Страница:
в одном месте держатся такого обычая, в другом - иного, много несогласий и
грубости... Какую пользу получили мы от того, что оставили правила
божественные? не рассеял ли нас бог по лицу всей земли? не взяты ли наши
города? не пали ли сильные князья наши от острия меча? не отведены ли были в
плен дети наши? не запустели ли святые божии церкви? не томят ли пас каждый
день безбожные и нечестивые поганы?" Прежде всего митрополит вооружается
против поставления в духовный сан на мзде и преподает правила относительно
этого поставления. В народе по-прежнему продолжалась страсть к кулачным и
дрекольным боям, которые мы видели в такой силе в предыдущем периоде; Кирилл
пишет: "Узнал я, что еще держатся бесовского обычая треклятых еллин: в
божественные праздники со свистом, кличем и воплем скаредные пьяницы сзывают
друг друга, бьются дреколием до смерти и берут платье убитых; на укоризну
совершается это божиим праздникам и на досаждение божиим церквам". Кирилл
вооружается также против пьянства, препятствующего совершать божественную
службу от Вербной недели до дня Всех святых. На соборах решались иногда и
другие дела, как, например, споры относительно границ епархий: митрополит
Алексий в грамоте к красноярским жителям пишет, что предел Рязанской и
Сарайской епархий указанна Костромском соборе; на соборе ростовский
архиепископ Феодосий был убежден в неправильности своего мнения относительно
рода пищи, какую должно употреблять в богоявленское навечерие, если оно
придется в день воскресный; на соборе было определено о неправильности
поступка Исидорова; на соборе владыки Северо-Восточной Руси решили держаться
московского митрополита Ионы и не сообщаться с киевским Григорием. Кроме
общих соборов, созывавшихся митрополитом всея Руси из подведомственных ему
владык, могли быть еще частные, созывавшиеся владыкою, какой-нибудь области
из подведомственного ему духовенства: так, в 1458 году ростовский
архиепископ Феодосий созвал собор в Белозерске для отвращения некоторых
злоупотреблений, например позволения вступать в четвертый брак.
Кроме соборов митрополиты старались уничтожить нравственные беспорядки
посланиями к духовенству и мирянам; таково поучение Фотия митрополита
священникам и монахам о важности их сана, "каковым подобает им быти
ходатаем, посылаемым к царю царствующих о душах человеческих"; митрополит
обращает особое внимание священников на то, чтоб они блюли за чистотою
браков у своих прихожан: не позволяли бы им бросать законных жен и жить с
незаконными, как то делывалось, также чтобы не дозволяли отнюдь четвертого
брака. Сохранился и прежний обычай, по которому духовные лица обращались к
митрополиту с разными вопросами, которых сами решить были не в состоянии;
так, дошли до нас ответы митрополита Киприана на вопросы игумена Афанасия,
ответы того же митрополита на вопросы неизвестных духовных лиц.
Особенные отношения Новгорода, Пскова, Вятки требовали особенной
деятельности митрополитов относительно этих городов. Что касается избрания
владыки новгородского в описываемое время, то обыкновенно на вече избирались
три лица, имена которых, или жребии, клались на престол в церкви св. Софии,
после чего духовенство собором служило обедню, а народ стоял вечем у церкви;
по окончании же службы протопоп софийский выносил народу по порядку жребии,
и владыкою провозглашался тот, чей жребий выносился последний. Если и везде
владыки имели важное значение, то оно еще более усиливалось в Новгороде, при
известных отношениях его жителей к князю, при частых распрях с последним,
при частом междукняжии и внутренних смутах. Архиепископ в Новгороде без
князя был первым правительственным лицом; его имя читается прежде всех
других в грамотах; он был посредником города в распрях его с великими
князьями, укротителем внутренних волнений, без его благословения не
предпринималось ничего важного. Но владыка новгородский принимал посвящение
от митрополита, зависел от него, от суда владычнего был перенос дел на суд
митрополита, и когда последний, утвердив свое пребывание в Москве, начал
стараться всеми зависевшими от него средствами содействовать московскому
великому князю в приобретении могущества, в утверждении единовластия, причем
и Новгород должен был отказаться от своего особного и особенного быта, то
положение новгородского владыки стало очень затруднительно: владыка Иоанн
благословил новгородцев воевать с великим князем для возвращения Двинской
области и заплатил за это трехлетним заключением в Москве. Мы упоминали в
своем месте о неприятной переписке митрополита Ионы с новгородским владыкою
по поводу Шемяки. Митрополит Иона счел также своею обязанностию дать
наставление новгородскому владыке и его пастве насчет воздержания от вечевых
буйств. "Я слышал, дети,- пишет митрополит,- что по наветам дьявольским
творится богоненавистное дело у вас, в отчине сына моего, великого князя, в
Великом Новгороде, не только между простыми людьми, но между честными,
великими: за всякое важное и пустое дело начинается гнев, от гнева - ярость,
свары, прекословия, с обеих враждующих сторон является многонародное
собрание, нанимают сбродней, пьянчивых и кровопролитных людей, замышляют бой
и души христианские губят". Предшественник Ионы, митрополит Фотий, также
посылал поучение новгородскому владыке и его пастве: митрополит увещевает
новгородцев удерживаться от привычки сквернословить (за которую летописец
осуждает еще дорюриковские славянские племена); Фотий говорит, что такой
привычки нет нигде между христианами. Далее митрополит увещевает новгородцев
басней не слушать, лихих баб не принимать, узлов, примолвленья, зелья,
ворожбы и ничего подобного не употреблять; при крещении приказывает
погружать в сосуде, а не обливать водою, по обычаю латинскому; запрещает
венчать девочек ранее тринадцатого года; запрещает духовенству белому и
черному торговать или давать деньги в рост; если кто пред выходом на поле
(судебный поединок) придет к священнику за св. причастием, тому причастия
нет; который из соперников убьет другого, тот отлучается от церкви на 18
лет, а убитого не хоронить.
Политические и находившиеся в тесной связи с ними церковные отношения
Новгорода ко Пскову также требовали внимания митрополита. Мы видели, что
Псков, разбогатевший от торговли, давно уже начал стремиться к независимости
от Новгорода, вследствие чего последний стал обнаруживать нерасположение ко
Пскову, высказывавшееся иногда открытою войной. Понятно, как затруднительно
было при таких отнотшениях положение Пскова, зависевшего в церковных делах
от владыки новгородского; отсюда естественное желание псковитян избавиться
от этой зависимости, получит особого владыку. Но мы видели, как их старание
об этом осталось тщетным, ибо митрополит Феогност не согласился поставить им
особого епископа. Действительно, псковичи выбрали дурное время: митрополит
Феогност, подобно своему предшественнику, утвердил пребывание в Москве, и
Псков более других городов испытал на себе следствия этого утверждения: еще
недавно Феогност грозил ему проклятием в случае, если он не откажется от
союза с Александром тверским; теперь же этот самый Александр опять княжил у
них, и под покровительством литовским, тогда как Новгород еще не ссорился с
Москвою. О прямой вражде псковичей с новгородским владыкою не раз упоминает
летописец; так, он говорит о ссоре их с владыкой Феоктистом в 1307 году; в
1337 году владыка Василий поехал в Псков на подъезд, но псковичи не дали ему
суда, и владыка выехал из города, проклявши жителей; когда в 1411 году
владыка Иоанн прислал протопопа во Псков просить подъезда на тамошнем
духовенстве, то псковичи не велели давать и отослали протопопа с таким
ответом: "Если, бог даст, будет сам владыка во Пскове, тогда и подъезд его
чист, как пошло изначала, по старине". В 1435 году приехал во Псков владыка
Евфимий, не в свой подъезд, не в свою череду, псковичи, однако, приняли его
и били ему челом о соборовании; но он созвать собор не обещался, а стал
просить суда да на священниках своего подъезда.
Псковичи ему этого не посулили, но стали за соборование и за свою
старину, стали говорить владыке, зачем он сажает наместника и печатника из
своей руки - новгородцев, а не псковичей; владыка за это рассердился и
уехал, побывши только одну неделю во Пскове. Князь Владимир, посадники и
бояре поехали за ним, нагнали и упросили возвратиться: псковичи дали ему суд
на месяц, подъезд на священниках; о соборе же владыка сказал, что отлагает
его до митрополита. Но владычный наместник начал судить не по псковской
пошлине, начал уничтожать разные уговорные грамоты (посужать рукописанья и
рядницы), стал сажать дьяконов в гридницу, все по-новому, покинувши старину;
псковичи были правы, говорит их летописец, священники за подъезд и оброк не
стояли, но по грехам и дьявольскому наваждению случился бой между псковичами
и владычными служилыми людьми (софьянамп). Тогда владыка опять рассердился и
уехал, не взявши псковского подарка, а игуменам и священникам наделал много
убытка, не бывало так прежде никогда, с тех пор как начал Псков стоять.
После того как псковичи вместе с московским войском опустошили новгородские
владения и заключили мир, оба города жили дружно, и дружба эта отразилась на
отношениях церковных: в 1449 году владыка Евфимий приехал во Псков;
духовенство с крестами, князь, посадники, бояре вышли к нему навстречу и
приняли с великою честью. В самый день приезда владыка служил обедню у св.
Троицы, а на третий день соборовал в той же церкви и читал синодик: прокляли
злых, которые хотят зла Великому Новгороду и Пскову, а благоверным князьям,
лежащим в дому св. Софии и св. Троицы, пели вечную память, также и другим
добрым людям, которые сложили головы и кровь пролили за домы божии и за
православное христианство, живым же новгородцам и псковичам пели многая
лета. Князь, посадники и во всех концах господина владыку много чтили и
дарили и проводили его из своей земли до границы с великою честию. С такою
же честию был принят и провожен владыка и в 1453 году, потому что он делал
все точно так же, как и прежние братья его - архиепископы.
Неприязненные отношения Пскова к Новгороду и его владыке были причиною
церковного неустройства и заставляли псковичей обращаться прямо к
митрополиту за управлением и наставлением, а неприязненные отношения
Новгорода к митрополиту благоприятствовали этим непосредственным сообщениям.
Так, псковичи послали в Москву к митрополиту Киприану несколько священников
для поставления и для извещения о своих нуждах, что нет у них церковного
правила настоящего.
Митрополит посвятил священников и послал с ними устав службы и синодик
правый, какой читают в Константинополе у св. Софии, приложил к этому
правило, как поминать православных царей и князей великих, как совершать
крещение и брак: велел вывести прежний обычай - держать детей при крещении
на руках и сверху поливать водою; послал также 60 антиминсов с запрещением
резать их, по примеру новгородского епископа. Разрывы псковичей с владыкою
новгородским и проистекавшее от того церковное безначалие вело к тому, что
вече псковское присвоило себе право судить и наказывать священников:
митрополит Киприан в 1395 году писал псковичам, что это противно
христианскому закону, что священника судит и наказывает святитель, который
его поставил; при этом митрополит запрещал также псковичам вступаться в
земли и села церковные. Близость Пскова к литовским границам, частые и
давние сношения его с Литвою и князьями ее заставляли митрополитов
беспокоиться о Пскове при разделении митрополии: так, митрополит Фотий в
1416 году писал псковичам, чтоб они удалялись от неправедных пределов,
отметающихся божия закона и святых правил, также чтобы с радушием принимали
православных, которые вследствие религиозного гонения будут искать убежища в
их городе. В другой раз писал Фотий к псковскому духовенству с приказанием
не употреблять при крещении мира латинского, но только цареградское и не
обливать младенцев, но погружать; митрополит требует, чтоб псковичи прислали
к нему одного из своих священников, человека искусного, и он научит его всем
церковным правилам и миро святое с ним пришлет. В другом послании Фотий
пишет, чтобы псковичи не позволяли людям, играющим клятвою, быть церковными
старостами и вообще занимать правительственные и судебные должности; также
чтоб не позволяли старостить в церквах людям, которые, разведясь с законными
женами, вступили в новые браки. Митрополит Иона, стараясь везде утверждать
власть великого князя московского, писал и во Псков, называя его отчиною
великого государя русского, который дедич и отчич во Пскове, по родству, по
изначальству прежних великих господарей, великих князей русских, его
праотцев. Митрополит увещевает псковичей жить по своему христианству, по той
доброй старине, которая пошла от великого князя Александра; увещевает их
стоять в том, что обещали великому князю.
Увещание Ионы не могло остаться без влияния во Пскове, ибо мы знаем,
какое важное значение имел здесь митрополит: так, будучи недовольны новою
уставною грамотою, которую дал им князь Константин Димитриевич и которую они
поклялись соблюдать, псковичи обратились к митрополиту Фотию с просьбою
разрешить их от этой клятвы и благословить жить по старине; митрополит
исполнил их просьбу.
Наконец, до нас дошли два послания митрополита Фотия к псковичам,
замечательные по отношению к особенностям их пополнения: в одном послании,
написанном по случаю морового поветрия, митрополит обращается к нарочитым
гражданам и увещевает их, чтоб они были довольны своими уроками и в куплях и
в мерилах праведных божию правду соблюдали; в другой раз псковичи обратились
к митрополиту за разрешением недоумения их - пользоваться ли им хлебом,
вином и овощами, приходящими из Немецкой земли? Митрополит разрешил
пользоваться, очистив молитвою иерейскою. Но кроме означенных отношений еще
одно явление заставило обратить внимание не только митрополитов русских, но
и патриархов константинопольских на Псков и Новгород, преимущественно на
первый. Враждебные отношения Пскова к Новгороду отзывались в отношениях
Пскова к владыке новгородскому и вместе псковскому; не раз поведение владыки
возбуждало сильное негодование псковичей; раздражение вследствие
несбывшегося желания независимости от Новгорода в церковном отношении
возбудило в некоторых желание освободиться совершенно от всякой иерархии;
споры о подъездах, судах, жалобы на убытки дали повод - и вот явилась ересь
стригольников в семидесятых годах XIV века.
Начальниками ереси летописи называют дьякона Никиту и Карпа, простого
человека; но в так называемом послании Антония патриарха и в "Просветителе"
Иосифа Волоцкого начало ереси приписывается одному Карпу, причем в первом
источнике Карп называется дьяконом, отлученным от службы, стригольником; во
втором говорится, что он был художеством стригольник. Разноречия эти можно
согласить тем, что Карп, действительно бывший прежде дьяконом, как
отлученный от службы, мог называться и простым уже человеком; от этого
отлучения, расстрижения, могло произойти и название стригольника, которое,
будучи после не понято, превратилось в название художества. Учение, как
излагают его источники, состояло в том, что духовные недостойны своего сана,
потому что поставляются на мзде, стараются приобретать имение и неприлично
ведут себя; что не должно принимать от них таинств; что миряне могут учить
народ вере; что должно каяться, обращаясь к земле; что не должно ни отпевать
умерших, ни поминать их, ни служить заупокойных обеден, ни приносов
приносить, ни пиров учреждать, ни милостыни раздавать по душе умершего;
ходили даже слухи, что стригольники отвергали будущую жизнь.
Ересь началась и распространилась во Пскове; неизвестно волею или
неволею ересиархи явились в Новгороде; известно только то, что здесь в 1375
году Карпа, Никиту и еще третьего какого-то их товарища сбросили с мосту в
Волхов. Но гибель ересиархов не искоренила ереси; стригольники прельщали
народ своим бескорыстием, своею примерною нравственностию, уменьем говорить
от писания; указывая на них, говорили: "Вот эти не грабят, имения не
собирают". В обличительных посланиях читаем об них: "Таковы были и все
еретики: постники, богомольцы, книжники, лицемеры, перед людьми люди чистые;
если бы видели, что они неблагочестиво живут, то никто бы им и не поверил; и
если бы они говорили не от писания, то никто бы их и слушать не стал". Из
XIV века ересь перешла в XV; до нас дошло три послания митрополита Фотия к
псковичам относительно стригольников. Митрополит запрещает духовенству
псковскому принимать приношения от стригольников, мирским людям сообщаться с
ними в еде или питье. Псковичи отвечали, что, исполняя приказание
митрополита, они обыскали и показнили еретиков, что некоторые из них
убежали, но что другие упорствуют в своих мнениях и, устремляя глаза на
небо, говорят, что там их отец. Митрополит писал на это, чтобы псковичи
продолжали удаляться от еретиков, могут и наказывать их, только не смертию,
а телесными наказаниями и заточением. После 1427 года, когда написано
последнее послание Фотия, мы не встречаем более известий о стригольниках.
Относительно материального благосостояния церкви: источниками для
содержания митрополита и епископов служили, во-первых, сборы с церквей; эти
сборы в уставной грамоте великого князя Василия Дмитриевича и митрополита
Киприана определены так: "Сборного митрополиту брать с церкви шесть алтын, а
заезда - три деньги; десятиннику, на десятину наседши, брать за въездное, и
за рождественское, и за петровское пошлины шесть алтын; сборное брать о
рождестве Христове, а десятиннику брать свои пошлины о Петрове дни; которые
же соборные церкви по городам не давали сборного при прежних митрополитах,
тем и нынче не давать". Архиепископ ростовский Феодосий, освобождая две
церкви Кириллова Белозерского монастыря, пишет в своей грамоте: "Кто у тех
церквей будут священники или игумены, не надобно давать им моей дани, ни
данничьих пошлин, ни десятинничьей пошлины, ни доводчичьей, ни другой
какой-либо, десятинники мои их не судят, и пристава на них не дают". О Митяе
говорится, что он, вступив во все права митрополита, начал со всех церквей в
митрополии дань сбирать, сборы петровские и рождественские, доходы, уроки и
оброки митрополичьи. По-прежнему источниками дохода для митрополита и
епископов служили пошлины ставленые и судные; для суда церковного посылался
архиереем особый чиновник, называвшийся десятинником; вместо того чтобы
сказать: такой-то город был подведомствен такому-то владыке, говорилось:
такой-то город был его десятиною. Один из десятинников митрополита Ионы,
Юрий конюший, приехавши в Вышгород, волость князя Михаила Андреевича
верейского, остановился на подворье у священника, который вместе с
горожанами начал бить десятинника и дворян митрополичьих, прибили в улог и
двоих-троих изувечили. Митрополит, извещая об этом происшествии князя
Михаила, пишет: "Ты сам, сын, великий господарь: так посмотри и старых своих
бояр спроси, бывала ли при твоих прародителях и родителях такая нечесть
церкви божией и святителям? Тебе известно, что князь великий Витовт был не
нашей веры, да и теперешний король тоже, и все их княжата, и паны; но
спроси, как они оберегают церковь и какую честь ей воздают? а эти, будучи
православными христианами, ругаются и бесчестят церковь божию и нас. Я за
священниками своего пристава послал; а тебя благословляю и молю, чтобы ты,
как истинный великий православный господарь, церковь божию и меня, своего
отца и пастыря, от своих горожан оборонил, чтобы вперед не было ничего
подобного; а не оборонишь меня, то поберегись воздаянья от бога, а я буду от
них обороняться законом божиим. Если же мой десятинник сделал что-нибудь
дурное, то ты бы, сын, обыскал дело чисто да ко мне отписал; и я бы тебе без
суда выдал его головою, как и прежде сделал" Мы видели, что новгородский
архиепископ получал подъезд с псковского духовенства.
Как псковское духовенство давало содержание новгородскому владыке и
дары, когда он приезжал во Псков, так точно и митрополит получал содержание
и дары, когда приезжал в Новгород или какую-нибудь другую область: под 1341
годом летописец говорит, что митрополит Феогност приехал в Новгород в
сопровождении большого числа людей, и оттого было тяжко владыке и
монастырям, обязанным давать корм и дары. Под 1352 годом встречаем известие,
что новгородский архиепископ Моисей отправлял послов к византийскому
патриарху с жалобою на обиды людей, приходивших в Новгород от митрополита.
Наконец, важный доход доставляли недвижимые имущества. Под 1286 годом
встречаем известие, что литовцы воевали церковную волость тверского владыки;
город Алексин называется городом Петра митрополита, в Новгородской области
упоминается городок Молвотичи, принадлежавший владыке; князья завещевали
села свои митрополитам встречаем известие о мене сел между князем и
митрополитом. Касательно этих волостей отношения великого князя и
митрополита были определены так: даньщику и бельщику великокняжескому на
митрополичьих селах не быть, дань брать с них в выход по оброку, по оброчной
грамоте великокняжеской; ям - по старине, шестой день, и дают его
митрополичьи села тогда, когда дают великокняжеские; на людях митрополичьих,
которые живут в городе, а тянут ко дворцу, положен оброк как на дворянах
великокняжеских.
Митрополичьи церковные люди тамги не дают при продаже своих домашних
произведений, но дают тамгу, когда станут торговать прикупом; оброк дают
церковные люди тогда только, когда придется платить дань татарам. Касательно
содержания низшего духовенства мы видим, что князья в завещаниях своих
назначают доходы в пользу духовенства некоторых церквей, в ругу: так,
великий князь Иоанн II отказал четвертую часть коломенской тамги в церковь
Св. богородицы на Крутицах, костки московские - в Успенский и Архангельский
соборы, в память по отце, братьях и себе: то им руга, говорит завещатель.
Княгини Елена, жена Владимира Андреевича, и Софья, жена Василия Дмитриевича,
отказали села московскому Архангельскому собору; видим, что князья в своих
завещаниях приказывают раздавать пояса свои и платья по священникам, деньги
- по церквам.
Должно заметить, что во Пскове в описываемое время священники
распределялись не по приходам, а по соборам и ведались поповскими
старостами. Об употреблении митрополитами своих доходов летописец говорит,
что митрополит Фотий закреплял за собою доходы, пошлины, земли, воды, села и
волости на прокормление убогих и нищих, потому что церковное богатство -
нищих богатство; в житии Ионы митрополита находим известие, как одна вдова
приходила на митрополичий погреб пить мед для облегчения в болезни.
Касательно Южной России до нас дошла запись о денежных и медовых данях,
получавшихся с киевской Софийской митрополичьей отчины; видим село у
епископа перемышльского; видим, что князья дают села церквам.
И в новой Северо-Восточной Руси монастырь не теряет своего прежнего
важного значения; чем был Печерский монастырь Антония и Феодосия для
древнего средоточия русской жизни - Киева, тем был Троицкий монастырь
Сергиев для нового ее средоточия - Москвы. Мы видели, как сюда, в это новое
средоточие, стекались выходцы из разных стран, бояре и простые люди,
отыскивая убежище от смут внутренних, от непокоев татарских и, наконец, от
насилий самой Москвы и принося на службу последней, на службу новому порядку
вещей, ею представляемому, и силы материальные, и силы духовные. В одно
почти время явились в московскую область два выходца с концов
противоположных: из Южной Руси, из Чернигова, - боярин Федор Плещеев, убегая
от разорений татарских; с севера, из самого древнего и знаменитого здесь
города, Ростова, - боярин Кирилл, разорившийся и принужденный оставить свой
родной город вследствие насилий московских. Сыновья этих пришлецов, один - в
сане митрополита всея Руси, другой - в звании смиренного инока, но
отвергнувшего сан митрополичий, заключили тесный союз, для того чтобы
соединенными нравственными силами содействовать возвеличению своего нового
отечества. Ростовский выходец Кирилл поселился в Радонеже; средний сын его,
Варфоломей, с малолетства обнаружил стремление к иночеству, и как только
похоронил своих родителей, так немедленно удалился в пустыню - лес великий -
и долго жил здесь один, не видя лица человеческого; один медведь приходил к
пустыннику делить с ним его скудную пищу. Но как в старину Антоний не мог
скрыть своих подвигов в пещере, так теперь Варфоломей, принявший при
пострижении имя Сергия, не мог утаиться в дремучем лесу; иноки стали
собираться к нему, несмотря на суровый привет, которым встречал их
пустынник: "Знайте прежде всего, что место это трудно, голодно и бедно;
готовьтесь не к пище сытной, не к питью, не к покою и веселию, но к трудам,
поту, печалям, напастям". Явилось несколько бедных келий, огороженных тыном;
грубости... Какую пользу получили мы от того, что оставили правила
божественные? не рассеял ли нас бог по лицу всей земли? не взяты ли наши
города? не пали ли сильные князья наши от острия меча? не отведены ли были в
плен дети наши? не запустели ли святые божии церкви? не томят ли пас каждый
день безбожные и нечестивые поганы?" Прежде всего митрополит вооружается
против поставления в духовный сан на мзде и преподает правила относительно
этого поставления. В народе по-прежнему продолжалась страсть к кулачным и
дрекольным боям, которые мы видели в такой силе в предыдущем периоде; Кирилл
пишет: "Узнал я, что еще держатся бесовского обычая треклятых еллин: в
божественные праздники со свистом, кличем и воплем скаредные пьяницы сзывают
друг друга, бьются дреколием до смерти и берут платье убитых; на укоризну
совершается это божиим праздникам и на досаждение божиим церквам". Кирилл
вооружается также против пьянства, препятствующего совершать божественную
службу от Вербной недели до дня Всех святых. На соборах решались иногда и
другие дела, как, например, споры относительно границ епархий: митрополит
Алексий в грамоте к красноярским жителям пишет, что предел Рязанской и
Сарайской епархий указанна Костромском соборе; на соборе ростовский
архиепископ Феодосий был убежден в неправильности своего мнения относительно
рода пищи, какую должно употреблять в богоявленское навечерие, если оно
придется в день воскресный; на соборе было определено о неправильности
поступка Исидорова; на соборе владыки Северо-Восточной Руси решили держаться
московского митрополита Ионы и не сообщаться с киевским Григорием. Кроме
общих соборов, созывавшихся митрополитом всея Руси из подведомственных ему
владык, могли быть еще частные, созывавшиеся владыкою, какой-нибудь области
из подведомственного ему духовенства: так, в 1458 году ростовский
архиепископ Феодосий созвал собор в Белозерске для отвращения некоторых
злоупотреблений, например позволения вступать в четвертый брак.
Кроме соборов митрополиты старались уничтожить нравственные беспорядки
посланиями к духовенству и мирянам; таково поучение Фотия митрополита
священникам и монахам о важности их сана, "каковым подобает им быти
ходатаем, посылаемым к царю царствующих о душах человеческих"; митрополит
обращает особое внимание священников на то, чтоб они блюли за чистотою
браков у своих прихожан: не позволяли бы им бросать законных жен и жить с
незаконными, как то делывалось, также чтобы не дозволяли отнюдь четвертого
брака. Сохранился и прежний обычай, по которому духовные лица обращались к
митрополиту с разными вопросами, которых сами решить были не в состоянии;
так, дошли до нас ответы митрополита Киприана на вопросы игумена Афанасия,
ответы того же митрополита на вопросы неизвестных духовных лиц.
Особенные отношения Новгорода, Пскова, Вятки требовали особенной
деятельности митрополитов относительно этих городов. Что касается избрания
владыки новгородского в описываемое время, то обыкновенно на вече избирались
три лица, имена которых, или жребии, клались на престол в церкви св. Софии,
после чего духовенство собором служило обедню, а народ стоял вечем у церкви;
по окончании же службы протопоп софийский выносил народу по порядку жребии,
и владыкою провозглашался тот, чей жребий выносился последний. Если и везде
владыки имели важное значение, то оно еще более усиливалось в Новгороде, при
известных отношениях его жителей к князю, при частых распрях с последним,
при частом междукняжии и внутренних смутах. Архиепископ в Новгороде без
князя был первым правительственным лицом; его имя читается прежде всех
других в грамотах; он был посредником города в распрях его с великими
князьями, укротителем внутренних волнений, без его благословения не
предпринималось ничего важного. Но владыка новгородский принимал посвящение
от митрополита, зависел от него, от суда владычнего был перенос дел на суд
митрополита, и когда последний, утвердив свое пребывание в Москве, начал
стараться всеми зависевшими от него средствами содействовать московскому
великому князю в приобретении могущества, в утверждении единовластия, причем
и Новгород должен был отказаться от своего особного и особенного быта, то
положение новгородского владыки стало очень затруднительно: владыка Иоанн
благословил новгородцев воевать с великим князем для возвращения Двинской
области и заплатил за это трехлетним заключением в Москве. Мы упоминали в
своем месте о неприятной переписке митрополита Ионы с новгородским владыкою
по поводу Шемяки. Митрополит Иона счел также своею обязанностию дать
наставление новгородскому владыке и его пастве насчет воздержания от вечевых
буйств. "Я слышал, дети,- пишет митрополит,- что по наветам дьявольским
творится богоненавистное дело у вас, в отчине сына моего, великого князя, в
Великом Новгороде, не только между простыми людьми, но между честными,
великими: за всякое важное и пустое дело начинается гнев, от гнева - ярость,
свары, прекословия, с обеих враждующих сторон является многонародное
собрание, нанимают сбродней, пьянчивых и кровопролитных людей, замышляют бой
и души христианские губят". Предшественник Ионы, митрополит Фотий, также
посылал поучение новгородскому владыке и его пастве: митрополит увещевает
новгородцев удерживаться от привычки сквернословить (за которую летописец
осуждает еще дорюриковские славянские племена); Фотий говорит, что такой
привычки нет нигде между христианами. Далее митрополит увещевает новгородцев
басней не слушать, лихих баб не принимать, узлов, примолвленья, зелья,
ворожбы и ничего подобного не употреблять; при крещении приказывает
погружать в сосуде, а не обливать водою, по обычаю латинскому; запрещает
венчать девочек ранее тринадцатого года; запрещает духовенству белому и
черному торговать или давать деньги в рост; если кто пред выходом на поле
(судебный поединок) придет к священнику за св. причастием, тому причастия
нет; который из соперников убьет другого, тот отлучается от церкви на 18
лет, а убитого не хоронить.
Политические и находившиеся в тесной связи с ними церковные отношения
Новгорода ко Пскову также требовали внимания митрополита. Мы видели, что
Псков, разбогатевший от торговли, давно уже начал стремиться к независимости
от Новгорода, вследствие чего последний стал обнаруживать нерасположение ко
Пскову, высказывавшееся иногда открытою войной. Понятно, как затруднительно
было при таких отнотшениях положение Пскова, зависевшего в церковных делах
от владыки новгородского; отсюда естественное желание псковитян избавиться
от этой зависимости, получит особого владыку. Но мы видели, как их старание
об этом осталось тщетным, ибо митрополит Феогност не согласился поставить им
особого епископа. Действительно, псковичи выбрали дурное время: митрополит
Феогност, подобно своему предшественнику, утвердил пребывание в Москве, и
Псков более других городов испытал на себе следствия этого утверждения: еще
недавно Феогност грозил ему проклятием в случае, если он не откажется от
союза с Александром тверским; теперь же этот самый Александр опять княжил у
них, и под покровительством литовским, тогда как Новгород еще не ссорился с
Москвою. О прямой вражде псковичей с новгородским владыкою не раз упоминает
летописец; так, он говорит о ссоре их с владыкой Феоктистом в 1307 году; в
1337 году владыка Василий поехал в Псков на подъезд, но псковичи не дали ему
суда, и владыка выехал из города, проклявши жителей; когда в 1411 году
владыка Иоанн прислал протопопа во Псков просить подъезда на тамошнем
духовенстве, то псковичи не велели давать и отослали протопопа с таким
ответом: "Если, бог даст, будет сам владыка во Пскове, тогда и подъезд его
чист, как пошло изначала, по старине". В 1435 году приехал во Псков владыка
Евфимий, не в свой подъезд, не в свою череду, псковичи, однако, приняли его
и били ему челом о соборовании; но он созвать собор не обещался, а стал
просить суда да на священниках своего подъезда.
Псковичи ему этого не посулили, но стали за соборование и за свою
старину, стали говорить владыке, зачем он сажает наместника и печатника из
своей руки - новгородцев, а не псковичей; владыка за это рассердился и
уехал, побывши только одну неделю во Пскове. Князь Владимир, посадники и
бояре поехали за ним, нагнали и упросили возвратиться: псковичи дали ему суд
на месяц, подъезд на священниках; о соборе же владыка сказал, что отлагает
его до митрополита. Но владычный наместник начал судить не по псковской
пошлине, начал уничтожать разные уговорные грамоты (посужать рукописанья и
рядницы), стал сажать дьяконов в гридницу, все по-новому, покинувши старину;
псковичи были правы, говорит их летописец, священники за подъезд и оброк не
стояли, но по грехам и дьявольскому наваждению случился бой между псковичами
и владычными служилыми людьми (софьянамп). Тогда владыка опять рассердился и
уехал, не взявши псковского подарка, а игуменам и священникам наделал много
убытка, не бывало так прежде никогда, с тех пор как начал Псков стоять.
После того как псковичи вместе с московским войском опустошили новгородские
владения и заключили мир, оба города жили дружно, и дружба эта отразилась на
отношениях церковных: в 1449 году владыка Евфимий приехал во Псков;
духовенство с крестами, князь, посадники, бояре вышли к нему навстречу и
приняли с великою честью. В самый день приезда владыка служил обедню у св.
Троицы, а на третий день соборовал в той же церкви и читал синодик: прокляли
злых, которые хотят зла Великому Новгороду и Пскову, а благоверным князьям,
лежащим в дому св. Софии и св. Троицы, пели вечную память, также и другим
добрым людям, которые сложили головы и кровь пролили за домы божии и за
православное христианство, живым же новгородцам и псковичам пели многая
лета. Князь, посадники и во всех концах господина владыку много чтили и
дарили и проводили его из своей земли до границы с великою честию. С такою
же честию был принят и провожен владыка и в 1453 году, потому что он делал
все точно так же, как и прежние братья его - архиепископы.
Неприязненные отношения Пскова к Новгороду и его владыке были причиною
церковного неустройства и заставляли псковичей обращаться прямо к
митрополиту за управлением и наставлением, а неприязненные отношения
Новгорода к митрополиту благоприятствовали этим непосредственным сообщениям.
Так, псковичи послали в Москву к митрополиту Киприану несколько священников
для поставления и для извещения о своих нуждах, что нет у них церковного
правила настоящего.
Митрополит посвятил священников и послал с ними устав службы и синодик
правый, какой читают в Константинополе у св. Софии, приложил к этому
правило, как поминать православных царей и князей великих, как совершать
крещение и брак: велел вывести прежний обычай - держать детей при крещении
на руках и сверху поливать водою; послал также 60 антиминсов с запрещением
резать их, по примеру новгородского епископа. Разрывы псковичей с владыкою
новгородским и проистекавшее от того церковное безначалие вело к тому, что
вече псковское присвоило себе право судить и наказывать священников:
митрополит Киприан в 1395 году писал псковичам, что это противно
христианскому закону, что священника судит и наказывает святитель, который
его поставил; при этом митрополит запрещал также псковичам вступаться в
земли и села церковные. Близость Пскова к литовским границам, частые и
давние сношения его с Литвою и князьями ее заставляли митрополитов
беспокоиться о Пскове при разделении митрополии: так, митрополит Фотий в
1416 году писал псковичам, чтоб они удалялись от неправедных пределов,
отметающихся божия закона и святых правил, также чтобы с радушием принимали
православных, которые вследствие религиозного гонения будут искать убежища в
их городе. В другой раз писал Фотий к псковскому духовенству с приказанием
не употреблять при крещении мира латинского, но только цареградское и не
обливать младенцев, но погружать; митрополит требует, чтоб псковичи прислали
к нему одного из своих священников, человека искусного, и он научит его всем
церковным правилам и миро святое с ним пришлет. В другом послании Фотий
пишет, чтобы псковичи не позволяли людям, играющим клятвою, быть церковными
старостами и вообще занимать правительственные и судебные должности; также
чтоб не позволяли старостить в церквах людям, которые, разведясь с законными
женами, вступили в новые браки. Митрополит Иона, стараясь везде утверждать
власть великого князя московского, писал и во Псков, называя его отчиною
великого государя русского, который дедич и отчич во Пскове, по родству, по
изначальству прежних великих господарей, великих князей русских, его
праотцев. Митрополит увещевает псковичей жить по своему христианству, по той
доброй старине, которая пошла от великого князя Александра; увещевает их
стоять в том, что обещали великому князю.
Увещание Ионы не могло остаться без влияния во Пскове, ибо мы знаем,
какое важное значение имел здесь митрополит: так, будучи недовольны новою
уставною грамотою, которую дал им князь Константин Димитриевич и которую они
поклялись соблюдать, псковичи обратились к митрополиту Фотию с просьбою
разрешить их от этой клятвы и благословить жить по старине; митрополит
исполнил их просьбу.
Наконец, до нас дошли два послания митрополита Фотия к псковичам,
замечательные по отношению к особенностям их пополнения: в одном послании,
написанном по случаю морового поветрия, митрополит обращается к нарочитым
гражданам и увещевает их, чтоб они были довольны своими уроками и в куплях и
в мерилах праведных божию правду соблюдали; в другой раз псковичи обратились
к митрополиту за разрешением недоумения их - пользоваться ли им хлебом,
вином и овощами, приходящими из Немецкой земли? Митрополит разрешил
пользоваться, очистив молитвою иерейскою. Но кроме означенных отношений еще
одно явление заставило обратить внимание не только митрополитов русских, но
и патриархов константинопольских на Псков и Новгород, преимущественно на
первый. Враждебные отношения Пскова к Новгороду отзывались в отношениях
Пскова к владыке новгородскому и вместе псковскому; не раз поведение владыки
возбуждало сильное негодование псковичей; раздражение вследствие
несбывшегося желания независимости от Новгорода в церковном отношении
возбудило в некоторых желание освободиться совершенно от всякой иерархии;
споры о подъездах, судах, жалобы на убытки дали повод - и вот явилась ересь
стригольников в семидесятых годах XIV века.
Начальниками ереси летописи называют дьякона Никиту и Карпа, простого
человека; но в так называемом послании Антония патриарха и в "Просветителе"
Иосифа Волоцкого начало ереси приписывается одному Карпу, причем в первом
источнике Карп называется дьяконом, отлученным от службы, стригольником; во
втором говорится, что он был художеством стригольник. Разноречия эти можно
согласить тем, что Карп, действительно бывший прежде дьяконом, как
отлученный от службы, мог называться и простым уже человеком; от этого
отлучения, расстрижения, могло произойти и название стригольника, которое,
будучи после не понято, превратилось в название художества. Учение, как
излагают его источники, состояло в том, что духовные недостойны своего сана,
потому что поставляются на мзде, стараются приобретать имение и неприлично
ведут себя; что не должно принимать от них таинств; что миряне могут учить
народ вере; что должно каяться, обращаясь к земле; что не должно ни отпевать
умерших, ни поминать их, ни служить заупокойных обеден, ни приносов
приносить, ни пиров учреждать, ни милостыни раздавать по душе умершего;
ходили даже слухи, что стригольники отвергали будущую жизнь.
Ересь началась и распространилась во Пскове; неизвестно волею или
неволею ересиархи явились в Новгороде; известно только то, что здесь в 1375
году Карпа, Никиту и еще третьего какого-то их товарища сбросили с мосту в
Волхов. Но гибель ересиархов не искоренила ереси; стригольники прельщали
народ своим бескорыстием, своею примерною нравственностию, уменьем говорить
от писания; указывая на них, говорили: "Вот эти не грабят, имения не
собирают". В обличительных посланиях читаем об них: "Таковы были и все
еретики: постники, богомольцы, книжники, лицемеры, перед людьми люди чистые;
если бы видели, что они неблагочестиво живут, то никто бы им и не поверил; и
если бы они говорили не от писания, то никто бы их и слушать не стал". Из
XIV века ересь перешла в XV; до нас дошло три послания митрополита Фотия к
псковичам относительно стригольников. Митрополит запрещает духовенству
псковскому принимать приношения от стригольников, мирским людям сообщаться с
ними в еде или питье. Псковичи отвечали, что, исполняя приказание
митрополита, они обыскали и показнили еретиков, что некоторые из них
убежали, но что другие упорствуют в своих мнениях и, устремляя глаза на
небо, говорят, что там их отец. Митрополит писал на это, чтобы псковичи
продолжали удаляться от еретиков, могут и наказывать их, только не смертию,
а телесными наказаниями и заточением. После 1427 года, когда написано
последнее послание Фотия, мы не встречаем более известий о стригольниках.
Относительно материального благосостояния церкви: источниками для
содержания митрополита и епископов служили, во-первых, сборы с церквей; эти
сборы в уставной грамоте великого князя Василия Дмитриевича и митрополита
Киприана определены так: "Сборного митрополиту брать с церкви шесть алтын, а
заезда - три деньги; десятиннику, на десятину наседши, брать за въездное, и
за рождественское, и за петровское пошлины шесть алтын; сборное брать о
рождестве Христове, а десятиннику брать свои пошлины о Петрове дни; которые
же соборные церкви по городам не давали сборного при прежних митрополитах,
тем и нынче не давать". Архиепископ ростовский Феодосий, освобождая две
церкви Кириллова Белозерского монастыря, пишет в своей грамоте: "Кто у тех
церквей будут священники или игумены, не надобно давать им моей дани, ни
данничьих пошлин, ни десятинничьей пошлины, ни доводчичьей, ни другой
какой-либо, десятинники мои их не судят, и пристава на них не дают". О Митяе
говорится, что он, вступив во все права митрополита, начал со всех церквей в
митрополии дань сбирать, сборы петровские и рождественские, доходы, уроки и
оброки митрополичьи. По-прежнему источниками дохода для митрополита и
епископов служили пошлины ставленые и судные; для суда церковного посылался
архиереем особый чиновник, называвшийся десятинником; вместо того чтобы
сказать: такой-то город был подведомствен такому-то владыке, говорилось:
такой-то город был его десятиною. Один из десятинников митрополита Ионы,
Юрий конюший, приехавши в Вышгород, волость князя Михаила Андреевича
верейского, остановился на подворье у священника, который вместе с
горожанами начал бить десятинника и дворян митрополичьих, прибили в улог и
двоих-троих изувечили. Митрополит, извещая об этом происшествии князя
Михаила, пишет: "Ты сам, сын, великий господарь: так посмотри и старых своих
бояр спроси, бывала ли при твоих прародителях и родителях такая нечесть
церкви божией и святителям? Тебе известно, что князь великий Витовт был не
нашей веры, да и теперешний король тоже, и все их княжата, и паны; но
спроси, как они оберегают церковь и какую честь ей воздают? а эти, будучи
православными христианами, ругаются и бесчестят церковь божию и нас. Я за
священниками своего пристава послал; а тебя благословляю и молю, чтобы ты,
как истинный великий православный господарь, церковь божию и меня, своего
отца и пастыря, от своих горожан оборонил, чтобы вперед не было ничего
подобного; а не оборонишь меня, то поберегись воздаянья от бога, а я буду от
них обороняться законом божиим. Если же мой десятинник сделал что-нибудь
дурное, то ты бы, сын, обыскал дело чисто да ко мне отписал; и я бы тебе без
суда выдал его головою, как и прежде сделал" Мы видели, что новгородский
архиепископ получал подъезд с псковского духовенства.
Как псковское духовенство давало содержание новгородскому владыке и
дары, когда он приезжал во Псков, так точно и митрополит получал содержание
и дары, когда приезжал в Новгород или какую-нибудь другую область: под 1341
годом летописец говорит, что митрополит Феогност приехал в Новгород в
сопровождении большого числа людей, и оттого было тяжко владыке и
монастырям, обязанным давать корм и дары. Под 1352 годом встречаем известие,
что новгородский архиепископ Моисей отправлял послов к византийскому
патриарху с жалобою на обиды людей, приходивших в Новгород от митрополита.
Наконец, важный доход доставляли недвижимые имущества. Под 1286 годом
встречаем известие, что литовцы воевали церковную волость тверского владыки;
город Алексин называется городом Петра митрополита, в Новгородской области
упоминается городок Молвотичи, принадлежавший владыке; князья завещевали
села свои митрополитам встречаем известие о мене сел между князем и
митрополитом. Касательно этих волостей отношения великого князя и
митрополита были определены так: даньщику и бельщику великокняжескому на
митрополичьих селах не быть, дань брать с них в выход по оброку, по оброчной
грамоте великокняжеской; ям - по старине, шестой день, и дают его
митрополичьи села тогда, когда дают великокняжеские; на людях митрополичьих,
которые живут в городе, а тянут ко дворцу, положен оброк как на дворянах
великокняжеских.
Митрополичьи церковные люди тамги не дают при продаже своих домашних
произведений, но дают тамгу, когда станут торговать прикупом; оброк дают
церковные люди тогда только, когда придется платить дань татарам. Касательно
содержания низшего духовенства мы видим, что князья в завещаниях своих
назначают доходы в пользу духовенства некоторых церквей, в ругу: так,
великий князь Иоанн II отказал четвертую часть коломенской тамги в церковь
Св. богородицы на Крутицах, костки московские - в Успенский и Архангельский
соборы, в память по отце, братьях и себе: то им руга, говорит завещатель.
Княгини Елена, жена Владимира Андреевича, и Софья, жена Василия Дмитриевича,
отказали села московскому Архангельскому собору; видим, что князья в своих
завещаниях приказывают раздавать пояса свои и платья по священникам, деньги
- по церквам.
Должно заметить, что во Пскове в описываемое время священники
распределялись не по приходам, а по соборам и ведались поповскими
старостами. Об употреблении митрополитами своих доходов летописец говорит,
что митрополит Фотий закреплял за собою доходы, пошлины, земли, воды, села и
волости на прокормление убогих и нищих, потому что церковное богатство -
нищих богатство; в житии Ионы митрополита находим известие, как одна вдова
приходила на митрополичий погреб пить мед для облегчения в болезни.
Касательно Южной России до нас дошла запись о денежных и медовых данях,
получавшихся с киевской Софийской митрополичьей отчины; видим село у
епископа перемышльского; видим, что князья дают села церквам.
И в новой Северо-Восточной Руси монастырь не теряет своего прежнего
важного значения; чем был Печерский монастырь Антония и Феодосия для
древнего средоточия русской жизни - Киева, тем был Троицкий монастырь
Сергиев для нового ее средоточия - Москвы. Мы видели, как сюда, в это новое
средоточие, стекались выходцы из разных стран, бояре и простые люди,
отыскивая убежище от смут внутренних, от непокоев татарских и, наконец, от
насилий самой Москвы и принося на службу последней, на службу новому порядку
вещей, ею представляемому, и силы материальные, и силы духовные. В одно
почти время явились в московскую область два выходца с концов
противоположных: из Южной Руси, из Чернигова, - боярин Федор Плещеев, убегая
от разорений татарских; с севера, из самого древнего и знаменитого здесь
города, Ростова, - боярин Кирилл, разорившийся и принужденный оставить свой
родной город вследствие насилий московских. Сыновья этих пришлецов, один - в
сане митрополита всея Руси, другой - в звании смиренного инока, но
отвергнувшего сан митрополичий, заключили тесный союз, для того чтобы
соединенными нравственными силами содействовать возвеличению своего нового
отечества. Ростовский выходец Кирилл поселился в Радонеже; средний сын его,
Варфоломей, с малолетства обнаружил стремление к иночеству, и как только
похоронил своих родителей, так немедленно удалился в пустыню - лес великий -
и долго жил здесь один, не видя лица человеческого; один медведь приходил к
пустыннику делить с ним его скудную пищу. Но как в старину Антоний не мог
скрыть своих подвигов в пещере, так теперь Варфоломей, принявший при
пострижении имя Сергия, не мог утаиться в дремучем лесу; иноки стали
собираться к нему, несмотря на суровый привет, которым встречал их
пустынник: "Знайте прежде всего, что место это трудно, голодно и бедно;
готовьтесь не к пище сытной, не к питью, не к покою и веселию, но к трудам,
поту, печалям, напастям". Явилось несколько бедных келий, огороженных тыном;