Мать Екатерины тоже стала протестовать, но ее уже не было слышно. Хусаинов с трудом уговорил женщин сесть и продолжить беседу.
- Вы знаете, что Фотиев был убит два дня назад?
- Я сама хотела покончить с жизнью! Что теперь моя жизнь? Образования не будет, семьи не будет... - Екатерина пустила слезу.
- Простите, вы, кажется, не осознали. Фотиев убит. Я расследую преступление, и мне необходимо знать...
- Давно пора! Таких подлецов давить надо!
- Вам что-нибудь известно об убийстве?
- Известно... Теперь всем известно о моем позоре. Все пальцем показывали: "Вот, ее бросили" В общежитии все друг о друге знают. Кто может выдержать такой позор! Вам не понять! Вы можете только неприятности людям устраивать!
Последовала новаю буря возмущения со стороны родственников. Хусаинов попробовал перейти к другой теме.
- Скажите, ваш брат Николай знал Фотиева?
- Мой брат - настоящий мужчина. Он бы женщину не бросил. Он благородный и никогда не совершит такую подлость! А ваш Фотиев... Мне даже эту фамилию противно произносить! Все они, в Москве, такие! Им только одного надо.
- Так ваш брат знал убитого?
- Что мой брат знает - это военная тайна. У него служба секретная. И вы с вашим Фотиевым ничего ему не сделаете! Руки коротки!
Хусаинов вздохнул и перешел к вопросам о знакомых Фотиева.
- Скажите, с какими людьми Павел поддерживал отношения, вы ведь встречались с его знакомыми?
- Зачем вам его знакомые, если он уже умер? Чем это поможет?
- Вы понимаете, мне нужно установить все связи потерпевшего, чтобы определить, кто мог ему угрожать, какие отношения могли привести...
- Так зачем же вы спрашиваете о пашиных друзьях, если интересуетесь его врагами? Вы хотите свалить убийство на его друзей? Объявить хороших людей преступниками! Да вы...
- Послушайте, зачем сразу такие выводы? В обязанности следствия входит установить все обстоятельства дела. Так вы знали, с кем он поддерживал отношения? Видели, кто приходил к нему в комнату?
- У него и комнаты-то не было! Его все время пытались выселить. Ему просто невозможно было жить. Ни посидеть негде, ни встретиться. Почему человек не имеет права на собственную комнату? Кто придумал такие законы? Сами довели его до смерти, а теперь еще хотите, до его друзей добраться.
Остальное бабье вновь обрушило на опера кучу упреков. Промучавшись еще с полчаса подобным образом, Хусаинов решил завязывать. Для себя он понял, что о смерти Фотиева Дрожжина до сего времени не знала, и мыслей своих скрывать не умела.
С облегчением расставшись с нервными дамами и получив в спину еще десяток упреков, Хусаинов направился к дому Николая Дрожжина, который жил отдельно.
Складывалась вполне правдоподобная версия. Николай Дрожжин, обидевшись за сестру, прирезал подлеца-любовника. Пока из всех проходящих по делу он имел наиболее веский мотив. В армии же, возможно, приобрел привычку убивать.
Поднимаясь в квартиру Дрожжина, Хусаинов на всякий случай переложил пистолет в боковой карман пиджака.
Дверь распахнулась сразу после звонка. На пороге стоял невысокий небритый парень в майке и мятых спортивных штанах. Он хмуро посмотрел на сыщика и неожиданно спросил:
- Документы есть?
Хусаинов разозлился. Этот деятель будет еще права качать! Он, нависнув над Николаем, резко взял его за плечо и втолкнул в квартиру.
- Сейчас я тебе покажу документы!
В следующую секунду Хусаинов обнаружил, что лежит, упираясь лицом в пол, а к его затылку прижат ствол его же собственного пистолета. Сыщик непроизвольно рванулся, но правую руку прострелило мгновенной невыносимой болью. Дрожжин вывернул руку еще сильнее и коротко, без всякого выражения, приказал:
- Замри.
- Вот за это ты сядешь. Я сотрудник милиции! - иногда удавалось взять на испуг.
Дрожжин куда-то убрал пистолет и быстро обшарил карманы поверженного соперника, вытащив удостоверение.
- "Хусаинов Марат Ахметович, капитан милиции, состоит в должности старшего оперуполномоченного УР"... Какое отделение?
Хусаинов ответил.
- Должность?
- Зам по розыску.
Дрожжин ощутимо напрягся.
- Не совпадает.
- Ксиве уже три года. Новую не получал.
Через несколько секунд Дрожжин резко поднялся, отпустил опера и шагнул к телефону. Приподнявшись, Хусаинов отметил, что пистолет направлен ему в солнечное сплетение. Грамотно, черт возьми!
С тем же хмуро-равнодушым выражением лица, с которым он открыл дверь, хозяин квартиры быстро накрутил номер. Опер попытался определить его на слух, но неудачно. Дрожжину наконец ответили. Однако вместо нормальной речи он понес совершенную абракадабру.
- Алло, это К-25-24-15. У меня скандинав и плюс семь. Хусаинов Марат Ахметович, Москва-шесть... Есть, жду. - Дрожжин положил трубку.
У Хусаинова появились некоторые сомнения относительно виновности этого хмурого типа. Явный профессионализм не очень-то сочетался с поножовщиной в общаге и грязными стаканами. Дрожжин, наверное, мог бы разделаться с Фотиевым просто голыми руками.
Через десять минут, в течение которых, Дрожжин спокойно стоял, прислонившись к столу, в квартиру вошли двое. Один из гостей остался возле двери, а другой, похожий на медведя средней величины, молча забрал пистолет у Дрожжина и протянул его Хусаинову рукояткой вперед. Затем он вынул удостоверение в темно-красной сафьяновой обложке.
Ксива удостоверяла, что Рагозин Андрей Андреевич является инструктором Отдела административных органов ЦК КПСС. Небольшой вкладыш с двумя печатями предоставлял Андрею Андреевичу право прохода на территорию всех учреждений Министерства обороны и МВД. Судя по мозолям на костяшках пальцев, Рагозин инструктировал подведомственные административные органы по карате или чему-то подобному.
- Товарищ Хусаинов, я непосредственно курирую часть, где проходит службу товарищ Дрожжин, и мне докладывают обо всех ЧП. Вы обратились к товарищу Дрожжину по служебной необходимости?
Хусаинов коротко объяснил, почему оказался здесь.
- К сожалению, едва ли товарищ Дрожжин может быть чем-то вам полезен, вздохнул Рагозин. - Тем не менее, он, конечно, постарается ответить на ваши вопросы.
Дрожжин с безучастным видом кивнул.
Заму по розыску несколько полегчало. Могло обернуться и хуже. Больше всего он радовался, что его сейчас не видят сослуживцы.
- Вы знали об отношениях вашей сестры с Фотиевым? - по обязанности поинтересовался Хусаинов. Он уже понял, что тут ничего не получит.
- Нет, не знал.
- А вы вообще поддерживаете отношения с сестрой?
- Я давно уже живу отдельно от сестры, и она ничего мне не рассказывает. У нее своя жизнь, у меня своя.
- Ваша сестра беременна от Фотиева.
- Это ее дело.
Надо было поскорее кончать эту комедию.
- Где вы были во время убийства? - по привычке поинтересовался Хусаинов.
Рагозин громко фыркнул, а Дрожжин лишь спокойно осведомился, а когда произошло убийство. Старый номер не прошел.
Спросив о чем-то еще и получив столь же малозначащие ответы, Хусаинов покинул негостеприимного хозяина.
Выйдя на улицу, он досадливо плюнул и собрался возвращаться в Москву, но профессиональная привычка не позволила уйти просто так. Осмотревшись, нет ли лишних наблюдателей, опер нырнул в заросли неподалеку, откуда просматривался дрожжинский подъезд. Ждать пришлось недолго. Трое спутников вышли через десять минут и забрались в ожидавший их "газик" с военным номером. Через минуту показался еще один субъект с такой же хмурой физиономией. Он вышел из-за угла дома, очевидно, все это время караулил под окнами квартиры. Как только он сел в машину, она резко взяла с места и быстро исчезла. Записав на всякий случай номер, Хусаинов поплелся по направлению к местному райотделу. Он подумал, что прежде чем возвращаться, будет нелишне проинформировать по телефону непосредственного начальника о результатах сегодняшней работы. Хотя бы в общих чертах.
"Да, именно так - в общих чертах", - повторил про себя Хусаинов и принялся мысленно подбирать формулировки для доклада.
Он вернулся в местный ОВД и позвонил оттуда Валентинову. Выслушав доклад, начальник, не отвечая, положил трубку. Это значило, что информация принята к сведению и дополнительных указаний не будет.
Покопавшись в своей папке, Хусаинов нашел захваченную из Москвы шоколадку и вспомнил еще об одном деле, которое следовало выполнить. К счастью, паспортный стол располагался в том же здании, и не пришлось тащиться черт-те куда по пыльным дорогам городка. Шоколадка в сочетании с удостоверением МУРа возымела должный эффект. Через десять минут Хусаинов положил в папку фотографию Николая Ивановича Дрожжина, с помощью которой надеялся выяснить, не видели ли его в Университете в день убийства. Впрочем, на это он уже надеялся мало.
Обратно, тащиться электричкой не пришлось. Хусаинов отправился в Москву в компании местного гаишника на грузовике автостопом, причем, весьма оригинальным.
Конечно, гаишник - не дурак платить за проезд свои кровные. Но и водитель - тоже не дурак бесплатно возить пассажира. Поэтому инспектор расплатился индульгенцией. Она представляла собой его визитную карточку, где на обороте он поставил подпись и цифру "1". Это означало, что на территории района данному водителю прощалось одно нарушение правил. Существовало соответствующее соглашение между всеми инспекторами райотдела ГАИ.
По возвращении из Щелково, не заезжая в контору, Хусаинов навестил Жбана, чтобы отдать ему документы и посоветоваться насчет отношения к Дрожжину, в котором он с некоторых пор небезосновательно предполагал профессионального убийцу.
Не без труда найдя следователя, он поделился своими наблюдениями и соображениями. Жбан на минуту задумался, а потом заявил:
- Ты знаешь, когда я услышал про ее брата, мне сразу вспомнилась одна история. Один знакомый следователь рассказывал. Значит, стояла на их территории военная часть - стройбат. И была там, естественно, жуткая дедовщина. И вот, когда прибыло молодое пополнение, один из солдатиков отказался подчиняться дедам и решил жить по уставу. Был он парень крепкий, имел разряд по чему-то рукопашному, потомственный военный и вообще... Такому бы, конечно, куда-нибудь в ВДВ, но подвело здоровье, и угодил в стройбат. Парень смелый, но дедов было много. Короче, в конце концов его-таки уделали, и закончил он свою службу в госпитале, откуда вышел с инвалидностью.
Эту предысторию следователь выяснил позже, когда стал распутывать события, последовавшие дальше. Началось все с обычного несчастного случая. Один из военных строителей работал на высоте и сорвался вниз. Страховочный пояс почему-то оказался не пристегнут. Ну, ничего особенного, обычный несчастный случай, командир получил выговор, и все пошло своим чередом. Но через два дня другой военный строитель тянул проводку, и его убило током. А той же ночью еще один в пьяном виде свалился в колодец и тоже - насмерть. Причем, все трое деды, как раз из тех, кто обижал нашего паренька. Вот тут уже у начальства появились подозрения. За последующие два дня еще один дедушка угодил под бульдозер, а другой отравился самогоном. Тогда и возникла версия мести.
Пострадавший от дедовщины парнишка еще лежал в госпитале, но следователь узнал, что к нему приезжал брат. Брат оказался офицером разведбата, специалистом, так сказать, определенного профиля. Когда следователь попытался вызвать его на допрос, тот срочно вылетел в очередную командировку. А через день дело забрали в военную прокуратуту, и больше об этом никто ничего не слышал.
- Но в данном случае, боюсь, такой благоприятный исход нам не грозит, заключил с сожалением Жбан.
Он подшил протоколы и засунул папку с делом куда-то в груду бумаг на полу.
Вернуться мыслями к самому делу Фотиева заму по розыску привелось лишь через два дня, когда была отработана и отброшена спекулянтская версия.
Хусаинов еще раз перебирал в уме все известное по делу. Был вечер, самое горячее время в отделении, но среди этого всегдашнего бардака ему удалось выкроить несколько минут, чтобы запереться в кабинете и попить чаю. В спокойной обстановке хорошо думалось.
"Кажется, одну вещь мы упустили из виду. - сообразил Хусаинов. - Фотиев проживал в своей комнате нелегально. Учебу он уже закончил. По списку проживающих в комнате 1430 значились Гринберг и Пчелкин. Первый был налицо, а о втором никаких сведений не собирали. Сперва подумали, что это простая ошибка."
Давно прошли те времена, когда документация на проживающих содержалась в относительном порядке и всегда была к услугам милиции и администрации общежития. Нынче никто бы не удивился, если бы списка проживающих не оказалось вообще. Поэтому сначала подумали, что просто ошибка в документах, поменялись комнатами, например. Но затем выяснили, что Фотиев уже не студент, не аспирант, а что же он тогда делает в общежитии - эта мысль как-то никому в голову не пришла. Сейчас зам по розыску старательно восполнял интеллектуальный дефицит в расследовании.
"Судя по его торгово-демократическим связям, Фотиев просто решил обосноваться в Москве, благо, возможностей для предприимчивых людей сейчас хватает. За комнату дал на лапу коменданту или купил "мертвую душу". Сейчас это в порядке вещей, и никто его не заложит."
Торговля мертвыми душами с некоторых пор прижилась в Университете. Огромное общежитие, которым распоряжалось, с одной стороны, специальное Управление общежитий, а с другой - администрации двух десятков факультетов и подразделений, даже в лучшие советские времена порядка не знало. А уж с наступлением Перестройки воцарился полнейший бардак. Руководство Университета было озабочено исключительно вопросами самосохранения, ибо сверху прозвучало, что такой большой бюрократический аппарат нам не нужен. Студенты же, прослышав о неприкосновенности жилища и прочтя в прессе, что институт прописки не соответствует демократическим нормам, заключили, что теперь милицию, администрацию и оперотряд можно посылать подальше, и многие так и делали.
Те студенты, которые имели родственников в Москве, предпочитали жить у них, а свои места в общаге сдавали многочисленным желающим вроде Фотиева. Это называлось торговлей мертвыми душами. Стенды "куплю-продам" пестрели объявлениями типа "Куплю мужскую мертвую душу в ГЗ".
"Значит, скорее всего, Пчелкин - мертвая душа, - продолжал рассуждать Хусаинов. - Возможно, что-то удастся раскопать по этому направлению. Надо будет провести..."
Мысли прервал телефонный звонок. Забыв, что "его нет", Хусаинов привычно схватил трубку и ответил.
Звонил дежурный. Несколько минут назад комендант корпуса сообщила, что на 14 этаже в коридоре лежит человек. Поднявшийся туда наряд милиции нашел молодого человека без сознания, но не пьяного. Последнее обстоятельство сержантов насторожило. Они привели пострадавшего в чувство, и тот, очнувшись, заявил, что на него напали двое вооруженных людей, которых он заметил в комнате 1430, что они угрожали ему и что-то от него требовали. Когда его спросили, где он живет, он еще сильнее испугался и сказал, что в свою комнату не пойдет, потому что они его там поджидают.
Поскольку найденный молодой человек явно не был пьян, значит, находился в наркотическом опьянении. Так бы и решил дежурный, если бы не услышал упоминания о комнате, где недавно произошло убийство. И он посчитал необходимым немедлено поставить в известность зама по розыску, несмотря на то, что Хусаинов заперся у себя, то есть, не желал, чтоб его беспокоили.
Да, упоминание комнаты убитого превращало бред наркомана в заслуживающее тщательной проверки заявление гражданина. Хусаинов, выскочил в коридор, прихватил подвернувшегося сержанта Вощанова и поспешил на 14 этаж, где, по сообщению дежурного, ожидал и разрешения ситуации пострадавший и двое сотрудников. По дороге, рассказывая сержанту вкратце суть дела, он сообразил, что если и могло там случиться что-то неприятное, то уже случилось.
Лифт, как назло, стопорился почти на каждом этаже. Когда он остановился на двенадцатом, Хусаинову пришла в голову мысль, а не заглянуть ли сперва в комнату пострадавшего, уж коли он уверен, что его там поджидают. На четырнадцатом ждет наряд милиции, там вряд ли что случится до его прихода.
- Выходим, - бросил он Вощанову, и они свернули из лифтового холла налево, в плохо освещенный коридор, где была расположена комната 1252, та, в которую опасался возвращаться подвергшийся нападению неизвестных гражданин... его фамилию еще предстояло выяснить. Комната находилась как раз в начале перпендикулярного коридора, так что ее дверь смотрела вдоль коридора основного и была хорошо видна издалека. Когда Хусаинов с Вощановым миновали половину пути, дверь неожиданно отворилась, и оттуда показался человек, рассмотреть которого они не успели, поскольку он, бросив быстрый взгляд на идущих по коридору, моментально подался назад и захлопнул дверь.
Подбегая к комнате, Хусаинов оценил реакцию незнакомца: тому потребовалось никак не больше секунды, чтобы заметить их двоих в полутемном коридоре, понять, кто они и куда направляются (сам Хусаинов, как обычно, был в штатском, а шедший чуть позади сержант - в форме). Надо отдать должное Вощанову, ему не пришлось объяснять, он сообразил на лету и тоже ринулся к двери. Но она была уже заперта.
Интуиция подсказывала Хусаинову, что они зацепили что-то существенное, и выломанная дверь им простится, в крайнем случае, ее можно будет свалить на тех неизвестных, с 14 этажа.
Дверь поддалась после шести-семи ударов. С оружием наготове они с Вощановым ворвались в комнату и увидели только распахнутое окно. Сержант кинулся смотреть вниз, опер же поступил более осмотрительно - отступил назад и приготовил пистолет: злоумышленик мог затаиться в комнате и тогда бросившийся поспешно к окну полетел бы наружу вверх ногами.
- Вон он! - воскликнул сержант, перевесившись через широченный подоконник. - Вон, на трубе!
Поколебавшись секунду, Хусаинов тоже выглянул в окно, жестом приказав коллеге прикрывать тылы; ему не верилось, что можно вот так запросто вылезти из окна 12 этажа. Но на водосточной трубе несколькими метрами ниже действительно виднелась темная фигура, поспешно спускавшаяся к земле. Подняв взгляд по трубе вверх, Хусаинов опешил: труба проходила на изрядном расстоянии от окна; от одной мысли о таком прыжке у него перехватило дух.
Так и не решив для себя, мог ли неизвестный сигануть из окна, или на трубе они видели кого-то другого, опер, тем не менее, понял, что догнать его они уже не смогут. Принимая необходимые меры предосторожности, они осмотрели комнату на предмет спрятавшегося здесь человека, но никого не нашли.
Следовало идти на четырнадцатый, разбираться с нападением. Сержанту Хусаинов приказал связаться с ближайшего телефона с дежурным, известить его о происшедшем, а затем ждать его или сыщиков возле этой комнаты; ее следовало осмотреть подробнее.
На сержанта он мог полностью положиться.
Встречаются еще энтузиасты в нашем деле! Вощанов был из их числа. За первые же полгода службы весь энтузиазм у большинства улетучивается. Меньшинство составляют те, у кого душа лежит к милицейской работе. Еще большая редкость - когда работа отвечает взаимностью. В 206-м отделении подобных уникумов водилось двое - начальник отделения Валентинов и старший сержант Вощанов.
Наблюдая такой неподдельный служебный энтузиазм Вощанова, начальник отделения спал и видел, как бы поскорее надеть на него офицерские погоны и сделать своей верной рукой и зорким оком в должности инспектора службы роты ППС. С этой целью под угрозой дисциплинарного взыскания Вощанов регулярно направлялся для получения высшего образования в ведомственный юридический институт. Вощанов же, напротив, спал и видел, как бы подольше оставаться в сержантах. Ибо сейчас он отвечал только за себя, а к ответственности за кого-то другого он был не готов. Особенно к ответственности за таких разгильдяев, что водились в их роте. Незначительная разница в жаловании никак не компенсировала подобных моральных проблем. Поэтому каждый год он на экзаменах проваливался. Хотя весьма затруднительно провалить экзамены при условии, что количество рекомендованных в институт сотрудников по традиции в точности равнялось числу мест.
(Осмотрели комнату 1430 и поговорили с Кузьминским.)
От Кузьминского добиться толку не удалось. Он был страшно возбужден и ничего не хотел слушать.
- Они, наверное, из КГБ. Они хотели меня убить!
- Да кто они?
- Эти громилы! Они меня ударили и втащили в комнату! Они хотели получить видеомагнитофон с кассетами. Они меня били и пригрозили, что выбросят в окно. Я чудом сумел от них сбежать.
- Сколько было этих людей?
- Меня били трое! И, по-моему, еще двое сторожили в коридоре. Они все были с автоматами.
- Как по-твоему, зачем сотрудникам КГБ, тем более с автоматами, нужен твой видеомагнитофон?
- Да они же из КГБ, как вы не понимаете! - Кузьминского просто трясло.
В конце концов Хусаинов выставил эту ходячую истерику из кабинета, приказав придти завтра в 10:00 и успокоиться.
Выпроводив Кузьминского, Хусаинов снова взялся приводить в порядок мысли.
"На комитетчиков они совершенно не походили. Те ни в коем случае не станут грозить оружием и устраивать ограбление. Впрочем, автоматы ему, наверно привиделись - воевать у нас тут все равно не с кем. "Соседи" без проблем получили бы санкцию на обыск, спокойно изъяли видик и... кино, что ли смотрели бы у себя в конторе?
Мафия? Нет, слишком умело они работали, слишком хорошее у них снаряжение. Да и зачем им прилагать такие усилия ради какого-то Фотиева и его видика. Для бандитов главное - деньги, а тут, вроде бы, игра свеч не стоит.
Значит, наши? Нет, это просто смешно! Видел я, как менты гоняются за ментами1, но чтобы вот так...
Значит, все-таки коллеги Дрожжина. А то и он сам. Появились эти молодцы сразу после того, как я его побеспокоил. Оружие, прыжок из окна... Похоже на спецназ."
Немедленно следовало доложить Валентинову. Но тот уже ждал возле дежурной части.
- Ты где сейчас был?
Вопрос прозвучал как-то странно. Хусаинов не понял, просто ли начальник хочет знать подробности происшествия, или они что-то напортачили, и сейчас последует разнос. Обычно это становилось ясно по тону начальника, но в этот раз понять было нельзя. Пока зам по розыску думал, в каком ключе построить свой доклад - в оправдательном или информативном, начальник под локоток отвел его в угол и сам начал рассказывать.
- Помнишь, вчера у тех грузинов изъяли в машине радиостанцию. Сейчас я ее включил, думал, послушаю, какие волны она ловит. И слышу буквально следующее. Ему, дескать, сообщили, что тот очнулся и рассказал милиции, что в комнате 1252 его могут поджидать, так что давай быстрее заканчивай и смывайся. Другой ответил, что понял, а через минут пять говорит, мол, меня застали прямо в комнате, пришлось уходить через окно. Комнаты с такими номерами в ближайшей округе только в нашем здании. Я спрашиваю у дежурного, он говорит, ты с ребятами на двенадцатом кого-то ловишь.
- Да, именно в 1252! И он ушел через окно! - подхватил Хусаинов. - Значит, у них еще и рации были!
Он подробно доложил начальнику о происшедшем. Мысль о том, что неизвестные прослушивали телефон, пришла к ним одновременно.
"Жучок" на телефонном щитке отыскался довольно быстро. Гораздо больше времени ушло на поиски самого щитка. Валентинов пришел в тихий ужас от созерцания, в каком состоянии находятся провода от телефонов его отделения. В грязнейшем тупике темной лестницы, насыщенной недвусмысленными запахами, в распахнутой коробке, со следами многочисленных подключений... К счастью, ответственными за такой вопиющий бардак являлись не его подчиненные, а то бы им пришлось сильно пожалеть, что вообще на свет родились - устраивать разносы Валентинов умел и где-то даже любил.
Казалось нелишним проверить на предмет прослушивания и саму контору. Для этого начальник связался с Алексеем Петровичем, и тот пообещал прислать наутро специалистов. История с прыжками из окон двенадцатого этажа показалась ему заслуживающей внимания. Валентинов тоже склонялся к версии, что "неизвестные с четырнадцатого" могут быть связаны с Дрожжиным, и хотел попробовать задействовать здесь "соседей".
Но особой надежды узнать что-то по этому каналу не возникало. Комитет оставался верен своему "принципу черной дыры" - они с готовностью выслушивали любую информацию, но дождаться хоть слова в ответ было почти невозможно.
Специалисты от Алексея Петровича прибыли рано утром и, повертев ручки на своем аппарате, уверенно направились в кабинет зама по розыску.
Хусаинову позволили, хотя и со скрипом, присутствовать при процедуре. Микрофон нашелся на самом видном месте - на оконном стекле. Он был замаскирован под пятнышко грязи. На многочисленные вопросы по поводу типа устройства, дальности действия, происхождения, времени установки и т.д. спецы отмолчались.
- Вам сообщат то, что следует, - заявил один из них, стараясь придать голосу весомость.
Зам по розыску сообразил, что здесь спорить бесполезно.
"Ладно, Алексей Петрович потом расскажет, никуда не денется," - подумал он. С куратором у зама сложились свои, пускай редкие, но взаимовыгодные отношения. Снова повернувшись к спецам он ахнул:
- Что ж вы делаете, вашу мать?!
Комитетчики вынимали оконное стекло. Отцеплять микрофон здесь они не захотели. Несмотря на все протесты, одного стекла Хусаинов лишился. На возврат он даже не надеялся. Второе же стекло в окне его кабинета разбили еще весной, и таким образом сейчас в комнате установилась приятная сентябрьская погодка, осенний ветерок весело шевелил документы на столе, а к вечеру в гости пожаловала кошка.
- Вы знаете, что Фотиев был убит два дня назад?
- Я сама хотела покончить с жизнью! Что теперь моя жизнь? Образования не будет, семьи не будет... - Екатерина пустила слезу.
- Простите, вы, кажется, не осознали. Фотиев убит. Я расследую преступление, и мне необходимо знать...
- Давно пора! Таких подлецов давить надо!
- Вам что-нибудь известно об убийстве?
- Известно... Теперь всем известно о моем позоре. Все пальцем показывали: "Вот, ее бросили" В общежитии все друг о друге знают. Кто может выдержать такой позор! Вам не понять! Вы можете только неприятности людям устраивать!
Последовала новаю буря возмущения со стороны родственников. Хусаинов попробовал перейти к другой теме.
- Скажите, ваш брат Николай знал Фотиева?
- Мой брат - настоящий мужчина. Он бы женщину не бросил. Он благородный и никогда не совершит такую подлость! А ваш Фотиев... Мне даже эту фамилию противно произносить! Все они, в Москве, такие! Им только одного надо.
- Так ваш брат знал убитого?
- Что мой брат знает - это военная тайна. У него служба секретная. И вы с вашим Фотиевым ничего ему не сделаете! Руки коротки!
Хусаинов вздохнул и перешел к вопросам о знакомых Фотиева.
- Скажите, с какими людьми Павел поддерживал отношения, вы ведь встречались с его знакомыми?
- Зачем вам его знакомые, если он уже умер? Чем это поможет?
- Вы понимаете, мне нужно установить все связи потерпевшего, чтобы определить, кто мог ему угрожать, какие отношения могли привести...
- Так зачем же вы спрашиваете о пашиных друзьях, если интересуетесь его врагами? Вы хотите свалить убийство на его друзей? Объявить хороших людей преступниками! Да вы...
- Послушайте, зачем сразу такие выводы? В обязанности следствия входит установить все обстоятельства дела. Так вы знали, с кем он поддерживал отношения? Видели, кто приходил к нему в комнату?
- У него и комнаты-то не было! Его все время пытались выселить. Ему просто невозможно было жить. Ни посидеть негде, ни встретиться. Почему человек не имеет права на собственную комнату? Кто придумал такие законы? Сами довели его до смерти, а теперь еще хотите, до его друзей добраться.
Остальное бабье вновь обрушило на опера кучу упреков. Промучавшись еще с полчаса подобным образом, Хусаинов решил завязывать. Для себя он понял, что о смерти Фотиева Дрожжина до сего времени не знала, и мыслей своих скрывать не умела.
С облегчением расставшись с нервными дамами и получив в спину еще десяток упреков, Хусаинов направился к дому Николая Дрожжина, который жил отдельно.
Складывалась вполне правдоподобная версия. Николай Дрожжин, обидевшись за сестру, прирезал подлеца-любовника. Пока из всех проходящих по делу он имел наиболее веский мотив. В армии же, возможно, приобрел привычку убивать.
Поднимаясь в квартиру Дрожжина, Хусаинов на всякий случай переложил пистолет в боковой карман пиджака.
Дверь распахнулась сразу после звонка. На пороге стоял невысокий небритый парень в майке и мятых спортивных штанах. Он хмуро посмотрел на сыщика и неожиданно спросил:
- Документы есть?
Хусаинов разозлился. Этот деятель будет еще права качать! Он, нависнув над Николаем, резко взял его за плечо и втолкнул в квартиру.
- Сейчас я тебе покажу документы!
В следующую секунду Хусаинов обнаружил, что лежит, упираясь лицом в пол, а к его затылку прижат ствол его же собственного пистолета. Сыщик непроизвольно рванулся, но правую руку прострелило мгновенной невыносимой болью. Дрожжин вывернул руку еще сильнее и коротко, без всякого выражения, приказал:
- Замри.
- Вот за это ты сядешь. Я сотрудник милиции! - иногда удавалось взять на испуг.
Дрожжин куда-то убрал пистолет и быстро обшарил карманы поверженного соперника, вытащив удостоверение.
- "Хусаинов Марат Ахметович, капитан милиции, состоит в должности старшего оперуполномоченного УР"... Какое отделение?
Хусаинов ответил.
- Должность?
- Зам по розыску.
Дрожжин ощутимо напрягся.
- Не совпадает.
- Ксиве уже три года. Новую не получал.
Через несколько секунд Дрожжин резко поднялся, отпустил опера и шагнул к телефону. Приподнявшись, Хусаинов отметил, что пистолет направлен ему в солнечное сплетение. Грамотно, черт возьми!
С тем же хмуро-равнодушым выражением лица, с которым он открыл дверь, хозяин квартиры быстро накрутил номер. Опер попытался определить его на слух, но неудачно. Дрожжину наконец ответили. Однако вместо нормальной речи он понес совершенную абракадабру.
- Алло, это К-25-24-15. У меня скандинав и плюс семь. Хусаинов Марат Ахметович, Москва-шесть... Есть, жду. - Дрожжин положил трубку.
У Хусаинова появились некоторые сомнения относительно виновности этого хмурого типа. Явный профессионализм не очень-то сочетался с поножовщиной в общаге и грязными стаканами. Дрожжин, наверное, мог бы разделаться с Фотиевым просто голыми руками.
Через десять минут, в течение которых, Дрожжин спокойно стоял, прислонившись к столу, в квартиру вошли двое. Один из гостей остался возле двери, а другой, похожий на медведя средней величины, молча забрал пистолет у Дрожжина и протянул его Хусаинову рукояткой вперед. Затем он вынул удостоверение в темно-красной сафьяновой обложке.
Ксива удостоверяла, что Рагозин Андрей Андреевич является инструктором Отдела административных органов ЦК КПСС. Небольшой вкладыш с двумя печатями предоставлял Андрею Андреевичу право прохода на территорию всех учреждений Министерства обороны и МВД. Судя по мозолям на костяшках пальцев, Рагозин инструктировал подведомственные административные органы по карате или чему-то подобному.
- Товарищ Хусаинов, я непосредственно курирую часть, где проходит службу товарищ Дрожжин, и мне докладывают обо всех ЧП. Вы обратились к товарищу Дрожжину по служебной необходимости?
Хусаинов коротко объяснил, почему оказался здесь.
- К сожалению, едва ли товарищ Дрожжин может быть чем-то вам полезен, вздохнул Рагозин. - Тем не менее, он, конечно, постарается ответить на ваши вопросы.
Дрожжин с безучастным видом кивнул.
Заму по розыску несколько полегчало. Могло обернуться и хуже. Больше всего он радовался, что его сейчас не видят сослуживцы.
- Вы знали об отношениях вашей сестры с Фотиевым? - по обязанности поинтересовался Хусаинов. Он уже понял, что тут ничего не получит.
- Нет, не знал.
- А вы вообще поддерживаете отношения с сестрой?
- Я давно уже живу отдельно от сестры, и она ничего мне не рассказывает. У нее своя жизнь, у меня своя.
- Ваша сестра беременна от Фотиева.
- Это ее дело.
Надо было поскорее кончать эту комедию.
- Где вы были во время убийства? - по привычке поинтересовался Хусаинов.
Рагозин громко фыркнул, а Дрожжин лишь спокойно осведомился, а когда произошло убийство. Старый номер не прошел.
Спросив о чем-то еще и получив столь же малозначащие ответы, Хусаинов покинул негостеприимного хозяина.
Выйдя на улицу, он досадливо плюнул и собрался возвращаться в Москву, но профессиональная привычка не позволила уйти просто так. Осмотревшись, нет ли лишних наблюдателей, опер нырнул в заросли неподалеку, откуда просматривался дрожжинский подъезд. Ждать пришлось недолго. Трое спутников вышли через десять минут и забрались в ожидавший их "газик" с военным номером. Через минуту показался еще один субъект с такой же хмурой физиономией. Он вышел из-за угла дома, очевидно, все это время караулил под окнами квартиры. Как только он сел в машину, она резко взяла с места и быстро исчезла. Записав на всякий случай номер, Хусаинов поплелся по направлению к местному райотделу. Он подумал, что прежде чем возвращаться, будет нелишне проинформировать по телефону непосредственного начальника о результатах сегодняшней работы. Хотя бы в общих чертах.
"Да, именно так - в общих чертах", - повторил про себя Хусаинов и принялся мысленно подбирать формулировки для доклада.
Он вернулся в местный ОВД и позвонил оттуда Валентинову. Выслушав доклад, начальник, не отвечая, положил трубку. Это значило, что информация принята к сведению и дополнительных указаний не будет.
Покопавшись в своей папке, Хусаинов нашел захваченную из Москвы шоколадку и вспомнил еще об одном деле, которое следовало выполнить. К счастью, паспортный стол располагался в том же здании, и не пришлось тащиться черт-те куда по пыльным дорогам городка. Шоколадка в сочетании с удостоверением МУРа возымела должный эффект. Через десять минут Хусаинов положил в папку фотографию Николая Ивановича Дрожжина, с помощью которой надеялся выяснить, не видели ли его в Университете в день убийства. Впрочем, на это он уже надеялся мало.
Обратно, тащиться электричкой не пришлось. Хусаинов отправился в Москву в компании местного гаишника на грузовике автостопом, причем, весьма оригинальным.
Конечно, гаишник - не дурак платить за проезд свои кровные. Но и водитель - тоже не дурак бесплатно возить пассажира. Поэтому инспектор расплатился индульгенцией. Она представляла собой его визитную карточку, где на обороте он поставил подпись и цифру "1". Это означало, что на территории района данному водителю прощалось одно нарушение правил. Существовало соответствующее соглашение между всеми инспекторами райотдела ГАИ.
По возвращении из Щелково, не заезжая в контору, Хусаинов навестил Жбана, чтобы отдать ему документы и посоветоваться насчет отношения к Дрожжину, в котором он с некоторых пор небезосновательно предполагал профессионального убийцу.
Не без труда найдя следователя, он поделился своими наблюдениями и соображениями. Жбан на минуту задумался, а потом заявил:
- Ты знаешь, когда я услышал про ее брата, мне сразу вспомнилась одна история. Один знакомый следователь рассказывал. Значит, стояла на их территории военная часть - стройбат. И была там, естественно, жуткая дедовщина. И вот, когда прибыло молодое пополнение, один из солдатиков отказался подчиняться дедам и решил жить по уставу. Был он парень крепкий, имел разряд по чему-то рукопашному, потомственный военный и вообще... Такому бы, конечно, куда-нибудь в ВДВ, но подвело здоровье, и угодил в стройбат. Парень смелый, но дедов было много. Короче, в конце концов его-таки уделали, и закончил он свою службу в госпитале, откуда вышел с инвалидностью.
Эту предысторию следователь выяснил позже, когда стал распутывать события, последовавшие дальше. Началось все с обычного несчастного случая. Один из военных строителей работал на высоте и сорвался вниз. Страховочный пояс почему-то оказался не пристегнут. Ну, ничего особенного, обычный несчастный случай, командир получил выговор, и все пошло своим чередом. Но через два дня другой военный строитель тянул проводку, и его убило током. А той же ночью еще один в пьяном виде свалился в колодец и тоже - насмерть. Причем, все трое деды, как раз из тех, кто обижал нашего паренька. Вот тут уже у начальства появились подозрения. За последующие два дня еще один дедушка угодил под бульдозер, а другой отравился самогоном. Тогда и возникла версия мести.
Пострадавший от дедовщины парнишка еще лежал в госпитале, но следователь узнал, что к нему приезжал брат. Брат оказался офицером разведбата, специалистом, так сказать, определенного профиля. Когда следователь попытался вызвать его на допрос, тот срочно вылетел в очередную командировку. А через день дело забрали в военную прокуратуту, и больше об этом никто ничего не слышал.
- Но в данном случае, боюсь, такой благоприятный исход нам не грозит, заключил с сожалением Жбан.
Он подшил протоколы и засунул папку с делом куда-то в груду бумаг на полу.
Вернуться мыслями к самому делу Фотиева заму по розыску привелось лишь через два дня, когда была отработана и отброшена спекулянтская версия.
Хусаинов еще раз перебирал в уме все известное по делу. Был вечер, самое горячее время в отделении, но среди этого всегдашнего бардака ему удалось выкроить несколько минут, чтобы запереться в кабинете и попить чаю. В спокойной обстановке хорошо думалось.
"Кажется, одну вещь мы упустили из виду. - сообразил Хусаинов. - Фотиев проживал в своей комнате нелегально. Учебу он уже закончил. По списку проживающих в комнате 1430 значились Гринберг и Пчелкин. Первый был налицо, а о втором никаких сведений не собирали. Сперва подумали, что это простая ошибка."
Давно прошли те времена, когда документация на проживающих содержалась в относительном порядке и всегда была к услугам милиции и администрации общежития. Нынче никто бы не удивился, если бы списка проживающих не оказалось вообще. Поэтому сначала подумали, что просто ошибка в документах, поменялись комнатами, например. Но затем выяснили, что Фотиев уже не студент, не аспирант, а что же он тогда делает в общежитии - эта мысль как-то никому в голову не пришла. Сейчас зам по розыску старательно восполнял интеллектуальный дефицит в расследовании.
"Судя по его торгово-демократическим связям, Фотиев просто решил обосноваться в Москве, благо, возможностей для предприимчивых людей сейчас хватает. За комнату дал на лапу коменданту или купил "мертвую душу". Сейчас это в порядке вещей, и никто его не заложит."
Торговля мертвыми душами с некоторых пор прижилась в Университете. Огромное общежитие, которым распоряжалось, с одной стороны, специальное Управление общежитий, а с другой - администрации двух десятков факультетов и подразделений, даже в лучшие советские времена порядка не знало. А уж с наступлением Перестройки воцарился полнейший бардак. Руководство Университета было озабочено исключительно вопросами самосохранения, ибо сверху прозвучало, что такой большой бюрократический аппарат нам не нужен. Студенты же, прослышав о неприкосновенности жилища и прочтя в прессе, что институт прописки не соответствует демократическим нормам, заключили, что теперь милицию, администрацию и оперотряд можно посылать подальше, и многие так и делали.
Те студенты, которые имели родственников в Москве, предпочитали жить у них, а свои места в общаге сдавали многочисленным желающим вроде Фотиева. Это называлось торговлей мертвыми душами. Стенды "куплю-продам" пестрели объявлениями типа "Куплю мужскую мертвую душу в ГЗ".
"Значит, скорее всего, Пчелкин - мертвая душа, - продолжал рассуждать Хусаинов. - Возможно, что-то удастся раскопать по этому направлению. Надо будет провести..."
Мысли прервал телефонный звонок. Забыв, что "его нет", Хусаинов привычно схватил трубку и ответил.
Звонил дежурный. Несколько минут назад комендант корпуса сообщила, что на 14 этаже в коридоре лежит человек. Поднявшийся туда наряд милиции нашел молодого человека без сознания, но не пьяного. Последнее обстоятельство сержантов насторожило. Они привели пострадавшего в чувство, и тот, очнувшись, заявил, что на него напали двое вооруженных людей, которых он заметил в комнате 1430, что они угрожали ему и что-то от него требовали. Когда его спросили, где он живет, он еще сильнее испугался и сказал, что в свою комнату не пойдет, потому что они его там поджидают.
Поскольку найденный молодой человек явно не был пьян, значит, находился в наркотическом опьянении. Так бы и решил дежурный, если бы не услышал упоминания о комнате, где недавно произошло убийство. И он посчитал необходимым немедлено поставить в известность зама по розыску, несмотря на то, что Хусаинов заперся у себя, то есть, не желал, чтоб его беспокоили.
Да, упоминание комнаты убитого превращало бред наркомана в заслуживающее тщательной проверки заявление гражданина. Хусаинов, выскочил в коридор, прихватил подвернувшегося сержанта Вощанова и поспешил на 14 этаж, где, по сообщению дежурного, ожидал и разрешения ситуации пострадавший и двое сотрудников. По дороге, рассказывая сержанту вкратце суть дела, он сообразил, что если и могло там случиться что-то неприятное, то уже случилось.
Лифт, как назло, стопорился почти на каждом этаже. Когда он остановился на двенадцатом, Хусаинову пришла в голову мысль, а не заглянуть ли сперва в комнату пострадавшего, уж коли он уверен, что его там поджидают. На четырнадцатом ждет наряд милиции, там вряд ли что случится до его прихода.
- Выходим, - бросил он Вощанову, и они свернули из лифтового холла налево, в плохо освещенный коридор, где была расположена комната 1252, та, в которую опасался возвращаться подвергшийся нападению неизвестных гражданин... его фамилию еще предстояло выяснить. Комната находилась как раз в начале перпендикулярного коридора, так что ее дверь смотрела вдоль коридора основного и была хорошо видна издалека. Когда Хусаинов с Вощановым миновали половину пути, дверь неожиданно отворилась, и оттуда показался человек, рассмотреть которого они не успели, поскольку он, бросив быстрый взгляд на идущих по коридору, моментально подался назад и захлопнул дверь.
Подбегая к комнате, Хусаинов оценил реакцию незнакомца: тому потребовалось никак не больше секунды, чтобы заметить их двоих в полутемном коридоре, понять, кто они и куда направляются (сам Хусаинов, как обычно, был в штатском, а шедший чуть позади сержант - в форме). Надо отдать должное Вощанову, ему не пришлось объяснять, он сообразил на лету и тоже ринулся к двери. Но она была уже заперта.
Интуиция подсказывала Хусаинову, что они зацепили что-то существенное, и выломанная дверь им простится, в крайнем случае, ее можно будет свалить на тех неизвестных, с 14 этажа.
Дверь поддалась после шести-семи ударов. С оружием наготове они с Вощановым ворвались в комнату и увидели только распахнутое окно. Сержант кинулся смотреть вниз, опер же поступил более осмотрительно - отступил назад и приготовил пистолет: злоумышленик мог затаиться в комнате и тогда бросившийся поспешно к окну полетел бы наружу вверх ногами.
- Вон он! - воскликнул сержант, перевесившись через широченный подоконник. - Вон, на трубе!
Поколебавшись секунду, Хусаинов тоже выглянул в окно, жестом приказав коллеге прикрывать тылы; ему не верилось, что можно вот так запросто вылезти из окна 12 этажа. Но на водосточной трубе несколькими метрами ниже действительно виднелась темная фигура, поспешно спускавшаяся к земле. Подняв взгляд по трубе вверх, Хусаинов опешил: труба проходила на изрядном расстоянии от окна; от одной мысли о таком прыжке у него перехватило дух.
Так и не решив для себя, мог ли неизвестный сигануть из окна, или на трубе они видели кого-то другого, опер, тем не менее, понял, что догнать его они уже не смогут. Принимая необходимые меры предосторожности, они осмотрели комнату на предмет спрятавшегося здесь человека, но никого не нашли.
Следовало идти на четырнадцатый, разбираться с нападением. Сержанту Хусаинов приказал связаться с ближайшего телефона с дежурным, известить его о происшедшем, а затем ждать его или сыщиков возле этой комнаты; ее следовало осмотреть подробнее.
На сержанта он мог полностью положиться.
Встречаются еще энтузиасты в нашем деле! Вощанов был из их числа. За первые же полгода службы весь энтузиазм у большинства улетучивается. Меньшинство составляют те, у кого душа лежит к милицейской работе. Еще большая редкость - когда работа отвечает взаимностью. В 206-м отделении подобных уникумов водилось двое - начальник отделения Валентинов и старший сержант Вощанов.
Наблюдая такой неподдельный служебный энтузиазм Вощанова, начальник отделения спал и видел, как бы поскорее надеть на него офицерские погоны и сделать своей верной рукой и зорким оком в должности инспектора службы роты ППС. С этой целью под угрозой дисциплинарного взыскания Вощанов регулярно направлялся для получения высшего образования в ведомственный юридический институт. Вощанов же, напротив, спал и видел, как бы подольше оставаться в сержантах. Ибо сейчас он отвечал только за себя, а к ответственности за кого-то другого он был не готов. Особенно к ответственности за таких разгильдяев, что водились в их роте. Незначительная разница в жаловании никак не компенсировала подобных моральных проблем. Поэтому каждый год он на экзаменах проваливался. Хотя весьма затруднительно провалить экзамены при условии, что количество рекомендованных в институт сотрудников по традиции в точности равнялось числу мест.
(Осмотрели комнату 1430 и поговорили с Кузьминским.)
От Кузьминского добиться толку не удалось. Он был страшно возбужден и ничего не хотел слушать.
- Они, наверное, из КГБ. Они хотели меня убить!
- Да кто они?
- Эти громилы! Они меня ударили и втащили в комнату! Они хотели получить видеомагнитофон с кассетами. Они меня били и пригрозили, что выбросят в окно. Я чудом сумел от них сбежать.
- Сколько было этих людей?
- Меня били трое! И, по-моему, еще двое сторожили в коридоре. Они все были с автоматами.
- Как по-твоему, зачем сотрудникам КГБ, тем более с автоматами, нужен твой видеомагнитофон?
- Да они же из КГБ, как вы не понимаете! - Кузьминского просто трясло.
В конце концов Хусаинов выставил эту ходячую истерику из кабинета, приказав придти завтра в 10:00 и успокоиться.
Выпроводив Кузьминского, Хусаинов снова взялся приводить в порядок мысли.
"На комитетчиков они совершенно не походили. Те ни в коем случае не станут грозить оружием и устраивать ограбление. Впрочем, автоматы ему, наверно привиделись - воевать у нас тут все равно не с кем. "Соседи" без проблем получили бы санкцию на обыск, спокойно изъяли видик и... кино, что ли смотрели бы у себя в конторе?
Мафия? Нет, слишком умело они работали, слишком хорошее у них снаряжение. Да и зачем им прилагать такие усилия ради какого-то Фотиева и его видика. Для бандитов главное - деньги, а тут, вроде бы, игра свеч не стоит.
Значит, наши? Нет, это просто смешно! Видел я, как менты гоняются за ментами1, но чтобы вот так...
Значит, все-таки коллеги Дрожжина. А то и он сам. Появились эти молодцы сразу после того, как я его побеспокоил. Оружие, прыжок из окна... Похоже на спецназ."
Немедленно следовало доложить Валентинову. Но тот уже ждал возле дежурной части.
- Ты где сейчас был?
Вопрос прозвучал как-то странно. Хусаинов не понял, просто ли начальник хочет знать подробности происшествия, или они что-то напортачили, и сейчас последует разнос. Обычно это становилось ясно по тону начальника, но в этот раз понять было нельзя. Пока зам по розыску думал, в каком ключе построить свой доклад - в оправдательном или информативном, начальник под локоток отвел его в угол и сам начал рассказывать.
- Помнишь, вчера у тех грузинов изъяли в машине радиостанцию. Сейчас я ее включил, думал, послушаю, какие волны она ловит. И слышу буквально следующее. Ему, дескать, сообщили, что тот очнулся и рассказал милиции, что в комнате 1252 его могут поджидать, так что давай быстрее заканчивай и смывайся. Другой ответил, что понял, а через минут пять говорит, мол, меня застали прямо в комнате, пришлось уходить через окно. Комнаты с такими номерами в ближайшей округе только в нашем здании. Я спрашиваю у дежурного, он говорит, ты с ребятами на двенадцатом кого-то ловишь.
- Да, именно в 1252! И он ушел через окно! - подхватил Хусаинов. - Значит, у них еще и рации были!
Он подробно доложил начальнику о происшедшем. Мысль о том, что неизвестные прослушивали телефон, пришла к ним одновременно.
"Жучок" на телефонном щитке отыскался довольно быстро. Гораздо больше времени ушло на поиски самого щитка. Валентинов пришел в тихий ужас от созерцания, в каком состоянии находятся провода от телефонов его отделения. В грязнейшем тупике темной лестницы, насыщенной недвусмысленными запахами, в распахнутой коробке, со следами многочисленных подключений... К счастью, ответственными за такой вопиющий бардак являлись не его подчиненные, а то бы им пришлось сильно пожалеть, что вообще на свет родились - устраивать разносы Валентинов умел и где-то даже любил.
Казалось нелишним проверить на предмет прослушивания и саму контору. Для этого начальник связался с Алексеем Петровичем, и тот пообещал прислать наутро специалистов. История с прыжками из окон двенадцатого этажа показалась ему заслуживающей внимания. Валентинов тоже склонялся к версии, что "неизвестные с четырнадцатого" могут быть связаны с Дрожжиным, и хотел попробовать задействовать здесь "соседей".
Но особой надежды узнать что-то по этому каналу не возникало. Комитет оставался верен своему "принципу черной дыры" - они с готовностью выслушивали любую информацию, но дождаться хоть слова в ответ было почти невозможно.
Специалисты от Алексея Петровича прибыли рано утром и, повертев ручки на своем аппарате, уверенно направились в кабинет зама по розыску.
Хусаинову позволили, хотя и со скрипом, присутствовать при процедуре. Микрофон нашелся на самом видном месте - на оконном стекле. Он был замаскирован под пятнышко грязи. На многочисленные вопросы по поводу типа устройства, дальности действия, происхождения, времени установки и т.д. спецы отмолчались.
- Вам сообщат то, что следует, - заявил один из них, стараясь придать голосу весомость.
Зам по розыску сообразил, что здесь спорить бесполезно.
"Ладно, Алексей Петрович потом расскажет, никуда не денется," - подумал он. С куратором у зама сложились свои, пускай редкие, но взаимовыгодные отношения. Снова повернувшись к спецам он ахнул:
- Что ж вы делаете, вашу мать?!
Комитетчики вынимали оконное стекло. Отцеплять микрофон здесь они не захотели. Несмотря на все протесты, одного стекла Хусаинов лишился. На возврат он даже не надеялся. Второе же стекло в окне его кабинета разбили еще весной, и таким образом сейчас в комнате установилась приятная сентябрьская погодка, осенний ветерок весело шевелил документы на столе, а к вечеру в гости пожаловала кошка.