Скаландис Ант. Мышуйские хроники

   В этом месте предложенных ему объяснений Матвей почувствовал, что теряет логическую нить и с перепугу задал довольно наивный вопрос:
   - А как отнесутся окружающие к моему исчезновению?
   - Плохо отнесутся. Не давайте им такого повода. Формально вы вправе нажать кнопку где и когда захотите, но надо же и о последствиях думать. Колдунов и без нас с вами развелось в этом городе сверх всякой меры. Не находите? - Сан Саныч не удержался от смешка. - Ладно. Давайте серьезно. Рассмотрим на примере. Вы спешите на вокзал с другого конца города. Пешком хоть напрямую, хоть огородами и за лишний час не успеть. Значит, придется брать такси или ехать в автобусе, но все машины стоят как вкопанные, а вас для них физически нет - парадокс! Где выход? Выход один. Вы втягиваете в свою хронокаплю таксомотор вместе с водителем. И ещё один человек за те же деньги прокатится с ветерком по замершему городу. Я уже вижу по глазам, о чем вы хотите меня спросить. Каким образом вы будете дышать, если оболочка проницаема лишь в одну сторону, куда пойдут выхлопные газы и так далее... Ах оставьте, право! Все это такая скучища. Я вас уверяю, система работает. Вы сможете лично убедиться в этом. Хронодинамика - наука строгая, поэтому...
   - Нет, - робко напомнил о себе Матвей, - Я хотел спросить совсем о другом. Куда могли подеваться ваши двенадцать клиентов, если время, отпущенное им, было строго ограничено законами вашей динамохроники? Вы что, и не пробовали наблюдать за ними, ну то есть...
   Матвей запутался. Было очень сложно формулировать мысли на эту проклятую тему, сотканную из сплошных парадоксов.
   - Ах, мой милый! - всплеснул руками колобок Сан Саныч. - Да мы только этим и занимались. Надеюсь, вы уже поняли, что у нас не столько коммерция, сколько наука? Так вот, мои коллеги утверждают, что в хронокапле возникает своего рода параллельная реальность со своим собственным абсолютно равновеликим пространством, то есть попавший в каплю живет в ином мире, а наш, из которого он ушел, воспринимает как заключенный в оболочку. Понимаете, старый парадокс: если Землю разделить по экватору забором из колючей проволоки, кто из нас окажется в тюрьме, а кто на воле?
   - Никакого парадокса, - мрачно ответил Подколёсников. - В чью сторону стояки загнуты, тот и в тюрьме. Этот ответ тоже старый как мир.
   Сан Саныч вежливо улыбнулся.
   - Но я, простите, совсем не о том говорил. Колючая проволока - не более, чем фигура речи. Я же как физик категорически не согласен с теорией параллельных миров. Они не параллельные, а многократно вложенные друг в друга и переплетенные. Вы топологию изучали?
   - Нет, - сказал Матвей. - Я вообще-то социопсихолог.
   - Тоже хорошо, - машинально ответил Сан Саныч.
   Он думал о чем-то своем.
   - Вы поймите, у нас пока ещё далеко не все гладко с возвращением...
   - Благодарю за откровенность, - Матвей поднялся и направился к двери. Вы хорошо устроились. Однако и я не полный идиот. За этот бесплатный аттракцион на самом деле именно мне полагается изрядный гонорар. Или, в крайнем случае моим родственникам. Но так или иначе необходимо мое добровольное согласие, а подпись, которую вы обманом вытянули...
   Матвей осекся, потому что в дверях послышался какой-то шум. Оглянулся.
   Словно двое из ларца, выросли за его спиной дюжие парни - ни дать, ни взять, спецназовцы из подразделения генерала Водоплюева. Пришлось отступить к креслу. А услужливый Сан Саныч уже подавал ему стакан с минералкой:
   - Не надо так волноваться. Все мы тут озабочены одною общей проблемой. Теперь и вы о ней знаете. И просто так дать вам уйти было бы непростительной ошибкой. Вы же хотите рискнуть, и мы очень рассчитываем на вашу помощь... и на ваше возвращение.
   - А что ж вы сами-то не попробуете? - Матвей резко сбавил обороты, сраженный не столько грубым насилием, сколько этой фразой, попавшей прямо в точку: "Вы же хотите рискнуть..." - с ударением на "хотите".
   "Уймись , парень, - сказал он себе, - ты влип по полной программе".
   Взгляд Сан Саныча выражал теперь искреннее сочувствие, а в голосе его засквозила вдруг неподдельная горечь:
   - Ах, молодой человек! Ну ладно, так уж и быть, открою свои карты. Среди тех двенадцати было четверо моих компаньонов. Я - последний из разработчиков. Если не вернусь, устранение возможных неполадок сделается окончательно нереальным.
   - Ну и черт с ним! - огрызнулся Матвей. - Сами во всем виноваты. Исчезнете вы, исчезнет и проблема.
   - Нет, - грустно помотал головою господин Сатурниченко, нисколько не обижаясь. - В том-то и дело, что нет. Я бы хотел, чтоб вы дослушали меня, а уж потом делали выбор. Хотя у вас, признаюсь, альтернатива незавидная.
   Вторая половина Матвеевой альтернативы по-прежнему маячила за спиной, оставалось выяснить суть первого варианта.
   - Помните, я сказал, что одна из причин нашей задержки здесь - чисто техническая?
   Подколёсников молча кивнул.
   - Неужели ещё не догадались? Оставшись один из всей группы, я, наконец, понял: город Мышуйск и его окрестности находятся в некой гигантской хронокапле, созданной... Впрочем, об этом позже. А суть в том, что сюда изредка проникают извне люди и предметы, но отсюда, насколько мне известно, ещё никому выбраться не удавалось. Меж тем создавая локальные капли, мы как раз и даем возможность людям покинуть Мышуйск. По всей видимости. Если угодно, минус на минус дает плюс. А в действительности это "переплетение" миров, вызывающее "туннельный эффект". Улавливаете? Те двенадцать просто не догадывались ни о чем. А вам я даю теперь установку: оказавшись в том мире, разыщите Мышуйск любым способом и вернитесь. Это реально. Вот ваша миссия, друг мой.
   - Ну, ни хрена себе! - только и сумел выдохнуть Подколёсников.
   А потом мысли его совершили дерзкий бросок вперед, и родился вопрос:
   - А что если вся планета Земля находится внутри гигантской хронокапли, и наша с вами задача - вырваться, наконец, на просторы Вселенной для общения с иными цивилизациями?
   - Браво, мой друг! - воскликнул Сан Саныч. - Вы делаете потрясающие успехи! Эта гипотеза наверняка подтолкнет наши исследования, зашедшие сегодня в тупик. И теперь я просто обязан рассказать вам об ещё одной... м-м-м, исторической детали. Вам ли не знать, Матвей, что в Мышуйске сконцентрированы многие паранормальные явления, не говоря уже о знаменитом Объекте 0013 под охраной генерала Водоплюева. И много лет назад мы не случайно прибыли именно сюда обкатывать в полевых условиях новейшее хронофизическое оборудование. Однако в первую же ночь случилось ЧП. Кто-то проник на склад и, в темноте приняв спецбаллончики за обыкновенные спрэи с репеллентом от комаров, перенажимал фактически все кнопки. "Критическая масса" единовременно освобожденного лишнего времени, очевидно, и создала вокруг города и окрестностей ту самую гигантскую каплю... С тех пор мы только и делаем, что пытаемся найти выход. И сегодняшняя коммерческая авантюра - это наш последний шанс. У меня все, молодой человек. Помогите нам.
   Сан Саныч устало сел в кресло и замолчал.
   Перед глазами Матвея пронеслась вся его безалаберная, безрадостная, бессмысленная жизнь. Навечно захлопнутый мышуйский колпак показался жуткой крышкой прозрачного саркофага. И Подколёсников столь живо представил себя в этом замкнутом пространстве, что духота сделалась физически ощутимой.
   Вот тут Матвей и заметил, что давно уже вертит в руках пресловутый баллончик.
   Кнопка нажалась необычайно легко.
   Михаил Шарыгин после работы заглянул таки на проспект Чекиста Душегубова. (Старое название было привычнее для всех, да и произносилось проще.) У дома номер пять вообще отсутствовало строение четыре, хотя местные всезнающие мальчишки и уверяли, что ещё вчера маленький желтый флигелек торчал здесь на месте заваленного мусором пустыря. В Мышуйске не принято удивляться подобным странностям.
   А в освободившуюся однокомнатную квартиру пропавшего без вести Матвея Подколёсникова в строгом соответствии с законом заселили через два месяца нового жильца из сгоревшего дома номер тринадцать по улице Премьера Керенского, бывшей Наркома Берии.
   РОКОВЫЕ ЯЙЦА - 2
   Когда Филиппу Индустриевичу Мозжечкову присвоили степень кандидата физиологических наук, он даже и не подозревал, что является отныне единственным в мире обладателем этого гордого звания. Ученый совет НИИ мутантологии при спецобъекте No0013 состоял преимущественно из военных, плохо знакомых с академической терминологией. Да и время было смутное, начало девяностых, так что лишь спустя несколько лет знакомый врач Барбадосов объяснил Мозжечкову, что из всех физиологических наук известна человечеству только одна - собственно физиология. Меж тем диссертация, посвященная принципиальным отличиям современных волосатых слонов-мутантов от древних мамонтов, была работой серьезной и в узких кругах специалистов, допущенных к секретной информации, имела резонанс. Филиппа Индустриевича признали как ученого. Вот только денег это ему не прибавило совсем - даже наоборот, потеряв массу времени на теоретические исследования и очень непростые эксперименты, Мозжечков, как всегда, упустил сладостный момент деления очередного гранта, щедро выделенного султанатом Бруней на изучение паукообразных в мышуйской полутайге. Огромные сотни тысяч в твердой мусульманской валюте были разворованы руководством института быстрее, чем передохли гигантские пауки, самоотверженно наловленные первогодками из спецчасти генерала Водоплюева.
   Мозжечков опять загрустил на долгие годы, перебиваясь вдвоем с женой, тоже звезд с неба не хватавшей, на нищенскую зарплату и редкие худосочные премии. Стыдно сказать кому, но у кандидата наук заработок был меньше, чем у зам. начальницы фабрики-прачечной, и это притом что в прачечную её уже почти никто не ходил. Ведь понакупили все для домашней стирки "электролюксов", да "аристонов", и существовало умирающее предприятие только за счет госзаказа все от того же генерала Водоплюева. Армейскую форму на стирку регулярно привозили в город, объясняя, что слив мыльной воды на территории спецчасти категорически запрещен по соображениям экологической безопасности.
   "А как же вы танки моете?" - спрашивали бывало сержантика, доставлявшего в Мышуйск фуру с грязными гимнастерками и подштанниками.
   "Т-с-с-с! - прикладывал сержантик палец к губам. - Я не имею права отвечать на такие вопросы".
   А бабы в прачечной после судачили: "Да нет у них давно никаких танков, заржавели все. А машины в армии не моют". "Да их и у нас на гражданке никто не моет", - добавляли другие.
   А звали жену Филиппа Индустриевича Брунхильдой Поликарповной. Или коротко - Бруней, что анекдотически напоминало тот самый Бруней, денег от которого Мозжечковым так и не досталось. Объяснялось происхождение имени просто: отец Бруни Поликарп Иванович, будучи историком, увлекался североевропейским эпосом и в частности нибелунгами, но дочка его, вопреки своему имени, под два метра не вымахала, а напротив росла миниатюрной, худенькой и хрупкой. Попытки приобщить её всерьез к спорту успехом не увенчались. Отец все ждал, что она хоть пополнеет, когда замуж выйдет или когда родит, но не тут-то было. Последней его надеждой оставалось появление на свет внука, а ещё лучше внучки - настоящей воительницы, её бы следовало назвать Кримхильдой, и тогда уже спокойно умереть, но оказалось - не суждено.
   Не все в порядке было у Бруни со здоровьем, забеременеть ей удалось впервые только к тридцати годам, и роды протекали крайне тяжело. Врачи не сразу сообразили, что при уникально миниатюрных габаритах роженицы надо делать кесарево, а когда сделали в итоге, ребенок (причем девочка необычайно большого веса!) был уже мертвым.
   Бруня бросила с горя свою прачечную и ушла мелким клерком на коммерческую фирму, торгующую бытовой техникой. Зарплата там тоже была смешной, но Бруне доставляло удовольствие объяснять клиентам, что белье следует стирать дома, а не в прачечной. Почему-то она решила, что это вредные условия родной фабрики повлияли на её здоровье.
   А Мозжечков упорно не бросал науку и продолжал верить в свой будущий успех. Идеи-то его посещали одна гениальнее другой. Но самую гениальную подбросила ему все-таки жена Бруня однажды за чаем тихим, мирным вечером. А ведь бывали и немирные, ох, ещё как бывали!
   - Слушай, Филя, - сказала она, - вот ты у нас биолог-физиолог. Скажи мне, а почему женщины не откладывают яйца?
   - Что?! - поперхнулся чаем Филипп Индустриевич, а когда наконец откашлялся не без помощи Бруни, стучавшей его из всех сил по спине, понял, что вопрос не так уж и глуп.
   - То есть ты хочешь сказать, что способ размножения яйцекладущих рептилий, земноводных и птиц в чем-то совершеннее, чем живорождение у млекопитающих?
   - Ну, конечно, - с энтузиазмом подхватила Бруня, - именно это я и хочу сказать. - На каком-то этапе своего развития эволюция допустила ошибку. Точно так же, как, например, осталась до обидного не использованной в более поздних видах особенность грызунов в течение всей жизни восстанавливать стершиеся зубы. Представляешь, ходили бы мы и грызли вместо "Орбита" какие-нибудь фирменные деревяшки, а про зубных врачей даже и не вспоминали.
   - Погоди, - прервал поток красноречия своей образованной женушки Филипп Индустриевич, - эту тему мы с тобой уже обсуждали, я пытался решить проблему постоянно растущих зубов у человека. Это оказалось принципиально невозможным. Давай лучше вернемся к яйцам.
   - Давай, - охотно согласилась Брунхильда. - Тут же масса преимуществ. Загибай пальцы. Во-первых... Ну, ты сам понимаешь, что для меня во-первых. Не надо так мучительно долго вынашивать ребенка, а потом так мучительно больно рожать его... с риском потерять. Что за абсурд выращивать внутри себя существо, превышающее по габаритам внешние двери.
   - Как ты цветисто выражаешься, Бруня! - воскликнул Филипп Индустриевич, наливая себе новую чашку чая.
   - А ведь так и получается. Это все равно что строить в стеклянной бутылке корабли, реально предназначенные для спуска на воду.
   - Хорошо. Ну а что во-вторых?
   - Во-вторых, высиживать детенышей сможет не только мать, но и отец, и даже старшие братья и сестры, строго говоря, даже наемные работники. Это же очень удобно.
   - На самом деле никто не будет высиживать. Наверняка понастроют инкубаторов вместо роддомов - и порядок. Мы же с тобой живем в век развитой технологии.
   - Не согласна! - спорила Бруня. - Инкубаторские - это как детсадовские, а материнское или отцовское тепло, наверняка будет иметь особый смысл, особую энергетику, как сейчас модно говорить.
   - Возможно, ты и права, - сдался Мозжечков. - Ну а ещё есть преимущества?
   - Да полно! - Бруня уже не могла остановиться, до того ей нравилась собственная идея. - Третье из главных достоинств метода - сокращение сроков вызревания плода.
   - А разве это плюс? И так земля перенаселена.
   - Ничего подобного! В развитых странах есть проблема с продолжением рода, а рано или поздно все страны станут развитыми. Там же, где до сих пор рожают слишком много, можно пока и не вводить новый метод. Наверняка он будет поначалу дорогим.
   - Логично рассуждаешь.
   - Еще как! А к тому же рождаемость связана не столько со сроками беременности, сколько с общей культурой. Разумное сочетание легких способов вынашивания с применением противозачаточных средств приведет к настоящей гармонии в обществе.
   - Слушай! - восхитился Филипп Индустриевич. - Как ты красиво говоришь! Словно репетировала заранее.
   - Просто я очень много об этом думала, когда не спалось ночами, потупилась Брунхильда. - А вообще, считай, что я уже готовлю твою нобелевскую речь.
   - Спасибо, Бруничка!
   Так на полушуточной ноте и закончился тогда этот разговор. Но уже утром Филипп Индустриечвич понял, что все более, чем серьезно. Задача была решаемой, однозначно решаемой. И безусловно нужной. С зубами грызунов - там все разбивалось об уникальность их свойства. Аналогия с регенерацией волос и кожных тканей или хвостов у ящериц не выдерживала никакой критики. Постоянно растущие зубы ну никак не вписывались в структуру человеческого организма. А вот плод в виде яйца - это древнейшая основа жизни, переходящая из вида в вид, из рода в род, из класса в класс... Это уже серьезно.
   Мозжечков по-настоящему заболел новой темой.
   Месяца два понадобилось ему на детальное изучение теории. До поры он посвящал Бруню в свои умопомрачительные открытия, но потом жена устала от повторов и решила, что никогда не дождется практических результатов.
   Она ему так и сказала однажды:
   - Я понимаю, что ты решишь нашу проблему рано или поздно, но я к тому времени состарюсь и уже не смогу забеременеть. А обычным способом, ты же помнишь, врачи запретили мне рожать.
   - Помню, - сказал Мозжечков, нахмурившись, - но не разделяю твоего пессимизма. Я уже подошел вплотную к первому эксперименту. Мне только не хватает денег на биоматериал.
   - Какой ещё биоматериал? - растерялась Бруня.
   - Ну, на подопытных животных?
   - А что, сразу на мне попробовать нельзя?
   - С ума сошла! Тебе что, жить надоело?
   - А это так опасно?
   - Все новое опасно, - назидательно пояснил Филипп Индустриевич.
   - И на ком же ты собираешься пробовать?
   - Еще не решил. Вообще... На кого денег хватит. Обезьян мне точно не раздобыть.
   - А этот, мой любимый султанат Бруней не выделит нам гранта?
   - Нет, у них какие-то серьезные проблемы. Боюсь, мне придется потратить свои деньги.
   - Что?!! - возопила Бруня. - А они у тебя есть?
   Да, тут Филипп Индустриевич допустил роковую ошибку, положившую начало серьезным разногласиям в их семье.
   - Да какие это деньги? - попытался отрулить он назад. - Вот пойду в выходной на Пёсий рынок и куплю пару хомячков, ну, ради этого не поужинаю разок, другой...
   - Знаю, я тебя, ты купишь каких-нибудь занзибарских хомячков по сто долларов за штуку, и потратишь на них деньги, которые втайне копил мне на подарок к Новому году, а для себя будешь оправдываться, тем, что, как только получишь "нобелевку", так сразу купишь мне все, что я пожелаю...
   - Бруня, ну, Бруня... Ну, что ты говоришь такое?.. - причитал Филипп Индустриевич, но все было втуне в тот печальный вечер. Они легли спать в разных комнатах. Мозжечков работал до глубокой ночи и уснул в кресле.
   Однако хомячков в выходной он купил, и уже через неделю самочка снесла шесть яиц.
   Разумеется, в тот же вечер у супруг Мозжечковых состоялся праздник примирения, они даже шампанского перед сном выпили, купленного на заначку, которую вытащила откуда-то суровая Брунхильда, ставшая враз доброй и ласковой.
   Но радость была недолгой.
   Яйца хомяков беленькие, чуть крапчатые, походили на воробьиные, но ни один детеныш из них не вывелся. Грызуны не имели инстинкта высиживания и предпочли съесть легкую добычу.
   Мозжечков погрузился в пучину новых сомнений, Брунхильда вновь перестала замечать его, а примерно через пару недель в доме появились кошки. Великому физиологу потребовались данные сравнительного анализа. Кошки яиц своих тоже не высиживали, но относились к ним уже более уважительно, и забрезжила надежда.
   Впрочем, хомяков Филипп Индустриевич на улицу не выбрасывал. (Все-таки не мыши, а мышей он, кстати, люто ненавидел вместе с женой). И стоило немалых трудов объяснить злобному коту Василию, что хомяк Петя - это не его завтрак, а самодостаточная свободная личность и субъект эксперимента.
   Меж тем научное исследование двигалось вперед семимильными шагами и примерно к новому году оно свершилось. У старой сибирской кошки Мурки, наконец вылупился из яйца первенец - дивный пушистый котеночек. Назвали его Крылатиком - ведь появился на свет как птенчик, хотя никаких крылышек, конечно же, не имел. Здоровье у экспериментального первенца было вполне нормальным. Мозжечков успел составить полное описание особи, но потом котенок бесследно исчез, внаглую покинув дом своего прародителя.
   Впрочем, в этот момент Бруня все равно была в восторге. У неё замаячила серьезная надежда на собственное потомство, и она с юношеской страстью влюбилась в своего безумного мужа.
   Этот бурный роман длился и на сей раз недолго, потому что Филипп Индустриевич с особым цинизмом объяснил жене, что рождение котенка из яйцеплода - это лишь первый этап серьезной работы. А дальше он, к сожалению, совершенно не представляет себе, как вводить в организм человека необходимое количество извести для образования скорлупы. Кошачий организм, закаленный на городских помойках, легко воспринимал любую дрянь - от кирпичной крошки до тяжелых металлов, человеческий же отторгал все это, и вместо яиц, во чреве матери должно было появиться все то же тоскливое недоразвитое существо в оболочке плаценты, норовящее сбросить её при первых же схватках...
   Началась затяжная серия экспериментов, посвященных поиску оптимального для человека материала скорлупы. Мозжечков бредил по ночам сложными терминами из органической химии, кристаллографии и технологии композитных материалов. Брунхильда безумно устала от всего этого и подумывала уже не только о любовнике, но и об уходе из дома просто в никуда.
   Решение проблемы, как всегда, пришло к супругам за вечерним чаем.
   - А почему ты уперся в скорлупу? - простодушно спросила Бруня. - Ведь есть же в природе и кожистые яйца.
   - Они свойственны более примитивным формам жиз... - автоматически начал отвечать Мозжечков. Но осекся, поняв, что его жена интуитивно права.
   Как всегда.
   Он кинулся целовать Бруню.
   Вечер закончился ночью любви, а на утро в доме появилась парочка поросят.
   - Господи! - спросила Бруня. - Эти звери вырастут у нас в квартире до своего взрослого размера?
   - Ну да, - успокоил Филипп Индустриевич. - Только ты не бойся, это же маленькие свинки - пекари.
   - Пекари?! Откуда ты их взял? Они же стоят безумных денег.
   - Они ничего мне не стоили, - спокойно объяснил Мозжечков. - Директор зоопарка по старой дружбе ссудил на время.
   - Понятно, - сбавила обороты Бруня. - Но почему обязательно эти противные свиньи?
   - Они совсем не противные, - возразил Филипп Индустриевич, - а дело все в том, что у свиней максимально приближенный к человеку метаболизм. Ты понимаешь, о чем я? Свиньи жрут все подряд, ну, совсем как люди. Вот поэтому материал скорлупы и надо обкатывать на них.
   - А собаки? - наивно спросила Бруня.
   - Собаки - тоже, но это следующий этап, - загадочно поведал Филипп Индустриевчи..
   - Почему? - удивилась Бруня.
   - Потому что собака - друг человека.
   На это было трудно что-нибудь возразить, и тема оказалась закрытой.
   А эксперимент шел себе и шел полным ходом. Похоже было, что если не к весне, то к лету переход к опытам на людях неизбежен. Меж тем, никто не финансировал работ Мозжечкова. Бруня иногда жалобно умоляла его обратиться в ученый совет института или в какие-нибудь благотворительные организации, вплоть до международных, но Филипп Индустриевич только отмахивался:
   - Ты что?! Нельзя , они же украдут у меня идею, и кому тогда достанется "нобелевка"? Какому-нибудь Васе Пупкину, двадцать лет протиравшему штаны в московском кабинете Академии наук? Никогда! Я сам добьюсь всего!
   Расходы на экспериментальные работы, быть может, и были не очень велики, но они были. А доходы семьи никак не увеличивались. Так что супруги Мозжечковы голодали оба, и если Филипп Индустриевич в пылу своих исследований не слишком-то и замечал материальные трудности, то миниатюрная Брунхильда, не имевшая подкожных жировых запасов, отсутствие пищи воспринимала остро и сразу. Короче говоря, с некоторых пор повадилась Бруня таскать экспериментальные яйца на кухню и делать их них различные блюда - от примитивной яичницы до гоголя-моголя и сложных салатов.
   Но яиц в доме становилось все больше, в отличие от всех прочих продуктов, количество которых планомерно уменьшалось. А питаться исключительно яйцами представлялось несколько опасным для здоровья, что подтвердил, в частности, и их знакомый доктор Барбадосов. "Яйца, - сказал он, - следует употреблять в пищу не чаще чем раз в неделю по две штуки, как делают в армии - это же нормальная медицинская норма, потому что в яйцах сплошной холестерин. Слыхали, что котам и собакам чаще, чем раз в месяц не рекомендуют?"
   Бруня ударилась в панику, ведь за последние три месяца она только яйцами и питалась, да и мужа ими втихаря кормила.
   Пришлось ей бедняге поправлять здоровье следующим незамысловатым способом. Все яйцеплоды, производимые её супругом, а точнее его безумными разноцветными и разношерстными подопечными, носила Брунхильда продавать на базар, причем не на обычный продуктовый, а на знаменитый мышуйский вернисаж, где собирались своего рода чудаки, понимавшие толк в диковинах, и способные заплатить за необычное яйцо вдесятеро больше, чем за куриное, даже если оно было размером меньше. А ведь бывали у Бруни яйца и размером побольше свинячьи, например, - прямо-таки на страусиные тянули.
   В общем, у супруги ученого появился неплохой бизнес, и на вырученные деньги могла она теперь позволить себе не только деликатесы, но и некоторые вещи, о которых давно мечтала.
   Но поскольку на продажу уходили не только забракованные мужем яйца, но и те, эксперименты над которыми ещё не завершились, между супругами начали возникать конфликты.
   Памятуя о давнем синдроме хомячков, Бруня на голубом глазу плела мужу, что это сами звери и пожирают собственные яйца. Мозжечков сокрушался, повторял свои эксперименты по новой, но в тайне - подозревал недоброе.