Страница:
Аркадий сделал знак, чтобы Ланна приблизился.
— Нужна помощь? Вам плохо, иновременники? — осведомился дилон — он понемногу привыкал к человеческому обычаю задавать вопросы. — Что смогу, все сделаю.
— Вижу, что ты многое можешь сделать. Но почему ты держишься так, будто вовсе не пленник? И почему наши похитители разрешают тебе так держаться? Ты ведь недавно боялся их!
Ланна пренебрежительно оскалил зубастый рот.
— Хавроны опасны при случайной встрече — рвут в клочья, а если оставляют в плену, то издеваются. И совсем иные, если выполняют приказ своих повелителей. Тупые исполнители! Зачем же унижаться? Пусть видят величие Высшего Разума. Буду держаться так, пока нас не передадут рангунам или пока все не погибнем в этих страшных местах.
Аркадий показал на левую руку дилона.
— Что с ней? Она висит как плеть. Не сосредотачивайся, плеть это… в общем, у людей — полезный предмет. Ты недавно с такой силой ухватил меня обеими руками, чтобы я не рвался к Асмодею.
— Сейчас бы я не мог этого сделать. Левая рука вдруг ослабела. Я боялся этого, иновременник, но думал, что не настанет столь скоро. Ваше появление на Дилоне помешало мне выздороветь.
— Наше появление? Вот уже не думал, что препятствуем твоему выздоровлению. Ты болен?
— У меня рассинхронизирован организм, — с грустью объяснил Ланна. — Главная наша болезнь — рассогласование жизненных времён органов тела.
— У людей рассогласования времён в теле не бывает, — вдруг вмешался в разговор Асмодей, показывая, что прекрасно разбирается в быте людей. — Люди синхронизированы от рождения до смерти.
Дилон посмотрел на киборга со снисходительностью, которая вполне смогла сойти и за жалость. У людей рассинхронизации в организме не наступает? Но не потому ли, что люди мало живут? За ничтожный период в сто земных лет и у дилонов не возникает рассогласования времён. Он, Сын Отцов Различников Уве Ланна, полагает, что и у людей, доживи они до тысячи лет, непременно появится рассогласование: ноги будут пребывать в одном времени, мозг — в другом. Впрочем, о людях он мыслить не будет, он сообщит о себе. У него убыстрилось время в мозгу, время туловища и ног отстаёт.
— Разве вы не заметили, иновременники, что я кажусь замедленным? Моя быстрая мысль значительно обгоняет движения тела. Мне достаточно маленького размышления, чтобы разобраться в любой проблеме, но совсем иного времени требуют действия.
Для излечения рассинхронизации, продолжал дилон, применяется простое средство — перевоплощение. Два дилона меняются частями своих организмов — и синхронизация восстанавливается. Конечно, подобрать двух дилонов, подходящих для взаимного перевоплощения, непросто. Но все дилоны находятся на строгом учёте Стирателей Различий, а наши Старейшины никогда не ошибаются. Безвременно погибший Различник Рина Ронна подобрал для Ланны отличного перевоплотителя, молодого Мат Магона. У Мат Магона мозг в замедленном времени, зато туловище убыстрено. Снабдив Мат Магона замедленным телом и получив от него в дополнение к своей стремительно мыслящей голове столь же быстрое туловище, и сам Ланна, и его перевоплотитель были бы надолго синхронизированы. Хлопоты с пришельцами отодвинули дату перевоплощения, и вот результат — левая рука болезненно замедлилась.
— Но она ещё работает, — сказал дилон, пытаясь вытянуть левую руку, — она удлинилась лишь вдвое.
— На человеческий взгляд, твоя левая рука не рассинхронизирована с туловищем и мыслью, а тривиально больна, — сказал Аркадий.
— Я подумаю над этим, иновременник. Ты сказал — тривиально? Тривиально — неизвестная проблема, которую надо…
Аркадий не дал Ланне впасть в размышление. Асмодей изнывает в путах. Если веления Ланны исполняются хавронами, то пусть он попросит их развязать киборга. Оружие у него отобрано, сопротивляться он больше не будет.
— Сделаю, — ответил Ланна и без спешки удалился.
Вскоре двое охранников развязали Асмодея. Киборг замахал руками и ногами, как бы восстанавливая кровообращение. Гимнастика не была у него запрограммирована, но он видел, что люди по утрам, ещё в постели, занимаются ею, и считал своим долгом проделывать все, как люди, только лучше людей.
Потом киборг соскочил на почву и громко захохотал металлическим голосом — сейчас, правда, слегка охрипшим из-за небольших повреждений горлового механизма. Оба охранника и другие солдаты, собравшиеся у фургона, с большим почтением наблюдали за действиями Асмодея.
— Так, хорошо! — объявил киборг. — Ужасно люблю быть на свободе. Быть связанным по рукам и ногам — это не моя стихия. По-моему, Аркадий, эти рослые обезьянки — неплохие ребята. Сражаются неважно, но это им можно простить, как и их дурной запах. Уверен, что мы с ними сойдёмся по-доброму.
Хавроны пахли не так уж скверно, скорей необычно для человеческого носа. У киборга, правда, обоняние было острее человеческого.
Аркадий сказал с улыбкой:
— Рад твоему доброму настроению, Асмодей! Ланна, нам остаётся решить одну важную проблему, тут тебе надо сосредоточиться. Как наладить общение с хавронами? Будешь нашим переводчиком?
Ланна презрительно покривился.
— Хавроны не заслуживают того, чтобы тратить на них размышления. У этих бесхвостых бестий два свойства: они яростно дерутся, пока не победят или не погибнут, и быстро воспринимают любую речь. Я прикажу хавронам быстро освоить ваш язык, внесу в их тупые мозги несколько тысяч ваших слов
— и ты будешь доволен!
7
— Нужна помощь? Вам плохо, иновременники? — осведомился дилон — он понемногу привыкал к человеческому обычаю задавать вопросы. — Что смогу, все сделаю.
— Вижу, что ты многое можешь сделать. Но почему ты держишься так, будто вовсе не пленник? И почему наши похитители разрешают тебе так держаться? Ты ведь недавно боялся их!
Ланна пренебрежительно оскалил зубастый рот.
— Хавроны опасны при случайной встрече — рвут в клочья, а если оставляют в плену, то издеваются. И совсем иные, если выполняют приказ своих повелителей. Тупые исполнители! Зачем же унижаться? Пусть видят величие Высшего Разума. Буду держаться так, пока нас не передадут рангунам или пока все не погибнем в этих страшных местах.
Аркадий показал на левую руку дилона.
— Что с ней? Она висит как плеть. Не сосредотачивайся, плеть это… в общем, у людей — полезный предмет. Ты недавно с такой силой ухватил меня обеими руками, чтобы я не рвался к Асмодею.
— Сейчас бы я не мог этого сделать. Левая рука вдруг ослабела. Я боялся этого, иновременник, но думал, что не настанет столь скоро. Ваше появление на Дилоне помешало мне выздороветь.
— Наше появление? Вот уже не думал, что препятствуем твоему выздоровлению. Ты болен?
— У меня рассинхронизирован организм, — с грустью объяснил Ланна. — Главная наша болезнь — рассогласование жизненных времён органов тела.
— У людей рассогласования времён в теле не бывает, — вдруг вмешался в разговор Асмодей, показывая, что прекрасно разбирается в быте людей. — Люди синхронизированы от рождения до смерти.
Дилон посмотрел на киборга со снисходительностью, которая вполне смогла сойти и за жалость. У людей рассинхронизации в организме не наступает? Но не потому ли, что люди мало живут? За ничтожный период в сто земных лет и у дилонов не возникает рассогласования времён. Он, Сын Отцов Различников Уве Ланна, полагает, что и у людей, доживи они до тысячи лет, непременно появится рассогласование: ноги будут пребывать в одном времени, мозг — в другом. Впрочем, о людях он мыслить не будет, он сообщит о себе. У него убыстрилось время в мозгу, время туловища и ног отстаёт.
— Разве вы не заметили, иновременники, что я кажусь замедленным? Моя быстрая мысль значительно обгоняет движения тела. Мне достаточно маленького размышления, чтобы разобраться в любой проблеме, но совсем иного времени требуют действия.
Для излечения рассинхронизации, продолжал дилон, применяется простое средство — перевоплощение. Два дилона меняются частями своих организмов — и синхронизация восстанавливается. Конечно, подобрать двух дилонов, подходящих для взаимного перевоплощения, непросто. Но все дилоны находятся на строгом учёте Стирателей Различий, а наши Старейшины никогда не ошибаются. Безвременно погибший Различник Рина Ронна подобрал для Ланны отличного перевоплотителя, молодого Мат Магона. У Мат Магона мозг в замедленном времени, зато туловище убыстрено. Снабдив Мат Магона замедленным телом и получив от него в дополнение к своей стремительно мыслящей голове столь же быстрое туловище, и сам Ланна, и его перевоплотитель были бы надолго синхронизированы. Хлопоты с пришельцами отодвинули дату перевоплощения, и вот результат — левая рука болезненно замедлилась.
— Но она ещё работает, — сказал дилон, пытаясь вытянуть левую руку, — она удлинилась лишь вдвое.
— На человеческий взгляд, твоя левая рука не рассинхронизирована с туловищем и мыслью, а тривиально больна, — сказал Аркадий.
— Я подумаю над этим, иновременник. Ты сказал — тривиально? Тривиально — неизвестная проблема, которую надо…
Аркадий не дал Ланне впасть в размышление. Асмодей изнывает в путах. Если веления Ланны исполняются хавронами, то пусть он попросит их развязать киборга. Оружие у него отобрано, сопротивляться он больше не будет.
— Сделаю, — ответил Ланна и без спешки удалился.
Вскоре двое охранников развязали Асмодея. Киборг замахал руками и ногами, как бы восстанавливая кровообращение. Гимнастика не была у него запрограммирована, но он видел, что люди по утрам, ещё в постели, занимаются ею, и считал своим долгом проделывать все, как люди, только лучше людей.
Потом киборг соскочил на почву и громко захохотал металлическим голосом — сейчас, правда, слегка охрипшим из-за небольших повреждений горлового механизма. Оба охранника и другие солдаты, собравшиеся у фургона, с большим почтением наблюдали за действиями Асмодея.
— Так, хорошо! — объявил киборг. — Ужасно люблю быть на свободе. Быть связанным по рукам и ногам — это не моя стихия. По-моему, Аркадий, эти рослые обезьянки — неплохие ребята. Сражаются неважно, но это им можно простить, как и их дурной запах. Уверен, что мы с ними сойдёмся по-доброму.
Хавроны пахли не так уж скверно, скорей необычно для человеческого носа. У киборга, правда, обоняние было острее человеческого.
Аркадий сказал с улыбкой:
— Рад твоему доброму настроению, Асмодей! Ланна, нам остаётся решить одну важную проблему, тут тебе надо сосредоточиться. Как наладить общение с хавронами? Будешь нашим переводчиком?
Ланна презрительно покривился.
— Хавроны не заслуживают того, чтобы тратить на них размышления. У этих бесхвостых бестий два свойства: они яростно дерутся, пока не победят или не погибнут, и быстро воспринимают любую речь. Я прикажу хавронам быстро освоить ваш язык, внесу в их тупые мозги несколько тысяч ваших слов
— и ты будешь доволен!
7
Теперь в повозке лежал один Аркадий. Киборг шагал рядом, поодаль плелись охранники. Впереди четвёрка мохнатых солдат, схватившись лапами за дышла, тащила боевой аппарат на колёсах. По-видимому, других двигателей для него, кроме собственных мышц, у хавронов не было. Картина так напоминала старинные изображения людей, потерявших лошадей и впрягшихся в свои телеги, что Аркадию стало жалко хавронов. Он сказал об этом Асмодею. Киборг отреагировал по-своему:
— Поставить один из наших моторчиков? Они повреждены, но на десяток лошадиных сил каждого хватит. Приказывай!
Аркадий такого приказа не отдал. Неизвестно, куда их везут и что с ними будет, когда привезут. Глупо самому ускорять дорогу к своей гибели. Пусть хавроны надрываются, если у них такой обычай — надрываться.
Кругом простирался все тот же унылый мир — перелески мёртвых деревьев, почва, лишённая растений, озерки мёртвой воды. На сероватом мрачном небе сверкали два солнца, голубое и белое. И они не закатывались и не восходили, как было ещё недавно — только поворачивались на одном и том же небольшом небесном пространстве. Когда отряд хавронов захватил хронавтов и дилона, Гаруна Белая калилась слева. Теперь на том же месте сияла Голубая звезда, а Белая переместилась вправо. Аркадий вглядывался в нерадостное небо и думал, что раз обе звезды описали полный круг на полюсе и раз они в противоположных временах, то и время должно было описать полный круг и они должны теперь существовать не в своём прямом времени, а во времени обратном, а он такого перехода не ощутил, да и вообще такой переход — полная остановка времени, то есть смерть, а он вроде бы ещё не умирал.
К фургончику подошли Ланна и предводитель отряда.
— Я выполнил твою просьбу, — сообщил Ланна. — Можешь убедиться, что рангуны подбирают в отряды похитителей только способных к языкам. Поговори с Клаппой, главным бандитом хавронов: это и чин его, и почётное звание, а имя Клаппа означает — «несгибаемый». Он очень гордится и тем, что бандит, и тем, что Клаппа.
Аркадий сообразил, что почётное звание «бандит» представляет собой результат неверного прочтения Дешифраторами человеческих слов, и не решился обратиться к хаврону с таким наименованием. Ещё меньше он мог представить себе, что возможен прямой разговор человеческими словами с обезьяноподобным существом. Его первый вопрос к Клаппе прозвучал довольно невнятно:
— Я хотел… Короче, надо бы… В общем, куда вы нас ведёте?
Ответ был дан на хорошем человеческом языке, только с нечеловеческим акцентом:
— Куда надо, туда и ведём.
Беседу перехватил Асмодей. Киборга не удивило, что обезьяна разговаривает по-человечески. Сам он был конструктивно дальше от человека, чем любая земная или инопланетная обезьяна, но ведь отлично овладел человеческим языком! И заметив, что Аркадий растерялся, быстро заменил его:
— А куда надо?
На это Клаппа ответил обстоятельней:
— Обе Гаруны в противостоянии, неизбежен новый хроноворот. Надо укрыться.
— Есть где укрыться?
— Пещера в скале. Хроновороты в ней гаснут.
Клаппа отошёл. Недоумение Асмодея, однако, не было рассеяно. Сведения по хронистике в него не внедряли. Он знал, что время бывает прямым, обратным и фазовым, или криволинейным. В хронолете часто спорили о фазах космического времени, он запоминал такие разговоры. И он умел пользоваться хроноэкранами и хронотормозами, чтобы отстраниться от опасных скачков времени, — и пользовался ими даже лучше, чем люди. Но дальше его знания не распространялись.
Аркадий объяснил жаждущему познания киборгу, что экраны от хронокатаклизмов бывают не только искусственные, но и естественные. Иные материалы малочувствительны к небольшим изменениям времени — например, граниты. Гранит — долгоживущий камень, он числит за собой не годы, а миллионы лет: тысячу лет назад был такой же, через тысячу лет не изменится. А человеку небольшое колебание времени в сотни лет гибельно. Ведь сто лет назад этого конкретного человека не было и сто лет спустя не будет. Поэтому большая толща гранита, не изменяясь при небольших перебросах времени с прямого на обратное, тем самым полностью или частично амортизирует эти опасные для человека хроноскачки.
— Для дилона хроноскачки так же опасны, как и для людей?
— Опасны, но не в такой степени. Дилоны живут тысячу земных лет — что для них жалкий скачок на сотню лет в прошлое или в будущее! Немного постареет в одном случае, немного помолодеет в другом. Но перебросы в пять-шесть тысяч лет гибельны и для них.
— А в хроноворотах убыстрения и замедления времени достигают, наверно, миллионов лет? Не так? Вот почему наш Ланна так их страшится. Я рад.
— Чему ты рад, Асмодей?
— Тому, что наш хроноэкран спасал не только тебя и меня, но и Ланну. Он должен быть нам за это благодарен.
Отряд мохнатых воинов в юбочках, набитых оружием и инструментами, шагал все быстрей. Хавроны, тащившие повозку, выбивались из сил, чтобы не отстать от отряда. Аркадий все больше жалел их — его собственный вес немало отягчал фургончик. Попросив Асмодея помочь, он слез на землю. Ноги, ещё нетвёрдые, уже кое-как ходили. Почувствовав, что фургон стал легче, солдаты радостно закивали Аркадию и энергичней поволокли повозку.
— Новая гора. Не в ней ли та пещера? — сказал Аркадий, показывая рукой на холм впереди.
Холм был таким же голым и унылым, как и тот, где на хронавтов напали обезьяноподобные воины. Навстречу небольшому отряду Клаппы высыпала группа хавронов. Два отряда соединились и двигались компактной кучкой. Каталей фургончика сменила другая четвёрка. Появился пропавший было Ланна. Левая рука все больше тревожила его. В ней появилась боль, особенно при быстром движении. Он сказал, что рассогласование времён в теле опасно увеличивается. Теперь он и сам понимает, что перевоплощение не надо было откладывать. Вероятно, и Мат Магону, милому пареньку, ещё не достигшему никаких степеней в иерархии из-за замедленности в мышлении, несладко. Ему жаль несчастного Мат Магона.
— А себя не жаль? — спросил Асмодей.
Себя Ланне тоже было жаль. Но в своей хвори он сам виноват — затянул перевоплощение. А в нынешних недугах Мат Магона виноват он, Ланна, это тяготит его душу. Бедный Мат Магон так ожидал перевоплощения!
В каменистом холме виднелось тёмное отверстие. Один за другим солдаты пропадали в нем. Хронавты и дилон подождали, пока в отверстие вкатили повозку, потом проследовали за ней. Узкий туннель круто спускался вниз. Аркадий отметил, что каменные стены туннеля светятся, как и стены в помещениях Ратуши, где их сперва «прозеркаливали», потом объясняли жизнь дилонов и вели на суд Старейшин. Только свечение стен пещеры было много слабей, чем в Ратуше. Читать при таком свете было бы трудно, но фигуры и лица виднелись отчётливо. Аркадий припомнил, что ещё не встречал на Дилоне искусственных светильников, везде применялись самосветящиеся камни, одни излучали ярче, другие слабее — каждый материал подбирался по силе света, необходимой для определённого места. Миша Бах, если бы не погиб, думал Аркадий, наверно, разузнал бы обстоятельней о самосветящихся минералах, это пригодилось бы впоследствии на Земле. Аркадий грустно усмехнулся: Земля далека, Бах погиб, а их, пока живых, гибель поджидает неподалёку.
Самосветящийся туннель расширился и превратился в обширную пещеру, тускло освещённую стенами, затхлую и сырую. К пленникам приблизился Клаппа.
— Здесь будем пережидать хроноворот. Отдыхайте. Выходить нескоро.
— Одному из нас надо поесть, — сказал Асмодей, показывая на Аркадия.
— Где пакет с запасами пищи?
— Все ваше вон там, — Клаппа показал на дальний угол. — Возьмите что захочется, кроме оружия и аппаратов.
— Пойдём вместе, чтобы не потеряться потом среди обезьян — их тут жутко много, а свету мало, — сказал киборг и добавил: — Ну, и дух от здешнего зверья!
Хавронов было, и вправду, так много, что в просторной пещере они чуть не лежали один на другом. Духота, показавшаяся такой неприятной Аркадию и Асмодею, шла от их мохнатых тел. Но это был не так запах зверья, как запах болезни. Хотя свету было чуть-чуть, хронавты быстро разглядели, что большинство наполнивших пещеру солдат не отдыхает, а страдает. Это было не спокойное убежище от налетающих снаружи хроноворотов, а лазарет искалеченных и умирающих. Отовсюду доносилось жалобное рычание и стоны. Аркадий спросил Ланну, откуда столько пострадавших, — ведь ни Старейшины, ни сам Ланна, ни его друг Ронна не говорили, что в этих местах недавно происходили битвы, а без жестокого сражения не могло бы появиться так много раненых.
Ланна долго не отвечал — то ли впал в трудное размышление, то ли телепатически допытывался разъяснений у самих хавронов.
— Здесь не сражённые в битве, а пострадавшие в хроновороте, — ответил он потом. — Отряд хотел вторгнуться на нашу половину планеты. Но его покарала природа. Он попал в хроноворот, в солдатах разорвалось время. Часть погибла, часть спаслась в этой пещере. Здесь время единое, но мало кто выйдет отсюда. Только два-три десятка не пострадали, они и захватили нас.
— Разве пострадавшим не оказывают помощи, Ланна?
— Какая помощь, иновременник? От разрыва времени единственное спасение — восстановить синхронизацию. Но и это уже мало кому помогает, если разрыв времени велик. А рангуны никаких перевоплощений…
Ланна, вдруг прервав объяснение, страшно завизжал и бросился в сторону. В полусвете пещеры его невысокая худая фигурка быстро пропала среди массивных хавронов, слоняющихся между лежащими. Некоторое время слышался его голос, в нем смешивались радость и отчаяние. Аркадий побежал на голос. Но Ланна замолчал, и Аркадий остановился, не соображая, куда же идти в беспорядочном навале раненых и искалеченных. Подоспевший киборг показал вправо — там особенно густо теснились пострадавшие.
— Он побежал туда. Там споткнулся и упал. Я все видел.
Резко расталкивая ходящих солдат, не церемонясь и с лежащими, Асмодей поспешил в сторону, где упал Ланна. Кто-то охнул, кто-то грозно зарычал, кто-то жалобно взвизгнул — Асмодей не стеснялся наступать то на ноги, то на туловища. Аркадий схватил его за пояс.
— В тебе нет жалости, Асмодей! Разве можно шагать по телам?
— Жалость у меня есть, — с достоинством возразил киборг. — Полный комплекс жалости к людям. К раненым, к больным, к маленьким, к большим. К женщинам, детям и старикам — даже усиленная, так меня запрограммировали. Но ведь это не люди, а обезьяны, да ещё враги людей, да ещё вооружённые. Зачем их жалеть?
Аркадий сердито сказал:
— Если мы когда-нибудь вернёмся на Латону, я попрошу Марию домонтировать в тебе ещё один комплекс — человеческую жалость ко всему живому, нуждающемуся в помощи.
Философское мышление у Асмодея запрограммировано не было, но он иногда собственным старанием прорывался в эту область. Он сказал почти пренебрежительно:
— У людей, Аркадий, много излишних комплексов, понижающих жизненную эффективность. Если бы мне поручили сотворить людей, я применил бы более рациональную программу.
Аркадию вспомнилось, что на Латоне Мария именно так и говорила о своём искусственном создании: что сотворила Асмодея, освободив его от множества человеческих недостатков. Он лишь повторял её мысли как верный ученик. Надо будет сказать ей, что лучше бы в новых её искусственных созданиях она не столько освобождала их от человеческих недостатков, сколько внедряла побольше человеческих достоинств.
— Он здесь! — заорал Асмодей и большим прыжком перепрыгнул сразу через троих лежащих. — Ланна! Ланна!
Ланна, стоя на коленях, склонялся над чьим-то распростёртым телом. Он не откликнулся на призыв Асмодея. Киборг повернул дилона к себе. Мордочка Ланны жалко кривилась, из глаз катились слезы. Аркадий не ожидал, что дилоны способны плакать. У молодого Различника вдруг отказало умение телепатировать свои мысли в человеческое сознание, он только громче обычного повизгивал — мысли не трансформировались в слова.
— Успокойся, Ланна! — твердил Аркадий. — Что так огорчило тебя? Успокойся и скажи!
— Салана! — дошла наконец до хронавтов воплощённая в слово мысль. — Я нашёл мою Салану. Ей плохо, иновременник, ей очень плохо, моей дорогой, моей единственной Салане!
Аркадий тоже опустился на колени, всматриваясь в лежащую на полу фигуру. Сияние стен в этом уголке было особенно скудным, но света хватало, чтобы разглядеть дилона, резко отличавшегося от всех, кого Аркадий успел повидать. О том, что дилоны, как и люди, разнополы, Аркадий знал, Ланна уже вспоминал, что у него была невеста, похищенная рангунами. Но ни на улицах, где навстречу хронавтам высыпали толпы дилонов, ни в Ратуше он не видел женщин и уже думал, что если они и имеются, то внешне их не отличить от дилонов-мужчин.
Но одного взгляда на Салану было достаточно, чтобы понять, что она, точно, женщина и что до сих пор хронавтам встречались — преднамеренно, наверно — одни мужчины. Дилоны ростом не брали: Ланна терялся среди внушительных хавронов, а Салана была ещё меньше своего друга. И она разнилась от него не только ростом, но и всем обликом — тонкая, без длинных рук, с мордочкой почти вдвое короче, чем у Ланны, она ещё имела и волосы на голове, их было немного — рыжих, мягких, коротких, — но они всего больше и выделяли её и, вероятно, всех женщин-дилонок от гологоловых дилонов-мужчин.
Салана лежала на правом боку, Аркадий видел только один её глаз. Глаз жил, в нем было страдание и страх. Она вся сжалась, когда Аркадий наклонился к ней, ещё сильней вдавилась правым боком в пол.
— Она тебя боится, — протранслировал Ланна. — Она всего боится, а тебя особенно — она ещё не видела людей.
— Могу я с ней говорить, Ланна?
— Она не знает, как переводить свои мысли в ваши слова. Она потеряла три четверти своих мыслительных излучений и почти не понимает меня. Ей очень плохо, иновременник. Посмотри сам, что сделали с ней отвратительные хавроны.
Ланна повернулся к Салане, что-то ей внушал, слегка повизгивая, — и в попутном мыслям визге было столько нежности и горя, что по одному этому звуку Аркадий понимал, как глубоко он страдает. Она что-то отвечала — тихий стон сопровождал ответ. Потом она стала поворачиваться на спину, Ланна помогал, обхватив здоровой рукой её плечо.
Даже в бредовом видении Аркадию не могло примерещиться то, что он увидел. Перед ним на спине, беспомощно раскинув руки, лежала маленькая, тоненькая, изящная дилонка. Но это было не одно, а два существа в одном теле: одно — правая половина Саланы, другое — левая её половина. Единое тело складывалось из двух частей, и две эти части столь разнились, что невозможно было вообразить, что они вообще могут составить что-то физически единое.
Левая половина Саланы — та, которую первой увидел Аркадий, — была телом молодого привлекательного дилона; правая, только сейчас увиденная, была телом старухи — дряхлой, морщинистой и уродливой. Левый глаз, в котором Аркадий увидел страдание и страх, излучал все то же молящее, нежное сияние, глаз правый, тусклый, обезображенный нависшей складкой века, глядел дико и отстраняюще. Из левого, молодого глаза покатились слезы.
— Какой ужас! — воскликнул Аркадий.
— Да, ужас! Ты правильно говоришь, иновременник, ужас! И это моя Салана, самая прекрасная девушка на Дилоне. Вот что с ней сделали мерзкие похитители!
— Разрыв времени, Ланна? — Аркадий понимал, что никакое оружие не способно так страшно изуродовать живое существо.
— Разрыв времени! Он был маленький, когда Салану похитили, она могла прожить ещё сотню ваших лет без перевоплощения. Но хавроны, когда их настиг хроноворот, бросили её у пещеры, она прижалась левым боком к почве и так лежала, пока буря не пронеслась. Хроноворот был короткий, это её спасло от полной гибели, но вот видишь — жизненное время по-разному потекло в двух половинах её тела.
Салана стыдливо прикрыла левый глаз, но правый, старческий, не закрылся и глядел по-прежнему с дикой безучастностью. Этой половине тела было уже неведомо чувство стыда. Аркадию вспомнилось, как в годы студенчества, на работах в горах страшноватой планетки Лахезы, один из их отряда свалился со скалы и у него парализовало половину тела. Когда его уложили в постель, он лежал вот такой же, наполовину живой, наполовину омертвелый. Аркадий мысленно возразил своему воспоминанию: там был единый человек, у него временно отказала половина тела, но он остался в своём возрасте. А здесь были два существа в едином теле, чудовищно разные существа, немыслимо совмещённые, — и каждое жило своей особой жизнью.
Аркадий оглянулся. Повсюду в пещере лежали мохнатые тела, наполнявшие воздух стонами, рычанием, резким запахом ран. Между лежащими расхаживали здоровые хавроны, их было меньше. Наверно, ходящие — те, которым удалось первыми вскочить в пещеру, когда грянул хроноворот; а искалеченным и раненым не удалось спасение в экранированное каменной толщью убежище.
— Надо бы её перенести в местечко поудобней, — сказал Асмодей. — Здесь слишком много раненых.
— Где ты найдёшь местечко, свободное от раненых?
— Уже нашёл. Вон там, где сложены наши аппараты и твоя еда. Там Клаппа и его охрана, а раненых нет. Салану понесу я. Скажи Ланне, что он может спокойно доверить мне это без предварительного размышления. Пусть только глядит и не мешает.
Аркадий шёл впереди, выбирая дорогу между лежащими, за ним двигался Асмодей — Салана покорно лежала на его руках. Ланна то отставал, то шёл рядом и, тихо повизгивая, что-то телепатировал своей подруге.
Предводитель хавронов заворчал, что нехорошо без его разрешения менять места в убежище. Несколько охранников потеснились, Асмодей положил Салану на освободившееся место. Ланна прикорнул с ней рядом. Асмодей обратился к Клаппе:
— Ты разрешил нам взять припасы и вообще, все что нам понадобится, — кроме оружия, так?
— Всё, что не опасно для нас, — проворчал Клаппа. Обезьяноликий офицер уже так хорошо освоил человеческий язык, что не только словами, но и тоном мог передавать одобрение и недовольство. Ланна не преувеличивал, уверяя Аркадия, что тот скоро сумеет хорошо объясняться с воинами рангунов на своём языке.
— Помоги разобраться в предметах, — сказал Асмодей Аркадию.
Отобранные у хронавтов вещи были не свалены в кучу, а аккуратно разложены. У Асмодея вырвалось радостное восклицание, когда он увидел, что компьютер личин тоже лежит среди прочих предметов.
— Зачем он тебе? — удивился Аркадий. — Ведь он повреждён. Только одну личину и можешь добавить к своему прекрасному образу No 17.
— Две, а не одну, зато какие! Бык, извергающий пламя из золотых рогов, и огнедышащий дракон с радиоактивными излучателями вместо глаз. Каждая личина на мощность в десяток киловатт. А номер семнадцатый, хоть и самый красивый, но всего на полкиловатта — максимум три мушкетёра в теле одного маркиза. К тому же я пообтрепался — уже не парадная одежда, а рубище. И шпага сломана. Вообще для серьёзной битвы дракон или бык эффективней маркиза.
— Жаль, что среди набора личин нет облика хаврона, — посетовал Аркадий. — Тогда бы ты сумел выскользнуть из пещеры и как-нибудь добраться до «Гермеса», чтобы вызвать помощь.
— Я бы добрался, Аркадий! Можешь не сомневаться.
Аркадий и Асмодей возвратились к дилонам. Асмодей прижимал к груди компьютер личин. Клаппа скосил на него глаза, что-то проворчал, но отбирать не стал, громоздкая штука на оружие не походила. Аркадий сел около Ланны, тот лежал рядом с Саланой, прижимался к её больному старушечьему боку, что-то тихо вывизгивал. Салана молодым глазом посмотрела на Аркадия. Аркадию показалось, что взглядом она благодарит человека за сочувствие. Он вдруг почувствовал, что почти преступление — смотреть на чужое страдание, зная, что неспособен это страдание облегчить. Он тихонько заговорил с Ланной:
— Поставить один из наших моторчиков? Они повреждены, но на десяток лошадиных сил каждого хватит. Приказывай!
Аркадий такого приказа не отдал. Неизвестно, куда их везут и что с ними будет, когда привезут. Глупо самому ускорять дорогу к своей гибели. Пусть хавроны надрываются, если у них такой обычай — надрываться.
Кругом простирался все тот же унылый мир — перелески мёртвых деревьев, почва, лишённая растений, озерки мёртвой воды. На сероватом мрачном небе сверкали два солнца, голубое и белое. И они не закатывались и не восходили, как было ещё недавно — только поворачивались на одном и том же небольшом небесном пространстве. Когда отряд хавронов захватил хронавтов и дилона, Гаруна Белая калилась слева. Теперь на том же месте сияла Голубая звезда, а Белая переместилась вправо. Аркадий вглядывался в нерадостное небо и думал, что раз обе звезды описали полный круг на полюсе и раз они в противоположных временах, то и время должно было описать полный круг и они должны теперь существовать не в своём прямом времени, а во времени обратном, а он такого перехода не ощутил, да и вообще такой переход — полная остановка времени, то есть смерть, а он вроде бы ещё не умирал.
К фургончику подошли Ланна и предводитель отряда.
— Я выполнил твою просьбу, — сообщил Ланна. — Можешь убедиться, что рангуны подбирают в отряды похитителей только способных к языкам. Поговори с Клаппой, главным бандитом хавронов: это и чин его, и почётное звание, а имя Клаппа означает — «несгибаемый». Он очень гордится и тем, что бандит, и тем, что Клаппа.
Аркадий сообразил, что почётное звание «бандит» представляет собой результат неверного прочтения Дешифраторами человеческих слов, и не решился обратиться к хаврону с таким наименованием. Ещё меньше он мог представить себе, что возможен прямой разговор человеческими словами с обезьяноподобным существом. Его первый вопрос к Клаппе прозвучал довольно невнятно:
— Я хотел… Короче, надо бы… В общем, куда вы нас ведёте?
Ответ был дан на хорошем человеческом языке, только с нечеловеческим акцентом:
— Куда надо, туда и ведём.
Беседу перехватил Асмодей. Киборга не удивило, что обезьяна разговаривает по-человечески. Сам он был конструктивно дальше от человека, чем любая земная или инопланетная обезьяна, но ведь отлично овладел человеческим языком! И заметив, что Аркадий растерялся, быстро заменил его:
— А куда надо?
На это Клаппа ответил обстоятельней:
— Обе Гаруны в противостоянии, неизбежен новый хроноворот. Надо укрыться.
— Есть где укрыться?
— Пещера в скале. Хроновороты в ней гаснут.
Клаппа отошёл. Недоумение Асмодея, однако, не было рассеяно. Сведения по хронистике в него не внедряли. Он знал, что время бывает прямым, обратным и фазовым, или криволинейным. В хронолете часто спорили о фазах космического времени, он запоминал такие разговоры. И он умел пользоваться хроноэкранами и хронотормозами, чтобы отстраниться от опасных скачков времени, — и пользовался ими даже лучше, чем люди. Но дальше его знания не распространялись.
Аркадий объяснил жаждущему познания киборгу, что экраны от хронокатаклизмов бывают не только искусственные, но и естественные. Иные материалы малочувствительны к небольшим изменениям времени — например, граниты. Гранит — долгоживущий камень, он числит за собой не годы, а миллионы лет: тысячу лет назад был такой же, через тысячу лет не изменится. А человеку небольшое колебание времени в сотни лет гибельно. Ведь сто лет назад этого конкретного человека не было и сто лет спустя не будет. Поэтому большая толща гранита, не изменяясь при небольших перебросах времени с прямого на обратное, тем самым полностью или частично амортизирует эти опасные для человека хроноскачки.
— Для дилона хроноскачки так же опасны, как и для людей?
— Опасны, но не в такой степени. Дилоны живут тысячу земных лет — что для них жалкий скачок на сотню лет в прошлое или в будущее! Немного постареет в одном случае, немного помолодеет в другом. Но перебросы в пять-шесть тысяч лет гибельны и для них.
— А в хроноворотах убыстрения и замедления времени достигают, наверно, миллионов лет? Не так? Вот почему наш Ланна так их страшится. Я рад.
— Чему ты рад, Асмодей?
— Тому, что наш хроноэкран спасал не только тебя и меня, но и Ланну. Он должен быть нам за это благодарен.
Отряд мохнатых воинов в юбочках, набитых оружием и инструментами, шагал все быстрей. Хавроны, тащившие повозку, выбивались из сил, чтобы не отстать от отряда. Аркадий все больше жалел их — его собственный вес немало отягчал фургончик. Попросив Асмодея помочь, он слез на землю. Ноги, ещё нетвёрдые, уже кое-как ходили. Почувствовав, что фургон стал легче, солдаты радостно закивали Аркадию и энергичней поволокли повозку.
— Новая гора. Не в ней ли та пещера? — сказал Аркадий, показывая рукой на холм впереди.
Холм был таким же голым и унылым, как и тот, где на хронавтов напали обезьяноподобные воины. Навстречу небольшому отряду Клаппы высыпала группа хавронов. Два отряда соединились и двигались компактной кучкой. Каталей фургончика сменила другая четвёрка. Появился пропавший было Ланна. Левая рука все больше тревожила его. В ней появилась боль, особенно при быстром движении. Он сказал, что рассогласование времён в теле опасно увеличивается. Теперь он и сам понимает, что перевоплощение не надо было откладывать. Вероятно, и Мат Магону, милому пареньку, ещё не достигшему никаких степеней в иерархии из-за замедленности в мышлении, несладко. Ему жаль несчастного Мат Магона.
— А себя не жаль? — спросил Асмодей.
Себя Ланне тоже было жаль. Но в своей хвори он сам виноват — затянул перевоплощение. А в нынешних недугах Мат Магона виноват он, Ланна, это тяготит его душу. Бедный Мат Магон так ожидал перевоплощения!
В каменистом холме виднелось тёмное отверстие. Один за другим солдаты пропадали в нем. Хронавты и дилон подождали, пока в отверстие вкатили повозку, потом проследовали за ней. Узкий туннель круто спускался вниз. Аркадий отметил, что каменные стены туннеля светятся, как и стены в помещениях Ратуши, где их сперва «прозеркаливали», потом объясняли жизнь дилонов и вели на суд Старейшин. Только свечение стен пещеры было много слабей, чем в Ратуше. Читать при таком свете было бы трудно, но фигуры и лица виднелись отчётливо. Аркадий припомнил, что ещё не встречал на Дилоне искусственных светильников, везде применялись самосветящиеся камни, одни излучали ярче, другие слабее — каждый материал подбирался по силе света, необходимой для определённого места. Миша Бах, если бы не погиб, думал Аркадий, наверно, разузнал бы обстоятельней о самосветящихся минералах, это пригодилось бы впоследствии на Земле. Аркадий грустно усмехнулся: Земля далека, Бах погиб, а их, пока живых, гибель поджидает неподалёку.
Самосветящийся туннель расширился и превратился в обширную пещеру, тускло освещённую стенами, затхлую и сырую. К пленникам приблизился Клаппа.
— Здесь будем пережидать хроноворот. Отдыхайте. Выходить нескоро.
— Одному из нас надо поесть, — сказал Асмодей, показывая на Аркадия.
— Где пакет с запасами пищи?
— Все ваше вон там, — Клаппа показал на дальний угол. — Возьмите что захочется, кроме оружия и аппаратов.
— Пойдём вместе, чтобы не потеряться потом среди обезьян — их тут жутко много, а свету мало, — сказал киборг и добавил: — Ну, и дух от здешнего зверья!
Хавронов было, и вправду, так много, что в просторной пещере они чуть не лежали один на другом. Духота, показавшаяся такой неприятной Аркадию и Асмодею, шла от их мохнатых тел. Но это был не так запах зверья, как запах болезни. Хотя свету было чуть-чуть, хронавты быстро разглядели, что большинство наполнивших пещеру солдат не отдыхает, а страдает. Это было не спокойное убежище от налетающих снаружи хроноворотов, а лазарет искалеченных и умирающих. Отовсюду доносилось жалобное рычание и стоны. Аркадий спросил Ланну, откуда столько пострадавших, — ведь ни Старейшины, ни сам Ланна, ни его друг Ронна не говорили, что в этих местах недавно происходили битвы, а без жестокого сражения не могло бы появиться так много раненых.
Ланна долго не отвечал — то ли впал в трудное размышление, то ли телепатически допытывался разъяснений у самих хавронов.
— Здесь не сражённые в битве, а пострадавшие в хроновороте, — ответил он потом. — Отряд хотел вторгнуться на нашу половину планеты. Но его покарала природа. Он попал в хроноворот, в солдатах разорвалось время. Часть погибла, часть спаслась в этой пещере. Здесь время единое, но мало кто выйдет отсюда. Только два-три десятка не пострадали, они и захватили нас.
— Разве пострадавшим не оказывают помощи, Ланна?
— Какая помощь, иновременник? От разрыва времени единственное спасение — восстановить синхронизацию. Но и это уже мало кому помогает, если разрыв времени велик. А рангуны никаких перевоплощений…
Ланна, вдруг прервав объяснение, страшно завизжал и бросился в сторону. В полусвете пещеры его невысокая худая фигурка быстро пропала среди массивных хавронов, слоняющихся между лежащими. Некоторое время слышался его голос, в нем смешивались радость и отчаяние. Аркадий побежал на голос. Но Ланна замолчал, и Аркадий остановился, не соображая, куда же идти в беспорядочном навале раненых и искалеченных. Подоспевший киборг показал вправо — там особенно густо теснились пострадавшие.
— Он побежал туда. Там споткнулся и упал. Я все видел.
Резко расталкивая ходящих солдат, не церемонясь и с лежащими, Асмодей поспешил в сторону, где упал Ланна. Кто-то охнул, кто-то грозно зарычал, кто-то жалобно взвизгнул — Асмодей не стеснялся наступать то на ноги, то на туловища. Аркадий схватил его за пояс.
— В тебе нет жалости, Асмодей! Разве можно шагать по телам?
— Жалость у меня есть, — с достоинством возразил киборг. — Полный комплекс жалости к людям. К раненым, к больным, к маленьким, к большим. К женщинам, детям и старикам — даже усиленная, так меня запрограммировали. Но ведь это не люди, а обезьяны, да ещё враги людей, да ещё вооружённые. Зачем их жалеть?
Аркадий сердито сказал:
— Если мы когда-нибудь вернёмся на Латону, я попрошу Марию домонтировать в тебе ещё один комплекс — человеческую жалость ко всему живому, нуждающемуся в помощи.
Философское мышление у Асмодея запрограммировано не было, но он иногда собственным старанием прорывался в эту область. Он сказал почти пренебрежительно:
— У людей, Аркадий, много излишних комплексов, понижающих жизненную эффективность. Если бы мне поручили сотворить людей, я применил бы более рациональную программу.
Аркадию вспомнилось, что на Латоне Мария именно так и говорила о своём искусственном создании: что сотворила Асмодея, освободив его от множества человеческих недостатков. Он лишь повторял её мысли как верный ученик. Надо будет сказать ей, что лучше бы в новых её искусственных созданиях она не столько освобождала их от человеческих недостатков, сколько внедряла побольше человеческих достоинств.
— Он здесь! — заорал Асмодей и большим прыжком перепрыгнул сразу через троих лежащих. — Ланна! Ланна!
Ланна, стоя на коленях, склонялся над чьим-то распростёртым телом. Он не откликнулся на призыв Асмодея. Киборг повернул дилона к себе. Мордочка Ланны жалко кривилась, из глаз катились слезы. Аркадий не ожидал, что дилоны способны плакать. У молодого Различника вдруг отказало умение телепатировать свои мысли в человеческое сознание, он только громче обычного повизгивал — мысли не трансформировались в слова.
— Успокойся, Ланна! — твердил Аркадий. — Что так огорчило тебя? Успокойся и скажи!
— Салана! — дошла наконец до хронавтов воплощённая в слово мысль. — Я нашёл мою Салану. Ей плохо, иновременник, ей очень плохо, моей дорогой, моей единственной Салане!
Аркадий тоже опустился на колени, всматриваясь в лежащую на полу фигуру. Сияние стен в этом уголке было особенно скудным, но света хватало, чтобы разглядеть дилона, резко отличавшегося от всех, кого Аркадий успел повидать. О том, что дилоны, как и люди, разнополы, Аркадий знал, Ланна уже вспоминал, что у него была невеста, похищенная рангунами. Но ни на улицах, где навстречу хронавтам высыпали толпы дилонов, ни в Ратуше он не видел женщин и уже думал, что если они и имеются, то внешне их не отличить от дилонов-мужчин.
Но одного взгляда на Салану было достаточно, чтобы понять, что она, точно, женщина и что до сих пор хронавтам встречались — преднамеренно, наверно — одни мужчины. Дилоны ростом не брали: Ланна терялся среди внушительных хавронов, а Салана была ещё меньше своего друга. И она разнилась от него не только ростом, но и всем обликом — тонкая, без длинных рук, с мордочкой почти вдвое короче, чем у Ланны, она ещё имела и волосы на голове, их было немного — рыжих, мягких, коротких, — но они всего больше и выделяли её и, вероятно, всех женщин-дилонок от гологоловых дилонов-мужчин.
Салана лежала на правом боку, Аркадий видел только один её глаз. Глаз жил, в нем было страдание и страх. Она вся сжалась, когда Аркадий наклонился к ней, ещё сильней вдавилась правым боком в пол.
— Она тебя боится, — протранслировал Ланна. — Она всего боится, а тебя особенно — она ещё не видела людей.
— Могу я с ней говорить, Ланна?
— Она не знает, как переводить свои мысли в ваши слова. Она потеряла три четверти своих мыслительных излучений и почти не понимает меня. Ей очень плохо, иновременник. Посмотри сам, что сделали с ней отвратительные хавроны.
Ланна повернулся к Салане, что-то ей внушал, слегка повизгивая, — и в попутном мыслям визге было столько нежности и горя, что по одному этому звуку Аркадий понимал, как глубоко он страдает. Она что-то отвечала — тихий стон сопровождал ответ. Потом она стала поворачиваться на спину, Ланна помогал, обхватив здоровой рукой её плечо.
Даже в бредовом видении Аркадию не могло примерещиться то, что он увидел. Перед ним на спине, беспомощно раскинув руки, лежала маленькая, тоненькая, изящная дилонка. Но это было не одно, а два существа в одном теле: одно — правая половина Саланы, другое — левая её половина. Единое тело складывалось из двух частей, и две эти части столь разнились, что невозможно было вообразить, что они вообще могут составить что-то физически единое.
Левая половина Саланы — та, которую первой увидел Аркадий, — была телом молодого привлекательного дилона; правая, только сейчас увиденная, была телом старухи — дряхлой, морщинистой и уродливой. Левый глаз, в котором Аркадий увидел страдание и страх, излучал все то же молящее, нежное сияние, глаз правый, тусклый, обезображенный нависшей складкой века, глядел дико и отстраняюще. Из левого, молодого глаза покатились слезы.
— Какой ужас! — воскликнул Аркадий.
— Да, ужас! Ты правильно говоришь, иновременник, ужас! И это моя Салана, самая прекрасная девушка на Дилоне. Вот что с ней сделали мерзкие похитители!
— Разрыв времени, Ланна? — Аркадий понимал, что никакое оружие не способно так страшно изуродовать живое существо.
— Разрыв времени! Он был маленький, когда Салану похитили, она могла прожить ещё сотню ваших лет без перевоплощения. Но хавроны, когда их настиг хроноворот, бросили её у пещеры, она прижалась левым боком к почве и так лежала, пока буря не пронеслась. Хроноворот был короткий, это её спасло от полной гибели, но вот видишь — жизненное время по-разному потекло в двух половинах её тела.
Салана стыдливо прикрыла левый глаз, но правый, старческий, не закрылся и глядел по-прежнему с дикой безучастностью. Этой половине тела было уже неведомо чувство стыда. Аркадию вспомнилось, как в годы студенчества, на работах в горах страшноватой планетки Лахезы, один из их отряда свалился со скалы и у него парализовало половину тела. Когда его уложили в постель, он лежал вот такой же, наполовину живой, наполовину омертвелый. Аркадий мысленно возразил своему воспоминанию: там был единый человек, у него временно отказала половина тела, но он остался в своём возрасте. А здесь были два существа в едином теле, чудовищно разные существа, немыслимо совмещённые, — и каждое жило своей особой жизнью.
Аркадий оглянулся. Повсюду в пещере лежали мохнатые тела, наполнявшие воздух стонами, рычанием, резким запахом ран. Между лежащими расхаживали здоровые хавроны, их было меньше. Наверно, ходящие — те, которым удалось первыми вскочить в пещеру, когда грянул хроноворот; а искалеченным и раненым не удалось спасение в экранированное каменной толщью убежище.
— Надо бы её перенести в местечко поудобней, — сказал Асмодей. — Здесь слишком много раненых.
— Где ты найдёшь местечко, свободное от раненых?
— Уже нашёл. Вон там, где сложены наши аппараты и твоя еда. Там Клаппа и его охрана, а раненых нет. Салану понесу я. Скажи Ланне, что он может спокойно доверить мне это без предварительного размышления. Пусть только глядит и не мешает.
Аркадий шёл впереди, выбирая дорогу между лежащими, за ним двигался Асмодей — Салана покорно лежала на его руках. Ланна то отставал, то шёл рядом и, тихо повизгивая, что-то телепатировал своей подруге.
Предводитель хавронов заворчал, что нехорошо без его разрешения менять места в убежище. Несколько охранников потеснились, Асмодей положил Салану на освободившееся место. Ланна прикорнул с ней рядом. Асмодей обратился к Клаппе:
— Ты разрешил нам взять припасы и вообще, все что нам понадобится, — кроме оружия, так?
— Всё, что не опасно для нас, — проворчал Клаппа. Обезьяноликий офицер уже так хорошо освоил человеческий язык, что не только словами, но и тоном мог передавать одобрение и недовольство. Ланна не преувеличивал, уверяя Аркадия, что тот скоро сумеет хорошо объясняться с воинами рангунов на своём языке.
— Помоги разобраться в предметах, — сказал Асмодей Аркадию.
Отобранные у хронавтов вещи были не свалены в кучу, а аккуратно разложены. У Асмодея вырвалось радостное восклицание, когда он увидел, что компьютер личин тоже лежит среди прочих предметов.
— Зачем он тебе? — удивился Аркадий. — Ведь он повреждён. Только одну личину и можешь добавить к своему прекрасному образу No 17.
— Две, а не одну, зато какие! Бык, извергающий пламя из золотых рогов, и огнедышащий дракон с радиоактивными излучателями вместо глаз. Каждая личина на мощность в десяток киловатт. А номер семнадцатый, хоть и самый красивый, но всего на полкиловатта — максимум три мушкетёра в теле одного маркиза. К тому же я пообтрепался — уже не парадная одежда, а рубище. И шпага сломана. Вообще для серьёзной битвы дракон или бык эффективней маркиза.
— Жаль, что среди набора личин нет облика хаврона, — посетовал Аркадий. — Тогда бы ты сумел выскользнуть из пещеры и как-нибудь добраться до «Гермеса», чтобы вызвать помощь.
— Я бы добрался, Аркадий! Можешь не сомневаться.
Аркадий и Асмодей возвратились к дилонам. Асмодей прижимал к груди компьютер личин. Клаппа скосил на него глаза, что-то проворчал, но отбирать не стал, громоздкая штука на оружие не походила. Аркадий сел около Ланны, тот лежал рядом с Саланой, прижимался к её больному старушечьему боку, что-то тихо вывизгивал. Салана молодым глазом посмотрела на Аркадия. Аркадию показалось, что взглядом она благодарит человека за сочувствие. Он вдруг почувствовал, что почти преступление — смотреть на чужое страдание, зная, что неспособен это страдание облегчить. Он тихонько заговорил с Ланной: