— Да. Сейчас…
   И тут меня понесло в воронку, контакт с Лори оборвался, я снова был один, запертый в костяных стенах собственного черепа.
   — Он приходит в себя! — прозвучал голос доктора Шейна. — Ему лучше.
   Я открыл глаза. Я лежал на спине на холодном каменном полу комнаты. Вокруг меня с озабоченными лицами стояли все члены экспедиции. Саул держал в руках усилитель мысли, который он сорвал с моей головы. Яна испуганно жалась к Пилазинулу. Я попытался встать. Закружилась голова, но со второго раза мне все-таки удалось подняться.
   — Верните мне это! — завопил я и кинулся к обручу-усилителю.
   Саул спрятал обруч за спину. Доктор Шейн сказал:
   — Том, эта штука может быть опасной! Ты же не знаешь…
   — Это вы не знаете! — выкрикнул я и бросился к Саулу.
   Тот отдал мне усилитель. Полагаю, в глазах остальных я выглядел вполне сумасшедшим. Все испуганно отступили назад. Я подозвал Дихна Рууу и приказал ему найти еще один усилитель. Робот подчинился без звука и даже сам вставил активаторы на место.
   — Вот, — повернулся я к Яне, — надень на голову.
   — Нет, Том, пожалуйста, я боюсь…
   — Немедленно надень! — проревел я.
   Яна подчинилась, прежде чем кто-либо успел остановить ее. Я надел свой усилитель, закрыл глаза. На этот раз, когда мой разум отделился от тела, я не почувствовал боли. Я вздохнул и впустил в себя окружающий мир. Там была Яна.
   — Привет, — сказал я.
   — Привет. Рада тебя видеть, — ответила она, и наши сознания слились в единое целое.
   Вот так веселая компания из одиннадцати археологов, начав с перемывания миллиардолетней давности косточек, кончила тем, что изменила саму природу человеческой жизни. И не только человеческой. Усилители мысли годятся для всей и всяческой разумной органики, а это значит, что инопланетяне присоединяются к телепатической сети. На Мирте найдется достаточно усилителей, чтобы завалить ими население доброй дюжины планет. А потом мы научимся производить свои собственные.
   Итак, мы положили конец секретности и подозрениям, непониманию, ссорам, изоляции, «испорченному телефону», границам. Когда усилители станут достоянием всех, кто угодно сможет связаться с кем хочет немедленно — через полвселенной, если потребуется, — и достичь полного взаимопонимания. То, что было привилегией нескольких тысяч телепатов, теперь доступно всем, и жизнь никогда уже не будет такой, как прежде.
   Завтра мы покидаем Мирт и, возможно, больше никогда не вернемся сюда. Другие закончат начатое нами, а мы отправимся раскапывать какой-нибудь другой город. Зачем притворяться — сейчас мы не работаем, а только осматриваем достопримечательности. Вот уже целый месяц мы разгуливаем по планете, пялим глаза на здешние красоты и категорически не желаем заняться систематическими исследованиями. Просто не можем. Здесь слишком много всего.
   Нам нужно уйти отсюда, улететь далеко, чтобы получить перспективу, спокойно осмыслить то, что произошло. И только потом мы сможем вернуться и проникнуть в тайны цивилизации Мирт Корп Ахм. Все случилось слишком быстро, теперь нам нужно восстановить равновесие.
   Во второй половине дня мы с Яной совершим маленькое грустное паломничество. Это была ее идея.
   — Мы должны поблагодарить их, — сказала она.
   — Но как это сделать? К ним же не достучишься? — удивился я.
   — Все равно. Мы им стольким обязаны, Том.
   — По-моему, лучше оставить их в покое.
   — Ты боишься спускаться туда?
   — Боюсь? Да нет.
   — Тогда пойдешь со мной. Если не хочешь, я пойду одна.
   — Ладно, я с тобой. После обеда.
   — Да. После обеда.
   Яна скоро придет. Мы спустимся вместе в глубины Мирт. Она права: мы стольким им обязаны. Эта способность соприкасаться мыслями… Теперь я могу говорить с Лори… Так много всего. Мы придем туда, попрощаемся и попытаемся сказать Мирт Корп Ахм «спасибо» за наследство, оставленное нам. Мы подойдем к хрустальной стене и снова увидим невероятно древнего Высшего, погруженного в мечты о былом величии, и скажем ему: «Вот, это мы, новый народ, заполнивший Вселенную, которая некогда была вашей, мы — маленькие хлопотливые человечки, которые вечно в пути». И еще, я попрошу его молиться за нас, если Высшие знают, что такое «молиться», ибо есть у меня предчувствие, что человечество наделает массу ошибок, прежде чем освоит новые знания.
   Пришла Яна. Мы спускаемся в обитель Высших.
   Конец блока. Конец целой эпохи. Мы надеваем усилители. Мы касаемся друг друга. Я чувствую присутствие Лори и говорю ей: «Привет!». Она посылает мне волну тепла.
   — Держи контакт, сестренка, — говорю я. — Мы тебе покажем нечто очень странное и интересное. Сейчас ты увидишь самое старое живое существо во Вселенной. Нашего благодетеля, хотя он-то об этом не подозревает.
   Мы спускаемся, чтобы попрощаться с Мирт Корп Ахм.

ПАСЫНКИ ЗЕМЛИ

1

 
 
   Эвинг медленно просыпался, чувствуя леденящий, сковывающий холод во всем теле. Но постепенно он начал оттаивать. Вот уже стало теплее голове и плечам, тепло медленно проникало в остальные части тела. Он попробовал пошевелиться, насколько это было возможно, и искусно сотканная нежная паутина из пены, в которой он, как в люльке, покоился в течение всего космического путешествия, затрепетала, встревоженная ожившими мускулами.
   Он вытянул руку и опустил вниз рукоятку, торчащую в каких-нибудь шести дюймах от него. Из отверстия рассеивателя на «люльку» обрушился поток жидкости, растворяя и смывая сковавшую Эвинга паутину. Теплее стало ногам. Тяжело дыша, он с трудом поднялся. Сделав два шага, Эвинг остановился и осторожно потянулся.
   Он проспал одиннадцать месяцев, четырнадцать дней и около шести часов, как показывали часы, установленные на панели управления над его «люлькой». Время отсчитывалось в абсолютных галактических единицах. Секунда — галактическая единица измерения времени — была выбрана только потому, что когда-то ею пользовались на планете, откуда происходили все люди.
   Эвинг прикоснулся к эмалированной кнопке, и маленький сегмент внутренней обшивки корпуса корабля откинулся вниз, открывая мягко светящийся смотровой экран. В центре экрана висела зеленая планета. И это не был цвет люминофора экрана — зеленый цвет был ее естественным цветом. Обширные моря омывали ее материки.
   Земля!
   Эвингу было хорошо известно, что он должен делать дальше. Теперь, когда в его оттаявшем теле восстановилось нормальное кровообращение, он быстро добрался до противоположной стены, где находился субэфирный генератор, и щелкнул выключателем. Загорелась зеленая лампочка.
   — Говорит Бэрд Эвинг, — произнес он в микрофон передатчика. — Я нахожусь на околоземной орбите. Пока что все в порядке. В ближайшее время начну спуск на Землю. Ждите следующих сообщений.
   Он отключил передатчик. В эти самые мгновения его слова уже летели через галактические просторы к родной планете, унесенные субэфирной волной. Пройдет пятнадцать дней, и сообщение будет принято на Корвине.
   Все эти долгие месяцы своего одиночного полета Эвинг, конечно, предпочел бы бодрствовать. За это время можно прочитать много интересных книг и прослушать массу музыкальных записей. Он ужаснулся от мысли, что проспал почти год, не пробуждаясь. Сколько времени пропало зря!
   Однако те, кто послал его в далекое путешествие, приводили другие доводы:
    «Вы полетите через невероятно огромное космическое пространство, да еще в одиночном корабле. Невозможно так долго бодрствовать и не сойти с ума, Эвинг. Нам необходимо, чтобы вы оставались в здравом уме».
   Он пытался возражать, но они были непреклонны. Жители Корвина посылали его на Землю, не считаясь с безумными расходами, чтобы он смог выполнить поручение огромной жизненной важности. Стоило им хоть на миг усомниться, что он прибудет на Землю не в самом лучшем виде, они тотчас бы заменили его другим. Эвинг неохотно уступил. Его поместили в питательную ванну и показали, как с помощью управляемых руками и ногами рычагов привести в действие механизм глубокого охлаждения, позволяющего безболезненно перенести длительное путешествие в состоянии «спячки», а затем, по окончании полета, быстро выйти из этого состояния. Его корабль, чуть больше обычного гроба, тщательно герметизированный, был запущен в тьму космоса. Маленький одноместный плот в безбрежном мире.
   Прошло не менее десяти минут, прежде чем весь его организм полностью восстановился и все физиологические функции пришли в норму. В зеркале он увидел необычную мягкую щетину, покрывшую его изможденное лицо. Эвинг и раньше не страдал избытком плоти, но теперь он был похож на скелет. Щеки глубоко запали, кожа туго обтягивала выступавшие скулы. Живот совсем втянулся внутрь, ноги и руки скорее напоминали конечности паука, чем человека. Казалось, что даже волосы его увяли за это время. В 3805 году, когда он покинул Корвин, чтобы совершить этот крайне необходимый перелет на Землю, они пылали ярко-рыжим огнем. Теперь же его шевелюра потемнела, приобрела грязно-коричневый цвет. Эвинг был высоким, поджарым мужчиной, с резкими чертами лица и мягкими пытливыми глазами.
   Сейчас ему предстояла очень важная работа.
   Рядом с субэфирным передатчиком была смонтирована установка обычной радиосвязи для сообщения внутри планетарной системы. Глядя на бледно-зеленый шар Земли, он включил радиопередатчики. В ответ послышался только шум атмосферных помех. Затаив дыхание, Бэрд ждал. Ждал те слова, которые он впервые услышит, слова, которые будут произнесены на земном языке. Его охватила тревога: поймут ли земляне его англо-корвинский диалект?
   Ведь как-никак прошла почти тысяча лет с тех пор, когда была основана колония на Корвине, и более пятисот лет с того времени, когда обитатели этой планеты остались без каких-либо контактов с материнской планетой. За пятьсот лет языки могли сильно измениться.
   Внезапно в кабине раздался мужской голос:
   — Наземная станция Прима-два. Кто на связи?! Говорите! Говорите!
   Эвинг улыбнулся: он слышал понятную речь.
   — Вызывает одноместный корабль. На связи с Землей корабль свободной планеты Корвин. Я нахожусь на устойчивой орбите на расстоянии пятидесяти тысяч километров от поверхности Земли. Прошу разрешения на посадку. Укажите координаты места приземления.
   Наступило длительное молчание, настолько длительное, что его никак нельзя было объяснить временной задержкой, вызванной конечной скоростью распространения радиоволн в околоземном пространстве.
   «Может быть, — подумал Эвинг, — я говорю слишком быстро или мои слова потеряли свое истинное значение для современных землян?»
   Наконец на Земле ответили:
   — Какая, вы сказали, свободная планета?
   — Корвин. Эпсилон-12 Большой Медведицы. Бывшая колония Земли.
   Снова наступила пауза.
   — Корвин… Корвин. О, я полагаю, вы можете совершить посадку. Каков тип корабля? С искривляющим пространство приводом?
   — Да, — ответил Эвинг. — С фотонным ускорителем, разумеется. И ионно-лучевыми двигателями для полета в атмосфере.
   — Ваши фотонные ускорители радиоактивны? — спросил земной собеседник.
   Захваченный врасплох путешественник на мгновение задумался. Затем, нахмурившись, произнес в микрофон:
   — Если вы имеете в виду излучение тяжелых частиц, то этого нет. Фотонные ускорители просто превращают… — он задумался. — Следует ли мне подробно все объяснять или нет?
   — Нет. Не торчать же вам весь день на орбите. Если ваш корабль нерадиоактивный, то валяйте, спускайтесь. Сейчас я вам дам координаты места посадки.
   Эвинг тщательно переписал возникшие на экране цифры, повторил их с помощью клавиатуры, чтобы проверить точность приема, поблагодарил землянина и дал отбой связи. Затем он ввел полученные координаты в бортовой компьютер.
   В горле у него пересохло. Он почувствовал беспокойство: ему показалось, что землянин разговаривал с ним несколько фривольно, небрежно, даже, пожалуй, с раздражением. «Вероятно, я слишком разговорился, — подумал Эвинг. — А для землянина прием кораблей с других планет, наверное, обычная рутинная работа».
   И тем не менее начало было не очень приятным. Эвинг понимал, что у него, как и у всех на Корвине, было в высшей степени идеализированное представление о землянах; он считал их самыми мудрыми существами, во всех отношениях превосходящими других людей. И, разумеется, когда узнаешь, что полубожественные обитатели материнской планеты — это обычные люди, такие же, как и их потомки на дальних планетах-колониях, то испытываешь определенное разочарование.
   Эвинг пристегнулся: ему предстоит заключительный бросок вниз, сквозь атмосферу, окутавшую Землю. Началась последняя фаза путешествия. Через час он будет стоять на земле — в прямом смысле слова.
   «Надеюсь, они окажутся в состоянии помочь нам», — подумал он. Орды варваров-клодов из туманности Андромеды, не имеющих даже лица, ворвались в Галактику, сметая все на своем пути. Уже четыре планеты пали под натиском клодов. Элементарный расчет показал, что они достигнут Корвина в ближайшие десять лет. Эвинг представил лица сраженных горем, уводимых в рабство женщин и детей, обугленные развалины сверкающей остроконечной Башни Планетарного Совета, Университета, испепеленные огнем плодородные земли…
   Гнетущие мысли о судьбе своей родины не покидали Эвинга, пока его крохотный корабль по спирали опускался к Земле. «Земля поможет нам, — утешал он себя. — Земля спасет свои колонии от порабощения».
   Корабль вдруг резко затормозил, и Эвинг почувствовал, что его кровеносные сосуды вот-вот разорвутся. Он уцепился за поручни и стал что было мочи кричать, чтобы облегчить давление на барабанные перепонки. Однако от напряжения, охватившего его, освободиться подобным образом было невозможно. Грохот торможения сотрясал остов его корабля, и зеленая планета с устрашающей скоростью разрасталась на смотровом экране.
   Еще несколько минут, и на какое-то мгновение корабль завис в результате действия собственных тормозных ракет, затем мягко опустился и замер на широкой железобетонной посадочной площадке.
   Пальцами, едва разгибающимися в неожиданно навалившемся на его тело тяготении, Эвинг отстегнул ремни и увидел на смотровом экране небольшие автотележки, с грохотом пересекающие поле космодрома в направлении его корабля. «Дезинфекционная команда, — подумал он. — И, конечно, состоящая только из роботов».
   Бэрд терпеливо подождал, пока они сделают свое дело, затем распахнул люк и выбрался наружу. Воздух пах вполне сносно, хотя и непривычно. На его родной планете в воздухе содержится двадцать три процента кислорода, то есть на два процента больше, чем на Земле. Да и день на Корвине теплее. Эвинг заметил похожее на узкий высокий парус здание вокзала и направился к нему.
   Двери вокзала тотчас распахнулись перед ним. Как только Эвинг переступил порог, робот, безликий и тупой, выполнил сканирование его тела своим фотодатчиком. Внутри вокзал сверкал красно-зелеными огнями, то зажигающимися, то гаснущими. От ослепляющих вспышек у Эвинга закружилась голова.
   Существа самого различного рода толпились вокруг. Неподалеку Эвинг увидел четыре полугуманоидные фигуры с головами, как пузыри, занятые оживленной беседой. Немного поодаль двигались целые толпы созданий, более похожих на землян. Эвинг поразился их внешности.
   Некоторые из них были «обычными» людьми, хотя и причудливо мускулистыми и угловатыми на вид, но все же не в такой степени, чтобы вызвать на Корвине удивленные восклицания. Зато другие!..
   Пышно разодетые в блестящие длинные хитоны, бирюзовые и черные, черные и золотистые, они являли собой необыкновенное зрелище. Один из них не имел ушей. Череп его был совершенно голый, украшенный лишь бриллиантовыми брошами, неизвестно каким образом прикрепленными к голове. У другого была одна нога, и он опирался на переливчатый перламутровый костыль. В носу третьего изумрудами сверкало золотое кольцо.
   Ни один из них, казалось, ничем не походил на другого. Как опытный специалист по обычаям различных культур Эвинг мог объяснить это явление. Увлечение украшениями — общая тенденция для высокоразвитых обществ, в том числе и земного. И среди этих модников и модниц он почувствовал себя ужасным провинциалом. Корвин был молодым миром, хотя история его насчитывала уже добрую тысячу лет. Такие причуды моды еще не дошли до них.
   Эвинг решительно подошел к группе щеголеватых землян, болтающих между собой неподалеку от него. Их высокие голоса звучали резко и неестественно для его слуха.
   — Извините меня, — обратился к ним Эвинг. — Я только что прибыл со свободной планеты Корвин. Скажите, пожалуйста, как мне найти кого-нибудь из властей?
   Земляне резко прервали беседу. При виде Эвинга они как-то смутились.
   — Вы с планеты-колонии? — поинтересовался одноногий таким голосом, что с трудом можно было различить что-либо членораздельное.
   Эвинг кивнул:
   — С Корвина. В шестнадцати парсеках отсюда. Планета была заселена землянами тысячу лет назад.
   Земляне стали обмениваться фразами с такой быстротой, что невозможно было понять, о чем идет речь. Казалось, они говорили на каком-то особом, только им понятном языке. Их нарумяненные лица выражали совсем не доброжелательность.
   — Где я могу повидаться с властями? — переспросил Эвинг, на этот раз менее уверенно.
   Тот, у которого не было ушей, визгливо рассмеялся:
   — Какие еще власти? Это Земля, дружок! Мы здесь вольны делать все, что нам заблагорассудится!
   Эвингу стало не по себе. Ему с первого взгляда очень не понравились эти земляне. Теперь же неприязнь усилилась еще больше. Сбоку он услышал весьма необычный голос с сильным акцентом:
   — Если я не ослышался, вы сказали, что прибыли с одной из колоний?
   Эвинг повернулся. С ним говорил «обычный» землянин — мужчина ростом выше среднего, с квадратным массивным лицом и густыми бровями, нависшими над глубоко посаженными маленькими глазками. У него был глухой, монотонный и очень неприятный голос.
   — Я с Корвина, — кивнул Эвинг.
   Собеседник нахмурился. Его огромные брови сошлись над переносицей.
   — Откуда, откуда? — переспросил он.
   — С Корвина. Планета отстоит от Земли на расстоянии шестнадцати парсеков и находится в системе звезды Эпсилон-12 созвездия Большой Медведицы.
   — А что же вы делаете на Земле?
   Враждебный тон голоса раздражал Эвинга. Стараясь быть спокойным, он бесстрастно ответил:
   — Я назначен властями нашей планеты официальным посланником на Землю, и поэтому мне хотелось бы встретиться с представителями правительства. Для начала меня устроила бы… таможня.
   — Такой здесь нет, — ответил коренастый. — Земляне отказались от подобной роскоши около столетия назад. Таможенники доставляли им немало излишних хлопот.
   Он весело, с едва скрываемым презрением взглянул на троих щеголей, которые отодвинулись подальше и вернулись к своему разговору.
   — Вряд ли землян хоть что-нибудь сейчас волнует.
   — А вы что, разве сами не с Земли? — недоуменно спросил Эвинг. — Я имею в виду…
   — Я? — Из широкой груди собеседника вырвался сардонический смех. — Вы, видимо, на самом деле находитесь в состоянии крайней изоляции. Я с Сириуса. Сириус-4 — старейшая из земных колоний. Неплохо бы нам с вами выпить, а? Мне хотелось бы поговорить с вами подольше.

2

   Эвинг без особой охоты последовал за новым знакомым. Они миновали вокзальную толпу и направились в дальний конец сводчатой галереи, где находилось кафе. Там они заняли слабо мерцавший полупрозрачный столик, и коренастый с Сириуса, спокойно взглянув на Эвинга, начал:
   — Ну что ж, давайте по порядку. Как вас зовут?
   — Бэрд Эвинг. А вас?
   — Роллан Фирник. Что же привело вас на Землю?
   Высокомерный и грубоватый тон Фирника заставил Эвинга насторожиться. Он стал игриво разглядывать янтарно-золотой напиток, которым угостил его Фирник, затем не спеша пригубил его и поставил на стол.
   — Я уже говорил, — ответил он невозмутимо. — Я прибыл на Землю как посланник правительства Корвина. Это так просто!
   — Так ли? Когда ваш народ имел в последний раз контакт с Землей?
   — Пятьсот лет назад. Однако…
   — Пятьсот лет… — задумчиво протянул Фирник. — И теперь вы решили возобновить связи с Землей? — Он покосился на Эвинга. — Но ведь это же не просто так! Не просто из любви к общению, а, Эвинг? Каковы же истинные причины вашего визита на Землю?
   — Я не знаком с последними новостями, — сказал Эвинг. — Вам доводилось слышать что-нибудь о клодах?
   — Клодах? — переспросил он. — Нет! Это слово мне ни о чем не говорит!
   — Новости по Галактике распространяются очень медленно, — кивнул Эвинг. — Клоды — гуманоидная раса, пришедшая из звездного скопления, которое раньше называлось туманностью Андромеды. Я видел объемное изображение этих существ. Это небольшие грязные создания, ростом чуть более полутора метров. Цивилизация их очень сильно напоминает сообщество муравьев. Боевой флот клодов сейчас разгуливает среди планет нашей Галактики.
   Фирник вопросительно поднял одну бровь, но ничего не сказал.
   — Несколько тысяч их кораблей, — продолжал Эвинг, — появились в нашей галактике около четырех лет назад. Они высадились на Варнхольте — планете-колонии, удаленной от Земли на пятьдесят световых лет, — и начисто опустошили ее. Примерно через год клоды двинулись дальше. Сейчас они покорили уже четыре планеты, и пока что никто не может их остановить. Они роем набрасываются на планету и уничтожают все, что попадается им на глаза. Затем они отдыхают, набираются сил и отправляются дальше — к следующей планете.
   — Ну и что из этого?
   — Мы вычислили их наиболее вероятный маршрут, и получилось, что клоды нападут на Корвин где-то через десять лет. Ошибка — плюс-минус год. Нам не под силу отразить их нашествие. Наш народ мирный, мы не имеем боевых традиций. Мы даже не сумеем за это время военизировать свою планету, чтобы защитить себя от клодов.
   Эвинг остановился и отпил немного из своего бокала. Напиток, к его удивлению, оказался на редкость приятным. Он продолжил рассказ:
   — Как только нам стало известно об угрозе, мы отправили по субэфирной связи послание на Землю, в котором описали создавшееся положение и попросили помощи. Но ответа так и не получили. Мы вновь передали сообщение, но ответа с Земли и на этот раз не последовало.
   — Поэтому вы и решили направить сюда посланника, — усмехнулся Фирник.
   — Должно быть, вы считаете, что ваше послание затерялось где-то в бюрократических дебрях, не так ли? И вы хотите начать переговоры лично?
   — Да.
   Роллан рассмеялся:
   — А вам известно хоть что-нибудь о положении на Земле? Вот уже более трехсот лет здесь никто не держал ружья. Земляне стали законченными пацифистами.
   — Это неправда!
   Насмешливое дружелюбие тотчас исчезло с лица Фирника. Голос его похолодел:
   — На этот раз я вас прощаю, приятель, только потому, что вы инопланетянин и не знакомы с нашими обычаями. Но стоит вам еще хоть раз назвать меня лжецом — и я убью вас!
   Эвинг стиснул зубы. «Ну и дикарь», — подумал он. Однако вслух произнес:
   — Другими словами, я зря потерял столько времени, прибыв сюда, — вы это хотели сказать? Я вас правильно понял?
   Фирник равнодушно пожал плечами:
   — Своими войнами занимайтесь сами. Боюсь, земляне не смогут вам помочь, приятель.
   — Но ведь опасность грозит и вам или, вернее, им, землянам, — горячо возразил Эвинг. — Вы, полагаете, что клоды остановятся и не нападут на Землю?
   — Сколько времени, по-вашему, уйдет у них на то, чтобы добраться до Земли? — спросил Фирник.
   — Столетие, не меньше…
   — Что! Вот видите! Целое столетие! На своем пути им придется столкнуться еще с Сириусом-4! Когда настанет час, мы позаботимся о них, это уж точно!
   «А ведь я пересек шестнадцать парсеков космоса, чтобы добраться сюда», — подумал Эвинг.
   Он поднялся:
   — Было очень приятно побеседовать с вами. Благодарю вас за угощение, сэр.
   — Всего хорошего, — кивнул Фирник.
   Эвингу показалось, что эти слова были не столь доброжелательны, какими должны быть по своему смыслу. Скорее, наоборот, в них сквозила нескрываемая насмешка.
   Проходя по галерее космопорта сквозь снующие толпы, Эвинг увидел взлет космического корабля. Он смотрел ему вслед, пока тот с ревом не исчез из виду. Эвинг подумал, что не лучше ли вернуться прямо сейчас на Корвин и доложить о полном провале его миссии.
   Однако он никак не мог поверить в образ мягкотелой Земли, потерявшей свое могущество. Они не имели с ней контакта в течение пяти веков. Однако на Корвине до сих пор из уст в уста передаются легенды о планете-прародине, где впервые появилась человеческая цивилизация. И не только на Корвине, но и на всех остальных планетах-колониях трепетно относятся к сказаниям о Земле.
   Он вспоминал рассказы о первопроходцах, первых смельчаках, добровольно летевших в неведомый космос, неся с собой культуру Земли. По мере развития цивилизации на освоенных планетах контакт их с планетой-прародиной становился все более слабым. Процветающим, живущим на собственные ресурсы планетам ни к чему было поддерживать столь дорогое межзвездное общение ради простых сыновьих чувств. У планет-колоний было и без того немало насущных экономических проблем, требовавших незамедлительного решения.