– Нет. А у меня слипаются глаза. Может быть, он передумал и не зайдет сегодня, – отозвалась Пруденс.
   – Раз обещал, значит придет. Попрошу, чтобы вам принесли чашку чая.
   Севилья пошел распорядиться насчет чая. Когда он вернулся, Найтон только успел войти. Он осмотрел миссис Мэллоу и остался доволен ее состоянием.
   – Она будет еще слаба несколько дней. Не советую двигаться дальше раньше чем через два дня. Я уеду завтра, но оставлю адрес одного из местных врачей. Упомяните мое имя, и он примчится тотчас же.
   – Благодарю. Вы так любезны. «Как важно быть известной персоной, – подумала Пруденс. Затем ее поджидал еще один приятный сюрприз. «Чашечка чая» оказалась настоящим пиршеством, для которого были использованы все лучшие запасы гостиницы, кроме даров моря. Мясо и сыр, фрукты и сладости лежали на подносе.
   – О, это целый банкет. Прошу вас, джентльмены, останьтесь и не откажитесь выпить чаю со мной.
   Найтон согласился, Севилья тоже присел. Когда немного позже Найтон вышел навестить миссис Дейкерс, Севилья подумал, что не будет вреда, если он посидит еще немного, пока Пруденс пьет чай. Когда случилось несчастье, барьеры приличий, воздвигаемые общественным мнением, несколько опускаются. Кроме того, в соседней комнате находилась мать девушки. Он предложил оставить дверь открытой, но Пруденс не согласилась, опасаясь, что шум может потревожить миссис Мэллоу.
   Когда раздался громкий стук в дверь, ни Пруденс, ни Севилья не вскочили с виноватым видом. Они не чувствовали за собой никакой вины. Решили, что вернулся Найтон или управляющий.
   – Войдите, – произнесла Пруденс. В комнату вошел лорд Дэмлер. Он выглядел разъяренным и усталым.
   – Какой интим! – произнес он ледяным тоном и направился к ним словно намереваясь уничтожить обоих.
   Севилья вскочил.
   – Как раз собирался уходить, – пробормотал он, отступая к двери. Дэмлер преградил ему дорогу.
   – Сначала поговорим.
   – Вы-то что делаете здесь, Дэмлер? – спросила Пруденс, оправляясь от шока, вызванного неожиданным появлением маркиза.
   – Лучше объясните, что он делает здесь – Дэмлер кивнул в сторону Севильи.
   – Он помогал мне. Случилась большая неприятность…
   – Могу объяснить, – начал Севилья, угадав по лицу Дэмлера, что тот интересуется мисс Мэллоу больше, чем можно было предположить.
   – Да, уж окажите любезность, – прошипел Дэмлер.
   – В соседней комнате лежит больная.
   – Вы несколько необычно отмечаете это печальное событие, – бросил резко Дэмлер, окинув взглядом стол с закусками.
   – Это мама, – вмешалась Пруденс.
   – Что дальше? – голос Дэмлера звучал на более высоких нотах, чем допускало приличие.
   – Она отравилась, ей было очень плохо, – продолжал Севилья.
   – Это не объясняет вашего присутствия в спальне мисс Мэллоу в ночное время, – отрезал Дэмлер, приближаясь к Севилье.
   – Он помогал мне, – повторила Пруденс, вставая между ними.
   Получив поддержку, Севилья поспешно добрался до спасительной двери.
   – Мисс Мэллоу все объяснит, – сказал он, открывая дверь.
   – Я еще не кончил с вами. – Дэмлер оттолкнул Пруденс, подскочил к Севилье и схватил его за плечо, прежде чем тот успел выйти.
   – Как вы смеете?! – налетела на него Пруденс. – Поднимаете столько шума, когда мама лежит больная в соседней комнате. Какое право вы имеете врываться сюда и угрожать?! Кому угодно, только не вам упрекать нас в безнравственности!
   Дэмлер повернулся к ней с побелевшими губами.
   – Мисс Мэллоу все объяснит, – повторил Севилья и выбежал из комнаты, пока была возможность. Он предусмотрительно запер на засов дверь в своем номере, затем приложил ухо к стене в надежде расслышать, что там происходит.
   – Я требую, чтобы вы все объяснили, Пруденс, – сказал Дэмлер.
   – В самом деле? – Глаза Пруденс метали молнии. – Вижу, что вы не допускаете иного объяснения, чем то, которое сами придумали. Именно то объяснение, которое кажется единственно правдоподобным человеку с вашими моральными устоями. Мое объяснение непохоже на ваше. Моя мать чуть не умерла. Она умерла бы, если бы мистер Севилья случайно не оказался в гостинице и не позвал доктора. Он оказал неоценимую помощь, проявил заботу и доброту, как всегда. Он благороднейший и достойнейший джентльмен.
   – Как вы оказались в одной гостинице, в соседних комнатах?
   – Не знаю, как он здесь оказался. Вероятно, возвращается в Лондон из Бата, но я очень рада, что он оказался в этой гостинице. Если бы, не он, не знаю, что бы я делала.
   – Могу вам объяснить, как он здесь оказался. Вы путешествуете вместе.
   – Да. Только в противоположных направлениях.
   – Вы едете вместе в Бат.
   – Я?! Как мило, что вы все можете объяснить. Тогда скажите, что оторвало вас от вашей возлюбленной? Должно быть, что-то очень важное, например, новая кокотка?
   – Леди Малверн не моя возлюбленная.
   – Неужто? Весь Лондон об этом знает. Принимаете меня за полную дуру?
   – Принимаю вас за интриганку сомнительной нравственности.
   – С меня довольно. Убирайтесь сию же минуту, или я позову на помощь.
   – Севилья никогда не делал официального предложения вам, он предлагал роль любовницы, а не жены.
   – Нет, вы не правы.
   – Да. А теперь вы жалеете, что не приняли предложения.
   – У вас не укладывается в голове, что джентльмен мог хотеть жениться на мне?
   – Он собирался на вас жениться не больше, чем полететь на луну. Весь город знает, что он сделал предложение баронессе Мак Фей.
   – Мне он сделал предложение раньше.
   – Предложение стать его содержанкой. Все эти букеты и бриллианты. Он сказал: «Окажите честь выйти за меня замуж»? Говорил или нет?
   – Да. То есть нет. Не знаю. Не припомню точного выражения.
   – А то, что вы сами остановили его на Бонд-стрит, это припоминаете? И как говорили, что охотно поехали бы с ним в Бат? Это тоже ускользнуло из вашей очень избирательной памяти?
   – С памятью у меня все в порядке, лорд Дэмлер. Прекрасно помню встречу на Бонд-стрит. Помню также, как однажды поздно ночью встретила вас там же, в сильном подпитии и с рыжей девицей, висевшей у вас на плече. Помню также, как вы выставляли себя на посмешище, приведя в оперу известную в городе шлюху. И хотя я не имела сомнительного удовольствия наблюдать вас в Файнфилде, не имею ни малейшего сомнения, что не меньшие знаки внимания вы оказывали там черноволосой хозяйке дома. Естественно, что на работу времени не оставалось.
   – Работал в поте лица!
   – Допускаю. От любовных утех лучше всего отдыхать с другой женщиной. Доведете себя до крайнего истощения, тогда придется заняться пожилыми дамами, как принц Уэльский.
   – Не надейтесь выкрутиться, упрекая меня в прошлом.
   – Прошлое? Вы путаете время, милорд.
   – Факт остается – вы были в спальне ночью наедине с мерзавцем Севильей.
   – Вас совершенно не касается, с кем и как я провожу время, даже если бы он находился в моей постели. Это не ваше дело. На каком основании вы требуете от меня объяснений? Вот теперь я нахожусь в спальне наедине с вами, ну и что же? Смею вас заверить, что не имею ни малейшего желания терять невинность.
   – Нельзя терять то, чего у вас нет.
   – Вот вам, Дэмлер, наверняка нечего терять. «Каждый судит в меру своей испорченности», если позволите воспользоваться вашим аргументом. А теперь, будьте любезны, выйдите из комнаты.
   – Я уйду, но прошу предупредить вашего любовника, что завтра наш разговор продолжится, я еще с ним не расквитался.
   – Если вы будете надоедать мистеру Севилье глупыми и необоснованными претензиями, я…
   – Убьете меня? Пожалуйста, но раньше я доставлю себе огромное удовольствие продырявить его вонючее нутро.
   Дэмлер резко повернулся и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Пруденс разрыдалась от волнения, усталости и нервного напряжения.
   В соседней комнате Севилья, слыхавший большую часть разговора, пребывал в состоянии потрясения. Его жизни грозила опасность, и все из-за досадного недоразумения. Мисс Мэллоу уверяла, что лорд Дэмлер не принимает участия в ее судьбе. Откуда ему было знать? Он сидел на кровати в глубоком раздумье, прикидывая, как лучше выйти из положения, сохранив достоинство. Положительным моментом во всем этом деле было то, что девчонка абсолютно уверена, что он имел в виду женитьбу на ней. Надо убедить в этом, Дэмлера. Что он говорил леди Мелвин? Намекнул на реальное положение вещей, но определенного ничего не сказал. Нужно будет повидать ее и убедить в обратном. Дэмлер не может наказать его за желание жениться на мисс Мэллоу. В этом нет ничего предосудительного. Напротив, большая честь. Но что скажет баронесса, если до нее все это дойдет? Остается объяснить ночной эпизод. Найтон не откажется помочь, он согласится рассказать Дэмлеру, в каком тяжелом состоянии миссис Мэллоу находилась. Не придет же ему в голову, что он мог претендовать на услуги дочери, когда в соседней комнате лежит умирающая мать? Не настолько же он извращен.
   Инстинкт самосохранения, однако, подсказывал Севилье, что лучше вовремя исчезнуть, тотчас же, ночью, не дожидаясь утра. Пусть Дэмлер поостынет. Мисс Мэллоу сумеет его умиротворить, если в ней есть хоть капля здравого смысла. Он помешан на ней. Если она не набитая дура, то сможет заставить его жениться. Хотя врет бессовестно – уверяет, что не баловался с леди Малверн. Зачем тогда принимал приглашение?
   Прошло менее получаса, и Севилья принял решение. Он напишет Найтону, что приехал Дэмлер и беспокоится за состояние миссис Мэллоу. Таким образом, Дэмлер узнает, что леди действительно было очень плохо. Затем он напишет записку мисс Мэллоу в самых изысканных, и уважительных выражениях. Если она покажет ее Дэмлеру, он поймет, что ничего плохого в его намерениях не было. Можно умело ввести фразу об их прошлых встречах типа «хотя вы отклонили предложение стать моей женой, надеюсь, что мы можем остаться добрыми друзьями». Что-нибудь в этом роде. Это она обязательно покажет Дэмлеру. Не станет же он затевать дуэль, когда его брак с баронессой уже решенное дело, остается только подписать документы. Нужно уезжать, пока не поздно.
   Севилья реализовал свой план, чем избавил себя от пули.

ГЛАВА 17

   На следующее утро Дэмлер постучал в номер мистера Севильи и понял, что тот уехал. Он зашел к мисс Мэллоу с уверенностью, что она тоже уехала, но та оказалась на месте и получала инструкции от доктора Найтона по уходу за матерью.
   – Севилья написал, что вы здесь, – сказал Найтон. – Он очень помог мисс Мэллоу вчера вечером. Трудно поверить, но клерк внизу не позвал меня сразу, а заставил мисс Мэллоу отправить слугу на поиски врача. Не могу понять подобной тупости. Правда, я просил не беспокоить меня, но не имел в виду отказать вам в необходимой помощи. Не мог же я предположить, что возникнет такая чрезвычайная ситуация. Сейчас как раз предупреждал мисс Мэллоу, что ее матушке необходимо два дня полежать.
   Найтон вскоре ушел. Дэмлер, немного успокоившись, сказал:
   – Ваш приятель сбежал. Вы, наверное, предупредили, что я грозился его пристрелить?
   – Так он вас и испугался, – ответила Пруденс. – Я получила от него записку. Если хотите продолжать строить из себя клоуна, сможете найти его в Лондоне. Вперед! Вам не дорога ни своя, ни моя репутация.
   – Вашей репутации вы обязаны только себе.
   – Вызвав мистера Севилью на дуэль, вы признаете перед всем светом, что наши отношения с этим достойным джентльменом были неблагопристойными.
   Дэмлер уже успел подумать о возможности подобного оборота дела и пожалел о поспешном заявлении. Но поскольку угроза была произнесена, он не собирался отступать. Невиновность Севильи казалась неподтвержденной.
   – Не обязательно называть имена. Если кто-то что-то заподозрит, это послужит уроком этому выскочке, впредь пусть избегает делать постыдные предложения.
   – К вашему сведению, лорд Дэмлер, в предложении Севильи не было ничего позорного. В записке, кстати, он об этом пишет. – Пруденс передала записку.
   Дэмлер прочитал: «… Хотя вы отклонили…» Внезапно он почувствовал себя глупым ревнивцем.
   – Это не давало ему права находиться ночью в вашей спальне, – защищался он.
   – О том, что произошло ночью, я предпочла бы забыть. А теперь мне нужно идти к маме.
   – Как чувствует себя миссис Мэллоу? Ей лучше?
   – Да, но громкие переговоры в соседней комнате ей вредны.
   – Прошу прощения, Пруденс. Я неправильно понял…
   – Да, такие ошибки возникают, когда мы судим о других по себе, – ответила она, желая уколоть Дэмлера. – У вас на уме только распутство, и вы видите его в других.
   – Ни о чем подобном я не помышлял по отношению к вам.
   – Знаю, что я не отношусь к тому типу женщин, которые вас привлекают. И слава Богу.
   Дэмлер нерешительно мялся на месте, надеясь заслужить прощение и видя, что это нелегко сделать.
   – Так вы поедете в Бат?
   – Через несколько дней.
   – Буду счастлив сопровождать вас.
   – Какое великодушие. Но предпочту обойтись без сомнительных компаньонов. Мне нужен покой, чтобы оправиться от позорного предложения руки и сердца от достойного джентльмена.
   – Я только хотел помочь вам.
   – К сожалению, от вашей помощи получаются одни неприятности, – сказала она, гордо подняв голову.
   Дэмлер снова начал сердиться.
   – Тогда не буду мешать. Всего наилучшего, мэм.
   Пруденс слегка наклонила голову и подождала, пока он вышел. Когда дверь за Дэмлером закрылась, она подумала, что забыла спросить, каким образом он оказался в гостинице и что заставило его так вести себя по отношению к ней. Все эти обвинения… поведение не умеющего держать себя в руках ребенка. И чем можно объяснить его странную ревность, если она ему безразлична. «Я тоже хороша, – думала девушка, – показала, что ревную к леди Малверн и девицам». Трудно было определить, кто вел себя глупее. Но приходить в отчаяние не было причины: Дэмлер доказал, что относится к ней не совсем как к сестре, хотя сам еще не сознает этого.
   Два дня ожидания тянулись медленно, несмотря на участие и заботы хозяина «Джорджа». Три случая отравления вызвали некоторый переполох в местной прессе. Пикантность ситуации придало случайное присутствие в гостинице доктора Найтона. Газеты Бата сочли событие достойным публикации на своих страницах, и тогда вдруг всплыл факт, что лорд Дэмлер тоже находился в гостинице, очевидно, с визитом к молодой писательнице. Эту писательницу разыскали и взяли у нее интервью. Она сообщила, что направляется в Бат и что пишет новую книгу. Когда материал появился в курортных газетах, он составил значительную часть номера и вызвал большой интерес.
   В это время года Бат не мог похвалиться наплывом знаменитостей, поэтому всякий мало-мальски известный человек приобретал особую значимость. К возросшей славе мисс Мэллоу добавилось письмо принца Уэльского с комплиментами и приглашением посетить Карлтон-хаус по возвращении в Лондон. Спустя несколько дней после приезда в Бат мистер Кинг навестил Пруденс лично и пригласил посетить галерею, где отпускаются минеральные воды а также присутствовать на собраниях приезжей аристократии. Не прошло и недели, как мисс Мэллоу стала Знаменитостью Номер Один. Ее появление каждое утро на галерее в обществе матери производило благоговейное возбуждение среди присутствующих. Ее книги были выставлены в витринах магазинов, а в окне библиотечного абонемента появился дружеский шарж. Пруденс была изображена в центре огромной толпы, жаждущей получить автограф на ее книге.
 
   Водоворот курортной жизни закрутил Пруденс, у нее не хватало времени изложить событие подробно в письме к дяде Кларенсу, но она представляла, как он будет счастлив, узнав о ее славе. Однако у Кларенса был еще один корреспондент – ее мать, которая часто оставалась дома, когда Пруденс выполняла свои неотложные «дела». Она спокойно предавалась заботам эпистолярного жанра, вырезала заметки из газет и подробно описывала успех дочери.
   Когда новости о всплеске славы племянницы достигли Лондона, Кларенс почувствовал, что от него ускользает очень интересная часть жизни. Он снова нанял дополнительную пару лошадей, чтобы явиться в Бат с шиком, достойным его знаменитой родственницы. Даже не заскочил к миссис Херринг и сэру Альфреду, чтобы сообщить об отъезде.
   – Ну, Пруденс, о тебе говорит весь город, хитрая ты девчонка, – заявил Кларенс, сияя, когда приехал в Бат. – Скоро вознесешься так высоко, что перестанешь узнавать дядю. Почти ничего не написала за все время.
   – Но мама писала подробно. Зачем повторять одно и то же?
   – Да, ты очень занята. Я тебя хорошо понимаю – сам занят по горло. Мы, люди творческие, все очень загружены. Рисовал Чилтернов, все сделано в лучшем стиле, но смог только один раз выехать в Ричмонд Парк, хочу нарисовать там холм, но все не хватает времени.
   – Что нового в Лондоне, дядя? – спросила Пруденс. Мысленно она часто переносилась в Лондон, где, по ее предположениям, должен был находиться Дэмлер. Но он не знал об этом.
   – Все хотят больше знать о твоем громком успехе. Не дают прохода, засыпают вопросами, поздравляют.
   Пруденс истолковала эту весть иначе – дядя Кларенс успел оповестить всех знакомых о ее славе.
   – Значит, Вилма, тебе повредили устрицы, – продолжал болтать Кларенс. – Я никогда не ем устриц. Это не подходящая пища для людей. Для чаек куда ни шло, но я никогда не подаю их к столу. Фи! Гадость. Хорошо, что помог Найтон. Как ты догадалась Пруденс, послать в Лондон за Найтоном?
   – Он оказался в гостинице. Просто повезло.
   Кларенс подумал, что хорошо, конечно, что Доктор оказался поблизости, но звучало бы лучше, если бы его срочно доставили из Лондона. – Он всегда приезжает безотлагательно, надо отдать ему должное. Когда вернусь в Лондон, обязательно проконсультируюсь у него – пусть тщательно меня обследует.
   – Что с тобой, Кларенс, тебе нездоровится? – спросила сестра.
   – Да, что-то в грудной клетке не в порядке, – ответил Кларенс и представил, какое лицо будет у соседа Мак Ги, когда он увидит у подъезда карету Найтона. – Но вода может помочь. Мы все отправимся пить воду утром. Наверное, твое появление вызывает сенсацию Пру. Все поворачиваются в твою сторону и просят автограф.
   – Да, происходит всеобщее волнение, – заверила его Вилма.
   – Пойдем пораньше, чтобы не испытывать неудобство. Хочу посмотреть на шарж в витрине. Ты забыла описать его мне, Вилма. Хорошо сделано? Они сумели придать хороший профиль? Эти ребята не могут передать точного сходства. Что касается ресниц…
   – Сходство очень хорошо передано. Сижу за столом со стаканом минеральной воды, но кто-то его опрокидывает, протягивая книгу для автографа, другой лезет с книгой сзади и передает ее через плечо.
   – А, вот оно что. Хорошо, что я здесь, буду защищать тебя от толпы почитателей.
   – На самом деле такого ажиотажа нет. В рисунке все преувеличено. Защищать не придется – для меня большая честь, что люди просят мой автограф.
   – Ты слишком терпелива. Я считаю, что они беззастенчиво воруют твой покой, – заявил Кларенс, не скрывая удовольствия.
   Следующий вопрос был о маркизе.
   – Где Дэмлер? Я думал, что он здесь с тобой. Где же обручальное кольцо?
   – Кольцо? – Пруденс охватило беспокойство. Она рассчитывала, что придется объяснять отсутствие Севильи, но последний вопрос Кларенса поверг ее в ужас.
   – Он поехал за тобой, чтобы надеть тебе обручальное кольцо, разве не так?
   – Нет. Здесь его нет. Он и не приезжал в Бат. Вы… возможно, читали, дядя, о том, что он останавливался в одной с нами гостинице в Рединге.
   Пруденс считала, что появление Дэмлер а в гостинице, от которого она все еще не оправилась, было чистой случайностью.
   – Читал? Он сам сказал мне. В день вашего отъезда он приходил, к нам и заверил, что перехватит вас в Рединге, даже если придется ехать всю ночь.
   – Что?! Он был у нас? – переспросила Пруденс, стараясь угадать, где кончается правда и начинается вымысел.
   – Был очень расстроен. Ревновал к тому испанцу, как его?.. Барселона или Мадрид?
   Имя Севильи Кларенс словно начисто забыл. В газетах о нем не упоминали.
   – Как он узнал, что Севилья будет в Бате? Кто-то сообщил ему об этом в Файнфилдз?
   – Не догадался спросить, кто ему сказал, но он определенно знал.
   – Уж не вы ли сказали ему?
   – Не знаю, не помню.
   Кларенс впервые признался в том, что может чего-то не знать.
   – Но ему все было известно. Попросил твой адрес и сказал, что застанет тебя в Рединге даже если нужно будет ехать всю ночь. Очень негодовал, что ты отправилась на курорт с Севильей.
   – Я не отправлялась с ним. Он уехал из Бата до нашего приезда.
   – Опять хитришь, тебе нравится натравливать их друг на друга.
   Пруденс не могла отрицать того, что говорил дядя Кларенс, потому что сама дала ему основание думать, что едет в Бат ради Севильи. Но ей хотелось узнать все подробности о визите Дэмлера.
   – Дэмлер считал, что я поехала с Севильей?
   – Нет. Я сказал ему, что ты выехала с матерью, он был вне себя от ревности. Сказал, что свернет Севилье шею. Очень ревновал, но так и должно быть.
   Последнее заявление пахло личным творчеством Кларенса.
   – Но где же он в любом случае? – допытывался дядя. – Поехал, чтобы привести в порядок имение перед свадьбой?
   Кларенс слишком часто выдавал Пруденс замуж за ее знакомых, чтобы принимать его слова всерьез.
   – Речь не идет о свадьбе, дядя – сказала она.
   – Ты ему тоже отказала? – Кларенс был разочарован. – Мне он кажется весьма неплохим молодым человеком.
   – Он не делал предложения.
   – Ха, благоразумна, как всегда. Но чего здесь стесняться? Маркиз, пишет хорошие стихи, насколько мне известно. Хотя теперь, когда тебя пригласили в Карлтон-хаус, ты можешь сделать лучшую партию. Подумаешь, бедный поэт с физическим недостатком. Может, для тебя переделают закон о браке членов королевской семьи. Они не хотят, чтобы к ним проникли актрисы и паписты. Герцог Кларенс к тебе благоволит…
   Пруденс взглянула на мать и вздохнула. Дядю надо было принимать таким, каков он есть. Пока он не выдал ее замуж за члена королевской семьи, лучше было уйти.
   Пруденс заключила, что Дэмлер действительно заходил на Гроувенор-Сквер, но что он говорил, уже никто никогда не узнает. Осталось отгадать, зачем он явился в гостиницу «Джордж». Так как у дяди он был днем, значит, он ехал всю ночь. И устроил сцену ревности. Это давало основание для самоуспокоения, даже удовлетворения. Значит, он должен скоро опять появиться. Но прошли десять дней, а маркиз не подавал признаков жизни.
   Первые десять дней в Бате Пруденс провела интересно. Ее всюду приглашали. У нее появились спутники для прогулок, поездок и танцев на балах – пожилые офицеры в отставке, вдовцы и тому подобное. Среди прочих оказался Рональд Спрингер. Годами она вздыхала по нему, и теперь, когда ей было уже все равно, он, казалось, воспылал нежными чувствами. Не проходило и дня, чтобы он не заглянул под тем или иным предлогом. Пруденс уже не впечатлял этот сельский щеголь, к тому же в нем было что-то от Ашингтона: тоже любил щегольнуть классической цитатой, слишком часто вспоминал о годах в Кембридже, входил так, словно оказывал большую честь своим визитом. Пруденс забавляло его ухаживание хотя он сам не вызывал в ней никаких романтических чувств. Она с улыбкой вспомнила, что Дэмлеру он никогда не был симпатичен. Частые приглашения на вечера и прочие увеселительные мероприятия потребовали пополнения гардероба. Теперь изысканная молодежь Бата смотрела на мисс Мэллоу как на законодательницу мод и копировала ее фасоны. Если в воскресенье Пруденс появлялась в церкви в зеленой шляпке и желтом шелковом платье, то в каком-либо из магазинов на центральной Милсом-стрит в понедельник обязательно появлялся подобный ансамбль. Когда однажды она приколола на зонтик букетик цветов, на следующий день не меньше дюжины дам сделали то же самое. Воодушевленная этим небольшими победами, Пруденс пошла дальше. Раньше она не позволяла себе слишком открытые платья, теперь же решилась появляться в более изысканных нарядах, более открытых, и полковник Бересфорд сказал, что у нее плечи, как у Венеры Милосской.
   Мисс Мэллоу не могла остаться в долгу у представителей светского общества, наперебой приглашавших ее на приемы, и открыла маленький салон, куда приглашала избранных людей, которые могли вести беседу на литературные темы.
   Дважды Пруденс позволила себе смелость появиться в обществе без сопровождения дамы, только в компании джентльменов. Она специально выбрала пожилых мужчин для этой цели, чтобы не дать повода для лишних слухов. Однако Спрингеру это не понравилось, хотя он и не стал реже навещать ее.
   Некоторые дамы тоже заметили смелость мисс Мэллоу и приняли это как вызов. Графиня Клефф, имевшая репутацию Оплота Приличия, нахмурила брови. Двадцатью годами раньше она считалась главным арбитром в вопросах хорошего тона, но с годами условности стали менее жесткими, и ее мнение устарело. Все же леди обладала значительной властью, и никто не решался намеренно оскорбить ее устои. Когда до Пруденс дошли слухи о неудовольствии графини по поводу ее появления без сопровождения старшей леди, девушка решила больше не играть с огнем. «Оплот» еще не высказала официального осуждения в адрес молодой писательницы. Графиня любила, когда ее город посещали молодые знаменитости, и решила выждать.