храбрый витязь трубит в рог, и ворота, задрожав и заскрипев, распахиваются настежь.
Рог действительно висел у Гига на поясе, а когда он там появился, принц не заметил. Ему не оставалось ничего другого, как поднести рог к губам и протрубить сигнал.
Ворота замка, задрожав и заскрипев, действительно распахнулись, вняв призыву Мессонского принца.
– Теперь ждите сюрпризов,– усмехнулся Феликс.– «Полузвери-полулюди на героя громкий зов...»
Договорить барон не успел, поскольку вышеназванные полузвери-полулюди действительно хлынули гурьбой в образовавшийся проем, размахивая мечами. Гиг и сам не ожидал такого разнообразия отвратительных и злобных рож. Ну неужели вон то рогатое и волосатое чучело жило в его воображении? А уж про слюну, капающую из пасти, ему и в голову бы не пришло писать. Чудищ было десятка два, злобных и весьма уверенных в себе. Будь Гиг Мессонский один, еще большой вопрос, сумел бы он от них отбиться? Все-таки прав был, наверное, Феликс, неизменно призывавший Гига быть скромнее в поэтических фантазиях. Сюрпризом были и энергетические мечи в руках ублюдков. Когда писалась поэма, Мессонский принц понятия не имел об этом замечательном оружии. Видимо, вспомнил он о мечах в самый последний момент, что и выходило сейчас всем боком. Рогатого и волосатого Гиг завалил первым же ударом и почувствовал горячие капли крови на своем лице. Ни ужасаться, ни удивляться по этому поводу времени уже не было. Полузвери-полулюди насели на него со всех сторон, заставляя кружиться и приседать в безумном танце.
– В круг вставайте, чтобы со спины не лезли,– крикнул Птах.
Мысль принца Арлиндского оказалась удачной. Как только искатели несравненных встали спина к спине, всем сразу стало легче. Расторопный Феликс тут же завалил хрюкающего монстра, и уродливая голова подкатилась Гигу под ноги. Редкостной гадостности была та голова, обросшая жесткой негустой щетиной по розоватому темени. Гиг уложил в течение последующих пяти минут еще двух уродов, не менее свирепых и клыкастых. Правда, и сам при этом едва не угодил под меч, что было совсем не по сюжету его замечательной поэмы, где герой расправился с противниками в одной строфе. А четырем братьям потребовалось чуть ли не полчаса усердных трудов, чтобы двадцать свирепых существ полегли бесформенной грудой к их ногам.
– Начало положено,– сказал Птах.– Надеюсь, что после этого подвига несравненные забросают нас цветами.
– Держи карман шире,– засмеялся Феликс.– Подвиги только начинаются.
Разочарованный Птах в ответ на слова барона плюнул и поддел ногой свинячью голову.
– А что там дальше по сюжету? – спросил Андрей, поворачиваясь лицом к гостеприимно распахнутым воротам.
– Вряд ли события будут развиваться по-написанному,– усомнился Феликс.– Судя по этим монстрам, замок уже отстоялся и зажил своей жизнью, независимой от воображения Гига.
– Попробуй,– подзадорил ибсянин.– Тогда и увидим.
Станцию разыскали без труда, благо предусмотрительные строители соорудили ее недалеко от голубого замка. Феликс сосредоточился, представляя во всем блеске свою несравненную. Отпечаталась она в его памяти на редкость четко. Барон поднял руку, сигнализируя спутникам, и шагнул вперед, но, как вскоре выяснилось, одного шага было мало, путь предстоял неблизкий. Надо сказать, что ощущения в этот момент он испытывал необычные. Очень похоже было на то, что кто-то посторонний пробрался в его мозги и отдает команды ногам, которые с готовностью маршируют. А закончилось все так же внезапно, как и началось,– распахнулись ворота гельфов, и нестерпимый свет ударил в глаза. Запамятовав, Феликс обнаружил себя на берегу озера и чуть ли не по колено в воде. Все-таки гельфы были странными людьми, место для станции можно было выбрать и посуше.
– Согласись, трефовый, моя планета поприличнее твоей.
Андрей Ибсянин хмуро смотрел на синеватую воду и восхищаться Феликсовой планетой не спешил. Зато Пигалу планета нравилась. Он осмелел до того, что потрогал воду пальцем. С пальцем ничего не случилось – вода была самой обыкновенной и на ощупь, и на вкус. На вкус ее, впрочем, пробовал сам Феликс, к величайшему неудовольствию магистра.
– Вы можете подхватить заразу, человек молодой. Поразительное легкомыслие.
К сожалению, кроме воды, под рукой не было ничего такого, чем можно было бы утолить жажду, а захваченное с гостеприимной Вефалии вино закончилось. Феликс так расстроился по этому поводу, что зашвырнул пустую фляжку далеко в озеро.
– Лодка нужна,– сказал он своим спутникам.– Несравненная не иначе как на острове проживает.
Ехали по песчаному пляжу недолго и наткнулись как раз на то, что искали. Лодка, способная вместить трех человек, болталась у берега, а в уключинах торчали весла.
– Знать бы еще, куда плыть,– покачал головой Пигал.
– Вон то облачко на горизонте наверняка остров.– Феликс первым ступил на хрупкую посудину.
Коней расседлали и пустили на зеленую траву. Ибсянин оттолкнул лодку от берега и запрыгнул сам. Барон, демонстрируя мессонскую лихость, бодро взялся за весла. Однако после часа гребли бодрости у него поубавилось, а через два часа появилось сильнейшее желание забросить весла подальше.
– Послушай, трефовый, а не пора ли тебе меня сменить?
– Не могу,– возразил Андрей.– Дорогу к несравненной знаешь только ты.
Ругательствам, которые висели на языке у Феликса, так и не суждено было вырваться наружу. Как раз в этот момент прозвучал спокойный голос ибсянина:
– Остров.
– Спорим, трефовый, что Милена сама выйдет меня встречать.
– Вместе с рогатым псом,– подтвердил Андрей.
Скучный он человек, этот инопланетный братец. То ли дело просвещеннейший магистр: и собеседник любезный, и храбрец, каких во Вселенной по пальцам пересчитать. Магистр на похвалы барона никак не отреагировал, то ли был погружен в свои мысли, то ли вообще задремал.
– Девушка,– поделился наблюдениями впередсмотрящий ибсянин.
– А собака? – спросил барон, сидящий к объекту спиной.
– Собаки нет,– разочаровал его Андрей.– Зато в наличии два молодых человека приятной наружности.
Лодка врезалась в песок, и Феликс наконец-то смог обернуться. Ибсянин был прав, да и наружность молодых людей показалась барону знакомой. А что касается девушки, то сестричка Лулу потрясающе смотрелась в своем пестром вефалийском наряде на фоне багрового заката.
– Я так и знал, что Вселенная для нас тесновата,– вздохнул Феликс.
Встреча тем не менее получилась вполне братской, если не считать того, что червонный Птах так сдавил Пигала Сиринского в объятиях, что надолго сбил тому дыхание. Именно по этой причине в роли рассказчика выступил барон Феликс.
– А у нас девушек не было,– обиделся на судьбу Птах Арлиндский.– Сразу же нарвались на монстров в голубом замке.
– Это Лулу виновата,– сказал Феликс.– Она своими чарами отваживает красавиц. Недаром же просвещеннейший Пигал намекал, что принцесса Вефалийская – ведьма.
Магистр, уже обретший дыхание, едва вновь его не потерял от возмущения.
– Как вам не стыдно, человек молодой! Никогда в жизни я не позволял себе ничего подобного.
– Перестань, Феликс,– остерег барона Гиг Мессонский.– Шуточки не доведут тебя до добра.
Его высочество пребывал в дурном и даже, кажется, сварливом настроении. Видимо, путешествие по планетам Темного круга, где вместо фиалок ему навстречу спешили только монстры, очень плохо отразилось на его самочувствии.
– Я что-то вас не понимаю,– сказал Птах.– Почему вы оставили несравненных на Релане и зачем пожаловали сюда?
– Феликс не сказал вам главного,– пояснил Андрей,– несравненные обернулись уродами, от которых мы едва ноги унесли.
– Вы можете нам внятно объяснить, как вы нас нашли? – рассердилась на братьев Лулу.
– Конечно, я мог бы сказать, что приплыли мы сюда для того, чтобы увидеть дорогих родственников, но мне же никто не поверит,– закручинился Феликс.– А потому пусть вас просвещает просвещеннейший из нас.
Магистр отнюдь не возражал против дельного предложения барона, ибо фантазии Феликса могли только запутать его слушателей, а не прояснить происшедшее. Рассказ Пигала был выслушан с большим вниманием, и даже устроившийся на песке поодаль пиковый кавалер ни разу его не перебил, что вполне можно засчитать барону за подвиг.
– А можно взглянуть на карты? – спросил Гиг после того, как Пигал закончил рассказ.
Магистр не замедлил представить молодым людям все четыре новых изображения. По мнению Лулу, все девушки были хороши, кроме Феликсовой Милены, которую она назвала кривлякой.
– Я протестую, магистр Пигал,– вознегодовал барон.– Только ведьма могла назвать кривлякой несравненную фиалку моего сердца.
Лулу оставила вопль Феликса без ответа по причине глубочайшей задумчивости. Приуныло и все блестящее общество, поскольку выяснилось, что на острове, вопреки ожиданиям пикового кавалера, несравненных нет. И замков тут тоже нет. И вообще ничего здесь нет, кроме песка, травы и станции гельфов, неизвестно зачем построенной в этой глуши. Вот и верь после этого ибсянам. Разве не трефовый кавалер втравил благородного мессонского барона в беспросветное дело, дав ему никчемный совет?
– А вы каким образом здесь оказались? – спросил Феликс.
Вопрос был совершенно резонным, даром что пришел он в голову легкомысленному пиковому кавалеру, а не просвещеннейшему Пигалу, кладезю ума и образцу проницательности, как окрестил его все тот же Феликс.
– Нас сюда вывела Лулу,– пояснил Гиг Мессонский.
– Наша сестричка, между прочим, занялась колдовством,– шепотом наябедничал просвещеннейшему барон.– Обратите внимание, она собирается работать на черной волне. Неужели вас, магистра Белой магии, это не шокирует?
Просвещеннейший Пигал пребывал сейчас в сильном смущении, поскольку не было никаких сомнений в том, что принцесса была сейчас занята не тем делом, которое человек зрелый мог бы порекомендовать девушке ее возраста. У Лулу был камень, черный куб, а в качестве среды погружения она использовала четыре карты, выложив из них что-то вроде колодца. Из этого колодца повалил вдруг черный дым, который вывел из глубокой задумчивости Гига Мессонского.
– У нас ужин? – спросил он.
– Лулу колдует,– разочаровал его Птах.
Его ответ Гига, похоже, не огорчил, поскольку он опять впал в поэтическую задумчивость.
– Послушайте, просвещеннейший,– не унимался Феликс,– вам не кажется, что вы связались с очень подозрительной семейкой. Папа пропал неизвестно где, милая сестричка – ведьма, трефовый братец с Ибиса – колдун, в чем мы с вами уже убедились. Но если вы думаете, что Птах с Гигом – это мед, то глубоко заблуждаетесь. Это потенциальные тираны, которым только матушка мешает развернуться во всю ширь. Вот вы недавно спрашивали о моих детях, а, скажем, у Гига их пятеро, у Птаха, по слухам, шестеро. И, как вы понимаете, это только те, которых они могли признать, не уронив достоинства. Ну а сколько от них нарожали простые мессонские и арлиндские бабы, этого вам никто не скажет. Нет данных. И выходит, что единственный приличный человек в семье – это я, барон Феликс Садерлендский. Хотя бы потому, что всех семерых своих детей я знаю по именам и с их мамами нахожусь в большой дружбе. И вот такую семейку Высший Совет в вашем лице, магистр, выпускает на большую дорогу. Вы задумывались, просвещеннейший, о последствиях такого шага?
Просвещеннейший Пигал задумался, более того, от дум у него уже голова кружилась. А ответственность с такой силой давила на плечи, что он в последние дни даже уменьшился в росте. И от этих проявившихся на картах девушек он не знал, чего ждать. Как не мог разгадать и хитросплетений чужой игры. Допустим, с чудовищами все было более или менее ясно: не явись молодые люди в гельфийские замки, могла бы разразиться катастрофа, и великое множество монстров, сотворенных изощренными мозгами гельфов, могли бы вырваться на волю. К счастью, катастрофу удалось предотвратить. Но на месте чудовищ ни с того ни с сего появились реланские девушки. А ведь планету Релан выбрал сам магистр. Выходит, что и Пигал Сиринский не свободен от воздействия Черной плазмы? Прямо по пословице – «с кем поведешься, от того и наберешься». Если об этом факте узнают на Сирине, то путь к возвращению на родную планету Пигалу будет закрыт навсегда. На этот счет законы Сирина суровы. И вряд ли в этом сделают исключение даже для члена Высшего Совета, спасшего человеческую цивилизацию. Впрочем, Пигал ее пока еще только очень надеялся спасти.
Прекраснейшая Лулу закончила наконец свое совещание с дымом и гарью и вернула кавалерам их прекрасных дам, пока, правда, только в нарисованном виде, но неповрежденных.
– Вам, мальчики, придется здорово поработать, чтобы вытащить несравненных из цепких лап,– серьезно сказала принцесса.– Причем я даже не знаю, зачаты ли они подобающим образом папами и мамами, или появились на свет другим путем.
– У нашей сестрички Лулу есть одна замечательная особенность,– вздохнул Феликс.– Она говорит так ясно и понятно, что лично у меня скисают мозги. А у вас как с мозгами, магистр?
Честно говоря, Пигал вефалийскую принцессу тоже не совсем понял. О чем и не замедлил ей сообщить.
– Я это к тому, что несравненные могут оказаться всего лишь материализованными грезами моих братьев.
– Ты хочешь сказать,– встрепенулся Гиг,– что кто-то записал мои мечты о прекрасной женщине и создал на их основе реальное существо?
– Именно так,– кивнула головой Лулу.– А на Релане, возможно, была проба пера.
– Ну хорошо,– согласился Феликс,– мы с трефовым такие-сякие и через эти карты связаны с Черной плазмой, но возьмите просвещеннейшего Пигала, человека чистейшей души, откуда на Релане для него нашлась тетушка?
– Я думаю, что мы оказались между двух сил,– высказал свое мнение ибсянин.– Одна сила действует через карты, другая – посредством дороги гельфов.
– А почему тогда не сработало твое предложение в моем исполнении и нас забросило на эту планету?
– Оно сработало,– возразил Андрей.– Ты ведь думал не только о своей Милене, но и о других девушках и наверняка сравнивал их достоинства. Вот тебя и вынесло на людей, с которыми эти образы ассоциировались, то есть на Гига и Птаха. Похоже, дорога гельфов контролирует перемещения всех выходящих на нее людей.
– Феликс – известный бабник,– подтвердил Гиг,– и всегда тянется к чужому.
Барон готовился к затяжному спору, но тут в дело вмешалась Лулу:
– Мы с просвещеннейшим Пигалом остаемся здесь, чтобы прийти на помощь любому, кто в ней будет нуждаться.
– Интересно,– ухмыльнулся Феликс,– а как вы узнаете, что мы нуждаемся в вашей помощи?
– По картам,– пояснила принцесса.– Я надеюсь, мальчики, что вы не уроните честь клана Тимер. Всего хорошего.
После столь вдохновляющей речи ничего другого не оставалось, как взять в руки мечи и отправиться по дороге гельфов к черту в зубы. Феликс ворчал до самой станции, путь до которой, к счастью, оказался не слишком длинным.
– До чего же занудные в Мессонской империи бароны,– вздохнул Птах Арлиндский.
– А Арлиндии с принцами всегда не везло,– не остался в долгу Феликс.
Впрочем, на этом спор и угас. Оставалось закрыть глаза и сосредоточиться на своем. После чего ноги сами понесли Феликса по дороге. Причем в этот раз прогулка была непродолжительной. Не успел барон Садерлендский вволю насладиться образом несравненной, как перед его глазами сверкнул нестерпимо белый свет, и он обнаружил себя на лужайке, в местности, поразительно напоминающей реланские пейзажи. Примечательным было то, что все прочие кавалеры были тут же и растерянно разглядывали друг друга.
– Это Феликс виноват,– выдвинул версию Птах.– Опять он запутался в Миленах.
– Я протестую,– возмутился барон.– Во всем виноват Птах, он затеял ссору на станции и сбил меня с мысли.
– Планета похожа на Релан,– сказал Андрей, оглядываясь по сторонам.
– Так Релан и есть,– подтвердил Феликс.– А вон на той поляне я обронил перчатку. Надо будет ее поискать.
– Глупости,– махнул рукой принц Мессонский.– Эта планета не может быть Реланом, мы находимся на другом конце Вселенной.
– Недокоронованные особы всегда все знают лучше всех,– взвился Феликс.– А я вам говорю, что это Релан, а вон там Пигал увидел своего оленя, я – либийского мухора, а трефовый – пятнистого кабана.
– На планете Релан богатейшая фауна, судя по всему,– усмехнулся Птах.
– Не знаю, как здесь с фауной, но на поверку нам предъявили пса Арто, который был похож и на оленя, и на мухора, и на пятнистого кабана.
– Редкостный, должно быть, пес,– откровенно захохотал Птах.
– Слушай, ибсянин,– обернулся барон к трефовому кавалеру,– подтверди мои слова этому недокоронованному олуху, или я за себя не ручаюсь.
Принц Арлиндский страшно обиделся на недостойный выпад и немедленно предложил мессонскому барону смыть оскорбление кровью. И тут же получил согласие. Однако поединку помешал Гиг Мессонский, заявивший, что дуэли между единокровными братьями противоречат как мессонским, так и арлиндским обычаям.
– Мы не на Либии, Гиг, а на Релане,– возмутился Феликс.– Здесь наши обычаи не в ходу. К тому же никто еще не доказал, что Птах Арлиндский мой родственник. Я не считаю его даже истинным либийием, ибо истинному либийцу не придет в голову сомневаться в словах имперского барона.
– Я не либиец,– сказал Андрей Ибсянин,– но и эта планета не Релан.
Феликс, никак не ожидавший подвоха с этой стороны, даже рот раскрыл от изумления. А Птах Арлиндский вновь паскудно захохотал. И, что самое обидное, Гиг Мессонский, вместо того чтобы поддержать старого друга и вассала, ухмылялся как последний арлиндец.
– Я вам сейчас докажу свою правоту. Вон за тем камнем я оставил перчатку. Не сочти за труд, Гиг, сходи и убедись сам.
Кавалер бубновый все с той же скептической улыбкой на губах отправился к камню, однако вернулся он с растерянностью на лице и с замшевой перчаткой в руке. Торжествующий Феликс вытянул из-за пояса вторую перчатку, присовокупил ее к принесенной Гигом и протянул обе Птаху Арлиндскому.
– Вы и теперь будете утверждать, что эта планета – не Релан?
Гиг Мессонский в задумчивости почесал затылок. Птах Арлиндский прокашлялся, собираясь что-то сказать, но так ничего умного, видимо, не придумал, а потому промолчал. Что касается Андрея Ибсянина, то он теребил правой рукой левое ухо, и на лице его было написано сомнение.
– Эта планета не может быть Реланом,– наконец произнес он уже отвергнутую и не подтвердившуюся фразу.
– А собака, которая бежит к нам, тоже не Арто?
Кавалеры обернулись как по команде. Пес был абсолютно таким, каким его описывал барон,– пятнистым, как кабан, мохнатым, как мухор, с торчащими наподобие рожек ушами.
– Помяните мое слово, сейчас на поляне появится Милена.
Но в этот раз Феликс ошибся. Арто уже довольно долго кружил вокруг молодых людей, а хозяйки все не было.
– На Релане он не лаял,– задумчиво проговорил Андрей.– А здесь лает.
– По-моему, он нас куда-то зовет,– предположил Гиг.
– Ну коли зовет, то нужно идти,– сказал Птах.– Не стоять же столбами посреди этой чертовой поляны.
– Поляна не чертова, а реланская,– не удержался Феликс от уточнения, но никто с ним больше не стал спорить.
Зато в сердце самого барона стали закрадываться сомнения. Хотя, очень может быть, виной всему был пес Арто, который повел гостей не той дорогой. И вообще Феликс этому псу не доверял. В прошлый раз он превратился в недоразвитого Весулия, который был чуть ли не вполовину меньше оригинала. Веселый лиственный лес сменился вдруг немыслимыми корягами, которые если когда-то и зеленели, то очень и очень давно. Во всяком случае, с того времени они уже успели окаменеть. В довершение всех бед под бароновыми сапогами захлюпала вода, а по сторонам заквакали на удивление крупные жабы.
– Этот негодяй завел нас в болото,– сказал Птах, с трудом выдирая сапоги из грязи.
– Самое время уносить отсюда ноги,– поддержал червонного кавалера Феликс.– Мне это место совсем не нравится.
– Ну почему же? – удивился Гиг Мессонский.– Именно в таких непроходимых местах и должен располагаться замок, где живут несравненные.
– А при чем здесь болото? – возмутился Птах Арлиндский.
– А при том,– вдруг хлопнул себя ладонью по лбу Феликс.– Я все никак не мог вспомнить, где же я мог видеть этот унылый пейзаж. Это Гиг во всем виноват.
– При чем здесь Гиг?
– Это похабство из его замечательной поэмы «Заколдованный замок». Дальше идут строчки: «Там средь болот и хляби дикой встал исполин с гигантской пикой». Ждите теперь исполина.
Птах с Андреем обратили свои взоры на смущенного принца Мессонского.
– Исполина не будет,– покачал тот головой.– Это поэтический образ. Я так назвал замок, в котором томилась несчастная принцесса.
– В таком случае, где же замок? – спросил Птах.
– Взгляни налево,– посоветовал Андрей.
И было на что посмотреть. За зыбкой дымкой болотных испарений проступал серой глыбой замок. То, что замок заколдованный, сразу же бросалось в глаза. Хотя в чем его заколдованность проявлялась конкретно, сказать было трудно.
– Обратите внимание на дурацкий шпиль, который нужен замку как зайцу барабан. Это та самая пика, которая рифмуется с хлябью дикой.
– А зачем вообще понадобилась пика? – возмутился Птах.
– Деревня ты, хоть и принц,– махнул в его сторону рукой Феликс.– Пика нужна исполину, а исполин – это поэтический образ. Ну ты сам посуди, может ли исполин без пики вызвать страх и оторопь у читательниц и слушательниц?
Барон издевался над незадачливым поэтом, и Гиг Мессонский это отлично понимал. И это понимание все отчетливее проступало на его лице, свирепеющем прямо на глазах. Хотя сама по себе ситуация была абсолютно дурацкой – четверо молодых людей приятной наружности стоят по колено в вонючей грязи и рассуждают о поэзии, а вокруг торчат обугленные сучья, обросшие то ли тиной, то ли паутиной, то ли бесцветным мхом – словом, гадостью. И до заколдованного замка три версты с гаком.
– Пора возвращаться,– сказал Птах.– Иначе мы рискуем утонуть в поэтическом болоте.
– Возвращаться некуда, позади топь,– спокойно возразил Андрей.
– Точно,– вспомнил Феликс.– «И позади его болото, но путь вперед еще открыт, туда, туда, где за воротами нечисть глупая царит». За точность и размер не ручаюсь, но в целом верно.
– Я все же не понимаю,– взорвался Птах,– при чем здесь Гигова поэма?!
– Гиг ее не закончил, и, пока мы шли по веселым лесочкам, наслаждаясь зеленью и свежестью, наш поэт пытался завершить свой бессмертный труд, вдохновленный образом несравненной.
– Если ты не замолчишь, Феликс,– мрачно изрек Гиг,– я тебя убью.
– Убить меня ты всегда успеешь,– вздохнул барон.– А сейчас надо думать, как отсюда выбраться. Лично я надеюсь только на трефового кавалера, который в прошлый раз очень ловко развалил подобную дичь.
– Здесь образы устойчивее,– покачал головой ибсянин и неожиданно взмахнул мечом у плеча расстроенного Гига.
Рассеченная надвое гадюка упала к ногам Птаха Арлиндского. Птах не поленился нагнуться за отрубленным куском.
– Да она настоящая! – воскликнул он, заглядывая в пасть.
– В поэме гадюка тоже была и едва не ужалила главного героя. Правда, там он убил ее сам, не дожидаясь помощи трефового брата.
Шутки шутками, но пора было что-то предпринимать – на болоте быстро темнело. Посоветовавшись, решили двигаться к замку, потому как дороги назад не было. Недоверчивый Птах имел возможность лично в этом убедиться. Два шага назад, и он провалился в вонючую жижу по пояс. После чего принялся ругаться последними словами, к большому удовольствию Феликса Садерлендского.
Первым по опасной тропе двинулся Гиг Мессонский, который чувствовал себя виноватым в том, что спутникам приходится бултыхаться в придуманном им болоте.
– Могло быть и хуже,– утешил его Феликс.– Мы ведь не знаем, какие мысли бродили в этот момент в головах Птаха Арлиндского или Андрея Ибсянина. Может быть, в этом болоте для нас спасение.
Пораскинув мозгами, Гиг пришел к выводу, что барон Садерлендский, наверное, прав, тем более что оба кавалера, червонный и трефовый, скромно промолчали. Тропу Гиг нащупал сразу же и смело по ней пошел, почти стопроцентно уверенный, что до самого замка никаких сюрпризов не будет. Просто сюрпризы не укладывались в размер. Правда, сам замок оказался более громоздким и мрачным, чем он его представлял. И шпиль этот дурацкий мозолил глаза. Феликс, конечно, прав, можно было к «хляби дикой» подобрать более удачную рифму. Вот уж воистину, поспешишь – людей насмешишь. Хотел порадовать Лилию Фарлейскую новой поэмой, но негодяй Феликс опередил Мессонского принца и забрался в постель баронессы без поэтических изысков. Вот и пойми женщин. Ну а когда Гиг увидел на карте девушку невероятной красоты, то решил, что подарит поэму только ей.
– Гиг,– окликнул принца Феликс,– пора трубить в рог.
– Откуда у него рог? – удивился Птах.– С ума сошел, пиковый.
– Не учи ученого,– огрызнулся Феликс.– Храбрый витязь трубит в рог, и ворота, задрожав и заскрипев, распахиваются настежь.
Рог действительно висел у Гига на поясе, а когда он там появился, принц не заметил. Ему не оставалось ничего другого, как поднести рог к губам и протрубить сигнал.
Ворота замка, задрожав и заскрипев, действительно распахнулись, вняв призыву Мессонского принца.
– Теперь ждите сюрпризов,– усмехнулся Феликс.– «Полузвери-полулюди на героя громкий зов...»
Договорить барон не успел, поскольку вышеназванные полузвери-полулюди действительно хлынули гурьбой в образовавшийся проем, размахивая мечами. Гиг и сам не ожидал такого разнообразия отвратительных и злобных рож. Ну неужели вон то рогатое и волосатое чучело жило в его воображении? А уж про слюну, капающую из пасти, ему и в голову бы не пришло писать. Чудищ было десятка два, злобных и весьма уверенных в себе. Будь Гиг Мессонский один, еще большой вопрос, сумел бы он от них отбиться? Все-таки прав был, наверное, Феликс, неизменно призывавший Гига быть скромнее в поэтических фантазиях. Сюрпризом были и энергетические мечи в руках ублюдков. Когда писалась поэма, Мессонский принц понятия не имел об этом замечательном оружии. Видимо, вспомнил он о мечах в самый последний момент, что и выходило сейчас всем боком. Рогатого и волосатого Гиг завалил первым же ударом и почувствовал горячие капли крови на своем лице. Ни ужасаться, ни удивляться по этому поводу времени уже не было. Полузвери-полулюди насели на него со всех сторон, заставляя кружиться и приседать в безумном танце.
– В круг вставайте, чтобы со спины не лезли,– крикнул Птах.
Мысль принца Арлиндского оказалась удачной. Как только искатели несравненных встали спина к спине, всем сразу стало легче. Расторопный Феликс тут же завалил хрюкающего монстра, и уродливая голова подкатилась Гигу под ноги. Редкостной гадостности была та голова, обросшая жесткой негустой щетиной по розоватому темени. Гиг уложил в течение последующих пяти минут еще двух уродов, не менее свирепых и клыкастых. Правда, и сам при этом едва не угодил под меч, что было совсем не по сюжету его замечательной поэмы, где герой расправился с противниками в одной строфе. А четырем братьям потребовалось чуть ли не полчаса усердных трудов, чтобы двадцать свирепых существ полегли бесформенной грудой к их ногам.
– Начало положено,– сказал Птах.– Надеюсь, что после этого подвига несравненные забросают нас цветами.
– Держи карман шире,– засмеялся Феликс.– Подвиги только начинаются.
Разочарованный Птах в ответ на слова барона плюнул и поддел ногой свинячью голову.
– А что там дальше по сюжету? – спросил Андрей, поворачиваясь лицом к гостеприимно распахнутым воротам.
– Вряд ли события будут развиваться по-написанному,– усомнился Феликс.– Судя по этим монстрам, замок уже отстоялся и зажил своей жизнью, независимой от воображения Гига.