Страница:
Франни вспомнила всегда исходившее от нее ощущение добра и страстно пожелала, чтобы они с Сарой могли остаться друзьями. Набрав в грудь побольше воздуха, она шагнула навстречу Саре, протягивая ей обе руки.
— Как я рада вас? видеть!
Мгновение Сара не двигалась. Франни почувствовала как горячая краска заливает ей лицо от корней прямых светлых волос до самой шеи. Александра в письмах ни словом не упоминала о Саре, но Франни сомневалась, что Сара простила ей то, что она завладела фамильным рубином Вандервееров. Сара помедлила словно ее что-то мучило, но все же пожала протянутые ей руки.
— Я тоже рада. Я, признаться, думала, что вы никогда больше не вернетесь. И очень жалела, что ваша семья не оставила вам выбора. — Сара чуть улыбнулась. — Когда вы сбежали из дому, здесь поднялся такой скандал.
— С тех самых пор родители со мной и не разговаривают. За все эти годы — ни слова, ни письма.
Сара сочувственно вздохнула.
— Но Александра, но всей видимости, рада принять вас у себя?
— Да, она совсем не так холодна и жестока, как вам кажется. Я приехала повидать ее.
— Ну, то, что она помнит и любит свою единственную сестру, конечно, хорошо, но это лишь одна слабая нотка в сложной партитуре ее характера. — Сара была очень сдержанна. Франни тоскливо посмотрела на нее.
— Вы всегда так хорошо ко мне относились, несмотря на то, как складывались ваши отношения с Александрой. Я рада, что все осталось по-прежнему.
— Нельзя же обвинять вас в грехах вашей сестры. — Франни испуганно взглянула на нее, и Сара тут же извинилась: — Простите. Лучше не будем говорить о ней.
— Ничего, ничего, — быстро ответила Франни. — Она моя сестра, и я люблю ее, но я знаю, какой она порой бывает.
Сара потянула ее за руку в сторону маленького изящного столика у окна, и они сели друг напротив друга в потоках яркого солнечного света.
— С того дня, как Уильям женился на ней и отдал ей наш фамильный рубин, я ни разу не была на Хайвью. Мы с братом больше не разговариваем. У меня близнецы — мальчик и девочка, им семь лет. Мы с Хью разрешаем им навещать Тима, потому что не хотим растить их в ненависти к двоюродному брату, но это единственное, на что я пошла.
— Как все это печально, — вздохнула Франни.
— Александра распродала земли вокруг города своим богатым друзьям. Они совершенно изменили город — вы, должно быть, это заметили. Большинство наших магазинов теперь в руках чужаков. В городе невозможно купить дешевой еды. Там, где был «Обед», теперь магазин сыров и вин. Нет ни ткани, ни ниток, ни обуви, ни рабочей одежды. Вокруг одни бутики, торгующие одеждой от лучших модельеров. Местные жители не могут даже подойти к озеру, потому что почти весь берег перешел во владения этих людей, которые застроили его чудовищными дачами.
— Но… но если город так разросся, — робко заметила Франни, — в нем, должно быть, появилось много рабочих мест?
— Это тоже для приезжих, — с презрением сказана Сара. — Требуются только горничные да приказчики в магазинах, ну, может быть, еще мальчики, подносящие клюшки для гольфа. А местный народ приучен к независимости. А, кроме того, никакая работа не оплачивается так, чтобы хватило на возросшие налоги. В прошлом году налог на землю вырос втрое. Семьи, которые поколениями жили здесь землей, вынуждены теперь свои участки продавать. Мы с Хью экономим каждый пенни, чтобы заплатить годовой налог за Коув.
— Надеюсь, практика Хью увеличилась?
— Это как посмотреть. — Несмотря на мрачный тон, лицо Сары прояснилось, глаза заблестели. — Мой муж считает, что врач должен лечить всех, кто нуждается в лечении, независимо от того, может ли человек платить. Если бы Хью так не считал, половина старожилов вообще не получала бы медицинской помощи. — Сара закусила губу. Лицо ее опять стало напряженным. — Большинству пришлых чужда мысль, что человек, в чьих жилах течет кровь индейцев, может хорошо лечить их лилейно-белые персоны. Эти предпочитают двух других врачей, с которыми Хью работает в больнице. Их, видите ли, больше устраивает белый цвет кожи. — Она замолчала, невидящими глазами глядя в окно; рот искривила презрительная гримаса. — Все эти так называемые просвещенные люди, что понаехали со всего Юга, могли бы быть и поумнее. Пока Александра не притащила их в наш город, я и не подозревала, что в мире столько невежества.
Франни, подперев руками подбородок, покачала головой.
— Я думаю, Александра не отдает себе отчета в том, что разрушила очарование этого места. Она гордится, что город стал таким.
Сара вдруг резко подалась вперед и заговорила быстро, чуть не задыхаясь:
— Она поссорила моего брата с его старыми друзьями. Он несчастен, он начал пить. Насколько я знаю, не пьян он только на работе, в суде. Я ничем не могу ему помочь. Года два назад я пыталась поговорить с ним. Я убеждала его, что рубин — это символ настоящих серьезных проблем, просила его взять себя в руки, снова начать управлять своей жизнью… — Сара вдруг замолчала и через секунду произнесла каким-то не своим голосом: — А он сказал: «Моя жизнь — это Александра».
Сара откинулась на спинку стула, лицо ее было бледным и измученным. Франни, едва удерживаясь от слез, коснулась ее руки.
— Мне так жаль… так жаль… Я не могу изменить свою сестру, так же как и вы не можете изменить Уильяма. Я могу только постараться прожить свою жизнь по другим законам, в соответствии с моими собственными представлениями о том, что хорошо, а что плохо, но… — Франни запнулась и явно боролась с собой. Плечи ее дрожали. — Но сейчас я даже этого не могу.
И Франни рассказала ей о Саманте и о том, что Александра нашла дорогих специалистов в медицинском центре при университете в Дареме и пообещала дать денег на лечение. Сара слушала так внимательно, с таким сочувствием, что Франни, не удержавшись, рассказала и то, что Карл обвиняет ее в том, что случилось с Самантой.
— Я не могу вернуться к мужу, если ничего не изменится, — закончила она дрожащим голосом. — Я должна вылечить Саманту, чего бы это ни стоило. И все мои принципы летят к черту, поскольку я пользуюсь щедростью сестры, хотя и не одобряю ее образ жизни.
— Послушайте меня, Франни. Не позволяйте своей гордости помешать вам сделать для Саманты все, что можно. Только никогда не думайте, что помощь Александры бескорыстна. — Сара встала и отодвинула стул. — Мне пора идти. Я обещала принести детям галлон французского ванильного. — Она отвела вдруг потухший взгляд. — Их нужно порадовать, а ничего другого я придумать не могу.
Франни тоже встала.
— У вас что-то случилось?
— Две недели назад умерла их бабушка. — Сара помолчала. — Мне кажется, в каком-то смысле она была нужна им больше, чем я и Хью. Она всегда понимала их лучше. — Сара и Франни обменялись горестными взглядами. — Вы никогда не думали, что Саманта, возможно, видит мир совсем не так, как вы?
Франни ссутулилась, уставясь в пол.
— Я думаю об этом постоянно. Постоянно.
Глава 5
— Как я рада вас? видеть!
Мгновение Сара не двигалась. Франни почувствовала как горячая краска заливает ей лицо от корней прямых светлых волос до самой шеи. Александра в письмах ни словом не упоминала о Саре, но Франни сомневалась, что Сара простила ей то, что она завладела фамильным рубином Вандервееров. Сара помедлила словно ее что-то мучило, но все же пожала протянутые ей руки.
— Я тоже рада. Я, признаться, думала, что вы никогда больше не вернетесь. И очень жалела, что ваша семья не оставила вам выбора. — Сара чуть улыбнулась. — Когда вы сбежали из дому, здесь поднялся такой скандал.
— С тех самых пор родители со мной и не разговаривают. За все эти годы — ни слова, ни письма.
Сара сочувственно вздохнула.
— Но Александра, но всей видимости, рада принять вас у себя?
— Да, она совсем не так холодна и жестока, как вам кажется. Я приехала повидать ее.
— Ну, то, что она помнит и любит свою единственную сестру, конечно, хорошо, но это лишь одна слабая нотка в сложной партитуре ее характера. — Сара была очень сдержанна. Франни тоскливо посмотрела на нее.
— Вы всегда так хорошо ко мне относились, несмотря на то, как складывались ваши отношения с Александрой. Я рада, что все осталось по-прежнему.
— Нельзя же обвинять вас в грехах вашей сестры. — Франни испуганно взглянула на нее, и Сара тут же извинилась: — Простите. Лучше не будем говорить о ней.
— Ничего, ничего, — быстро ответила Франни. — Она моя сестра, и я люблю ее, но я знаю, какой она порой бывает.
Сара потянула ее за руку в сторону маленького изящного столика у окна, и они сели друг напротив друга в потоках яркого солнечного света.
— С того дня, как Уильям женился на ней и отдал ей наш фамильный рубин, я ни разу не была на Хайвью. Мы с братом больше не разговариваем. У меня близнецы — мальчик и девочка, им семь лет. Мы с Хью разрешаем им навещать Тима, потому что не хотим растить их в ненависти к двоюродному брату, но это единственное, на что я пошла.
— Как все это печально, — вздохнула Франни.
— Александра распродала земли вокруг города своим богатым друзьям. Они совершенно изменили город — вы, должно быть, это заметили. Большинство наших магазинов теперь в руках чужаков. В городе невозможно купить дешевой еды. Там, где был «Обед», теперь магазин сыров и вин. Нет ни ткани, ни ниток, ни обуви, ни рабочей одежды. Вокруг одни бутики, торгующие одеждой от лучших модельеров. Местные жители не могут даже подойти к озеру, потому что почти весь берег перешел во владения этих людей, которые застроили его чудовищными дачами.
— Но… но если город так разросся, — робко заметила Франни, — в нем, должно быть, появилось много рабочих мест?
— Это тоже для приезжих, — с презрением сказана Сара. — Требуются только горничные да приказчики в магазинах, ну, может быть, еще мальчики, подносящие клюшки для гольфа. А местный народ приучен к независимости. А, кроме того, никакая работа не оплачивается так, чтобы хватило на возросшие налоги. В прошлом году налог на землю вырос втрое. Семьи, которые поколениями жили здесь землей, вынуждены теперь свои участки продавать. Мы с Хью экономим каждый пенни, чтобы заплатить годовой налог за Коув.
— Надеюсь, практика Хью увеличилась?
— Это как посмотреть. — Несмотря на мрачный тон, лицо Сары прояснилось, глаза заблестели. — Мой муж считает, что врач должен лечить всех, кто нуждается в лечении, независимо от того, может ли человек платить. Если бы Хью так не считал, половина старожилов вообще не получала бы медицинской помощи. — Сара закусила губу. Лицо ее опять стало напряженным. — Большинству пришлых чужда мысль, что человек, в чьих жилах течет кровь индейцев, может хорошо лечить их лилейно-белые персоны. Эти предпочитают двух других врачей, с которыми Хью работает в больнице. Их, видите ли, больше устраивает белый цвет кожи. — Она замолчала, невидящими глазами глядя в окно; рот искривила презрительная гримаса. — Все эти так называемые просвещенные люди, что понаехали со всего Юга, могли бы быть и поумнее. Пока Александра не притащила их в наш город, я и не подозревала, что в мире столько невежества.
Франни, подперев руками подбородок, покачала головой.
— Я думаю, Александра не отдает себе отчета в том, что разрушила очарование этого места. Она гордится, что город стал таким.
Сара вдруг резко подалась вперед и заговорила быстро, чуть не задыхаясь:
— Она поссорила моего брата с его старыми друзьями. Он несчастен, он начал пить. Насколько я знаю, не пьян он только на работе, в суде. Я ничем не могу ему помочь. Года два назад я пыталась поговорить с ним. Я убеждала его, что рубин — это символ настоящих серьезных проблем, просила его взять себя в руки, снова начать управлять своей жизнью… — Сара вдруг замолчала и через секунду произнесла каким-то не своим голосом: — А он сказал: «Моя жизнь — это Александра».
Сара откинулась на спинку стула, лицо ее было бледным и измученным. Франни, едва удерживаясь от слез, коснулась ее руки.
— Мне так жаль… так жаль… Я не могу изменить свою сестру, так же как и вы не можете изменить Уильяма. Я могу только постараться прожить свою жизнь по другим законам, в соответствии с моими собственными представлениями о том, что хорошо, а что плохо, но… — Франни запнулась и явно боролась с собой. Плечи ее дрожали. — Но сейчас я даже этого не могу.
И Франни рассказала ей о Саманте и о том, что Александра нашла дорогих специалистов в медицинском центре при университете в Дареме и пообещала дать денег на лечение. Сара слушала так внимательно, с таким сочувствием, что Франни, не удержавшись, рассказала и то, что Карл обвиняет ее в том, что случилось с Самантой.
— Я не могу вернуться к мужу, если ничего не изменится, — закончила она дрожащим голосом. — Я должна вылечить Саманту, чего бы это ни стоило. И все мои принципы летят к черту, поскольку я пользуюсь щедростью сестры, хотя и не одобряю ее образ жизни.
— Послушайте меня, Франни. Не позволяйте своей гордости помешать вам сделать для Саманты все, что можно. Только никогда не думайте, что помощь Александры бескорыстна. — Сара встала и отодвинула стул. — Мне пора идти. Я обещала принести детям галлон французского ванильного. — Она отвела вдруг потухший взгляд. — Их нужно порадовать, а ничего другого я придумать не могу.
Франни тоже встала.
— У вас что-то случилось?
— Две недели назад умерла их бабушка. — Сара помолчала. — Мне кажется, в каком-то смысле она была нужна им больше, чем я и Хью. Она всегда понимала их лучше. — Сара и Франни обменялись горестными взглядами. — Вы никогда не думали, что Саманта, возможно, видит мир совсем не так, как вы?
Франни ссутулилась, уставясь в пол.
— Я думаю об этом постоянно. Постоянно.
Глава 5
Путь от Дарема — через весь штат — занимал несколько часов. Александра вела большой серый седан по боковым дорогам, чтобы еще больше растянуть поездку. Она решила, что настало время договориться с Франни.
Машина мягко катила по пологим предгорьям, мимо обширных лугов с пасущимися коровами и маленьких старинных городков. Листья только начинали разворачиваться, все вокруг стояло в нежно-зеленой дымке, и кусты кизила, росшие в солнечных местах по обочинам дороги, пышно цвели белым. Время от времени Александра поглядывала на Франни — та сидела, глядя прямо перед собой, не замечая красоты проносящихся мимо пейзажей. Голубой свитер свободно болтался поверх измятого брючного костюма. Франни была безутешна.
Саманта спала, свернувшись калачиком на широком заднем сиденье, во сне обнимая новую куклу, которую подарила ей Александра. «Неделя обследований в Дареме не прошла зря, — думала Александра. — Высокооплачиваемые специалисты по педиатрии подтвердили оптимистическое заключение армейских коновалов».
Саманта пока не разговаривает, но при этом исключительно сообразительна, внимательна, обладает выдающейся для своих трех лет моторикой и не страдает никакими физическими либо эмоциональными недугами. Один врач даже пошутил, что, вероятно, она просто изобрела свой собственный язык и ждет, когда кто-нибудь еще его выучит. Ведь различные звуки она издает, просто ее никто не понимает.
Александре понравилась эта мысль — ее племянница не стремится соответствовать ожиданиям других. Наоборот, другие должны плясать под ее дудку. Александре нравились забавная грация этого ребенка, абсолютное умение владеть своим телом, ясный ум, светящийся в голубых глазах, — короче говоря, все то, чего так недоставало Тиму: Саманта напоминала Александре ее саму.
Теперь она окончательно убедилась, что именно Саманта — тот самый ребенок, которого она достойна.
Ее руки, лежащие на руле, напряглись, сердце забилось быстрее. «Осторожно, — сказала она себе. — Не нужно, чтобы все было слишком очевидно».
— Чем тебя ободрить? — ласково обратилась она к Франни.
Ее сестра прижала пальцы к вискам.
— Эти врачи были моей последней надеждой, — безжизненным голосом произнесла она. — Не представляю, как я скажу Карлу, что они тоже ничем не могут нам помочь.
Александра откашлялась.
— У меня есть одна мысль. Может быть обудим?
— Да, да. — Франни живо повернулась к ней. — Что ты придумала?
— От тебя это потребует нелегкого решения, — значительно произнесла Александра.
— Какого?
— Если ты останешься здесь, где нам доступно все самое лучшее, что только можно купить за деньги, я смогу платить за то, чтобы Саманта занималась речевой терапией. Ты помнишь — врачи сказали, что это один из возможных путей лечения. — Александра помолчала. — Может быть, на это уйдут недели. Может быть, месяцы. Но придет время, и это сработает.
Франни вновь поникла, прислонившись к спинке сиденья. Александра украдкой взглянула на нее. Похоже, ее совсем поглотили мрачные мысли.
— И если Карл действительно думает о благе Саманты, я знаю, он согласится, — добавила Александра. — Хотя и будет скучать без вас обеих.
— Ты думаешь, он будет по мне скучать? — тихо спросила Франни.
— Милая, конечно, будет. И представь, как будет здорово, когда в один прекрасный день вы вернетесь и Саманта скажет ему: «Папа». Это оправдает любую разлуку. Как вы будете счастливы! И непременно заведете еще одного ребеночка, ты ведь так этого хочешь.
— Алекс, ты так добра ко мне. Но я должна подумать. — Ее голос дрожал. — Не видеть Карла, — тихо сказала она, — многие месяцы. Я уже теперь без него скучаю, а прошло всего две недели.
— Ты хочешь сказать, что готова вернуться ни с чем?
Александра замолчала, чтобы этот коварный вопрос подействовал сильнее.
— Нет, — простонала Франни, — это невозможно.
— Ты думаешь, что все кончено, и опускаешь руки. Это не выход, надо искать варианты. — Александра ласково погладила холодную, вялую руку сестры. — Я так полюбила Саманту и много могла бы ей дать. Разреши мне позаботиться о твоей дочурке. Я не буду пытаться изменить вашу жизнь. Но у меня никогда не будет своей собственной дочки — ты ведь знаешь. Не такая уж я бесчувственная, какой иногда кажусь.
Франни слабо пожала руку сестры.
— Я тебе верю.
Александра засияла улыбкой победительницы.
Джейк и Элли теперь часто забирались на ее кровать, надеясь поговорить с бабушкой. Она не однажды им объясняла, что в один прекрасный день уйдет — отправится к дедушке Рейнкроу и папиному старшему брату Грэму, который погиб в Корее. И пообещала, что, когда это случится, она все равно будет их слышать. Они поймут это, если будут внимательны.
Поэтому они изо всех сил всматривались и вслушивались, но пока без особого успеха.
— Кто-то едет, — сказала Элли, откидывая со лба длинные черные волосы и поворачиваясь к окошку.
— Тебе бабушка сказала? — с надеждой спросил Джейк.
— Нет, просто собаки лают.
— А… — Разочарованный, он стал слезать с бабушкиной кровати. — Пойдем посмотрим.
— Иди. — Элли снова завернулась в старое стеганое бабушкино одеяло. — Если бабушка что-нибудь скажет, я дам тебе знать.
У Джейка в глазах блеснули слезы.
— Она не будет говорить с тобой без меня. Элли закрыла один глаз.
— Ну, я ведь всегда знаю, где ты, так что, я думаю, и бабушке это видно, правда?
Элли легко могла переговорить Джейка — в том, что касается слов, она всегда первая. Разве ее переспоришь? Он вышел из комнаты, ни сказав ничего.
Уже был слышен шум машины, доносившийся с узкой дороги, что проходила через лес за речкой. Папа однажды сказал, что горы похожи на толстую тетю, лежащую на спине, Коув спрятался в одной из складок кожи, а город расположился на ее правой груди.
Джейк очень хорошо представлял себе эту толстуху — от розового соска, как спицы в велосипедном колесе, расходятся бетонные дороги. Гости свернули на затененную грязную колею, ведущую к Коуву, и сейчас съезжали по огромной груди этой сказочной великанши. Таким образом Джейк мысленно составил покуда удовлетворявшую его карту знакомого ему мира. Эшвилл, большой город, был у толстухи на голове, а поселение Ковати, где жили их индейские родственники, чуть выше пупка. Дарем, город еще больший, чем Эшвилл, располагался на левом локте ее вытянутой руки, а к кончикам пальцев подступал океан. Правая рука уходила в Теннесси, ноги были во Флориде, а на левом колене стояла Атланта, штат Джорджия.
Мама с папой однажды возили их на уик-энд в Атланту. Конечно, такой город занимает целую коленку.
Он еще не решил, что может быть на том черном пятне, откуда начинаются ноги, — посмотрев на маму и Элли в ванне, он вообще сомневался, что там можно жить.
Рассеянно размышляя об этом, он шел по прохладному коридору, ведя пальцем по бревенчатой стене. Из кухни вышла мама, отряхивая джинсы от муки, и, обогнав его, поспешила к дверям. Она выскочила во двор и громко позвала папу. Потом вгляделась в подъезжающую машину.
— Это Франни Райдер, — сказала она. — Боже мой!
Джейк, притаившись у дверей гостиной, печально смотрел, как папа поднимается из-за письменного стола, заваленного книгами и бумагами. Папа тер глаза и двигался очень медленно. Джейк дважды видел, как он плакал, — в первый раз, когда тело бабушки заворачивали в индейское одеяло, чтобы нести на станцию, и еще раз — когда на кладбище, в городе, пастор кончил говорить надгробное слово.
Джейк тогда твердо решил присматривать за папой, пока ему не станет легче.
Родители вышли на крыльцо. Джейк тоже выскользнул из дверей и прислонился к притолоке. Бабушка учила его и Элли, что нужно незаметно стать сзади и спокойно и вдумчиво оценить ситуацию.
Из большой машины вышла дама с длинными золотистыми волосами. Всмотревшись как следует, Джейк разглядел за открытым окном заднего сиденья машины еще один светловолосый затылок — маленький, с конским хвостом над плиссированным белым воротничком. Перед маленькой головкой мелькали собачьи лапы — Растусу не хватало роста, чтобы допрыгнуть до окна, но он пытался, лая, рыча и высовывая язык. Дама взошла на крыльцо.
— Прошу прощения, что приехала к вам без звонка, — сказала она. — Но боюсь, что по телефону моя просьба прозвучала бы еще более странно.
— Франни, вы единственная из Дьюков, кого я рада видеть в моем доме, — произнесла мама.
Дьюк. Джейк знал, что значит это имя. Это значит — семья, из которой происходит тетя Александра. По непонятным пока причинам Дьюки были дурные люди.
Однако мама с папой пригласили даму посидеть с ними на веранде, так что к ней, должно быть, это не относилось. Теперь Джейк не мог видеть их со своего места — но он услышал, как заскрипели под ними стулья.
— Врачи из Дарема не сказали мне о Саманте ничего такого, чего я не знала бы раньше, — рассказывала дама. — Она не говорит. У нее нормальный слух, она не слабоумная. Они называют это… «отстает в развитии». — Здесь ее голос дрогнул. — Мне не нравится этот термин. Да это и неправда. Что угодно, но только не отстает в развитии! Стоит только посмотреть на нее, когда ей в руки попадает что-то для нее интересное. Она вяжет узлы, как матрос. Она заплетает мои волосы. Однажды она распустила по ниточке шерстяной ковер. Когда я это обнаружила, она, спохватившись, разложила нитки ровными пересекающимися рядами, то есть, как умела, попыталась воспроизвести орнамент. И даже врачи говорят, что для трех лет она поразительно развита. Вот так вот — «развита — не развита», — и дама сокрушенно вздохнула.
«Она тоже не такая, как все, — вдруг подумал Джейк. — Иная, чем я и Элли, но тоже странная».
— Не торопите ее, — сказал папа. — Судя по тому, что вы рассказываете, она скоро заговорит. У меня был двоюродный брат, так он много лет хрюкал, как поросенок.
— И что с ним стало?
— Держит в Васоге закусочную с отличным барбекю.
— Продолжайте, Франни, — сказала мама.
— Александра предложила нанять частного логопеда. Но это значит, что мы должны остаться в Пандоре, и, может быть, надолго.
Потом Джейк ничего не слышал. Наконец мама заговорила, но так тихо, что ему пришлось приложить кулак к уху, чтобы расслышать.
— Забирайте дочурку и возвращайтесь к мужу, Франни. Ваша сестра захлопнет двери навсегда раньше, чем вы их найдете.
— Нет, клянусь вам, совсем нет. Неужели я должна упустить шанс вылечить свою девочку?
— Как вы не понимаете, Франни! Александра просто не хочет, чтобы ее сестра была замужем за армейским сержантом. А еще и родители Карла работали на фабриках Дьюка. Представьте на минуту — это ей как кость в горле. Готова поспорить, что Карл понял это много лет назад. Полагаю, ему не нравится, что вы вернулись к своей семье просить помощи.
— Да, — ответила дама таким печальным голосом, что у Джейка мурашки по спине побежали. — Но все наладится, если Саманта научится говорить.
— Карл согласен на то, чтобы вы остались здесь надолго?
— Он сказал, — послышался всхлип, — он сказал, что я ищу предлога, чтобы разорвать наш брак. Но это не так! Он все время обвиняет меня в том, что Саманта не говорит. Я и сама знаю, что виновата.
— Давайте вернемся к нашим баранам, — это был голос отца, глубокий и спокойный. Бабушка говорила, что отец обладает даром смотреть только на одно дерево. «Он за деревьями леса не видит», — вот как она говорила. Джейк считал это большим умением. — Между Дьюками и Рейнкроу нет особой любви, — продолжал отец. — С того дня, как Сарин брат женился на вашей сестре, она была для нас источником неприятностей. И покуда она держит Уильяма под каблуком, положение дел вряд ли изменится. Я много лет вижу, как мучается Сара, и не собираюсь доставлять ей лишних огорчений. Вы приехали, Франни, попросить нас вмешаться в ваши дела? Не думаю, что из этого получится что-то, кроме еще больших неприятностей.
Сердце Джейка упало. Папа не хочет лечить маленькую дочку этой дамы? Неужели даже не попытается?
— Я уверена, что, если вы хотите, Хью осмотрит Саманту, — быстро сказала мама. — Он не отвернется от невинного ребенка.
— Я никогда так не поступал, — подтвердил отец. Голос его звучал взволнованно. — Но я не волшебник.
Я имею в виду…
— Я понимаю ваши чувства, в самом деле понимаю, доктор Рейнкроу, — заторопилась дама. — Но я и не жду, что вы совершите чудо. Я… я приехала к вам просить о другом. Я знаю, в Ковати живет целительница. Я хотела просить вас уговорить ее посмотреть Саманту. Вы ведь ей родня.
Джейк двумя руками зажал себе рот, чтобы сдержать возглас изумления. Эта дама хочет иметь дело с миссис Большая Ветвь? Что ж, она сама засовывает голову в осиное гнездо.
— Франни, — сказал отец тихо, словно что-то мешало ему говорить, — можно с тем же успехом взобраться на гору и повыть на луну.
— Клара и Хью не выносят друг друга, — объяснила мама. — Она стремится лечить всех его пациентов в Ковати, и большинство из них не подпускают его к себе, если она не стоит у него за плечом.
— Я изучал медицину не затем, чтобы по-прежнему блуждать во мраке невежества и вековых предрассудков, — сказал отец. — Я рос, глядя, как вымирают индейцы, словно сейчас не конец двадцатого века. Мой отец в пятьдесят лет умер от кори. От кори! И именно такие целители, как Клара Большая Ветвь, тянут мой народ назад, в глубины средневековья.
— Но… — настаивала дама, — но, доктор Рейнкроу, я много читала о традиционной медицине, и я думаю… ну, хорошо ли это — пичкать людей всякой химией? Ведь существует множество вполне научных работ о травах, о… одним словом, о других методах.
Клара уговорила мою мать выбросить таблетки от давления! — воскликнул папа громко. — Я вам скажу, что на самом деле нехорошо, как вы изволили выразиться. Нехорошо позволить пациенту умереть от инфаркта!
Джейк напрягся. Здесь папа был не прав. Миссис Большая Ветвь не сделала бабушке ничего плохого. Бабушке лучше знать, когда доверять ее лечению, а когда нет.
— Простите, — прошептала дама. Потом откашлялась, и голос ее окреп. — Но все же… Пожалуйста. Очень вас прошу. Клара Большая Ветвь не может навредить Саманте. А помочь может. Пожалуйста! Умоляю вас.
— Я не собираюсь участвовать в этих фокусах-покусах, — сердито сказал папа. Его стул скрипнул, послышались тяжелые шаги — должно быть, отец подошел к широким деревянным перилам. Джейк спрятался за открытой дверью и вжался в стену.
— Хью, — предостерегающе обратилась к нему мама. Был у нее в ходу такой тон, «смотри не сядь на мель». Шаги стихли. — Я хочу сделать это для Франни.
— Только не в этом доме, — ответил отец. Джейк затаил дыхание. Папа с мамой никогда не ссорились по-настоящему. Джейк дотрагивался до них, когда они порой дулись друг на друга, и неизменно ощущал идущие от одного к другому волны тепла, вопреки нахмуренным взглядам. — Хорошо, но только во дворе, — в конце концов сдался отец. — Во дворе, там, где я не смогу этого видеть.
Отец вошел в дом и скрылся в гостиной. Джейк выбрался из-за двери и встал в дверном проеме, словно случайно проходил мимо. Ему хотелось поближе посмотреть на девочку, которая была причиной всеобщего беспокойства.
Мама вопросительно взглянула на него, подняв одну бровь, как будто поняла, что он подслушивал.
— Это Джейк, — сказала она. — Мастер внезапных появлений. Милый, это сестра твоей тети Александры, миссис Райдер.
Джейк церемонно исполнил: «Здравствуйте, мэм». Дама плакала, но улыбнулась ему сквозь слезы. Ободренный ее улыбкой, он спросил:
— Можно, я покажу вашей дочке нашу корову? — и сам удивился количеству слов, которое уместилось в одной фразе. Его считали скорее наблюдателем, чем говоруном. Какой странный сегодня день.
Дама посмотрела на Сару. Та кивнула.
— Джейк не спустит с нее глаз. А если что, он найдет ее.
Восприняв это как разрешение, Джейк со всех ног припустился к большой машине. Вблизи перешел на достойный шаг и осторожно обошел автомобиль, не сводя глаз с окошка.
Итак, это и есть «неговорящая» Саманта Райдер. Очень маленькая и очень спокойная — она сидела неподвижно, вцепившись обеими ручками в опущенное стекло и глядя на него большими немигающими голубыми глазами.
— Меня зовут Джейк, — представился он. И добавил: — Хочешь посмотреть корову?
Она ничего не ответила. М-да. Он обеими руками потянул дверцу машины на себя. Дверца открылась, и он как следует рассмотрел Саманту. Белый плиссированный воротничок был частью белой блузки, а еще на ней были розовые шорты и белые сандалии. По зачесанным вверх волосам скользили блики солнечного света, но даже ее конский хвост был абсолютно неподвижен.
Он никогда в жизни не видел такого золотисто-розового и неподвижного ребенка.
—Ну?
Она выпрыгнула из машины и неожиданно ловко приземлилась на чуть расставленные для устойчивости ножки, ястребиным взором глядя, как он закрывает дверцу машины. Он протянул руку, большую и загорелую по сравнению с ее ручкой. Саманта смотрела на него так, словно он был какой-то сложной загадкой, которую ей еще предстоит разгадать.
— Твой язык кошка съела? — лукаво спросил он. Сощурив глаза, девочка улыбнулась и медленно протянула ему ручку, сжатую в кулак. Джейк уже знал, что бывает, когда он до кого-либо дотрагивается, — мощный всплеск ощущений, как бы отдельных от него и в то же время его собственных, подобных колдовскому дыму, вползающему в его мысли. Он вдруг узнает о таких вещах, о которых узнавать не собирался; но по большей части дым рассеивался прежде, чем он успевал что-нибудь понять.
Но на этот раз было не так. Он чувствовал, что она принимает решение, вот она наконец решила не отнимать руки. Странно, но он тоже не хотел отпускать ее руку. СКОЛЬКО Я СЕБЯ ПОМНЮ, МЫ ВСЕГДА БЫЛИ ВМЕСТЕ, И ТАК БУДЕТ ВСЕГДА.
Пока это было ему не вполне понятно: такое странное, удивительное чувство. Потом Джейк отбросил эту мысль, развеял этот дым, и они пошли смотреть корову.
Машина мягко катила по пологим предгорьям, мимо обширных лугов с пасущимися коровами и маленьких старинных городков. Листья только начинали разворачиваться, все вокруг стояло в нежно-зеленой дымке, и кусты кизила, росшие в солнечных местах по обочинам дороги, пышно цвели белым. Время от времени Александра поглядывала на Франни — та сидела, глядя прямо перед собой, не замечая красоты проносящихся мимо пейзажей. Голубой свитер свободно болтался поверх измятого брючного костюма. Франни была безутешна.
Саманта спала, свернувшись калачиком на широком заднем сиденье, во сне обнимая новую куклу, которую подарила ей Александра. «Неделя обследований в Дареме не прошла зря, — думала Александра. — Высокооплачиваемые специалисты по педиатрии подтвердили оптимистическое заключение армейских коновалов».
Саманта пока не разговаривает, но при этом исключительно сообразительна, внимательна, обладает выдающейся для своих трех лет моторикой и не страдает никакими физическими либо эмоциональными недугами. Один врач даже пошутил, что, вероятно, она просто изобрела свой собственный язык и ждет, когда кто-нибудь еще его выучит. Ведь различные звуки она издает, просто ее никто не понимает.
Александре понравилась эта мысль — ее племянница не стремится соответствовать ожиданиям других. Наоборот, другие должны плясать под ее дудку. Александре нравились забавная грация этого ребенка, абсолютное умение владеть своим телом, ясный ум, светящийся в голубых глазах, — короче говоря, все то, чего так недоставало Тиму: Саманта напоминала Александре ее саму.
Теперь она окончательно убедилась, что именно Саманта — тот самый ребенок, которого она достойна.
Ее руки, лежащие на руле, напряглись, сердце забилось быстрее. «Осторожно, — сказала она себе. — Не нужно, чтобы все было слишком очевидно».
— Чем тебя ободрить? — ласково обратилась она к Франни.
Ее сестра прижала пальцы к вискам.
— Эти врачи были моей последней надеждой, — безжизненным голосом произнесла она. — Не представляю, как я скажу Карлу, что они тоже ничем не могут нам помочь.
Александра откашлялась.
— У меня есть одна мысль. Может быть обудим?
— Да, да. — Франни живо повернулась к ней. — Что ты придумала?
— От тебя это потребует нелегкого решения, — значительно произнесла Александра.
— Какого?
— Если ты останешься здесь, где нам доступно все самое лучшее, что только можно купить за деньги, я смогу платить за то, чтобы Саманта занималась речевой терапией. Ты помнишь — врачи сказали, что это один из возможных путей лечения. — Александра помолчала. — Может быть, на это уйдут недели. Может быть, месяцы. Но придет время, и это сработает.
Франни вновь поникла, прислонившись к спинке сиденья. Александра украдкой взглянула на нее. Похоже, ее совсем поглотили мрачные мысли.
— И если Карл действительно думает о благе Саманты, я знаю, он согласится, — добавила Александра. — Хотя и будет скучать без вас обеих.
— Ты думаешь, он будет по мне скучать? — тихо спросила Франни.
— Милая, конечно, будет. И представь, как будет здорово, когда в один прекрасный день вы вернетесь и Саманта скажет ему: «Папа». Это оправдает любую разлуку. Как вы будете счастливы! И непременно заведете еще одного ребеночка, ты ведь так этого хочешь.
— Алекс, ты так добра ко мне. Но я должна подумать. — Ее голос дрожал. — Не видеть Карла, — тихо сказала она, — многие месяцы. Я уже теперь без него скучаю, а прошло всего две недели.
— Ты хочешь сказать, что готова вернуться ни с чем?
Александра замолчала, чтобы этот коварный вопрос подействовал сильнее.
— Нет, — простонала Франни, — это невозможно.
— Ты думаешь, что все кончено, и опускаешь руки. Это не выход, надо искать варианты. — Александра ласково погладила холодную, вялую руку сестры. — Я так полюбила Саманту и много могла бы ей дать. Разреши мне позаботиться о твоей дочурке. Я не буду пытаться изменить вашу жизнь. Но у меня никогда не будет своей собственной дочки — ты ведь знаешь. Не такая уж я бесчувственная, какой иногда кажусь.
Франни слабо пожала руку сестры.
— Я тебе верю.
Александра засияла улыбкой победительницы.
* * *
Бабушки не стало. Ее комната стояла пустая, кровать всегда была застелена, большие свободные рабочие платья праздно висели в запертой кладовке, и особенный запах жилища старушки выветривался день ото дня.Джейк и Элли теперь часто забирались на ее кровать, надеясь поговорить с бабушкой. Она не однажды им объясняла, что в один прекрасный день уйдет — отправится к дедушке Рейнкроу и папиному старшему брату Грэму, который погиб в Корее. И пообещала, что, когда это случится, она все равно будет их слышать. Они поймут это, если будут внимательны.
Поэтому они изо всех сил всматривались и вслушивались, но пока без особого успеха.
— Кто-то едет, — сказала Элли, откидывая со лба длинные черные волосы и поворачиваясь к окошку.
— Тебе бабушка сказала? — с надеждой спросил Джейк.
— Нет, просто собаки лают.
— А… — Разочарованный, он стал слезать с бабушкиной кровати. — Пойдем посмотрим.
— Иди. — Элли снова завернулась в старое стеганое бабушкино одеяло. — Если бабушка что-нибудь скажет, я дам тебе знать.
У Джейка в глазах блеснули слезы.
— Она не будет говорить с тобой без меня. Элли закрыла один глаз.
— Ну, я ведь всегда знаю, где ты, так что, я думаю, и бабушке это видно, правда?
Элли легко могла переговорить Джейка — в том, что касается слов, она всегда первая. Разве ее переспоришь? Он вышел из комнаты, ни сказав ничего.
Уже был слышен шум машины, доносившийся с узкой дороги, что проходила через лес за речкой. Папа однажды сказал, что горы похожи на толстую тетю, лежащую на спине, Коув спрятался в одной из складок кожи, а город расположился на ее правой груди.
Джейк очень хорошо представлял себе эту толстуху — от розового соска, как спицы в велосипедном колесе, расходятся бетонные дороги. Гости свернули на затененную грязную колею, ведущую к Коуву, и сейчас съезжали по огромной груди этой сказочной великанши. Таким образом Джейк мысленно составил покуда удовлетворявшую его карту знакомого ему мира. Эшвилл, большой город, был у толстухи на голове, а поселение Ковати, где жили их индейские родственники, чуть выше пупка. Дарем, город еще больший, чем Эшвилл, располагался на левом локте ее вытянутой руки, а к кончикам пальцев подступал океан. Правая рука уходила в Теннесси, ноги были во Флориде, а на левом колене стояла Атланта, штат Джорджия.
Мама с папой однажды возили их на уик-энд в Атланту. Конечно, такой город занимает целую коленку.
Он еще не решил, что может быть на том черном пятне, откуда начинаются ноги, — посмотрев на маму и Элли в ванне, он вообще сомневался, что там можно жить.
Рассеянно размышляя об этом, он шел по прохладному коридору, ведя пальцем по бревенчатой стене. Из кухни вышла мама, отряхивая джинсы от муки, и, обогнав его, поспешила к дверям. Она выскочила во двор и громко позвала папу. Потом вгляделась в подъезжающую машину.
— Это Франни Райдер, — сказала она. — Боже мой!
Джейк, притаившись у дверей гостиной, печально смотрел, как папа поднимается из-за письменного стола, заваленного книгами и бумагами. Папа тер глаза и двигался очень медленно. Джейк дважды видел, как он плакал, — в первый раз, когда тело бабушки заворачивали в индейское одеяло, чтобы нести на станцию, и еще раз — когда на кладбище, в городе, пастор кончил говорить надгробное слово.
Джейк тогда твердо решил присматривать за папой, пока ему не станет легче.
Родители вышли на крыльцо. Джейк тоже выскользнул из дверей и прислонился к притолоке. Бабушка учила его и Элли, что нужно незаметно стать сзади и спокойно и вдумчиво оценить ситуацию.
Из большой машины вышла дама с длинными золотистыми волосами. Всмотревшись как следует, Джейк разглядел за открытым окном заднего сиденья машины еще один светловолосый затылок — маленький, с конским хвостом над плиссированным белым воротничком. Перед маленькой головкой мелькали собачьи лапы — Растусу не хватало роста, чтобы допрыгнуть до окна, но он пытался, лая, рыча и высовывая язык. Дама взошла на крыльцо.
— Прошу прощения, что приехала к вам без звонка, — сказала она. — Но боюсь, что по телефону моя просьба прозвучала бы еще более странно.
— Франни, вы единственная из Дьюков, кого я рада видеть в моем доме, — произнесла мама.
Дьюк. Джейк знал, что значит это имя. Это значит — семья, из которой происходит тетя Александра. По непонятным пока причинам Дьюки были дурные люди.
Однако мама с папой пригласили даму посидеть с ними на веранде, так что к ней, должно быть, это не относилось. Теперь Джейк не мог видеть их со своего места — но он услышал, как заскрипели под ними стулья.
— Врачи из Дарема не сказали мне о Саманте ничего такого, чего я не знала бы раньше, — рассказывала дама. — Она не говорит. У нее нормальный слух, она не слабоумная. Они называют это… «отстает в развитии». — Здесь ее голос дрогнул. — Мне не нравится этот термин. Да это и неправда. Что угодно, но только не отстает в развитии! Стоит только посмотреть на нее, когда ей в руки попадает что-то для нее интересное. Она вяжет узлы, как матрос. Она заплетает мои волосы. Однажды она распустила по ниточке шерстяной ковер. Когда я это обнаружила, она, спохватившись, разложила нитки ровными пересекающимися рядами, то есть, как умела, попыталась воспроизвести орнамент. И даже врачи говорят, что для трех лет она поразительно развита. Вот так вот — «развита — не развита», — и дама сокрушенно вздохнула.
«Она тоже не такая, как все, — вдруг подумал Джейк. — Иная, чем я и Элли, но тоже странная».
— Не торопите ее, — сказал папа. — Судя по тому, что вы рассказываете, она скоро заговорит. У меня был двоюродный брат, так он много лет хрюкал, как поросенок.
— И что с ним стало?
— Держит в Васоге закусочную с отличным барбекю.
— Продолжайте, Франни, — сказала мама.
— Александра предложила нанять частного логопеда. Но это значит, что мы должны остаться в Пандоре, и, может быть, надолго.
Потом Джейк ничего не слышал. Наконец мама заговорила, но так тихо, что ему пришлось приложить кулак к уху, чтобы расслышать.
— Забирайте дочурку и возвращайтесь к мужу, Франни. Ваша сестра захлопнет двери навсегда раньше, чем вы их найдете.
— Нет, клянусь вам, совсем нет. Неужели я должна упустить шанс вылечить свою девочку?
— Как вы не понимаете, Франни! Александра просто не хочет, чтобы ее сестра была замужем за армейским сержантом. А еще и родители Карла работали на фабриках Дьюка. Представьте на минуту — это ей как кость в горле. Готова поспорить, что Карл понял это много лет назад. Полагаю, ему не нравится, что вы вернулись к своей семье просить помощи.
— Да, — ответила дама таким печальным голосом, что у Джейка мурашки по спине побежали. — Но все наладится, если Саманта научится говорить.
— Карл согласен на то, чтобы вы остались здесь надолго?
— Он сказал, — послышался всхлип, — он сказал, что я ищу предлога, чтобы разорвать наш брак. Но это не так! Он все время обвиняет меня в том, что Саманта не говорит. Я и сама знаю, что виновата.
— Давайте вернемся к нашим баранам, — это был голос отца, глубокий и спокойный. Бабушка говорила, что отец обладает даром смотреть только на одно дерево. «Он за деревьями леса не видит», — вот как она говорила. Джейк считал это большим умением. — Между Дьюками и Рейнкроу нет особой любви, — продолжал отец. — С того дня, как Сарин брат женился на вашей сестре, она была для нас источником неприятностей. И покуда она держит Уильяма под каблуком, положение дел вряд ли изменится. Я много лет вижу, как мучается Сара, и не собираюсь доставлять ей лишних огорчений. Вы приехали, Франни, попросить нас вмешаться в ваши дела? Не думаю, что из этого получится что-то, кроме еще больших неприятностей.
Сердце Джейка упало. Папа не хочет лечить маленькую дочку этой дамы? Неужели даже не попытается?
— Я уверена, что, если вы хотите, Хью осмотрит Саманту, — быстро сказала мама. — Он не отвернется от невинного ребенка.
— Я никогда так не поступал, — подтвердил отец. Голос его звучал взволнованно. — Но я не волшебник.
Я имею в виду…
— Я понимаю ваши чувства, в самом деле понимаю, доктор Рейнкроу, — заторопилась дама. — Но я и не жду, что вы совершите чудо. Я… я приехала к вам просить о другом. Я знаю, в Ковати живет целительница. Я хотела просить вас уговорить ее посмотреть Саманту. Вы ведь ей родня.
Джейк двумя руками зажал себе рот, чтобы сдержать возглас изумления. Эта дама хочет иметь дело с миссис Большая Ветвь? Что ж, она сама засовывает голову в осиное гнездо.
— Франни, — сказал отец тихо, словно что-то мешало ему говорить, — можно с тем же успехом взобраться на гору и повыть на луну.
— Клара и Хью не выносят друг друга, — объяснила мама. — Она стремится лечить всех его пациентов в Ковати, и большинство из них не подпускают его к себе, если она не стоит у него за плечом.
— Я изучал медицину не затем, чтобы по-прежнему блуждать во мраке невежества и вековых предрассудков, — сказал отец. — Я рос, глядя, как вымирают индейцы, словно сейчас не конец двадцатого века. Мой отец в пятьдесят лет умер от кори. От кори! И именно такие целители, как Клара Большая Ветвь, тянут мой народ назад, в глубины средневековья.
— Но… — настаивала дама, — но, доктор Рейнкроу, я много читала о традиционной медицине, и я думаю… ну, хорошо ли это — пичкать людей всякой химией? Ведь существует множество вполне научных работ о травах, о… одним словом, о других методах.
Клара уговорила мою мать выбросить таблетки от давления! — воскликнул папа громко. — Я вам скажу, что на самом деле нехорошо, как вы изволили выразиться. Нехорошо позволить пациенту умереть от инфаркта!
Джейк напрягся. Здесь папа был не прав. Миссис Большая Ветвь не сделала бабушке ничего плохого. Бабушке лучше знать, когда доверять ее лечению, а когда нет.
— Простите, — прошептала дама. Потом откашлялась, и голос ее окреп. — Но все же… Пожалуйста. Очень вас прошу. Клара Большая Ветвь не может навредить Саманте. А помочь может. Пожалуйста! Умоляю вас.
— Я не собираюсь участвовать в этих фокусах-покусах, — сердито сказал папа. Его стул скрипнул, послышались тяжелые шаги — должно быть, отец подошел к широким деревянным перилам. Джейк спрятался за открытой дверью и вжался в стену.
— Хью, — предостерегающе обратилась к нему мама. Был у нее в ходу такой тон, «смотри не сядь на мель». Шаги стихли. — Я хочу сделать это для Франни.
— Только не в этом доме, — ответил отец. Джейк затаил дыхание. Папа с мамой никогда не ссорились по-настоящему. Джейк дотрагивался до них, когда они порой дулись друг на друга, и неизменно ощущал идущие от одного к другому волны тепла, вопреки нахмуренным взглядам. — Хорошо, но только во дворе, — в конце концов сдался отец. — Во дворе, там, где я не смогу этого видеть.
Отец вошел в дом и скрылся в гостиной. Джейк выбрался из-за двери и встал в дверном проеме, словно случайно проходил мимо. Ему хотелось поближе посмотреть на девочку, которая была причиной всеобщего беспокойства.
Мама вопросительно взглянула на него, подняв одну бровь, как будто поняла, что он подслушивал.
— Это Джейк, — сказала она. — Мастер внезапных появлений. Милый, это сестра твоей тети Александры, миссис Райдер.
Джейк церемонно исполнил: «Здравствуйте, мэм». Дама плакала, но улыбнулась ему сквозь слезы. Ободренный ее улыбкой, он спросил:
— Можно, я покажу вашей дочке нашу корову? — и сам удивился количеству слов, которое уместилось в одной фразе. Его считали скорее наблюдателем, чем говоруном. Какой странный сегодня день.
Дама посмотрела на Сару. Та кивнула.
— Джейк не спустит с нее глаз. А если что, он найдет ее.
Восприняв это как разрешение, Джейк со всех ног припустился к большой машине. Вблизи перешел на достойный шаг и осторожно обошел автомобиль, не сводя глаз с окошка.
Итак, это и есть «неговорящая» Саманта Райдер. Очень маленькая и очень спокойная — она сидела неподвижно, вцепившись обеими ручками в опущенное стекло и глядя на него большими немигающими голубыми глазами.
— Меня зовут Джейк, — представился он. И добавил: — Хочешь посмотреть корову?
Она ничего не ответила. М-да. Он обеими руками потянул дверцу машины на себя. Дверца открылась, и он как следует рассмотрел Саманту. Белый плиссированный воротничок был частью белой блузки, а еще на ней были розовые шорты и белые сандалии. По зачесанным вверх волосам скользили блики солнечного света, но даже ее конский хвост был абсолютно неподвижен.
Он никогда в жизни не видел такого золотисто-розового и неподвижного ребенка.
—Ну?
Она выпрыгнула из машины и неожиданно ловко приземлилась на чуть расставленные для устойчивости ножки, ястребиным взором глядя, как он закрывает дверцу машины. Он протянул руку, большую и загорелую по сравнению с ее ручкой. Саманта смотрела на него так, словно он был какой-то сложной загадкой, которую ей еще предстоит разгадать.
— Твой язык кошка съела? — лукаво спросил он. Сощурив глаза, девочка улыбнулась и медленно протянула ему ручку, сжатую в кулак. Джейк уже знал, что бывает, когда он до кого-либо дотрагивается, — мощный всплеск ощущений, как бы отдельных от него и в то же время его собственных, подобных колдовскому дыму, вползающему в его мысли. Он вдруг узнает о таких вещах, о которых узнавать не собирался; но по большей части дым рассеивался прежде, чем он успевал что-нибудь понять.
Но на этот раз было не так. Он чувствовал, что она принимает решение, вот она наконец решила не отнимать руки. Странно, но он тоже не хотел отпускать ее руку. СКОЛЬКО Я СЕБЯ ПОМНЮ, МЫ ВСЕГДА БЫЛИ ВМЕСТЕ, И ТАК БУДЕТ ВСЕГДА.
Пока это было ему не вполне понятно: такое странное, удивительное чувство. Потом Джейк отбросил эту мысль, развеял этот дым, и они пошли смотреть корову.