Страница:
– Ты не все знаешь, Афраний, – задумчиво проговорил Авит. – Маркиан давний агент князя Верена, я сам в свое время загнал его в силки Гусирекса.
Префект Рима крякнул от изумления, но тут же взял себя в руки. Подобная откровенность императора ко многому обязывала его верных сановников. Во всяком случае, следовало держать язык за зубами и не торопиться с советами, которые могут быть превратно истолкованы божественным Авитом.
– Варвары – вечная угроза для Рима, – задумчиво проговорил Авит. – А противостоять мы им сможем, только объединив усилия. Вот только с кем, Афраний? В Константинополе заправляют франки магистра Аспара, и даже смерть Маркиана ничего практически не изменит в этом раскладе. Именно поэтому я назначил главой миссии комита Эмилия. Он будет торговаться с Маркианом и Аспаром за Илирик, но куда более важную задачу я возлагаю на тебя, Дидий, и на комита Эгидия. Вы должны найти в Константинополе человека, для которого Римская Слава – не пустой звук.
– Найти можно, – осторожно прокашлялся Дидий, – но, боюсь, ему свернут голову раньше, чем он успеет заявить вслух о своих правах.
– Риск, – согласился Авит. – Но иного выхода у нас нет. Пока варвары властвуют в Константинополе, Великий Рим обречен на поражение.
Дукс Галлии, высокородный Эгидий, если и был похож на своего отца, божественного Авита, то разве что глазами – небольшими и цепкими. Это был человек среднего роста, обычного телосложения, с довольно приятным, но невыразительным лицом. В его преданности, судя по всему, император не сомневался. А вот Дидий на месте божественного Авита призадумался бы. По одной простой причине – Эгидий был незаконнорожденным и поэтому не мог наследовать отцу. Пока Авит оставался небогатым комитом агентов, ничего существенного с этой стороны ему не грозило. Увы, власть развращает не только тех, кто ею обладает, но в большей степени тех, кто жаждет ею обладать. А Эгидий, надо полагать, не хуже, но и не лучше других. Для честолюбивого человека оставаться в шаге от вершины и при этом знать, что тебя опередят другие, несмотря на все твои усилия, – это тяжкое испытание. И большой соблазн.
Вместе с Эгидием в зал вошел еще один человек, показавшийся Дидию смутно знакомым. Он попытался вспомнить, где он видел это бледное, словно у покойника, лицо и большие карие глаза, но без особого успеха. На помощь комиту финансов пришел префект Афраний, шепнувший ему на ухо:
– Это Орест, сын магистра пехоты Литория.
Оресту уже перевалило за сорок. Когда-то, лет двадцать назад, он довольно успешно подвязался в свите юного тогда императора Валентиниана. К сожалению для Ореста, мятеж его отца закончился провалом. Магистр Литорий был убит, сенатор Рутилий Намициан казнен в Медиолане, а все прочие участники безумной затеи отправлены на галеры. Ореста ждала та же участь, но сын главаря мятежников сумел вывернуться из рук палачей и пристал к гуннам Аттилы. После смерти грозного кагана Орест затерялся в бурном водовороте событий, но, как оказалось, ненадолго. На поверхность сын Литория всплыл, конечно, не без помощи Авита, искавшего себе союзников в борьбе против Ратмира. Орест, выросший среди варваров, стал находкой для императора.
– По моим сведениям, – возвысил голос Авит, привлекая к себе внимание собравшихся, – божественный Маркиан тяжело болен, дни его сочтены, и константинопольцам предстоит сделать нелегкий выбор между двумя претендентами: дуксом Фракии Львом Маркеллом и магистром двора Прокопием. Первый женат на племяннице Аспара, второй пользуется покровительством сиятельной Пелагеи, супруги божественного Маркиана. Прокопий для нас предпочтительней. По моим сведениям, он благочестив и ненавидит варваров, считая их отродьями дьявола. Правда, он слишком прямолинеен и успел нажить массу врагов не только среди язычниками, но и среди христиан.
– Можешь на нас положиться, божественный Авит, – склонился перед императором в поклоне Дидий. – Мы сделаем все, что в человеческих силах.
Дело высокородному Дидию предстояло нелегкое, и сиятельный Афраний почти искренне выразил ему свое сочувствие. Шутка сказать, комиту финансов предстояло найти и привести к власти человека, сочетавшего в себе римский дух и воистину дьявольскую изворотливость. А в случае неудачи римский патрикий рисковал если не головой (вряд ли константинопольцы рискнут казнить посла), то, во всяком случае, опалой. Ибо божественный Авит, не в обиду ему будет сказано, не любит простофиль.
– Ты мне лучше скажи, могу ли я положиться на Ореста, сына Литория? – угрюмо бросил болтливому соратнику тяжело отдувавшийся Дидий.
– Можешь, – твердо сказал Афраний. – Во-первых, Орест честолюбив, а божественный Авит твердо обещал ему место комита агентов в случае успеха миссии, а во-вторых, он ненавидит варваров вообще и дукса Ратмира в частности больше, чем мы с тобой.
– Но ведь он долго жил среди гуннов?
– Вот я и говорю, – кивнул Афраний, – у него было достаточно времени, чтобы их невзлюбить.
Честно говоря, выбор божественного Авита Афрания удивил. Дидий был далеко не глупым человеком, но ужасно ленивым. Что, кстати говоря, помешало его карьере при божественном Валентиниане. Неужели Рим настолько оскудел мужами, что для серьезного и опасного дела не нашлось более решительного человека? Или Дидий тоже ширма, подобно Эмилию? Но в таком случае кого же тогда следует считать истинным главой этой миссии? Эгидия? Или все-таки Ореста? Первый был отважен, но прямолинеен. А вот о втором Афраний не знал практически ничего. Двадцать лет – срок вполне достаточный, чтобы из мелкого змееныша вырос большой и опасный гад.
Глава 2
Префект Рима крякнул от изумления, но тут же взял себя в руки. Подобная откровенность императора ко многому обязывала его верных сановников. Во всяком случае, следовало держать язык за зубами и не торопиться с советами, которые могут быть превратно истолкованы божественным Авитом.
– Варвары – вечная угроза для Рима, – задумчиво проговорил Авит. – А противостоять мы им сможем, только объединив усилия. Вот только с кем, Афраний? В Константинополе заправляют франки магистра Аспара, и даже смерть Маркиана ничего практически не изменит в этом раскладе. Именно поэтому я назначил главой миссии комита Эмилия. Он будет торговаться с Маркианом и Аспаром за Илирик, но куда более важную задачу я возлагаю на тебя, Дидий, и на комита Эгидия. Вы должны найти в Константинополе человека, для которого Римская Слава – не пустой звук.
– Найти можно, – осторожно прокашлялся Дидий, – но, боюсь, ему свернут голову раньше, чем он успеет заявить вслух о своих правах.
– Риск, – согласился Авит. – Но иного выхода у нас нет. Пока варвары властвуют в Константинополе, Великий Рим обречен на поражение.
Дукс Галлии, высокородный Эгидий, если и был похож на своего отца, божественного Авита, то разве что глазами – небольшими и цепкими. Это был человек среднего роста, обычного телосложения, с довольно приятным, но невыразительным лицом. В его преданности, судя по всему, император не сомневался. А вот Дидий на месте божественного Авита призадумался бы. По одной простой причине – Эгидий был незаконнорожденным и поэтому не мог наследовать отцу. Пока Авит оставался небогатым комитом агентов, ничего существенного с этой стороны ему не грозило. Увы, власть развращает не только тех, кто ею обладает, но в большей степени тех, кто жаждет ею обладать. А Эгидий, надо полагать, не хуже, но и не лучше других. Для честолюбивого человека оставаться в шаге от вершины и при этом знать, что тебя опередят другие, несмотря на все твои усилия, – это тяжкое испытание. И большой соблазн.
Вместе с Эгидием в зал вошел еще один человек, показавшийся Дидию смутно знакомым. Он попытался вспомнить, где он видел это бледное, словно у покойника, лицо и большие карие глаза, но без особого успеха. На помощь комиту финансов пришел префект Афраний, шепнувший ему на ухо:
– Это Орест, сын магистра пехоты Литория.
Оресту уже перевалило за сорок. Когда-то, лет двадцать назад, он довольно успешно подвязался в свите юного тогда императора Валентиниана. К сожалению для Ореста, мятеж его отца закончился провалом. Магистр Литорий был убит, сенатор Рутилий Намициан казнен в Медиолане, а все прочие участники безумной затеи отправлены на галеры. Ореста ждала та же участь, но сын главаря мятежников сумел вывернуться из рук палачей и пристал к гуннам Аттилы. После смерти грозного кагана Орест затерялся в бурном водовороте событий, но, как оказалось, ненадолго. На поверхность сын Литория всплыл, конечно, не без помощи Авита, искавшего себе союзников в борьбе против Ратмира. Орест, выросший среди варваров, стал находкой для императора.
– По моим сведениям, – возвысил голос Авит, привлекая к себе внимание собравшихся, – божественный Маркиан тяжело болен, дни его сочтены, и константинопольцам предстоит сделать нелегкий выбор между двумя претендентами: дуксом Фракии Львом Маркеллом и магистром двора Прокопием. Первый женат на племяннице Аспара, второй пользуется покровительством сиятельной Пелагеи, супруги божественного Маркиана. Прокопий для нас предпочтительней. По моим сведениям, он благочестив и ненавидит варваров, считая их отродьями дьявола. Правда, он слишком прямолинеен и успел нажить массу врагов не только среди язычниками, но и среди христиан.
– Можешь на нас положиться, божественный Авит, – склонился перед императором в поклоне Дидий. – Мы сделаем все, что в человеческих силах.
Дело высокородному Дидию предстояло нелегкое, и сиятельный Афраний почти искренне выразил ему свое сочувствие. Шутка сказать, комиту финансов предстояло найти и привести к власти человека, сочетавшего в себе римский дух и воистину дьявольскую изворотливость. А в случае неудачи римский патрикий рисковал если не головой (вряд ли константинопольцы рискнут казнить посла), то, во всяком случае, опалой. Ибо божественный Авит, не в обиду ему будет сказано, не любит простофиль.
– Ты мне лучше скажи, могу ли я положиться на Ореста, сына Литория? – угрюмо бросил болтливому соратнику тяжело отдувавшийся Дидий.
– Можешь, – твердо сказал Афраний. – Во-первых, Орест честолюбив, а божественный Авит твердо обещал ему место комита агентов в случае успеха миссии, а во-вторых, он ненавидит варваров вообще и дукса Ратмира в частности больше, чем мы с тобой.
– Но ведь он долго жил среди гуннов?
– Вот я и говорю, – кивнул Афраний, – у него было достаточно времени, чтобы их невзлюбить.
Честно говоря, выбор божественного Авита Афрания удивил. Дидий был далеко не глупым человеком, но ужасно ленивым. Что, кстати говоря, помешало его карьере при божественном Валентиниане. Неужели Рим настолько оскудел мужами, что для серьезного и опасного дела не нашлось более решительного человека? Или Дидий тоже ширма, подобно Эмилию? Но в таком случае кого же тогда следует считать истинным главой этой миссии? Эгидия? Или все-таки Ореста? Первый был отважен, но прямолинеен. А вот о втором Афраний не знал практически ничего. Двадцать лет – срок вполне достаточный, чтобы из мелкого змееныша вырос большой и опасный гад.
Глава 2
Выбор
Император Маркиан скончался в тот самый день, когда римляне ступили на византийскую землю, и к тому времени, когда посольство божественного Авита достигло наконец стен Константинополя, его уже похоронили. В столице царил хаос. Римлян здесь явно не ждали, а потому и встретили без особой пышности. Высокородному Эмилию пришлось обращаться за помощью к частному лицу, дабы не ночевать в холодную осеннюю погоду на улице. Сиятельный Аспар, давно уже переваливший рубеж шестидесятилетия и не занимавший в данное время никакой должности, тем не менее почел своим долгом принять незваных гостей и окружить их почетом и вниманием. Сын варвара Бастого, проживший бурную и полную превратностей жизнь, одержавший за свою карьеру много блистательных побед и потерпевший немало поражений, доводился родным дядей по матери сиятельной Пелагее, супруге покойного Маркиана и сестре предыдущего императора Феодосия. Собственно, именно женитьбе на этой строгой и благочестивой женщине Маркиан и был обязан своим неслыханным возвышением. Увы, все преходяще в этом мире, в том числе и земная жизнь как людей простых, так и высокопоставленных. На эти смиренные слова сиятельного Аспара римляне ответили сочувственными вздохами. Смерть божественного Маркиана хоть и осложняла посланцам Авита задачу, но отнюдь не снимала с них ответственности за ее решение. Это понимали все римляне и в первую голову высокородный Эмилий, возглавлявший почетную миссию.
Дворец сиятельного Аспара, где остановилось римское посольство, если и уступал императорской резиденции, то только размерами, но отнюдь не роскошью убранства. Бывший магистр пехоты был сказочно богат и не собирался прятать свое богатство от чужих завидущих глаз. Римским патрикиям оставалось только восхищенно цокать языками, разглядывая изукрашенные стены, изящно сработанную мебель и золотую посуду, усыпанную драгоценными каменьями, да вспоминать о собственных утраченных кубках, из которых ныне пили вино вандалы Гусирекса.
– Так ведь Гусирекс умер, – обрадовал римлян Аспар, широким жестом приглашая их к столу. – Теперь у вандалов новый вождь.
– Откуда такие сведения, патрикий? – спросил осторожный Дидий. – И нет ли здесь ошибки?
– Сведения получены мною из надежного источника, – вздохнул Аспар, собственноручно подливая вино в кубок сидящего рядом Эмилия. – Сиятельная Евпраксия недавно вернулась в Константинополь с младшей дочерью Фетиньей. А ее старшая дочь Евдокия стала женой Янрекса.
Римские патрикии переглянулись. О давней любовной связи Янрекса с Евпраксией, вдовой божественного Валентиниана, знали все присутствующие, и многие, в их числе Эмилий, полагали, что эти давние отношения, в конце концов, завершатся браком. Но мудрый Гусирекс, стоявший на пороге могилы, рассудил иначе, женив своего внука на дочери римского императора. Скорее всего – с далеко идущими целями. Это предположение, высказанное высокородным Дидием, нашло горячий отклик в душе Аспара. У последнего с вандалами были свои счеты. Именно Гусирекс, внезапно вторгшийся в Африку, разбил в пух и прах византийские легионы под командованием магистра Аспара, похоронив тем самым его надежды на императорский титул.
– Если мы не остановим вандалов, то рано или поздно они приберут к рукам и Рим, и Константинополь, – процедил сквозь зубы Аспар, бросив при этом на римлян взгляд полный злобы и насмешки. Злоба, естественно, предназначалась вандалам, а насмешка – патрикиям, позволившим варварам ограбить до нитки Вечный Город.
– Божественный Авит послал нас в Константинополь с единственной целью: заключить с императором Маркианом союз против князя Верена и его внука, – начал излагать суть своей миссии Эмилий. – Рим готов поступиться многим и ждет от Константинополя ответного шага. Я полагаю, что смерть божественного Маркиана не может помешать нашему сближению. Быть может, сиятельный Аспар, ты назовешь нам имя преемника почившего императора, дабы мы могли обратить к нему свои взоры.
– Увы, комит, ты видишь перед собой всего лишь отставного чиновника, не искушенного в дворцовых интригах, – развел руками любезный хозяин. – Но краем уха я слышал о предстоящем браке магистра двора Прокопия с сиятельной Фетиньей, младшей дочерью божественного Валентиниана и Евпраксии. Возможно, именно Прокопия сиятельная Пелагея прочит в императоры Византии.
Более ничего существенного Аспар не сказал, просто потому что не доверял римским патрикиям. Да и с какой стати ему выкладывать свои горести и заботы незваным гостям. Впрочем, среди римлян нашлось достаточно расторопных людей, чтобы в течение нескольких дней прояснить ситуацию, сложившуюся вокруг опустевшего императорского трона. К слову, сам трон, сработанный по заказу Константина Великого еще в пору расцвета Великого Рима, послам божественного Авита показали. Сделал это любезный евнух Феофилакт, один из самых близких к вдовой императрице людей. Трон, что и говорить, внушал уважение как своими размерами, так и драгоценными украшениями, которыми он был облеплен сверху донизу. Либию Северу, юному пасынку высокородного Эмилия, особенно понравились позолоченные львы, охранявшие покои византийских владык. Он даже погладил одного из них. Металлический лев не снес подобного самоуправства, поднялся на ноги и зарычал, чем едва не довел до обморока впечатлительного комита Дидия. Феофилакт снисходительно разъяснил изумленным римлянам, что зверь этот – произведение искусного мастера, а вовсе не природы, и предназначен для того, чтобы пугать глупых варваров и подчеркивать тем самым силу и величие византийских владык. Высокородный Дидий был слегка смущен этой отповедью и даже счел нужным извиниться перед польщенным евнухом за свое глупое поведение.
– Я был бы тебе очень обязан, светлейший Феофилакт, если бы ты поспособствовал моей встрече с сиятельной Пелагеей, – почти шепотом попросил евнуха об услуге Дидий.
– Но императрица в трауре, – поморщился постельничий. – Она общается только с Богом и его служителями.
– Именно поэтому я и обращаюсь к тебе, светлевший Феофилакт, зная о твоем влиянии и уме, – ласково улыбнулся собеседнику римский патрикий. – Только ты способен помочь мне выполнить поручение, данное божественным Авитом. А в залог нашей дружбы я прошу тебя принять этот скромный дар.
«Скромный дар» обошелся римской казне почти в пять тысяч денариев, но Дидий не жалел о потраченных деньгах, ибо в лице постельничьего Феофилакта он обрел сразу и союзника и осведомителя.
– Значит, вопрос можно считать решенным? – прямо спросил у евнуха Дидий.
– Преемником божественного Маркиана будет сиятельный Прокопий, в этом ты можешь не сомневаться, патрикий, – охотно подтвердил Феофилакт. – Императрица Пелагея своего решения не изменит, несмотря на происки врагов.
– А как же сиятельный Аспар?
– Аспар и его сыновья – еретики и варвары, – зло просипел евнух. – Ни патриарх, ни Константинопольский Сенат не согласятся с их возвышением. Не знаю, готова ли тебя принять императрица, высокородный Дидий, но встречу с Прокопием я тебе организую завтра.
О разговоре с евнухом комит финансов в тот же вечер рассказал Эгидию и Оресту. Дабы избежать лишних ушей, римлянам пришлось спуститься в сад, несмотря на довольно холодную погоду. Впрочем, сад был разбит во внутреннем дворе, окружен высокими стенами, а потому пронизывающего ветра, дувшего с моря, здесь почти не чувствовалось. Патрикии укрылись в небольшой беседке, закутались в шерстяные плащи и наконец-то смогли обменяться впечатлениями.
– Армия на стороне Аспара, – поведал о своих открытиях Эгидий, – но дворцовая гвардия поддерживает Прокопия. Впрочем, колеблющихся немало и в рядах армейских комитов. Если бы речь шла об одном из сыновей Аспара, то они выступили бы единым фронтом. Но Льву Маркеллу многие не доверяют. Он не франк, а эллин.
– А почему вообще всплыла эта фигура? – удивился Орест. – Чем знаменит этот человек?
– Высокородный Лев женат на племяннице Аспара Верине, а та в свою очередь по отцу принадлежит к роду Флавиев. И хотя родство ее с божественным Феодосием очень дальнее, тем не менее никто не собирался его оспаривать. Но так продолжалось до тех пор, пока в Константинополь из карфагенского пленения не вернулись жена и дочь божественного Валентиниана. Вот тут сторонники Пелагеи и Прокопия воспрянули духом. Внучка божественного Феодосия, это вам не дальняя родственница.
У Дидия не было причин сомневаться в сведениях, полученных Эгидием из надежных источников. В конце концов, сын Авита был своим человеком в солдатской среде, и найти общий язык с варварами, составлявшими основу византийской армии, для него труда не составило.
– А на открытый мятеж Аспар, судя по всему, не решится, – осторожно предположил Дидий.
– Аспару уже под семьдесят, – усмехнулся Орест. – Его положение в империи прочное. Императором ему не быть в любом случае. А его сыновья, похоже, не слишком честолюбивы. Я разговаривал с магистром конницы Родоарием, он отнюдь не горит желанием бить ноги за интерес Льва Маркелла и готов удовлетвориться малым.
– Значит – Прокопий? – спросил прямо у собеседников Дидий.
– Вне всяких сомнений, – кивнул Эгидий. – Можешь смело обещать ему поддержку, комит, от имени божественного Авита и Римского Сената. Когда он назначил тебе встречу?
– Через два дня. В палаццо одного из своих самых верных сторонников, комита свиты Андриана.
– А почему не в императорском дворце? – удивился Эгидий.
– Видимо, потому, что Прокопий еще не император, – усмехнулся Орест. – Его переговоры с посланцами божественного Авита могут вызвать недовольство властолюбивой вдовы божественного Маркиана.
– А я слышал, что сиятельная Пелагея собирается удалиться в монастырь.
– Если бы собиралась, то давно бы удалилась, – криво усмехнулся Орест. – Власть так просто не отдают, высокородный Эгидий. И Пелагея будет цепляться за трон до смертного часа.
Эгидий вдруг нахмурился и поднял вверх правую руку:
– Слышали? Мне показалось, что хрустнула ветка.
– Ветер, – равнодушно пожал плечами Дидий. – Пора нам, патрикии, вернуться в дом, дабы не подхватить ненароком простуду.
Эмилий провел интересный вечер за беседой с сиятельным Аспаром. Старый франк, проживший едва ли не всю свою сознательную жизнь в Константинополе, тем не менее не забыл ни преданий родной стороны, ни древней веры.
– Мои предки, комит, были вождями франков еще при императоре Нероне, – насмешливо щурился на собеседника подвыпивший Аспар. – А что до потомков Гвидона, то они выскочки, пришельцы с далекого Танаиса. И если бы не помощь волхвов, они никогда бы не утвердились у власти.
– Говорят, что ярман Меровой потомок римского императора, уж не помню которого? – вопросительно глянул на хозяина гость.
– Это правда, – кивнул Аспар. – За это вы, римляне, должны благодарить патрикия Руфина, деда сиятельного Аэция. Именно он поспособствовал браку Гвидона с дочерью императора Констанция, и этот брак, одобренный богиней Ладой, возвысил русколана над многими знатными родами в глазах простых франков. Было это давно, почти сто лет тому назад. Рано или поздно, Меровой или один из его потомков напомнит вам, римлянам, о давнем родстве с императором и своих правах на верховную власть.
С уст огорченного Эмилия едва не сорвалось проклятие по поводу варваров, бесчинствующих на землях империи, но он вовремя спохватился. И поспешно увел разговор от опасной темы:
– Рим нуждается в крупном займе, сиятельный Аспар, и я очень надеюсь, что новый император не отринет руки дружбы, которую протягивает ему божественный Авит.
На испещренном морщинами лице Аспара сомнение проявилось столь отчетливо, что Эмилий просто не мог его не заметить.
– Возможно, покойный Маркиан и откликнулся бы на призыв Авита, ну хотя бы потому, что они оба выскочки, извини уж на злом слове, высокородный Эмилий, но сиятельная Пелагея из рода Флавиев вряд ли снизойдет до просьбы бывшего комита агентов, чьи предки были всего лишь всадниками.
– Даже за Илирик? – с надеждой переспросил Эмилий.
– Так ведь Илириком давно уже правит ректор, присланный из Константинополя, – засмеялся Аспар. – Там стоят наши легионы. А что по этому поводу думают в Риме, мало кого интересует здесь, в Византии. Мой тебе совет, комит, ты об этой провинции даже не заикайся, дабы не навлечь на себя гнев сиятельной Пелагеи и Константинопольского Сената.
Эмилий, расстроенный разговором с хозяином, решил прогуляться перед сном по саду, дабы с помощью свежего воздуха разогнать хмель в отяжелевшей голове. Все-таки вино в Константинополе гораздо крепче, чем в Риме, и комиту схолы нотариев следует это учитывать впредь, дабы не попасть в смешное положение и не нанести тем самым ущерба божественному Авиту.
Голос, долетавший из беседки, показался Эмилию знакомым. Постояв немного в тени развесистой груши, он пришел к выводу, что принадлежит этот голос Либию Северу. Пасынка он прихватил с собой по просьбе его матери матроны Климентины, полагавшей, что общение с мудрыми и благородными мужами пойдет на пользу восемнадцатилетнему юноше. И надо сказать, что Либий, очень разумный и спокойный молодой человек, не доставил Эмилию никаких неудобств. К отчиму он относился ровно, без тени ревности, а с прочими патрикиями держался почтительно, но не подобострастно. Из чего все заключили, что юнец знает себе цену. Поначалу Эмилий решил, что расторопный Либий назначил в саду свидание какой-нибудь девице, дабы скрасить себе досуг и унять жар в крови, но очень скоро понял, что его пасынок разговаривает с мужчиной. Сделав всего десяток шагов по направлению к беседке, комит смог уловить и смысл разговора.
– Ты уверен, что встреча послов с Прокопием состоится в доме комита Андриана?
– Я слышал это собственными ушами, дукс, – обиделся Либий. – Дидий уже успел договориться с евнухом Феофилактом, и тот обещал ему все устроить. Патрикии готовят войну против вандалов, и им нужна поддержка нового византийского императора. По-моему, это разумный шаг.
– Возможно, – послышался из беседки насмешливый голос. – Но победа над Янрексом укрепит позиции самозванца Авита и его зятя Майорина, что не устроит ни меня, ни тебя, Либий.
– Выходит, мы должны помогать варварам в борьбе с Римом? – с вызовом спросил юнец.
– Рим – это ты, Либий. Сын божественного Валентиниана, зачатый во славу Юпитера и под его небесным покровительством. Разве благородная матрона Климентина не рассказывала тебе об этом древнем обряде?
– Рассказывала, – буркнул Либий. – Но я христианин, Ратмир, и не хочу отрекаться от веры.
– Ты можешь следовать заветам ярмана Христа, сын Валентиниана, но ты не вправе отказаться от высокой миссии по возрождению величия Рима, возложенной на тебя старыми богами.
– Я не отрекаюсь, – горячо возразил юноша. – И готов помогать тебе, дукс, во всех твоих начинаниях.
– В таком случае я тоже сдержу свое слово. Ты будешь императором, Либий, клянусь Христом и Юпитером. Ты, потомок Феодосия Великого из рода Флавиев, должен править империей, а не жалкие самозванцы вроде Авита и Прокопия.
– А что ты собираешься делать, Ратмир?
– Я устраню Прокопия.
– И откроешь дорогу к власти ничтожному Льву Маркеллу?
– Маркелл – ставленник франков, а варвары наши с тобой союзники. Во всяком случае, до тех пор, пока ты твердо не возьмешь власть в Риме в свои руки. Не бойся, Либий, я живу на этом свете вот уже почти сорок лет и лучше тебя знаю, какой дорогой следует идти к величию.
Эмилию очень хотелось закричать, позвать на помощь стражу, но он вовремя вспомнил, что находится сейчас в саду франка Аспара. Этот крик мог стать последним в его жизни. Нельзя исключать, что дукс Ратмир проник в этот роскошный дворец без разрешения хозяина, но куда более вероятен совсем другой расклад: Аспар и Ратмир договорились о совместных действиях и используют в своих целях глупого мальчишку Либия. Прежде чем поднимать шум и делиться с кем-то услышанным, Эмилию следовало хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию. Именно поэтому посол божественного Авита тихонько отступил в тень и покинул сад раньше, чем Ратмир с Либием вышли из беседки. Эмилий бежал так быстро, что обрел утраченное равновесие только на ложе, выделенном ему гостеприимным Аспаром. Первым его желанием было предупредить Дидия о готовящейся в доме Андриана ловушке. Этот поступок Эмилия римские патрикии бесспорно сочли бы благородным. Зато сам комит схолы нотариев, пораскинув мозгами, назвал его глупым. В конце концов, какое ему дело до Авита, Эгидия и Ореста, устаивающих свои делишки за его спиной. Они не сочли нужным поставить в известность главу посольства о предстоящих переговорах с Прокопием. И надо быть уж совсем законченным идиотом, чтобы простить им столь откровенное пренебрежение. Не исключено, правда, что действовали они согласно указаниям императора Авита, человека хитрого и коварного, решившего использовать Эмилия как прикрытие. Скорее всего, комиту нотариев просто не доверяли, считая его агентом Туррибия. И, между прочим, у императора и его сановников имелись для этого веские основания. Ибо для спасения чести и жизни гордому римскому патрикию пришлось пойти на сделку с собственной совестью. Разумеется, сплетники лгали, когда утверждали, что высокородный Эмилий продал душу дьяволу, нет, он всего лишь принес жертву языческим богам. Что, между прочим, делали многие римляне, как простые, так и знатные, вдали от чужих глаз. А кроме жертвы Эмилий принес еще и клятву не предавать матрону Климентину и ее сыновей. Со стороны матроны, вступающей брак и выделяющей мужу определенную сумму денег, это была разумная предосторожность. Так, во всяком случае, тогда казалось Эмилию. Сейчас он свое мнение изменил, ибо его обманом втянули в заговор не только против империи, но и против христианской веры, с далеко идущими последствиями. Нет, комит нотариев ничего не скажет комиту финансов о подслушанном разговоре. Зато никто не сможет помешать ему встретиться с Львом Маркеллом и узнать, что думает прирожденный эллин о планах варваров по захвату Римский империи и упразднению христианской веры.
Дукс Лев производил впечатление человека далеко не глупого. По-иному и быть не могло. Ибо Маркелл поднялся из низов и сумел так угодить сильным мира сего, что спесивый франк Аспар выдал за него свою племянницу Верину, прекрасным ликом которой высокородный Эмилий не уставал любоваться. Впрочем, Верина очень скоро покинула атриум, оставив гостя наедине с мужем. Высокородный Лев, если судить по окружающей его обстановке, был человеком не бедным. Молодость он провел в Сирии, где, похоже, сумел отличиться на поприще не только военном, иначе откуда столько золота и серебра. Вряд ли все это богатство он получил в приданое за супругой. Византийцы всегда уступали римлянам в щедрости. И поговорка «Скуп как эллин» не вчера родилась.
– Божественный Авит ищет союзников для борьбы с вандалами Янрекса, – начал с главного Эмилий.
– А я полагал, что римляне прибыли в Константинополь за золотом, – криво усмехнулся Маркелл.
Высокородный Лев не отличался ни красотой лица, ни благородством осанки. Он был коренаст, полноват, носил, подобно варварам, густую черную бороду, в которой уже проглядывала седина. Его манеры оставляли желать много лучшего – сказывались, видимо, низкое происхождение и грубая солдатская среда, в которой он привык вращаться. Но в этом человеке угадывалась огромная внутренняя сила, выгодно отличавшая его от изнеженных римских и константинопольских патрикиев.
Дворец сиятельного Аспара, где остановилось римское посольство, если и уступал императорской резиденции, то только размерами, но отнюдь не роскошью убранства. Бывший магистр пехоты был сказочно богат и не собирался прятать свое богатство от чужих завидущих глаз. Римским патрикиям оставалось только восхищенно цокать языками, разглядывая изукрашенные стены, изящно сработанную мебель и золотую посуду, усыпанную драгоценными каменьями, да вспоминать о собственных утраченных кубках, из которых ныне пили вино вандалы Гусирекса.
– Так ведь Гусирекс умер, – обрадовал римлян Аспар, широким жестом приглашая их к столу. – Теперь у вандалов новый вождь.
– Откуда такие сведения, патрикий? – спросил осторожный Дидий. – И нет ли здесь ошибки?
– Сведения получены мною из надежного источника, – вздохнул Аспар, собственноручно подливая вино в кубок сидящего рядом Эмилия. – Сиятельная Евпраксия недавно вернулась в Константинополь с младшей дочерью Фетиньей. А ее старшая дочь Евдокия стала женой Янрекса.
Римские патрикии переглянулись. О давней любовной связи Янрекса с Евпраксией, вдовой божественного Валентиниана, знали все присутствующие, и многие, в их числе Эмилий, полагали, что эти давние отношения, в конце концов, завершатся браком. Но мудрый Гусирекс, стоявший на пороге могилы, рассудил иначе, женив своего внука на дочери римского императора. Скорее всего – с далеко идущими целями. Это предположение, высказанное высокородным Дидием, нашло горячий отклик в душе Аспара. У последнего с вандалами были свои счеты. Именно Гусирекс, внезапно вторгшийся в Африку, разбил в пух и прах византийские легионы под командованием магистра Аспара, похоронив тем самым его надежды на императорский титул.
– Если мы не остановим вандалов, то рано или поздно они приберут к рукам и Рим, и Константинополь, – процедил сквозь зубы Аспар, бросив при этом на римлян взгляд полный злобы и насмешки. Злоба, естественно, предназначалась вандалам, а насмешка – патрикиям, позволившим варварам ограбить до нитки Вечный Город.
– Божественный Авит послал нас в Константинополь с единственной целью: заключить с императором Маркианом союз против князя Верена и его внука, – начал излагать суть своей миссии Эмилий. – Рим готов поступиться многим и ждет от Константинополя ответного шага. Я полагаю, что смерть божественного Маркиана не может помешать нашему сближению. Быть может, сиятельный Аспар, ты назовешь нам имя преемника почившего императора, дабы мы могли обратить к нему свои взоры.
– Увы, комит, ты видишь перед собой всего лишь отставного чиновника, не искушенного в дворцовых интригах, – развел руками любезный хозяин. – Но краем уха я слышал о предстоящем браке магистра двора Прокопия с сиятельной Фетиньей, младшей дочерью божественного Валентиниана и Евпраксии. Возможно, именно Прокопия сиятельная Пелагея прочит в императоры Византии.
Более ничего существенного Аспар не сказал, просто потому что не доверял римским патрикиям. Да и с какой стати ему выкладывать свои горести и заботы незваным гостям. Впрочем, среди римлян нашлось достаточно расторопных людей, чтобы в течение нескольких дней прояснить ситуацию, сложившуюся вокруг опустевшего императорского трона. К слову, сам трон, сработанный по заказу Константина Великого еще в пору расцвета Великого Рима, послам божественного Авита показали. Сделал это любезный евнух Феофилакт, один из самых близких к вдовой императрице людей. Трон, что и говорить, внушал уважение как своими размерами, так и драгоценными украшениями, которыми он был облеплен сверху донизу. Либию Северу, юному пасынку высокородного Эмилия, особенно понравились позолоченные львы, охранявшие покои византийских владык. Он даже погладил одного из них. Металлический лев не снес подобного самоуправства, поднялся на ноги и зарычал, чем едва не довел до обморока впечатлительного комита Дидия. Феофилакт снисходительно разъяснил изумленным римлянам, что зверь этот – произведение искусного мастера, а вовсе не природы, и предназначен для того, чтобы пугать глупых варваров и подчеркивать тем самым силу и величие византийских владык. Высокородный Дидий был слегка смущен этой отповедью и даже счел нужным извиниться перед польщенным евнухом за свое глупое поведение.
– Я был бы тебе очень обязан, светлейший Феофилакт, если бы ты поспособствовал моей встрече с сиятельной Пелагеей, – почти шепотом попросил евнуха об услуге Дидий.
– Но императрица в трауре, – поморщился постельничий. – Она общается только с Богом и его служителями.
– Именно поэтому я и обращаюсь к тебе, светлевший Феофилакт, зная о твоем влиянии и уме, – ласково улыбнулся собеседнику римский патрикий. – Только ты способен помочь мне выполнить поручение, данное божественным Авитом. А в залог нашей дружбы я прошу тебя принять этот скромный дар.
«Скромный дар» обошелся римской казне почти в пять тысяч денариев, но Дидий не жалел о потраченных деньгах, ибо в лице постельничьего Феофилакта он обрел сразу и союзника и осведомителя.
– Значит, вопрос можно считать решенным? – прямо спросил у евнуха Дидий.
– Преемником божественного Маркиана будет сиятельный Прокопий, в этом ты можешь не сомневаться, патрикий, – охотно подтвердил Феофилакт. – Императрица Пелагея своего решения не изменит, несмотря на происки врагов.
– А как же сиятельный Аспар?
– Аспар и его сыновья – еретики и варвары, – зло просипел евнух. – Ни патриарх, ни Константинопольский Сенат не согласятся с их возвышением. Не знаю, готова ли тебя принять императрица, высокородный Дидий, но встречу с Прокопием я тебе организую завтра.
О разговоре с евнухом комит финансов в тот же вечер рассказал Эгидию и Оресту. Дабы избежать лишних ушей, римлянам пришлось спуститься в сад, несмотря на довольно холодную погоду. Впрочем, сад был разбит во внутреннем дворе, окружен высокими стенами, а потому пронизывающего ветра, дувшего с моря, здесь почти не чувствовалось. Патрикии укрылись в небольшой беседке, закутались в шерстяные плащи и наконец-то смогли обменяться впечатлениями.
– Армия на стороне Аспара, – поведал о своих открытиях Эгидий, – но дворцовая гвардия поддерживает Прокопия. Впрочем, колеблющихся немало и в рядах армейских комитов. Если бы речь шла об одном из сыновей Аспара, то они выступили бы единым фронтом. Но Льву Маркеллу многие не доверяют. Он не франк, а эллин.
– А почему вообще всплыла эта фигура? – удивился Орест. – Чем знаменит этот человек?
– Высокородный Лев женат на племяннице Аспара Верине, а та в свою очередь по отцу принадлежит к роду Флавиев. И хотя родство ее с божественным Феодосием очень дальнее, тем не менее никто не собирался его оспаривать. Но так продолжалось до тех пор, пока в Константинополь из карфагенского пленения не вернулись жена и дочь божественного Валентиниана. Вот тут сторонники Пелагеи и Прокопия воспрянули духом. Внучка божественного Феодосия, это вам не дальняя родственница.
У Дидия не было причин сомневаться в сведениях, полученных Эгидием из надежных источников. В конце концов, сын Авита был своим человеком в солдатской среде, и найти общий язык с варварами, составлявшими основу византийской армии, для него труда не составило.
– А на открытый мятеж Аспар, судя по всему, не решится, – осторожно предположил Дидий.
– Аспару уже под семьдесят, – усмехнулся Орест. – Его положение в империи прочное. Императором ему не быть в любом случае. А его сыновья, похоже, не слишком честолюбивы. Я разговаривал с магистром конницы Родоарием, он отнюдь не горит желанием бить ноги за интерес Льва Маркелла и готов удовлетвориться малым.
– Значит – Прокопий? – спросил прямо у собеседников Дидий.
– Вне всяких сомнений, – кивнул Эгидий. – Можешь смело обещать ему поддержку, комит, от имени божественного Авита и Римского Сената. Когда он назначил тебе встречу?
– Через два дня. В палаццо одного из своих самых верных сторонников, комита свиты Андриана.
– А почему не в императорском дворце? – удивился Эгидий.
– Видимо, потому, что Прокопий еще не император, – усмехнулся Орест. – Его переговоры с посланцами божественного Авита могут вызвать недовольство властолюбивой вдовы божественного Маркиана.
– А я слышал, что сиятельная Пелагея собирается удалиться в монастырь.
– Если бы собиралась, то давно бы удалилась, – криво усмехнулся Орест. – Власть так просто не отдают, высокородный Эгидий. И Пелагея будет цепляться за трон до смертного часа.
Эгидий вдруг нахмурился и поднял вверх правую руку:
– Слышали? Мне показалось, что хрустнула ветка.
– Ветер, – равнодушно пожал плечами Дидий. – Пора нам, патрикии, вернуться в дом, дабы не подхватить ненароком простуду.
Эмилий провел интересный вечер за беседой с сиятельным Аспаром. Старый франк, проживший едва ли не всю свою сознательную жизнь в Константинополе, тем не менее не забыл ни преданий родной стороны, ни древней веры.
– Мои предки, комит, были вождями франков еще при императоре Нероне, – насмешливо щурился на собеседника подвыпивший Аспар. – А что до потомков Гвидона, то они выскочки, пришельцы с далекого Танаиса. И если бы не помощь волхвов, они никогда бы не утвердились у власти.
– Говорят, что ярман Меровой потомок римского императора, уж не помню которого? – вопросительно глянул на хозяина гость.
– Это правда, – кивнул Аспар. – За это вы, римляне, должны благодарить патрикия Руфина, деда сиятельного Аэция. Именно он поспособствовал браку Гвидона с дочерью императора Констанция, и этот брак, одобренный богиней Ладой, возвысил русколана над многими знатными родами в глазах простых франков. Было это давно, почти сто лет тому назад. Рано или поздно, Меровой или один из его потомков напомнит вам, римлянам, о давнем родстве с императором и своих правах на верховную власть.
С уст огорченного Эмилия едва не сорвалось проклятие по поводу варваров, бесчинствующих на землях империи, но он вовремя спохватился. И поспешно увел разговор от опасной темы:
– Рим нуждается в крупном займе, сиятельный Аспар, и я очень надеюсь, что новый император не отринет руки дружбы, которую протягивает ему божественный Авит.
На испещренном морщинами лице Аспара сомнение проявилось столь отчетливо, что Эмилий просто не мог его не заметить.
– Возможно, покойный Маркиан и откликнулся бы на призыв Авита, ну хотя бы потому, что они оба выскочки, извини уж на злом слове, высокородный Эмилий, но сиятельная Пелагея из рода Флавиев вряд ли снизойдет до просьбы бывшего комита агентов, чьи предки были всего лишь всадниками.
– Даже за Илирик? – с надеждой переспросил Эмилий.
– Так ведь Илириком давно уже правит ректор, присланный из Константинополя, – засмеялся Аспар. – Там стоят наши легионы. А что по этому поводу думают в Риме, мало кого интересует здесь, в Византии. Мой тебе совет, комит, ты об этой провинции даже не заикайся, дабы не навлечь на себя гнев сиятельной Пелагеи и Константинопольского Сената.
Эмилий, расстроенный разговором с хозяином, решил прогуляться перед сном по саду, дабы с помощью свежего воздуха разогнать хмель в отяжелевшей голове. Все-таки вино в Константинополе гораздо крепче, чем в Риме, и комиту схолы нотариев следует это учитывать впредь, дабы не попасть в смешное положение и не нанести тем самым ущерба божественному Авиту.
Голос, долетавший из беседки, показался Эмилию знакомым. Постояв немного в тени развесистой груши, он пришел к выводу, что принадлежит этот голос Либию Северу. Пасынка он прихватил с собой по просьбе его матери матроны Климентины, полагавшей, что общение с мудрыми и благородными мужами пойдет на пользу восемнадцатилетнему юноше. И надо сказать, что Либий, очень разумный и спокойный молодой человек, не доставил Эмилию никаких неудобств. К отчиму он относился ровно, без тени ревности, а с прочими патрикиями держался почтительно, но не подобострастно. Из чего все заключили, что юнец знает себе цену. Поначалу Эмилий решил, что расторопный Либий назначил в саду свидание какой-нибудь девице, дабы скрасить себе досуг и унять жар в крови, но очень скоро понял, что его пасынок разговаривает с мужчиной. Сделав всего десяток шагов по направлению к беседке, комит смог уловить и смысл разговора.
– Ты уверен, что встреча послов с Прокопием состоится в доме комита Андриана?
– Я слышал это собственными ушами, дукс, – обиделся Либий. – Дидий уже успел договориться с евнухом Феофилактом, и тот обещал ему все устроить. Патрикии готовят войну против вандалов, и им нужна поддержка нового византийского императора. По-моему, это разумный шаг.
– Возможно, – послышался из беседки насмешливый голос. – Но победа над Янрексом укрепит позиции самозванца Авита и его зятя Майорина, что не устроит ни меня, ни тебя, Либий.
– Выходит, мы должны помогать варварам в борьбе с Римом? – с вызовом спросил юнец.
– Рим – это ты, Либий. Сын божественного Валентиниана, зачатый во славу Юпитера и под его небесным покровительством. Разве благородная матрона Климентина не рассказывала тебе об этом древнем обряде?
– Рассказывала, – буркнул Либий. – Но я христианин, Ратмир, и не хочу отрекаться от веры.
– Ты можешь следовать заветам ярмана Христа, сын Валентиниана, но ты не вправе отказаться от высокой миссии по возрождению величия Рима, возложенной на тебя старыми богами.
– Я не отрекаюсь, – горячо возразил юноша. – И готов помогать тебе, дукс, во всех твоих начинаниях.
– В таком случае я тоже сдержу свое слово. Ты будешь императором, Либий, клянусь Христом и Юпитером. Ты, потомок Феодосия Великого из рода Флавиев, должен править империей, а не жалкие самозванцы вроде Авита и Прокопия.
– А что ты собираешься делать, Ратмир?
– Я устраню Прокопия.
– И откроешь дорогу к власти ничтожному Льву Маркеллу?
– Маркелл – ставленник франков, а варвары наши с тобой союзники. Во всяком случае, до тех пор, пока ты твердо не возьмешь власть в Риме в свои руки. Не бойся, Либий, я живу на этом свете вот уже почти сорок лет и лучше тебя знаю, какой дорогой следует идти к величию.
Эмилию очень хотелось закричать, позвать на помощь стражу, но он вовремя вспомнил, что находится сейчас в саду франка Аспара. Этот крик мог стать последним в его жизни. Нельзя исключать, что дукс Ратмир проник в этот роскошный дворец без разрешения хозяина, но куда более вероятен совсем другой расклад: Аспар и Ратмир договорились о совместных действиях и используют в своих целях глупого мальчишку Либия. Прежде чем поднимать шум и делиться с кем-то услышанным, Эмилию следовало хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию. Именно поэтому посол божественного Авита тихонько отступил в тень и покинул сад раньше, чем Ратмир с Либием вышли из беседки. Эмилий бежал так быстро, что обрел утраченное равновесие только на ложе, выделенном ему гостеприимным Аспаром. Первым его желанием было предупредить Дидия о готовящейся в доме Андриана ловушке. Этот поступок Эмилия римские патрикии бесспорно сочли бы благородным. Зато сам комит схолы нотариев, пораскинув мозгами, назвал его глупым. В конце концов, какое ему дело до Авита, Эгидия и Ореста, устаивающих свои делишки за его спиной. Они не сочли нужным поставить в известность главу посольства о предстоящих переговорах с Прокопием. И надо быть уж совсем законченным идиотом, чтобы простить им столь откровенное пренебрежение. Не исключено, правда, что действовали они согласно указаниям императора Авита, человека хитрого и коварного, решившего использовать Эмилия как прикрытие. Скорее всего, комиту нотариев просто не доверяли, считая его агентом Туррибия. И, между прочим, у императора и его сановников имелись для этого веские основания. Ибо для спасения чести и жизни гордому римскому патрикию пришлось пойти на сделку с собственной совестью. Разумеется, сплетники лгали, когда утверждали, что высокородный Эмилий продал душу дьяволу, нет, он всего лишь принес жертву языческим богам. Что, между прочим, делали многие римляне, как простые, так и знатные, вдали от чужих глаз. А кроме жертвы Эмилий принес еще и клятву не предавать матрону Климентину и ее сыновей. Со стороны матроны, вступающей брак и выделяющей мужу определенную сумму денег, это была разумная предосторожность. Так, во всяком случае, тогда казалось Эмилию. Сейчас он свое мнение изменил, ибо его обманом втянули в заговор не только против империи, но и против христианской веры, с далеко идущими последствиями. Нет, комит нотариев ничего не скажет комиту финансов о подслушанном разговоре. Зато никто не сможет помешать ему встретиться с Львом Маркеллом и узнать, что думает прирожденный эллин о планах варваров по захвату Римский империи и упразднению христианской веры.
Дукс Лев производил впечатление человека далеко не глупого. По-иному и быть не могло. Ибо Маркелл поднялся из низов и сумел так угодить сильным мира сего, что спесивый франк Аспар выдал за него свою племянницу Верину, прекрасным ликом которой высокородный Эмилий не уставал любоваться. Впрочем, Верина очень скоро покинула атриум, оставив гостя наедине с мужем. Высокородный Лев, если судить по окружающей его обстановке, был человеком не бедным. Молодость он провел в Сирии, где, похоже, сумел отличиться на поприще не только военном, иначе откуда столько золота и серебра. Вряд ли все это богатство он получил в приданое за супругой. Византийцы всегда уступали римлянам в щедрости. И поговорка «Скуп как эллин» не вчера родилась.
– Божественный Авит ищет союзников для борьбы с вандалами Янрекса, – начал с главного Эмилий.
– А я полагал, что римляне прибыли в Константинополь за золотом, – криво усмехнулся Маркелл.
Высокородный Лев не отличался ни красотой лица, ни благородством осанки. Он был коренаст, полноват, носил, подобно варварам, густую черную бороду, в которой уже проглядывала седина. Его манеры оставляли желать много лучшего – сказывались, видимо, низкое происхождение и грубая солдатская среда, в которой он привык вращаться. Но в этом человеке угадывалась огромная внутренняя сила, выгодно отличавшая его от изнеженных римских и константинопольских патрикиев.