Емеля пытался что-то возразить, потом махнул рукой и снова залег на печи.
   - Балуешь ты его! - укорил щуку Илья.
   - Так ведь слово нами дано,-оправдывалась щука. - Нами дано, да не нам назад забирать. По волшебному укладу данное слово положено честно сполнять!
   - Отдыхай, матушка, - ласково разрешил богатырь.- У нас с Емелей разговор один намечается. Ты, Емеля, как - поговорить желаешь или сначала силой помериться думаешь?
   Емеля хмуро сплюнул и полез с печи, колыхая ожирелой статью.
   - Чего там силой меряться,- встал он перед богатырем. - Давай разговоры разговаривать.
   - Дорога к Поклон-горе тебе не знакома?
   - Не знакома,- буркнул Емеля и глянул на щуку.- Может она знает?
   Щука удобно расположилась в ушате с водой, окунула в студеную воду рыло и снова высунулась:
   - Сведу я тебя, батюшка, с хорошим человеком. Слыхал про Симеона и его Летучий Корабль?
   - Слыхал,- отозвался Илья.- Да думал, что сказки это.
   - Самое что ни на есть самоделишная быль,- уверила щука.- Симеон-то сейчас по ту сторону обретается. Корабль свой летучий чинит. А уж грамотнее и более знающего, чем он, я и не ведаю.
   Муромец оглядел избу. Емеля уже снова забрался на печь и трудно засыпал, подперев отвисшую щеку полной рукой.
   Богатырь оглянулся на щуку.
   - Что ж,-- сказал он.- Веди меня к Симеону.
   11. АЛЕША ПОПОВИЧ
   Солнце уже скрылось за горизонтом.
   На проезжем тракте за темным полем скрипели запоздалые возы.
   Цыган Болош вышел из шатра, глянул из-под руки на яркую звезду у горизонта и шагнул к костру, у которого Алеша Попович на разостланной худой овчине перебирал узелки с пожитками. Попович, нанимась в услужение к цыгану, переоделся, спрятал доспехи в дорожные сумы и был сейчас похож на простого селянина.
   Под видом батрака нанялся он к цыгану, уговорившись получить от того коня за недельную службу.
   - Закипела вода в котле? - спросил Болош.
   -Закипает.
   - Хорошо,- кратко молвил цыган.- Жди.
   Попович проводил цыгана взглядом. Непонятен был ему Болош. Заставил посреди степи в котле пустую воду греть, а зачем? Говорят, цыгане в волшбе сильны, с чертом знаются. В детстве у Алеши зубы болели. Позвали к нему старую цыганку. Лицо у нее было маленьким, сморщенным, а на нем угольями глаза горят. Зашептала, забормотала цыганка заклятия, плюнула в сторону, а у Поповича боль сняло как рукой.
   Может и Болош волшебные средства знает?
   Очнулся Алеша от раздумий, а цыган уже снова у костра черной тенью стоит, на Поповича внимательно смотрит, точно мысли его прочитал.
   Разложил Болош на платке пучки разных трав, что в степи им собраны были. Встал с колен, отряхнул приставшие былинки, заложил пальцы в рот и оглушил степь пронзительным свистом.
   Сел у костра и снова травы перебирает узловатыми пальцами.
   - Свистел-то зачем?
   - Придет время, узнаешь.
   А над землей уже месяц повис и черное небо звездами высветилось. Пролился через бездну неба от горизонта к горизонту молочный и извилистый Чумацкий тракт.
   Попович прислушался. Показалось ему, что на., степью шорох стоит, словно ветер сухую траву колышит. Нет, тишина... Почудилось, верно.
   Огляделся Попович и сердце от страха сжалось, холодок по спине пробежал: прямо к костру со всей степи ползучие гады собираются. Подползет гад к костру, совьется кольцом и глядит на огонь немигающими глазами.
   - Змеи,- шепотом сказал Попович.- Слышишь, Болош, змеи кругом.
   Усмехнулся цыган в бороду, встал и говорит: - Крышку с котла снимай, парень.
   А сам вокруг костра пошел, гадов собирать. Поднимет ядовитую тварь за голову, пошепчет что-то над ней и несет, словно сонную, да в котел с кипящей водой швырет.
   Покидал гадов в котел и начал в кипящую воду пучки трав опускать. Каждый пучок поднесет к носу, понюхает, оглядит перед тем, как диковину редкую.
   Поплыл над степью дурманный запах.
   А Болош раскрыл суму и бросил в воду летучую мышь, птичьи тушки, сушеных лягушек и большую черную усатую голову сома.
   Оглядел цыган молочно светящийся месяц и говорит своему батраку:
   - Вари похлебку, пока месяц за деревья не зацепится нижним рогом. Да не вздумай попробовать - в страшных муках умрешь!
   Сказал и к себе в шатер ушел.
   Варит Попович цыганскую похлебку и размышляет.
   Ой, крутит цыган! Чего ради похлебку змеиную варит? Неужто самому жить надоело? Яд он и есть яд. На всех одинаково действует. А коли ж так, то нет в цыганских словах ни капельки правды, притворство одно.
   Варит Попович похлебку, а Болош в шатре храпит. Да так храпит, что звезды с небес осыпаются.
   А летняя ночь коротка. Просвистели во тьме летучие мыши, возвращаясь на свой дневной ночлег. Прокричал где-то заунывно и хмуро невыспавшийся козодой, летящий домой из деревенских хлевов. И месяц низко спустился, почти уже касаясь нижним рогом темных деревьев. Лег Попович, руки за голову заложил, на звезды смотрит.
   Не может быть, чтобы цыган котел споганил лишь для того, чтобы утром над батраком посмеяться. Цыгане народ практичный, золото на возах возят, а детей в тряпье одевают, милостыню просят да за жен дорого дают. И загадал Попович про себя: упадёт сейчас звезда - пробовать ему цыганскую похлебку, не упадет - так и судьбу ни к чему испытывать. И только Попович загадал это, как большая звезда лучисто прокатилась по всему небу к чернеющему лесу.
   А месяч как раз нижним рогом деревьев коснулся. Вот-вот Болош в шатре проснется.
   Откинул Попович крышку, зачерпнул из котла жуткое варево, да едва не выплеснул назад от отвратности. Но не в силах русская душа от принятого однажды решения отказаться! Прости своего сына, мама! Спаси его Смерть! Припал Алеша губами к ковшу.
   И ничего не случилось. Только по жилам огонь разлился.
   Вытер Попович ковш насухо, прикрыл котел и пошел будить цыгана. Цыган из шатра вышел и первым делом на месяц уставился.
   - Добро! - сказал Болош батраку.- В самый раз поднял!
   Подошел к костру, заглянул в котел, принюхался, жутко двигая смолистой бородой.
   - Подай-ка мне ковш, слуга мой разлюбезный!
   Оглядел ковш внимательно, уставился на батрака злыми глазами.
   - Признавайся, вражий сын, отведал похлебку?
   - Была охота гадов глотать! - отозвался Попович.- Жри его сам, свое варево!
   Засмеялся цыган, зачерпнул ковшом из котла, выцедил медленно варево, а котел опрокинул. Вспыхнула земля адским пламенем, высвечивая степь и черную кряжистую фигуру колдуна.
   Где-то в далекой деревне проголосил в первый раз петух.
   Цыган вздрогнул.
   - Ладно,- сказал он.- Ты свою службу справил и я обещание выполню.Выбирай себе любого коня. Вон они в степи пасутся.
   Пошел Попович коня себе выбирать.
   Идет и слышит тоненький голосок: - Смотри, Алеша, берегись колдуна!
   Оглянулся богатырь - нет никого! А колдун-тут как тут.
   - Чего остановился? Услышал что?
   - Никак возы по шляху едут?
   Цыган прислушался, наклонился, выдернул из земли малую травинку и сказал с облегчением:
   - Показалось тебе!
   Пошел Алеша дальше и слышит:
   - Берегись колдуна, Алеша!
   Оглянулся Попович - нет никого! А цыган снова рядом. Кустик из земли вырвал, глядит подозрительно.
   - Опять чего померещилось?
   - Никак журавли полетели?
   Глянул Болош в небо, вздохнул с облегчением.
   - Не журавли то, а утки летят.
   Пошел Попович дальше.
   Пришел он к пасущимся коням, взял одного за шелковистую гриву и слышит:
   - За наградой пришел? Хорошо, что меня выбрал. Уж я-то не оплошаю, быстро с тобой разделаюсь!
   Оставил Попович коня, других ищет. А цыган опять рядом:
   - Чего смотришь, высматриваешь? Конь не по нраву?
   - Хромает он вроде.
   Подошел Алеша к другому коню и слышит:
   - Садись, холоп! Покажу я хозяину, как со всяким сбродом расправляться умею!
   Шагнул Попович мимо, а цыган тут как тут.
   - И этот конь не приглянулся?
   - Запален он вроде, дышит с хрипом.
   Подошел Алеша к третьему коню и услышал:
   - Молодец, что меня выбрал! Я тебя от колдуна вмиг умчу и сам от него избавлюсь.
   Взял Попович повод коня, а колдун уже рядом, скулы желваками ходят:
   - Раздумал я коня тебе давать. Лучше выкуп за него возьми.
   Оседлал Попович коня, перекинул через конский круп переметные сумы и говорит цыгану:
   - Уговор дороже денег, Болош! А что до выкупа, то возьми ты золото себе, мне конь дороже золота.
   Колдун зубами заскрипел:
   - Постой! Скажи правду: отведал похлебки?
   Сел Попович в седло и засмеялся в лицо колдуну. А над землей уже улыбался розовый рассвет, бежали в леса черные тени, прятались в дуплах ночные страхи и ужасы, таяла в нарождающейся небесной синеве звездная тьма.
   И в это время в третий раз прокричал далекий петух, возвещая, что кончилось время творить черное зло.
   12. ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ
   Мрачна и безлюдна была деревня.
   - Что у вас так тоскливо? - спросил Добрыня, усаживаясь на скамью в горнице.
   Хозяин не успел ответить богатырю. У избы, что стояла рядом с домом старосты, в крик завопили бабы. Добрыня шагнул к окну. Из дома выносили покойника угрюмые мужики.
   - Моровая Дева у нас объявилась,- сказал подошедший староста.- Одно горе теперь у нас. Езжал бы ты, молодец, чтобы несчастье на себя не накликать.
   - Не затем мне меч вручали, чтобы бегал я от девки беспутной,- сурово сказал Добрыня.
   - Слушай, отчаянная голова,- старец горько усмехнулся. - Объявилась она у нас месяц назад. Ликом Дева страшная и жуткая. Бродит она по улицам, обходит дома. Перед каким и остановится. Просунет руку в дверь или окно, махнет красным платком и в доме зараза смертельная селится. Полдеревни уже вымерло, а живые ставни и двери наглухо затворили и выходят лишь когда Дева на отдых удаляется.
   - Как же вы погань такую терпите? - гневно изогнул бровь богатырь.- Иль смелых в деревне не осталось?
   - Жить-то каждому хочется,- вздохнул староста.
   - Выгоню я эту гадину,- твердо пообещал Добрыня.
   - Дева эта племянницей самой Смерти доводится,- пожевал синие губы старец.
   - А хоть черту! - раздраженно сказал Добрыня.- Что теперь - ждать пока она всю деревню насмерть уходит?
   В это время за окном раздались крики. Добрыня снова бросился к окну. Люди на улице разбегались по хатам и улица пустела на глазах.
   Староста тронул богатыря за плечо.
   - Дай, богатырь, ставень прикрою!
   - Погоди,- сказал Добрыня.- Ты в горницу иди, пока я с ней тут потолкую.
   Странная процессия двигалась по улице. Впереди шла уродливая женщина в красном сарафане. Лицо ее заросло рыжими волосами. В руках женщина держала красный платок. За нею двигались кошмарные создания. Вид их был столь ужасен, что от одного взгляда на них сердце останавливалось.
   Добрыня сел у окна, распахнув его настежь, меч на колени положил в ожидании.
   Тяжелые шаги приблизились.
   - Эй, старец! - воющим голосом произнесла Моровая Дева.- Вот я и поймала тебя, старец. Где же твоя осторожность?
   Добрыня молчал.
   - Видать, свеча твоя догорает у тетушки,- удовлетворенно провыла Моровая Дева.- Время твое пришло! Знаешь, старец, почему тебе умереть надо? - продолжала жуткая воительница.- Нельзя тебе с Добрыней из Киева встречаться. Обещала я Кашею Бессмертному, что сначала тебя, а потом и его к тетке в гости отправлю. Ну, прощай, старец!
   В окно просунулась мохнатая рука, сжимающая пальцами красный платок. Добрыня резко вскочил, ударил по руке заготовленным мечом. Кисть, сжимающая платок, упала в горницу, а за окном раздался леденящий душу вопль. Пять отрубленных пальцев метнулись было по комнате серыми крысами, да не миновали тяжелых сапог богатыря. Красный платок зашипел, превращаясь в огромную змею с монашеским клобуком у головы. На капюшоне страшно светились глаза. Снова свистнул богатырский меч и гад, рассеченный разом на семь кусков, разметался по комнате. За окном послышался топот разбегающегося в страхе войска Моровой девы. Добрыня сел, вытирая пот с лица, потом тяжело поднялся, покидал дохлых тварей в окно, поддевая их острием меча.
   Моровая Дева за окном страшно завыла: - Добрыня! Отдай мою руку, Добрыня!
   - Собирай! - сказал богатырь.- Вон она под окном валяется!
   В окно заглянула уродливая жуткая морда.
   - Догадалась я, что ты это,- скрипнула зубами Моровая Дева.- Ну ничего! Встретимся еще, Добрыня! Ох, встретимся!
   Страшное лицо Моровой Девы исчезло, а в избу шаркающе вошёл староста. Не в горнице староста сидел, в погребе отсиживался. Глянул старец на богатыря и в ужасе отпрянул от него: - Что с тобой?
   - Что, - не понял Добрыня.
   - У тебя все лицо в крови!
   - То не кровь,- сказал богатырь.- То слезы ее злые!
   13. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
   Муромец ехал вдоль берега, а рядом в воде плыла щука.
   - Недалеко теперь уже, батюшка! - слегка задыхаясь говорила богатырю щука.- Повернем во-о-о-н за тот мысок, а там и кораблик Симеона виден будет!
   При этом щука не забывала перехватывать больших белобрюхих лягушек, что в изобилии прыгали в воду из-под копыт богатырского коня.
   Открылась заводь. На поверхности ее плавали широкие зеленые листы кувшинок. На одном из листов сидела печальная лягушка с маленькой золотой короной на голове. Заметив Муромца, лягушка начала размахивать большой красной стрелой, которую она держала в передней лапе.
   Щука вздохнула.
   - Царевна-лягушка,- объяснила она богатырю.- Пустил кто-то на прошлой неделе стрелу, вот и дожидается теперь своего суженого!
   Заметив, что богатырь проезжает мимо, лягушка поскучнела, сунула стрелу под лист кувшинки и сама спряталась в цветок.
   За поворотом открылся широкий плес. Рядом с песчаной косой стоял Летучий Корабль. На мачте болтался под ветром флаг, украшенный большим красным кругом.
   Тощий, долговязый и лысый человек смотрел от корабля из-под руки на приближающегося путника.
   - Здравствуй, Симеон! - радостро вскричала щука,- С рывалкой не помочь? Я мигом - только сеть расставляй!
   - На уху и так хватит,- рассудительно сказал лысый человек.
   - Чего зря рыбу переводить? Разве что окуньков бы с десяточек. Или щучку какую, вроде тебя, старая!
   - Все бы тебе шутить! - укоризненно сказала щука.- А я к тебе человека по делу привела!
   Илья принялся расспрашивать Симеона о дороге к Поклон-горе.
   - Поклон-гора...- раздумчиво сказал корабельщик.- И название знакомое, а в списках моих не значится...
   Пока богатырь разговаривал с корабельщиком, а щука блаженствовала на мелководье, из зарослей камыша вылез волосатый и бугристый от мышц водяной, спустился к стоящему у отмели кораблю и принялся возиться у его руля, проделывая непонятные манипуляции.
   - Да что гадать-то,- сказал Симеон.- Корабль на ходу. Летим, Илья Иванович! И мир посмотришь, и искомое найдешь. Должна по моим рассуждениям Поклон-гора быть приметною. Путников на земле много, подскажет кто-нибудь нам дорогу. Летим? Или ровеешь от родимой земли оторваться?
   - Летим! - решительно согласился Муромец.- Русского витязя ничто испугать не может!
   - Вот и складненько,- высунула Из воды свое рыло щука. - Богатырям путь неблизкий, а мне к Емеле пора.
   - Бросила бы ты его! - с сердцем сказал Муромец.- Ведь ты из него приживальщика вырастила!
   - Пропадет он без меня,- сказала щука.- А я уж к нему и привыкла!
   Выплыла щука на быстрину и принялась глядеть, как богатырь коня на корабль заводит.
   Плавно распустились белые паруса, надулись от ветра, и Летучий Корабль медленно и величаво поднялся в воздух.
   - Спаси вас бог, касатики,- прошептала щука и, ударив хвостом ушла на глубину.
   Щука не видела, как от уже высоко поднявшегося корабля отделилась и камнем понеслась к воде неуклюжая мохнатая фигурка, ударилась больно о воду и застыла на поверхности волосатым островком.
   И на Летучем Корабле никто не заметил случившегося.
   14. АЛЕША ПОПОВИЧ
   Коротка сказка, да долог путь богатырский.
   Расставшись с колдуном, ехал Попович по земле русской среди дубрав зеленых, степей широких да гор высоких. Встречались ему путники да калики прохожие, но никто не мог указать богатырю дороги к Поклон-горе.
   В странствиях и узнал Попович, что обрел он дар случайный да благодатный. С глотком похлебки змеиной стал он понимать языки птиц и зверей, и гадов лесных и степных, и трав, и рыб бессловесных. Аи да похлебку сварил колдун!
   Вечерами у костра беседовал богатырь со своим четвероногим другом.
   Был тот еще жеребенком украден из конюшни далекого степного богатыря и пять лет денно и нощно провел в услужении у злобного колдуна. Подрядился Болош перед Кащеем Бессмертным погубить богатыря русского, да понадеялся на двух своих злых и коварных жеребцов, отпустил Поповича в целости и тайну похлебки змеиной не сохранил. К Кащею же идти боится - у злой силы всем неудачам один ответ - смерть! Вот и рыщет Болош волком лесным по следам богатырским, выжидая удачливый час для нападения. Стрелы простые да меч богатырский ему не страшны.
   Опасна ему лишь стрела, изготовленная из ростка терпи-дерева, что пробивается из земли за час до дождя с градом. Знал бы Болош, что Попович такой стрелы не имеет, напал бы давно на витязя. Но знает колдун, что тайна эта коню ведома, боится колдун, что с подсказки коня Попович такой стрелою уже завладел.
   Клянет себе Болош, что не распознал в батраке своем богатыря русского, иначе давно закрыл бы Попович свои ясные очи.
   Ясным днем, когда солнце уже близилось к победью, выехал Попович в чистое поле. Видит богатырь - у леса близкого деревущка стоит, вокруг поля засеяны, в чистом поле старец стоит, посох в руках держит.
   Катится к старцу от горизонта черная точка. Приблизилась - стала всадником на сизом коне. Закричал всадник старцу: - А ну, пропусти!
   - Не пущу! - твердо отвечает тот.
   Вскрикнул всадник отчаянно, повернул коня и исчез.
   Видит Попович - близится от горизонта белая точка. Стала ближе обернулась всадником на белом коне. Закричал всадник звонко и весело:
   - Старец, пусти!
   Убрал старец посох, обернулся всадник белой тучею и пролился над полем чистым дождем с градом.
   Потемнела земля, а у ног коня богатырского зазеленел длинный стебель, вытягиваясь в одночасье к небу.
   Топнул богатырский конь, ударил копытом.
   - Гляди, Алеша, вот оно - терпи-дерево!
   Изладил богатырь из длинного побега стрелу с каленым стальным наконечником, приладил оперение из гусиного пера, покрасил его в красный цвет, чтобы стрела приметней была, и вложил ту стрелу в колчан.
   Веселее стал мир после дождя. Въехал Попович в лес, дождем омытый, а на старом высохшем от времени дубе стрекочут двеболтливые сороки:
   - Гляди, кума, богатырь!
   - Тоже видать на Поклон-гору идет!
   - Вот глупый.
   - Да не он, кума, глупый, а Кашей хитрый. Обманул проклятый богатырей. На погибель свою одни едут. Даже если меч-кладенец раздобудут, не спасутся тем мечом от Кащея.
   - А говорят, что владеющий тем мечом непобедим!
   - Простым людом непобедим,- согласилась вторая сорока.А для Кащея Бессмертного, что кладенец, что простой меч. Далеко за морями его смерть запрятана.
   - Тише, кума! - упрекнула болтушку собеседница.- Не ровен час Кащей или его прислужники услышат! Хорошо если без хвоста останешься, хуже - жизни лишишься!
   - Кто ж меня услышит в дремучем лесу? Соглядатаи Кащеевы лесов стерегутся, богатырей опасаются. Кому охота за чужого дядю жизни лишаться? Ты слушай. Есть на море-окияне остров, прозываемый Буяном. На том острове одинокое дерево растет, наши его дубом называют, но правильно дерево то пальмой прозывается. На дереве том висит сундук, в сундуке - зверь невиданный с четырьмя руками и без ног, в нем утка сидит, в утке той - яйцо, а в яйце том и запрятана кащеева смерть...
   Трррр! - испуганно застрекотала сорока и рванулась, оставляя в зубах у подкравшегося волка длинные черные перья. Волк почувствовал взгляд человека, обернулся к богатырю, уставился на него зелеными глазами и лапы поджал для прыжка. Сама оказалась стрела заветная в руках богатырских! Свистнула тетива, запела стрела, опрокинула на спину оборотня. Забился волк со стрелою в боку, все пытался вырвать ее из тела, а потом вытянулся, глаза его остеклянели, и обернулся волк колдуном, Застыл цыган Болош на траве, глядя в небо неподвижными и злыми глазами.
   - Славный выстрел,- повернул морду к богатырю конь. - Одним врагом меньше.
   Сороки спустились ниже, с интересом разглядывая богатыря.
   - А ты говорила, что жизни лишусь! - упрекнула товарку словоохотливая сорока.- Вот они, Защитники! Теперь ему один путь: через горное ущелье да к заколдованному городу. Найдет мудреца - все дороги узнает.
   15. ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ
   Выбрал дорогу - нечего горевать!
   И путь светел - да опасен, и дорога пряма - да злодеи на ней поджидают.
   Ближе к ночи выехал Добрыня на малую поляну дремучего темного леса. В чащах огоньки злые горят: то ли звери прячутся, то ли тати лихие поджидают.
   Стоит на поляне избушка покосившаяся. Вокруг избушки изгородь из огромных потемневших от времени костей. На иных костях черепа насажены вместо светильников, из их пустых глазниц колдовской огонь горит, голубым дрожащим светом все вокруг освещает.
   - Есть кто-нибудь? - крикнул Добрыня.
   Только эхо из чащи ему отозвалось.
   Слез богатырь с коня, подошел к избушке, а входа найти не может.
   - Избушка, избушка! Стань к лесу задом, а ко мне, добру молодцу, передом,- просит богатырь.
   Заскрипела изба, пошевелилась. Показалась из-под гнилых досок куриная лапа, загребла землю, и избушка с квохчущим звуком поворотилась.
   Вошел Добрыня в избу.
   Сидит у окна седая древняя старуха, кудель прядет. Рядом огромный черный кот дремлет лениво. Над головой старухи филин на жердочке нахохлился, глаза прикрыл.
   - По добру, по здорову ли, бабушка! - поздоровался Добрыня Фу-фу-фу! - старуха отложила кудель.- Давно я русского духа не слыхала, а нынче русский дух сам в избу лезет!
   - Откуда будешь, добрый молодец, куда путь держишь, как зовешься прозываешься?
   Сел Добрыня за стол, рассупонился, отвечает старухе:
   - Ты бы, прежде чем спрашивать, баньку истопила, накормила бы меня, напоила, а потом и разговоры вела!
   Старуха усмехнулась, показав желтый клык.
   - И спрашивать нечего. Вижу, что с Руси! Баньку, говоришь? Накормить, напоить? Давай с этим погодим чуток. Было тут на днях Лихо Одноглазое. Спрашивало все - не проезжал ли мимо богатырь русский по прозвищу Добрыня Никитич. Уж не про тебя ли спрашивало?
   - Лихо, говоришь? - Добрыня бросил пояс с мечом на стол.- Пусть даже Лихо. А кормить путника тебе, старая, по законам дорожным положено. Давай, бабуся, как говорят,что есть в печи, все на стол мечи!
   - Иванушка там у меня,- скучно сказала хозяйка.- Что у Яги в печи? Окромя Иванушек и нет ничего.
   Рука Добрыни сама к мечу потянулась.
   - Да шучу я! - торопливо сказала Яга.- Откуда в нашей чащобе Иванушки? Что мне и пошутить нельзя? Только вот тебе обед сытный, а мне за то - смерть лютая. Лихо Одноглазое узнает, что приветила я тебя, и избу спалит, и меня на кол посадит.
   Добрыня усмехнулся.
   - Выходит, что ты Лихо больше, чем меня опасаешься?
   - А как мне лиха не бояться? Ты ж с Защитников, а Лихо? Тварь залетная, переметная, с кем стакнется, тому и служит. Ведь и меня шпински зазывало!
   Сказала, а сама на костяной ноге ковыляет, горшки из печи носит, и на меч богатырский украдкой косится.
   Рассудила себе, что Лихо далеко, а Добрыня-то рядышком.
   Не стоит судьбу испытывать; живи, как жизнь повернется.
   Поел Добрыня и начал рассказывать Яге про себя, про путь свой неблизкий. Пригорюнилась старуха: привычно ей под властью киевской жить хоть и туго, а дышать-то можно. А ну Кащей воцарится? Знала ведь Яга своего родственничка, ох как знала!
   Сам нежитью на земле обретается, и другим спокойствия не дает. Уж лучше на богатырей надеяться, авось победят они и жизнь прежняя потянется. А придет Кащей к царствию, так и жить незачем - все одно его враждуры да соглядатаи замучают, измену выискиваючи!
   - Дорога к Поклон-горе и мне неведома,- сказала Яга. - Но скажу тебе так, богатырь, на какой дороге тебя Лихо Одноглазое ждет, та дорога и ведет к Поклон-горе! Ложись, Добрынюшка, спать. Утро вечера всегда мудренее. Отдохнувшему богатырю и путь короче вдвое.
   Прилег Добрыня Никитич на жесткой неудобной скамье, а Баба-Яга во двор вышла. Черепа освещали лес синим пламенем, в прорехах черных облаков тускло высвечивала Луна, и Яге показалось, что кто-то наблюдает за ней сверху. Захотелось Яге в избу вернуться, запереться на все засовы. Но коль назвался груздем, надо полезать в кузов!
   Выкатила Баба-Яга ступу, уселась в нее, взмахнула метлой, и, повинуясь волшебному знаку, ступа взвилась в черное небо, просыпаясь вниз синими скрами. Мелькнула ступа под облаками и помчалась Яга по неведомому тайному маршруту, оставив в ночи темную квохчущую сонно избушку и спящего в ней богатыря.
   Было видно, что торопится Яга обернуться назад затемно; ночь же уже шла к исходу и в деревенских курятниках готовились возвестить наступающий день рыжие петухи.
   16. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
   Хорошо стоять на палубе обдуваемого ветрами корабля!
   Плыли вдоль бортов белые облака, сверху светило солнце, и странно было видеть в черно-фиолетовой бездне немигающие звезды. Среди облаков беззаботно носились громовики, сталкивались с шумом на кулачках, разбрасывали вокруг фонтаны искр, проскакивали, хвастаясь друг перед другом ловкостью, среди мачт Летучего Корабля, дразнили его пассажиров.
   Летучий Корабль, повинуясь Симеону, спустился ниже и пробил облако. Внизу лежала земля, похожая на пеструю шкуру волшебного зверя, голубыми венками темнели на ней ручейки, реки да озера, квадратами зеленели луга и засеянные поля, чернели жилами степные дороги, и мягкой серебристой рухлядью стелился вокруг дорог ковыль, сквозь который полыхали голубые звездочки васильков.