Страница:
квас, потом покупали скот: свиней, овец, лошадей, меха беличьи и лисьи,
овчины, кожи, рыбу, воск; продавали сукно, которое складывалось в Сочаве,
шапки, ногавицы, пояса, мечи, серебро жженое венгерское, куниц венгерских.
Черноморская торговля производилась через город Солдайю, или Судак, в
Тавриде: сюда приставали все купцы, идущие из Турции в северные страны, сюда
же сходились купцы, идущие из России и стран северных в Турцию: первые
привозили ткани бумажные шелковые и пряные коренья, последние -
преимущественно дорогие меха; что под этими меховыми торговцами должно
разуметь именно русских купцов, доказывает рассказ Рубруквиса о крытых
телегах, запряженных волами, в которых русские купцы возят свои меха; по
словам того же Рубруквиса, купцы изо всей России приезжали в Крым за солью и
с каждой нагруженной телеги давали татарам две бумажные ткани пошлины. Знаем
также из других источников, что в XIV веке русских купцов можно было найти в
Кафе, Оце, Греции.
Встречаем известия и о торговле приволжской с татарами: так, летописец
говорит, что татарский царевич Арапша перебил много русских купцов и
богатство их пограбил. Тохтамыш послал слуг своих в Болгарию захватить
русских купцов с судами их и товарами. Нижний Новгород благодаря положению
своему уже и в описываемое время производил значительную торговлю: так,
говорится, что новгородские ушкуйники пограбили в Нижнем множество купцов,
татар и армян, равно и нижегородских; пограбили товару их множество, а суда
их рассекли; здесь перечисляются и разные названия этих судов: паузки,
карбасы, лодьи, учаны, мишаны, бафты и струги. Восточные купцы торговали в
городах русских под покровительством татар: тверичи во время восстания
своего на татар истребили и купцов ордынских старых и пришедших вновь с
Шевкалом; под 1355 годом упоминается о приходе в Москву татарского посла и с
ним гостей-сурожан; под 1389 годом встречаем известие об Аврааме - армянине,
жившем в Москве; наконец, видим, что в Москву приходили и купцы с запада,
именно из Литвы.
Мы видели заботы новгородцев о том, чтоб купцам их был путь чист по
русским княжествам; великие князья Северо-Восточной Руси в договорах между
собою и в договорах с великим князем литовским выговаривают то же самое.
Видим, что монастыри получают право беспошлинной торговли: новгородцы в
половине XV века дали на вече Троицкому Сергиеву монастырю грамоту, в
которой запрещалось двинским посадникам, холмогорским и вологодским, их
приказчикам и пошлинникам брать пошлины и судить людей Троицкого монастыря,
старцев или мирян, которые будут посланы монастырем на Двину, зимою на
возах, а летом на одиннадцати лодьях: "А кто эту грамоту новгородскую
нарушит, обидит купчину Сергиева монастыря, или его кормников (кормчих), или
осначев (оснастчиков), тот даст посаднику и тысяцкому и всему господину
Великому Новгороду пятьдесят рублей в стену. А вы, бояре двинские, и житые
люди, и купцы! обороняйте купчину Сергиева монастыря даже и тогда, когда
Новгород Великий будет немирен с некоторыми сторонами; блюдите монастырскую
купчину и людей его, как своих, потому что весь господин Великий Новгород
жаловал Сергиев монастырь, держит его своим, и вы, посадники, бояре,
приказчики их и пошлинники, сей грамоты новгородской не ослушайтесь".
Митрополит из Москвы посылал своих слуг в Казань с рухлядью для торговли.
Великие князья литовские для поднятия своего главного города Вильны дают ее
купцам право беспошлинной и беспрепятственной торговли во всех литовских и
русских областях. В Вильне видим ярмарки два раза в год; в городах Восточной
России видим торги по воскресеньям.
Относительно монеты должно заметить, что в первой половине XIV века
счет гривнами заменяется счетом рублями, причем не трудно усмотреть, что
старая гривна серебра и новый рубль одно и то же; слово куны в значении
денег вообще начинает сменяться теперь употребительным татарским словом
деньги. Так как от описываемого времени дошли до нас прямые известия о
кожаных деньгах, то мы обязаны здесь подробнее рассмотреть этот давний,
важный и запутанный вопрос в нашей исторической литературе. Здесь должно
отличать два вопроса: вопрос о мехах, обращавшихся вместо денег и имеющих
ценность сами по себе, и вопрос собственно о кожаных деньгах, о частицах
шкуры известного животного, не имеющих никакой ценности сами по себе и
обращающихся в виде денег условно. Относительно обоих вопросов мы встречаем
у исследователей крайние мнения: одни не хотят допускать в древней России
металлической монеты и заставляют ограничиваться одними мехами, другие,
наоборот, подле металлической монеты не допускают вовсе мехов. Против
первого мнения мы уже указали неопровержимые свидетельства источников,
против второго существуют свидетельства также неопровержимые, например в
уставной грамоте князя Ростислава смоленского: "А се погородие от
Мьстиславля 6 гривен урока, а почестья гривна и три лисицы: а се от Крупля
гривна урока, а пять ногат за лисицу". Или: "Се заложил Власей св. Николе
полсела в 10 рублех да в трех сорокех белки". Здесь мы ясно видим, что
подле, вместе с гривнами и рублями принимались в уплату меха, и это самое
показывает, что, без всякого сомнения, было время, когда употребление мехов
для уплат всякого рода, употребление их вместо денег было господствующим;
смоленский князь или его пошлинник вместе с рублем брал три лисицы; частное
лицо, какой-то Власий, вместе с 10 рублями занял и три сорока белки и
обязался уплатить то же самое; так же точно первые князья брали дань с
подчиненных племен одними черными куницами и белками, потому что серебра
этим племенам было взять негде; так точно в это время и частные люди
совершали свои уплаты одними мехами. Явилась металлическая монета, но она не
вытеснила еще мехов; выражение: "А пять ногат за лисицу" - показывает нам
переход от уплаты мехами к уплате деньгами. Если и князья и простые люди
принимали в уплату меха вместо денег, то нет нам нужды рассуждать о том, что
ценность пушного товара не могла оставаться всегда одинаковою по различию
лиц, имеющих или не имеющих в нем нужду, по различию мест, более или менее
богатых этим товаром, что шкуры зверей - товар, подверженный порче, что он
теряет достоинство даже от частого перехода из рук в руки: ни пошлинник
смоленского князя не взял бы в казну трех истертых лисьих мехов, ни
упомянутый Власий не занял бы трех сороков истертых белок, и ясно также, что
если в Смоленской области лисица стоила пять ногат, то в Черниговской могла
стоить больше или меньше. Труднее объяснение другого явления, именно
собственных кожаных денег, имеющих условную ценность; но в истории много
таких явлений, которых мы объяснить теперь не можем и которых однако,
отвергать не имеем права, если об них существуют ясные, не подлежащие
сомнению известия. Но таковы именно свидетельства современников и очевидцев
- Рубруквиса и Гильберта де Ланноа; названия единиц нашей древней монетной
системы могли, положим, ввести в заблуждение Герберштейна, за сто лет до
которого, по его собственному свидетельству, перестали уже употреблять
вместо денег мордки и ушки белок и других зверей; но как же отвергать
свидетельства Рубруквиса и Ланноа - очевидцев? Один старый исследователь,
отвергавший кожаные деньги, смеялся над свидетельством, что в Ливонии ходили
беличьи ушки с серебряными гвоздиками и назывались ногатами; другой,
позднейший исследователь находит это известие замечательным: но его мнению,
оно может указывать на обычай наших предков мелкую серебряную монету для
сохранности укреплять в лоскутки звериных шкур, откуда легко могло
образоваться у иностранцев мнение, что в России ходили беличьи и куньи
мордки или ушки, части шкуры, негодные для меха, но надежные для хранения
монет. Исследователи могут успокоиться насчет кожаных лоскутков с
гвоздиками, ибо такова была именно форма древнейших ассигнаций в Европе: к
1241 году император Фридрих II пустил в обращение кожаные деньги в Италии;
они состояли из кожаного лоскута, на одной стороне которого находился
небольшой серебряный гвоздик, а на другой - изображение государя; каждый
лоскут имел ценность золотого августала. Знаем, что такого же рода монеты
ходили во Франции в XIV веке. Неужели же мы должны предположить, что Ланноа
в Новгороде, Рубруквис в степях приволжских, итальянские, французские
историки на западе Европы - все согласились выдумать кожаные деньги и дать
им обращение - в своих известиях только! Наконец, знаем, что у татар в
описываемое время были бумажные и кожаные деньги по образцу китайскому.
О переменах монеты в Новгороде встречаем следующие известия: под 1410
годом летописец говорит, что новгородцы начали употреблять во внутренней
торговле лобки и гроши литовские и артуги немецкие, а куны отложили; под
1420 годом говорится, что новгородцы стали торговать деньгами серебряными,
артуги же, которыми торговали 9 лет, продали немцам. Псковский летописец в
соответствие новгородскому известию под 1410 говорит под 1409, что во Пскове
отложили куны и стали торговать пенязями, а под 1422 годом говорит, что
псковичи стали торговать чистым серебром; новгородский же летописец говорит,
что в это время во Пскове деньги сковали и начали торговать деньгами во всей
Русской земле. Но эти перемены не могли обойтись без смут в Новгороде: под
1447 годом летописец рассказывает, что начали новгородцы хулить деньги
серебряные, встали мятежи и ссоры большие: между прочим, посадник Сокира,
или Секира, напоивши ливца и весца серебряного, Федора Жеребца, вывел его на
вече и стал допытываться, на кого он лил рубли. Жеребец оговорил 18 человек,
и, по его речам, народ скинул с моста некоторых из оговоренных, у других
домы разграбили и даже вытащили имение их из церквей, чего прежде не бывало,
замечает летописец. Несправедливые бояре научали того же Федора говорить на
многих людей, грозя ему смертию; но когда Жеребец протрезвился, то стал
говорить: "Я лил на всех, на всю землю и весил с своею братьею, с ливцами".
Тогда весь город был в большой печали, одни только голодники, ябедники и
посульники радовались; Жеребца казнили смертию, имение его вынули из церкви
и разграбили. Чтоб помочь злу, посадник, тысяцкий и весь Новгород установили
пять денежников и начали переливать старые деньги, а новые ковать в ту же
меру, платя за работу от гривны по полуденьге; и была христианам скорбь
великая и убыток в городе и по волостям. Главные торговые города древней
Руси - Новгород, Киев, Смоленск, Полоцк - обязаны были своею торговлею и
своим богатством природному положению, удобству водных путей сообщения. В
описываемое время города Северо-Восточной Руси, Москва, Нижний, Вологда,
были обязаны своим относительным процветанием тому же самому. И долго после
сухим путем по России можно было только ездить зимою; летом же оставался
один водный путь, который потому имеет такое важное значение в нашей
истории; мороз и снега зимою и реки летом нельзя не включить в число
важнейших деятелей в истории русской цивилизации. Князья ездили в Орду
водою; так, известно, что сын Димитрия Донского Василий отправился к
Тохтамышу в судах из Владимира Клязьмою в Оку, а из Оки вниз по Волге; Юрий
Данилович московский поехал в последний раз в Орду из Заволочья по Каме и
Волге. Из Москвы в города приокские и приволжские отправлялись водою; так,
отправился из Москвы в Муром на судах нареченный митрополит Иона для
переговоров с князьями Ряполовскими насчет детей великого князя Василия
Темного. Епифаний в житии св. Стефана Пермского говорит: "Всякому, хотящему
шествовати в Пермскую землю, удобствен путь есть от града Уствыма рекою
Вычегдою вверх, дондеже внидет в самую Пермь".
При удобстве путей сообщения водою летом и санным путем зимою
перечисленные прежде благоприятные обстоятельства для торговли имели силу и
теперь. Касательно же препятствий для торговли мы прежде всего должны
упомянуть, разумеется, о татарских опустошениях, после которых Киев,
например, не мог уже более оправиться. Но здесь мы опять должны заметить,
что Киев упал не вследствие одного татарского разгрома, упадок его начался
гораздо прежде татар: вследствие отлива жизненных сил, с одной стороны, на
северо-восток, с другой - на запад.
Других главных рынков - Новгорода, Пскова, Смоленска, Полоцка - не
коснулись татарские опустошения. После утверждения татарского господства
ханы и баскаки их для собственной выгоды должны были благоприятствовать
торговле русской; в Орде можно было все купить, и у новгородцев была ханская
грамота, обеспечивавшая их торговлю, притом же по прошествии первого
двадцатипятилетия тяжесть ига начинает уменьшаться, и после видим
значительное развитие восточной торговли и волжского судоходства; даже с
достоверностию можно положить, что утверждение татарского владычества в
Средней Азии, также в низовьях Волги и Дона и вступление России в число
зависящих от Орды владений очень много способствовало развитию восточной
торговли; время от Калиты до Димитрия Донского должно считать самым
благоприятным для восточной торговли, ибо непосредственной тяжести ига более
не чувствовалось, и между тем татары, успокоиваемые покорностию князей, их
данью и дарами, не пустошили русских владений, не загораживали путей. После
попыток порвать татарскую зависимость, после Куликовской битвы или несколько
ранее, обстоятельства становятся не так благоприятны для восточной торговли:
опять начинаются опустошительные нашествия, от которых особенно страдают
области Рязанская и Нижегородская, Нижегородская - преимущественно жившая
восточною, волжскою торговлею; теперь ханы, вооружаясь против России, прежде
всего бросаются на русских купцов, которых только могут достать своею рукою.
Под 1371 годом встречаем любопытное известие, из которого, с одной стороны,
можно видеть богатство купцов нижегородских, а с другой стороны, гибельное
влияние татарских опустошений на пограничные русские области: был,
говорится, в Нижнем гость Тарас Петров, первый богач во всем городе; откупил
он полону множество всяких чинов людей своею казною, и купил он себе вотчину
у князя, шесть сел за Кудьмою-рекою, а как запустел от татар этот уезд,
тогда и гость переехал из Нижнего в Москву.
Но не всегда же Россия после Мамая находилась в неприязненных
отношениях к Орде, и давно протоптанный путь не мог быть вдруг покинут.
В договоре Димитрия Донского с Олгердом видим условие о взаимной
свободной торговле; но этим договором не кончилась борьба между Москвою и
Литвою, не могла не страдать от нее и торговля. Впрочем, открытая вражда
между московскими и литовскими князьями не была постоянною, притом же во
время ссор с Москвою Литва находилась в мире с Рязанью, Тверью, Новгородом и
Псковом. Псков часто враждовал с немцами, и несмотря на то, торговля
заграничная делала его одним из самых богатых и значительных городов русских
- знак, что частая вражда с немцами не могла много вредить этой торговле. И
Новгород не всегда был в мире с немцами: мы видели, что с 1383 до 1391 года
не было между ними крепкого мира, и когда в последнем году мир был заключен,
то немецкие послы приехали в Новгород, товары свои взяли, крест целовали и
начали двор свой ставить снова: значит, при начале ссоры товары были
захвачены новгородцами и двор немецкий разорен. Из приведенной выше грамоты
узнаем, что новгородские купцы терпели иногда от немецких разбойников перед
самою Невою: шведы неблагоприятно смотрели на торговлю новгородцев с
немцами; король Биргер писал в 1295 году любчанам, что шведы не будут
тревожить немецких купцов, идущих в Новгород с товарами, только в угождение
императору, ибо для него, Биргера, эта торговля невыгодна, потому что
усиливает врагов его (новгородцев). Он дает купцам свободу отправляться в
Новгород, но под условием, чтоб они не возили туда оружия, железа, стали и
пр.
Много, как видно, терпела волжская торговля от новгородских ушкуйников;
но и это бедствие не было продолжительно. Относительно ушкуйничества должно
заметить, что это явление служит также доказательством развития волжской
торговли в XIV веке: значит, было что грабить, когда образовались такие
многочисленные разбойничьи шайки.
Торговля должна была содействовать распространению ремесел, искусств в
тех местах, в которых она наиболее процветала: самые богатые торговые
города, Новгород, Псков, отличаются прочностию своих укреплений,
многочисленностию своих церквей. Церкви и каменные по-прежнему строились
скоро: церковь архангела Михаила в Москве была заложена, окончена и освящена
в один год; то же говорится и о монастырской церкви Чуда архангела Михаила;
некоторые деревянные церкви, так называемые обыденные, начинали строить,
оканчивали и освящали в один день; но соборная церковь св. Троицы во Пскове
строилась три года: сперва псковичи дали наймитам 200 рублей, чтобы
разрушить стены старой церкви; старый материал был свален в реку Великую,
ибо считалось неприличным употребить его на какое-нибудь другое дело; на
другой год заложили новую церковь, дали мастерам 400 рублей и много их
потчевали.
В Твери во время стройки соборной церкви св. Спаса поставили внутри ее
маленькую деревянную церковь и служили в ней, пока мастера оканчивали
большую. И в описываемое время иногда складывали церкви очень неискусно; в
Коломне только что окончили каменную церковь, как она упала; в Новгороде
едва успели мастера, окончивши работы, сойти с церкви св. Иоанна Златоуста,
как она упала. Летописцы употребляют в известиях о построении церквей
иностранное слово: мастера, но нигде не видно, чтобы призываемы были
иностранцы для этих построек. В княжение Василия Димитриевича в Новгороде
известны были как искусные строители три мастера: Иван, Климент и Алексей.
Кроме церквей и колоколен под 1409 годом упоминается о построении в
Новгороде владыкою Иоанном теремца каменного, где святили воду каждый месяц.
Упоминается по-прежнему о покрытии церквей оловом; в 1420 году псковичи
наняли мастеров Федора и дружину его обивать церковь св.
Троицы свинцом; но не могли отыскать ни во Пскове, ни в Новгороде
такого мастера, который бы мог лить свинчатые доски: посылали и к немцам в
Юрьев, но поганые, как выражается летописец, не дали мастера; наконец
приехал мастер из Москвы от Фотия митрополита и научил Федора, как лить
доски; мастера получили 44 рубля. Новгородский владыка Евфимий покрыл
чешуек) церковь св. Георгия в Ладоге.
Упоминается по-прежнему о золочении глав, или маковиц, упоминается о
позлащении гроба князя Владимира Ярославича и матери его Анны в новгородском
Софийском соборе. Говорится, что тверской епископ Федор сделал у церкви св.
Спаса двери медные; в нижегородской церкви св. Спаса были двери дивные,
устроенные медью золоченою. Ростовский епископ Игнатий помостил красным
мрамором дно (пол)
Богородичной церкви; то же сделал тверской владыка Федор у себя в
церкви св. Спаса. Встречаем известия об украшении церквей живописью: в 1343
году греческие мастера подписали (расписали) соборную церковь Успения
богородицы в Москве, под следующим годом говорится о расписании монастырской
церкви св. Спаса в Москве; мастера были родом русские, ученики греков, -
Гойтан, Семен и Иван с учениками своими и дружиною. Под 1395 годом
упоминается о расписании церкви Рождества богородицы и придела св. Лазаря в
Кремле: мастера были - Феофан Грек и Семен Черный; тот же Феофан Грек
расписал церковь св. архистратига Михаила в 1399 году; в 1405 году
расписывали церковь Благовещения на княжом дворе иконник Феофан Грек,
Прохор, старец из Городца, да чернец Андрей Рублев. Под 1409 годом говорится
о расписании церкви Богородицы владимирской мастерами Даниилом иконником и
Андреем Рублевым. Они же расписали церковь Троицкую над гробом св.
Сергия, церковь в московском Андрониковом монастыре. В Новгороде
церковною живописью занимались также греки: под 1338 годом упоминается Исаия
Гречин.
Упомянутый мастер, грек Феофан, расписал в 1378 году в Новгороде
церковь Христа Спасителя на Ильине улице; под 1385 годом при описании
большого пожара в Новгороде говорится, что вместе с другими сгорел в Павлове
монастыре Иваш, церковный росписник, как видно русский. Под 1345 годом
находим известие, что в Москве слиты были три колокола больших и два
меньших, и лил их мастер Борис Римлянин; но еще прежде, в 1342 году, как
видно, этот же самый Борис вызван был из Москвы в Новгород и слил там
большой колокол к св. Софии. В 1403 году слит был колокол в Твери к соборной
церкви Преображения, но не сказано, каким мастером. Из построек не церковных
упоминается под 1409 годом о построении в Новгороде владыкою Иоанном
пекленицы (поварни?) каменной; под 1433 годом - о построении новгородским
владыкою Евфимием у себя на дворе палаты каменной с 30 дверями: строили
мастера немецкие из-за моря (т. е. не ливонские) вместе с новгородскими; в
1439 году тот же владыка поставил ключницу хлебную каменную; в следующем
году поставил комнату каменную меньшую; в 1441 году большая палата владыкина
и сени прежние были расписаны; в 1442 году тот же владыка поставил на своем
дворе поварни каменные и комнату каменную, а в 1444 - духовницу и сторожню
каменные. В Москве только в 1450 году митрополит Иона заложил на своем дворе
палату каменную. Наконец, находим известия об устройстве часов; под 1404
годом говорится, что поставлены были часы в Москве, на дворе великого князя,
за церковию Благовещения, устроил их монах Лазарь, пришедший из Сербии. Вот
как описываются эти часы: "Сий же часник наречется часомерье; на всякий же
час ударяет молотом в колокол, размеряя и расчитая часы ночныя и дневныя; не
бо человек ударяше, но человековидно, самозвонно и самодвижно, страннолепно
некако сотворено есть человеческою хитростью, преизмечтано и преухищрено". В
Новгороде в 1436 году владыка Евфимий устроил у себя над палатою часы
звонящие, а под 1449 годом говорится, что тот же владыка поставил часозвоню.
О построении и украшении церквей в Юго-Западной Руси можем иметь
понятие из рассказа волынского летописца о построении церквей в Холме
Даниилом Романовичем под 1259 годом: построена была церковь св. Иоанна,
красивая и великолепная; построена она была так: четверо комар, с каждого
угла перевод, а стояли они на четырех головах человеческих, изваянных
некоторым хитрецом; три окна украшены были стеклами римскими; при входе в
алтарь стояли два столпа из цельного камня, и на них - комара; потолок был
украшен звездами золотыми на лазури; внутренний помост был слит из меди и
олова чистого и блестел как зеркало; двое дверей украшены камнем галицким,
белым и зеленым холмским, тесаным, сработаны некоторым хитрецом Авдеем,
прилепы от всех шаров - из золота, напереди их изваян св. Спас, а на
полунощных - св. Иоанн, на удивление всем смотрящим; иконы, принесенные из
Киева, украшены были драгоценными камнями, жемчугом и золотом; колокола
привезены были также из Киева, а другие слиты на месте. Другая церковь была
построена в честь св. безмездников Кузьмы и Дамиана; верх ее поддерживали
четыре столпа из цельного камня истесанного. Построена была и церковь св.
Богородицы, величиною и красотою не хуже первых, и украшена пречудными
иконами: князь Даниил принес из Венгрии чашу, мраморную, багряную, изваянную
чудесно, с змеиными головами вокруг, и поставил ее перед дверями церковными,
называемыми царскими: в этой чаше святили воду на Богоявленье. Князь
Владимир Василькович построил в Каменце церковь Благовещения, украсил ее
иконами золотыми, сковал сосуды служебные серебряные, евангелие дал также
окованное серебром, положил и крест воздвизальный. Во Владимире расписал всю
церковь св. Димитрия, сосуды служебные серебряные сковал, икону св.
богородицы оковал серебром и дорогими камнями, завесы у иконы были золотом
шитые, а другие аксамитные с дробницею; в кафедральном соборе Св. богородицы
образ спасителя большой оковал серебром, евангелие также оковал серебром,
сосуды служебные устроил из жженого золота с дорогими камнями и образ Спасов
оковал золотом с дорогими камнями и поставил на память себе. В перемытльский
собор дал евангелие, окованное серебром с жемчугом; в черниговский собор
послал евангелие, золотом писанное, окованное серебром и жемчугом, и среди
его - Спас с финифтью; в луцкий собор дал крест большой, серебряный,
позолоченный, с честным древом. В Любимле поставил церковь каменную св.
Георгия, украсил ее иконами коваными, сосудами серебряными, платцы дал
аксамитные, шитые золотом с жемчугом, херувим и серафим, индитью, золотом
шитую всю, а другую из белчатой паволоки, а в малых алтарях обе индитьи из
белчатой паволоки, евангелие, окованное все золотом с дорогими камнями и
жемчугом, деисус на нем скован из золота, цаты большие с финифтью, другое
евангелие волочено оловиром; два кадила - одно серебряное, другое медное;
икона местная св. Георгия была написана на золоте; на эту икону князь
положил гривну золотую с жемчугом, другая икона, Богородицы, была также
написана на золоте, и на ней было монисто золотое с дорогими камнями; двери
овчины, кожи, рыбу, воск; продавали сукно, которое складывалось в Сочаве,
шапки, ногавицы, пояса, мечи, серебро жженое венгерское, куниц венгерских.
Черноморская торговля производилась через город Солдайю, или Судак, в
Тавриде: сюда приставали все купцы, идущие из Турции в северные страны, сюда
же сходились купцы, идущие из России и стран северных в Турцию: первые
привозили ткани бумажные шелковые и пряные коренья, последние -
преимущественно дорогие меха; что под этими меховыми торговцами должно
разуметь именно русских купцов, доказывает рассказ Рубруквиса о крытых
телегах, запряженных волами, в которых русские купцы возят свои меха; по
словам того же Рубруквиса, купцы изо всей России приезжали в Крым за солью и
с каждой нагруженной телеги давали татарам две бумажные ткани пошлины. Знаем
также из других источников, что в XIV веке русских купцов можно было найти в
Кафе, Оце, Греции.
Встречаем известия и о торговле приволжской с татарами: так, летописец
говорит, что татарский царевич Арапша перебил много русских купцов и
богатство их пограбил. Тохтамыш послал слуг своих в Болгарию захватить
русских купцов с судами их и товарами. Нижний Новгород благодаря положению
своему уже и в описываемое время производил значительную торговлю: так,
говорится, что новгородские ушкуйники пограбили в Нижнем множество купцов,
татар и армян, равно и нижегородских; пограбили товару их множество, а суда
их рассекли; здесь перечисляются и разные названия этих судов: паузки,
карбасы, лодьи, учаны, мишаны, бафты и струги. Восточные купцы торговали в
городах русских под покровительством татар: тверичи во время восстания
своего на татар истребили и купцов ордынских старых и пришедших вновь с
Шевкалом; под 1355 годом упоминается о приходе в Москву татарского посла и с
ним гостей-сурожан; под 1389 годом встречаем известие об Аврааме - армянине,
жившем в Москве; наконец, видим, что в Москву приходили и купцы с запада,
именно из Литвы.
Мы видели заботы новгородцев о том, чтоб купцам их был путь чист по
русским княжествам; великие князья Северо-Восточной Руси в договорах между
собою и в договорах с великим князем литовским выговаривают то же самое.
Видим, что монастыри получают право беспошлинной торговли: новгородцы в
половине XV века дали на вече Троицкому Сергиеву монастырю грамоту, в
которой запрещалось двинским посадникам, холмогорским и вологодским, их
приказчикам и пошлинникам брать пошлины и судить людей Троицкого монастыря,
старцев или мирян, которые будут посланы монастырем на Двину, зимою на
возах, а летом на одиннадцати лодьях: "А кто эту грамоту новгородскую
нарушит, обидит купчину Сергиева монастыря, или его кормников (кормчих), или
осначев (оснастчиков), тот даст посаднику и тысяцкому и всему господину
Великому Новгороду пятьдесят рублей в стену. А вы, бояре двинские, и житые
люди, и купцы! обороняйте купчину Сергиева монастыря даже и тогда, когда
Новгород Великий будет немирен с некоторыми сторонами; блюдите монастырскую
купчину и людей его, как своих, потому что весь господин Великий Новгород
жаловал Сергиев монастырь, держит его своим, и вы, посадники, бояре,
приказчики их и пошлинники, сей грамоты новгородской не ослушайтесь".
Митрополит из Москвы посылал своих слуг в Казань с рухлядью для торговли.
Великие князья литовские для поднятия своего главного города Вильны дают ее
купцам право беспошлинной и беспрепятственной торговли во всех литовских и
русских областях. В Вильне видим ярмарки два раза в год; в городах Восточной
России видим торги по воскресеньям.
Относительно монеты должно заметить, что в первой половине XIV века
счет гривнами заменяется счетом рублями, причем не трудно усмотреть, что
старая гривна серебра и новый рубль одно и то же; слово куны в значении
денег вообще начинает сменяться теперь употребительным татарским словом
деньги. Так как от описываемого времени дошли до нас прямые известия о
кожаных деньгах, то мы обязаны здесь подробнее рассмотреть этот давний,
важный и запутанный вопрос в нашей исторической литературе. Здесь должно
отличать два вопроса: вопрос о мехах, обращавшихся вместо денег и имеющих
ценность сами по себе, и вопрос собственно о кожаных деньгах, о частицах
шкуры известного животного, не имеющих никакой ценности сами по себе и
обращающихся в виде денег условно. Относительно обоих вопросов мы встречаем
у исследователей крайние мнения: одни не хотят допускать в древней России
металлической монеты и заставляют ограничиваться одними мехами, другие,
наоборот, подле металлической монеты не допускают вовсе мехов. Против
первого мнения мы уже указали неопровержимые свидетельства источников,
против второго существуют свидетельства также неопровержимые, например в
уставной грамоте князя Ростислава смоленского: "А се погородие от
Мьстиславля 6 гривен урока, а почестья гривна и три лисицы: а се от Крупля
гривна урока, а пять ногат за лисицу". Или: "Се заложил Власей св. Николе
полсела в 10 рублех да в трех сорокех белки". Здесь мы ясно видим, что
подле, вместе с гривнами и рублями принимались в уплату меха, и это самое
показывает, что, без всякого сомнения, было время, когда употребление мехов
для уплат всякого рода, употребление их вместо денег было господствующим;
смоленский князь или его пошлинник вместе с рублем брал три лисицы; частное
лицо, какой-то Власий, вместе с 10 рублями занял и три сорока белки и
обязался уплатить то же самое; так же точно первые князья брали дань с
подчиненных племен одними черными куницами и белками, потому что серебра
этим племенам было взять негде; так точно в это время и частные люди
совершали свои уплаты одними мехами. Явилась металлическая монета, но она не
вытеснила еще мехов; выражение: "А пять ногат за лисицу" - показывает нам
переход от уплаты мехами к уплате деньгами. Если и князья и простые люди
принимали в уплату меха вместо денег, то нет нам нужды рассуждать о том, что
ценность пушного товара не могла оставаться всегда одинаковою по различию
лиц, имеющих или не имеющих в нем нужду, по различию мест, более или менее
богатых этим товаром, что шкуры зверей - товар, подверженный порче, что он
теряет достоинство даже от частого перехода из рук в руки: ни пошлинник
смоленского князя не взял бы в казну трех истертых лисьих мехов, ни
упомянутый Власий не занял бы трех сороков истертых белок, и ясно также, что
если в Смоленской области лисица стоила пять ногат, то в Черниговской могла
стоить больше или меньше. Труднее объяснение другого явления, именно
собственных кожаных денег, имеющих условную ценность; но в истории много
таких явлений, которых мы объяснить теперь не можем и которых однако,
отвергать не имеем права, если об них существуют ясные, не подлежащие
сомнению известия. Но таковы именно свидетельства современников и очевидцев
- Рубруквиса и Гильберта де Ланноа; названия единиц нашей древней монетной
системы могли, положим, ввести в заблуждение Герберштейна, за сто лет до
которого, по его собственному свидетельству, перестали уже употреблять
вместо денег мордки и ушки белок и других зверей; но как же отвергать
свидетельства Рубруквиса и Ланноа - очевидцев? Один старый исследователь,
отвергавший кожаные деньги, смеялся над свидетельством, что в Ливонии ходили
беличьи ушки с серебряными гвоздиками и назывались ногатами; другой,
позднейший исследователь находит это известие замечательным: но его мнению,
оно может указывать на обычай наших предков мелкую серебряную монету для
сохранности укреплять в лоскутки звериных шкур, откуда легко могло
образоваться у иностранцев мнение, что в России ходили беличьи и куньи
мордки или ушки, части шкуры, негодные для меха, но надежные для хранения
монет. Исследователи могут успокоиться насчет кожаных лоскутков с
гвоздиками, ибо такова была именно форма древнейших ассигнаций в Европе: к
1241 году император Фридрих II пустил в обращение кожаные деньги в Италии;
они состояли из кожаного лоскута, на одной стороне которого находился
небольшой серебряный гвоздик, а на другой - изображение государя; каждый
лоскут имел ценность золотого августала. Знаем, что такого же рода монеты
ходили во Франции в XIV веке. Неужели же мы должны предположить, что Ланноа
в Новгороде, Рубруквис в степях приволжских, итальянские, французские
историки на западе Европы - все согласились выдумать кожаные деньги и дать
им обращение - в своих известиях только! Наконец, знаем, что у татар в
описываемое время были бумажные и кожаные деньги по образцу китайскому.
О переменах монеты в Новгороде встречаем следующие известия: под 1410
годом летописец говорит, что новгородцы начали употреблять во внутренней
торговле лобки и гроши литовские и артуги немецкие, а куны отложили; под
1420 годом говорится, что новгородцы стали торговать деньгами серебряными,
артуги же, которыми торговали 9 лет, продали немцам. Псковский летописец в
соответствие новгородскому известию под 1410 говорит под 1409, что во Пскове
отложили куны и стали торговать пенязями, а под 1422 годом говорит, что
псковичи стали торговать чистым серебром; новгородский же летописец говорит,
что в это время во Пскове деньги сковали и начали торговать деньгами во всей
Русской земле. Но эти перемены не могли обойтись без смут в Новгороде: под
1447 годом летописец рассказывает, что начали новгородцы хулить деньги
серебряные, встали мятежи и ссоры большие: между прочим, посадник Сокира,
или Секира, напоивши ливца и весца серебряного, Федора Жеребца, вывел его на
вече и стал допытываться, на кого он лил рубли. Жеребец оговорил 18 человек,
и, по его речам, народ скинул с моста некоторых из оговоренных, у других
домы разграбили и даже вытащили имение их из церквей, чего прежде не бывало,
замечает летописец. Несправедливые бояре научали того же Федора говорить на
многих людей, грозя ему смертию; но когда Жеребец протрезвился, то стал
говорить: "Я лил на всех, на всю землю и весил с своею братьею, с ливцами".
Тогда весь город был в большой печали, одни только голодники, ябедники и
посульники радовались; Жеребца казнили смертию, имение его вынули из церкви
и разграбили. Чтоб помочь злу, посадник, тысяцкий и весь Новгород установили
пять денежников и начали переливать старые деньги, а новые ковать в ту же
меру, платя за работу от гривны по полуденьге; и была христианам скорбь
великая и убыток в городе и по волостям. Главные торговые города древней
Руси - Новгород, Киев, Смоленск, Полоцк - обязаны были своею торговлею и
своим богатством природному положению, удобству водных путей сообщения. В
описываемое время города Северо-Восточной Руси, Москва, Нижний, Вологда,
были обязаны своим относительным процветанием тому же самому. И долго после
сухим путем по России можно было только ездить зимою; летом же оставался
один водный путь, который потому имеет такое важное значение в нашей
истории; мороз и снега зимою и реки летом нельзя не включить в число
важнейших деятелей в истории русской цивилизации. Князья ездили в Орду
водою; так, известно, что сын Димитрия Донского Василий отправился к
Тохтамышу в судах из Владимира Клязьмою в Оку, а из Оки вниз по Волге; Юрий
Данилович московский поехал в последний раз в Орду из Заволочья по Каме и
Волге. Из Москвы в города приокские и приволжские отправлялись водою; так,
отправился из Москвы в Муром на судах нареченный митрополит Иона для
переговоров с князьями Ряполовскими насчет детей великого князя Василия
Темного. Епифаний в житии св. Стефана Пермского говорит: "Всякому, хотящему
шествовати в Пермскую землю, удобствен путь есть от града Уствыма рекою
Вычегдою вверх, дондеже внидет в самую Пермь".
При удобстве путей сообщения водою летом и санным путем зимою
перечисленные прежде благоприятные обстоятельства для торговли имели силу и
теперь. Касательно же препятствий для торговли мы прежде всего должны
упомянуть, разумеется, о татарских опустошениях, после которых Киев,
например, не мог уже более оправиться. Но здесь мы опять должны заметить,
что Киев упал не вследствие одного татарского разгрома, упадок его начался
гораздо прежде татар: вследствие отлива жизненных сил, с одной стороны, на
северо-восток, с другой - на запад.
Других главных рынков - Новгорода, Пскова, Смоленска, Полоцка - не
коснулись татарские опустошения. После утверждения татарского господства
ханы и баскаки их для собственной выгоды должны были благоприятствовать
торговле русской; в Орде можно было все купить, и у новгородцев была ханская
грамота, обеспечивавшая их торговлю, притом же по прошествии первого
двадцатипятилетия тяжесть ига начинает уменьшаться, и после видим
значительное развитие восточной торговли и волжского судоходства; даже с
достоверностию можно положить, что утверждение татарского владычества в
Средней Азии, также в низовьях Волги и Дона и вступление России в число
зависящих от Орды владений очень много способствовало развитию восточной
торговли; время от Калиты до Димитрия Донского должно считать самым
благоприятным для восточной торговли, ибо непосредственной тяжести ига более
не чувствовалось, и между тем татары, успокоиваемые покорностию князей, их
данью и дарами, не пустошили русских владений, не загораживали путей. После
попыток порвать татарскую зависимость, после Куликовской битвы или несколько
ранее, обстоятельства становятся не так благоприятны для восточной торговли:
опять начинаются опустошительные нашествия, от которых особенно страдают
области Рязанская и Нижегородская, Нижегородская - преимущественно жившая
восточною, волжскою торговлею; теперь ханы, вооружаясь против России, прежде
всего бросаются на русских купцов, которых только могут достать своею рукою.
Под 1371 годом встречаем любопытное известие, из которого, с одной стороны,
можно видеть богатство купцов нижегородских, а с другой стороны, гибельное
влияние татарских опустошений на пограничные русские области: был,
говорится, в Нижнем гость Тарас Петров, первый богач во всем городе; откупил
он полону множество всяких чинов людей своею казною, и купил он себе вотчину
у князя, шесть сел за Кудьмою-рекою, а как запустел от татар этот уезд,
тогда и гость переехал из Нижнего в Москву.
Но не всегда же Россия после Мамая находилась в неприязненных
отношениях к Орде, и давно протоптанный путь не мог быть вдруг покинут.
В договоре Димитрия Донского с Олгердом видим условие о взаимной
свободной торговле; но этим договором не кончилась борьба между Москвою и
Литвою, не могла не страдать от нее и торговля. Впрочем, открытая вражда
между московскими и литовскими князьями не была постоянною, притом же во
время ссор с Москвою Литва находилась в мире с Рязанью, Тверью, Новгородом и
Псковом. Псков часто враждовал с немцами, и несмотря на то, торговля
заграничная делала его одним из самых богатых и значительных городов русских
- знак, что частая вражда с немцами не могла много вредить этой торговле. И
Новгород не всегда был в мире с немцами: мы видели, что с 1383 до 1391 года
не было между ними крепкого мира, и когда в последнем году мир был заключен,
то немецкие послы приехали в Новгород, товары свои взяли, крест целовали и
начали двор свой ставить снова: значит, при начале ссоры товары были
захвачены новгородцами и двор немецкий разорен. Из приведенной выше грамоты
узнаем, что новгородские купцы терпели иногда от немецких разбойников перед
самою Невою: шведы неблагоприятно смотрели на торговлю новгородцев с
немцами; король Биргер писал в 1295 году любчанам, что шведы не будут
тревожить немецких купцов, идущих в Новгород с товарами, только в угождение
императору, ибо для него, Биргера, эта торговля невыгодна, потому что
усиливает врагов его (новгородцев). Он дает купцам свободу отправляться в
Новгород, но под условием, чтоб они не возили туда оружия, железа, стали и
пр.
Много, как видно, терпела волжская торговля от новгородских ушкуйников;
но и это бедствие не было продолжительно. Относительно ушкуйничества должно
заметить, что это явление служит также доказательством развития волжской
торговли в XIV веке: значит, было что грабить, когда образовались такие
многочисленные разбойничьи шайки.
Торговля должна была содействовать распространению ремесел, искусств в
тех местах, в которых она наиболее процветала: самые богатые торговые
города, Новгород, Псков, отличаются прочностию своих укреплений,
многочисленностию своих церквей. Церкви и каменные по-прежнему строились
скоро: церковь архангела Михаила в Москве была заложена, окончена и освящена
в один год; то же говорится и о монастырской церкви Чуда архангела Михаила;
некоторые деревянные церкви, так называемые обыденные, начинали строить,
оканчивали и освящали в один день; но соборная церковь св. Троицы во Пскове
строилась три года: сперва псковичи дали наймитам 200 рублей, чтобы
разрушить стены старой церкви; старый материал был свален в реку Великую,
ибо считалось неприличным употребить его на какое-нибудь другое дело; на
другой год заложили новую церковь, дали мастерам 400 рублей и много их
потчевали.
В Твери во время стройки соборной церкви св. Спаса поставили внутри ее
маленькую деревянную церковь и служили в ней, пока мастера оканчивали
большую. И в описываемое время иногда складывали церкви очень неискусно; в
Коломне только что окончили каменную церковь, как она упала; в Новгороде
едва успели мастера, окончивши работы, сойти с церкви св. Иоанна Златоуста,
как она упала. Летописцы употребляют в известиях о построении церквей
иностранное слово: мастера, но нигде не видно, чтобы призываемы были
иностранцы для этих построек. В княжение Василия Димитриевича в Новгороде
известны были как искусные строители три мастера: Иван, Климент и Алексей.
Кроме церквей и колоколен под 1409 годом упоминается о построении в
Новгороде владыкою Иоанном теремца каменного, где святили воду каждый месяц.
Упоминается по-прежнему о покрытии церквей оловом; в 1420 году псковичи
наняли мастеров Федора и дружину его обивать церковь св.
Троицы свинцом; но не могли отыскать ни во Пскове, ни в Новгороде
такого мастера, который бы мог лить свинчатые доски: посылали и к немцам в
Юрьев, но поганые, как выражается летописец, не дали мастера; наконец
приехал мастер из Москвы от Фотия митрополита и научил Федора, как лить
доски; мастера получили 44 рубля. Новгородский владыка Евфимий покрыл
чешуек) церковь св. Георгия в Ладоге.
Упоминается по-прежнему о золочении глав, или маковиц, упоминается о
позлащении гроба князя Владимира Ярославича и матери его Анны в новгородском
Софийском соборе. Говорится, что тверской епископ Федор сделал у церкви св.
Спаса двери медные; в нижегородской церкви св. Спаса были двери дивные,
устроенные медью золоченою. Ростовский епископ Игнатий помостил красным
мрамором дно (пол)
Богородичной церкви; то же сделал тверской владыка Федор у себя в
церкви св. Спаса. Встречаем известия об украшении церквей живописью: в 1343
году греческие мастера подписали (расписали) соборную церковь Успения
богородицы в Москве, под следующим годом говорится о расписании монастырской
церкви св. Спаса в Москве; мастера были родом русские, ученики греков, -
Гойтан, Семен и Иван с учениками своими и дружиною. Под 1395 годом
упоминается о расписании церкви Рождества богородицы и придела св. Лазаря в
Кремле: мастера были - Феофан Грек и Семен Черный; тот же Феофан Грек
расписал церковь св. архистратига Михаила в 1399 году; в 1405 году
расписывали церковь Благовещения на княжом дворе иконник Феофан Грек,
Прохор, старец из Городца, да чернец Андрей Рублев. Под 1409 годом говорится
о расписании церкви Богородицы владимирской мастерами Даниилом иконником и
Андреем Рублевым. Они же расписали церковь Троицкую над гробом св.
Сергия, церковь в московском Андрониковом монастыре. В Новгороде
церковною живописью занимались также греки: под 1338 годом упоминается Исаия
Гречин.
Упомянутый мастер, грек Феофан, расписал в 1378 году в Новгороде
церковь Христа Спасителя на Ильине улице; под 1385 годом при описании
большого пожара в Новгороде говорится, что вместе с другими сгорел в Павлове
монастыре Иваш, церковный росписник, как видно русский. Под 1345 годом
находим известие, что в Москве слиты были три колокола больших и два
меньших, и лил их мастер Борис Римлянин; но еще прежде, в 1342 году, как
видно, этот же самый Борис вызван был из Москвы в Новгород и слил там
большой колокол к св. Софии. В 1403 году слит был колокол в Твери к соборной
церкви Преображения, но не сказано, каким мастером. Из построек не церковных
упоминается под 1409 годом о построении в Новгороде владыкою Иоанном
пекленицы (поварни?) каменной; под 1433 годом - о построении новгородским
владыкою Евфимием у себя на дворе палаты каменной с 30 дверями: строили
мастера немецкие из-за моря (т. е. не ливонские) вместе с новгородскими; в
1439 году тот же владыка поставил ключницу хлебную каменную; в следующем
году поставил комнату каменную меньшую; в 1441 году большая палата владыкина
и сени прежние были расписаны; в 1442 году тот же владыка поставил на своем
дворе поварни каменные и комнату каменную, а в 1444 - духовницу и сторожню
каменные. В Москве только в 1450 году митрополит Иона заложил на своем дворе
палату каменную. Наконец, находим известия об устройстве часов; под 1404
годом говорится, что поставлены были часы в Москве, на дворе великого князя,
за церковию Благовещения, устроил их монах Лазарь, пришедший из Сербии. Вот
как описываются эти часы: "Сий же часник наречется часомерье; на всякий же
час ударяет молотом в колокол, размеряя и расчитая часы ночныя и дневныя; не
бо человек ударяше, но человековидно, самозвонно и самодвижно, страннолепно
некако сотворено есть человеческою хитростью, преизмечтано и преухищрено". В
Новгороде в 1436 году владыка Евфимий устроил у себя над палатою часы
звонящие, а под 1449 годом говорится, что тот же владыка поставил часозвоню.
О построении и украшении церквей в Юго-Западной Руси можем иметь
понятие из рассказа волынского летописца о построении церквей в Холме
Даниилом Романовичем под 1259 годом: построена была церковь св. Иоанна,
красивая и великолепная; построена она была так: четверо комар, с каждого
угла перевод, а стояли они на четырех головах человеческих, изваянных
некоторым хитрецом; три окна украшены были стеклами римскими; при входе в
алтарь стояли два столпа из цельного камня, и на них - комара; потолок был
украшен звездами золотыми на лазури; внутренний помост был слит из меди и
олова чистого и блестел как зеркало; двое дверей украшены камнем галицким,
белым и зеленым холмским, тесаным, сработаны некоторым хитрецом Авдеем,
прилепы от всех шаров - из золота, напереди их изваян св. Спас, а на
полунощных - св. Иоанн, на удивление всем смотрящим; иконы, принесенные из
Киева, украшены были драгоценными камнями, жемчугом и золотом; колокола
привезены были также из Киева, а другие слиты на месте. Другая церковь была
построена в честь св. безмездников Кузьмы и Дамиана; верх ее поддерживали
четыре столпа из цельного камня истесанного. Построена была и церковь св.
Богородицы, величиною и красотою не хуже первых, и украшена пречудными
иконами: князь Даниил принес из Венгрии чашу, мраморную, багряную, изваянную
чудесно, с змеиными головами вокруг, и поставил ее перед дверями церковными,
называемыми царскими: в этой чаше святили воду на Богоявленье. Князь
Владимир Василькович построил в Каменце церковь Благовещения, украсил ее
иконами золотыми, сковал сосуды служебные серебряные, евангелие дал также
окованное серебром, положил и крест воздвизальный. Во Владимире расписал всю
церковь св. Димитрия, сосуды служебные серебряные сковал, икону св.
богородицы оковал серебром и дорогими камнями, завесы у иконы были золотом
шитые, а другие аксамитные с дробницею; в кафедральном соборе Св. богородицы
образ спасителя большой оковал серебром, евангелие также оковал серебром,
сосуды служебные устроил из жженого золота с дорогими камнями и образ Спасов
оковал золотом с дорогими камнями и поставил на память себе. В перемытльский
собор дал евангелие, окованное серебром с жемчугом; в черниговский собор
послал евангелие, золотом писанное, окованное серебром и жемчугом, и среди
его - Спас с финифтью; в луцкий собор дал крест большой, серебряный,
позолоченный, с честным древом. В Любимле поставил церковь каменную св.
Георгия, украсил ее иконами коваными, сосудами серебряными, платцы дал
аксамитные, шитые золотом с жемчугом, херувим и серафим, индитью, золотом
шитую всю, а другую из белчатой паволоки, а в малых алтарях обе индитьи из
белчатой паволоки, евангелие, окованное все золотом с дорогими камнями и
жемчугом, деисус на нем скован из золота, цаты большие с финифтью, другое
евангелие волочено оловиром; два кадила - одно серебряное, другое медное;
икона местная св. Георгия была написана на золоте; на эту икону князь
положил гривну золотую с жемчугом, другая икона, Богородицы, была также
написана на золоте, и на ней было монисто золотое с дорогими камнями; двери