— Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр? — спросил сторож.
   — Я разыскиваю Розу Кассиди.
   — Ее нет в городе.
   — Вы уверены?
   — На сто один процент.
   — А когда она вернется?
   — Не в наших правилах отвечать на такие вопросы. Она вас ждет?
   Том объяснил, кто он такой. Он уверен, что Роза будет рада его видеть и ей очень не понравится, когда она узнает, что ему пришлось уйти.
   — Мне надо хотя бы переночевать. Она бы обязательно разрешила, — уверил он. Портье нахмурился.
   — Вы англичанин?
   — Да, это так.
   — Знаете, моя жена без ума от «Вверх по лестнице, ведущей вниз». Она мне все уши прожужжала — ах, вот какие у них джентльмены, какие леди. Я сказал ей: не надоедай мне со всей этой ерундой. — Он пожал плечами. — Женщина.
   Том из деликатности кивнул.
   — Извини, сынок, но я не могу пропустить тебя без разрешения мисс Кассиди. А почему тебе просто не устроиться в отеле? — Его глаза скользнули по футболке и джинсам Тома. — Или в общежитии? Тут есть одно через несколько кварталов. Подожди здесь, я найду адрес.
   Вооруженный адресом и рисунком — как добраться до места, Том тронулся в путь. Теперь ему придется преодолеть еще довольно большое расстояние, а ноги уже здорово устали. Когда Том наконец добрался до общежития, он обнаружил, что оно находится там, где он встретил бегущую женщину. Пройдя несколько шагов от освещенной части улицы, Том увидел темную фигуру и замер на месте. Но это оказался хорошо одетый человек с пуделем на поводке, наклонившийся, чтобы сгрести в пластиковый пакет то, что оставил на дороге пудель. Оба они прошествовали мимо Тома, человек нес свой пакет с необыкновенной важностью — так, наверное, носили цветы придворные кавалеры во времена Елизаветы. Тому захотелось рассмеяться. Определенно, это был странный город.
   Общежитие оказалось небольшим домом из коричневого кирпича, охраняемым неразговорчивым поляком с лицом в глубоких морщинах. Цена самого дешевого номера, рассчитанного на пять человек, была девятнадцать долларов, и еще девятнадцать долларов Тому пришлось заплатить за регистрационную карточку для молодежных общежитий. Никакие кредитные карточки здесь не принимали. Том выложил деньги с обреченностью игрока, который ставит на кон последнее. Теперь у него оставалось только четыре с половиной доллара.
   Человек за стойкой открыл шкаф и вручил Тому полотенце и две простыни. В комнате было шесть коек, отчетливо чувствовался запах грязных носков.
   — Шведы, — буркнул сопровождающий. — Из самой Швеции.
   Том разделся и скользнул под одеяло, но через секунду вскочил, вспомнив о бумажнике в своих джинсах. Он спрятал его под подушкой. Лежа в темноте, он стал раздумывать, как ему быть дальше. Прежде, чем проститься, портье намекнул, что Тому можно бы заглянуть завтра. Что это значит — Роза должна вернуться? Можно ли здесь найти место, где принимают английские кредитные карточки? Представляют ли завтрак в этом общежитии? И что он вообще здесь делает?
   После долгих раздумий Том пришел к выводу, что перед ним стоят две проблемы. Первая заключается в том, что у него нет денег. Вторая — он не знает, где сейчас находится Джордан Хоуп. Обе проблемы можно было бы решить, посетив редакцию какой-нибудь газеты. Хотя бы «Нью-Йорк Таймс». Ему даже не нужно встречаться с Розой.
   Один из шведов захрапел. Том натянул одеяло на голову. Постепенно он стал погружаться в сон. Последней его мыслью было — что это такое: «Вверх по лестнице, ведущей вниз»?

26
Будь что будет

   «Хоупа — в президенты!» Такой плакат увидела Анни в аэропорту О’Хара. С плаката улыбался Джордан, и Анни, хоть и уставшая с дороги, не могла не улыбнуться в ответ. Какой ерундой занимаются газеты, споря о том, был ли Джордан в Оксфорде наркоманом или нет и были ли у него еще какие грешки, — как будто можно дожить до сорока и оказаться абсолютно безупречным.
   Она села в такси, чтобы добраться до Чикаго. Невероятно хотелось спать, хотя здесь было еще только полдесятого. По мере того, как они приближались к центру города, автомобилей становилось больше. На тротуарах стояли очереди — в кинотеатры и джаз-клубы. Везде можно было встретить предвыборные плакаты.
   — Вы решили, за кого будете голосовать? — спросила Анни водителя такси.
   Водитель, откинувшись назад на сиденье, поднял голос, чтобы перекрыть шум:
   — Вы знаете, леди, что делал Джордан Хоуп, когда посетил Чикаго в прошлый раз? После своих речей и прочей ерунды он пошел на стадион посмотреть, как играют наши «Медведи». Он ел кукурузные хлопья и подбадривал наших парней. Ему вставляют палки в колеса, ну да, а как иначе при такой-то жене — платье в обтяжку! Я точно буду голосовать за Хоупа. У него в «Хилтоне» завтра будет встреча. Это рядом с вашим отелем.
   — Вот как, — протянула Анни. Она откинулась на сиденье, чувствуя, как замерло ее сердце. «Не думай об этом», — сказала она себе.
   В отеле для нее не было никаких сообщений, что значило, что о Томе так ничего и неизвестно. Стараясь справиться со своим беспокойством, Анни проследовала за портье в свою комнату. Комната оказалась просторной, широкие окна выходили на озеро Мичиган и Грант Парк. Без сомнения, Джордан должен был хорошо знать об этом озере — именно здесь проходили столкновения между полицией и борцами против войны во Вьетнаме в 1968 году. На одном из столов в вазе стоял громадный букет цветов. Она подумала поначалу, что это — любезность со стороны отеля, но затем нашла карточку с надписью «Добро пожаловать в Чикаго. Ли Спаго».
   Похоже, он — неплохой человек. Он предлагал ей остановиться у него дома, но она этому воспротивилась. Завтра утром он должен будет за ней заехать и отвезти в больницу, а затем они вместе отправятся на ленч. Странно — она увидит второго мужа своей матери. Да и вообще — он странный, этот город. К тому же именно в этом городе жил сам Аль Капоне.
   Анни разделась и приняла душ. Она так устала, что едва держалась на ногах. Последние дни она очень много работала, стараясь развязаться со всеми делами перед поездкой, и потому домой приходилось возвращаться поздно. В какой-то мере это было и хорошо — меньше времени оставалось на беспокойство о Томе. Каждое утро она с замиранием слушала последние новости, ожидая, как голос диктора вдруг объявит: «Шансы кандидата от демократической партии Джордана Хоупа выглядят сейчас неважными, поскольку распространились слухи о том, что он — отец незаконнорожденного ребенка от давней его знакомой по Оксфорду». Но этого сообщения она, к счастью, так и не услышала. Одно время она опасалась, что пропажу Тома обнаружат сестры, но, к счастью, нет созданий, более занятых собой, чем девочки-подростки. Эмма и Касси оставались такими же мечтательными, непредсказуемыми и очаровательными, как всегда.
   Анни тщательно вытерла свои волосы. Затем надела халат и вернулась в комнату. Она хотела спать, но надо было закончить еще одну работу. В аэропорту Хитроу она купила фотоальбом и теперь намеревалась заполнить его фотографиями. Фотографий было много — там были дети, вечеринки, дни рождения, путешествия во время отпуска, ее свадьба — здесь было двадцать лет ее жизни. Это Эдварду пришло в голову, что ей следует привезти матери семейные фотографии. Тогда это показалось ей интересной идеей, но сейчас, перебирая фотографии, она стала раздумывать — а стоит ли? Вот здесь Тому шесть месяцев, он пузатый карапуз, и, глядя на фотографию, Анни снова пережила ту нежность, которую тогда к нему чувствовала. А если бы она послушала мать, Тома у нее могло бы и не быть.
   Анни опустилась на кровать и закрыла глаза. Хватит ли у нее духу встретиться со своей матерью? Что они могут сказать друг другу? Могла ли она простить матери ее прощальные слова: «Раз так, то ты одна будешь заниматься своими проблемами»?
   Прошло немало времени, прежде чем Анни обнаружила свою беременность. На каникулы она с друзьями отправилась в поездку по Европе. Но их группа распалась, и Анни осталась в Греции, подрабатывая в качестве официантки в барах или тавернах днем и ночуя на пляжах. Внезапную потерю аппетита она объясняла себе тем, что питаться ей приходилось, в основном, «кебабом». В начале сентября она вернулась в Лондон, поскольку в Греции начинался сезон ветров, а их завывание наводило на мрачные мысли. Тетя Бетти, увидев ее, сразу посоветовала ей провериться у врача. Доктор задал несколько вопросов, провел исследование и сказал, что она на третьем месяце. Как будто земля разверзлась под ее ногами. Анни шла от врача как сомнамбула, не видя ничего вокруг. Роза была в Америке, и Анни решила обратиться к своей матери.
   Ее мать гостила в это время в Кенте, у своей школьной подруги Глории, которая очень удачно вышла замуж. Стоял прекрасный летний день. Дом, куда приехала Анни, был полон цветов. Дочь Глории, Камилла, должна была на следующий день выйти замуж, и в доме полным ходом шли свадебные приготовления. Разговоры только и крутились о том, как принять гостей. Чувствующая себя плохо, с искаженным лицом, Анни ощущала себя чем-то вроде привидения на празднике. Анни выбрала минуту, когда все были заняты чаем на террасе, и сообщила свою новость матери. Та опустилась в кресло. Какое-то время она молчала, на лице четко прорезались складки морщин. Затем она вернулась к своему обычному сарказму:
   — И никакого молодого человека, готового сделать тебя «порядочной женщиной», похоже, у тебя нет?
   Анни вспомнила о Джордане, который сейчас живет в Америке, и об Эдварде, с которым так жестоко поступила. Признаться в том, что она не знает, кто отец ребенка, она не могла.
   — Нет. То есть, я никому не хочу об этом говорить.
   — Раз так, то ты одна будешь заниматься своими проблемами. А я знаю, о чем я говорю. Уж поверь. — Она помолчала. — Я сама была в такой ситуации.
   Мать поднялась и подошла к камину. После смерти своего мужа она снова стала курить. Анни, как завороженная, смотрела, как мать вынимает сигарету из серебряного портсигара и щелкает зажигалкой.
   — Я не говорила тебе об этом раньше — так хотел отец, но, думаю, сейчас пришло время. Это поможет тебе не совершить ошибку, которая разрушит всю твою жизнь.
   Анни почти не дышала.
   — Что?
   Мать выпустила кольцо сигаретного дыма.
   — Когда мы с твоим отцом поженились, я была уже беременна.
   Через открытое окно Анни могла слышать воркование голубей и удары по шарам на поле для крикета.
   — Мною? — осмелилась спросить Анни.
   — За кого ты меня принимаешь? Ты должна знать, что твой отец — моя первая любовь, и мы решились на это только после помолвки. К сожалению, в первый раз он был не очень осторожен. Странно для доктора, не правда ли?
   Анни глядела на нее молча.
   — В те времена в подобных случаях женились. И никаких вопросов о незаконнорожденных детях не возникало. Аборты преследовались. К тому же я и твой отец тогда, без сомнения, любили друг друга.
   Анни неподвижно сидела на софе.
   — Дорогая моя, ты даже не представляешь себе, что такое — иметь ребенка. Он довольно мило выглядит в пеленках, но, когда ты вынуждена приглядывать за ним весь день, да еще и часто не спать по ночам, все это воспринимается совершенно иначе. Твой ребенок долгое время даже не будет глядеть на тебя — только, плакать, мочить пеленки и требовать, чтобы его кормили. Я себя чувствовала ужасно — хотя старалась этого не показать.
   — И что ты чувствовала, когда у тебя появилась я? Неприязнь? Скуку? Ты же из-за меня никуда не могла отправиться? — голос Анни задрожал.
   — Поначалу. Не злись, дорогая. Конечно, когда ты подросла, тебя можно было наряжать и прогуливать. Ты была много красивее, чем большинство детей, знаешь ли.
   — А потом ты отослала меня в школу. — Мать стряхнула пепел с сигареты.
   — Анни, на твоем месте я не вставала бы в позу. Это не идет тебе, особенно в твоем нынешнем положении. Мне жаль, что с тобой приключилась такая неприятность. Я только хочу сказать, что ты слишком молода, чтобы стать матерью. — Она глянула в зеркало над камином и поправила прическу. — А я — слишком молода, чтобы становиться бабушкой. Вот что, — она повернулась к Анни. — Я оплачу операцию, а потом мы вместе проведем где-нибудь пару недель. Это будут маленькие каникулы.
   Анни выпрямилась:
   — Я ненавижу тебя! — выкрикнула она. На глазах появились слезы. — Ты — самая плохая мать в мире.
   — Не кричи так, — сказала мать, глянув на дверь. — Я только стараюсь тебе помочь.
   — Черт, да единственный человек, которому ты всегда хотела помочь, была только ты сама. Ты и об отце нисколько не заботилась. Не волнуйся, тебе не придется заботиться и обо мне.
   — Анни!
   Анни, опомнившись, поняла, что она трясет свою мать за плечи.
   — Я больше тебя никогда не увижу. Думаю, тебе предстоит ужасная, одинокая жизнь.
   — Подожди! Куда ты собираешься?
   — Прочь отсюда. Неважно куда. — Анни схватилась за дверную ручку. Слезы катились по ее рту и шее. Ее мать бросилась за ней в зал.
   — Что мне сказать Глории?
   …Анни поднялась с кровати, стараясь прогнать воспоминания. Она пересекла комнату и подошла к мини-бару. Виски — вот что ей сейчас необходимо. Она долила стакан с виски водой и вернулась на кровать. На фотографии она увидела Эмму, в ее первой школьной форме. На другой фотографии Касси играла в пьесе, поставленной на Рождество, хозяйку гостиницы. А вот Эдвард в панаме на ступеньках испанского собора. Это была ее жизнь, и только ее. И передать своей матери ни одно из своих переживаний — и плохих, и радостных — она не хочет. Анни сжала губы. Пожалуй, идея Эдварда была неудачной.
   Но все же стоит показать эти фотографии, но с другой целью, чтобы эта старая ведьма поняла, что она пропустила. Анни принялась засовывать фотографии в полиэтиленовые пакеты альбома. Ее руки двигались механически, и только на последней фотографии Тома она задержалась. Он был с развевающимися на ветру волосами. Она посмотрела на эту фотографию, потом вложила ее в пакет и положила альбом к изголовью. На завтра все дела сделаны. Анни выключила свет и почти сразу заснула.

27
Спаси меня

   Гигантская статуя на Таймс Сквер простирала вверх свои руки. Из вентиляционных шахт метро вверх в небо поднимался пар. Слышались резкие сигналы машин. Откуда-то доносилась музыка. Вспыхивали огни неоновых реклам, отражаясь в каплях дождя. Когда на светофоре зажегся зеленый свет, машины рванулись вперед к площади Колумба. Прямо под статуей великого путешественника спал бездомный, закутавшись в газеты, газеты безжалостно трепал ветер. Неподалеку ожидала такси парочка, только что вышедшая из Линкольн-Центра. На женщине было норковое, на мужчине — кашемировое пальто.
   Роза смотрела на эту обычную сцену, повторяющуюся каждый вечер, из окна машины. Она вздохнула. Если и есть что-нибудь для нее лучше, чем жизнь в Нью-Йорке, так это возвращение в этот город после отъезда. Она собиралась уехать отсюда на все выходные, но двадцати четырех часов оказалось для нее достаточно, и она вернулась домой на поезде, сказав, что у нее много работы. Конечно, гостеприимство Блейн и Декстера было свыше всяких ожиданий. Они обновили свой особняк и жаждали этим похвастаться. Но любоваться новыми занавесками, люстрами и импортными французскими кухонными плитами? Правда, любовная история между Блейн и Декстером-младшим была хорошей темой для светских сплетен. Хотела ли Блейн своей беременности? Женится ли на ней Декстер? Подписали ли они брачный контракт? Если можно будет получить их фотографии втроем после рождения ребенка, это увеличит тираж до двадцати тысяч.
   Машина Розы подъехала к ее дому. Привратник поспешил к двери.
   — Удачной была поездка, мисс Кассиди?
   — Превосходной. Вы можете достать чемоданы из багажника?
   — Карл сказал, что к вам приходил прошлым вечером какой-то молодой человек.
   — Вот как? Кто это?
   — Я не знаю. Он сказал, что оставил вам телефонное сообщение.
   Возможно это тот фотограф, который ей так надоел. Если повезет еще раз, она натравит на него полицию. Роза отправилась к лифту, предоставляя привратнику доставку ее чемоданов наверх. В ее комнате была куча корреспонденции, в основном — счета и приглашения. Роза нажала кнопку на автоответчике и протянула руку за ножом для вскрытия писем.
   Гудок, потом щелчок.
   «Привет, это Кинди. Я звоню вечером в пятницу. Только что пришли отличные снимки Джинни Хоуп. Они от ее школьного приятеля. Ты умрешь, когда увидишь ее в платье для выпускного бала. Я оставлю их в конверте на твоем рабочем столе, на случай если ты вернешься до понедельника. В понедельник увидимся».
   Ура. Это будет лишним оправданием того, что она не могла остаться у Блейн на весь уик-энд. Роза отложила в сторону свой счет на цветы, счет за пользование кредитной карточкой и письмо с просьбой материальной помощи от библиотеки Бодлейана.
   Гудок, щелчок.
   «Привет, Роза. Это — Рик Гудман. Нам нужно поговорить. Позвони мне».
   Гудок, щелчок.
   «Роза, это Том».
   Роза резко выпрямилась. Она мигом пересекла комнату и увеличила громкость.
   «… Я в аэропорту. Я хотел бы остановиться у тебя на день или два… Том Гамильтон, твой крестник. Ты, наверное, вышла. Я позвоню еще раз, как только доберусь до Нью-Йорка».
   Гудок, щелчок.
   «Извини, это опять я. Не сообщай матери, что я здесь. Я объясню все тебе позже. До свидания».
   Роза быстро перекрутила ленту вперед. Еще было шесть звонков от Тома, все вместе они звучали как радиограмма.
   Он отправляется в общежитие. Он покинул общежитие. Он находится в телефонной будке в центре города. Он в магазинчике, где продают кофе. Он — в магазине музыкальных пластинок. Деньги у него кончились, но она не должна волноваться. Этот глупый мальчик никогда не говорил время, когда звонит, но, по счастью, время фиксировал автоответчик. Последний звонок был сделан полчаса назад из кафе в Вестерн Виллидж, голос Тома с трудом перекрывал звон посуды. Роза схватила карандаши с волнением записала этот адрес.
   Почему он звонил именно ей? Она не могла дать на это ответ. Том Гальмитон, отцом которого мог быть Джордан Хоуп, парень, который мог изменить результаты президентских выборов и за интервью с которым любой журналист убьет кого угодно. Его надо было немедленно разыскать. Роза заказала по телефону такси, быстро забежала в комнату, чтобы надеть более удобные туфли и захватить бумажник и пальто, и выбежала из своей комнаты.
   Они не сразу нашли нужное кафе. Пришлось медленно проехать несколько кварталов, прежде чем Роза крикнула: «Это здесь!» У кафе стоял ряд мотоциклов. Сквозь стекло было видно, что здесь полно народа. Роза решительно выбралась из машины, ответив на протестующее восклицание водителя:
   — Если хотите, чтобы вам заплатили, то ждите здесь.
   Громкая музыка ударила в уши, когда она открыла дверь. Здесь она выглядела как принцесса, посетившая хлев. Тома она заметила раньше, чем он ее. Как он подрос… Том сидел за столом, уставленным бутылками, определенно навеселе, за столом сидели еще три подозрительных типа. Когда Том увидел ее, на лице его отразилось облегчение.
   — Привет, Роза, — произнес он и поцеловал ее щеку. — Разреши представить — Мики, Рамон и Бак.
   — Привет, ребята, — кивнула Роза, держа руки в карманах. Нужно ли говорить, что Бак был здоровенным громилой в кожаной безрукавке и с татуированным тигром на плече?
   — Не хочешь чего-нибудь выпить? — вежливо осведомился Том. — Но, боюсь, тебе придется платить самой — у меня полностью вышли наличные. Здесь можно заказать тушеное мясо с ребрышками.
   Как раз в эту минуту мимо прошел официант со здоровенным подносом, на котором красовалась почти целая грудная клетка коровы.
   — Это очень любезно с твоей стороны, Том, но, я думаю, нам следует вернуться обратно. Могу я за тебя расплатиться?
   Когда Роза вынула бумажник, то краем глаза заметила пару горящих глаз. Должно быть, это был Рамон.
   — Мы совершили здесь сделку, леди. Мы купили ему пиво. Потом мы приедем в Лондон, и Том нам покажет этот город. Верно, Том?
   — Абсолютно. — Том улыбнулся Розе. — Я рассказывал им о Лондоне.
   — Понятно. Том, твой багаж где?
   — Здесь, — Том выволок из-под стола бесформенный нейлоновый рюкзак. Этот багаж Розу удивил — она никуда не отправлялась без минимум трех чемоданов. Рюкзак Тома не был даже полон.
   Она провела его к такси и отдала водителю распоряжение ехать обратно.
   — Из всех заведений в этом городе, да и во всем мире, это — самое неподходящее. Здесь собираются самые отпетые громилы.
   — Ну, все было хорошо, — возразил Том. — Кроме того, что они советовали, где можно купить «крэк». Но единственное, что я хотел, это есть. Я такой голодный!
   — О, — протянула Роза. Ни один человек из ее окружения не позволил бы себе быть голодным. — Сейчас мы посмотрим, что у нас есть.
   — Для меня, по крайней мере, яичницы будет достаточно.
   Остаток пути она молчала. Том был слишком усталым. Она узнает все в свое время.
   Давненько Роза не принимала у себя гостей. Она сразу показала ему душевую для гостей и была польщена восклицанием, которое вырвалось у Тома, когда он увидел сверкающие хромом краны душевой. Раздельные душевые — это великое изобретение. Нет ничего хуже, когда вы приводите кого-нибудь на ночь, и потом обнаруживаете следы мыла в ванной.
   Как только Том заперся в душевой, Роза направилась к телефону, но так и застыла с протянутой рукой. А стоит ли сейчас звонить Анни? Конечно, Анни была во взвинченном состоянии, думая, что он может попасть к продавцам наркотиков, к гомосексуалистам Или — упаси Бог! — в объятия желтой прессы. Пожалуй, лучше всего постараться успокоить Тома и постараться выведать у него его дальнейшие намерения. К тому же, если Анни надумает лететь в Нью-Йорк, к Тому, она не получит возможности попасть на встречу с Джорданом, а это был ключевой момент разработанного Розой гениального плана. Нет, этого Роза допустить не могла. Кроме того, Том сам просил ее не сообщать ничего матери. Успокоив этой мыслью свою совесть, Роза направилась на кухню. Бедный мальчик был голоден.
   Она открыла дверцу холодильника и изучила его содержимое. Три лимона, пузырек с витаминами, восемь бутылок минеральной воды и две полупустые бутылки шампанского. Интересно, как изготовить яичницу без яиц?
   Роза замерла в нерешительности. Можно было бы послать Сузи достать что-нибудь для бутербродов, но Том наверняка привык к мамочкиным угощениям. Ну ничего, Роза тоже ей не уступит. И Роза принялась выдвигать ящики, которых не касалась на протяжении многих месяцев. В одном ящике она нашла передник. Это неплохая идея. Она надела передник и взялась за работу. Когда Том вернулся — в долгополом халате и с мокрыми блестящими волосами — и увидел то, что было ему приготовлено, он воскликнул:
   — Фантастика!
   Роза улыбнулась загадочной улыбкой. На серебряном подносе стояли тарелки с икрой, орехами, калифорнийскими оливками и нарезанными лимонами, а также с домашним печеньем — когда-то она испекла его в духовке. В серебряном ведерке со льдом охлаждались обе бутылки с шампанским. Роза открыла бутылку и налила розовое пенящееся шампанское.
   — Добро пожаловать в Нью-Йорк. Они чокнулись.
   — Твое здоровье, — произнес Том.
   Роза осушила свой бокал и поставила его на стол.
   — Теперь, Том, расскажи мне все. Ты убежал? — Том нахмурился.
   — Вроде этого. Я… я приехал в гости.
   — Как трогательно. И ты хочешь чтобы я тебе помогла?
   Ей пришлось ждать ответ, пока Том дожевывал печенье.
   — Ты, конечно, знаешь Джордана Хоупа? — Черт подери. Он все-таки вышел на след. Роза глянула на него внимательно.
   — Джордан Хоуп! Само собой. Наши пути пересекались когда-то.
   — Я хочу встретиться с ним, — сказал Том. — Ты можешь мне помочь? Мать говорила, что ты знаешь тут всех и можешь выйти на любого человека.
   — Все имеет свои пределы, — иронично улыбнулась Роза. — А затем тебе это надо?
   Том потянулся за следующим печеньем.
   — Это мое дело.
   — Том, ты знаешь, для тебя я сделаю что угодно. Но как я могу тебе помочь, если не ведаю, что происходит?
   На кухне что-то упало. Роза побежала на кухню — узнать, в чем дело. Это грохнулась банка крабов. Роза немедленно открыла банку, разложила ее содержимое на тарелку и поставила ее перед Томом.
   — У меня довольно забавная история, — начал Том. Постепенно она вытянула из него все. Ну да — именно то, чего боялась Анни, — Том увидел фотографию и отправился разыскивать документ о своем рождении, а потом начал подозревать, что его настоящим отцом является американец, баллотирующийся в президенты США. Роза сочувственно кивала головой. Она видела, как взволновало его это неожиданное открытие.
   — Я уже собрался в «Нью-Йорк Таймс», — признался он, слишком погруженный в свои мысли, чтобы заметить, как эту новость восприняла Роза. — Но, по правде, я не знаю, что мне делать.
   — А что говорит Анни? — спросила Роза.
   — Она слишком занята своей работой, — ответил он. — Она меня даже не слушала.
   — И она думает, что ты в Оксфорде?
   — Наверное, — пожал плечами Том. — Я разузнал, что отец и мать не были женаты, когда я родился. Я даже думаю, что тогда они не жили вместе. — Он повернулся к Розе. — Это так?
   — Боже мой, это было так давно. Сказать по правде, как только Анни покинула Оксфорд, связь у нас прервалась надолго. Но они с Эдвардом тогда точно были знакомы. Одно я знаю точно — когда они поженились, у них был ребенок.