Страница:
– Ах-х-х, она устала, Вулфи. Нужно спешить, если мы хотим спасти ее.
Взвалив на спину корзинку и прижав к иссохшей груди кричащего младенца, старуха заковыляла по направлению к деревне.
– Нам о многом надо рассказать нашим людям, Вулфи, – пояснила она волку. – О той ужасной битве между мужчиной и женщиной и о том, как они убили друг друга.
Голос на миг замер, словно женщина лишилась сил. Наконец она добавила:
– И нам следует поведать им о сожженных вигвамах и погибших людях, которых мы видели в деревне Пожирателей Оленей.
Старуха покачала головой, уверенно продвигаясь вперед, несмотря на преклонный возраст. Потом взгляд упал на крошечный сверток, и сморщенное лицо расплылось в беззубой улыбке.
– И мы должны показать им это бесценное дитя. Она крепче прижала малышку к себе.
– Конечно, она такая маленькая, Вулфи, – извиняющимся тоном сказала индеанка, но снова улыбнулась и сухо хмыкнула: – Зато, может, она немного облегчит наши печали, неизбежные в наши старческие годы.
Огромный зверь послушно следовал за ней.
ГЛАВА 15
ГЛАВА 16
Взвалив на спину корзинку и прижав к иссохшей груди кричащего младенца, старуха заковыляла по направлению к деревне.
– Нам о многом надо рассказать нашим людям, Вулфи, – пояснила она волку. – О той ужасной битве между мужчиной и женщиной и о том, как они убили друг друга.
Голос на миг замер, словно женщина лишилась сил. Наконец она добавила:
– И нам следует поведать им о сожженных вигвамах и погибших людях, которых мы видели в деревне Пожирателей Оленей.
Старуха покачала головой, уверенно продвигаясь вперед, несмотря на преклонный возраст. Потом взгляд упал на крошечный сверток, и сморщенное лицо расплылось в беззубой улыбке.
– И мы должны показать им это бесценное дитя. Она крепче прижала малышку к себе.
– Конечно, она такая маленькая, Вулфи, – извиняющимся тоном сказала индеанка, но снова улыбнулась и сухо хмыкнула: – Зато, может, она немного облегчит наши печали, неизбежные в наши старческие годы.
Огромный зверь послушно следовал за ней.
ГЛАВА 15
По пути на берег Бренд несколько раз едва не поддался искушению сойти с извилистой тропинки и швырнуть сопротивляющуюся орущую ношу прямо в реку, но каждый раз сдерживался. От Олафа и Арни помощи тоже не было. Их постоянные шутки и смешки начали действовать Бренду на нервы сразу же после того, как все четверо оставили позади плачущих пленников и угрюмых поселенцев.
Уинсом прекратила кричать, но не перестала сопротивляться: жесткое плечо Бренда упиралось в живот, мускулистая рука самым неприличным образом сжимала ее бедра, едва ли не поглаживая ягодицы. Этот человек состоял из сплошных мышц, ни одного мягкого места, как можно надеяться сбежать от него?
Бренд, ощущая прикосновение нежного тела, смеялся про себя над беспомощными попытками девушки вырваться. Один раз он едва не потерял равновесие после очередного пинка и был вынужден прижать руку к соблазнительным округлостям. Уинсом завопила и начала еще усерднее вырываться.
Когда они, наконец, добрались до берега, Бренд, измученный, весь в поту, почти уронил Уинсом на землю. Бок сильно ныл, и он осторожно притронулся к едва затянувшейся ране, боясь, что она откроется. Но крови не было.
Уинсом почти рухнула на мелкий песок, но тут же опять вскочила на ноги.
– Ты ужасный человек! – завопил она на наречии беотаков и начала проклинать Бренда, осыпая его всеми мыслимыми и немыслимыми ругательствами и проклятиями. Наконец она, задохнувшись, замолчала, не в силах придумать, как еще сильнее оскорбить предателя.
Бренд стоял, скрестив руки на широкой груди, и широко улыбался. Видя, что его совершенно не тронул такой взрыв, Уинсом вновь набрала в грудь воздуха и, тщательно выговаривая незнакомые слова норвежского языка, объяснила Бренду, кем, по ее мнению, тот является. Она не забыла ни одного ругательства, выученного от Арни, и к тому же была вне себя от злости.
Девушка почувствовала некоторое удовлетворение, когда увидела, как челюсть Бренда отвисла. Но радость длилась недолго: Бренд, подхватив ее на руки, зашагал к воде. Она немедленно поняла его намерения и закричала. Он уронил ее.
Вопль закончился невнятным бульканьем: соленая холодная вода залила рот и нос. Потом Бренд, встав на колени, начал оттирать ее волосы, лицо, руки, каждую часть тела, до которой мог дотянуться, несмотря на то, что девушка громко визжала и отбивалась.
Уинсом, чувствуя, как вода смыкается над головой, и что сильная рука безжалостно топит ее, лихорадочно хваталась за Бренда. Наконец тот смилостивился и позволил ей глотнуть воздуха. Девушка пробормотала что-то очень похожее на ругательство, и викинг немилосердно продолжил прежнее занятие, несмотря на ее попытки освободиться. Она отбивалась. Она кусалась. Она царапалась. Наконец Бренд, охнув, выпустил ее. Уинсом всплыла на поверхность, пытаясь отдышаться. Но Бренд немедленно толкнул ее обратно. Когда он поднял ее в третий раз, Уинсом, брыкаясь, бросила ему самое грязное проклятие, которое могла вспомнить. В награду за свои труды она получила очередную порцию соленой воды.
– Капитан, что вы делаете? – в тревоге заорал Олаф.
– Смываю с нее красную грязь! – пропыхтел в ответ Бренд.
– Странный способ вы выбрали для этого, – пробурчал Олаф и, нахмурившись, уставился на мокрых, задыхающихся женщину и мужчину, барахтавшихся в мелкой воде.
– И, – отдуваясь, пояснил Бренд, – заодно даю ей уроки языка.
Голова Уинсом показалась на поверхности; Бренд позволил ей передохнуть и вновь окунул.
– Осторожнее, – умолял Арни, взволнованно бегая взад и вперед по узкой прибрежной полосе. Он выучил Уинсом ругаться лишь ради забавы и никогда не подозревал, что она может оскорбить капитана. Повезет еще, если он ее не утопит!
Причитание юноши привлекло внимание капитана. Бренд выпрямился, выпустив Уинсом, и зашагал к Арни. Не обращая внимания на кашлявшую женщину, он, прищурившись, внимательно оглядел смущенного юношу.
– Ну, – спокойно начал он, – откуда Болотная Утка узнала такие мерзкие слова?
Олаф, катавшийся от смеха по песку, явно не собирался защитить Арни.
Тот залился краской, но упорно молчал.
– Я так и думал, – кивнул Бренд, и вид у него был настолько мрачный, что парнишка не на шутку испугался. Бренд потянулся к нему, и теперь настала очередь Арни сопротивляться:
– Nej!
Но в следующую секунду он последовал за Уинсом и тоже оказался в холодной воде, только на этот раз в достаточно глубоком месте. Арни вынырнул на поверхность и поплыл к берегу. Но Бренд поймал юношу и снова швырнул его в волны, и так до трех раз.
Уинсом встала, дрожа от холода, и между приступами кашля наблюдала за проделками викингов, протирая глаза и отжимая волосы.
Арни отбивался не так энергично, как она. Олаф поднялся и, подбоченившись, весело улыбался, оглядывая приятелей.
Девушка случайно поглядела на руки и едва не заплакала. Красивая красная краска вся смылась! Она потерла лицо. Слишком гладкое! Почувствовав себя голой, Уинсом поднесла к глазам прядь волос. Черные! Ни следа великолепного красноватого отлива, который так ей нравился!
Новая волна гнева нахлынула на нее. Еще одно преступление этого омерзительного человека! Ему было недостаточно привести убийц в ее деревню, о нет! Теперь ему понадобилось отнять то малое, чем гордилась Уинсом – великолепную раскраску!
Разъяренная девушка посмотрела на викинга. Тот широко улыбнулся.
– Хочешь еще окунуться, Болотная Уточка? – предложил он, но голос внезапно замер. На лице викинга было написано неподдельное изумление. Уинсом не обратила на это внимания. Ей и без того было ясно, что Бренд снова намерен издеваться над ней, и это доставляет ему большое удовольствие.
– Nej, – ответила она, и, хотя искушение добавить еще кое-что было велико, она решила не рисковать. По крайней мере сейчас. Она удовлетворилась тем, что бросила на врага испепеляющий взгляд, а потом отвернулась, побрела вдоль полосы песка и не останавливалась, пока не отошла от троих мучителей на достаточное расстояние.
Уинсом стояла спиной к мужчинам, со сложенными на груди руками невидящими глазами смотрела на скалы, деревья, голубую воду, кипя от гнева. Она не хотела иметь ничего, абсолютно ничего общего с этим вероломным человеком. Даже Арни и Олаф казались негодяями. Хотя викинги всего-навсего следовали приказам Бьорнсона, все равно, все они предатели и, должно быть, знали о гнусных замыслах капитана.
Уинсом уставилась на большое дерево, росшее на обочине тропинки, не переставая напоминать себе, что скоро жалкие остатки ее племени пойдут по этому пути в вечное рабство.
Она ждала, мучаясь, терзаясь, а в голове билась настойчивая мысль: Бренд предал ее.
– Болотная Уточка? – окликнул Бренд, наблюдая, как девушка, гордо выпрямившись, удаляется от него. Он должен вернуть ее! Он так хотел взглянуть на нее еще раз теперь, после того как смыл эту ужасную красную грязь! При виде этого ослепительно красивого лица он задохнулся. Несмотря на то, что мокрые растрепанные волосы облепили голову, а кожаное платье потеряло всякий вид, она была прекрасна! Непокорные черные глаза, прямой носик, высокие скулы. Как он не увидел этого раньше? Неужели отвратительная глина скрывала такую красоту? Кровь Тора, не удивительно, что Торвальд так хотел ее!
Бренд повернулся к Олафу, тоже онемевшему от изумления.
– Ты видел?
– Видел, – кивнул тот. Он тяжело сел, плюхнувшись в песок, словно ноги внезапно подкосились.
– Она прекрасна, – выдохнул Бренд.
– Ja, – согласился приятель. – Ты можешь получить за нее огромную цену на мавританских невольничьих рынках.
Арни, пыхтя, лег на песок лицом вниз и не успел услышать начало разговора.
– Невольничьи рынки? – переспросил он. – О чем вы говорите?
– Скрелинг, – пояснил Олаф. – Мы только что заметили, когда смыли краску, что она прекрасна. Не просто прекрасна, а ошеломительно прекрасна.
Сама мысль об этом, казалось, повергла его в молчание.
– Уинсом? – фыркнул Арни, глядя на мужчин. Но те не обратили на него внимания. – Вы говорите об Уинсом? – переспросил он. – Той, что спасла жизнь Бренда?
– Именно о ней, – согласился Олаф и снова замолчал.
Сбитый с толку Арни переводил взгляд с одного воина на другого, но никто не произнес ни слова: мужчины по-прежнему изумленно смотрели в спину уходившей женщины.
– А что, по-твоему, с ней еще делать? – осведомился наконец Олаф.
В голосе слышалась грусть, словно он жалел о только что сделанном открытии. А может, Бренд распознал в словах друга то, что сам испытывал в этот момент?
Викинг тяжело вздохнул.
– Если ее увидят в Гренландии, не миновать беды, – предостерег Олаф.
– Брось, – засмеялся Арни. – Вспомни, мы говорим об Уинсом. Уинсом. Не какой-то прекрасной женщине из гарема, не о наложнице короля. Это всего-навсего Уинсом, из племени скрелингов, затерянного где-то на краю земли.
От мужчин он слышал много рассказов о веселых похождениях и теперь надеялся, что говорит как настоящий, все переживший воин, знающий, о чем говорит.
Олаф, мгновенно развеселившись, обернулся к юноше.
– Ах, парень! Подожди и увидишь. Только погоди немножко! Богатый человек готов заплатить любые деньги за такую женщину. В Норвегии, в земле руссов, на рынках Мавритании.
Он метнул непроницаемый взгляд на Бренда, все еще не сводившего глаз с напряженно-прямой спины Уинсом. Тот, серьезно кивнув, рассеянно заметил:
– Нужно держать ее подальше от мужчин.
Он явно думал о другом, все еще не придя в себя от ошеломляющей новости. Та потаенная часть души, которая неумолимо терзала Бренда, требуя, чтобы он взял Уинсом с собой, сейчас торжествовала, и хотя он был потрясен и очарован ее красотой, другая, расчетливая часть уже прикидывала, сколько можно получить за такую рабыню на невольничьем рынке.
– Лучше отпустить ее, – посоветовал Олаф и, когда Бренд не ответил, немного осмелел: – Давай освободим девушку. Ни к чему брать ее с собой. От нее одни неприятности. С такой красотой…
– Nej, – твердо заявил Бренд.
Олаф осекся: проницательные голубые глаза оценивающе разглядывали друга.
– По-моему, ты хочешь ее для себя, – заметил он наконец. – Но каким образом собираешься заманить девчонку в свою постель?
Заткнись! – бешено взорвался Бренд. Тон и выражение лица были таковы, что Олаф предпочел не дразнить гусей. Арни долго не мог понять, в чем дело, и наконец, отчаявшись, пожал плечами. Ему нравилась Уинсом. Он хотел, чтобы девушка поехала с ними. Юноша видел, как сильно вцепился Торвальд в ее руку, и знал, что от Фрейды добра ждать не приходится. Нет, Уинсом будет лучше с капитаном. Правда, она вряд ли думает так после того, как ее чуть не утопили сегодня. Но все равно, справедливее капитана с ней никто не будет обращаться! Разве сам Арни не убедился в этом? Разве не капитан взял Арни к себе и спас жизнь, когда судно его отца затонуло?! Бренд отыскал в воде потерявшего сознание юношу, успевшего схватиться за обломок мачты и привязаться к нему обрывком веревки. Бренд позже сказал, что именно поэтому Арни остался в живых.
Юноша не знал своей матери, и вот уже три года Бренд и Олаф заменяли ему отца и мать. Арни был безоглядно верен и предан воинам. Ja, женщине-скрелингу будет лучше с капитаном.
Встревоженный молчаливый Бренд смотрел на гордый силуэт корабля, отчетливо видный на фоне голубого неба. Все так усложнилось за последнее время! Теперь приходится брать с собой Уинсом. На этом судне, полном опасных жестоких мужчин, появится не просто женщина, а прекрасная женщина!
Бренд невольно задумался: то, что команда все еще дожидалась, пока он вернется из деревни скрелингов, было обнадеживающим знаком. Может, все-таки в них сохранилась некоторая преданность? Хотя матросы – жестокий грубый народ, на них, вероятно, можно положиться. Ну что ж, скоро все станет ясно.
Но что будет с поисками Торхолла Храброго? Неужели присутствие Уинсом станет препятствием на пути к достижению цели? Нет, конечно нет. Но Уинсом должна находиться как можно дальше от мужчин. Он будет держать ее рядом с собой, особенно по ночам, для ее собственной безопасности, конечно. Они станут делить долгие ночи в море, делая восхитительные открытия, обретая радость обладания друг другом. Ja, и когда он вернется в Норвегию, если вернется, может поселить ее на одной из своих ферм, выдать замуж за кого-нибудь из крестьян. Или – неотступно билась расчетливо-настойчивая мысль, – если сохранить ее девственность, любой султан купит ее для своего гарема.
Какой выбор, какой ужасный выбор!
Бренд поднял глаза к небу. Как Локи, злой дух, должно быть, насмехается над Брендом Бьорнсоном! Отдать ему прекрасную женщину и поманить золотом, которое викинг может за нее получить. Но не то и другое, юный Бренд, не то и другое одновременно!
Бренд печально покачал головой. Конечно, Локи наверняка знает, что он предпочтет золото, должен предпочесть. Это безопаснее всего. Разве не видел сам Бренд, сколько мерзостей может натворить женщина? Далеко за примером идти не надо – взять хотя бы его отца. Сайнид уничтожила Бьорна Эглисона, сделала из него дурака, послушную куклу, а Бренд не знал человека сильнее! О, Ja, Сайнид, его мать, выглядевшая такой милой и нежной, в отсутствие мужа не давала себе труда скрыть истинную натуру.
Сайнид ни перед чем не останавливалась, чтобы достичь цели. Рабыня-ирландка, привезенная в Норвегию, твердо решила стать женой хозяина, Бьорна Эглисона. Ее ничуть не волновало, что у него уже была жена Гудрид и сын Гудрик. А Сайнид всегда добивалась, чего хотела, любыми путями, не останавливаясь ни перед ложью, ни перед лестью, ни перед преступлением. Торжествовала она и на этот раз, став на шестое лето своего пребывания в Норвегии хозяйкой в доме Эглисона. Бренд долго дивился странной гибели Гудрид и Гудрика во время пожара на корабле в открытом море – уж очень вовремя поспешили они освободить место новой жене!
Только много времени спустя ужасное подозрение родилось в душе Бренда, когда он услышал правду из уст умирающей матери, лишь одно желание овладело им – ускорить ее уход на небеса, о которых она так сильно мечтала. Как он ужаснулся, узнав, что Сайнид убила несчастных, чтобы стать женой Бьорна и сделать его побочного сына Бренда законным наследником!
Именно тогда Бренд с отвращением и ненавистью отвернулся от матери, от ее лживой веры и… от всех женщин.
И теперь Локи представил ему выбор, без сомнения решив поиграть с простым смертным, поиздеваться над ним. Ну, что пожелаешь, юный Бренд, золото или женщину?
Золото не лжет, не притворяется нежным и добрым, чтобы исподтишка лгать, убивать, распространять ненависть и злобу. Нет, золото существует затем, чтобы делать с ним все, что заблагорассудится, и не приносит взамен ни любви, ни дружбы. Только разве что бессонных ночей, тяжелого труда, набегов.
Или продажи женщины.
Да, он скорее доверится золоту.
Бренд жестоко, прищуренными глазами глядел на девушку, невольно воскресившую в памяти ужасное прошлое. Уинсом и Арни что-то рассматривали на песке. Бренд отвернулся, пытаясь хоть на секунду выбросить из головы Уинсом и леденящие мысли.
Вернувшись к действительности, он махнул рукой матросам. Вскоре два человека подвели к берегу маленькую лодку.
– Пойдем, – коротко велел Бренд Олафу, лежавшему на солнышке. – Мы вернемся на судно до того, как появятся эти вероломные стромфьордцы. Уж этих-то я не стану перевозить на их судно!
– И ни к чему, капитан. Вон их корабль.
И в самом деле, незнакомая галера как раз показалась на горизонте и медленно подошла к бухте, где покачивался на волнах «Победитель Драконов».
– Проклятье, – выдохнул Бренд. Но галера встала на самом дальнем конце бухты, на почтительном расстоянии от другого судна.
Только оказавшись на борту, почувствовав под ногами родную палубу, Бренд немного пришел в себя и, наблюдая, как Уинсом и Арни, сидя на берегу, что-то оживленно обсуждают, даже заулыбался, почувствовав себя гораздо лучше. Странно, что женщина способна настолько вывести его из себя. И когда Бренд послал Олафа за Арни и Уинсом, он уже был способен спокойно дожидаться их на борту судна.
Уинсом осторожно ступила на палубу драккара. [1]Он шла с гордым видом, сохраняя неизменное, только ей одной присущее достоинство. Какое удовольствие еще раз увидеть Бренда с раскрытым от изумления ртом! Он, без сомнения, поражен ее красотой – ведь Уинсом опять успела украсить себя великолепной красной охрой, как и подобает настоящей дочери племени беотаков. Она была благодарна Арни за то, что помог отыскать немного краски, и едва удерживалась, чтобы не обнять юношу. Волосы снова приобрели прелестный красноватый оттенок, и все части тела, не прикрытые платьем, были вымазаны толстым слоем глины.
Уинсом вежливо улыбнулась Бренду, давая ему время прийти в себя и привыкнуть к ошеломительному зрелищу, которое она из себя представляла. Когда он, наконец, сцепил зубы и шагнул вперед, чтобы подвести Уинсом к свободному месту около носового украшения, она решила быть вежливой, но держаться холодно. Девушка была не в силах забыть жестокую бойню и предательство Бренда, но не желала показаться грубой, потому что сумела взять себя в руки. Кроме того, ей удалось захватить с собой маленький мешочек драгоценной охры, чтобы не оставаться без нее там, куда везет ее этот вероломный человек.
Отведя девушку подальше от мужчин, Бренд раскинул для нее маленький шатер на носу судна. Раскрашенное лицо Уинсом оставалось совершенно бесстрастным, что бы он ни делал и ни говорил, а викинг, не понимая, откуда она раздобыла гнусное месиво, не мог заставить себя сказать ей хоть одно ласковое слово. Но, заметив лукавый огонек в глазах Олафа, Бренд принял решение. Он оставит девушку в покое. Пусть делает все, что угодно, разрисовывает себя этой красной грязью. По крайней мере это послужит защитой от мужчин на корабле, а именно в этом она нуждается сейчас больше всего.
Уинсом прекратила кричать, но не перестала сопротивляться: жесткое плечо Бренда упиралось в живот, мускулистая рука самым неприличным образом сжимала ее бедра, едва ли не поглаживая ягодицы. Этот человек состоял из сплошных мышц, ни одного мягкого места, как можно надеяться сбежать от него?
Бренд, ощущая прикосновение нежного тела, смеялся про себя над беспомощными попытками девушки вырваться. Один раз он едва не потерял равновесие после очередного пинка и был вынужден прижать руку к соблазнительным округлостям. Уинсом завопила и начала еще усерднее вырываться.
Когда они, наконец, добрались до берега, Бренд, измученный, весь в поту, почти уронил Уинсом на землю. Бок сильно ныл, и он осторожно притронулся к едва затянувшейся ране, боясь, что она откроется. Но крови не было.
Уинсом почти рухнула на мелкий песок, но тут же опять вскочила на ноги.
– Ты ужасный человек! – завопил она на наречии беотаков и начала проклинать Бренда, осыпая его всеми мыслимыми и немыслимыми ругательствами и проклятиями. Наконец она, задохнувшись, замолчала, не в силах придумать, как еще сильнее оскорбить предателя.
Бренд стоял, скрестив руки на широкой груди, и широко улыбался. Видя, что его совершенно не тронул такой взрыв, Уинсом вновь набрала в грудь воздуха и, тщательно выговаривая незнакомые слова норвежского языка, объяснила Бренду, кем, по ее мнению, тот является. Она не забыла ни одного ругательства, выученного от Арни, и к тому же была вне себя от злости.
Девушка почувствовала некоторое удовлетворение, когда увидела, как челюсть Бренда отвисла. Но радость длилась недолго: Бренд, подхватив ее на руки, зашагал к воде. Она немедленно поняла его намерения и закричала. Он уронил ее.
Вопль закончился невнятным бульканьем: соленая холодная вода залила рот и нос. Потом Бренд, встав на колени, начал оттирать ее волосы, лицо, руки, каждую часть тела, до которой мог дотянуться, несмотря на то, что девушка громко визжала и отбивалась.
Уинсом, чувствуя, как вода смыкается над головой, и что сильная рука безжалостно топит ее, лихорадочно хваталась за Бренда. Наконец тот смилостивился и позволил ей глотнуть воздуха. Девушка пробормотала что-то очень похожее на ругательство, и викинг немилосердно продолжил прежнее занятие, несмотря на ее попытки освободиться. Она отбивалась. Она кусалась. Она царапалась. Наконец Бренд, охнув, выпустил ее. Уинсом всплыла на поверхность, пытаясь отдышаться. Но Бренд немедленно толкнул ее обратно. Когда он поднял ее в третий раз, Уинсом, брыкаясь, бросила ему самое грязное проклятие, которое могла вспомнить. В награду за свои труды она получила очередную порцию соленой воды.
– Капитан, что вы делаете? – в тревоге заорал Олаф.
– Смываю с нее красную грязь! – пропыхтел в ответ Бренд.
– Странный способ вы выбрали для этого, – пробурчал Олаф и, нахмурившись, уставился на мокрых, задыхающихся женщину и мужчину, барахтавшихся в мелкой воде.
– И, – отдуваясь, пояснил Бренд, – заодно даю ей уроки языка.
Голова Уинсом показалась на поверхности; Бренд позволил ей передохнуть и вновь окунул.
– Осторожнее, – умолял Арни, взволнованно бегая взад и вперед по узкой прибрежной полосе. Он выучил Уинсом ругаться лишь ради забавы и никогда не подозревал, что она может оскорбить капитана. Повезет еще, если он ее не утопит!
Причитание юноши привлекло внимание капитана. Бренд выпрямился, выпустив Уинсом, и зашагал к Арни. Не обращая внимания на кашлявшую женщину, он, прищурившись, внимательно оглядел смущенного юношу.
– Ну, – спокойно начал он, – откуда Болотная Утка узнала такие мерзкие слова?
Олаф, катавшийся от смеха по песку, явно не собирался защитить Арни.
Тот залился краской, но упорно молчал.
– Я так и думал, – кивнул Бренд, и вид у него был настолько мрачный, что парнишка не на шутку испугался. Бренд потянулся к нему, и теперь настала очередь Арни сопротивляться:
– Nej!
Но в следующую секунду он последовал за Уинсом и тоже оказался в холодной воде, только на этот раз в достаточно глубоком месте. Арни вынырнул на поверхность и поплыл к берегу. Но Бренд поймал юношу и снова швырнул его в волны, и так до трех раз.
Уинсом встала, дрожа от холода, и между приступами кашля наблюдала за проделками викингов, протирая глаза и отжимая волосы.
Арни отбивался не так энергично, как она. Олаф поднялся и, подбоченившись, весело улыбался, оглядывая приятелей.
Девушка случайно поглядела на руки и едва не заплакала. Красивая красная краска вся смылась! Она потерла лицо. Слишком гладкое! Почувствовав себя голой, Уинсом поднесла к глазам прядь волос. Черные! Ни следа великолепного красноватого отлива, который так ей нравился!
Новая волна гнева нахлынула на нее. Еще одно преступление этого омерзительного человека! Ему было недостаточно привести убийц в ее деревню, о нет! Теперь ему понадобилось отнять то малое, чем гордилась Уинсом – великолепную раскраску!
Разъяренная девушка посмотрела на викинга. Тот широко улыбнулся.
– Хочешь еще окунуться, Болотная Уточка? – предложил он, но голос внезапно замер. На лице викинга было написано неподдельное изумление. Уинсом не обратила на это внимания. Ей и без того было ясно, что Бренд снова намерен издеваться над ней, и это доставляет ему большое удовольствие.
– Nej, – ответила она, и, хотя искушение добавить еще кое-что было велико, она решила не рисковать. По крайней мере сейчас. Она удовлетворилась тем, что бросила на врага испепеляющий взгляд, а потом отвернулась, побрела вдоль полосы песка и не останавливалась, пока не отошла от троих мучителей на достаточное расстояние.
Уинсом стояла спиной к мужчинам, со сложенными на груди руками невидящими глазами смотрела на скалы, деревья, голубую воду, кипя от гнева. Она не хотела иметь ничего, абсолютно ничего общего с этим вероломным человеком. Даже Арни и Олаф казались негодяями. Хотя викинги всего-навсего следовали приказам Бьорнсона, все равно, все они предатели и, должно быть, знали о гнусных замыслах капитана.
Уинсом уставилась на большое дерево, росшее на обочине тропинки, не переставая напоминать себе, что скоро жалкие остатки ее племени пойдут по этому пути в вечное рабство.
Она ждала, мучаясь, терзаясь, а в голове билась настойчивая мысль: Бренд предал ее.
– Болотная Уточка? – окликнул Бренд, наблюдая, как девушка, гордо выпрямившись, удаляется от него. Он должен вернуть ее! Он так хотел взглянуть на нее еще раз теперь, после того как смыл эту ужасную красную грязь! При виде этого ослепительно красивого лица он задохнулся. Несмотря на то, что мокрые растрепанные волосы облепили голову, а кожаное платье потеряло всякий вид, она была прекрасна! Непокорные черные глаза, прямой носик, высокие скулы. Как он не увидел этого раньше? Неужели отвратительная глина скрывала такую красоту? Кровь Тора, не удивительно, что Торвальд так хотел ее!
Бренд повернулся к Олафу, тоже онемевшему от изумления.
– Ты видел?
– Видел, – кивнул тот. Он тяжело сел, плюхнувшись в песок, словно ноги внезапно подкосились.
– Она прекрасна, – выдохнул Бренд.
– Ja, – согласился приятель. – Ты можешь получить за нее огромную цену на мавританских невольничьих рынках.
Арни, пыхтя, лег на песок лицом вниз и не успел услышать начало разговора.
– Невольничьи рынки? – переспросил он. – О чем вы говорите?
– Скрелинг, – пояснил Олаф. – Мы только что заметили, когда смыли краску, что она прекрасна. Не просто прекрасна, а ошеломительно прекрасна.
Сама мысль об этом, казалось, повергла его в молчание.
– Уинсом? – фыркнул Арни, глядя на мужчин. Но те не обратили на него внимания. – Вы говорите об Уинсом? – переспросил он. – Той, что спасла жизнь Бренда?
– Именно о ней, – согласился Олаф и снова замолчал.
Сбитый с толку Арни переводил взгляд с одного воина на другого, но никто не произнес ни слова: мужчины по-прежнему изумленно смотрели в спину уходившей женщины.
– А что, по-твоему, с ней еще делать? – осведомился наконец Олаф.
В голосе слышалась грусть, словно он жалел о только что сделанном открытии. А может, Бренд распознал в словах друга то, что сам испытывал в этот момент?
Викинг тяжело вздохнул.
– Если ее увидят в Гренландии, не миновать беды, – предостерег Олаф.
– Брось, – засмеялся Арни. – Вспомни, мы говорим об Уинсом. Уинсом. Не какой-то прекрасной женщине из гарема, не о наложнице короля. Это всего-навсего Уинсом, из племени скрелингов, затерянного где-то на краю земли.
От мужчин он слышал много рассказов о веселых похождениях и теперь надеялся, что говорит как настоящий, все переживший воин, знающий, о чем говорит.
Олаф, мгновенно развеселившись, обернулся к юноше.
– Ах, парень! Подожди и увидишь. Только погоди немножко! Богатый человек готов заплатить любые деньги за такую женщину. В Норвегии, в земле руссов, на рынках Мавритании.
Он метнул непроницаемый взгляд на Бренда, все еще не сводившего глаз с напряженно-прямой спины Уинсом. Тот, серьезно кивнув, рассеянно заметил:
– Нужно держать ее подальше от мужчин.
Он явно думал о другом, все еще не придя в себя от ошеломляющей новости. Та потаенная часть души, которая неумолимо терзала Бренда, требуя, чтобы он взял Уинсом с собой, сейчас торжествовала, и хотя он был потрясен и очарован ее красотой, другая, расчетливая часть уже прикидывала, сколько можно получить за такую рабыню на невольничьем рынке.
– Лучше отпустить ее, – посоветовал Олаф и, когда Бренд не ответил, немного осмелел: – Давай освободим девушку. Ни к чему брать ее с собой. От нее одни неприятности. С такой красотой…
– Nej, – твердо заявил Бренд.
Олаф осекся: проницательные голубые глаза оценивающе разглядывали друга.
– По-моему, ты хочешь ее для себя, – заметил он наконец. – Но каким образом собираешься заманить девчонку в свою постель?
Заткнись! – бешено взорвался Бренд. Тон и выражение лица были таковы, что Олаф предпочел не дразнить гусей. Арни долго не мог понять, в чем дело, и наконец, отчаявшись, пожал плечами. Ему нравилась Уинсом. Он хотел, чтобы девушка поехала с ними. Юноша видел, как сильно вцепился Торвальд в ее руку, и знал, что от Фрейды добра ждать не приходится. Нет, Уинсом будет лучше с капитаном. Правда, она вряд ли думает так после того, как ее чуть не утопили сегодня. Но все равно, справедливее капитана с ней никто не будет обращаться! Разве сам Арни не убедился в этом? Разве не капитан взял Арни к себе и спас жизнь, когда судно его отца затонуло?! Бренд отыскал в воде потерявшего сознание юношу, успевшего схватиться за обломок мачты и привязаться к нему обрывком веревки. Бренд позже сказал, что именно поэтому Арни остался в живых.
Юноша не знал своей матери, и вот уже три года Бренд и Олаф заменяли ему отца и мать. Арни был безоглядно верен и предан воинам. Ja, женщине-скрелингу будет лучше с капитаном.
Встревоженный молчаливый Бренд смотрел на гордый силуэт корабля, отчетливо видный на фоне голубого неба. Все так усложнилось за последнее время! Теперь приходится брать с собой Уинсом. На этом судне, полном опасных жестоких мужчин, появится не просто женщина, а прекрасная женщина!
Бренд невольно задумался: то, что команда все еще дожидалась, пока он вернется из деревни скрелингов, было обнадеживающим знаком. Может, все-таки в них сохранилась некоторая преданность? Хотя матросы – жестокий грубый народ, на них, вероятно, можно положиться. Ну что ж, скоро все станет ясно.
Но что будет с поисками Торхолла Храброго? Неужели присутствие Уинсом станет препятствием на пути к достижению цели? Нет, конечно нет. Но Уинсом должна находиться как можно дальше от мужчин. Он будет держать ее рядом с собой, особенно по ночам, для ее собственной безопасности, конечно. Они станут делить долгие ночи в море, делая восхитительные открытия, обретая радость обладания друг другом. Ja, и когда он вернется в Норвегию, если вернется, может поселить ее на одной из своих ферм, выдать замуж за кого-нибудь из крестьян. Или – неотступно билась расчетливо-настойчивая мысль, – если сохранить ее девственность, любой султан купит ее для своего гарема.
Какой выбор, какой ужасный выбор!
Бренд поднял глаза к небу. Как Локи, злой дух, должно быть, насмехается над Брендом Бьорнсоном! Отдать ему прекрасную женщину и поманить золотом, которое викинг может за нее получить. Но не то и другое, юный Бренд, не то и другое одновременно!
Бренд печально покачал головой. Конечно, Локи наверняка знает, что он предпочтет золото, должен предпочесть. Это безопаснее всего. Разве не видел сам Бренд, сколько мерзостей может натворить женщина? Далеко за примером идти не надо – взять хотя бы его отца. Сайнид уничтожила Бьорна Эглисона, сделала из него дурака, послушную куклу, а Бренд не знал человека сильнее! О, Ja, Сайнид, его мать, выглядевшая такой милой и нежной, в отсутствие мужа не давала себе труда скрыть истинную натуру.
Сайнид ни перед чем не останавливалась, чтобы достичь цели. Рабыня-ирландка, привезенная в Норвегию, твердо решила стать женой хозяина, Бьорна Эглисона. Ее ничуть не волновало, что у него уже была жена Гудрид и сын Гудрик. А Сайнид всегда добивалась, чего хотела, любыми путями, не останавливаясь ни перед ложью, ни перед лестью, ни перед преступлением. Торжествовала она и на этот раз, став на шестое лето своего пребывания в Норвегии хозяйкой в доме Эглисона. Бренд долго дивился странной гибели Гудрид и Гудрика во время пожара на корабле в открытом море – уж очень вовремя поспешили они освободить место новой жене!
Только много времени спустя ужасное подозрение родилось в душе Бренда, когда он услышал правду из уст умирающей матери, лишь одно желание овладело им – ускорить ее уход на небеса, о которых она так сильно мечтала. Как он ужаснулся, узнав, что Сайнид убила несчастных, чтобы стать женой Бьорна и сделать его побочного сына Бренда законным наследником!
Именно тогда Бренд с отвращением и ненавистью отвернулся от матери, от ее лживой веры и… от всех женщин.
И теперь Локи представил ему выбор, без сомнения решив поиграть с простым смертным, поиздеваться над ним. Ну, что пожелаешь, юный Бренд, золото или женщину?
Золото не лжет, не притворяется нежным и добрым, чтобы исподтишка лгать, убивать, распространять ненависть и злобу. Нет, золото существует затем, чтобы делать с ним все, что заблагорассудится, и не приносит взамен ни любви, ни дружбы. Только разве что бессонных ночей, тяжелого труда, набегов.
Или продажи женщины.
Да, он скорее доверится золоту.
Бренд жестоко, прищуренными глазами глядел на девушку, невольно воскресившую в памяти ужасное прошлое. Уинсом и Арни что-то рассматривали на песке. Бренд отвернулся, пытаясь хоть на секунду выбросить из головы Уинсом и леденящие мысли.
Вернувшись к действительности, он махнул рукой матросам. Вскоре два человека подвели к берегу маленькую лодку.
– Пойдем, – коротко велел Бренд Олафу, лежавшему на солнышке. – Мы вернемся на судно до того, как появятся эти вероломные стромфьордцы. Уж этих-то я не стану перевозить на их судно!
– И ни к чему, капитан. Вон их корабль.
И в самом деле, незнакомая галера как раз показалась на горизонте и медленно подошла к бухте, где покачивался на волнах «Победитель Драконов».
– Проклятье, – выдохнул Бренд. Но галера встала на самом дальнем конце бухты, на почтительном расстоянии от другого судна.
Только оказавшись на борту, почувствовав под ногами родную палубу, Бренд немного пришел в себя и, наблюдая, как Уинсом и Арни, сидя на берегу, что-то оживленно обсуждают, даже заулыбался, почувствовав себя гораздо лучше. Странно, что женщина способна настолько вывести его из себя. И когда Бренд послал Олафа за Арни и Уинсом, он уже был способен спокойно дожидаться их на борту судна.
Уинсом осторожно ступила на палубу драккара. [1]Он шла с гордым видом, сохраняя неизменное, только ей одной присущее достоинство. Какое удовольствие еще раз увидеть Бренда с раскрытым от изумления ртом! Он, без сомнения, поражен ее красотой – ведь Уинсом опять успела украсить себя великолепной красной охрой, как и подобает настоящей дочери племени беотаков. Она была благодарна Арни за то, что помог отыскать немного краски, и едва удерживалась, чтобы не обнять юношу. Волосы снова приобрели прелестный красноватый оттенок, и все части тела, не прикрытые платьем, были вымазаны толстым слоем глины.
Уинсом вежливо улыбнулась Бренду, давая ему время прийти в себя и привыкнуть к ошеломительному зрелищу, которое она из себя представляла. Когда он, наконец, сцепил зубы и шагнул вперед, чтобы подвести Уинсом к свободному месту около носового украшения, она решила быть вежливой, но держаться холодно. Девушка была не в силах забыть жестокую бойню и предательство Бренда, но не желала показаться грубой, потому что сумела взять себя в руки. Кроме того, ей удалось захватить с собой маленький мешочек драгоценной охры, чтобы не оставаться без нее там, куда везет ее этот вероломный человек.
Отведя девушку подальше от мужчин, Бренд раскинул для нее маленький шатер на носу судна. Раскрашенное лицо Уинсом оставалось совершенно бесстрастным, что бы он ни делал и ни говорил, а викинг, не понимая, откуда она раздобыла гнусное месиво, не мог заставить себя сказать ей хоть одно ласковое слово. Но, заметив лукавый огонек в глазах Олафа, Бренд принял решение. Он оставит девушку в покое. Пусть делает все, что угодно, разрисовывает себя этой красной грязью. По крайней мере это послужит защитой от мужчин на корабле, а именно в этом она нуждается сейчас больше всего.
ГЛАВА 16
Бренд послал на берег охотничью партию, приказал наполнить свежей речной водой несколько фляг.
Лишние припасы на долгом пути в Гренландию не помешают.
Только к концу дня на берегу показались стромфьордцы. Пленницы с детьми держались тесной перепуганной кучкой на опушке леса, пока их не подогнали ближе.
Уинсом была потрясена видом соплеменниц и, заметив среди них Красную Женщину, охнула и отвела глаза. Все надежды Храброй Души и его жены на счастье и будущих детей уничтожены, развеяны в прах. Болезненное сожаление пронзило сердце Уинсом. Если бы только стромфьордцы не захватили ее и брата! Если бы только не выследили их! Если бы только она не доверилась этому ужасному человеку и не попросила отвезти домой!
Уинсом рассматривала дорогие лица. Это ее подруги, с которыми она выросла, женщины, бывшие ей родными сестрами! И вот теперь они в неволе, и все из-за нее!
Вина и чувство стыда терзали сердце: только она – причина того, что деревня сожжена, а люди в неволе. Как могла она поверить чужаку, предавшему ее и ее народ.
И теперь она ничего не могла сделать, чтобы помочь им. Она здесь, на корабле, в безопасности, а остальные…
Она не знала, что будет с женщинами, но предполагала, что стромфьордцы отведут их в свое ужасное поселение и превратят их жизнь в пытку.
Бренд увидел, как Уинсом, прижав руки к губам, в немом ужасе смотрит на несчастных. Что она чувствует в эту минуту?
И тут неожиданная мысль поразила его: неужели она винит его за то, что произошло с ее деревней?
Ужасные картины вставали перед глазами: желудок, казалось, вот-вот вывернет наизнанку. Бренд покачал головой. Нет, этого не может быть. Он ничего не знал о плане Фрейды.
Бренд поглядел на берег и, сжавшись от напряжения, долго рассматривал женщин, вымазанных, как и Уинсом, красной краской. Некоторые прижимали к себе детей. Он видел подобные сцены и раньше, но никогда еще не испытывал такого сострадания. Руки с силой вцепились в поручни, так, что костяшки пальцев побелели. Не вмешайся он, Уинсом могла бы стать одной из этих женщин.
Стромфьордцы вопили и размахивали руками, желая привлечь внимание людей, оставшихся на корабле. Радостные крики приветствовали их. Поселенцы попрыгали в воду и доплыли до берега. Они орали, приплясывали, грубо хватали узниц. Несколько человек, не желавших покидать судно, подвели его поближе к отмели, бросили якорь и только потом тоже поплыли к приятелям, желая позабавиться страданиями пленных.
Уинсом сгорала от унижения, видя, как они с нескрываемым вожделением лапают женщин. Один, самый бесцеремонный, огромный светловолосый воин, которого Уинсом часто видела в Стромфьорде, дернул Красную Женщину за длинную косу и попытался потащить за собой, но та, откинув голову, отказалась сдвинуться с места. Собравшиеся рассмеялись, и мужчина, швырнув косу в лицо индеанки, потянулся к ней. Она ловко уклонилась, отскочила и бросилась к тропинке; мужчина, опомнившись от изумления, последовал за пленницей. Вслед неслись хохот и ободряющие шуточки.
Уинсом ждала, затаив дыхание; сердце бешено колотилось, словно на месте Красной Женщины была она сама. Мужчина что-то кричал, но Уинсом не могла разобрать слова. Через некоторое время преследователь вернулся один, покачивая головой. Волна облегчения охватила Уинсом. Красная Женщина сбежала!
Солнце внезапно засияло ярче. Уинсом поглядела на женщин и поняла, что они тоже радуются побегу подруги.
Мужчины, весело переговариваясь, разложили костер на песке, укрепили над огнем коровью и свиную туши. Очевидно, стромфьордцы намеревались провести ночь на берегу.
Появились какие-то предметы, напоминавшие изогнутые рога и, очевидно, служившие чашами. Уинсом заметила, что мужчины сильно страдают от жажды. Они непрерывно подходили к пузатому бочонку и жадно пили. Ее удивило, что они взяли на себя труд везти воду с собой, ведь неподалеку протекала река.
Вскоре над тихой бухтой разнеслись раскаты хриплого смеха, вперемежку с жалобными криками, доносившимися с того места, куда согнали пленных. Уинсом больше всего на свете хотелось заткнуть уши и отвернуться, но она словно зачарованная с ужасом наблюдала, как молодая женщина, вскочив с земли, бросилась наутек, но двое поселенцев тут же помчались следом. Уинсом с замирающим сердцем поняла, что бедняжке вряд ли повезет так, как Красной Женщине. Однако, когда сумерки сгустились, еще двум пленницам и ребенку удалось скрыться.
Мужчины, пустившиеся за ними в погоню, теперь бежали неуклюже, раскачиваясь, а некоторые даже спотыкались и падали. Каждая попытка встречалась ободряющими воплями и хохотом. Уинсом никак не могла взять в толк, что происходит с мужчинами, многие даже не могли идти как следует. Кроме того, они пели странные, похожие на рев животных песни, резавшие ей слух.
– Хотите отплыть, капитан? Ни к чему слушать вой пьяных весельчаков, – предложил подошедший Олаф, тоже наблюдавший за происходящим на берегу.
Бренд окинул приятеля проницательным взглядом.
– А разве ты не хотел бы присоединиться к ним, дружище? Не похоже на тебя – воротить нос от выпивки, песен и женщин.
– Ja, – согласился викинг. – Но сегодня мне почему-то совсем не хочется быть с ними. Может, дело в этой девчонке. Не могу понять, почему она так раскричалась на берегу.
Бренд кивнул. Та же самая мысль приходила в голову и ему. Но он тут же пожал мускулистыми широкими плечами.
– Лучше подождать до утра, а потом уж спокойно начать путешествие в Гренландию.
– Ах, да, Торхолл Храбрый. Я почти забыл. Бренд невозмутимо оглядел Олафа.
– Ну а я – нет.
Ничуть не смущенный, Олаф широко улыбнулся.
– Даже на какое-то время?
– Я тебя прекрасно понял, Олаф, – хмыкнул Бренд. – Прекрати язвить насчет женщины. Если хочешь сказать что-то, говори сейчас. Но оставь гнусные намеки.
– Прекрасно, капитан. Я все выложу. Как ты собираешься с ней поступить? Можно бы освободить ее, пусть возвращается к своему народу…
Но Бренд, не дав договорить, немедленно взорвался:
– Ага, теперь ясно. Куда ей возвращаться, спрашивается? Много ли скрелингов выжило после побоища? Я знаю проклятую Фрейду и ее банду убийц.
Он вздохнул и тихо добавил:
Лишние припасы на долгом пути в Гренландию не помешают.
Только к концу дня на берегу показались стромфьордцы. Пленницы с детьми держались тесной перепуганной кучкой на опушке леса, пока их не подогнали ближе.
Уинсом была потрясена видом соплеменниц и, заметив среди них Красную Женщину, охнула и отвела глаза. Все надежды Храброй Души и его жены на счастье и будущих детей уничтожены, развеяны в прах. Болезненное сожаление пронзило сердце Уинсом. Если бы только стромфьордцы не захватили ее и брата! Если бы только не выследили их! Если бы только она не доверилась этому ужасному человеку и не попросила отвезти домой!
Уинсом рассматривала дорогие лица. Это ее подруги, с которыми она выросла, женщины, бывшие ей родными сестрами! И вот теперь они в неволе, и все из-за нее!
Вина и чувство стыда терзали сердце: только она – причина того, что деревня сожжена, а люди в неволе. Как могла она поверить чужаку, предавшему ее и ее народ.
И теперь она ничего не могла сделать, чтобы помочь им. Она здесь, на корабле, в безопасности, а остальные…
Она не знала, что будет с женщинами, но предполагала, что стромфьордцы отведут их в свое ужасное поселение и превратят их жизнь в пытку.
Бренд увидел, как Уинсом, прижав руки к губам, в немом ужасе смотрит на несчастных. Что она чувствует в эту минуту?
И тут неожиданная мысль поразила его: неужели она винит его за то, что произошло с ее деревней?
Ужасные картины вставали перед глазами: желудок, казалось, вот-вот вывернет наизнанку. Бренд покачал головой. Нет, этого не может быть. Он ничего не знал о плане Фрейды.
Бренд поглядел на берег и, сжавшись от напряжения, долго рассматривал женщин, вымазанных, как и Уинсом, красной краской. Некоторые прижимали к себе детей. Он видел подобные сцены и раньше, но никогда еще не испытывал такого сострадания. Руки с силой вцепились в поручни, так, что костяшки пальцев побелели. Не вмешайся он, Уинсом могла бы стать одной из этих женщин.
Стромфьордцы вопили и размахивали руками, желая привлечь внимание людей, оставшихся на корабле. Радостные крики приветствовали их. Поселенцы попрыгали в воду и доплыли до берега. Они орали, приплясывали, грубо хватали узниц. Несколько человек, не желавших покидать судно, подвели его поближе к отмели, бросили якорь и только потом тоже поплыли к приятелям, желая позабавиться страданиями пленных.
Уинсом сгорала от унижения, видя, как они с нескрываемым вожделением лапают женщин. Один, самый бесцеремонный, огромный светловолосый воин, которого Уинсом часто видела в Стромфьорде, дернул Красную Женщину за длинную косу и попытался потащить за собой, но та, откинув голову, отказалась сдвинуться с места. Собравшиеся рассмеялись, и мужчина, швырнув косу в лицо индеанки, потянулся к ней. Она ловко уклонилась, отскочила и бросилась к тропинке; мужчина, опомнившись от изумления, последовал за пленницей. Вслед неслись хохот и ободряющие шуточки.
Уинсом ждала, затаив дыхание; сердце бешено колотилось, словно на месте Красной Женщины была она сама. Мужчина что-то кричал, но Уинсом не могла разобрать слова. Через некоторое время преследователь вернулся один, покачивая головой. Волна облегчения охватила Уинсом. Красная Женщина сбежала!
Солнце внезапно засияло ярче. Уинсом поглядела на женщин и поняла, что они тоже радуются побегу подруги.
Мужчины, весело переговариваясь, разложили костер на песке, укрепили над огнем коровью и свиную туши. Очевидно, стромфьордцы намеревались провести ночь на берегу.
Появились какие-то предметы, напоминавшие изогнутые рога и, очевидно, служившие чашами. Уинсом заметила, что мужчины сильно страдают от жажды. Они непрерывно подходили к пузатому бочонку и жадно пили. Ее удивило, что они взяли на себя труд везти воду с собой, ведь неподалеку протекала река.
Вскоре над тихой бухтой разнеслись раскаты хриплого смеха, вперемежку с жалобными криками, доносившимися с того места, куда согнали пленных. Уинсом больше всего на свете хотелось заткнуть уши и отвернуться, но она словно зачарованная с ужасом наблюдала, как молодая женщина, вскочив с земли, бросилась наутек, но двое поселенцев тут же помчались следом. Уинсом с замирающим сердцем поняла, что бедняжке вряд ли повезет так, как Красной Женщине. Однако, когда сумерки сгустились, еще двум пленницам и ребенку удалось скрыться.
Мужчины, пустившиеся за ними в погоню, теперь бежали неуклюже, раскачиваясь, а некоторые даже спотыкались и падали. Каждая попытка встречалась ободряющими воплями и хохотом. Уинсом никак не могла взять в толк, что происходит с мужчинами, многие даже не могли идти как следует. Кроме того, они пели странные, похожие на рев животных песни, резавшие ей слух.
– Хотите отплыть, капитан? Ни к чему слушать вой пьяных весельчаков, – предложил подошедший Олаф, тоже наблюдавший за происходящим на берегу.
Бренд окинул приятеля проницательным взглядом.
– А разве ты не хотел бы присоединиться к ним, дружище? Не похоже на тебя – воротить нос от выпивки, песен и женщин.
– Ja, – согласился викинг. – Но сегодня мне почему-то совсем не хочется быть с ними. Может, дело в этой девчонке. Не могу понять, почему она так раскричалась на берегу.
Бренд кивнул. Та же самая мысль приходила в голову и ему. Но он тут же пожал мускулистыми широкими плечами.
– Лучше подождать до утра, а потом уж спокойно начать путешествие в Гренландию.
– Ах, да, Торхолл Храбрый. Я почти забыл. Бренд невозмутимо оглядел Олафа.
– Ну а я – нет.
Ничуть не смущенный, Олаф широко улыбнулся.
– Даже на какое-то время?
– Я тебя прекрасно понял, Олаф, – хмыкнул Бренд. – Прекрати язвить насчет женщины. Если хочешь сказать что-то, говори сейчас. Но оставь гнусные намеки.
– Прекрасно, капитан. Я все выложу. Как ты собираешься с ней поступить? Можно бы освободить ее, пусть возвращается к своему народу…
Но Бренд, не дав договорить, немедленно взорвался:
– Ага, теперь ясно. Куда ей возвращаться, спрашивается? Много ли скрелингов выжило после побоища? Я знаю проклятую Фрейду и ее банду убийц.
Он вздохнул и тихо добавил: