7-я заповедь "козла"
Десятого ноября отпраздновать не удалось. Почти весь день начальник неотлучно находился на месте, и опера бегали на полусогнутых. Собрались одиннадцатого вечером.
Отмечание праздника проходило в общежитии. О том, чтобы собраться в конторе, не могло быть и речи - Валентинов сурово пресекал и куда менее крамольные вещи. Место для общей пьянки подобрал Кулинич. Комната 1430, вокруг происшествия в которой вертелись все последние события, оказалась свободной. Один жилец отправился в мир иной, другой же готовился отбыть в места не столь отдаленные. Комната стояла опечатанной. Не составило никакого труда получить у следователя Жбана разрешение на использование площади "в оперативных целях". Узнав, где именно Сергей запланировал торжество, Хусаинов передернулся:
- Ты че, обалдел? На месте убийства...
- Ну и что? Может, нам еще траур по нему носить?
- Вроде, неудобно.
- Неудобно, когда сын на соседа похож. Другой комнаты у нас сейчас все равно нет.
Хусаинов, вздохнув, согласился. Он подумал, что альтернативой злополучной комнате может являться лишь пьянка в конторе, а это чревато начальником отделения, которого следует опасаться значительно больше, нежели неприкаянных душ невинно убиенных демократов.
Никому не пришла в голову кощунственная мысль вовсе отменить праздничную пьянку. День милиции отмечали даже во времена недоброй памяти сухого закона, когда запрещалось вообще все человеческое. Остатки этой практики еще взирали со стен дежурки в виде извлечения из кодекса и грозного приказа ректора, в котором спиртное приравнивалось к ядерному оружию и провозглашались безъядерные принципы - "запрещение проноса, хранения и распития" эликсира радости на территории Университета.
Как раз в те жестокие времена и случилась с нынешним замом по розыску неприятность, мягко выражаясь, весьма отрицательно сказавшаяся на его служебном росте. Он только-только получил новую долгожданную должность начальника в новом 253-м отделении милиции. Неприятность, как и все неприятности, началась с того, что людям в главке оказалось нечем заняться. В такие минуты тамошние бездельники любят учинять "внезапные проверки".
Посидев немного в РУВД и не найдя ничего интересного, проверяющие решили: "А заедем-ка мы в 253-е отделение". Особую пикантность этому решению придавало то, что пути до отделения - ровно три минуты на машине. Как только инспекторы ступили за порог, Хусаинову сообщили по телефону радостную новость: "Инспекция из главка будет у тебя через три минуты! Давай!" Что именно давать, объяснять было некогда, да и незачем. Он кинулся в дежурную часть. Неположенные предметы, несмотря на их субъективную ценность, полетели прямо в форточку, лишние бумаги скрылись в карманах. Скомкав последнее заявление, Хусаинов увидел в окно, как инспекторская машина заруливает во двор отделения. В последний раз обводя взглядом дежурку - не забыл ли чего - начальник с ужасом заметил, что не убрал самый крупный из компрометирующих предметов. Прямо посреди дежурки безжизненно развалился на табурете опер Чекин. Внешний вид сыщика и в особенности исходящий от него запах не оставляли сомнений в причинах его неподвижности - опер был пьян в то самое место, которое Хусаинов уже не успевал прикрыть от высокой комиссии. Не слишком опытный начальник отделения на секунду растерялся, но тут послышался хлопок входной двери, впускающей страшных гостей, и решение моментально нашлось. Хусаинов подхватил под руки мычащего опера и с трудом запихнул его в "обезьянник".
- Сиди здесь, будешь задержанным, - злобно прошептал он Чекину и ринулся навстречу инспекции.
Внимательно оглядевшись и не заметив ничего предосудительного, проверяющий обратил внимание на "задержанного", который все еще размышлял над услышанным от начальника. Инспектирующий палец требовательно уперся в Чекина.
- Это задержанный за появление в общественном месте в нетрезвом состоянии, - пролепетал Хусаинов.
Чекин же тупо посмотрел на инспектора и неожиданно произнес:
- Зззаявляю, что мое здержание прзведено свершнно неправмерно!
Слегка обалдевший инспектор потребовал протокол и все полагающиеся документы на правонарушителя, но документов, естественно, не оказалось.
- А они меня еще и избили, - подал голос Чекин.
- Да что ты врешь-то! - возмущению Хусаинова не было предела. - Кто тебя трогал?!
В ответ задержанный опер, который, видимо, окончательно решил подвести начальника "под монастырь", закатал рукав и продемонстрировал здоровый синяк на плече.
Делом заинтересовалась особка, и могло кончиться совсем плохо, не вступись Валентинов, который взял Хусаинова обратно в 206-е отделение на должность зама по розыску.
Но сейчас страшные плакаты остались в дежурке. Место встречи было глубоко законспирировано на 14 этаже, и проверяющих можно было не опасаться. Все не без труда разместились за небольшим столиком, уставленным недоброхотными дарами местной закусочной, и Хусаинов провозгласил первый тост.
Когда стали пить "за дам", очень кстати завалился Иванов. С собою он привел белокурое создание, которое представил как Зою. Создание щебетало ангельским голоском и умопомрачительно взмахивало ресницами, однако водку трескало наравне с мужиками. Это особенно умилило старшину отделения Калашникова. Склонившись к Иванову, он восхищенно зашептал:
- Какая девочка! Наша? Откуда она?
- Из пресс-службы.
- Что-о-о?!! Она?
- Да.
- Не может быть!
- Точно тебе говорю.
- Вот эта?! И она - прессует? Надо же...
Пришлось объяснять, что пресс-служба и пресс-хата - это несколько разные вещи.
Закупка водочки была поручена старшине отделения. С этой непростой задачей он блестяще справился. Непростой - потому что подавляющее большинство продаваемой в комках водки не имело ничего общего с исконно русским напитком. В лучшем случае - разбавленный спирт, в худшем можно было нарваться и на отраву. Статистика несчастных случаев по городу убедительно свидетельствовала, что к покупке спиртного следует подходить предельно серьезно. И старшина подошел. Заявившись в комок, он первым делом предъявил удостоверение и попросил чего-нибудь крепкого, предупредив продавца, что они это будут пить. Сами. И если что... Продавец торопливо закивал и полез куда-то вглубь своих закромов. После десяти минут возни он извлек из недр несколько бутылок водки, по виду, точь-в-точь как на прилавке. И заявил, что на ЭТО дает гарантию.
Водка оказалась действительно качественной. Но подействовала на всех по-разному. Иванов, например, впал в пессимизм. С горечью в голосе он толковал старшине:
- В восемьдесят седьмом прокуратура неожиданно взяла все хозяйственные дела и... Представляешь: все до одного - "за отсутствием состава", "за отсутствием состава"... Амнистировали всех подчистую, все хозяйственные статьи. Указание из ЦК... Падлы... Мы тогда только Рамизова засадили. Год работали, представляешь! У него одного золота на двести тридцать тыщ изъяли. Через полгода возвращается - мне в лицо смеется, сука. И в должности восстановили!.. Всех, понимаешь, без разбора... Не было у нас хозяйственных преступлений, понимаешь, все менты поганые придумали...
Калашников уважительно выслушивал излияния опера, время от времени сочувственно кивая.
Кулинич - напротив, воспрял духом. Обнявшись с пресс-дивой, они на пару горланили привезенные из Главка частушки:
Вот идет БХСС
Водка, бабы, деньги есть.
Вечно пьян и вечно хмур
Вслед за ним плетется УР.
А за ним идут ГАИ
Эти пьют не на свои.
И последним - прокурор.
Среди них он главный вор.
- Спой что-нибудь нормальное! - у Муравьева, видимо, проснулось и запротестовало его эстетическое чувство потомственного интеллигента.
- Действительно, - поддержал кто-то из присутствующих. - Давай че-нибудь наше.
Ко всеобщему одобрению Кулинич затянул "Мурку".
Как ни странно, но среди личного состава бытовали, на первый взгляд, довольно странные музыкальные пристрастия. "Наша служба и опасна, и трудна" никогда не пели, хотя слушали с удовольствием. Наиболее популярны были такие вещи как "Мурка", "Гоп-стоп" и, конечно же, знаменитая "Таганка". Раздумывая над причинами таких предпочтений, Кулинич сначала подумал, что вкусы формируются по принципу "с кем поведешься...". Но он чувствовал, что ребята как бы вкладывают в блатные песни иной смысл, и те звучат совсем не по-блатному. Атмосфера, что ли, иная. Вроде костюма пирата на маскараде - из воплощенного зла получается шутка.
Музыка, кажется, вернула Иванову жизненный оптимизм. Отбросив свое похоронное настроение, он протянул руку за гитарой:
- Ну-ка, дай-ка. Я тут на днях классную вещь слышал. Не знаю, кто написал, но - наш человек, точно. За душу берет.
Он посерьезнел, настроил инструмент и в наступившей тишине зазвучали аккорды в темпе марша.
Карабин - на плечо.
Слезы - к чертовой матери.
Будет нам горячо
В жаром пышущем кратере.
Мы прочешем весь лес
Как породу старатели.
Натворим мы чудес
Батальоном карателей!
Войте, волки, в лесах,
В затаенных местах!
От фуражек зеленых
Зарябило в глазах!
Вы подохнете скоро
Без могил, без крестов.
Мы - собачая свора
В двадцать тысяч штыков.
Егерями войдем
В лес в околышах синих.
Хутора обольем
И землянки бензином.
Мы прочешем листву,
Перемесим мы глину,
Расстреляем Литву,
Разопнем Украину!
Впереди - темнота,
А в руках - автоматы.
Позади нас - война,
Буковина, Карпаты...
Сантименты - потом!
В то, что делаю, верю я!
Помни: в сорок шестом
Нас послал сюда Берия.
Сантименты - потом!
Смерть идет неизбежно.
Снова в бой, но зато
Наше все побережье.
Мы прочешем листву,
Перемесим мы глину,
Расстреляем Литву,
Как тогда Буковину.1
Выслушав благодарности и пообещав всем желающим потом записать слова, исполнитель снова заметно погрустнел.
Задумчиво рассматривая свой захватанный стакан, Иванов заметил старшине:
- Между прочим, стаканы надо мыть с обеих сторон.
- Во-во! - поддержал Кулинич. - Изнутри тоже!
Еще раз неприязненно покосившись на стакан, Иванов встал и прихватив сколько смог посуды, направился в умывальник. Плеск воды был перекрыт неприличным звуком со стороны Шпагина. Рация у него в папке издала нечто среднее между автоматной очередью и предсмертным хрипом.
- Достала уже! - он попытался извлечь аккумулятор, но безуспешно. Выключатель же отломался уже давно.
Рация хрюкнула и вполне членораздельно произнесла: "...одтверди прием!".
Сладив с техникой, Шпагин вновь вооружился бутылкой, но стаканов на столе не было. Как по заказу, за спиной скрипнула дверь.
- Давай посуду, - и участковый протянул руку!
- Не дам! - грозно рявнул зашедший в комнату Валентинов. - Вот вы чем занимаетесь! И это на месте происшествия! В служебное время!
Из-за спины разгневанного начальника с ненатурально честной физиономией торчал замполит Незлобин. Время от времени он пытался выскользнуть за дверь, но начальник мертвой хваткой придерживал его за пуговицу на обшлаге.
- Наливай! - очень кстати провозгласил Иванов, появляясь с чистыми стаканами.
- Я запрещаю вам спаивать моих подчиненных! - загремел Валентинов, обернувшись. - Вы дезорганизовали работу всего отделения. Вон, старшина уже лыка не вяжет!
- Никак нет, товарищ майор! Вяжу! - с этими словами Калашников вскочил, опрокинул стол и вытянулся по стойке "смирно".
На китель Валентинова выплеснулась изрядная порция водки с соответствующим количеством закуски. Замполит за спиной у начальника остался сухим и, воспользовавшись замешательством, улизнул, оборвав пуговицу. Пресс-дива геройски попыталаь спасти положение:
- Минуточку, товарищ начальник! Я вам сейчас тряпочку принесу и все приведем в порядок! - она ослепительно улыбнулась и выпорхнула из комнаты.
Валентинов с видимым героическим усилием притормозил на языке поток вполне конкретных эпитетов. На Иванова (с его молчаливого согласия) свалилась вся ответственность за учиненную пьянку - как на единственного неподчиненого Валентинову в этой комнате.
- Мальчики, а в этой комнате правда убийство было? - Зоя вернулась из ванной, держа в руках забрызганную кровью футболку.
- Кажется, еще одно будет сейчас! - Валентинов все не мог успокоиться.
Но Иванов сориентироваля мгновенно. Он как-то сразу заполнил собой всю комнату, оттерев начальника в угол. На глазах у присутствующих опер мгновенно протрезвел. Кажется, исчез даже запах.
- Откуда у тебя это?!
- Да вот, я же за тряпкой пошла, под ванну заглянула, а она там лежит...
- Опер взял футболку двумя пальцами. Из-под пятен крови ехидно улыбающийся ковбой предлагал дармовое "Мальборо".
"Есаулъ" в своем рассказе как раз и описывал эту майку. Хусаинов очень гордился тем, что потом сумел исключить ее из протоколов допроса. Найденные взамен липового Меснянкина реальные свидетели, видевшие Гринберга в тот вечер в общаге, не сговариваясь, показывали, что он был в майке "Мальборо", но таковой среди вещей подозреваемого не нашли. Прекрасно сознавая, что такое несоответствие материалов дела тянет, по меньшей мере, на возврат на доследование, если не на оправдательный приговор, Хусаинов приложил неимоверные усилия на сглаживание противоречий. Уговорить свидетелей на другую одежду не удалось. Была мысль заменить несговорчивых свидетелей другими, более сговорчивыми ребятами, но сложностей такой вариант сулил не меньше. В результате в протоколах допроса свидетелей Жбан ловко опустил вопрос об одежде.
И сейчас неожиданное появление на свет вожделенной улики произвело на всех посвященных потрясающее впечатление.
- Сергей, понятых! - скомандовал Иванов.
- Остынь-ка лучше, - вяло посоветовал Хусаинов, - следствие закончено, дело в суде, уже поздно пить боржоми.
До Валентинова наконец тоже дошло.
- Эх, твою бы девочку - да на неделю пораньше, - с обидой в голосе протянул начальник. - Кстати, а кто проводил обыск в комнате?
В комнате явственно запахло дисциплинарными взысканиями.
- Жба-а-а-ан!!! - хором откликнулись все пристутствующие.
- Ну что ж, - резюмировал Иванов, - тогда только и осталось - положить ее обратно и забыть. К делу все равно не пришьешь.
- Да, Борис Владимирович, давайте забудем, - застенчиво намекнул Хусаинов, имея в виду скорее не майку, а все остальное, находящееся в комнате.
- А зачем забывать, мальчики? - мило поинтересовалась пресс-офицерша, - В каком суде, говорите, дело?
- В Ленинском, - машинально отозвался Иванов и тут же, вспомнив прошлогоднюю печальную историю, добавил. - Только не вздумай звонить Мариночке! Не хватало нам ЕЩЁ ОДНОГО скандала.
Иванов намекал на секретаршу Ленинского райнарсуда Марину Тузову. Толстая и на вид вполне добродушная Мариночка втихомолку подрабатывала охраной ценных грузов. В кабине трейлера все принимали ее за обычную "плечевую". Правду, по слухам, узнавали лишь те, кто пытался напасть на груз, но они уже никому ничего не могли рассказать. В качестве вооружения Мариночка преспокойно использовала приложенные к уголовным делам "пушки" и потом, возвращая на место, частенько путала их. Из-за этого, собственно, история и выплыла на свет. Сунуть в дело лишний вещдок оказалось сущим пустяком, на что Зоя сейчас и намекала.
Невозможность приобщения к делу только что обнаруженного доказательства прекрасно понимали все кроме, может быть, Валентинова, который еще некоторое время хорохорился, утверждая что-то про доследование. Дело уже лежало в суде, и перспективы у него виделись знающим людям как весьма безрадостные.
В итоге майку действительно сунули обратно под ванну и начали расходиться.
Вот уже несколько недель все оппозиционные газеты и западные голоса смаковали политическое убийство, обвиняя КГБ в смерти Паши Фотиева, а милицию - в укрывательстве убийц. Комитет, как всегда, хранил гордое молчание, а не отличающееся таким благородством милицейское ведомство неубедительно пыталось оправдаться. Прокуратура, как ни странно, под горячие языки не попала, поэтому Жбан чувствовал себя достаточно спокойно и к работе относился по-прежнему наплевательски. Валентинов же с заместителем отдувались за всех. В отделение зачастили проверки из главка и министерства. А какой еще реакции можно было ожидать?
Очередной проверяющий после небольшого совещания в кабинете Валентинова и осмотра его коллекции спиртных напитков проявил участие и понимание:
- Я тут должен хоть что-нибудь накопать, иначе меня не поймут. Лучше покажите мне сами, какие у вас недостатки.
Хусаинов без излишних предисловий начал диктовать инспектору перечень выявленных недостатков для акта проверки.
- Дежурная часть, оружейная комната и обезь..., то есть, помещение для доставленных лиц находятся в антисанитарном состоянии. Для сведения граждан не вывешены выдержки из законов о правах. За сотрудниками УР не закреплен автотранспорт.
- Ладно, на акт хватает, - удовлетворился инспектор. - Ну, на ремонт, я понимаю, средств нет. А что, так трудно права вывесить? Не можете отпечатать как положено - хоть от руки напишите.
- Да нет, мы отпечатали в типографии и стенд оформили.
- И где же он?
- Я его снял.
- Зачем?
- Вам нужно отчитываться... ну и мне тоже. Когда вы уйдете, я его повешу обратно и напишу, что недостатки устранены.
Инспектор лишь крякнул и погрузился в бумаги.
Закончив писанину, он с видимым облегчением согнал с лица официальное выражение и высказался:
- Кстати, насчет нарушений. Когда я служил в областном главке, поехали мы как-то проверять один ОВД. По пути слышим по радио сообщение оперативной группе прибыть по адресу такому-то задержать квартирного вора. Я смотрю - мы как раз мимо нужного дома проезжаем. Велел я завернуть во двор. Посмотрим, думаю, как быстро прибудут и в каком составе. В бригаде, как известно, полагается опер, следователь, криминалист и кинолог. Полный комплект встречается довольно редко... Так вот, подъезжает машина, из машины вылезают двое мужчин и женщина, все в штатском. "Интересно, - думаем, - кого на этот раз в группе не окажется?" Мужики бегут в подъезд, а женщина вытягивает из машины, с заднего сиденья... как вы думаете, что? Вилы! Обычные вилы на деревянной ручке и становится с ними под окном. Видимо, у них уже отработанный сценарий. Распахивается окно, и вор пытается выпрыгнуть, благо невысоко второй этаж. Но видит наставленые на него снизу вилы и раздумывает прыгать. Когда его вывели, мы подходим, представляемся и начинаем выяснять, кто есть кто в этой странной бригаде. Один из мужиков (самый крепкий, который вора и заломал) оказывается техником-криминалистом. Другой представляется кинологом. Что любопытно, собак в этом ОВД по штату не числилось, но кинолог был и при захвате справлялся, как показала практика, не хуже четвероногого друга. Женщина же с вилами оказалась опером. Безвестно отсутствовал лишь следователь...
- У вас с комплектом, надеюсь, все в порядке?
С комплектом, точнее, с некомплектом личного состава в отделении, как везде, было трудно. Но последнее время помогли комсомольцы... Кто-то из ребят додумался почитать положение об ОКОДах, где черным по белому было записано, что руководство оперативного комсомольского отряда избирается на ежегодном общем собрании. Подбиваемые Кротом, окодовцы устроили собрание и сместили Костю Побелкина с его поста. Это переполнило чашу терпения руководства. На первом же заседании бюро ВЛКСМ Университета оперотряд был распущен. Своими задержаниями да протоколами он давно уже вызывал недовольство студентов, а комсомольское начальство с некоторых пор не отчитывалось о воспитательной работе среди молодежи, но зато заботилось о своей популярности в указанной среде. Наиболее активные ребята из оперотряда пошли к Валентинову во внештатники. Неприятностей от этого, конечно, добавилось, но зато самую рутинную часть работы теперь можно было спихнуть на них.
С пьянки все расходились в дурном настроении, недобрым словом поминая начальника. Хусаинов отправился в отделение забрать свою сумку, с ним за компанию поплелись Кулинич и Муравьев. В дверях конторы они столкнулись с Китаевым из патрульно-постовой службы. Его лунообразная, обычно пылающая довольством физиономия на этот раз наводила на мысль о лунном затмении.
- Ребята, хорошо, что вы здесь! - воскликнул Китаев. Поскольку он остановился в дверном проеме, полностью, его загородив, игнорировать это обращение не удалось.
- Что еще случилось? - худенький Муравьев попытался протиснуться мимо Китаева в двери конторы, но безуспешно.
- Ребята, у нас все на выезде, а тут в зоне "Е", сообщили, в одной комнате изнасилование происходит.
Корпуса главного здания Университета почему-то именовались "зонами".
Сыщики направились к зоне "Е". Китаев сильно отстал, делая вид, что автомат для него - непосильная ноша.
За указанной дверью действительно раздавались женские крики и стоны, значение которых можно было истолковать двояко. Однако после стука в дверь они приобрели вполне определенный характер: "Помогите!"
Муравьев толкнул дверь, та не подалась, после чего сыщик начал грозно колотить по ней ногами с криками "Откройте, полиция!" Он уже примеривался, как бы поудобнее встать, чтобы выбить филенку двери и открыть замок изнутри. Но тут неожиданно дверь в комнату сама распахнулась, и кто-то стремительно проскочил под рукой сыщика и унесся в коридор.
Злодея начали преследовать. Он выбежал на лестницу, скатился вниз, промелькнул через холл, безнадежно оставив позади преследователей, кинулся в крутящуюся дверь, ведущую на улицу и застрял в ней. Как обнаружилось мгновение спустя, застрял не по воле случая, а по воле левой ноги Китаева, которая вовремя заклинила вертушку. Увидев из-за толстого стекла сияние китаевской ряхи, которая снова расцвела довольством, нарушитель повел себя довольно странно. Его лицо исказила гримаса, он накрыл голову руками, скорчился на полу внутри вертушки и затих. Подбежавшие с другой стороны опера далеко не сразу смогли извлечь его из двери.
В "обезьяннике" задержанный также продолжал вести себя странно - скорчился на полу и тихонько скулил.
Прибывшие медики вынесли диагноз: "нервное потрясение, клаустрофобия". Об уголовном деле забыли. Сыщики небезосновательно опасались, как бы не пришлось отвечать за явную психическую травму задержанному. По нынешним временам, за это можно было поплатиться. Даже потерпевшая, узнав, что он, видимо, останется на нервной почве импотентом, обозвала милицию "изуверами" и пригрозила пожаловаться.
После этого сели забить фишки.
- Ну, значит, главк против отделения, - заметил Кулинич, оценив рассадку соперников за столом. Сам он очутился напротив Муравьева, а Иванову выпало играть в паре с Пчелкиным.
Согласно старой русской традиции, опера каждый день на работе "забивали фишки". А в свободное время, за фишками, естественно, обсуждали служебные вопросы.
- По делу еще кучу справок собирать. Иван, ты нам окажешь содействие?
- Вы думаете, у меня нет дел кроме вашего? - парировал Иванов. - Вот хотя бы аналогичное убийство-бытовуха на площади Восстания. Одного МИДовского чиновника прирезали. Так я практически в одиночку все раскрыл! Там, кстати, тоже вони много было, с Минобороны один генерал-лейтенант все наезжал, но, конечно, с вашим демократом не сравнить.
####
- Жбан его в суд все же загнал.
####
- "Рыба"! - торжествующе провозгласил Иванов, грохнув по столу костяшкой. - Считайте фишки!
Кулинич разочарованно вывалил на стол содержимое своей ладони. Взглянув на фишки партнера, он присвистнул.
- Это наша "рыба".
- И нам, кажется, хватает, - заглянул Муравьев в "пулю".
Через месяц, пасмурным декабрьским утром в старинном особняке, что живописно красовался на высоком холме над Москвой-рекой, слушалось дело по обвинению гражданина Гринберга Руслана Аркадьевича в совершении умышленного убийства без отягчающих обстоятельств.
Народу в зале было достаточно много - человек двадцать. Пришли несколько студентов. Хотя ажиотаж давно прошел, и Киндер решил не поднимать шумиху вокруг процесса, здраво рассудив, что популярности СД это не добавит, кое-кто из его соратников, которых не удалось убедить, развесил объявления о предстоящем судебном заседании. В итоге собралось несколько любопытствующих. Слава богу, обошлось без журналистов.
В первом ряду сидел Иванов, с профессиональным интересом наблюдая за работой адвоката. Виталий Ноевич Зверев с таким видом, как будто только что нашел на дороге тысячу долларов (возможно, именно так и случилось), перебирал толстую пачку бумаг, то и дело рисуя на них какие-то пометки или отчеркивая отдельные фразы желтым фломастером.
А возле окна устроился на первый взгляд ничем не примечательный мужчина средних лет. На второй, более подробный взгляд он также ничем не выделялся, и это обстоятельство бросалось в глаза. Хотелось сказать, что он "в штатском", хотя никто вокруг тоже форму не носил. На протяжении всего заседания он сидел неподвижно и не выказывал абсолютно никаких эмоций.
Из официальных лиц в зале первой появилась секретарь суда - ухоженная семнадцатилетняя дама с видом Снежной Королевы. Усевшись за свой столик, она разложила целую пачку бумаг и начала непонятно что строчить в блокноте.
Десятого ноября отпраздновать не удалось. Почти весь день начальник неотлучно находился на месте, и опера бегали на полусогнутых. Собрались одиннадцатого вечером.
Отмечание праздника проходило в общежитии. О том, чтобы собраться в конторе, не могло быть и речи - Валентинов сурово пресекал и куда менее крамольные вещи. Место для общей пьянки подобрал Кулинич. Комната 1430, вокруг происшествия в которой вертелись все последние события, оказалась свободной. Один жилец отправился в мир иной, другой же готовился отбыть в места не столь отдаленные. Комната стояла опечатанной. Не составило никакого труда получить у следователя Жбана разрешение на использование площади "в оперативных целях". Узнав, где именно Сергей запланировал торжество, Хусаинов передернулся:
- Ты че, обалдел? На месте убийства...
- Ну и что? Может, нам еще траур по нему носить?
- Вроде, неудобно.
- Неудобно, когда сын на соседа похож. Другой комнаты у нас сейчас все равно нет.
Хусаинов, вздохнув, согласился. Он подумал, что альтернативой злополучной комнате может являться лишь пьянка в конторе, а это чревато начальником отделения, которого следует опасаться значительно больше, нежели неприкаянных душ невинно убиенных демократов.
Никому не пришла в голову кощунственная мысль вовсе отменить праздничную пьянку. День милиции отмечали даже во времена недоброй памяти сухого закона, когда запрещалось вообще все человеческое. Остатки этой практики еще взирали со стен дежурки в виде извлечения из кодекса и грозного приказа ректора, в котором спиртное приравнивалось к ядерному оружию и провозглашались безъядерные принципы - "запрещение проноса, хранения и распития" эликсира радости на территории Университета.
Как раз в те жестокие времена и случилась с нынешним замом по розыску неприятность, мягко выражаясь, весьма отрицательно сказавшаяся на его служебном росте. Он только-только получил новую долгожданную должность начальника в новом 253-м отделении милиции. Неприятность, как и все неприятности, началась с того, что людям в главке оказалось нечем заняться. В такие минуты тамошние бездельники любят учинять "внезапные проверки".
Посидев немного в РУВД и не найдя ничего интересного, проверяющие решили: "А заедем-ка мы в 253-е отделение". Особую пикантность этому решению придавало то, что пути до отделения - ровно три минуты на машине. Как только инспекторы ступили за порог, Хусаинову сообщили по телефону радостную новость: "Инспекция из главка будет у тебя через три минуты! Давай!" Что именно давать, объяснять было некогда, да и незачем. Он кинулся в дежурную часть. Неположенные предметы, несмотря на их субъективную ценность, полетели прямо в форточку, лишние бумаги скрылись в карманах. Скомкав последнее заявление, Хусаинов увидел в окно, как инспекторская машина заруливает во двор отделения. В последний раз обводя взглядом дежурку - не забыл ли чего - начальник с ужасом заметил, что не убрал самый крупный из компрометирующих предметов. Прямо посреди дежурки безжизненно развалился на табурете опер Чекин. Внешний вид сыщика и в особенности исходящий от него запах не оставляли сомнений в причинах его неподвижности - опер был пьян в то самое место, которое Хусаинов уже не успевал прикрыть от высокой комиссии. Не слишком опытный начальник отделения на секунду растерялся, но тут послышался хлопок входной двери, впускающей страшных гостей, и решение моментально нашлось. Хусаинов подхватил под руки мычащего опера и с трудом запихнул его в "обезьянник".
- Сиди здесь, будешь задержанным, - злобно прошептал он Чекину и ринулся навстречу инспекции.
Внимательно оглядевшись и не заметив ничего предосудительного, проверяющий обратил внимание на "задержанного", который все еще размышлял над услышанным от начальника. Инспектирующий палец требовательно уперся в Чекина.
- Это задержанный за появление в общественном месте в нетрезвом состоянии, - пролепетал Хусаинов.
Чекин же тупо посмотрел на инспектора и неожиданно произнес:
- Зззаявляю, что мое здержание прзведено свершнно неправмерно!
Слегка обалдевший инспектор потребовал протокол и все полагающиеся документы на правонарушителя, но документов, естественно, не оказалось.
- А они меня еще и избили, - подал голос Чекин.
- Да что ты врешь-то! - возмущению Хусаинова не было предела. - Кто тебя трогал?!
В ответ задержанный опер, который, видимо, окончательно решил подвести начальника "под монастырь", закатал рукав и продемонстрировал здоровый синяк на плече.
Делом заинтересовалась особка, и могло кончиться совсем плохо, не вступись Валентинов, который взял Хусаинова обратно в 206-е отделение на должность зама по розыску.
Но сейчас страшные плакаты остались в дежурке. Место встречи было глубоко законспирировано на 14 этаже, и проверяющих можно было не опасаться. Все не без труда разместились за небольшим столиком, уставленным недоброхотными дарами местной закусочной, и Хусаинов провозгласил первый тост.
Когда стали пить "за дам", очень кстати завалился Иванов. С собою он привел белокурое создание, которое представил как Зою. Создание щебетало ангельским голоском и умопомрачительно взмахивало ресницами, однако водку трескало наравне с мужиками. Это особенно умилило старшину отделения Калашникова. Склонившись к Иванову, он восхищенно зашептал:
- Какая девочка! Наша? Откуда она?
- Из пресс-службы.
- Что-о-о?!! Она?
- Да.
- Не может быть!
- Точно тебе говорю.
- Вот эта?! И она - прессует? Надо же...
Пришлось объяснять, что пресс-служба и пресс-хата - это несколько разные вещи.
Закупка водочки была поручена старшине отделения. С этой непростой задачей он блестяще справился. Непростой - потому что подавляющее большинство продаваемой в комках водки не имело ничего общего с исконно русским напитком. В лучшем случае - разбавленный спирт, в худшем можно было нарваться и на отраву. Статистика несчастных случаев по городу убедительно свидетельствовала, что к покупке спиртного следует подходить предельно серьезно. И старшина подошел. Заявившись в комок, он первым делом предъявил удостоверение и попросил чего-нибудь крепкого, предупредив продавца, что они это будут пить. Сами. И если что... Продавец торопливо закивал и полез куда-то вглубь своих закромов. После десяти минут возни он извлек из недр несколько бутылок водки, по виду, точь-в-точь как на прилавке. И заявил, что на ЭТО дает гарантию.
Водка оказалась действительно качественной. Но подействовала на всех по-разному. Иванов, например, впал в пессимизм. С горечью в голосе он толковал старшине:
- В восемьдесят седьмом прокуратура неожиданно взяла все хозяйственные дела и... Представляешь: все до одного - "за отсутствием состава", "за отсутствием состава"... Амнистировали всех подчистую, все хозяйственные статьи. Указание из ЦК... Падлы... Мы тогда только Рамизова засадили. Год работали, представляешь! У него одного золота на двести тридцать тыщ изъяли. Через полгода возвращается - мне в лицо смеется, сука. И в должности восстановили!.. Всех, понимаешь, без разбора... Не было у нас хозяйственных преступлений, понимаешь, все менты поганые придумали...
Калашников уважительно выслушивал излияния опера, время от времени сочувственно кивая.
Кулинич - напротив, воспрял духом. Обнявшись с пресс-дивой, они на пару горланили привезенные из Главка частушки:
Вот идет БХСС
Водка, бабы, деньги есть.
Вечно пьян и вечно хмур
Вслед за ним плетется УР.
А за ним идут ГАИ
Эти пьют не на свои.
И последним - прокурор.
Среди них он главный вор.
- Спой что-нибудь нормальное! - у Муравьева, видимо, проснулось и запротестовало его эстетическое чувство потомственного интеллигента.
- Действительно, - поддержал кто-то из присутствующих. - Давай че-нибудь наше.
Ко всеобщему одобрению Кулинич затянул "Мурку".
Как ни странно, но среди личного состава бытовали, на первый взгляд, довольно странные музыкальные пристрастия. "Наша служба и опасна, и трудна" никогда не пели, хотя слушали с удовольствием. Наиболее популярны были такие вещи как "Мурка", "Гоп-стоп" и, конечно же, знаменитая "Таганка". Раздумывая над причинами таких предпочтений, Кулинич сначала подумал, что вкусы формируются по принципу "с кем поведешься...". Но он чувствовал, что ребята как бы вкладывают в блатные песни иной смысл, и те звучат совсем не по-блатному. Атмосфера, что ли, иная. Вроде костюма пирата на маскараде - из воплощенного зла получается шутка.
Музыка, кажется, вернула Иванову жизненный оптимизм. Отбросив свое похоронное настроение, он протянул руку за гитарой:
- Ну-ка, дай-ка. Я тут на днях классную вещь слышал. Не знаю, кто написал, но - наш человек, точно. За душу берет.
Он посерьезнел, настроил инструмент и в наступившей тишине зазвучали аккорды в темпе марша.
Карабин - на плечо.
Слезы - к чертовой матери.
Будет нам горячо
В жаром пышущем кратере.
Мы прочешем весь лес
Как породу старатели.
Натворим мы чудес
Батальоном карателей!
Войте, волки, в лесах,
В затаенных местах!
От фуражек зеленых
Зарябило в глазах!
Вы подохнете скоро
Без могил, без крестов.
Мы - собачая свора
В двадцать тысяч штыков.
Егерями войдем
В лес в околышах синих.
Хутора обольем
И землянки бензином.
Мы прочешем листву,
Перемесим мы глину,
Расстреляем Литву,
Разопнем Украину!
Впереди - темнота,
А в руках - автоматы.
Позади нас - война,
Буковина, Карпаты...
Сантименты - потом!
В то, что делаю, верю я!
Помни: в сорок шестом
Нас послал сюда Берия.
Сантименты - потом!
Смерть идет неизбежно.
Снова в бой, но зато
Наше все побережье.
Мы прочешем листву,
Перемесим мы глину,
Расстреляем Литву,
Как тогда Буковину.1
Выслушав благодарности и пообещав всем желающим потом записать слова, исполнитель снова заметно погрустнел.
Задумчиво рассматривая свой захватанный стакан, Иванов заметил старшине:
- Между прочим, стаканы надо мыть с обеих сторон.
- Во-во! - поддержал Кулинич. - Изнутри тоже!
Еще раз неприязненно покосившись на стакан, Иванов встал и прихватив сколько смог посуды, направился в умывальник. Плеск воды был перекрыт неприличным звуком со стороны Шпагина. Рация у него в папке издала нечто среднее между автоматной очередью и предсмертным хрипом.
- Достала уже! - он попытался извлечь аккумулятор, но безуспешно. Выключатель же отломался уже давно.
Рация хрюкнула и вполне членораздельно произнесла: "...одтверди прием!".
Сладив с техникой, Шпагин вновь вооружился бутылкой, но стаканов на столе не было. Как по заказу, за спиной скрипнула дверь.
- Давай посуду, - и участковый протянул руку!
- Не дам! - грозно рявнул зашедший в комнату Валентинов. - Вот вы чем занимаетесь! И это на месте происшествия! В служебное время!
Из-за спины разгневанного начальника с ненатурально честной физиономией торчал замполит Незлобин. Время от времени он пытался выскользнуть за дверь, но начальник мертвой хваткой придерживал его за пуговицу на обшлаге.
- Наливай! - очень кстати провозгласил Иванов, появляясь с чистыми стаканами.
- Я запрещаю вам спаивать моих подчиненных! - загремел Валентинов, обернувшись. - Вы дезорганизовали работу всего отделения. Вон, старшина уже лыка не вяжет!
- Никак нет, товарищ майор! Вяжу! - с этими словами Калашников вскочил, опрокинул стол и вытянулся по стойке "смирно".
На китель Валентинова выплеснулась изрядная порция водки с соответствующим количеством закуски. Замполит за спиной у начальника остался сухим и, воспользовавшись замешательством, улизнул, оборвав пуговицу. Пресс-дива геройски попыталаь спасти положение:
- Минуточку, товарищ начальник! Я вам сейчас тряпочку принесу и все приведем в порядок! - она ослепительно улыбнулась и выпорхнула из комнаты.
Валентинов с видимым героическим усилием притормозил на языке поток вполне конкретных эпитетов. На Иванова (с его молчаливого согласия) свалилась вся ответственность за учиненную пьянку - как на единственного неподчиненого Валентинову в этой комнате.
- Мальчики, а в этой комнате правда убийство было? - Зоя вернулась из ванной, держа в руках забрызганную кровью футболку.
- Кажется, еще одно будет сейчас! - Валентинов все не мог успокоиться.
Но Иванов сориентироваля мгновенно. Он как-то сразу заполнил собой всю комнату, оттерев начальника в угол. На глазах у присутствующих опер мгновенно протрезвел. Кажется, исчез даже запах.
- Откуда у тебя это?!
- Да вот, я же за тряпкой пошла, под ванну заглянула, а она там лежит...
- Опер взял футболку двумя пальцами. Из-под пятен крови ехидно улыбающийся ковбой предлагал дармовое "Мальборо".
"Есаулъ" в своем рассказе как раз и описывал эту майку. Хусаинов очень гордился тем, что потом сумел исключить ее из протоколов допроса. Найденные взамен липового Меснянкина реальные свидетели, видевшие Гринберга в тот вечер в общаге, не сговариваясь, показывали, что он был в майке "Мальборо", но таковой среди вещей подозреваемого не нашли. Прекрасно сознавая, что такое несоответствие материалов дела тянет, по меньшей мере, на возврат на доследование, если не на оправдательный приговор, Хусаинов приложил неимоверные усилия на сглаживание противоречий. Уговорить свидетелей на другую одежду не удалось. Была мысль заменить несговорчивых свидетелей другими, более сговорчивыми ребятами, но сложностей такой вариант сулил не меньше. В результате в протоколах допроса свидетелей Жбан ловко опустил вопрос об одежде.
И сейчас неожиданное появление на свет вожделенной улики произвело на всех посвященных потрясающее впечатление.
- Сергей, понятых! - скомандовал Иванов.
- Остынь-ка лучше, - вяло посоветовал Хусаинов, - следствие закончено, дело в суде, уже поздно пить боржоми.
До Валентинова наконец тоже дошло.
- Эх, твою бы девочку - да на неделю пораньше, - с обидой в голосе протянул начальник. - Кстати, а кто проводил обыск в комнате?
В комнате явственно запахло дисциплинарными взысканиями.
- Жба-а-а-ан!!! - хором откликнулись все пристутствующие.
- Ну что ж, - резюмировал Иванов, - тогда только и осталось - положить ее обратно и забыть. К делу все равно не пришьешь.
- Да, Борис Владимирович, давайте забудем, - застенчиво намекнул Хусаинов, имея в виду скорее не майку, а все остальное, находящееся в комнате.
- А зачем забывать, мальчики? - мило поинтересовалась пресс-офицерша, - В каком суде, говорите, дело?
- В Ленинском, - машинально отозвался Иванов и тут же, вспомнив прошлогоднюю печальную историю, добавил. - Только не вздумай звонить Мариночке! Не хватало нам ЕЩЁ ОДНОГО скандала.
Иванов намекал на секретаршу Ленинского райнарсуда Марину Тузову. Толстая и на вид вполне добродушная Мариночка втихомолку подрабатывала охраной ценных грузов. В кабине трейлера все принимали ее за обычную "плечевую". Правду, по слухам, узнавали лишь те, кто пытался напасть на груз, но они уже никому ничего не могли рассказать. В качестве вооружения Мариночка преспокойно использовала приложенные к уголовным делам "пушки" и потом, возвращая на место, частенько путала их. Из-за этого, собственно, история и выплыла на свет. Сунуть в дело лишний вещдок оказалось сущим пустяком, на что Зоя сейчас и намекала.
Невозможность приобщения к делу только что обнаруженного доказательства прекрасно понимали все кроме, может быть, Валентинова, который еще некоторое время хорохорился, утверждая что-то про доследование. Дело уже лежало в суде, и перспективы у него виделись знающим людям как весьма безрадостные.
В итоге майку действительно сунули обратно под ванну и начали расходиться.
Вот уже несколько недель все оппозиционные газеты и западные голоса смаковали политическое убийство, обвиняя КГБ в смерти Паши Фотиева, а милицию - в укрывательстве убийц. Комитет, как всегда, хранил гордое молчание, а не отличающееся таким благородством милицейское ведомство неубедительно пыталось оправдаться. Прокуратура, как ни странно, под горячие языки не попала, поэтому Жбан чувствовал себя достаточно спокойно и к работе относился по-прежнему наплевательски. Валентинов же с заместителем отдувались за всех. В отделение зачастили проверки из главка и министерства. А какой еще реакции можно было ожидать?
Очередной проверяющий после небольшого совещания в кабинете Валентинова и осмотра его коллекции спиртных напитков проявил участие и понимание:
- Я тут должен хоть что-нибудь накопать, иначе меня не поймут. Лучше покажите мне сами, какие у вас недостатки.
Хусаинов без излишних предисловий начал диктовать инспектору перечень выявленных недостатков для акта проверки.
- Дежурная часть, оружейная комната и обезь..., то есть, помещение для доставленных лиц находятся в антисанитарном состоянии. Для сведения граждан не вывешены выдержки из законов о правах. За сотрудниками УР не закреплен автотранспорт.
- Ладно, на акт хватает, - удовлетворился инспектор. - Ну, на ремонт, я понимаю, средств нет. А что, так трудно права вывесить? Не можете отпечатать как положено - хоть от руки напишите.
- Да нет, мы отпечатали в типографии и стенд оформили.
- И где же он?
- Я его снял.
- Зачем?
- Вам нужно отчитываться... ну и мне тоже. Когда вы уйдете, я его повешу обратно и напишу, что недостатки устранены.
Инспектор лишь крякнул и погрузился в бумаги.
Закончив писанину, он с видимым облегчением согнал с лица официальное выражение и высказался:
- Кстати, насчет нарушений. Когда я служил в областном главке, поехали мы как-то проверять один ОВД. По пути слышим по радио сообщение оперативной группе прибыть по адресу такому-то задержать квартирного вора. Я смотрю - мы как раз мимо нужного дома проезжаем. Велел я завернуть во двор. Посмотрим, думаю, как быстро прибудут и в каком составе. В бригаде, как известно, полагается опер, следователь, криминалист и кинолог. Полный комплект встречается довольно редко... Так вот, подъезжает машина, из машины вылезают двое мужчин и женщина, все в штатском. "Интересно, - думаем, - кого на этот раз в группе не окажется?" Мужики бегут в подъезд, а женщина вытягивает из машины, с заднего сиденья... как вы думаете, что? Вилы! Обычные вилы на деревянной ручке и становится с ними под окном. Видимо, у них уже отработанный сценарий. Распахивается окно, и вор пытается выпрыгнуть, благо невысоко второй этаж. Но видит наставленые на него снизу вилы и раздумывает прыгать. Когда его вывели, мы подходим, представляемся и начинаем выяснять, кто есть кто в этой странной бригаде. Один из мужиков (самый крепкий, который вора и заломал) оказывается техником-криминалистом. Другой представляется кинологом. Что любопытно, собак в этом ОВД по штату не числилось, но кинолог был и при захвате справлялся, как показала практика, не хуже четвероногого друга. Женщина же с вилами оказалась опером. Безвестно отсутствовал лишь следователь...
- У вас с комплектом, надеюсь, все в порядке?
С комплектом, точнее, с некомплектом личного состава в отделении, как везде, было трудно. Но последнее время помогли комсомольцы... Кто-то из ребят додумался почитать положение об ОКОДах, где черным по белому было записано, что руководство оперативного комсомольского отряда избирается на ежегодном общем собрании. Подбиваемые Кротом, окодовцы устроили собрание и сместили Костю Побелкина с его поста. Это переполнило чашу терпения руководства. На первом же заседании бюро ВЛКСМ Университета оперотряд был распущен. Своими задержаниями да протоколами он давно уже вызывал недовольство студентов, а комсомольское начальство с некоторых пор не отчитывалось о воспитательной работе среди молодежи, но зато заботилось о своей популярности в указанной среде. Наиболее активные ребята из оперотряда пошли к Валентинову во внештатники. Неприятностей от этого, конечно, добавилось, но зато самую рутинную часть работы теперь можно было спихнуть на них.
С пьянки все расходились в дурном настроении, недобрым словом поминая начальника. Хусаинов отправился в отделение забрать свою сумку, с ним за компанию поплелись Кулинич и Муравьев. В дверях конторы они столкнулись с Китаевым из патрульно-постовой службы. Его лунообразная, обычно пылающая довольством физиономия на этот раз наводила на мысль о лунном затмении.
- Ребята, хорошо, что вы здесь! - воскликнул Китаев. Поскольку он остановился в дверном проеме, полностью, его загородив, игнорировать это обращение не удалось.
- Что еще случилось? - худенький Муравьев попытался протиснуться мимо Китаева в двери конторы, но безуспешно.
- Ребята, у нас все на выезде, а тут в зоне "Е", сообщили, в одной комнате изнасилование происходит.
Корпуса главного здания Университета почему-то именовались "зонами".
Сыщики направились к зоне "Е". Китаев сильно отстал, делая вид, что автомат для него - непосильная ноша.
За указанной дверью действительно раздавались женские крики и стоны, значение которых можно было истолковать двояко. Однако после стука в дверь они приобрели вполне определенный характер: "Помогите!"
Муравьев толкнул дверь, та не подалась, после чего сыщик начал грозно колотить по ней ногами с криками "Откройте, полиция!" Он уже примеривался, как бы поудобнее встать, чтобы выбить филенку двери и открыть замок изнутри. Но тут неожиданно дверь в комнату сама распахнулась, и кто-то стремительно проскочил под рукой сыщика и унесся в коридор.
Злодея начали преследовать. Он выбежал на лестницу, скатился вниз, промелькнул через холл, безнадежно оставив позади преследователей, кинулся в крутящуюся дверь, ведущую на улицу и застрял в ней. Как обнаружилось мгновение спустя, застрял не по воле случая, а по воле левой ноги Китаева, которая вовремя заклинила вертушку. Увидев из-за толстого стекла сияние китаевской ряхи, которая снова расцвела довольством, нарушитель повел себя довольно странно. Его лицо исказила гримаса, он накрыл голову руками, скорчился на полу внутри вертушки и затих. Подбежавшие с другой стороны опера далеко не сразу смогли извлечь его из двери.
В "обезьяннике" задержанный также продолжал вести себя странно - скорчился на полу и тихонько скулил.
Прибывшие медики вынесли диагноз: "нервное потрясение, клаустрофобия". Об уголовном деле забыли. Сыщики небезосновательно опасались, как бы не пришлось отвечать за явную психическую травму задержанному. По нынешним временам, за это можно было поплатиться. Даже потерпевшая, узнав, что он, видимо, останется на нервной почве импотентом, обозвала милицию "изуверами" и пригрозила пожаловаться.
После этого сели забить фишки.
- Ну, значит, главк против отделения, - заметил Кулинич, оценив рассадку соперников за столом. Сам он очутился напротив Муравьева, а Иванову выпало играть в паре с Пчелкиным.
Согласно старой русской традиции, опера каждый день на работе "забивали фишки". А в свободное время, за фишками, естественно, обсуждали служебные вопросы.
- По делу еще кучу справок собирать. Иван, ты нам окажешь содействие?
- Вы думаете, у меня нет дел кроме вашего? - парировал Иванов. - Вот хотя бы аналогичное убийство-бытовуха на площади Восстания. Одного МИДовского чиновника прирезали. Так я практически в одиночку все раскрыл! Там, кстати, тоже вони много было, с Минобороны один генерал-лейтенант все наезжал, но, конечно, с вашим демократом не сравнить.
####
- Жбан его в суд все же загнал.
####
- "Рыба"! - торжествующе провозгласил Иванов, грохнув по столу костяшкой. - Считайте фишки!
Кулинич разочарованно вывалил на стол содержимое своей ладони. Взглянув на фишки партнера, он присвистнул.
- Это наша "рыба".
- И нам, кажется, хватает, - заглянул Муравьев в "пулю".
Через месяц, пасмурным декабрьским утром в старинном особняке, что живописно красовался на высоком холме над Москвой-рекой, слушалось дело по обвинению гражданина Гринберга Руслана Аркадьевича в совершении умышленного убийства без отягчающих обстоятельств.
Народу в зале было достаточно много - человек двадцать. Пришли несколько студентов. Хотя ажиотаж давно прошел, и Киндер решил не поднимать шумиху вокруг процесса, здраво рассудив, что популярности СД это не добавит, кое-кто из его соратников, которых не удалось убедить, развесил объявления о предстоящем судебном заседании. В итоге собралось несколько любопытствующих. Слава богу, обошлось без журналистов.
В первом ряду сидел Иванов, с профессиональным интересом наблюдая за работой адвоката. Виталий Ноевич Зверев с таким видом, как будто только что нашел на дороге тысячу долларов (возможно, именно так и случилось), перебирал толстую пачку бумаг, то и дело рисуя на них какие-то пометки или отчеркивая отдельные фразы желтым фломастером.
А возле окна устроился на первый взгляд ничем не примечательный мужчина средних лет. На второй, более подробный взгляд он также ничем не выделялся, и это обстоятельство бросалось в глаза. Хотелось сказать, что он "в штатском", хотя никто вокруг тоже форму не носил. На протяжении всего заседания он сидел неподвижно и не выказывал абсолютно никаких эмоций.
Из официальных лиц в зале первой появилась секретарь суда - ухоженная семнадцатилетняя дама с видом Снежной Королевы. Усевшись за свой столик, она разложила целую пачку бумаг и начала непонятно что строчить в блокноте.