Но она не была, поняла Анни то, что отец не произнес вслух. Анни не знала, что сказать в ответ. Она еще никогда не слышала, чтобы отец говорил так много.
   — Хей-хо, — он шлепнул рукой по рулю и улыбнулся. — Нам пора нести сумки?
   Они сдали багаж, затем поднялись в бар и сели на высокие стулья. Кофе им подали в маленьких стаканчиках.
   — Тогда почему ты женился на ней? — внезапно спросила Анни.
   Ее отец с удивлением глянул на нее.
   — Я любил ее. Я боготворил ее. — Он рассмеялся. — Она была как фейерверк в ночном небе. За ней увивались все — доктора, половина больных. Но… она выбрала меня. — Он поставил стаканчик на покрытую алюминием крышку стойки. — Твой молодой человек стоит того, чтобы ты была с ним?
   — Да, — сказала Анни.
   — И ты не слишком спешишь?
   — Нет.
   — Тогда вот твой билет.
   Когда Анни вспоминала его заметную фигуру у лестницы аэропорта, ее губы невольно трогала нежная улыбка.
   …Поезд дернулся, как будто собираясь остановиться. Анни выглянула в окно, увидела посыпанную гравием дорогу в тени деревьев и обменялась заговорщическим взглядом с седовласой парой. Это был «фирменный» трюк поезда на Оксфорд, предназначенный для того, чтобы поднять с мест некоренных жителей Оксфорда, которые поспешат собрать свои вещи и выбежать в коридор, где будут мешать друг другу. Она вспомнила, как засуетилась тогда сама, когда поезд затормозил на этом самом месте ровно двенадцать месяцев назад. И еще вспомнила, с какой леденящей вежливостью ей сказали тогда в Леди Маргарет Холл: «Простите, видимо, произошла ошибка. Вы говорите — Паксфорд? У нас нет записи о вас». Но она предъявила им телеграмму, поскольку ожидала что-то подобное. Воспоминания о тех днях неопределенности заставили ее сейчас покраснеть. Никто не предупредил ее, что Оксфорд весьма привилегированное учебное заведение, в который охотно принимают только девушек с хорошей родословной и двойными фамилиями. То, что Анни удалось поступить в Оксфорд, было достаточно необычно, и ее подвиг даже был увековечен в ее школе: ее фамилия была вырезана на деревянной доске почета в зале собраний. В тот год только ей из их школы удалось попасть в Оксфорд, и поначалу там было очень одиноко.
   Вскоре она обнаружила, что по уровню знаний ничем не уступает другим. Мало того, поскольку в Оксфорде на двадцать парней приходилось только пять девушек, она ощутила себя в привилегированном положении. Поначалу она охотно откликалась на предложения парней провести вместе вечер, но скоро поняла, что многие из них довольно скучны и неуклюжи. Она стала более разборчивой. К концу первого семестра у нее было уже много друзей. Ко второму семестру она изменила свой гардероб, отказавшись от егерской куртки ради более привлекательного одеяния, а также приобрела дневник с разлинованными страницами, отпечатанный в Индии. Анни с увлечением стала заносить туда расписание лекций, время заслуживающих внимание собраний, вечеринок и фильмов. Анни и не представляла, что на свете существует столько интересного.
   Ей пришлось освоить совершенно новый для себя язык. Начальство в колледжах Оксфорда имело множество титулов и званий — декан, ректор, президент, глава колледжа или директор колледжа. Экзамены тоже имели разные названия и цели — экзамен по окончании семестра, вступительный экзамен, публичный экзамен на степень бакалавра. На экзамены положено было являться только в черном и белом. Новый колледж звался просто «Новый», Университетский Колледж назывался «Унив», Бразеноуз Колледж звался сокращенно — «БНК», Стентмунд-Холл назывался «Тедди Холл». «Посвящение» было церемонией официального приема студентов в члены университета. «Идти по реке» значило плыть по реке на лодке, а «идти вниз по реке» означало участие в гребных гонках либо присутствие в качестве болельщиков на берегу, в этом случае рекой была Темза, которую в Оксфорде именовали Айсис.
   Как все первогодки, Анни поначалу нашла все эти новые словечки довольно странными, даже претенциозными. Теперь же она, не задумываясь, называла библиотеку Оксфорда, одну из крупнейших в мире, «Парень». Она стала уже бывалой студенткой-второкурсницей, её здесь ждали друзья и возлюбленный. Анни вытянула ноги, любуясь своими ботинками. Она приобрела их вчера в новом магазинчике с названием «Биба». Они были сделаны из замши и плотно облегали ногу до самого колена. Наверняка они понравятся Эдварду. Хотя Роза может сказать, что они недостаточно теплые.
   Розу Кассиди знали все. Невозможно было ее не знать. Она прославилась еще на первом семестре — тем, что участвовала в схватке с полицией во время демонстрации, и в университет пришла жалоба на нее. Она непрерывно спорила с преподавателями, включала Фрэнка Заппу на полную громкость и часто курила французские сигареты. Она выделялась броской внешностью — красивые зеленые глаза, распущенные длинные черные волосы, носила, в основном, что-то бордовое и много серебряных побрякушек. Хотя Анни слышала не очень лестные замечания по поводу Розы — слишком высокомерна, слишком откровенна, со слишком радикальными политическими взглядами, — она откровенно восхищалась Розой. Но их комнаты были в разных зданиях. Они подружились примерно ко второму семестру.
   На первом курсе среди прочих им предстоял очень трудный экзамен по английскому языку, требовавший долгой зубрежки. Они сдавали этот экзамен вместе. Розе попался билет о выпадании гласных. За окном был хмурый февральский день. Роза вдруг хлопнула по столу рукой и произнесла: «Ну и дерьмовый же достался мне билет!» Учительница, ирландка немногим их старше, замерла у доски. Весь класс стих. И тут Анни произнесла в тишине: «Сейчас, кажется, начнется выпадание несогласных». Рассмеялась даже учительница.
   После этого Роза привязалась к Анни. Комната ее учительницы находилась рядом с комнатой Анни, и Роза часто стучала в дверь Анни, чтобы взять напрокат студенческую мантию, когда у нее не было времени бежать в свое здание. В тех редких случаях, когда они обедали со всеми, они садились вместе. Прошедшим летом они много играли в теннис, а за этим шли долгие истории. Роза завидовала Анни, считала ее жизнь за границей, да с частыми переездами, восхитительной, и Анни не стала ее разочаровывать. Анни же любила слушать рассказы о большой, шумной семье Розы, об ее отце, о тех, кто приходил в его кабинет для консультаций, об изгнанных аристократах, беженцах и революционерах, населявших нижний этаж дома. Когда наступило время выбирать, с кем в комнате она будет жить на следующий год, Анни с радостью услышала, что Роза зовет коридор в ее комнату «мой коридор». Даже если бы не появился Эдвард, провести годы учебы в компании Розы было уже здорово.
   …Внезапно поезд снова двинулся в путь. Через пару минут покажутся ржавые сетки станции и ухоженные деревья, придающие Оксфорду дух снобизма. Сунув в карман «Властелина кольца», Анни стащила с полки свою сумку и вышла с ней в коридор. Сумка была тяжелой от книг, но лучше тащить эту тяжесть сейчас, чем тратить на них время летнего отдыха. Она не сможет даже донести их до колледжа, придется потратить пять шиллингов на такси.
   Едва она увидела озеро, к ней опять вернулись силы. Зимой, когда озеро замерзло, один застенчивый паренек по фамилии Колин научил ее кататься на коньках. А вон и Бомонт-стрит, где такси выруливает на импозантную широкую улицу Св. Джильса и где находится маленький ресторанчик, в котором она часто встречалась с Эдвардом; ресторанчик носил название «Орел и Дитя», постоянные посетители звали его «Пташка и малышка».
   Проехав мимо церкви Святого Джилса, такси повернуло в Северный Оксфорд, еще столетие назад там стали селиться преподаватели колледжа, как только им наконец было разрешено жениться. Анни почувствовала холодок, пробежавший по спине, когда такси помчалось мимо этих гигантских старинных зданий в неоготическом стиле, напоминавших замки людоедов. За ними следовал сад Норхам Гарденз, а дальше находился Леди Маргарет Холл. Она наклонилась вперед, когда такси делало последний поворот. Вот наконец ее родной дом из красного кирпича, там, за липами.
   Анни расплатилась с таксистом и прошла в дверь. На доске у двери писались номера тех, кто сюда звонил и просил ответить. На сей раз доска была пуста. Положив рюкзак, она отправилась посмотреть — есть ли какое-нибудь письмо в ее ячейке. Как всегда в начале семестра, там были напиханы рекламные листки. Китайский ресторанчик обещает бесплатную бутылку «Марес Роз» при каждом посещении на протяжении предстоящих трех недель. Организация «Оксфордские революционные социалисты» собирается устроить демонстрацию на следующей неделе. Анни терпеливо отсортировала рекламу от листков с пометкой своего колледжа «ЛМХ». От Эдварда — ничего.
   — Были где-нибудь на юге? — спросил служащий колледжа. — Неплохие были каникулы?
   — Великолепные, — соврала Анни, чувствуя горькое циничное разочарование. Она перебрала листки еще раз, вспомнив слова матери. Неужели она оказалась права? Неужели то, что произошло в прошлом семестре, было для Эдварда незначительным эпизодом, который он уже успел забыть?
   Забрав сумку, она понесла ее по посыпанной гравием дорожке к «Вордсворту», который избрала своим жительством на этот семестр. Он такой приятный, еще в XIX веке построен. Когда она взбиралась по каменной лестнице, то услышала смех и хлопанье дверей. Где-то магнитофон орал на полную мощь: «Зовите революцию — она витает рядом…»
   Ее комната была в самом конце коридора. Она увидела старый чемодан, который оставила здесь, уезжая на каникулы. Но там было что-то еще. Анни бросила сумку и побежала.
   Прямо у ее двери лежал букет роз, обернутый целлофаном и обвязанный лентой. К букету был приложен маленький конвертик, адресованный мисс Анни Паксфорд. Анни вынула из него карточку и прочла:
   «Добро пожаловать обратно, дорогая. Как насчет того, чтобы встретиться завтра в семь? Отвечай немедленно. С бесконечной любовью, Эдвард»

11
Не сходи с дистанции

   Джордан оперся на ограду маленького мостика у гостиницы «Троут Инн» и постарался успокоить дыхание. Сегодня он был не в форме — все долгие каникулы мать кормила его «на убой». Он пробежался от улицы Валтон-стрит через Порт-Медоу к пабу с названием «Форель», а затем вернулся по другой стороне реки. Маршрут был, в общем, коротким — только пять или шесть миль, но трудным, поскольку местность здесь была заболоченной. Местные жители наверняка думают, что он сошел с ума. Встречные люди в дождевиках отводили взгляд от его футболки, где было написано «Университет Иллинойса», и от обрезанных джинсов, как будто он исполнял чудной иноземный ритуал. Но Джордану было необходимо сбросить накопившуюся энергию. После письма миссис Диксон ему хотелось бежать до тех пор, пока он не свалится, пока физическое истощение не погасит его эмоции, и тогда сердце его, возможно, успокоится.
   В этот серый октябрьский день река казалась совсем свинцовой. Дальше по реке, за лугом со стадом коров, виднелись развалины аббатства «Годстоу Эбби». Джордан мог почти поклясться, что видит белую фигуру призрака среди этих готических колонн. Внезапный крик заставил его вздрогнуть, но Джордан тут же вспомнил, где он находится. Этот крик принадлежал не ребенку и не призраку, крик издал обыкновенный петух. Джордан тряхнул головой, пересек мост и побежал снова, мимо ивовых темных зарослей, мимо пасущихся лошадей и коров. Он слышал только свое тяжелое дыхание и шлепанье подошв по влажной земле. Только одна мысль била ему в голову — мертв, мертв, мертв. Элридж был мертв. Его привезли из Сайгона в специальном мешке. Миссис Диксон сняла для Джордана копию с письма, которое прислал ей командир взвода, где служил Элридж. Элридж был убит во время выполнения разведывательного задания. Он был прекрасным солдатом. Командир взвода ходатайствовал о посмертном награждении. Он писал, что очень сожалеет.
   Джордан направился по дорожке, разделяющей два пастбища, и в его памяти вдруг, как кадры кинохроники, вспыли картины прошлого. Он помнил тот момент, когда увидел Элриджа в первый раз. Тогда Джордану было только девять лет. В тот день его оставили дома, потому что в школе обнаружились заболевшие свинкой. Это было здорово, потому что мать могла взять его в колледж, где работала секретаршей декана. «Путь на горку», как называли эту дорогу, был выстлан досками и проходил мимо зданий школы, гостиницы и церкви. Их деревушка называлась «Индиан Блаффс», они звали ее просто «Деревня». Жители деревушки, если они не были фермерами и не служили в частном колледже, любили приходить на берег и смотреть на реку, тем более, что, после того как торговля переместилась отсюда в город вниз по Миссисипи, у них было много свободного времени. И Джордан любил бывать на берегу. Здесь располагалась белая церковь, домики, покрытые ползучими растениями, теннисные корты и сады. Все это смотрелось как сцена для сказочного спектакля, актерами же были студенты, которые казались маленькому Джордану богоподобными существами, юноши в тщательно отутюженных фланелевых костюмах и надушенные девушки в кашемировых платьях, с книжками в руках. Джордану удалось заработать несколько монет, передавая записки. Однажды он получил четверть доллара за то, что отнес записку девушке на другом конце лужайки. Но он, впрочем, старался следовать суровым наставлениям матери не ввязываться ни в какие дела. Ей тяжко доставался каждый пенни, и она очень боялась потерять здесь работу.
   В тот день Джордан отправился за церковь, там у него было любимое место, с которого открывался прекрасный вид на реку. Если лечь на живот и глянуть с утеса, то далеко внизу можно было разглядеть крышу старой мельницы. Дальше по реке располагался полуразрушенный склад и обгоревшая печь, они напоминали о винокуренном заводе, который сгорел здесь еще до того, как Джордан родился. Еще дальше виднелись рельсы разобранной железной дороги, на месте которой должна быть проложена новая железнодорожная ветка. Все это было очень интересно, но Джордану все-таки больше всего нравилось глядеть на реку. Здесь она разливалась на целую милю. Иногда на реке было пусто, и она напоминала только что вымощенную дорогу, чаще же суда сновали мимо островков, куда Джордан отправлялся на поиски черепаховых яиц. Трудно было предсказать, какое судно появится следом — рыболовное, медленно дрейфующее мимо берега, патрульный корабль с высоко развевающимся флагом или пароход с туристами. Но наиболее эффектно выглядели длинные баржи, груженные лесом, они шли на юг, а те, что с хлопком, — на север, ну и, пожалуй, еще полицейские катера, разыскивающие утонувших. Население Индиан Блаффс относилось к реке очень уважительно. Здесь не купались и не прогуливались на лодках. Одной суровой зимой река замерзла, и несколько студентов из колледжа по «пути на горку» отправились покататься на коньках и утонули. Но больше всего Джордан любил это место за то, что с него не было видно деревню — только реку, уходящую вдаль к горизонту.
   Был один из спокойных летних полдней, когда комары, завершив кровавую трапезу, прятались от солнца. Джордан оглянулся назад и внезапно увидел огромную змею, таких огромных ему еще не встречалось. Некоторое время он, замерев, глазел на нее. Пока какой-то голос за его спиной не произнес:
   — Она очень большая.
   Джордан обернулся и увидел темнокожего парня в шортах. Они оба с почтением уставились на это таинственное и опасное чудо.
   — Я думаю, она дохлая, — предположил Джордан.
   — Давай ткнем ее палкой и увидим, — предложил парень, оглядываясь в поисках палки. Но Джордану это предложение не очень понравилось. Мать ему не раз говорила, что змеи, которыми кишели окрестности, очень опасны. В деревне поговаривали, что у парня по фамилии Карсон под кроватью целый чемодан с живыми змеями, и Джордан старался обходить его дом стороной — на всякий случай.
   Змея была вполне живой. Она развернула кольца и ускользнула в куст. Мальчики наблюдали за ее исчезновением. Затем, коль скоро им выпало вдвоем пережить такое приключение, протянули друг другу руки и познакомились. Цветного паренька звали Элридж. Они вдвоем отправились на берег Миссисипи, чтобы узнать, кто из них кинет камень дальше. Выиграл Элридж.
   — Хочешь посмотреть мой ковбойский костюм? — предложил Джордан. — До нашего дома тут недалеко, если идти лесом.
   Его новый друг смущенно помолчал, затем сказал, что его мать — она работала тут судомойкой — не разрешает ему уходить далеко. Они всегда уходят домой сразу же после работы, чтобы успеть домой до наступления темноты.
   — Боитесь темноты-то, — поддразнил Джордан.
   — Я не боюсь, — ответил Элридж. — Неграм не разрешено находиться в этом округе после наступления темноты.
   Джордан не понял, почему существует такое запрещение, и вечером спросил у матери. Она часто рассказывала Джордану много интересного, показывая ему атлас и энциклопедию или рисуя картинки и диаграммы, пока разогревался на плите обед. Она каждый день читала «Сент-Луис-Диспатч», и многие истории ее очень волновали, вроде суда над Розенбергами или слушаний Маккарти. И она попыталась объяснить ему, что такое сегрегация. В том, 1954, году вышел закон, объявляющий сегрегацию вне закона, но этому закону многие сопротивлялись, особенно на юге. Разве Джордан не замечал, что в школах не было ни одного черного мальчика? И не задумывался, почему темнокожие, которые работают в поле или помогают разгружать баржи, исчезают до наступления темноты? Ведь и ее приятельница Минни никогда не остается с ними поужинать.
   — Многие белые не хотят мешаться с черными или иметь темнокожих соседей.
   — А почему?
   — Наверное, они их боятся.
   Джордан подумал. В Элридже не было ничего такого, чего следовало бояться.
   — А ты их боишься? — спросил он мать.
   Она засмеялась.
   — Я гораздо больше боюсь этого парня со змеями под кроватью, особенно когда он напьется. Мне пришлось прогонять его с пистолетом в руках, когда он шлялся как-то вокруг нашего дома, уже после смерти твоего отца. — Она взяла Джордана за руку. — Ты можешь играть с Элриджем сколько захочешь. Можешь приглашать его в дом. Не обращай внимания на то, что говорят другие.
   Джордан и не обращал. И после того, как Элридж выдержал их «экзамен» — они спустили его в заброшенную шахту, — его приняли и в компанию, в которой заводилой был Шелби. Они вместе играли в пятнашки и в «Захват флага», а также «стреляли» в корзинки за гаражом отца Шелби. Иногда они плавали на плотах. Элридж оказался умным, с редким чувством юмора малым, Джордан поначалу обижался на его шуточки, но потом они понимали друг друга с полуслова. Когда Джордан обнаружил, что Элридж любит читать, он стал давать ему книги. Иногда они вдвоем пытались разыграть сцены из «Тома Сойера». Летом, когда школа закрывалась на каникулы, мать Джордана разрешала Элриджу остаться у них на ночь.
   Но когда они стали старше, все оказалось сложней. Джордан продолжил образование в другой школе, в Сент-Луисе, а затем поступил в колледж. Элридж рано оставил учебу и делал случайную работу. Движение за гражданские права снова свело их вместе, они часами могли спорить, яростно что-нибудь друг другу доказывая.
   Затем последовал призыв во Вьетнам. Элриджу, не имевшему студенческого права на отсрочку, пришлось воевать. Из Вьетнама он вернулся физически окрепшим, но совсем не похожим на прежнего Элриджа. Жизнь то и дело разводила их, они так тогда и не поговорили, а потом Элридж снова уехал туда… А теперь они никогда уже не поговорят. Жизнь Элриджа оборвалась на двадцать третьем его году.
   Начало моросить. Джордан вытер волосы. Перед ним высились шпили Оксфорда на фоне дождевых облаков. Обычно он останавливался, чтобы полюбоваться необычной и таинственной красотой Оксфорда, но сегодня ему было не до этого. Эта бесконечная ужасная война поразила его в самое сердце. Он любил свою Страну, и теперь ему было за нее стыдно. Это вина их всех. Американцы в Оксфорде держались вместе не потому, что были привязаны друг к другу, и не потому, что англичане были иногда чересчур высокомерны. Просто все они выросли патриотами и были уверены, что нет страны прекрасней, чем Америка, и в детстве каждый день приветствовали американский флаг с рукой на сердце. Постепенное осознание того, что это несправедливая война, что гибнут мирные жители и вся эта бойня нужна лишь погрязшему в коррупции правительству, глубоко ранила их душу. Они растерялись. И эта растерянность и смятение заставила Брюса уйти в себя, сбило с пути Рика, и он старался забыться с помощью наркотиков и секса, а Элиота прикрываться спесью выходца из влиятельной бостонской семьи.
   Поначалу Джордан поддерживал войну. Сам Кеннеди предпринял первые шаги для того, чтобы защитить Южный Вьетнам от агрессии коммунистического Севера. Это казалось таким же благородным, как борьба с нацизмом. Но четыре года назад случайная бомбардировка напалмом их собственного лагеря, в результате которой погибли двадцать американских солдат, открыла, что на .вооружении США находится варварское оружие. Скоро сообщения об убийствах большого числа мирных жителей стали привычными. Когда в отпуск приехал Шелби, Джордан был изумлен его цинизмом, расистскими высказываниями, его страхом и стыдом, его пристрастием к наркотикам и духовной деградацией. Кроме того, Джордан уже много прочитал о войне. И он понял, что эта война — бесцельная, преступная, проводимая под фальшивыми идеологическими и патриотическими лозунгами. И он не захотел принимать в ней участие. Но был во всем этом один момент, который имел для Джордана важное значение. Вместо тех американцев, которые сумели увернуться от призыва, как это сделал сам Джордан, умирали те, кому этого не удалось, — такие, как его друг Элридж.
   …Джордан взобрался на железнодорожный мост. Его футболка насквозь промокла от пота, ноги гудели. Вот оно, трехэтажное, в викторианском стиле здание. Джордан толкнул скрипучую дверь.
   Услышав, что хлопнула дверь, Элиот громко спросил через стену, в какое время он, Джордан, намерен пойти сегодня на вечеринку. Не получив ответа, Элиот появился в прихожей в своем, как всегда, элегантном костюме.
   — Не говори мне, что ты забыл, — произнес Элиот. — Сегодня ведь вечеринка у Рика? Конечно, в Модлин-Колледже? — Его ирония заставила Джордана улыбнуться. Они оба знали про слабость Рика. «Модлин» был, наверное, самым красивым из колледжей в Оксфорде. Он располагался на берегу реки, в тенистом парке, где была кафедра, с которой проповедовал Ньюмед [2], а также колокольня пятнадцатого века, на которой первого мая каждый год пели хористы. Модлин-Колледж занимал более ста акров, его окружала изумрудно-зеленая трава. Джозеф Аддисон дал свое имя набережной. Льюис и Толкин читали здесь свои работы друг другу. Здесь учились Эдуард Гиббон и Оскар Уайльд. «Модлин» соответствовал амбициям Рика и его любви к театральности. Эта вечеринка была затеяна им, чтобы снова собрать старых друзей после летних каникул.
   Конечно, Джордан собирался идти. Кто же захочет пропустить вечеринку Рика. Он ведь, как никто другой, умел собрать у себя интересных и влиятельных людей. Это весть про Элриджа заставила забыть о приглашении Рика.
   — Я помню, — сказал он. — Хочешь подвезу? Прошлым летом ему в результате жесточайшей экономии удалось купить очень дешевый и очень маленький «моррис» — этакий слоненочек. Его приятели ворчали, что им тесно, но ездили с ним, однако, охотно, спасаясь от холода и дождя.
   — Спасибо. И давай постараемся взять… — Элиот поднял палец вверх, показывая на комнату, где заперся Брюс с запасом марихуаны. Брюс должен был вернуться в Штаты прошлым летом, поскольку получил повестку в армию. Вместо этого он отправился в Европу и Северную Африку, уклонившись от призыва. Теперь по возвращении домой его ждало пятилетнее тюремное заключение. И Элиот и Джордан были поражены его душевным состоянием. Эта глубокая депрессия не на шутку их тревожила. Они даже заключили тайное соглашение: при всякой возможности вытаскивать Брюса из дома.
   — Попробую уговорить, — пообещал Джордан. Он поднялся наверх и опустил шиллинг в счетчик потребления газа. Принимая душ под скудной струйкой, он с нежностью вспомнил душ у себя дома. Он вытер волосы и переоделся для вечеринки, натянув поверх костюма свитер, чтобы не замерзнуть. Затем включил лампу и сел на кровать. Перед ним лежал лист бумаги. На нем было написано: «Дорогая миссис Диксон». Больше на листе не было ничего. Да и что он мог ей написать? Что Элридж был его другом и что знакомство с ним позволило Джордану рано понять социальную несправедливость? Но в глубине души знал, что миссис Диксон будет благодарна за все, что бы он ни написал. Он учился в элитном Оксфордском университете. Его письмо будет наверняка показано соседям, а потом храниться в Библии вместе с самыми драгоценными документами. Потому надо тщательнее думать над словами.
   Но через полчаса раздумий Джордан вздохнул и отправил этот листок в корзину, набитую такими же смятыми листками. Как можно было объяснить миссис Диксон и себе, почему он избежал призыва в армию, а Элридж — нет? Элридж отправился в военный лагерь, когда Джордан учился в колледже. Студенты колледжей не призывались на военную службу. Позднее Джордан вступил в подготовительный корпус офицеров резерва. Это считалось службой в армии, но не позволяло его привлечь к непосредственной военной службе. Джордан поклялся себе, что свободное время он посвятит борьбе против войны. Тогда это казалось смелым выбором. Сейчас это выглядело как уловка против собственной совести. Чего стоят все эти сочувственные слова, когда он посиживает здесь в тиши старинной библиотеки, углубившись в Локка и Гоббса, пьет пиво в «Турф Таверн» или… или ездит на вечеринки?