— Не правда! Ричард — благородный рыцарь!
   — Настолько благородный, что никто не может сказать, что стало с племянником, который вместо него по праву должен был занимать трон, и с его младшим братом. В действительности люди настолько уверены в их судьбе, что даже не задают вопросов.
   Элис промолчала.
   — Что же, — провокационно заметил он, когда она не ответила, — вам нечего сказать, мадам?
   Элис нашла бы, что сказать, и еще больше — что утаить. Но разговор коснулся слишком опасной темы, чтобы изощряться в остроумии. Она слишком много знала, а точнее, располагала только одними подозрениями, но открыть их ему она не могла. Ее мысли беспорядочно работали, и внезапно, в первый раз после своей болезни, она вспомнила, что в Вулвестоне могли прятаться люди, и подумала, не было ли их среди недавних нападавших.
   Он наблюдал за ней. Она прикусила губу, снова глядя на него из-под ресниц, стараясь разгадать выражение его лица. Разумеется, в случае опасности она всегда может завоевать его расположение, использовав свою женскую тактику, которая исправно служила ей и с мужчинами рода Плантагенетов, и с другими. Она скромно опустила глаза:
   — Я не понимаю, что вы хотите сказать, сэр, но вы не должны говорить плохо о Ричарде. Вы, без сомнения, мудрый человек, сильный и смелый как лев…
   — Меня не задобрит ваша женская болтовня, — оборвал он ее с внезапной суровостью. — Даже девица с волосами как вороново крыло и угольно-черными глазами не обманет меня столь откровенным притворством. Вы узнаете, что я так легко не отступаю от своих намерений. А теперь мне нужно ваше слово.
   — Я думала, вам нравятся мои волосы, — поменяла она тему разговора. — Вы как-то говорили мне, что они похожи на расплавленное золото и красивее, чем у Элизабет.
   Его суровый взгляд не изменился.
   — Должен ли я позвать Йена, леди Элис, и приказать ему принести веревки?
   Поверив, что он так и сделает, она наконец пообещала:
   — Я буду подчиняться вам, сэр, пока мы не достигнем Лондона.
   Он кивнул, ничего не говоря, и дальше они ехали в молчании.
   Без разговора, который отвлекал ее, Элис пришлось бороться с мыслями о Джонет, которая, несомненно, уже умерла. Сохранять спокойный вид стало невыносимо тяжело, и скоро она поняла, что еще не совсем поправилась после болезни. Когда наконец-то рассеялся туман, сэр Николас ускорил движение кавалькады. Разговоры во время такого движения прекратились. Внимание Мериона целиком сконцентрировалось на дороге, однако он не забывал наблюдать и за ней. Полная решимости не показывать ему свою нарастающую усталость, Элис старалась прямо держаться в седле. Но вот он дал знак солдатам замедлить ход и встать на отдых. Радости ее не было предела. К тому времени девушка едва держалась в седле.
   Немного передохнув, кавалькада отправилась дальше. Размышления помогали Элис не заснуть на ходу, но она не хотела думать ни о Джонет, ни о предпочтениях сэра Николаса к блондинкам или брюнеткам, ни об унижении, которое она испытает, если свалится на землю. Она заставила себя думать о Лондоне. Элизабет приедет туда раньше ее. И если Тюдор сдержит клятву, данную два года назад, скоро она будет королевой Англии. Вспомнив намеки сэра Николаса на вероятную судьбу ее братьев, Элис вдруг осознала, что Элизабет ни слова не говорила о них в Шерифф-Хаттоне. Она предпочитала говорить только о себе самой, но, насколько Элис могла припомнить, вообще никто никогда не упоминал двух юных принцев.
   — Вы так молчаливы, малышка. Устали?
   — Да, немного.
   — Думаю, действительно устали, иначе вы бы уже снова стали защищать узурпатора. Вы даже не попытались отрицать, что он убил своих юных племянников.
   Мерион как будто заглянул в ее мысли, но теперь она не позволит ему сбить себя с толку.
   — Король Ричард никогда бы не повредил им, сэр. Заботу о них и о государстве поручили ему те, кого он почитал и кому всегда оставался верен. Для защиты сыновей брата он пожертвовал бы даже своей жизнью.
   Сэр Николас мягко возразил:
   — Быть может, для них будет лучше другой вариант, мадам. Стране нужен мир, но есть бунтовщики, которые соберутся в поддержку наследника-йоркиста, если подумают, что он может занять место нашего Гарри. Сомневаюсь, что он причинил бы вред сыновьям Эдуарда нарочно, но если мальчики все-таки живы, у Гарри может не остаться другого выхода.
   — Они будут для него не большей угрозой, чем для Ричарда, поскольку не могут наследовать корону. Они незаконнорожденные.
   — Я уже говорил вам, что ваш парламент может изменить положение о незаконнорожденных царственных особах.
   — Значит, точно так же они могут аннулировать и билль, не дающий возможности Недди, графу Уорвику, наследовать престол. Вы должны знать, что он сын старшего брата Ричарда, Кларенса, но Ричард ничем не повредил ему. Он отослал его в Шерифф-Хаттон вместе с Элизабет. Если вы боитесь за племянников Ричарда, сэр, вы должны также бояться и за Уорвика, хотя у Тюдора нет причин вредить ему. Недди не грозный воин, а всего лишь хрупкий и нежный мальчик.
   — Как ваш брат?
   — Мой брат? — воскликнула она и тут же вспомнила умершего в Вулвестоне мальчика, которого сэр Николас описал такими же словами. Презирая себя за глупость, она постаралась сохранить хладнокровие и безразлично пожала плечами:
   — Я не считаю их такими уж похожими. Мой брат, без сомнения, был книжником, как и мой отец, который ненавидел войну. Недди же… Ну, говоря без прикрас, сэр, Недди немного простоват.
   — А что насчет другого вашего брата, — спросил сэр Николас, — того, что уже покинул Вулвестон? Вы все еще настаиваете, mi geneth, что не знаете, куда он направился?
   Элис зло сверкнула глазами.
   — Я не желаю говорить о моих братьях, сэр. На самом деле я вообще практически не знаю их. — Она действительно очень мало знала Роджера, потому что после отъезда из дома встречала его всего несколько раз. Отважившись, Элис добавила:
   — Уверена, вы задаете мне вопросы только потому, что я заставила вас думать о вещах, о которых вы предпочли бы не думать. Вы не знали нашего короля и все-таки попытались очернить его имя, только чтобы оправдать свою преданность его узурпатору.
   — Почему я должен оправдывать свою верность? Вы делаете достаточно мало, чтобы оправдать свою собственную, и не уважаете Ричарда за его непоколебимую преданность его брату, королю Эдуарду? Я думал, вы понимаете, что такая верность не нуждается в оправдании.
   Она немного помолчала, понимая, что мужчины часто верят в такие вещи. Ее собственной преданностью не так легко управлять, не важно, что он подумал. Она верила в Дикона, потому что Анна верила в него и потому что он любил Анну. Но возможно, сэр Николас думал так же. В конце концов, Тюдор тоже валлиец, хотя и провел большую часть жизни во Франции. Возможно, на самом деле он предан Уэльсу, а за Тюдора встал только потому, что все валлийцы верили в его полезность для Уэльса.
   — Итак? — продолжал Мерион, подняв бровь.
   Она улыбнулась:
   — Возможно, вы правы, сэр. — Всегда лучше соглашаться с мужчиной, пока не соберешься с мыслями. Тогда можно убить двух зайцев: угодить ему, таким образом разоружив, и дать себе возможность придумать новые аргументы. Если немного повезет, когда придет время, последнее слово останется за ней. Женщине трудно защититься от мужской силы и власти, поэтому ей следует очень осторожно использовать два самых сильных орудия, которыми она обладала, — ум и привлекательность.
   Элис переменила тему, но разговор вскоре снова замер. Ей все труднее стало держаться в седле, а сэр Николас, похоже, не торопился остановить отряд для полноценного отдыха. Ее ответы на его замечания стали односложными, и хотя туман рассеялся, пейзаж вокруг нее расплывался. Ее веки отяжелели, голова склонялась все ниже, и она сама не заметила, как заснула.
   Когда она проснулась, то первым делом отметила, что звуки вокруг нее не изменились. Копыта все так же ритмично стучали по дороге, слева шумела река, сзади слышались приглушенные разговоры солдат. Она все еще ехала верхом, однако теперь ее седло, казалось, стало более удобным, и она осознала, что едет не на своей кобыле и не одна, а прислонившись к широкой мужской груди. Ее голова уютно покоилась на плече сэра Николаса. Она встрепенулась и, как могла, попыталась выпрямиться, оглядываясь в совершенном замешательстве.
   — Что же вы не сказали мне, как сильно устали, малышка, — услышала она сзади голос сэра Николаса. — Мне бы не очень понравилось, если бы вы свалились под копыта лошадей.
   — Простите, что побеспокоила вас, — резко ответила она, пытаясь повернуться и посмотреть ему в лицо. — Я полагала, что потребую слишком многого — ожидать, что вы остановите процессию, чтобы я смогла отдохнуть.
   — Такой необходимости не возникло бы. Вы же не больны, а просто очень устали, не о чем и говорить.
   — Теперь я уже могу ехать на своей лошади, — сухо отозвалась она.
   — Не думаю. Вам лучше отдыхать, пока есть возможность, а Черный Вайверн с легкостью вынесет нас двоих. Вы для него практически ничего не весите в сравнении с полным рыцарским вооружением.
   — Меня удивляет, что он вообще согласился меня везти. Он наверняка не привык к юбкам.
   — Он послушный, — многозначительно произнес сэр Николас. — Кроме того, он привык к разного рода попонам и уборам. Хотя мы не обременяем наших лошадей пестрыми и бесполезными украшениями, как англичане, но даже у нас в Уэльсе бывают турниры и церемонии, для которых надеваются такие украшения.
   — На вас почему-то и сейчас нет доспехов, хотя вы путешествуете по вражеской земле, — заметила она.
   Она почувствовала, как он пожал плечами — пластинки его кожаного панциря ощущались даже через ее плащ.
   — Мы кавалерийский отряд, — объяснил он. — Нам надлежит двигаться быстро, а тяжелые доспехи замедляют ход лошадей. Поэтому мы надеваем только то, что необходимо для безопасности, почти как пехотинцы. Война в наши дни не похожа на турнир, mi geneth. Победа достается тем, кто может быстро нанести удар и так же быстро отступить, чтобы ударить снова. Кроме того, если воин падает с лошади, он не хочет быть пронзенным мечом своего врага как перевернутая черепаха.
   Всю остальную дорогу она расспрашивала его о способах ведения войны, и перемирие, установившееся между ними, продолжалось до самого Лондона. Дни путешествия бежали друг за другом, ночи тоже проходили быстро. После ужина Элис, как правило, засыпала, едва коснувшись головой подушки. С каждым днем набираясь сил, по утрам она ехала на своей кобыле, а после обеда — с сэром Николасом, который больше не заговаривал о том, чтобы передать ее под опеку кому-то другому.
   Он рассказывал ей о своем детстве в Уэльсе, о пребывании в монастырской школе в Бреконе и о некоторых своих воинских похождениях. Прислонясь головой к его груди, она часто засыпала под его успокаивающий голос. Рядом с этим человеком ее скорбь о Джонет отступала, и Элис ощущала себя в безопасности. Такой уверенности она не чувствовала никогда прежде. Немного смущенная своими чувствами, она говорила себе, что смотрит на их разговоры просто как на способ провести время в дороге.
   Переправившись через Трент в Фискертоне, они выехали на Большую северную дорогу к югу от Ньюарка. Хотя Элис никогда не бывала так далеко на юге, зеленые холмы и реки скоро стали казаться ей похожими друг на друга, как и деревни, через которые они проезжали. В каждой стояли дома с выгоном, располагалось поместье феодала с церквушкой. И в каждой любопытные жители останавливались и наблюдали за кавалькадой. Мужчины кланялись и снимали шапки, а женщины приседали в книксене, но Элис понимала, что они, видя красного дракона на знамени сэра Николаса, кланяются Тюдору. Девушка устала от путешествия и мечтала снова почувствовать себя чистой, наслаждаться ласкающей нежностью бархата и гладкой прохладой шелка на своей коже.
   Даже Лестер не смог произвести на нее впечатления. В конце концов, она видела Йорк, большой город с десятью тысячами жителей, так что ее не удивил город с населением меньше тысячи человек. Правда, в городе проходила ярмарка, и она посмеялась над шутами и пожалела, что не может пройтись по лавкам и купить новую ленту или две, поскольку ехала вместе с сэром Николасом. Она взглянула на него через плечо, но его лицо оставалось неподвижным, прищуренные глаза наблюдали за толпой на улице, без сомнения высматривая недружелюбные лица.
   Но ни одного такого лица она не заметила, ведь они ехали южнее Трента, по землям, где люди давно легко переносили любую власть, предпочитая мир принципам. Если что-то и выражали людские лица, так только любопытство, и Элис вскоре поняла, что любопытство вызывает она, а не солдаты. Люди видели много солдат, а вот видеть в отряде всадников одинокую девушку в алом плаще им не приходилось.
   — Надеюсь, они никогда не узнают моего имени, — пробормотала она. — Я приобрету здесь в высшей степени неподходящую репутацию.
   — Им не удастся, — спокойно ответил он. — Поэтому-то мы и не останавливаемся в деревнях, через которые проезжаем. Я не хочу, чтобы ребята болтали с незнакомцами, и не хочу, чтобы они наткнулись где-нибудь на кинжал убийцы. Если бы я нашел для вас камеристку, держу пари, от нее сейчас мы испытали бы больше неприятностей, чем пользы.
   — Да, и двигались бы медленнее, — согласилась она, подавляя острый укол неизбежного воспоминания о Джонет.
   — К тому же, — добавил он, — мои люди не докучают вам. А женщина более низкого положения могла бы прельстить их, но зато вы испытываете не слишком много неудобств.
   — Нет, сэр, — возразила она. — Из вашего оруженосца и из шотландца получились замечательные камеристки. — Его смешок и умиротворяющая теплая близость послужили ей ответом. Она подвинулась, чтобы устроиться поудобнее на его груди, давным-давно прекратив попытки сидеть прямо как стрела, когда они ехали вместе.
   Деревни становились все ближе друг к другу, полей между ними попадалось все меньше. Наутро девятого дня их путешествия сэр Николас отправил Хью с четырьмя солдатами вперед.
   — Вы предчувствуете опасность, сэр? — спросила она. Он с улыбкой взглянул на нее. Его шлем свисал с седла, латные рукавицы висели на рукояти меча.
   — Посмотрите вон туда, миледи, между нами и солнцем.
   Яркое солнечное сияние слепило глаза, но, прищурившись, Элис увидела башни и стены города, опоясанные широкой серебряной лентой реки.
   — Лондон?
   — Да, Лондон. — Его голос дрогнул, глаза светились предвкушением, и она поняла, что сэр Николас тоже, как и она, никогда раньше не видел Лондона.
   Дорога до городских ворот заняла больше времени, чем она ожидала, и чем ближе они подъезжали, тем сильнее возрастало ее возбуждение, потому что город оказался гораздо больше Йорка. Она слышала, что Лондон — самый большой город во всем мире, и теперь поверила. Город выплеснулся даже через стены — на окрестные холмы и в деревни, тоже разросшиеся. Здесь стояли не только крестьянские домишки, но и большие дома, окруженные садами с деревьями и яркими цветами, видными даже с дороги. Ее удивило множество лавок. Отряд ехал между живыми изгородями и вязами, за которыми простирались очаровательные луга с извивающимися по ним реками и ручьями. Кругом были люди, пешие и верховые.
   Перед самыми городскими воротами их догнал Хью с отрядом, и после разговора с ним сэр Николас обратился к Элис:
   — Гарри в Гринвиче. Мы поедем к нему туда.
   — Где Гринвич? — спросила она, разочарованная мыслью, что все-таки не сможет увидеть Лондон.
   Сэр Николас улыбнулся.
   — Ниже по реке, mi geneth, но мы проедем через город, потому что ближайший мост через Темзу только там, а река слишком широка, чтобы переправляться с таким количеством лошадей вброд. Вы сможете ехать дальше одна?
   — Да, — твердо ответила Элис. Ни за что на свете она не поедет по Лондону на луке его седла. Но сэр Николас ничего не сказал. Он, так же как и Элис, был захвачен увиденным, хотя и старался скрыть свои чувства.
   Лондон просто кишел людьми. Однако в нем сохранился деревенский дух. Элис помнила Йорк — красивый город с мощеными улицами и шумной толпой людей. Лондон совсем не такой. Он поражал грохотом и шумом толпы. К топоту конских копыт присоединялись звон церковных колоколов и крики уличных торговцев. Улицы в городе были в основном очень узкие, застроенные рядами двухэтажных домов, так же как в Йорке, но попадались и дома с садами. И воздух оказался чище, чем она ожидала, наверное, из-за ветра с реки.
   Цветы и деревья повсюду распространяли свой аромат, располагаясь в центральных садах очаровательных домов, мимо которых они проезжали. И даже когда с приближением к Темзе на улицах стало больше народу, Элис все равно то тут, то там замечала цветы и деревья за забором. Им не пришлось ехать слишком далеко, потому что город, построенный большим полумесяцем вдоль реки, имел расстояние около полутора миль от Тауэра до Вестминстера и чуть больше полумили от реки до северных ворот.
   Река так же очаровала Элис, как и весь город. У длинных причалов стояли на якоре корабли, возвышаясь над огромными пяти — и шестиэтажными складами, построенными на берегу. Шум и суета здесь чувствовались сильнее, чем где-либо, но как только они пересекли каменный мост с лавками по обеим его сторонам и оказались в южной части города, густонаселенные кварталы скоро превратились в луга и леса. Позади них, за рекой, на горизонте виднелся лондонский Тауэр, пока поворот реки не скрыл его из виду.
   Дорога шла вдоль берега реки, где последние летние полевые цветы выделялись яркими пятнами на зеленых и золотых лугах в противоположность густым лесным зарослям справа. Перед ними возникло несколько больших домов, а потом вдруг впереди появились зубчатые стены и каменные башни Гринвича. Подъемный мост через ров опустили, и они оказались во внешнем дворе. Элис даже не успела оглянуться, как сэр Николас помог ей спешиться, и они пошли за парой лакеев в королевских ливреях в замок. У Элис сложилось впечатление, что Гринвич — укрепленный форт, способный выдержать длительную осаду, чему она очень удивилась.
   Позолоченный и увешанный изысканно вытканными гобеленами, замок ошеломил своим великолепием. Полы, выложенные терракотовой плиткой, украшала монограмма королевы Маргариты Анжуйской, энергичной жены Генриха VI, — символ принадлежности дворца, пока короли Йорки не забрали его в свои руки. В окна вставлены дорогие стекла, а колонны и арки скульпторы украсили эмблемой королевы Маргариты — крупными ромашками, названными в честь ее маргаритками.
   — Его величество примет вас немедленно, сэр Николас, — доложил один из лакеев. — Леди должна пойти с нами.
   Элис охватила внезапная паника, и она инстинктивно вцепилась в рукав сэра Николаса.
   Успокаивающе накрыв ладонью ее руку, он спокойно спросил слугу:
   — Куда вы забираете ее?
   — В дамские покои, сэр. Его величество король пошлет за ней позже, когда она отдохнет.
   Не желая дать валлийцу возможность догадаться, что она все еще боится, Элис убрала руку с его рукава и гордо вскинула голову, глядя куда-то через плечо лакея. Но сэр Николас ощутил ее напряжение, потому что после короткой паузы мягко успокоил:
   — Идите с ним, леди Элис. Клянусь честью, здесь вам ничто не угрожает.
   После его слов она сразу почувствовала себя лучше.
   — Я не боюсь, сэр, — заверила она и твердым голосом приказала лакею:
   — Я хочу, чтобы мне сразу же приготовили ванну.
   Бросив взгляд через плечо, она с удовлетворением увидела довольную улыбку на лице сэра Николаса. Ободренная теплом его улыбки, она двинулась по широкой лестнице и каменной галерее, но самообладание почти покинуло ее при виде двух вооруженных стражников около высоких дверей. Они расступились, и взволнованная Элис увидела Елизавету Йоркскую.
   Не вставая с изящно вырезанного позолоченного кресла, Элизабет произнесла с поистине королевским достоинством:
   — Леди Элис Вулвестон, как приятно, что вы снова с нами. Мы надеемся, что вы в добром здравии.

Глава 7

   Стиснув зубы, Элис сделала глубокий реверанс. В нежном голосе Элизабет звучали участие и доброта. Элис взглянула на двух других женщин в комнате и подумала, знают ли они Элизабет так же хорошо, как она. Она не знала ни одну из них.
   Старшая, пышнотелая дама с несколькими подбородками, трясущимися над воротом ее отделанного серым мехом зеленого платья, встала, услышав имя Элис, и пошла ей навстречу. Другая, стройная, одетая в розовый бархат, украшенный мехом рыси, тоже поднялась, но осталась стоять рядом с Элизабет. У всех трех головы покрывали простые вуалевые накидки вместо замысловатых уборов в форме бабочки, которые были в моде многие годы.
   — Леди Элис, — произнесла старшая из женщин, — я леди Эмлин Лейси, а это леди Беатрикс Фулкс. Мы рады приветствовать вас. Ее высочество часто говорила нам о вас и с нетерпением ждала возможности насладиться вашим обществом, хотя и ненадолго.
   — Ненадолго? — Элис посмотрела на принцессу, заметив злобную искорку в бледно-голубых глазах. Подавляя гнев, вспыхнувший, когда она увидела ее, облаченную в великолепный голубой дамаст и соболя и не выказывающую ни малейшей скорби по дяде, которого всегда делала вид, что любит, Элис осторожно сказала:
   — Мне дали понять, что я должна стать подопечной короля. Разве что-то изменилось?
   — Разумеется, ничего, — ответила Элизабет еще любезнее, чем раньше, — но вы же не думаете, что король всегда будет держать вас при себе, Элис, дорогая. Думаю, вы будете жить в Тауэре, так же как и наш дорогой Недди, пока его монаршее величество не решит, как лучше вами распорядиться.
   — Распорядиться мной? — Девушка удивленно подняла брови, стараясь не выдать испуга. — Если я не нужна, почему же меня не оставили спокойно жить в северном Ноттингемшире?
   — Не будьте так докучливы, Элис. — В голосе Элизабет заметно поубавилось доброты, но, взглянув на двух фрейлин, она добавила:
   — Вам будет безопаснее в Лондоне, чем в Вулвестоне, хотя я уверена, что вы поступили благоразумно, не задержавшись сегодня в городе, и проехали не останавливаясь.
   — Но чем это вызвано?
   — Ходят слухи о новой болезни. Именно поэтому я живу здесь, в Гринвиче, а не в Вестминстерском дворце вместе с моей матерью. И после таких предосторожностей мы бы не хотели, чтобы вы заразили нас.
   — Я кое-что знаю о болезни, — сообщила Элис, подавляя неприятный холодок от воспоминаний. — В действительности я сама перенесла ее и…
   — Не говорите чепухи, — прервала ее Элизабет почти резко. — Говорят, что сильные мужчины падают замертво прямо на улице — мужчины, которые только что были совершенно здоровы. Даже лорд-мэр умер. Вы не могли заболеть ею и хвастаться тем, что выжили. Вы говорите так, чтобы привлечь к себе внимание.
   — Воля ваша, — пожала плечами Элис. — В любом случае я не могу никого заразить. Мы проехали через город не останавливаясь.
   — Где ваши служанки?
   — У меня их нет. — Она спрятала свое горе.
   Уголки губ Элизабет приподнялись в улыбке.
   — Бедняжка Элис. Как ужасно путешествовать без помощи камеристок. Я надеялась, что у вас будет удобный паланкин и целый штат собственных слуг.
   — Мне негде взять паланкин, большинство слуг моего отца умерли от той самой болезни, а те, кто не умер, бежали из Вулвестона. Но меня обслуживали достаточно хорошо. Мой эскорт возглавлял валлийский рыцарь, который служит королю. Я находилась в совершенной безопасности.
   — Кто ваш рыцарь?
   — Его зовут сэр Николас Мерион.
   Элизабет небрежно махнула рукой.
   — Я не знаю его. Я уверена, вы захотите надеть более подходящее платье, прежде чем предстанете перед леди Маргарет.
   — Леди Маргарет?
   — Королевой-матерью, разумеется. — В лице Элизабет промелькнуло раздражение, но Элис не поняла, по отношению к кому — к ней или к Маргарет Боуфорт, графине Ричмонд и жене предателя сэра Томаса Стэнли.
   — Она здесь?
   — Разумеется. Где же еще ей быть? По правде говоря, именно она решила, что мне лучше переехать из Вестминстера в Гринвич, где я буду в большей безопасности.
   Элис удивилась, но не тому, что Элизабет оставила свою мать, и не тому, что ей позволили уехать, но тому, что, по ее мнению, Маргарет Боуфорт должна находиться на севере с мужем, а не здесь. Конечно, размышляла Элис, женщина предпочла остаться со своим сыном. Она так упорно боролась, чтобы увидеть его на троне, что ее желание насладиться благами нынешнего трудно завоеванного положения сына вполне естественно. Странно, однако, что Маргарет Боуфорт проявляет такую заботу о дочери дома Йорков, если только слухи о грядущей свадьбе не верны.
   — Значит, правда, — произнесла она свои мысли вслух, — что вы обручены с королем?
   — Я говорила вам об этом уже много месяцев назад, — ответила Элизабет, даже не пытаясь скрыть своего удовлетворения. — Он дал клятву на алтаре собора. Вы же не считаете Генриха Тюдора человеком, который может пренебречь святой клятвой?
   Поскольку в данных обстоятельствах Элис не могла высказать свое настоящее мнение о Тюдоре, она осторожно заметила:
   — Я ничего не могу сказать о том, какой он человек. Я никогда не встречала его.
   — Ну, в одном вы можете не сомневаться, — самодовольно заметила Элизабет. — Скоро я буду королевой всей Англии.