Страница:
Мэдлин улыбнулась:
— Например, он поставил моего отца и братьев надзирать за сбором королевской ренты в Девоншире. Они оправдают доверие короля и не предадут его, потому что надеются, что он даст Англии мир. Без сомнения, все хотят одного, так что, может быть, король проявляет великую мудрость.
— Он совсем не мудр, если собирается жениться на Элизабет Йорк, — с гримасой возразила Элис.
Мэдлин хихикнула.
— Он еще не женился и даже не повторил свою клятву о женитьбе. В данный момент она под бдительным оком леди Маргарет и не может причинить ему никакого вреда.
— Когда я находилась в дамских покоях в Гринвиче, леди Маргарет сказала Элизабет, что будет рада, если ее мать приедет к ней туда. — Элис даже не пыталась скрыть своего удовольствия.
Мэдлин театрально содрогнулась.
— Никто не сможет позавидовать бедняжке Элизабет, когда две фурии будут выяснять, кто станет управлять ею.
— Однако сейчас они, похоже, хотят одного и того же, — задумчиво произнесла Элис. — Они обе хотят, чтобы она вышла замуж за Тюдора.
— Но сначала ее должны объявить законнорожденной.
— Да. — Элис посмотрела на новую подругу, и они обменялись понимающими взглядами. Элис уже очень многое рассказала Мэдлин, но ни словом не обмолвилась о похоронах в Вулвестоне. Она поведала Мэдлин, что заболела, и Джонет тоже, и что сэр Николас привез ее в Лондон без камеристки. Она даже не упомянула умершего юношу с золотыми волосами, но знала, что теперь Мэдлин думает, так же как и она, о возможных последствиях, если Тюдор объявит дочерей дома Йорков законнорожденными до того, как будет известна судьба их братьев. Однако она не хотела думать о слишком пугающей ее загадке. Воспоминание же о принцах напомнило ей о Недди. Он наверняка ужасно напуган, оказавшись пленником, а она даже не может послать ему весточку. Она уже как-то попыталась, когда увидела его гуляющим на лужайке Тауэра в сопровождении стражника, но не решилась. Он выглядел таким маленьким и уязвимым, что ей захотелось утешить его. Все-таки они оба содержались во вражеском лагере на положении пленников. И такое положение могло оказаться опасным в любой момент, если поднимется восстание, чтобы поддержать притязания Йорков.
Элис не стала доверять свои опасения Мэдлин, которая, похоже, и не помышляла об опасности. В своих рассказах о сэре Николасе она представила его как добродушного человека, который присматривал за ней и даже иногда поддразнивал. Но хотя она и не всегда говорила о нем, Элис вспоминала его очень часто, всякий раз убеждая себя, что он всего лишь валлиец и приспешник Тюдора, жестокий и грубый человек, совершенно лишенный рыцарских качеств, которыми ее учили восхищаться. Но в следующую секунду она вспоминала его темные кудри, серые глаза, в которых вдруг загорались смешинки, и звук его голоса, когда она, однажды проснувшись, услышала его пение. Она вспоминала прикосновение его рук к ее телу, похожее на нежную ласку. Необыкновенное тепло разливалось по всему телу. Она не имела привычки рассказывать кому-то о своих самых глубоких чувствах, не стала она делиться своими мыслями, страхами и странными ощущениями и с Мэдлин.
На десятый день их пребывания в Тауэре монотонное течение времени вдруг прервалось, когда старший из двух стражников, ничуть не церемонясь, открыл дверь, просунул седую голову в дверной проем и оживленно произнес:
— К вам гость.
Дверь распахнулась шире, и, к своему изумлению, Элис увидела рядом со стражником Йена Макдугала с корзиной в руках и суровой целеустремленностью на лице.
— Я долго не задержусь, — доложил он охраннику. — Стукну в дверь, когда буду уходить.
Элис удивленно уставилась на него. Серьезный вид Йена делал его старше, но как только дверь закрылась, Йен улыбнулся и стал прежним мальчишкой.
— Мне велели изобразить сурового и решительного парня перед вашими охранниками.
— Но как ты попал сюда? — спросила Элис, радуясь встрече.
Он протянул ей корзину:
— Я принес свежий белый хлеб и ягоды, миледи. Хозяин сказал, что это вас порадует.
— Боже! — воскликнула Мэдлин и так поспешно вскочила следом за Элис, что наступила на свой подол и едва не упала. — Я чувствую аромат хлеба. Он, наверное, прямо из печи.
— Там еще есть варенье, — добавил Йен, глядя на нее с явным интересом, который Элис посчитала неприличным.
— Эта дама — госпожа Фенлорд, — представила она. — Йен — один из людей сэра Николаса. Но как ты здесь оказался, Йен? Уж точно сэр Николас не посылал тебя ко мне.
— А вот и послал, — ответил Йен. — Он думал, что вы с принцессой Элизабет, а когда услышал, что король Гарри послал вас сюда, он вспомнил, что у вас нет своих слуг, и захотел узнать, как тут с вами обращаются. Он вспомнил, что вам нужна камеристка, и послал меня в помощь вам.
В первый момент Элис обрадовалась, что у нее будет свой собственный слуга, но потом покачала головой:
— Мы не сможем жить вчетвером в таких маленьких комнатках. Служанка госпожи Фенлорд справляется за двоих. — Увидев, как в его лице промелькнуло удовольствие при упоминании еще одной женщины, Элис заявила:
— Чего нам действительно не хватает, Йен, так это новостей. Что ты нам расскажешь? Сэр Николас все еще при дворе в Гринвиче?
— Да, он там, Гарри назначил день своей коронации в конце следующего месяца, и через две недели он приедет в Тауэр, как делали все английские короли перед коронацией. Говорят, процессия пройдет очень большая — отсюда до Вестминстерского аббатства, и хозяин будет ехать рядом с королем. Перед церемонией его сделают кавалером ордена Бани.
— Кавалером ордена Бани?!
— Да, большая честь для сэра Николаса. — Йен произнес новость с такой гордостью, будто награду получает он сам. — Говорят, хозяин будет в длинном синем облачении, отороченном горностаем, как у священников, с узлом белых шнуров на плече и белыми шнурами и кистями, свисающими вниз, которые король собственноручно уберет в знак того, что он оказал ему большую услугу. Эх, хотел бы я увидеть все своими глазами, но при нем будет валлийский болван Том.
— А где пройдет церемония? — спросила Мэдлин.
— Здесь, в Тауэре, мадам.
— Может быть, нам позволят посмотреть! — воскликнула Элис, более обрадованная, чем ожидала, перспективой снова увидеть сэра Николаса. Она постаралась скрыть свои чувства, говоря себе, что ей хочется увидеть одного из своих знакомых, только и всего.
— Ой нет, госпожа, — возразил Йен. — Туда не допустят женщин, потому что по ритуалу перед церемонией всю ночь рыцари будут купаться и молиться, чтобы подготовиться к посвящению. Неотъемлемая часть ритуала — быть сначала обнаженным, а потом одетым.
Пока они разговаривали, Мэдлин поставила корзину на стол и теперь склонилась над ней, изучая содержимое. Удовлетворенно вздохнув, она с улыбкой подняла глаза и пригласила Йена отведать хлеб и варенье, которые он принес.
Явно ошеломленный, он быстро пришел в себя и ответил:
— Ой не могу, госпожа, но спасибо за вашу доброту.
— В моем предложении нет никакой доброты, — констатировала Мэдлин. — Я просто умираю от голода, а запах свежего хлеба совершенно лишил меня разума. Мы должны сейчас же его попробовать.
Его глаза блеснули.
— Ой да, больше нет причины ждать, госпожа, я и так задержался слишком долго. Но я приду снова. Хозяин сказал, что я должен исполнять приказы леди Элис до новых его распоряжений.
Элис почувствовала теплую волну благодарности.
— Передай сэру Николасу, что я признательна ему за заботу, Йен, я не ожидала с его стороны такой доброты. Хотя нет, не нужно ничего говорить, только поблагодари, — добавила она, краснея.
Йен улыбнулся и пообещал не забыть.
— И приходи скорее, — попросила она. — Не только из-за хлеба, хотя должна признать, что еда, которую нам дают здесь, хуже, чем я ела тогда в лагере. Нам необходимы новости, которые ты можешь рассказать. Мы уже исчерпали все темы для разговоров, и, хотя леди Маргарет Боуфорт приказала нам каждый день слушать мессу, священник, который служит ее и принимает у нас исповедь, ни слова не говорит о мирских делах. Служанке Элве разрешено покидать комнаты, но она не осмеливается выходить за стены замка из страха, что ей не позволят вернуться к нам. Нам остается только самим сочинять истории и рассказывать их друг другу. Поистине, Йен, мы скоро умрем от скуки. Может быть, ты хотя бы принесешь нам колоду карт, или кости, или хотя бы грифельную доску для игр?
Глаза Йена снова вспыхнули при упоминании Элвы. Он подумал минутку и сказал, что, пожалуй, сможет достать что-нибудь для их развлечения.
— Скажу вам правду, госпожа, король Гарри и сам любит разные игры. Он играет в теннис и всю ночь напролет сидит за картами, хотя, говорят, скуповат. Так или иначе, я найду что-нибудь такое для вас. Будут еще приказания?
В тот момент она не смогла больше ничего придумать, но когда меньше чем через неделю он пришел снова, они с Мэдлин при помощи Элвы придумали для него множество поручений. В тот день он познакомился с Элвой, но если он и разочаровался, то быстро утешился, упомянув при встрече в тот же визит о миловидной судомойке, с которой успел познакомился. Он принес им колоду карт и замысловато украшенную доску для настольных игр. За две недели до коронации короля он принес разноцветную пряжу, два рулона канвы и несколько изящно нарисованных узоров для вышивания, среди которых были валлийский дракон и крест святого Георга.
Элис, увидев тщательно подобранный набор для рукоделия, посмотрела на Йена с поддразнивающей улыбкой.
— Не вздумай говорить, что набор для рукоделия прислал сэр Николас, я все равно тебе не поверю.
— Нет, госпожа, набор прислала леди Маргарет через тех двух деревенщин, которые стоят у ваших дверей. Они спорили, кто из них сообщит вам ее приказ сделать для себя подушки под колени. Когда король приедет в Тауэр, вам будет разрешено присутствовать на мессе в часовне, и слуга ее светлости сказал, что его госпожа приказала ему передать данное позволение короля, который проявил тем самым большую милость к вам, и вы должны присоединиться к украшению часовни.
— Я не преклоню колен перед уэльским драконом. Я бы еще могла встать на него ногами… — сухо заметила Элис.
— Элис! — Глаза Мэдлин сияли смехом, но ее следующие слова тем не менее звучали предостерегающе:
— Ты не должна говорить так — могут подслушать и передать твои слова ее светлости или, что еще хуже, самому королю.
— Не может же Тюдор думать, что мы любим его, — мрачно промолвила Элис.
— Нет, бессердечная ты девчонка, но у меня нет ни малейшего желания провести остаток дней в этих жалких комнатушках. Если согласие встать на колени на дракона презренного Гарри вытащит нас отсюда даже всего на одну мессу, уверяю тебя, я сама вышью обе подушки. Когда король приезжает в Тауэр, Йен?
— Через десять дней, госпожа. Он будет обедать с архиепископом Кентерберийским во дворце Ламбет и с торжественной процессией приедет сюда. На следующий день будет награждение орденом Бани, а потом в воскресенье состоится его коронация.
В следующие дни две молодые женщины заметили возросшую активность в замке и из своего окна смогли наблюдать прибытие королевской процессии. Однако если они надеялись увидеть хоть что-то из последовавших церемоний, то их постигло разочарование. Когда воскресным утром они в сопровождении стражников пришли в часовню на мессу, надеясь встретить на богослужении дам и джентльменов двора, их ожидания тоже не оправдались, потому что их привели заранее и усадили на отгороженную скамью, а выпустили, только когда последний слуга покинул часовню. Они не смогли даже смотреть по сторонам во время службы, поскольку изящно вырезанные экраны не давали им возможности видеть никого, кроме священника на кафедре.
Элис оказалась разочарована больше, чем хотела признать, потому что надеялась увидеть сэра Николаса в его облачении кавалера ордена Бани. Когда же через час после их возвращения из церкви один из стражников просунул голову в дверь и сообщил, что, если они хотят посмотреть, как королевская процессия отбывает в Вестминстер, им нужно поспешить, Элис воспряла духом. Рассчитывая увидеть всего лишь пеструю толпу людей и лошадей на лужайке, они с готовностью согласились пойти вместе со стражниками на бастион замка, откуда как на ладони была видна вся процессия, проходившая через ворота на улицу.
День стоял великолепный, ясный и солнечный, и процессия своей пышностью превзошла все их ожидания. Стражники не смогли узнать в лицо никого, кроме короля и двух мужчин впереди его — нового лорд-мэра Лондона и главнокомандующего с орденом Подвязки. Король с непокрытой головой, облаченный в пурпурную бархатную мантию, подбитую горностаем и богато расшитую перевязью, сидел под королевским балдахином на носилках, которые тащили четыре пеших рыцаря. Толпа на улице кричала приветствия и аплодировала, и задолго до того, как она рассеялась, Элис и Мэдлин вернулись в свою гостиную. Только на следующий день, когда Генриха Тюдора помазали на царство и короновали королем Англии и процессия вернулась для королевского банкета, они смогли узнать, что же произошло в Вестминстере.
Новости принесла Элва после почти двухчасового отсутствия. Обе девушки набросились на нее с расспросами. Раздуваясь от сознания собственной важности, она уселась на стул, всем видом показывая, что повествование будет долгим и захватывающим.
— Говорят, коронование было поразительным, а слова, сказанные над ним, точно такие же, как говорили над Ричардом и Анной.
— Но как такое могло случиться? — спросила Элис. — У него же нет королевы.
Элва нетерпеливо отмахнулась.
— Говорят, что все слова про королеву они пропустили, но все остальное прошло точно так же. И, говорят, старый архиепископ Бушье изо всех сил старался выплеснуть святой елей на голову королевского высочества, а потом дрожащими руками едва мог удержать корону. Архиепископ очень стар, но ему помогали другие, чтобы закончить ритуал. Даже, — она помолчала для большей значимости, — епископ Батский и Уэльский руководил всей церемонией. Есть слово, обозначающее этот ритуал. Какое, госпожа? — Она вопросительно посмотрела на Мэдлин, но Элис ответила ей первой.
— Осуществил миропомазание, — проговорила она с задумчивым лицом.
Элва кивнула, довольная, что ее быстро поняли, однако Мэдлин нахмурилась:
— Но ведь именно епископ Батский и Уэльский подтвердил, что Эдуард должным образом не женат на Элизабет Вудвилл, разве нет? Из-за него Элизабет из дома Йорков объявили незаконнорожденной. Не хочет ли Тюдор его присутствием напомнить всем сейчас, что она не может стать достойной его королевой?
Элва не ответила, но они от нее и не ждали ответа. Она продолжала рассказ, как будто сама присутствовала в аббатстве, описывая, как Джаспер Тюдор, дядя короля, недавно пожалованный титулом герцога Бедфорда, держал корону и как Томас Стэнли, его тесть, недавно ставший графом Дерби, держал королевский меч. Она описала освящение, коронование, произнесение клятвы и как впоследствии Генри, теперь уже король Божьей милостью, в сопровождении свиты вышел из аббатства и показался толпе, все еще переполнявшей улицы.
На пиршестве, рассказывала она, дядя короля появился верхом на лошади, покрытой позолоченной попоной, отделанной горностаем, и потомственный королевский защитник въехал на коне в пиршественный зал, чтобы вызвать на поединок всех желающих, точно так же как два года назад он выезжал для короля Ричарда. Тут она опять замолчала, вдруг осознав всю иронию такого вызова.
— Что-то не очень правильным мне все кажется, — добавила она со вздохом.
— Здесь и не может ничего казаться правильным, — согласилась Элис.
Когда коронационные торжества закончились, король и его двор вернулись в Гринвич, и все новости для молодых женщин стала приносить Элва, которая завела знакомство со многими здешними слугами. Йен тоже продолжал посещать их. Он сообщил, что теперь живет недалеко от ворот Тауэра.
— А что же сэр Николас? — с тревогой спросила Элис.
— Он уехал в Дербишир, госпожа, чтобы усмирить волнения против его королевского величества.
— Без тебя?
— Да. — Он больше ничего не объяснял, а Элис не хотела расспрашивать, боясь обидеть Йена. Ей пришло в голову, что, возможно, будучи шотландцем, Йен менее предан валлийцу, чем его соплеменники. В любом случае она испытывала благодарность за его преданность. От сознания того, что рядом есть заботливый человек, ей стало легче переносить отсутствие сэра Николаса и недостаток новостей о своей судьбе и судьбе мисс Фенлорд.
В последовавшие недели они слышали много о королевских занятиях, но мало что из услышанного интересовало их, потому что все касалось только политики и ни слова о семье Мэдлин или о расторжении помолвки Элис, то есть ничего предвещающего скорое окончание их заключения. Даже Йен из-за отсутствия при дворе сэра Николаса не мог ничего узнать об их дальнейшей судьбе. Однажды он радостно сообщил, что завоевал множество сердец дворцовых служанок и в скором времени надеется получить какие-нибудь сведения.
В конце ноября они неожиданно получили большой сверток, содержащий рулоны великолепных тканей, с приложенным к нему посланием от леди Маргарет, в котором сообщалось, что скоро прибудут швеи, чтобы помочь им сшить новые платья. Элис приказала посыльному подождать, пока она составит записку с выражением благодарности и с осторожной просьбой пролить свет на их будущее. Ответ прибыл с неожиданной быстротой, советуя им обеим положиться на Господа и милость его величества короля, помня, что любопытство — серьезный недостаток.
Йену пока удавалось доставлять им только информацию, известную всем. Но в один прекрасный день он сообщил, что леди Маргарет больше чем когда-либо убеждена в скорой женитьбе ее сына на Элизабет Йоркской.
— Почему ты так говоришь? — спросила Элис. Она пребывала в ужасном настроении, поскольку все утро вместе с Мэдлин провела с двумя необщительными дамами, посланными леди Маргарет снимать с них мерки. Дамы говорили только о моде и подгонке по фигуре и очень надоели.
Йен улыбнулся:
— У одной из фрейлин самой леди Маргарет есть хорошенькая горничная, а женщины всегда болтают между собой, вы же знаете. Она сказала мне, что король слушает леди Маргарет даже тогда, когда не хочет слушать никого другого, а принцессе, говорила она, вообще нечего сказать. А еще они говорят, что король простил почти всех, кто сражался против него на севере. — Он наморщил лоб, стараясь припомнить все, что слышал. — Пока что только Норфолк, Суррей, Ловелл и несколько других рыцарей с севера лишены прав состояния.
— Значит, они все покойники, — грустно покачала головой Элис.
— Нет, мистрис, они не все мертвы. Ловелл жив и, как говорят, нашел где-то убежище. Другие тоже.
— Френсис Ловелл жив? — Ее брат сражался рядом с Ловеллом. — А Роджер Вулвестон? — быстро спросила она. — Ты слышал что-нибудь о нем? Теперь он должен быть лордом Вулвестоном.
— Нет, — ответил Йен. — Я не помню такое имя, так что сомневаюсь, чтобы моя девица или кто-то другой упоминал его. Вулвестона я бы запомнил.
Она вздохнула. На короткое мгновение в ней вспыхнула надежда, что, если ее брат действительно жив, он может присягнуть королю, и тогда ее не будут больше держать под опекой.
Йен между тем продолжал:
— Они еще говорят, госпожа, что осталось очень много изменников, которые сражались против них и не покорились, и что терпение Гарри небезгранично.
— Если они скоро покорятся королю, он простит их, так?
— Да, так говорят. Но может быть, прощение не вернет им их земли, а только жизнь и свободу. Говорят, у Гарри всего три желания — править Англией, собрать побольше денег в сундуки и принести мир и процветание земле.
Часто теперь Элис и Мэдлин узнавали от Йена новости, противоречившие друг другу: в один день — что король не женится на Элизабет, а на следующий — что женится. Никто не упоминал принцев рода Йорков. Очень мало кого интересовала их судьба. Большинство не хотело больше борьбы и склонялось к поддержке союза Ланкастеров и Йорков.
События начали развиваться в декабре, когда парламент потребовал от короля выполнить свою клятву и жениться на Элизабет Йоркской. Робкое напоминание, что еще не получено разрешение папы, отклонили как несущественное. Парламент, говоря от имени народа, настаивал на свадьбе, и все выразили облегчение, когда Генрих Тюдор согласился, объявив наконец, что свадьба произойдет чуть больше чем через месяц.
Два дня спустя Элис и Мэдлин получили известие от леди Маргарет, что король назначил их фрейлинами своей невесты. Они будут оставаться в Тауэре до бракосочетания, когда для них настанет время приступить к своим новым обязанностям, но их освободят, чтобы принять участие в празднествах в Вестминстерском дворце.
Мэдлин восприняла известие со своим обычным оптимизмом, высказав мнение, что Тюдор наконец-то стал полностью доверять мужчинам ее семьи. Элис испытывала смешанные чувства. Освобождение из Тауэра означало, что скоро она, вероятно, снова увидит сэра Николаса и ей будет приятно. При дворе она может узнать о судьбе своего брата. Но, радуясь окончанию их заключения, она все же не могла не думать, что ей придется служить Элизабет Йоркской. От одной мысли о встрече с ней мурашки бежали по коже.
Глава 9
— Например, он поставил моего отца и братьев надзирать за сбором королевской ренты в Девоншире. Они оправдают доверие короля и не предадут его, потому что надеются, что он даст Англии мир. Без сомнения, все хотят одного, так что, может быть, король проявляет великую мудрость.
— Он совсем не мудр, если собирается жениться на Элизабет Йорк, — с гримасой возразила Элис.
Мэдлин хихикнула.
— Он еще не женился и даже не повторил свою клятву о женитьбе. В данный момент она под бдительным оком леди Маргарет и не может причинить ему никакого вреда.
— Когда я находилась в дамских покоях в Гринвиче, леди Маргарет сказала Элизабет, что будет рада, если ее мать приедет к ней туда. — Элис даже не пыталась скрыть своего удовольствия.
Мэдлин театрально содрогнулась.
— Никто не сможет позавидовать бедняжке Элизабет, когда две фурии будут выяснять, кто станет управлять ею.
— Однако сейчас они, похоже, хотят одного и того же, — задумчиво произнесла Элис. — Они обе хотят, чтобы она вышла замуж за Тюдора.
— Но сначала ее должны объявить законнорожденной.
— Да. — Элис посмотрела на новую подругу, и они обменялись понимающими взглядами. Элис уже очень многое рассказала Мэдлин, но ни словом не обмолвилась о похоронах в Вулвестоне. Она поведала Мэдлин, что заболела, и Джонет тоже, и что сэр Николас привез ее в Лондон без камеристки. Она даже не упомянула умершего юношу с золотыми волосами, но знала, что теперь Мэдлин думает, так же как и она, о возможных последствиях, если Тюдор объявит дочерей дома Йорков законнорожденными до того, как будет известна судьба их братьев. Однако она не хотела думать о слишком пугающей ее загадке. Воспоминание же о принцах напомнило ей о Недди. Он наверняка ужасно напуган, оказавшись пленником, а она даже не может послать ему весточку. Она уже как-то попыталась, когда увидела его гуляющим на лужайке Тауэра в сопровождении стражника, но не решилась. Он выглядел таким маленьким и уязвимым, что ей захотелось утешить его. Все-таки они оба содержались во вражеском лагере на положении пленников. И такое положение могло оказаться опасным в любой момент, если поднимется восстание, чтобы поддержать притязания Йорков.
Элис не стала доверять свои опасения Мэдлин, которая, похоже, и не помышляла об опасности. В своих рассказах о сэре Николасе она представила его как добродушного человека, который присматривал за ней и даже иногда поддразнивал. Но хотя она и не всегда говорила о нем, Элис вспоминала его очень часто, всякий раз убеждая себя, что он всего лишь валлиец и приспешник Тюдора, жестокий и грубый человек, совершенно лишенный рыцарских качеств, которыми ее учили восхищаться. Но в следующую секунду она вспоминала его темные кудри, серые глаза, в которых вдруг загорались смешинки, и звук его голоса, когда она, однажды проснувшись, услышала его пение. Она вспоминала прикосновение его рук к ее телу, похожее на нежную ласку. Необыкновенное тепло разливалось по всему телу. Она не имела привычки рассказывать кому-то о своих самых глубоких чувствах, не стала она делиться своими мыслями, страхами и странными ощущениями и с Мэдлин.
На десятый день их пребывания в Тауэре монотонное течение времени вдруг прервалось, когда старший из двух стражников, ничуть не церемонясь, открыл дверь, просунул седую голову в дверной проем и оживленно произнес:
— К вам гость.
Дверь распахнулась шире, и, к своему изумлению, Элис увидела рядом со стражником Йена Макдугала с корзиной в руках и суровой целеустремленностью на лице.
— Я долго не задержусь, — доложил он охраннику. — Стукну в дверь, когда буду уходить.
Элис удивленно уставилась на него. Серьезный вид Йена делал его старше, но как только дверь закрылась, Йен улыбнулся и стал прежним мальчишкой.
— Мне велели изобразить сурового и решительного парня перед вашими охранниками.
— Но как ты попал сюда? — спросила Элис, радуясь встрече.
Он протянул ей корзину:
— Я принес свежий белый хлеб и ягоды, миледи. Хозяин сказал, что это вас порадует.
— Боже! — воскликнула Мэдлин и так поспешно вскочила следом за Элис, что наступила на свой подол и едва не упала. — Я чувствую аромат хлеба. Он, наверное, прямо из печи.
— Там еще есть варенье, — добавил Йен, глядя на нее с явным интересом, который Элис посчитала неприличным.
— Эта дама — госпожа Фенлорд, — представила она. — Йен — один из людей сэра Николаса. Но как ты здесь оказался, Йен? Уж точно сэр Николас не посылал тебя ко мне.
— А вот и послал, — ответил Йен. — Он думал, что вы с принцессой Элизабет, а когда услышал, что король Гарри послал вас сюда, он вспомнил, что у вас нет своих слуг, и захотел узнать, как тут с вами обращаются. Он вспомнил, что вам нужна камеристка, и послал меня в помощь вам.
В первый момент Элис обрадовалась, что у нее будет свой собственный слуга, но потом покачала головой:
— Мы не сможем жить вчетвером в таких маленьких комнатках. Служанка госпожи Фенлорд справляется за двоих. — Увидев, как в его лице промелькнуло удовольствие при упоминании еще одной женщины, Элис заявила:
— Чего нам действительно не хватает, Йен, так это новостей. Что ты нам расскажешь? Сэр Николас все еще при дворе в Гринвиче?
— Да, он там, Гарри назначил день своей коронации в конце следующего месяца, и через две недели он приедет в Тауэр, как делали все английские короли перед коронацией. Говорят, процессия пройдет очень большая — отсюда до Вестминстерского аббатства, и хозяин будет ехать рядом с королем. Перед церемонией его сделают кавалером ордена Бани.
— Кавалером ордена Бани?!
— Да, большая честь для сэра Николаса. — Йен произнес новость с такой гордостью, будто награду получает он сам. — Говорят, хозяин будет в длинном синем облачении, отороченном горностаем, как у священников, с узлом белых шнуров на плече и белыми шнурами и кистями, свисающими вниз, которые король собственноручно уберет в знак того, что он оказал ему большую услугу. Эх, хотел бы я увидеть все своими глазами, но при нем будет валлийский болван Том.
— А где пройдет церемония? — спросила Мэдлин.
— Здесь, в Тауэре, мадам.
— Может быть, нам позволят посмотреть! — воскликнула Элис, более обрадованная, чем ожидала, перспективой снова увидеть сэра Николаса. Она постаралась скрыть свои чувства, говоря себе, что ей хочется увидеть одного из своих знакомых, только и всего.
— Ой нет, госпожа, — возразил Йен. — Туда не допустят женщин, потому что по ритуалу перед церемонией всю ночь рыцари будут купаться и молиться, чтобы подготовиться к посвящению. Неотъемлемая часть ритуала — быть сначала обнаженным, а потом одетым.
Пока они разговаривали, Мэдлин поставила корзину на стол и теперь склонилась над ней, изучая содержимое. Удовлетворенно вздохнув, она с улыбкой подняла глаза и пригласила Йена отведать хлеб и варенье, которые он принес.
Явно ошеломленный, он быстро пришел в себя и ответил:
— Ой не могу, госпожа, но спасибо за вашу доброту.
— В моем предложении нет никакой доброты, — констатировала Мэдлин. — Я просто умираю от голода, а запах свежего хлеба совершенно лишил меня разума. Мы должны сейчас же его попробовать.
Его глаза блеснули.
— Ой да, больше нет причины ждать, госпожа, я и так задержался слишком долго. Но я приду снова. Хозяин сказал, что я должен исполнять приказы леди Элис до новых его распоряжений.
Элис почувствовала теплую волну благодарности.
— Передай сэру Николасу, что я признательна ему за заботу, Йен, я не ожидала с его стороны такой доброты. Хотя нет, не нужно ничего говорить, только поблагодари, — добавила она, краснея.
Йен улыбнулся и пообещал не забыть.
— И приходи скорее, — попросила она. — Не только из-за хлеба, хотя должна признать, что еда, которую нам дают здесь, хуже, чем я ела тогда в лагере. Нам необходимы новости, которые ты можешь рассказать. Мы уже исчерпали все темы для разговоров, и, хотя леди Маргарет Боуфорт приказала нам каждый день слушать мессу, священник, который служит ее и принимает у нас исповедь, ни слова не говорит о мирских делах. Служанке Элве разрешено покидать комнаты, но она не осмеливается выходить за стены замка из страха, что ей не позволят вернуться к нам. Нам остается только самим сочинять истории и рассказывать их друг другу. Поистине, Йен, мы скоро умрем от скуки. Может быть, ты хотя бы принесешь нам колоду карт, или кости, или хотя бы грифельную доску для игр?
Глаза Йена снова вспыхнули при упоминании Элвы. Он подумал минутку и сказал, что, пожалуй, сможет достать что-нибудь для их развлечения.
— Скажу вам правду, госпожа, король Гарри и сам любит разные игры. Он играет в теннис и всю ночь напролет сидит за картами, хотя, говорят, скуповат. Так или иначе, я найду что-нибудь такое для вас. Будут еще приказания?
В тот момент она не смогла больше ничего придумать, но когда меньше чем через неделю он пришел снова, они с Мэдлин при помощи Элвы придумали для него множество поручений. В тот день он познакомился с Элвой, но если он и разочаровался, то быстро утешился, упомянув при встрече в тот же визит о миловидной судомойке, с которой успел познакомился. Он принес им колоду карт и замысловато украшенную доску для настольных игр. За две недели до коронации короля он принес разноцветную пряжу, два рулона канвы и несколько изящно нарисованных узоров для вышивания, среди которых были валлийский дракон и крест святого Георга.
Элис, увидев тщательно подобранный набор для рукоделия, посмотрела на Йена с поддразнивающей улыбкой.
— Не вздумай говорить, что набор для рукоделия прислал сэр Николас, я все равно тебе не поверю.
— Нет, госпожа, набор прислала леди Маргарет через тех двух деревенщин, которые стоят у ваших дверей. Они спорили, кто из них сообщит вам ее приказ сделать для себя подушки под колени. Когда король приедет в Тауэр, вам будет разрешено присутствовать на мессе в часовне, и слуга ее светлости сказал, что его госпожа приказала ему передать данное позволение короля, который проявил тем самым большую милость к вам, и вы должны присоединиться к украшению часовни.
— Я не преклоню колен перед уэльским драконом. Я бы еще могла встать на него ногами… — сухо заметила Элис.
— Элис! — Глаза Мэдлин сияли смехом, но ее следующие слова тем не менее звучали предостерегающе:
— Ты не должна говорить так — могут подслушать и передать твои слова ее светлости или, что еще хуже, самому королю.
— Не может же Тюдор думать, что мы любим его, — мрачно промолвила Элис.
— Нет, бессердечная ты девчонка, но у меня нет ни малейшего желания провести остаток дней в этих жалких комнатушках. Если согласие встать на колени на дракона презренного Гарри вытащит нас отсюда даже всего на одну мессу, уверяю тебя, я сама вышью обе подушки. Когда король приезжает в Тауэр, Йен?
— Через десять дней, госпожа. Он будет обедать с архиепископом Кентерберийским во дворце Ламбет и с торжественной процессией приедет сюда. На следующий день будет награждение орденом Бани, а потом в воскресенье состоится его коронация.
В следующие дни две молодые женщины заметили возросшую активность в замке и из своего окна смогли наблюдать прибытие королевской процессии. Однако если они надеялись увидеть хоть что-то из последовавших церемоний, то их постигло разочарование. Когда воскресным утром они в сопровождении стражников пришли в часовню на мессу, надеясь встретить на богослужении дам и джентльменов двора, их ожидания тоже не оправдались, потому что их привели заранее и усадили на отгороженную скамью, а выпустили, только когда последний слуга покинул часовню. Они не смогли даже смотреть по сторонам во время службы, поскольку изящно вырезанные экраны не давали им возможности видеть никого, кроме священника на кафедре.
Элис оказалась разочарована больше, чем хотела признать, потому что надеялась увидеть сэра Николаса в его облачении кавалера ордена Бани. Когда же через час после их возвращения из церкви один из стражников просунул голову в дверь и сообщил, что, если они хотят посмотреть, как королевская процессия отбывает в Вестминстер, им нужно поспешить, Элис воспряла духом. Рассчитывая увидеть всего лишь пеструю толпу людей и лошадей на лужайке, они с готовностью согласились пойти вместе со стражниками на бастион замка, откуда как на ладони была видна вся процессия, проходившая через ворота на улицу.
День стоял великолепный, ясный и солнечный, и процессия своей пышностью превзошла все их ожидания. Стражники не смогли узнать в лицо никого, кроме короля и двух мужчин впереди его — нового лорд-мэра Лондона и главнокомандующего с орденом Подвязки. Король с непокрытой головой, облаченный в пурпурную бархатную мантию, подбитую горностаем и богато расшитую перевязью, сидел под королевским балдахином на носилках, которые тащили четыре пеших рыцаря. Толпа на улице кричала приветствия и аплодировала, и задолго до того, как она рассеялась, Элис и Мэдлин вернулись в свою гостиную. Только на следующий день, когда Генриха Тюдора помазали на царство и короновали королем Англии и процессия вернулась для королевского банкета, они смогли узнать, что же произошло в Вестминстере.
Новости принесла Элва после почти двухчасового отсутствия. Обе девушки набросились на нее с расспросами. Раздуваясь от сознания собственной важности, она уселась на стул, всем видом показывая, что повествование будет долгим и захватывающим.
— Говорят, коронование было поразительным, а слова, сказанные над ним, точно такие же, как говорили над Ричардом и Анной.
— Но как такое могло случиться? — спросила Элис. — У него же нет королевы.
Элва нетерпеливо отмахнулась.
— Говорят, что все слова про королеву они пропустили, но все остальное прошло точно так же. И, говорят, старый архиепископ Бушье изо всех сил старался выплеснуть святой елей на голову королевского высочества, а потом дрожащими руками едва мог удержать корону. Архиепископ очень стар, но ему помогали другие, чтобы закончить ритуал. Даже, — она помолчала для большей значимости, — епископ Батский и Уэльский руководил всей церемонией. Есть слово, обозначающее этот ритуал. Какое, госпожа? — Она вопросительно посмотрела на Мэдлин, но Элис ответила ей первой.
— Осуществил миропомазание, — проговорила она с задумчивым лицом.
Элва кивнула, довольная, что ее быстро поняли, однако Мэдлин нахмурилась:
— Но ведь именно епископ Батский и Уэльский подтвердил, что Эдуард должным образом не женат на Элизабет Вудвилл, разве нет? Из-за него Элизабет из дома Йорков объявили незаконнорожденной. Не хочет ли Тюдор его присутствием напомнить всем сейчас, что она не может стать достойной его королевой?
Элва не ответила, но они от нее и не ждали ответа. Она продолжала рассказ, как будто сама присутствовала в аббатстве, описывая, как Джаспер Тюдор, дядя короля, недавно пожалованный титулом герцога Бедфорда, держал корону и как Томас Стэнли, его тесть, недавно ставший графом Дерби, держал королевский меч. Она описала освящение, коронование, произнесение клятвы и как впоследствии Генри, теперь уже король Божьей милостью, в сопровождении свиты вышел из аббатства и показался толпе, все еще переполнявшей улицы.
На пиршестве, рассказывала она, дядя короля появился верхом на лошади, покрытой позолоченной попоной, отделанной горностаем, и потомственный королевский защитник въехал на коне в пиршественный зал, чтобы вызвать на поединок всех желающих, точно так же как два года назад он выезжал для короля Ричарда. Тут она опять замолчала, вдруг осознав всю иронию такого вызова.
— Что-то не очень правильным мне все кажется, — добавила она со вздохом.
— Здесь и не может ничего казаться правильным, — согласилась Элис.
Когда коронационные торжества закончились, король и его двор вернулись в Гринвич, и все новости для молодых женщин стала приносить Элва, которая завела знакомство со многими здешними слугами. Йен тоже продолжал посещать их. Он сообщил, что теперь живет недалеко от ворот Тауэра.
— А что же сэр Николас? — с тревогой спросила Элис.
— Он уехал в Дербишир, госпожа, чтобы усмирить волнения против его королевского величества.
— Без тебя?
— Да. — Он больше ничего не объяснял, а Элис не хотела расспрашивать, боясь обидеть Йена. Ей пришло в голову, что, возможно, будучи шотландцем, Йен менее предан валлийцу, чем его соплеменники. В любом случае она испытывала благодарность за его преданность. От сознания того, что рядом есть заботливый человек, ей стало легче переносить отсутствие сэра Николаса и недостаток новостей о своей судьбе и судьбе мисс Фенлорд.
В последовавшие недели они слышали много о королевских занятиях, но мало что из услышанного интересовало их, потому что все касалось только политики и ни слова о семье Мэдлин или о расторжении помолвки Элис, то есть ничего предвещающего скорое окончание их заключения. Даже Йен из-за отсутствия при дворе сэра Николаса не мог ничего узнать об их дальнейшей судьбе. Однажды он радостно сообщил, что завоевал множество сердец дворцовых служанок и в скором времени надеется получить какие-нибудь сведения.
В конце ноября они неожиданно получили большой сверток, содержащий рулоны великолепных тканей, с приложенным к нему посланием от леди Маргарет, в котором сообщалось, что скоро прибудут швеи, чтобы помочь им сшить новые платья. Элис приказала посыльному подождать, пока она составит записку с выражением благодарности и с осторожной просьбой пролить свет на их будущее. Ответ прибыл с неожиданной быстротой, советуя им обеим положиться на Господа и милость его величества короля, помня, что любопытство — серьезный недостаток.
Йену пока удавалось доставлять им только информацию, известную всем. Но в один прекрасный день он сообщил, что леди Маргарет больше чем когда-либо убеждена в скорой женитьбе ее сына на Элизабет Йоркской.
— Почему ты так говоришь? — спросила Элис. Она пребывала в ужасном настроении, поскольку все утро вместе с Мэдлин провела с двумя необщительными дамами, посланными леди Маргарет снимать с них мерки. Дамы говорили только о моде и подгонке по фигуре и очень надоели.
Йен улыбнулся:
— У одной из фрейлин самой леди Маргарет есть хорошенькая горничная, а женщины всегда болтают между собой, вы же знаете. Она сказала мне, что король слушает леди Маргарет даже тогда, когда не хочет слушать никого другого, а принцессе, говорила она, вообще нечего сказать. А еще они говорят, что король простил почти всех, кто сражался против него на севере. — Он наморщил лоб, стараясь припомнить все, что слышал. — Пока что только Норфолк, Суррей, Ловелл и несколько других рыцарей с севера лишены прав состояния.
— Значит, они все покойники, — грустно покачала головой Элис.
— Нет, мистрис, они не все мертвы. Ловелл жив и, как говорят, нашел где-то убежище. Другие тоже.
— Френсис Ловелл жив? — Ее брат сражался рядом с Ловеллом. — А Роджер Вулвестон? — быстро спросила она. — Ты слышал что-нибудь о нем? Теперь он должен быть лордом Вулвестоном.
— Нет, — ответил Йен. — Я не помню такое имя, так что сомневаюсь, чтобы моя девица или кто-то другой упоминал его. Вулвестона я бы запомнил.
Она вздохнула. На короткое мгновение в ней вспыхнула надежда, что, если ее брат действительно жив, он может присягнуть королю, и тогда ее не будут больше держать под опекой.
Йен между тем продолжал:
— Они еще говорят, госпожа, что осталось очень много изменников, которые сражались против них и не покорились, и что терпение Гарри небезгранично.
— Если они скоро покорятся королю, он простит их, так?
— Да, так говорят. Но может быть, прощение не вернет им их земли, а только жизнь и свободу. Говорят, у Гарри всего три желания — править Англией, собрать побольше денег в сундуки и принести мир и процветание земле.
Часто теперь Элис и Мэдлин узнавали от Йена новости, противоречившие друг другу: в один день — что король не женится на Элизабет, а на следующий — что женится. Никто не упоминал принцев рода Йорков. Очень мало кого интересовала их судьба. Большинство не хотело больше борьбы и склонялось к поддержке союза Ланкастеров и Йорков.
События начали развиваться в декабре, когда парламент потребовал от короля выполнить свою клятву и жениться на Элизабет Йоркской. Робкое напоминание, что еще не получено разрешение папы, отклонили как несущественное. Парламент, говоря от имени народа, настаивал на свадьбе, и все выразили облегчение, когда Генрих Тюдор согласился, объявив наконец, что свадьба произойдет чуть больше чем через месяц.
Два дня спустя Элис и Мэдлин получили известие от леди Маргарет, что король назначил их фрейлинами своей невесты. Они будут оставаться в Тауэре до бракосочетания, когда для них настанет время приступить к своим новым обязанностям, но их освободят, чтобы принять участие в празднествах в Вестминстерском дворце.
Мэдлин восприняла известие со своим обычным оптимизмом, высказав мнение, что Тюдор наконец-то стал полностью доверять мужчинам ее семьи. Элис испытывала смешанные чувства. Освобождение из Тауэра означало, что скоро она, вероятно, снова увидит сэра Николаса и ей будет приятно. При дворе она может узнать о судьбе своего брата. Но, радуясь окончанию их заключения, она все же не могла не думать, что ей придется служить Элизабет Йоркской. От одной мысли о встрече с ней мурашки бежали по коже.
Глава 9
Долгожданная церемонии завершилась, и жених и невеста, пройдя короткое расстояние от Вестминстерского аббатства, вошли во дворец под звуки труб и восторженные крики толпы, собравшейся приветствовать их. Вестминстерский дворец, построенный Эдуардом Исповедником раньше Тауэра, использовался Вильгельмом Завоевателем как место, где он мог предстать во всем сиянии своей славы, со всеми атрибутами королевской власти, чтобы напомнить потенциальным мятежникам о королевской мощи. Грандиозность свадебной процессии Генриха Тюдора давала понять, что он намеревается использовать его в тех же целях. Высокая золотая корона, богатые одежды и пестрая восторженная толпа сторонников, окружающая его и невесту, предназначались, несомненно, для того, чтобы внушить благоговение всем очевидцам.
Самый большой в Англии, а возможно, даже во всей Европе, дворец имел парящие своды, украшенные резными позолоченными ангелами. Роскошные арки семидесяти футов шириной, представлявшие чудо архитектурной мысли, накрывали величественным балдахином пышное собрание внизу. По периметру зала расставили для гостей многочисленные столы, а на возвышении в северной части бросался в глаза королевский стол, накрытый белой скатертью, прогибающийся под тяжестью блестящих серебряных блюд и чаш. Как Элис и Мэдлин ни вытягивали шеи и ни поднимались на цыпочки, стоя в самой гуще толпы, они никак не могли разглядеть короля и его невесту, пока те не поднялись на помост.
Король в длинном пурпурном плаще поверх ярко-алого шелкового колета, расшитого золотом, выглядел очень нарядно. На его голове все еще красовалась тяжелая парадная корона Эдуарда Исповедника. Однако никто долго не задерживался взглядом на нем, потому что рядом с ним сто-, яла Элизабет Йорк, гордая, невозмутимая и прекрасная в облегающем платье из голубого дамаста под цвет ее глаз. Поверх него она надела белый с золотом плащ, подбитый горностаем, подхваченный на бедрах поясом из золотых пластин, украшенных сапфирами, рубинами и бриллиантами. Ее соломенно-желтые волосы струились из-под золотой сетки и короны по спине до колен. Хотя она их распустила, как и подобает девственной невесте, но, следуя последней моде, убрала их назад, оставив узкую полоску перед краем сетки. Ни волосы надо лбом, ни брови не были выщипаны, как в Англии делали женщины долгие годы.
Элис со вздохом признала:
— Она очаровательна.
Мэдлин фыркнула и прошептала, чтобы слышала только Элис:
— Все невесты очаровательны, но я не думаю, что кто-либо захочет подражать ей. Ни один муж не будет обращаться со мной с такой добротой, как мой отец.
— Подожди, — возразила Элис. — У тебя нет выбора, как и у других. Все женщины выходят замуж, если только они не дали обет целомудрия или не собираются стать монахинями, а я знаю тебя достаточно давно и уверена, что ты не сделаешь ни того ни другого. Значит, ты выйдешь замуж.
Мэдлин пожала плечами:
— Может быть, ты и права, но я уже семь лет как совершеннолетняя и все еще не замужем, хотя я знаю одну наследницу, которая в первый раз выходила замуж в одиннадцать лет, а в третий раз — за целый год до того, как стала совершеннолетней.
Элис со смехом покачала головой.
— Да, а Анна Моубри обвенчалась с принцем Ричардом Йоркским в шесть лет, а ему тогда исполнилось всего два года. Но к счастью, ни одна из нас не относится к такого рода наследницам. Если бы я была наследницей, попечительство надо мной Тюдор использовал бы для своей выгоды и передал бы меня кому-нибудь из своих сторонников, который распоряжался бы моим состоянием как своим собственным, пока долг не приказал бы ему все-таки найти мне мужа.
Мэдлин поморщилась.
— Если отец когда-нибудь пригрозит продать кому-нибудь опеку надо мной, я точно уйду в монастырь, потому что наслушалась много ужасных историй о таких вещах. Когда девочку вот так продают родители, у нее нет убежища, пока она не достигнет совершеннолетия. Тогда только она может предъявить иск своему опекуну, если он заставил ее выйти замуж за человека ниже ее по положению. Но даже тогда она не имеет права предъявлять никаких претензий об использовании им ее состояния за время опекунства над ней. Я считаю позором, что опекунство можно покупать и продавать, как красивые драгоценности, а бедной девушке приходится переходить от одного дворянина к другому, как рулон ткани, и терпеть унижения. Отец никогда не поступит со мной так.
Самый большой в Англии, а возможно, даже во всей Европе, дворец имел парящие своды, украшенные резными позолоченными ангелами. Роскошные арки семидесяти футов шириной, представлявшие чудо архитектурной мысли, накрывали величественным балдахином пышное собрание внизу. По периметру зала расставили для гостей многочисленные столы, а на возвышении в северной части бросался в глаза королевский стол, накрытый белой скатертью, прогибающийся под тяжестью блестящих серебряных блюд и чаш. Как Элис и Мэдлин ни вытягивали шеи и ни поднимались на цыпочки, стоя в самой гуще толпы, они никак не могли разглядеть короля и его невесту, пока те не поднялись на помост.
Король в длинном пурпурном плаще поверх ярко-алого шелкового колета, расшитого золотом, выглядел очень нарядно. На его голове все еще красовалась тяжелая парадная корона Эдуарда Исповедника. Однако никто долго не задерживался взглядом на нем, потому что рядом с ним сто-, яла Элизабет Йорк, гордая, невозмутимая и прекрасная в облегающем платье из голубого дамаста под цвет ее глаз. Поверх него она надела белый с золотом плащ, подбитый горностаем, подхваченный на бедрах поясом из золотых пластин, украшенных сапфирами, рубинами и бриллиантами. Ее соломенно-желтые волосы струились из-под золотой сетки и короны по спине до колен. Хотя она их распустила, как и подобает девственной невесте, но, следуя последней моде, убрала их назад, оставив узкую полоску перед краем сетки. Ни волосы надо лбом, ни брови не были выщипаны, как в Англии делали женщины долгие годы.
Элис со вздохом признала:
— Она очаровательна.
Мэдлин фыркнула и прошептала, чтобы слышала только Элис:
— Все невесты очаровательны, но я не думаю, что кто-либо захочет подражать ей. Ни один муж не будет обращаться со мной с такой добротой, как мой отец.
— Подожди, — возразила Элис. — У тебя нет выбора, как и у других. Все женщины выходят замуж, если только они не дали обет целомудрия или не собираются стать монахинями, а я знаю тебя достаточно давно и уверена, что ты не сделаешь ни того ни другого. Значит, ты выйдешь замуж.
Мэдлин пожала плечами:
— Может быть, ты и права, но я уже семь лет как совершеннолетняя и все еще не замужем, хотя я знаю одну наследницу, которая в первый раз выходила замуж в одиннадцать лет, а в третий раз — за целый год до того, как стала совершеннолетней.
Элис со смехом покачала головой.
— Да, а Анна Моубри обвенчалась с принцем Ричардом Йоркским в шесть лет, а ему тогда исполнилось всего два года. Но к счастью, ни одна из нас не относится к такого рода наследницам. Если бы я была наследницей, попечительство надо мной Тюдор использовал бы для своей выгоды и передал бы меня кому-нибудь из своих сторонников, который распоряжался бы моим состоянием как своим собственным, пока долг не приказал бы ему все-таки найти мне мужа.
Мэдлин поморщилась.
— Если отец когда-нибудь пригрозит продать кому-нибудь опеку надо мной, я точно уйду в монастырь, потому что наслушалась много ужасных историй о таких вещах. Когда девочку вот так продают родители, у нее нет убежища, пока она не достигнет совершеннолетия. Тогда только она может предъявить иск своему опекуну, если он заставил ее выйти замуж за человека ниже ее по положению. Но даже тогда она не имеет права предъявлять никаких претензий об использовании им ее состояния за время опекунства над ней. Я считаю позором, что опекунство можно покупать и продавать, как красивые драгоценности, а бедной девушке приходится переходить от одного дворянина к другому, как рулон ткани, и терпеть унижения. Отец никогда не поступит со мной так.