честолюбивые замыслы последнего: примыслив важную волость Смоленскую, Витовт
хотел сделать то же с Новгородом и Псковом, хотел посадить своего хана в
Кипчаке и с его помощию подчинить себе Москву; но этот могущественный и
честолюбивый князь был не иное что, как вассал двоюродного брата своего,
короля польского: мог ли Витовт терпеливо сносить такое положение, могли ли
терпеливо сносить его Литва и Русь?
В 1398 году королева Ядвига прислала к Витовту письмо, в котором
говорилось, что Ягайло отдал ей княжества Литовское и Русское в вено,
вследствие чего она имеет право на ежегодную дань от них. Витовт собрал сейм
в Вильне и предложил боярам литовским и русским вопрос: "Считают ли они себя
подданными короны Польской в такой степени, что обязаны платить дань
королеве?" Все единогласно отвечали: "Мы не подданные Польши ни под каким
видом; мы всегда были вольны, наши предки никогда полякам дани не платили,
не будем и мы платить, останемся при нашей прежней вольности". После этого
поляки больше уже не толковали о дани. Но Витовт и бояре его не могли забыть
этой попытки со стороны Польши и должны были подумать о том, как бы
высвободиться и из-под номинального подчинения. Однажды на обеде, данном по
случаю заключения мира с Орденом, бояре провозгласили тост за Витовта,
короля литовского и русского, и просили его, чтоб он позволил всегда так
величать себя. Витовт на этот раз притворился скромником и отвечал, что не
смеет еще почитать себя достойным такого высокого титула. Королем литовским
и русским могли провозглашать его вельможи, потому что еще в 1396 году
древняя собственная Русь, или Киевская область, лишилась своего великого
князя Скиргайла-Ивана и соединилась опять с Литвою. Но если князь
литовско-русский с своими боярами хотел независимости от Польши, то вельможи
польские старались всеми силами соединить неразрывно Литву и Русь с своим
государством: в 1401 году на Виленском сейме в присутствии Ягайла и Витовта
было определено, что по смерти Витовта Литва и Русь возвращаются снова под
власть Ягайла; по смерти же королевской ни Литва без Польши не выбирает
великого князя, ни Польша без Литвы не выбирает короля: оба народа имеют
общих врагов и друзей. Ходили слухи еще об одном пункте договора, а именно
что по смерти Ягайла престол польский переходит к Витовту. В 1413 году связь
с Польшею была еще более скреплена на сейме Городельском: дворянство
литовское сравнено в правах с дворянством польским, за исключением, однако,
православных.
Последний пункт показывал ясно, как мало прочности было для будущего в
этой связи Литвы с Польшею; но пока она еще не рушилась, и первым важным
следствием ее для Восточной Европы было сокрушение Немецкого ордена. В конце
XIV века Витовт, чтобы заняться делами на востоке, хотел жить в мире с
немцами и даже отдал им на жертву Жмудь, упорно державшуюся язычества. В
1399 году, пользуясь прибытием заграничных крестоносцев, в том числе Карла,
герцога лотарингского, великий магистр выступил на Жмудь, жители которой
одни не могли сопротивляться немцам и принуждены были принять подданство и
крещение; некоторые из них, однако, по примеру старых пруссов убежали в
Литву. Когда Орден неотступно требовал их выдачи у Витовта, то последний
отвечал: "Вы, верно, хотите, чтоб я всем жмудинам за раз велел возвратиться
в их землю? Хорошо; но знайте, что эти люди самые горячие приверженцы
независимости, которую вы отняли у их земляков; никто лучше их не защитит
ее". Угроза Витовта скоро исполнилась: восстание вспыхнуло во всей Жмуди,
толпы вышли из лесов и ударили на новопостроенные замки орденские, сожгли
их, изрубили гарнизоны, начальников, рыцарей, духовных побрали в неволю,
после чего отправлены были послы к Витовту с просьбою, чтоб он взял Жмудь
под свою власть. Витовт согласился; жмудины разослали всюду грамоты с
жалобою на Орден: "Выслушайте нас, угнетенных, измученных, выслушайте нас,
князья духовные и светские! Орден не ищет душ наших для бога, он ищет земель
наших для себя; он нас довел до того, что мы должны или ходить по миру, или
разбойничать, чтобы было чем жить. Как они после того смеют называть себя
братьями, как смеют крестить? Кто хочет других умывать, должен быть сам
чист.
Правда, что пруссы покрещены; но они так же ничего не смыслят в вере,
как и прежде: когда войдут с рыцарями в чужую землю, то поступают хуже
турок, и чем злее свирепствуют, тем больше похвал получают от Ордена. Все
плоды земли нашей и улья пчелиные рыцари у нас забрали; не дают нам ни зверя
бить, ни рыбы ловить, ни торговать с соседями; что год, увозили детей наших
к себе в заложники; старшин наших завезли в Пруссию, других со всем родом
огнем сожгли; сестер и дочерей наших силой увлекли - а еще крест святой на
платье носят! Сжальтесь над нами! Мы просим крещения, но вспомните, что мы
люди же, сотворенные по образу и подобию божию, а не звери какие... От всей
души хотим быть христианами, но хотим креститься водою, а не кровию".
Началась война. Рыцари, пользуясь отсутствием Витовта к брату в Краков,
опустошили окрестности Гродна, за что Жмудь взяла Мемель; два раза потом
сильное орденское войско опустошало Литву; Витовт отплатил рыцарям
опустошением Пруссии; с обеих сторон, впрочем, не сделали ничего важного и
заключили перемирие, а в 1404 году вечный мир. Витовт принужден был спешить
заключением мира с Орденом, потому что должен был обратить внимание свое на
отношения к Северо-Восточной Руси; он уступил опять Жмудь рыцарям,
обязавшись даже в случае сопротивления жмудинов помогать Ордену при их
покорении. Несмотря на это. Жмудь не думала покоряться добровольно. Когда
орденские и Витовтовы войска входили в ее области, жители преклонялись на
время перед силою, но потом восставали опять. "Немало у нас (говорили они)
прелатов, ксендзов и тому подобных людей, которые отбирают у нас шерсть и
молоко, а в учении христианском не наставляют нас". Между тем Витовт,
управившись на востоке, начал думать, как бы опять овладеть Жмудью, стал
поддерживать жителей ее в их восстаниях, следствием чего были новые войны
Польши и Литвы с Орденом. В 1410 году Витовт соединился с Ягайлом и встретил
орденское войско под Грюнвальдом: у рыцарей было 83000 войска, у Витовта и
Ягайла - 163000, между которыми находились русские полки: смоленский,
полоцкий, витебский, киевский, пинский и другие. В начале битвы успех был в
стороне рыцарей; но отчаянное мужество русских смоленских полков,
выдержавших натиск немцев, дало возможность Витовту поправить дело: рыцари
потерпели страшное поражение, потеряли великого магистра Ульриха фон
Юнгингена, более 40000 убитыми и 15000 взятыми в плен вместе со всем обозом.
Грюнвальдская битва была одна из тех битв, которые решают судьбы народов:
слава и сила Ордена погибли в ней окончательно, покорители разъединенных
пруссов встретили громадное ополчение из трех соединенных народов Восточной
Европы, пред которым силы, мужество, искусство рыцарей оказались
недостаточными; военное братство, существовавшее для борьбы, не имело более
ни средств, ни цели для борьбы; силы его поникли пред соединенными силами
трех народов христианских, в ополчении врагов Ордена не приносилось более
языческих жертв, в нем раздавалась христианская молитва:
"Богородице, дево, радуйся!" Орден был предоставлен собственным
средствам: потерянные силы не восполнялись более толпами рыцарей из разных
краев Европы, потому что Орден не вел более войн с неверными, следовательно,
существование его становилось уже бесцельным, ненужным, и существование это
после Грюнвальдской битвы представляет только продолжительную агонию.
В то время, как орден Тевтонский в Пруссии оканчивал борьбу свою с
Литвою, другая половина его, орден Меченосцев в Ливонии, продолжала борьбу
со Псковом и Новгородом, В 1406 году, по возвращении псковичей с войны
литовской, из-под Полоцка, магистр ливонский пришел со всею силою и ходил
две недели по их волости: но известно, что значило тогда ходить по чужой
волости. Жители пригорода Велья выехали в числе 150 человек железной рати,
помолились богу и св.
Михаилу и ударили на немцев; поганые не выдержали и обратились в
бегство, потерявши много людей и знамя; а из вельян никто не был не только
убит, но даже и ранен; одного только немцы взяли в плен, но и тот убежал.
Это было в августе месяце; в октябре псковичи подняли всю свою волость и
пошли на Немецкую землю, подстерегли немецкую рать, убили у нее 20 человек
да 7 взяли живых; потом пошли за Новый городок, встретили другую немецкую
рать, ударили и на нее, убили 315 немцев, потеряли своих 34 человека и
возвратились домой с большою добычею. В следующем году приехал во Псков брат
великого князя московского Константин; первым делом его было послать слугу
своего в Новгород на добро Пскову, просить помощи на немцев; новгородцы,
однако, отказались, не помогли псковичам ни словом, ни делом. Тогда князь
Константин, будучи юн верстою, по выражению летописца, но совершен умом,
поднявши всю область Псковскую и пригороды, пошел воевать за Нарову;
повоевали много погостов, взяли много добычи; со времен князей Довмонта и
Давыда псковичи не бывали еще так далеко в Немецкой земле.
Благополучно возвратились псковичи из похода; но скоро князь Константин
уехал от них, и дела переменились; магистр пришел ко Пскову со всею немецкою
силою; псковичи вышли к нему навстречу, четыре дня стояли неприятели друг
против друга и бились об реку; немцы не отважились перейти ее и пошли уже
назад, как псковичи, ободренные этим отступлением, перешли реку в погнались
за ними; тогда немцы оборотились и нанесли им сильное поражение на
Логозовицком поле, убили трех посадников, множество бояр и сельских людей,
всего 700 человек; немцам победа стоила также дорого, и они не могли
воспользоваться ею. Это побоище, по словам летописца, было так же сильно,
как Ледовое и Раковорское. В то же самое время другая рать псковская
потерпела неудачу за Наровою, принуждена была бросить свои лодки и бежать от
неприятеля. Псковский летописец при этом продолжает жаловаться на
новгородцев: они взяли князя из Литвы, говорит он, все псковичам наперекор,
вложил им дьявол злые мысли в сердце - водить дружбу с Литвою и немцами, а
псковичам не помогают ни словом, ни делом. В следующем 1408 году магистр
пришел опять со всею силою на Псковскую волость, ходил по ней две недели, но
безуспешно, осаждал Велье; потом встречаем известие о новом неудачном набеге
немцев на Велье и о неудачном походе псковичей на Немецкую землю. В 1409
году новое нашествие немцев, опять без важных последствий, кроме поражения
псковских охочих людей. Наконец, в 1410 году псковские посадники и бояре
съехались с рыцарями у Киремпе и заключили мир по старине, на псковской
воле; в 1417 в Ригу приехал посол великокняжеский с двумя псковскими
сановниками, и заключили договор о свободной торговле и непропуске врагов
Ордена чрез псковские, а псковских - чрез орденские владения; в обидах
положено искать управы судом, а не мечом; великий князь Василий в этой
грамоте называется великим королем московским, императором русским. В 1420
году немецкие послы съехались с новгородскими на реке Нарове и заключили
вечный мир по старине, как было при Александре Невском.
В 1392 году приходили шведские разбойники в Неву, взяли села по обе
стороны реки, не доходя 5 верст до города Орешка; но князь Симеон (Лугвений)
Олгердович нагнал их и разбил; в 1395 году новое безуспешное покушение
шведов на город Яму; в следующем году опять нападение шведов на Корельскую
землю, где они повоевали два погоста; в 1397 году они взяли семь сел у
города Яма. В 1411 году успех шведов был значительнее: они овладели одним
пригородом новгородским; тогда новгородцы с князем Симеоном Олгердовичем
пошли сами в Шведскую землю, села повоевали и пожгли, народу много перебили
и взяли в плен, а у города Выборга взяли наружные укрепления. В том же году
двинский воевода с заволочанами по приказу из Новгорода ходил на норвежцев,
последние отомстили в 1419 году: пришло их 500 человек в бусах и шнеках к
берегам Белого моря, повоевали одиннадцать мест; заволочанам удалось
истребить у них только две шнеки.
Когда войны стихли на всех концах Северо-Восточной Руси, тогда явилось
бедствие физическое, начал свирепствовать странный мор. В это время умер
великий князь московский Василий Димитриевич, 1425 года 27 февраля, после
тридцатишестилетнего правления. До нас дошли три его духовные грамоты.
Первая написана, когда еще у него был жив сын Иван, а Василий еще не
родился. В это время великий князь не был уверен, достанется ли великое
княжение Владимирское, равно как богатые примыслы Нижний и Муром, сыну его,
и потому говорит предположительно: "А даст бог сыну моему князю Ивану
княженье великое держать... А даст бог сыну моему держать Новгород Нижний да
Муром". Во второй духовной грамоте великий князь благословляет сына Василия
утвердительно своею отчиною, великим княжением; о Новгороде же Нижнем
говорит опять предположительно: "Если мне даст бог Новгород Нижний, то я
благословляю им сына моего князя Василия". В третьей грамоте утвердительно
благословляет сына примыслом своим Новгородом Нижним и Муромом; но о великом
княжении Владимирском говорит опять предположительно: "А даст бог сыну моему
великое княженье". Замечательнее всего в этих духовных то обстоятельство,
что великий князь приказывает сына тестю Витовту, братьям Андрею, Петру и
Константину, равно как троюродным братьям, сыновьям Владимира Андреевича; но
ни в одной грамоте не говорится ни слова о старшем из братьев Юрии
Димитриевиче - знак, что этот князь еще при жизни Василия Димитриевича
постоянно отрицался признать старшинство племянника, основываясь на древних
родовых счетах и на кривотолкуемом завещании Донского, где последний
говорит, что в случае смерти Василия удел его переходит к старшему по нем
брату; но здесь, как и во всех других завещаниях, разумеется кончина
беспотомственная, ибо речь идет о целом уделе Василиевом, которого отчинная
часть по крайней мере, если исключим великое княжение Владимирское, должна
была переходить к сыновьям покойного; притязания брата Юрия, как видно, и
заставили Василия в последней своей духовной грамоте сказать
предположительно о великом княжении; в третьей грамоте нет также имени
Константина Димитриевича в числе князей, которым Василий поручал своего
сына.
На первом плане в княжение Василия Димитриевича стоят, бесспорно,
отношения литовские. Почти в одно время со вступлением на московский стол
Василия в Литве окончательно утверждается тесть его Витовт; оба
ознаменовывают начало своего княжения богатыми примыслами: Василий
овладевает Нижним Новгородом и Муромом, Витовт - Смоленском. Примыслы эти
достались им нелегко, не вдруг, и на берегах Волги и на берегах Днепра не
обошлось без борьбы, довольно продолжительной. В этой борьбе оба князя не
только не мешают друг другу, но находятся, по-видимому, в тесном союзе,
живут как добрые родственники, хотя Витовт и выговаривает себе Москву у
Тохтамыша. Но как скоро литовский князь, утвердившись в Смоленске, начинает
теснить Псков и Новгород, то Василий вооружается против него. Кажется,
наступает решительная минута, в которую должен решиться вопрос о судьбах
Восточной Европы, но ни потомки Всеволода III, ни потомки Гедимина не любят
средств решительных: тесть и зять не раз выходят с полками друг против друга
и расходятся без битвы; дело оканчивается тем, что Витовт отказывается от
дальнейших покушений на независимость Пскова, куда московский князь посылает
своих наместников; с другой стороны, и Василий принужден отказаться на время
от богатого примысла - Двинской земли. Но мы видели, что порвание мира между
тестем и зятем возбудило сильное неудовольствие в Москве; летописец
жалуется, что не было больше в думе княжеской старых бояр, и обо всех делах
начали советовать молодые. Кто ж были эти старые бояре, державшиеся союза с
Литвою и осторожно поступавшие относительно татар, и кто были эти молодые,
начавшие действовать иначе? Это мы узнаем из письма Эдигеева, которое он
прислал великому князю, возвращаясь от Москвы в степи.
"Добрые нравы, и добрая дума, и добрые дела в Орде были от боярина
Федора Кошки; добрый был человек; которые были добрые дела ордынские - и он
тебе об них напоминал; но это время прошло. Теперь у тебя сын его Иван
казначей твой и любимец, старейшина, из которого слова и думы ты не
выступаешь. А от этой думы улусу твоему теперь разорение и христиане
изгибли. Так ты вперед поступай иначе, молодых не слушай, а собери старших
своих бояр: Илью Ивановича, Петра Константиновича, Ивана Никитича да иных
многих стариков земских - и думай с ними добрую думу".
Итак, важнейшее влияние на дела оказывал сначала боярин Федор Андреевич
Кошка, а потом сын его Иван, подле которых видим и родичей их младших
сыновей Федора Кошки - Федора Федоровича и Михаила Федоровича и родного
племянника его Игнатия Семеновича Жеребцова, бывшего коломенским воеводою и
убитого в сражении с пронским князем. Старшими боярами Эдигей называет Илью
Ивановича, Петра Константиновича, Ивана Никитича, из которых первый, по
родословным, оказывается сыном известного Ивана Родионовича Квашни. Этот
Иван Родионович умер в 1390 году, и известие об его смерти занесено в
летопись. Из Вельяминовых по соображении с родословными книгами можно
указать только Федора Ивановича, сына казненного Ивана Васильевича.
Знаменитый боярин Донского Федор Андреевич Свибл больше не упоминается; но в
духовных грамотах своих великий князь Василий говорит о селах Федора Свибла,
которые он взял за себя, и о холопах, которых он отнял у него: это выражение
указывает на опалу; но между боярами Василия упоминается родной брат Свибла
Михаил Андреевич Челядня. Из известных нам прежде родов и лиц упоминаются
также между боярами: Константин Димитриевич Шея, сын Димитрия Александровича
Зерна, внук Четов; Иван Димитриевич, сын Димитрия Всеволожа; Владимир
Данилович Красный-Снабдя, бывший наместником в Нижнем Новгороде; Даниил и
Степан Феофановичи Плещеевы, родные племянники св. митрополита Алексия; о
Данииле сказано в летописи под 1393 годом: "Преставился Данило Феофанович,
который много служил великому князю в Орде, и на Руси, и по чужим землям".
Наконец, упоминаются в летописи Иван Уда и Александр Белеут. Из неизвестных
упоминаются: Димитрий Афинеевич, подписавшийся на первой духовной Василия на
третьем месте; Андрей Албердов, занявший Двинскую землю; Александр Поле,
Иван Марин (оба под 1401 годом); Селиван (или Селиван Борисович, внук
Димитрия Михайловича Волынского, или Селиван Глебович Кутузов); Димитрий
Васильевич; Степан Васильевич; наместниками в Нижнем Новгороде вместе с
Владимиром Даниловичем Красным были Григорий Владимирович и Иван Лихорь; в
1393 году новоторжцы убили вели кокняжеского боярина Максима; в битве с
пронским князем вместе с Игнатием Жеребцовым погибли Михайла Лялин и Иван
Брынка, тут же попался в плен муромский воевода Семен Жирославич;
наместником во Владимире упоминается Юрий Васильевич Щека; под 1390 годом
встречаем известие, что в Коломне на игрушке был убит Осей, кормиличич
великого князя. Как при Донском новоприезжий боярин Димитрий Михайлович
Волынский оттеснил на низшую степень или заехал, по тогдашнему выражению,
некоторых старых бояр, так при Василии Димитриевиче литовский князь, Юрий
Патрикеевич, внук Наримантов, вступивши в службу к московскому князю, заехал
также некоторых бояр, и его имя встречаем на первом месте в духовных
великокняжеских. Брат его, князь Федор Патрикеевич, был наместником великого
князя в Новгороде в 1420 году. Дьяками великокняжескими были: Тимофей
Ачкасов и Алексей Стромилов.



    ГЛАВА ВТОРАЯ



КНЯЖЕНИЕ ВАСИЛИЯ ВАСИЛЬЕВИЧА ТЕМНОГО (1425-1462)


Малолетство Василия Васильевича.- Новая усобица дяди с племянником.Спор
в Орде между ними.- Московский боярин Всеволожский.- Хан решает дело в
пользу племянника Василия против дяди Юрия Димитриевича.- Отъезд боярина
Всеволожского от великого князя к дяде его Юрию.- Возобновление борьбы между
дядею и племянником.- Василий попадается в плен к Юрию.- Василий в Коломне.-
Продолжение борьбы.- Смерть Юрия.- Василий утверждается в Москве.- Отношения
Василия Васильевича к двоюродным братьям, сыновьям Юрия, Василию Косому и
Димитрию Шемяке.- Ослепление Косого.- Отношения великого князя к другим
удельным князьям.- Отношения татарские.- Плен великого князя у казанских
татар и освобождение.- Шемяка овладевает Москвою, захватывает великого князя
в Троицком монастыре и ослепляет.Слепой Василий получает Вологду.- Движения
его приверженцев, которые овладевают Москвою.- Продолжение борьбы Василия с
Шемякою.- Деятельность духовенства в этой борьбе.- Смерть Шемяки.- Отношения
великого князя к другим удельным князьям.- Отношения к Рязани и
Твери.Отношения к Новгороду и Пскову.- События в Литве, борьба ее с
Польшею.Отношения Литвы к Москве.- Татарские нашествия.- Борьба Новгорода и
Пскова со шведами и немцами.- Смерть великого князя Василия; его духовная
грамота; его приближенные

По смерти Василия Димитриевича на столе московском и всея Руси явился
опять малолетный, десятилетний, князь Василий Васильевич. Малолетством деда
его Димитрия хотел воспользоваться Димитрий суздальский, князь из старшей
линии потомства Ярослава Всеволодовича; но Москва была уже так сильна, что,
несмотря и на малолетство ее князя, Суздаль, даже поддерживаемый ханом, не
мог остаться победителем в борьбе. Теперь, при малолетном внуке Димитриевом,
никто из князей не осмеливается спорить за Владимир с потомками Калиты:
Нижний, Суздаль принадлежат уже Москве, Тверь давно уже отказалась от
всякого наступательного движения. Но теперь, когда не может быть более
борьбы у московского князя за Владимир ни с князем нижегородским, ни с
тверским, начинается борьба между самими потомками Калиты, между самими
князьями московскими - за Москву и уже неразрывно соединенный с нею
Владимир. До сих пор мы видели частые и явные нарушения родовых прав
старшинства в потомстве Всеволода III, нарушения, постоянно увенчивавшиеся
успехом: видели восстание Михаила Ярославича московского против дяди
Святослава, восстание Андрея Александровича городецкого против старшего
брата, Димитрия переяславского, восстание Юрия московского против старшего в
роде Михаила тверского; но все это были восстания против порядка вещей,
который хотя и видимо ослабевал (что именно доказывалось успехом явлений,
против него направленных), однако еще держался, признавался вообще всеми как
законно существующий, и явления, ему враждебные, были только исключениями;
не являлось еще ни одного князя, который решился бы это исключение сделать
правилом. Димитрий Донской первый завещал старшие столы, и московский и
владимирский, сыну своему мимо двоюродного брата, который сам согласился на
это распоряжение, согласился признать племянника старшим братом; но этот
брат Донского был, во-первых, брат двоюродный, во-вторых, не мог занять
старшего стола по отчине, отец его не был никогда великим князем московским
и владимирским. Гораздо важнее, следовательно, и решительнее было
распоряжение сына Димитриева Василия, завещавшего старшинство сыну своему
мимо родных своих братьев, которых права по старине были совершенно
бесспорны. И вот полноправный им по старине наследник старшинства князь Юрий
Димитриевич звенигородский отказывается признать старшинство племянника,
отказывается признать законность нового порядка престолонаследия. Должна
была возгореться борьба, борьба последняя и решительная, которая нисколько
не похожа на прежние усобицы между дядьми и племянниками; припомним древнюю
борьбу Изяслава Мстиславича с дядею Юрием Долгоруким: Изяслав занял Киев
вопреки правам дяди, но никогда не смел отрицать этих прав, говорил прямо,
что Юрий старше его, но не умеет жить с родичами и проч.; припомним также,
что возможность этой борьбы условливалась обстоятельством случайным,
слабостию, неспособностию полноправного дяди Вячеслава, пред которым,
однако, Изяслав принужден был наконец покаяться. Но теперь оба порядка, оба
обычая, старый и новый, сталкиваются друг с другом во всей чистоте: князь
Юрий - полноправный наследник старшинства по старине; племянник его Василий
Васильевич получает это старшинство по завещанию отцовскому, с полным
отрицанием прав дяди, без всякого пособия какого-либо случайного
обстоятельства, которое ослабляло бы права дяди и давало племяннику предлог
к восстанию против них. В этой новой борьбе дяди с племянником как бы
нарочно племянник является малолетным и потому неспособным действовать сам
по себе; до сих пор, когда племянники восставали против дядей, то это было
обыкновенно восстание более даровитой, более сильной личности; но теперь,
как нарочно, слабый отрок вступает в борьбу против сильного своим правом
старого дяди, следовательно, все преимущества, по-видимому, на стороне
последнего, а между тем побеждает малолетный племянник, и тем резче