Роза обвела глазами свой кабинет. На столе, как всегда, стояли свежие цветы, полки были заставлены дневниками политических деятелей, последними работами современных писателей и дневниками голливудских звезд. На стене висела обложка первого выпуска «Журнала», который был продан в первый же день уже к полудню.
   Зазвонил телефон. Это была Синди, ее голос звучал озадаченно.
   — Вас соединить с Робертом Максвеллом? Он сказал, что вы непременно захотите с ним поговорить. …А я думала, что Роберт Максвелл умер…
   Роза улыбнулась. Вот так Крис понимал слово «конспирация». Она видела перед собой его хитрую улыбку. Сняв серьгу с уха, у которого она держала трубку, Роза приготовилась подвигнуть Криса на выполнение важной миссии.
   — Дорогой, — воскликнула она. — Как ты себя чувствуешь? Статья, которую ты написал о Харрингтоне, довольно рискованна. Надеюсь, у тебя под рукой все факты… Вот как? Как интересно. Слушай, — перешла она на нужную тему. — Ты не можешь сделать мне одолжение? Мне нужно как-то исхитриться поговорить по телефону с Джорданом Хоупом. Это чисто личное дело, не имеющее ничего общего с выборами, — сугубо личное, не для публики, и крайне срочное. Естественно, я не хочу звонить в его офис по проведению избирательной кампании. Ты знаешь, что вокруг всех важных шишек бродит много сплетен. Сразу зашушукаются: «Это та самая Кассиди, из „Журнала“. Мне нужен какой-нибудь посредник между мной и Хоупом, который сможет нас соединить, не задавая лишних вопросов. Среди моих знакомых только ты способен отыскать такого человека. Когда она услышала ответ на этом респектабельном английском, ее лицо вытянулось.
   — Ничего я не задумала, клянусь тебе. Я сама толком ничего не знаю, но близкий мне человек попал в очень неприятную ситуацию, и я хочу помочь. Ты же говорил мне, что очень хотел бы оказать мне какую-нибудь услугу. Вот я и прошу.
   Но Криса убедить было непросто. Он любил задавать вопросы не меньше, чем следователь гестапо. Для кого она хочет устроить это дело? Если это ей нужно для какой-нибудь газетной сенсации, ей лучше об этом забыть. Связан ли звонок к Хоупу с расследованием какой-нибудь его финансовой махинации или это — что-нибудь на сексуальной почве? Или, может, это что-нибудь насчет учебы Хоупа в Оксфорде?
   Роза лихорадочно искала, что ответить. Она могла бы придумать убедительную историю для любого, но не для Криса, который ее хорошо знал. Поэтому она сказала, что расскажет, как только он появится в Нью-Йорке. Сейчас она не вправе сказать правду, а лгать она не хочет.
   — Я могла бы сказать, — произнесла она, — что это дело, не представляющее интереса для публики, но оно, к сожалению, как раз очень сенсационное. Я обращаюсь к тебе, потому что только тебе я могу доверять. — Она вздохнула. — Но у тебя свои правила, и я их уважаю. Ладно, сменим тему — ты придешь на вечеринку по случаю выборов? Собираются почти все.
   К счастью, ее предложение сменить тему попало «в яблочко». Подозрительный тон Криса стал сугубо деловым.
   — Я знаю парня, который тебе нужен. Блудливый малый, но очень шустрый в делах. Хоуп считает, что это он обеспечил ему такое широкое паблисити. Подожди немного, я сообщу тебе его номер.
   — Кто он? — поинтересовалась Роза, записывая номер.
   — Он занимается «паблик релейшнз», точно его пост я не помню. Проверяет речи Хоупа, отвечает на «скользкие» телефонные звонки — и все такое в этом роде.
   — Да нет, ты не понял. Как его фамилия? У Розы вдруг возникло чувство, что она знает ответ.
   — Иисус, разве я не сказал? Совсем плох. Его зовут Рик Гудман. Возможно, ты видела его по телевизору.
   — Да, видела, — произнесла Роза. Она медленно вывела эти два слова и обвела их толстой черной рамкой, как у некролога. — Думаю, это был он. Отлично, Крис. Я тебе очень признательна. Спасибо.
   — Рад вам услужить, «мадам Тайна». Не волнуйся, я скоро выведаю у тебя этот секрет.
   — Передай привет Кимми. И Дрю и Тайлер, конечно.
   Роза положила телефонную трубку. С лица исчезла улыбка. Рик Гудман. Это невероятно усложняет все дело. Или нет? Если Рик ей не поможет, все их труды рухнут, как карточный домик.
   Роза глянула на часы. В Миссури на час меньше, только девять. Отлично. Секунду она сидела не двигаясь, чтобы собраться с мыслями. Она звонила Рику раз или два с тех пор, как Хоуп был избран кандидатом от демократической партии. Был момент, когда Джордану надо было, чтобы вся пресса оказала ему поддержку — и Роза помогла всем, чем могла. Сейчас Роза колебалась, прикидывая последствия того, что она собиралась сделать, затем развернула плечи и набрала номер.
   Рик ответил немедленно.
   — О, Роза, как я рад тебя слышать! — произнес он дружелюбно. — Что я могу для тебя сделать?
   Роза объяснила, зачем она звонит — ее подруга хотела бы переговорить по телефону с Джорданом, и как можно быстрее. Может ли Рик помочь?
   — А что это за подруга?
   — Моя старая подруга из Англии. Политика тут ни при чем.
   — У нее есть имя? — Роза поколебалась.
   — Ее имя — Анни. Джордан сам поймет, кто это. — На том конце провода на время замолчали. Затем Рик произнес:
   — Мне это не очень нравится.
   — Зато понравится Джордану, — настаивала Роза. — И он найдет это крайне важным.
   — Вот как. — Роза хорошо представляла лицо Рика, лихорадочно обдумывающего ее слова. — Ну, ладно. Ты, наверное, знаешь, что он сегодня приезжает в Даллас. Я дам тебе его номер. Но он занят чуть не сутки напролет. Лучше всего попытаться его поймать между полуночью и шестью.
   — Спасибо, — холодно произнесла Роза. — Я буду рада отплатить тебе хвалебной статьей, когда Джордан выиграет — а в его победе я уверена.
   — Это очень любезно с твоей стороны. Но тогда хвалить нас начнут все издания.
   Роза вспыхнула, но вслух произнесла:
   — Позвони, если тебе потребуется моя помощь. — Она положила трубку телефона и выдохнула с облегчением. Теперь у нее был телефон, но на душе осталось тяжелое чувство. Рик сдвинет горы, чтобы разузнать, для чего она все это затеяла, и использовать это к своей выгоде. Это было обременительно — быть хранительницей такой взрывоопасной новости. Джордан Хоуп имеет незаконнорожденного сына! И никто не знает, как все это было, тогда в Оксфорде, — никто кроме нее! Рок-н-ролл, наркотики, любовные интрижки. Вьетнам…
   Роза почувствовала, что не может не занести переполнявшие ее идеи в компьютер. Она включила его, и ее пальцы забегали по клавишам. Она занесет эту информацию в особый файл, и никто его не сможет прочитать. Но как его назвать? «Президент»? Но это слишком очевидное и банальное название. Нет, она напишет: «Особые отношения».
   Сняв браслет. Роза начала набирать текст.

22
У меня для тебя есть новость

   Анни отперла тяжелую входную дверь, стряхнула мокрый зонт и устало поднялась вверх по ступенькам. Было еще так рано, что батареи не успели прогреть помещение, и у нее в комнате было холодно. Но главное — она одна. Ей не хотелось, чтобы кто-то видел то, что она собиралась сделать.
   Анни водрузила на письменный стол набитый битком портфель и прямо в куртке рухнула в кресло, чтобы перевести дух. Сегодняшнее утро напоминало ей о том давнем времени, о забастовке шахтеров, когда два дня в неделю приходилось работать при ужасном холоде. Но тогда ее боссом был Гарри Робертсон, а она была его исполнительным, преданным работником. А теперь она чувствовала себя как проникший в чужую квартиру воришка.
   Она достал из своего портфеля несколько тонких синих папок и выудила дискету — плоды многочасового домашнего труда. Здесь были ее планы на будущее, тексты писем, которые она пошлет на зимний аукцион, и, что самое важное, заявление об увольнении Джеку. Сегодня она сожжет за собой мосты. Себастьяну понравилась ее идея — стать первым клиентом нового агентства, «Литературного агентства Анни Гамильтон». Его вера в нее была трогательной, но и сильно обязывала. А что, если она не настолько умна и предприимчива, как ему кажется? Что, если он преувеличивает ее возможности? И ей не удастся пристроить его повести? Если этот аукцион пройдет неудачно, она может сказать своей карьере: «Прощай». Никакое агентство не возьмет ее на работу. Авторы, которых она соберет, вежливо и незаметно испарятся. Анни вскочила с кресла и стянула куртку, стараясь справиться со своими страхами. К делу. И немедленно. Исчезновение Тома еще раз убедило ее — надо действовать решительно, а не идти на поводу у обстоятельств.
   Она вставила дискетку и включила компьютер. Он тихонько загудел, выходя на рабочий режим. Распечатать материал — плевое дело, главное — сделать еще одну вещь. И поскорее, пока никто сюда не заявился. Она протянула руку, разыскивая нужный телефон. Странно, но необходимый листок никак не находился. Сердце лихорадочно забилось… но наконец ей удалось найти. Просто два листка слиплись. Вот он — телефонный номер, который дала ей Роза. Анни аккуратно переписала этот номер. В нем было сосредоточено все — и ее прошлое, и, возможно, будущее. Спасибо, Боже, что ты познакомил меня с Розой — единственным человеком, которому можно доверять.
   Анни нахмурилась, стараясь собраться с мыслями. Даллас, Техас. Там сейчас два часа утра. Джордан, должно быть, спит, а может, мечтает о своем грандиозном будущем. Она часто гадала — настанет ли в ее жизни момент, когда она все — таки позвонит ему. И он настал, но она никак не может заставить себя поднять руку, чтобы набрать номер…
   — Да? — ответил ей мужской голос, бодрый, совершенно не сонный.
   — Джордан?
   — Кто это?
   Это был он, с его характерным для американского Юга, врастяжечку, произношением.
   — Это — Анни Паксфорд. — Тишина.
   — Мы встречались когда-то давно в Оксфорде. Помнишь?
   — Конечно, я помню тебя, Анни. Это было дьявольски давно. Что я могу для тебя сделать?
   Его тон был обескураживающе холоден. Должно быть, он думает, что она хочет возобновить старое знакомство, поскольку сейчас он стал очень известен.
   — Ничего, — поспешно произнесла она. — Я только хочу сообщить тебе кое-что, что тебе необходимо знать. — Анни кашлянула, прочищая горло. — У меня есть сын. Его зовут Том.
   — М-м… мои поздравления, — ответил Джордан вежливо, но несколько озадаченно. — Когда он родился?
   Анни закрыла глаза. Он думает, что сын у нее родился только что!
   — Нет, ты не понял. Он уже взрослый. По крайней мере внешне, — добавила она, вспомнив недавнее поведение Тома. («Возвращайся к теме!») Анни почувствовала, что у нее совершенно пересохло горло. — Проблема в том, — она вдохнула, — что он считает тебя своим отцом.
   Она почувствовала, что Джордан замер.
   — Он что?
   — Я тут ни при чем, — стала оправдываться Анни. — Я никогда не говорила ему ничего подобного. Я вообще не говорила, что мы… были знакомы. Джордан, все это трудно рассказать по телефону. Я хотела бы сделать это в приватной обстановке. По своим делам я буду в Америке в конце недели — в Чикаго и Нью-Йорке, но я могла бы встретиться с тобой — где и когда тебе будет удобно. В любом городе, в любое время суток. В баре, отеле, парке — не имеет значения. Но мне необходимо тебя увидеть.
   Последовала долгая пауза — видимо, Джордан колебался.
   — Это не может подождать до того, как пройдут выборы?
   Анни дрогнула от нетерпения.
   — Это может коснуться и выборов — принести такой результат, который тебя вряд ли устроит. Том сам не свой. Он куда-то исчез. Ты не понимаешь? Он едет, чтобы тебя разыскать.
   — Едет сюда? В Соединенные Штаты? — Голос Джордана звучал озадаченно.
   — Возможно. — Анни понизила голос. — Честно говоря, я не знаю, где он находится, но если это попадет в газеты, будет ужасно.
   — Но это неправда! — воскликнул он. Анни секунду поколебалась.
   — Конечно, — сказала она. — Я только хотела предупредить тебя — на всякий случай. — Ее голос потеплел. — Я думаю о тебе, Джордан. О твоих выборах. И твоей жене.
   Последовала долгая пауза. Затем он неожиданно произнес:
   — Это — ты… Анни Паксфорд. Судя по голосу, ты мало изменилась. Это так?
   Анни подумала о морщинках вокруг глаз, о том, как рождение детей сказалось на ее фигуре, обо всем, что произошло с того времени, как они расстались.
   — Не думаю, — сказала она. — А ты?
   — Надеюсь, нет. Слушай, Анни, все это для меня как гром с ясного неба. Я не могу понять, как ты вообще ухитрилась до меня добраться. Слушай… — Она услышала шелест бумаги. — Моя следующая поездка — в Чикаго. Может быть там, вечером в субботу? Скажи мне, где ты собираешься остановиться.
   Анни продиктовала ему название отеля и номер забронированной комнаты.
   — Я ничего не обещаю, — предостерег он.
   — Я понимаю.
   — Даже если я смогу выбраться, это может быть довольно поздно — может быть, в середине ночи.
   — Не играет роли.
   — Ты уверена, что это все — не мистификация?
   — Ну, Джордан… Если я и изменилась, то не до такой же степени…
   Анни осторожно положила на место телефонную трубку. Она чувствовала себя так, как будто только что выдержала гонку. По крайней мере он не сказал: «Какая Анни?» Анни поднялась из-за стола, ощущая умиротворяющее чувство, что события входят в какую-то колею, их можно взять под контроль. Под видом визита к умирающей матери она может съездить в Америку и устроить аукцион на книгу Себастьяна Уинтера, уведя ее прямо из-под носа Джека. И встретиться с ее бывшим возлюбленным так, что Эдвард ничего об этом не узнает. А она всем сердцем хотела — и начать свое собственное дело, и встретиться с Джорданом. Она так долго была паинькой. Можно побыть немного и плохой.

23
Это моя жизнь

   — Я не верю в это!
   Том поднял голову от бумаги, которую держал в руке. Он чувствовал глубокое разочарование.
   Служащий бюро глянул ему в глаза с сочувствием.
   — Я предупреждал тебя, парень. Мы — только информационная служба. Мы — не Бог.
   — Но тут совсем ничего не указано, — воскликнул Том, показывая на пустое место в листке. — Я три дня убеждал вас показать мне этот документ, и теперь… — его голос сорвался.
   — Соберитесь с мыслями, — мягко предложил человек за столом.
   Том повернулся и, стараясь успокоиться, стал разглядывать обстановку кабинета Управления по учету населения. Но ничего успокаивающего в голых стенах и типовой мебели государственного учреждения не было. Том снова повернулся к листку на столе.
   Это был документ о его рождении, подлинный документ. Тот самый, который он не смог получить в Лондоне. Тот, который должен был бы расставить все точки над «и». Из-за этой бумажки он преодолел сотни миль, доехав почти до Шотландии, и провел три ночи на нейлоновых простынях в гостинице. Том почувствовал, что ему жалко самого себя от бессмысленности потраченных усилий. Ладно, решил он, хватит скулить, надо в самом деле собраться с мыслями.
   Документ, который лежал перед ним, был датирован 27 марта 1971 года. Это было через десять дней после его рождения. Здесь он был зарегистрирован как Томас Паксфорд. Ладно, родители не состояли тогда в браке. С этим можно было смириться. Но если бы его отцом был тот, кого он таковым всегда считал, то почему он не записал себя? В документе отцу отводится три строки. И все три строки пусты. Ни Эдварда Гамильтона, ни Джордана Хоупа — никого.
   Том достал из кармана копию более позднего документа, после регистрации. Там все три строки были заполнены. Имя: Эдвард Гамильтон. Место рождения: Льюис, Суссекс. Профессия — адвокат. Чем еще могут отличаться эти два документа? Том положил их рядом и начал сравнивать строка за строкой.
   — Я рекомендую обратиться в нашу справочную службу, — произнес служащий, протягивая маленький листочек. — Посетители часто находят ее помощь полезной.
   — Что? — отсутствующе переспросил Том. Его внимание привлекла фамилия на последней странице документа. Она была очень странной. — Я могу сделать копию и взять ее с собой?
   — Можете. Вы нашли что-нибудь нужное?
   — Ну… возможно, интересное. — Том поднялся со стула. — Спасибо. Извините, если я доставил вам много хлопот.
   Служащий тепло пожал его руку.
   — У меня встречались и более трудные случаи. Удачи, парень.
   Том прошел по извилистому коридору, миновал приемную и направился к автомобильной площадке. Тонкая футболка не спасала от холодного пронзительного ветра. Он нырнул в свой «Моррисон» и повернул ключ зажигания. Куда теперь?
   Он приехал сюда, повинуясь порыву, разозлясь на мать, желая узнать истину. Но теперь истина еще более далека. Имя отца — пробел. Ему внезапно пришла в голову мысль — а есть ли вообще у Джордана дети? Он не мог вспомнить. Интересно, что он скажет, если подойти к нему и сказать: «Привет, а вот и я — твой сын»? Представить, конечно, трудно… Том прогнал от себя эти мысли и завел двигатель. Хорошо, что ему не придется ночевать в этой гостинице еще одну ночь.
   Он направился в Саутпорт и остановил машину у гостиницы. Поднявшись к себе, быстро набил вещами рюкзак: записная книжка, свитер, паспорт, зубная щетка и прочая мелочь. Он глянул на часы. Половина двенадцатого, сегодня у нас среда. Сегодня срок сдачи реферата о Меттернихе. Но сейчас Оксфорд казался чем-то совсем из другого мира. Том пока не был готов туда вернуться.
   Он застегнул сумку, взвалил ее на плечо и захлопнул дверь номера. Он понял, что нужно делать. Он отправится к Ребекке. Красавица Ребекка. Он не будет вешать на нее свои проблемы. Просто ему захотелось хоть немного участия. Том глянул на карту. Ему следовало выбраться на магистраль и отправиться на юг.
   Том вспомнил теплый сентябрьский вечер, когда они встретились. Это произошло в Хампстеде, в пабе, набитом подростками из ближайшей школы. Тому здесь не очень нравилось, но он только что вернулся из Восточной Европы, его сестра и две ее подружки затащили его сюда. После того, как он купил им по коктейлю, они мгновенно потеряли к нему интерес — видно, он уже выполнил свою функцию. Ведь им бы спиртного не продали, поскольку они несовершеннолетние. Он стоял, с тоской подпирая стену и придумывая предлог, как от них удрать. Тут-то он и заметил Ребекку, высокую черноволосую девушку в белых джинсах и легкой белоснежной рубашке, под которой, по видимости, ничего не было. Только через полчаса он собрался с духом и, подойдя к ней, непринужденно спросил: «Привет, это тебя я видел в школе в Кандеме?» Она удивленно глянула на него своими серыми глазищами и ответила: «Год назад я окончила школу в Южном Хампстеде. Но ты молодец, что решился подойти».
   Том заказал им обоим по стаканчику, затем убедил ее съесть по гамбургеру. Затем они сели за столик и купили жареной картошки «фри» с кетчупом. Том узнал, что она училась на первом курсе университета в Суссексе, на биологическом факультете. Она собиралась заняться генетикой. Ее родители были разведены, и она и ее младшие братья жили с отцом. Он известный журналист, пишет о политике, но в быту абсолютно беспомощный человек. Частенько в холодильнике не оказывалось ни крошки, а газ отключали за неуплату. А еще его новая знакомая любила играть на скрипке.
   По дороге домой Том усиленно тогда пытался понять — влюблен он или нет? На следующий день он колесил вокруг ее дома в своем «Моррисоне» с открытым верхом, изведя почти весь бензин, поджидая, когда она выйдет из дома. Он предложил ее подвезти. Хоть Ребекка в этом и не нуждалась, было видно, что его внимание ей приятно. В следующие несколько недель они посетили концерт на открытом воздухе, прошлись по рынку Камдена, послушали ансамбли в городском и сельском клубах. Незадолго перед тем, как Ребекка должна была уехать в Суссекс, они сняли на выходные маленький коттедж. Днем гуляли по холмам, а вечерами занимались любовью при свете костра. Том очень хотел пригласить ее в Оксфорд, на вечеринку, в какие-нибудь старинные апартаменты с деревянными панелями.
   Но это потом, а сейчас ему требовалось одно — только ее увидеть. Дорога казалась бесконечной, а его машина явно не годилась для гонки. На скорости пятьдесят пять миль в час машина начала идти из стороны в сторону, и обгоняющие грузовики издавали предупреждающие гудки. Тому приходилось к тому же регулярно останавливаться, чтобы поменять воду и залить бензин. В дорожные кафе он так ни разу и не заглянул. К тому времени, как перед ним возник дорожный указатель с надписью «Суссекс», было уже девять часов вечера, уже зажглись фонари, бросая тусклый свет на каменные стены. У прудов не было видно ни души — только опавшие листья валялись на дорожках. Странно было думать, что это тот университет, который, если верить отцу Ребекки, в 60-е годы кипел революционными страстями.
   Том ехал наугад, пока не увидел пару студентов, которые показали ему дорогу. Наконец-то он остановил машину! Том почувствовал, как от усталости слезятся глаза и болят руки. Не в силах выйти из машины, он лег на руль и прошептал: «Ребекка». Это звучало как молитва.
   Когда он нашел ее комнату, дверь оказалась закрытой. Том громко постучал. Как она смела куда-то уйти? Где она сейчас, что делает? Он опустился на колени. Придется ждать, пока она не вернется с какой-нибудь вечеринки. Должно быть, он уснул, потому что следующее, что он увидел, — это стоящую над ним Ребекку; ее глаза светились радостью.
   — Том! Почему ты не сообщил мне, что собираешься приехать?
   Том выпрямился.
   — Где это ты была?
   — В библиотеке. — И она лукаво подняла бровь. — Я изучала репродуктивную систему беспозвоночных. — Она отперла дверь и распахнула ее настежь, затем протянула руки Тому. — Это замечательно, что ты — здесь. Я не могу в это поверить.
   Том освободился от ее объятий и опустился в единственное кресло в комнате. Он знал, что его поведение выглядит грубым, но что-то в ее радушии странно его раздражало. Она определенно не понимала, в каком он состоянии. Том положил руку на лоб:
   — У тебя есть кофе?
   Улыбка исчезла с лица Ребекки.
   — Конечно.
   Она поставила на плиту кофейник и начала доставать чашечки и ложки — методично и аккуратно, как это она всегда делала. Том изучал линии ее тела, когда она наклонялась к серванту.
   — Иди сюда, — нетерпеливо произнес он. — Перестань возиться с этой ерундой и поцелуй меня.
   Она тут же подбежала и уселась ему на колени. Том сильно сжал ее, и его язык глубоко проник в ее рот. Ребекка с удивлением восприняла эту напористость. Где же ей было понять, что он хотел острыми и примитивными ощущениями и заглушить все свои сомнения…
   — Давай отправимся в постель, — отрывисто произнес он.
   Ребекка ошарашенно на него посмотрела.
   — Что?
   — Отправимся в постель, — повторил он. — Ты же еще не бросила меня, верно?
   Ребекка встала, лицо у нее вспыхнуло.
   — Конечно нет. Но, Том, — ты вваливаешься без предупреждения, как обезумевший медведь, и сразу же предлагаешь заняться любовью. Что произошло?
   — Я не хочу ничего объяснять. Просто давай отправимся в постель. — Ребекка отступила.
   — Нет, — сказала она. — Нет. Мне кажется, что тебе просто нужно… трахнуть кого-нибудь. Кого-нибудь. Неважно — кого. А я отношусь к этому по-другому.
   Том почувствовал, как от желания напрягается его тело.
   — Это же так чертовски здорово. Почему бы и нет?
   — Потому что, — объяснила Ребекка. — Я не знаю, откуда ты явился, и вообще я не планировала заниматься этим.
   — Да ладно, Ребекка, это сейчас не важно. Я буду осторожен.
   — Том, — возразила Ребекка, чувствуя, что может рассмеяться, — это звучит как предостережение в аптеке. Главное, чтобы тебя сейчас же ублажили.
   Том хмуро глянул на нее, затем вскочил на ноги.
   — Хорошо. Я могу и убраться отсюда.
   — Не глупи. — Ребекка погладила его руку. — Я хотела бы, чтобы ты остался. Скажи — что с тобой? Как я могу тебе помочь, если я ничего не знаю.
   Том молчал. Ребекка глядела на него очень внимательно.
   — Это не связано с твоей матерью? Она звонила мне на прошлой неделе и сказала, что просто хотела узнать, все ли у меня в порядке. И спросила, не видела ли я тебя? Я еще тогда подумала, что это странный вопрос.
   Том почувствовал, как будто на него вылили ушат холодной воды. Его мать и Ребекка, его подружка, обсуждают его за его спиной, как будто он неразумное дитя. Он почувствовал себя преданным всеми.
   Отбросив ее руку, он направился к двери, распахнул ее и, обернувшись, глянул в изумленные серые глаза. Хотелось сказать ей что-нибудь обидное.
   — Хорошо, ты меня повидала. Теперь можешь отчитаться об этом.
   Том решил отправиться в сторону Брайтона. Ему надо что-нибудь выпить. И побольше. Брайтон самое то. Тома переполняла холодная решимость, он как заправский гонщик срезал углы на поворотах. Когда он подъехал к перекрестку, у него возникла мысль испытать судьбу и пересечь перекресток с закрытыми глазами. Но в последний момент он нажал на тормоза. И тут же наперерез промчался громадный грузовик. На обочине дороги зажегся указатель: «Аэропорт Гатвик, 23 мили».