Очнулся комит финансов только после того, как сердобольный агент вылил прямо ему в лицо кувшин холодной воды. Дидий лежал среди трупов, поскольку его поначалу сочли мертвым. Такое соседство показалось патрикию жутковатым, поэтому он подхватился на ноги сразу же, как только к нему вернулась способность соображать.
– Ты трус, Дидий! – брызнул ему слюной в лицо взбешенный Афраний. – По твоей милости мы упустили его!
– Я сделал все, что мог, – вяло отозвался комит. – Я преследовал Ратмира до самого крыльца, но он выскользнул у меня из пальцев.
– Ты его преследовал! – задохнулся от возмущения Афраний. – Да ты бежал впереди дукса, как испуганный заяц!
– Он не дукс, а демон! – неожиданно для всех взвизгнул Паладий, чем едва вновь не опрокинул в беспамятство и без того перепуганного Дидия.
Высокородный Орест, потерявший в этой беспримерной битве тринадцать агентов, четырех стражников и около двух десятков вагилов, смотрелся лимоном, выжатым безжалостной рукой. Обычно бледное лицо его пожелтело от переживаний, зато глаза горели как у кота, потерявшего в драке с сородичами изрядный кусок украденного мяса. Себе в заслугу он мог занести разве что смерть старого Туррибия, окровавленное тело которого вагилы сейчас грузили на повозку. А вот что касается дукса Ратмира, то тот в который уже раз ускользнул из рук своих преследователей, словно ему действительно покровительствовали какие-то высшие силы.
– Заговоренный он, – всхлипнул окончательно ослабевший Дидий. – Матрона Пульхерия постаралась.
– Крови дукс потерял изрядно, – махнул рукой в сторону комита финансов Афраний. – Не мог он далеко уйти с такими страшными ранами на теле. Искать его надо, патрикии. И в притонах, и в домах знатных особ.
Если префект Рима полагал, что высокородный Дидий прямо сейчас, подобрав полы туники, ринется в погоню за сбежавшим Ратмиром, то он ошибся. Комит финансов свой долг перед империей выполнил с честью, а более требовать с него просто бессовестно. Пусть дукса ловит Орест со своими агентами, а Дидий сыт по горло ночными приключениями.
– Кстати, патрикии, не хотите ли перекусить, я прикажу Паулину приготовить ужин.
Афраний в ответ на любезное предложение старого друга лишь скрипнул зубами и в бессильной ярости погрозил небу кулаком.
Глава 5
– Ты трус, Дидий! – брызнул ему слюной в лицо взбешенный Афраний. – По твоей милости мы упустили его!
– Я сделал все, что мог, – вяло отозвался комит. – Я преследовал Ратмира до самого крыльца, но он выскользнул у меня из пальцев.
– Ты его преследовал! – задохнулся от возмущения Афраний. – Да ты бежал впереди дукса, как испуганный заяц!
– Он не дукс, а демон! – неожиданно для всех взвизгнул Паладий, чем едва вновь не опрокинул в беспамятство и без того перепуганного Дидия.
Высокородный Орест, потерявший в этой беспримерной битве тринадцать агентов, четырех стражников и около двух десятков вагилов, смотрелся лимоном, выжатым безжалостной рукой. Обычно бледное лицо его пожелтело от переживаний, зато глаза горели как у кота, потерявшего в драке с сородичами изрядный кусок украденного мяса. Себе в заслугу он мог занести разве что смерть старого Туррибия, окровавленное тело которого вагилы сейчас грузили на повозку. А вот что касается дукса Ратмира, то тот в который уже раз ускользнул из рук своих преследователей, словно ему действительно покровительствовали какие-то высшие силы.
– Заговоренный он, – всхлипнул окончательно ослабевший Дидий. – Матрона Пульхерия постаралась.
– Крови дукс потерял изрядно, – махнул рукой в сторону комита финансов Афраний. – Не мог он далеко уйти с такими страшными ранами на теле. Искать его надо, патрикии. И в притонах, и в домах знатных особ.
Если префект Рима полагал, что высокородный Дидий прямо сейчас, подобрав полы туники, ринется в погоню за сбежавшим Ратмиром, то он ошибся. Комит финансов свой долг перед империей выполнил с честью, а более требовать с него просто бессовестно. Пусть дукса ловит Орест со своими агентами, а Дидий сыт по горло ночными приключениями.
– Кстати, патрикии, не хотите ли перекусить, я прикажу Паулину приготовить ужин.
Афраний в ответ на любезное предложение старого друга лишь скрипнул зубами и в бессильной ярости погрозил небу кулаком.
Глава 5
Готы
Свевы были слишком малочисленны, чтобы контролировать весь полуостров. Именно поэтому они обосновались в Галисии, время от времени совершая набеги на соседние земли. Майорин, назначенный тестем префектом Испании, мог бы без труда захватить бесхозные провинции, но оставлять в тылу воинственных варваров князя Ярого казалось ему неразумным. Риму мало было Испании, божественный Авит стремился прибрать к рукам Африку, ибо только в этом случае можно всерьез говорить о возрождении былого величия империи. Майорин полностью разделял взгляды своего божественного тестя. Тридцатипятилетний патрикий, сделавший за последние три года головокружительную карьеру, очень гордился тем, что именно ему, а не Эгидию, император доверил свои легионы. Кроме всего прочего, это на корню пресекало все слухи и домыслы по поводу наследника Авита. Именно Майорину император обещал титул соправителя в случае успеха в Испании и Африке. Комит агентов Орест, присланный божественным Авитом на помощь префекту в разгаре весны, прямо с порога заявил – пора. Под командованием Майорина насчитывалось тридцать тысяч пехотинцев и семь тысяч клибонариев. И это далеко не все. Сорок тысяч готов во главе с рексом Тудором готовы были двинуться из Толозы в Испанию по первому же слову префекта. Свевы, по прикидкам Майорина, могли выставить в худшем случае тридцать тысяч человек, если, конечно, их вождям удастся договориться между собой. Правда, на помощь свевам могли прийти вандалы, и это обстоятельство беспокоило Майорина.
– По моим сведениям, вандалы действительно готовы отплыть из Карфагена, но не в Испанию, а в Сардинию, – усмехнулся Орест. – Янрексу из надежных источников стало известно, что именно на этом острове римляне тайно строят флот. Думаю, вандалов в Сардинии ждет немало сюрпризов, и они задержатся там на достаточно долгий срок.
В городе Арле Майорин занимал палаццо, построенное патрикием Саром, в свое время одержавшим громкую победу именно в Испании над аланами рекса Атакса. И комит агентов счел это хорошим предзнаменованием. Аланы потеряли в той битве такое количество людей, что им уже не суждено было оправиться от удара. Такая же участь должна постигнуть и свевов, во всяком случае, Орест очень надеялся, что Авит и Майорин сделают все возможное, чтобы Великий Рим восторжествовал наконец над упрямыми варварами.
– Император рассчитывает, что ты, сиятельный Майорин, управишься за три месяца, максимум – за полгода. К осени ты должен обосноваться в Картахене. Именно в этом городе будет построен римский флот, которого так боятся вандалы Янрекса.
– А как же византийцы?
– Божественный Лев держит слово. Он обучает легионы и строит галеры. Мы атакуем Карфаген сразу с двух сторон и покончим с варварами раньше, чем они сообразят, что попали в смертельную ловушку.
– Ты становишься на скользкую стезю пророчеств, высокородный Орест, – улыбнулся Майорин. – Неужели лавры сенатора Паладия не дают тебе покоя?
Комит агентов шутке префекта даже не улыбнулся, чем поверг того в легкое недоумение. Майорин счел нужным извиниться за неудачное сравнение.
– Не в этом дело, – покачал головой Орест. – Просто ты напомнил мне о неоплаченном долге. Я обещал божественному Авиту голову дукса Ратмира, но тот выскользнул у меня из рук в самый последний момент.
Майорин с интересом выслушал рассказ комита агентов о неудачной охоте на патрикия и сочувственно похлопал Ореста по плечу:
– Ратмир – редкостный боец, это надо признать.
– Есть надежда, что он тяжело ранен и прячется сейчас на одной из вилл близ Рима.
– Я слышал, что сын матроны Пульхерии доводится родственником рексу свевов Ярому.
– Это неправда, – усмехнулся Орест. – Ратмир был зачат под солдатской телегой. И обязан своим возвышением вовсе не князю свевов, а Гусирексу, который вернул матроне Пульхерии свободу и поспособствовал тому, чтобы она заняла достойное место в свите Галлы Плацидии. Мне рассказал об этом божественный Авит, получивший сведения из надежных рук.
– Будем надеяться, что этот человек, кем бы он ни был рожден, не сумеет помешать Риму, обрести утраченное величие.
Майорин принадлежал по рождению к знатному, но захудавшему патрицианскому роду. Он был невысок ростом, но ладно скроен. На его холеном, красивом лице постоянно блуждала улыбка, вводившая многих в заблуждение. Иные даже считали зятя императора простаком, однако Майорин обладал сильным характером и недюжинным умом, что и позволило ему добиться высокого положения.
– Скажу тебе прямо, высокородный Орест, я рад, что ты вернулся в Рим. Ибо империя обрела в твоем лице достойного мужа, славного не только предками.
Сказано это было не без пафоса, но искренне, ибо Майорин полагал, что величия империи невозможно достичь без возрождения благородных родов, составивших славу Рима.
– Ты ведь приехал не один, высокородный Орест?
– Со мной более сотни лучших моих агентов, готовых обеспечить твою безопасность, сиятельный Майорин.
– Я не о том, – поморщился префект. – С тобой был юноша лет двадцати.
– Это Либий Север, – догадался Орест. – Магистр Эмилий попросил меня позаботиться о своем пасынке. А божественный Авит просил тебя, сиятельный Майорин, принять молодого комита в свою свиту.
– Север, – задумчиво проговорил префект. – Он сын магистра двора Валериана?
– Можно сказать и так, – ушел от прямого ответа комит агентов.
Судя по всему, Майорин знал о слухах, сопровождавших рождение Либия, во всяком случае, никаких уточняющих вопросов он задавать не стал. Что касается Ореста, то он и без прямых указаний со стороны императора и его сиятельного зятя уяснил стоящую перед ним задачу: Либий Север должен был исчезнуть, точнее, пасть с честью за Великий Рим. Слишком уж разительным становилось с течением времени сходство юнца с покойным императором Валентинианом. И это сходство, подмеченное многими, могло доставить массу неприятностей людям, чьи права на верховную власть выглядели более чем сомнительно.
– Я очень надеюсь, высокородный Орест, что мы с тобой выполним задачу, поставленную перед нами божественным Авитом. Ибо Бог и закон на нашей стороне.
– Вне всяких сомнений, сиятельный Майорин.
Рекс Тудор благосклонно принял посланца префекта Майорина. Это был долговязый, рыжеватый человек лет двадцати пяти, с большими, чуть выпуклыми синими глазами и довольно приятным лицом, заросшим небольшой бородкой. Четыре года назад благородный Тудор, при содействии божественного Авита, бывшего тогда всего лишь комитом, отправил на тот свет своего старшего брата Турисмунда, вздумавшего заключить союз с Аттилой. Этим своим поступком, на первый взгляд неблаговидным, рекс Тудор спас Рим от гибели, ибо империя почти наверняка не устояла бы против объединенных сил готов и гуннов. Сделав одно доброе дело, верховный вождь готов не замедлил и со вторым – именно Тудор помог Авиту сломить упрямство Римского Сената и стать императором. Трудно сказать, какими посулами хитроумный Авит прельстил этого рыжего молодца, но, похоже, император и рекс действительно понравились друг другу. Во всяком случае, Тудор с охотою откликнулся на предложение римлян принять участие в испанском походе. За это ему была обещана Галисия с богатым городом Лиссабоном, находящаяся ныне в руках свевов. Высокородный Авит подозревал, что далеко не все знатные готские мужи в восторге от нового верховного вождя, что среди них есть и такие, кто, не моргнув глазом, всадят нож в спину Тудора, объявив себя мстителями за предательски убитого Турисмунда. Возможно, именно этим обстоятельством объясняется верность вождя готов союзу с Римом. Ибо в лице божественного Авита он обрел надежную опору в борьбе с многочисленными врагами внутри собственного племени. Если это действительно так, то следует признать, что рекс Тудор обладает недюжинным умом и способностью просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед. Впрочем, у Тудора был еще один надежный союзник, младший брат, двадцатидвухлетний Эврих, едва ли не самый активный участник трагических событий. По слухам, именно этот молодой человек, с нежным почти девичьим лицом и тщательно выбритым по римской моде подбородком, нанес смертельный удар своему старшему брату Турисмунду. Доверие Тудора к брату было столь велико, что он, отправляясь в поход, назначил Эвриха управлять Аквитанией, в которой готы, к слову, составляли меньшинство. За несколько десятилетий, минувших с того дня, когда готы обосновались в этих землях, варвары сумели найти общий язык с галло-римским населением, но отнюдь не слились с ним, составляя особую воинскую касту. Только готы имели право носить оружие, только они получали деньги из казны на содержание своих семей, и, кроме того, они являлись совладельцами практически всех здешних поместий, деля их доходы с коренной аристократией. Такое совместное владение землей было новшеством в Римской империи, но, как ни странно, оно удовлетворяло почти всех и позволяло сохранять мир в Аквитании вот уже на протяжении почти сорока лет. Формально верховный рекс готов получал право на власть из рук императора, но на самом деле он был практически независим в своих решениях. А гарантией незыблемости его власти являлось готское ополчение, готовое в любой день и час выступить на врага. Собственно, готы, как и франки в Северной Галлии, не несли никаких повинностей, кроме воинских, именно поэтому походы на соседей были их любимым и по сути единственным занятием. В силу этой причины у рекса Тудора не возникло сложностей со сбором ополчения. Рядовые готы семьями и родами вливались в его войско по дороге из Толозы к Пиренеям, доведя численность армии до сорока тысяч человек. Пожалуй, у этой армии был только один недостаток – нехватка кавалерии. И хотя в последние годы конные дружины готских вождей увеличились в числе, все же основу готского ополчения составляли пехотинцы. Снаряженные, кстати, не хуже, а порой и лучше римских легионеров. Во всяком случае, у Ореста была возможность вволю полюбоваться на рослых пехотинцев, уверенно шагающих как по своей, так и по чужой земле. Испанские города, отвыкшие за последнее время от благожелательной опеки Рима, отнюдь не спешили открывать перед федератами империи ворота. Готы появились на этих землях не в первый раз, но любви местного населения не снискали. Высокородному Оресту потребовались огромные усилия, чтобы убедить испанских куриалов поделиться припасами с освободителями. Куриалы стали сговорчивее только тогда, когда рекс Тудор, раздраженный проволочками с продовольствием, столь необходимым его армии, сровнял с землей два города, вставших препятствием на его победоносном пути. Высокородный Орест счел этот урок полезным, а потому не стал пенять готам на жестокость, проявленную в отношении местного населения. По мнению комита агентов, которое он не замедлил донести до ушей Майорина, испанцы, не проявлявшие должного рвения в борьбе с вандалами и свевами, не заслуживали лучшего к себе отношения.
– А кому нужен лишний хомут на шею, – буркнул светлейший Первика, угрюмо глядя на пепелище чьей-то усадьбы, сожженной готами в назидание другим.
Первика стал римским нотарием еще во времена божественного Валентиниана, но, к сожалению, особого рвения в служении Великому Риму не проявил. Причиной тому были не только субъективные, но и объективные обстоятельства. Империя неоднократно за последние двадцать лет пыталась утвердить свою администрацию в испанских провинциях, но ее легионы неизменно терпели поражение в столкновении со свевами и богоудами, коих немало развелось в отпавших провинциях. А поражение военных неизбежно сказывалось на положении гражданских чинов. Налоги если и взимались, то только в пользу свевов или богоудов, но уж никак не Великого Рима. Конечно, зависимость от варваров, не гнушавшихся разбойничьими набегами, тяготила местных жителей, и если бы свевы вдруг убрались из Испании куда-нибудь на край света, местное население горячо возблагодарило бы Господа за свершенное им во благо всего христианского мира чудо. Но нелюбовь к свевам – это еще не повод, чтобы возлюбить римлян. Ибо в испанских провинциях еще не забыли о налогах, втрое, а то и вчетверо превышающих нынешние платежи, кои империя безжалостно выдавливала из своих подданных. Как это ни покажется обидным для римлян, но под жестокой дланью варварских вождей испанцы жили куда привольнее, чем под отеческой рукой божественных императоров. О чем Первика не без ехидства сообщил комиту агентов. Этот кругленький человек с личиком херувима не на шутку раздражал высокородного Ореста, и он с удовольствием послал его куда-нибудь подальше, если бы не настоятельная потребность в хорошем проводнике. А светлейший Первика, который большую часть своей жизни был удачливым торговцем, знал местные дороги как свои пять пальцев. Впрочем, недовольство Ореста, частенько прорывающееся наружу, было вызвано не столько вздорным характером нотария, сколько осознанием того печального факта, что метрополия в лице Вечного Города живет ныне гораздо беднее своих бывших провинций. И это обстоятельство, что там ни говори, не могло не задевать самолюбия человека, считавшего себя истинным римским патрикием. Таких цветущих садов, тянувшихся на многие мили, в Италии, разоренной варварскими нашествиями, сейчас уже не найти. Фруктовые деревья сгорели в кострах многочисленных варварских станов, изъязвивших тело некогда цветущей страны. А богатые города вроде Медиолана и Аквилеи, хранившие в своих чревах неисчислимые сокровища, разрушены едва ли не до основания солдатским сапогом. Но и как после этого не печалиться высокородному Оресту, проезжая мимо горделиво возвышающихся на холмах испанских усадеб.
– Странные они люди, эти свевы, – задумчиво проговорил Первика. – Каждый род наособицу жить норовит. Ну, казалось бы, завоевали страну, так поделите земли между собой, обложите города данью и катайтесь как сыр в масле. Ничего подобного. Они постоянно дерутся между собой. Считают, видимо, что чужой кусок слаще. А города часто разоряют подчистую. Берут приступом, когда можно просто договориться. Какой смысл в войне ради войны? У них и сейчас усобица. Не знаю, кем доводится рекс Миодраг рексу Ярому, может, племянником, может, братом, но только восстал он против верховного вождя и разорил едва ли не половину Галисии.
– Выходит, мы выбрали удачное время для похода? – приободрился Орест.
– Даже не знаю, что тебе сказать, комит, – покачал головой Первика. – С одной стороны, свевы вряд ли сейчас соберут войско, равное готскому, с другой – конных среди них больше. И доспехи у них крепче. И мечи острее. Лет пятнадцать назад свевы разбили в пух и прах легионы комита Ириния, чуть ли не втрое превосходящие их числом. Тогдашний рекс свевов Яромир приказал снять с римлян доспехи и утопить в реке. За ненадобностью. Уж очень плохи они по сравнению с нагрудниками свевов.
– Ничего, – процедил сквозь зубы Орест. – Скоро мы узнаем, насколько хороши твои варвары, нотарий.
Пророчество комита агентов сбылось даже раньше, чем он на это рассчитывал. Конная ватага примерно в тысячу всадников внезапно выскочила из-за холма и стремительно атаковала растянувшийся строй готских пехотинцев и огромный обоз рекса Тудора, охраняемый его личной дружиной. Первика тут же кубарем слетел с коня и закатился под телегу. А высокородный Орест решил не к месту выказать доблесть, за что едва не поплатился. Спасли его от смерти шлем, подаренный когда-то каганом Аттилой, да удача, сопутствовавшая сыну Литория во всех жизненных передрягах. На коне он, правда, не удержался и так смачно приложился к земле, что на какое-то время лишился чувств. Очнулся он под телегой, куда успел втащить его расторопный Первика. Кругом ржали кони и рычали люди, сцепившиеся в смертельной схватке. Орест потянулся к мечу, валявшемуся рядом, но нотарий удержал его:
– Лежи, комит, если жизнь тебе дорога. Свевы скоро отхлынут, их слишком мало для серьезной битвы.
Первика оказался прав. Свевы покрутились на горячих конях среди ошеломленных нападением готов, похватали добро с телег и вновь умчались в степь, уводя с собой коней, лишившихся всадников. Готы собрались преследовать лихих наездников, но рекс Тудор, подоспевший к окончанию заварушки, остановил своих не в меру разгорячившихся мечников. И правильно сделал, как рассудили Орест с Первикой, – за холмом готов могла поджидать засада.
Наскок свевов не был, конечно, случайным, это понимали и Тудор, и Орест, именно поэтому верховный вождь готов остановил продвижение своей армии. До Лиссабона было еще около пятидесяти римских миль. Но путь к городу лежал через равнину, поросшую густыми лесами, где свевы, знавшие в этих местах каждую тропинку, легко могли зайти в тыл готам и разгромить их на марше. Следовало выманить свевов на открытую местность и окружить их плотным кольцом из готских и римским легионов.
– Если рексу Ярому уже известно о появлении в Галисии армии Майорина, то вряд ли он рискнет вступить в открытую битву с нами, опасаясь удара с тыла, – задумчиво проговорил Тудор, теребя рыжую бородку.
Легионы Майорина продвигались в Галисию другой дорогой. Тому было несколько причин: во-первых, так проще было прокормить людей, во-вторых, префект очень рассчитывал на внезапность. Ибо победа над свевами хоть и являлась важной сама по себе, но достичь ее Рим надеялся малой кровью. Майорин хотел сохранить легионы для войны с вандалами.
Дозорные, отправленные Тудором на разведку, без труда обнаружили войско свевов, двигающееся навстречу готам. Судя по всему, князь Ярый не собирался прятаться в лесах, что вполне соответствовало обычному поведению свевов, всегда предпочитавших открытую драку тактическим ухищрениям. По словам дозорных, армия свевов насчитывала не менее тридцати тысяч человек, треть из которых были конными. У готов было почти вдвое больше пехотинцев, но по числу кавалеристов они уступали свевам едва ли не в четыре раза. Такой расклад сулил рексу Тудору массу неприятностей и отнюдь не гарантировал победы.
– Я бы отступил к излучине реки и разбил там лагерь, – подсказал Орест.
– Но это же безумие, – возмутился Труан, один из самых влиятельных готских вождей. – Если мы потерпим поражение – нам даже уйти будет некуда.
– Значит, мы должны победить, – криво усмехнулся Тудор. – Наша проигрышная позиция станет большим соблазном для Ярого. Вопрос в другом – успеют ли подойти к началу битвы легионы Майорина?
– Во всяком случае, я сделаю все от меня зависящее, чтобы успели, – заверил готских вождей Орест. – Но и вы не торопитесь занимать невыгодную позицию. Сделайте вид, что отступаете лишь под давлением свевов. Пусть думают, что это именно они загнали вас в ловушку.
Недавнее падение с лошади не прошло, к сожалению, бесследно для Ореста, у комита сильно болела поясница. Тем не менее он всю ночь не слезал с седла, лишь изредка давая роздых лошадям. Кроме светлейшего Первики Ореста сопровождали еще пятьдесят клибонариев, свита не бог весть какая, но все же достаточная, чтобы отбиться от случайного наскока. Легионы Майорина находились в тридцати милях от излучины реки, выбранной Тудором для предстоящего сражения. Чтобы достичь реки ускоренным маршем, им требовалось менее суток. Однако Майорин категорически отказывался вводить в бой уставших легионеров. Это могло привести к краху всего начинания.
– А что будет, если свевы одолеют готов? – спросил недовольный его упрямством Орест. – В этом случае твой испанский поход закончится великим срамом.
– Тудору следует переправиться через реку и соединиться со мной, – стоял на своем префект.
– Свевы разобьют его на переправе, – поморщился Орест, с трудом стоявший на ногах. – Надо решаться, сиятельный Майорин. Или сейчас, или никогда!
– Хорошо, – недовольно буркнул префект. – Я дам тебе клибонариев. Но помни, комит, отвечать за поражение ты будешь собственной головой.
Мелочность Майорина, проявленная практически на виду у неприятеля, покоробила Ореста. Похоже, этот полководец, не одержавший пока ни одной победы во славу Великого Рима, заранее завидовал чужому возможному успеху.
– Я все-таки надеюсь, что твои легионы, префект, подоспеют к началу сражения. Будет обидно, если мы упустим случай одним махом разделаться со свевами.
– Легионы – не пешки на шахматной доске, – нахмурился Майорин. – Их нельзя передвинуть одним усилием воли. Мои обозы отстали, комит. Мне даже нечем накормить людей перед битвой. И тем не менее я постараюсь вытащить готов из западни, в которую они угодили по своей и твоей глупости, высокородный Орест.
Комиту агентов ничего другого не оставалось, как удовлетвориться малым. Пять тысяч клибонариев – это все же лучше, чем ничего. Пока римские кавалеристы готовились к переходу, Орест успел не только поспать несколько часов, но и поговорить с Либием Севером, находившимся в свите Майорина. Комита агентов не на шутку встревожило поведение префекта, изменившего свое отношение к высокородному Оресту за считаные дни.
– Римский Сенат направил к Майорину своих посланцев, – пояснил Либий. – Патрикий Скрибоний и отец Викентий, легат епископа Льва, присоединились к свите префекта три дня назад. Я случайно подслушал их разговор.
– Речь шла обо мне? – насторожился Орест.
– Викентий выразил сомнение, что твой промах при поимке патрикия Ратмира был простой случайностью. Ссылался он при этом на высокородного Дидия, видевшего твое фиаско собственными глазами.
Рассказ молодого комита не на шутку раздосадовал Ореста. Появление римских интриганов могло не только подорвать доверие Майорина к комиту агентов, но и обернуться горчайшим поражением Рима в решающей битве со свевами. На разоблачение врагов у Ореста недостало времени, он махнул рукой в сторону роскошного шатра и взгромоздился в седло. Комит клибонариев высокородный Стратегий отдал команду, и пять тысяч всадников утонули в предутреннем тумане.
– По моим сведениям, вандалы действительно готовы отплыть из Карфагена, но не в Испанию, а в Сардинию, – усмехнулся Орест. – Янрексу из надежных источников стало известно, что именно на этом острове римляне тайно строят флот. Думаю, вандалов в Сардинии ждет немало сюрпризов, и они задержатся там на достаточно долгий срок.
В городе Арле Майорин занимал палаццо, построенное патрикием Саром, в свое время одержавшим громкую победу именно в Испании над аланами рекса Атакса. И комит агентов счел это хорошим предзнаменованием. Аланы потеряли в той битве такое количество людей, что им уже не суждено было оправиться от удара. Такая же участь должна постигнуть и свевов, во всяком случае, Орест очень надеялся, что Авит и Майорин сделают все возможное, чтобы Великий Рим восторжествовал наконец над упрямыми варварами.
– Император рассчитывает, что ты, сиятельный Майорин, управишься за три месяца, максимум – за полгода. К осени ты должен обосноваться в Картахене. Именно в этом городе будет построен римский флот, которого так боятся вандалы Янрекса.
– А как же византийцы?
– Божественный Лев держит слово. Он обучает легионы и строит галеры. Мы атакуем Карфаген сразу с двух сторон и покончим с варварами раньше, чем они сообразят, что попали в смертельную ловушку.
– Ты становишься на скользкую стезю пророчеств, высокородный Орест, – улыбнулся Майорин. – Неужели лавры сенатора Паладия не дают тебе покоя?
Комит агентов шутке префекта даже не улыбнулся, чем поверг того в легкое недоумение. Майорин счел нужным извиниться за неудачное сравнение.
– Не в этом дело, – покачал головой Орест. – Просто ты напомнил мне о неоплаченном долге. Я обещал божественному Авиту голову дукса Ратмира, но тот выскользнул у меня из рук в самый последний момент.
Майорин с интересом выслушал рассказ комита агентов о неудачной охоте на патрикия и сочувственно похлопал Ореста по плечу:
– Ратмир – редкостный боец, это надо признать.
– Есть надежда, что он тяжело ранен и прячется сейчас на одной из вилл близ Рима.
– Я слышал, что сын матроны Пульхерии доводится родственником рексу свевов Ярому.
– Это неправда, – усмехнулся Орест. – Ратмир был зачат под солдатской телегой. И обязан своим возвышением вовсе не князю свевов, а Гусирексу, который вернул матроне Пульхерии свободу и поспособствовал тому, чтобы она заняла достойное место в свите Галлы Плацидии. Мне рассказал об этом божественный Авит, получивший сведения из надежных рук.
– Будем надеяться, что этот человек, кем бы он ни был рожден, не сумеет помешать Риму, обрести утраченное величие.
Майорин принадлежал по рождению к знатному, но захудавшему патрицианскому роду. Он был невысок ростом, но ладно скроен. На его холеном, красивом лице постоянно блуждала улыбка, вводившая многих в заблуждение. Иные даже считали зятя императора простаком, однако Майорин обладал сильным характером и недюжинным умом, что и позволило ему добиться высокого положения.
– Скажу тебе прямо, высокородный Орест, я рад, что ты вернулся в Рим. Ибо империя обрела в твоем лице достойного мужа, славного не только предками.
Сказано это было не без пафоса, но искренне, ибо Майорин полагал, что величия империи невозможно достичь без возрождения благородных родов, составивших славу Рима.
– Ты ведь приехал не один, высокородный Орест?
– Со мной более сотни лучших моих агентов, готовых обеспечить твою безопасность, сиятельный Майорин.
– Я не о том, – поморщился префект. – С тобой был юноша лет двадцати.
– Это Либий Север, – догадался Орест. – Магистр Эмилий попросил меня позаботиться о своем пасынке. А божественный Авит просил тебя, сиятельный Майорин, принять молодого комита в свою свиту.
– Север, – задумчиво проговорил префект. – Он сын магистра двора Валериана?
– Можно сказать и так, – ушел от прямого ответа комит агентов.
Судя по всему, Майорин знал о слухах, сопровождавших рождение Либия, во всяком случае, никаких уточняющих вопросов он задавать не стал. Что касается Ореста, то он и без прямых указаний со стороны императора и его сиятельного зятя уяснил стоящую перед ним задачу: Либий Север должен был исчезнуть, точнее, пасть с честью за Великий Рим. Слишком уж разительным становилось с течением времени сходство юнца с покойным императором Валентинианом. И это сходство, подмеченное многими, могло доставить массу неприятностей людям, чьи права на верховную власть выглядели более чем сомнительно.
– Я очень надеюсь, высокородный Орест, что мы с тобой выполним задачу, поставленную перед нами божественным Авитом. Ибо Бог и закон на нашей стороне.
– Вне всяких сомнений, сиятельный Майорин.
Рекс Тудор благосклонно принял посланца префекта Майорина. Это был долговязый, рыжеватый человек лет двадцати пяти, с большими, чуть выпуклыми синими глазами и довольно приятным лицом, заросшим небольшой бородкой. Четыре года назад благородный Тудор, при содействии божественного Авита, бывшего тогда всего лишь комитом, отправил на тот свет своего старшего брата Турисмунда, вздумавшего заключить союз с Аттилой. Этим своим поступком, на первый взгляд неблаговидным, рекс Тудор спас Рим от гибели, ибо империя почти наверняка не устояла бы против объединенных сил готов и гуннов. Сделав одно доброе дело, верховный вождь готов не замедлил и со вторым – именно Тудор помог Авиту сломить упрямство Римского Сената и стать императором. Трудно сказать, какими посулами хитроумный Авит прельстил этого рыжего молодца, но, похоже, император и рекс действительно понравились друг другу. Во всяком случае, Тудор с охотою откликнулся на предложение римлян принять участие в испанском походе. За это ему была обещана Галисия с богатым городом Лиссабоном, находящаяся ныне в руках свевов. Высокородный Авит подозревал, что далеко не все знатные готские мужи в восторге от нового верховного вождя, что среди них есть и такие, кто, не моргнув глазом, всадят нож в спину Тудора, объявив себя мстителями за предательски убитого Турисмунда. Возможно, именно этим обстоятельством объясняется верность вождя готов союзу с Римом. Ибо в лице божественного Авита он обрел надежную опору в борьбе с многочисленными врагами внутри собственного племени. Если это действительно так, то следует признать, что рекс Тудор обладает недюжинным умом и способностью просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед. Впрочем, у Тудора был еще один надежный союзник, младший брат, двадцатидвухлетний Эврих, едва ли не самый активный участник трагических событий. По слухам, именно этот молодой человек, с нежным почти девичьим лицом и тщательно выбритым по римской моде подбородком, нанес смертельный удар своему старшему брату Турисмунду. Доверие Тудора к брату было столь велико, что он, отправляясь в поход, назначил Эвриха управлять Аквитанией, в которой готы, к слову, составляли меньшинство. За несколько десятилетий, минувших с того дня, когда готы обосновались в этих землях, варвары сумели найти общий язык с галло-римским населением, но отнюдь не слились с ним, составляя особую воинскую касту. Только готы имели право носить оружие, только они получали деньги из казны на содержание своих семей, и, кроме того, они являлись совладельцами практически всех здешних поместий, деля их доходы с коренной аристократией. Такое совместное владение землей было новшеством в Римской империи, но, как ни странно, оно удовлетворяло почти всех и позволяло сохранять мир в Аквитании вот уже на протяжении почти сорока лет. Формально верховный рекс готов получал право на власть из рук императора, но на самом деле он был практически независим в своих решениях. А гарантией незыблемости его власти являлось готское ополчение, готовое в любой день и час выступить на врага. Собственно, готы, как и франки в Северной Галлии, не несли никаких повинностей, кроме воинских, именно поэтому походы на соседей были их любимым и по сути единственным занятием. В силу этой причины у рекса Тудора не возникло сложностей со сбором ополчения. Рядовые готы семьями и родами вливались в его войско по дороге из Толозы к Пиренеям, доведя численность армии до сорока тысяч человек. Пожалуй, у этой армии был только один недостаток – нехватка кавалерии. И хотя в последние годы конные дружины готских вождей увеличились в числе, все же основу готского ополчения составляли пехотинцы. Снаряженные, кстати, не хуже, а порой и лучше римских легионеров. Во всяком случае, у Ореста была возможность вволю полюбоваться на рослых пехотинцев, уверенно шагающих как по своей, так и по чужой земле. Испанские города, отвыкшие за последнее время от благожелательной опеки Рима, отнюдь не спешили открывать перед федератами империи ворота. Готы появились на этих землях не в первый раз, но любви местного населения не снискали. Высокородному Оресту потребовались огромные усилия, чтобы убедить испанских куриалов поделиться припасами с освободителями. Куриалы стали сговорчивее только тогда, когда рекс Тудор, раздраженный проволочками с продовольствием, столь необходимым его армии, сровнял с землей два города, вставших препятствием на его победоносном пути. Высокородный Орест счел этот урок полезным, а потому не стал пенять готам на жестокость, проявленную в отношении местного населения. По мнению комита агентов, которое он не замедлил донести до ушей Майорина, испанцы, не проявлявшие должного рвения в борьбе с вандалами и свевами, не заслуживали лучшего к себе отношения.
– А кому нужен лишний хомут на шею, – буркнул светлейший Первика, угрюмо глядя на пепелище чьей-то усадьбы, сожженной готами в назидание другим.
Первика стал римским нотарием еще во времена божественного Валентиниана, но, к сожалению, особого рвения в служении Великому Риму не проявил. Причиной тому были не только субъективные, но и объективные обстоятельства. Империя неоднократно за последние двадцать лет пыталась утвердить свою администрацию в испанских провинциях, но ее легионы неизменно терпели поражение в столкновении со свевами и богоудами, коих немало развелось в отпавших провинциях. А поражение военных неизбежно сказывалось на положении гражданских чинов. Налоги если и взимались, то только в пользу свевов или богоудов, но уж никак не Великого Рима. Конечно, зависимость от варваров, не гнушавшихся разбойничьими набегами, тяготила местных жителей, и если бы свевы вдруг убрались из Испании куда-нибудь на край света, местное население горячо возблагодарило бы Господа за свершенное им во благо всего христианского мира чудо. Но нелюбовь к свевам – это еще не повод, чтобы возлюбить римлян. Ибо в испанских провинциях еще не забыли о налогах, втрое, а то и вчетверо превышающих нынешние платежи, кои империя безжалостно выдавливала из своих подданных. Как это ни покажется обидным для римлян, но под жестокой дланью варварских вождей испанцы жили куда привольнее, чем под отеческой рукой божественных императоров. О чем Первика не без ехидства сообщил комиту агентов. Этот кругленький человек с личиком херувима не на шутку раздражал высокородного Ореста, и он с удовольствием послал его куда-нибудь подальше, если бы не настоятельная потребность в хорошем проводнике. А светлейший Первика, который большую часть своей жизни был удачливым торговцем, знал местные дороги как свои пять пальцев. Впрочем, недовольство Ореста, частенько прорывающееся наружу, было вызвано не столько вздорным характером нотария, сколько осознанием того печального факта, что метрополия в лице Вечного Города живет ныне гораздо беднее своих бывших провинций. И это обстоятельство, что там ни говори, не могло не задевать самолюбия человека, считавшего себя истинным римским патрикием. Таких цветущих садов, тянувшихся на многие мили, в Италии, разоренной варварскими нашествиями, сейчас уже не найти. Фруктовые деревья сгорели в кострах многочисленных варварских станов, изъязвивших тело некогда цветущей страны. А богатые города вроде Медиолана и Аквилеи, хранившие в своих чревах неисчислимые сокровища, разрушены едва ли не до основания солдатским сапогом. Но и как после этого не печалиться высокородному Оресту, проезжая мимо горделиво возвышающихся на холмах испанских усадеб.
– Странные они люди, эти свевы, – задумчиво проговорил Первика. – Каждый род наособицу жить норовит. Ну, казалось бы, завоевали страну, так поделите земли между собой, обложите города данью и катайтесь как сыр в масле. Ничего подобного. Они постоянно дерутся между собой. Считают, видимо, что чужой кусок слаще. А города часто разоряют подчистую. Берут приступом, когда можно просто договориться. Какой смысл в войне ради войны? У них и сейчас усобица. Не знаю, кем доводится рекс Миодраг рексу Ярому, может, племянником, может, братом, но только восстал он против верховного вождя и разорил едва ли не половину Галисии.
– Выходит, мы выбрали удачное время для похода? – приободрился Орест.
– Даже не знаю, что тебе сказать, комит, – покачал головой Первика. – С одной стороны, свевы вряд ли сейчас соберут войско, равное готскому, с другой – конных среди них больше. И доспехи у них крепче. И мечи острее. Лет пятнадцать назад свевы разбили в пух и прах легионы комита Ириния, чуть ли не втрое превосходящие их числом. Тогдашний рекс свевов Яромир приказал снять с римлян доспехи и утопить в реке. За ненадобностью. Уж очень плохи они по сравнению с нагрудниками свевов.
– Ничего, – процедил сквозь зубы Орест. – Скоро мы узнаем, насколько хороши твои варвары, нотарий.
Пророчество комита агентов сбылось даже раньше, чем он на это рассчитывал. Конная ватага примерно в тысячу всадников внезапно выскочила из-за холма и стремительно атаковала растянувшийся строй готских пехотинцев и огромный обоз рекса Тудора, охраняемый его личной дружиной. Первика тут же кубарем слетел с коня и закатился под телегу. А высокородный Орест решил не к месту выказать доблесть, за что едва не поплатился. Спасли его от смерти шлем, подаренный когда-то каганом Аттилой, да удача, сопутствовавшая сыну Литория во всех жизненных передрягах. На коне он, правда, не удержался и так смачно приложился к земле, что на какое-то время лишился чувств. Очнулся он под телегой, куда успел втащить его расторопный Первика. Кругом ржали кони и рычали люди, сцепившиеся в смертельной схватке. Орест потянулся к мечу, валявшемуся рядом, но нотарий удержал его:
– Лежи, комит, если жизнь тебе дорога. Свевы скоро отхлынут, их слишком мало для серьезной битвы.
Первика оказался прав. Свевы покрутились на горячих конях среди ошеломленных нападением готов, похватали добро с телег и вновь умчались в степь, уводя с собой коней, лишившихся всадников. Готы собрались преследовать лихих наездников, но рекс Тудор, подоспевший к окончанию заварушки, остановил своих не в меру разгорячившихся мечников. И правильно сделал, как рассудили Орест с Первикой, – за холмом готов могла поджидать засада.
Наскок свевов не был, конечно, случайным, это понимали и Тудор, и Орест, именно поэтому верховный вождь готов остановил продвижение своей армии. До Лиссабона было еще около пятидесяти римских миль. Но путь к городу лежал через равнину, поросшую густыми лесами, где свевы, знавшие в этих местах каждую тропинку, легко могли зайти в тыл готам и разгромить их на марше. Следовало выманить свевов на открытую местность и окружить их плотным кольцом из готских и римским легионов.
– Если рексу Ярому уже известно о появлении в Галисии армии Майорина, то вряд ли он рискнет вступить в открытую битву с нами, опасаясь удара с тыла, – задумчиво проговорил Тудор, теребя рыжую бородку.
Легионы Майорина продвигались в Галисию другой дорогой. Тому было несколько причин: во-первых, так проще было прокормить людей, во-вторых, префект очень рассчитывал на внезапность. Ибо победа над свевами хоть и являлась важной сама по себе, но достичь ее Рим надеялся малой кровью. Майорин хотел сохранить легионы для войны с вандалами.
Дозорные, отправленные Тудором на разведку, без труда обнаружили войско свевов, двигающееся навстречу готам. Судя по всему, князь Ярый не собирался прятаться в лесах, что вполне соответствовало обычному поведению свевов, всегда предпочитавших открытую драку тактическим ухищрениям. По словам дозорных, армия свевов насчитывала не менее тридцати тысяч человек, треть из которых были конными. У готов было почти вдвое больше пехотинцев, но по числу кавалеристов они уступали свевам едва ли не в четыре раза. Такой расклад сулил рексу Тудору массу неприятностей и отнюдь не гарантировал победы.
– Я бы отступил к излучине реки и разбил там лагерь, – подсказал Орест.
– Но это же безумие, – возмутился Труан, один из самых влиятельных готских вождей. – Если мы потерпим поражение – нам даже уйти будет некуда.
– Значит, мы должны победить, – криво усмехнулся Тудор. – Наша проигрышная позиция станет большим соблазном для Ярого. Вопрос в другом – успеют ли подойти к началу битвы легионы Майорина?
– Во всяком случае, я сделаю все от меня зависящее, чтобы успели, – заверил готских вождей Орест. – Но и вы не торопитесь занимать невыгодную позицию. Сделайте вид, что отступаете лишь под давлением свевов. Пусть думают, что это именно они загнали вас в ловушку.
Недавнее падение с лошади не прошло, к сожалению, бесследно для Ореста, у комита сильно болела поясница. Тем не менее он всю ночь не слезал с седла, лишь изредка давая роздых лошадям. Кроме светлейшего Первики Ореста сопровождали еще пятьдесят клибонариев, свита не бог весть какая, но все же достаточная, чтобы отбиться от случайного наскока. Легионы Майорина находились в тридцати милях от излучины реки, выбранной Тудором для предстоящего сражения. Чтобы достичь реки ускоренным маршем, им требовалось менее суток. Однако Майорин категорически отказывался вводить в бой уставших легионеров. Это могло привести к краху всего начинания.
– А что будет, если свевы одолеют готов? – спросил недовольный его упрямством Орест. – В этом случае твой испанский поход закончится великим срамом.
– Тудору следует переправиться через реку и соединиться со мной, – стоял на своем префект.
– Свевы разобьют его на переправе, – поморщился Орест, с трудом стоявший на ногах. – Надо решаться, сиятельный Майорин. Или сейчас, или никогда!
– Хорошо, – недовольно буркнул префект. – Я дам тебе клибонариев. Но помни, комит, отвечать за поражение ты будешь собственной головой.
Мелочность Майорина, проявленная практически на виду у неприятеля, покоробила Ореста. Похоже, этот полководец, не одержавший пока ни одной победы во славу Великого Рима, заранее завидовал чужому возможному успеху.
– Я все-таки надеюсь, что твои легионы, префект, подоспеют к началу сражения. Будет обидно, если мы упустим случай одним махом разделаться со свевами.
– Легионы – не пешки на шахматной доске, – нахмурился Майорин. – Их нельзя передвинуть одним усилием воли. Мои обозы отстали, комит. Мне даже нечем накормить людей перед битвой. И тем не менее я постараюсь вытащить готов из западни, в которую они угодили по своей и твоей глупости, высокородный Орест.
Комиту агентов ничего другого не оставалось, как удовлетвориться малым. Пять тысяч клибонариев – это все же лучше, чем ничего. Пока римские кавалеристы готовились к переходу, Орест успел не только поспать несколько часов, но и поговорить с Либием Севером, находившимся в свите Майорина. Комита агентов не на шутку встревожило поведение префекта, изменившего свое отношение к высокородному Оресту за считаные дни.
– Римский Сенат направил к Майорину своих посланцев, – пояснил Либий. – Патрикий Скрибоний и отец Викентий, легат епископа Льва, присоединились к свите префекта три дня назад. Я случайно подслушал их разговор.
– Речь шла обо мне? – насторожился Орест.
– Викентий выразил сомнение, что твой промах при поимке патрикия Ратмира был простой случайностью. Ссылался он при этом на высокородного Дидия, видевшего твое фиаско собственными глазами.
Рассказ молодого комита не на шутку раздосадовал Ореста. Появление римских интриганов могло не только подорвать доверие Майорина к комиту агентов, но и обернуться горчайшим поражением Рима в решающей битве со свевами. На разоблачение врагов у Ореста недостало времени, он махнул рукой в сторону роскошного шатра и взгромоздился в седло. Комит клибонариев высокородный Стратегий отдал команду, и пять тысяч всадников утонули в предутреннем тумане.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента