Сорока О. Загадки Шекспира (Вечера с Евсеем Луничем)

Союза вашего. Бесплодье, злоба,
Презренье кислоглазое, разлад
Таким репьем устелют ваше ложе,
Что ненавистно станет вам оно.

"Измена невесты со сватом жениха" - это не просто шекспировский мотив.
Это один из лейтмотивов, в разных вариациях проходящий через его творчество.
В ранней пьесе "Генрих VI" герцог Сафолькский, сватая Маргариту за короля,
становится ее любовником; связь с королевой длится потом годы. В конце
концов герцога изгоняют, и его прощанье с королевой - первый серьезный
любовный дуэт у Шекспира. А затем подробно изображено, как прелюбодея,
попавшего в плен, постигает кара - смерть.
Комедия "Много шума попусту" вся построена на этом лейтмотиве. Дон
Педро сватает невесту для Клавдио, а тому кажется, что Педро хочет отбить ее
у него. (Эту же вариацию "ходатай-обманщик" встречаем в "Двенадцатой ночи" и
в самом "Отелло": линия Родриго-Яго.) Недоразуменье разъясняется. Но злые
люди клевещут на невесту, будто она изменила жениху в ночь перед венчаньем,
и разгневанный Клавдио обличает ее в неверности, используя все то же слово
"cunning".

О, как умеет хитроумный грех
Прикрыть себя невинности румянцем)
Кровь эта, бросившаяся в лицо, -
Свидетельство не чистоты, а блуда.

- И все "хитроумье" Дездемоны - в таком румянце?
- О нет. Но тут уж, извините, я отброшу деликатничанье. Раймер был прям
и груб в своих нападках, и отвечать ему надо прямо и грубо, а не разводя
мистерии о временах. Дездемона была целомудренна и в брачную ночь вела себя,
как ведет девственница, и свидетельством ее чистоты была кровь на брачных
простынях. Если же Яго прав и она изменила еще невестой, то, значит, в
брачную ночь провела хитроумный спектакль. Вот в чем корень ярости Отелло.
Помнится, в одной из повестишек "1001 ночи", чтобы одурачить мужа, применили
голубиную кровь. И процитирую "Гавриилиаду":

...О женщины, наперсницы любви,
Умеете вы хитростью счастливой
Обманывать вниманье жениха
И знатоков внимательные взоры
И на следы приятного греха
Невинности набрасывать уборы...
От матери проказливая дочь
Берет урок стыдливости покорной
И мнимых мук, и с робостью притворной
Играет роль в решительную ночь, -
И поутру, оправясь понемногу,
Встает, бледна, чуть ходит, так томна.
В восторге муж, мать шепчет: слава Богу,
А старый друг стучится у окна.

Даже то, что бедная Дездемона, услышав набат, по долгу жены командира
заставила себя встать с постели в ту ночь, послужило для Отелло лишним
доказательством правоты "честного" Яго. Повторяю, у Шекспира нет случайных
деталей...
- Что же, комментаторы Шекспира не видели всей этой разгадки?
- А вот послушайте, что писал профессор Уилсон, создатель теории двух
времен: "Могла ли прийти Отелло в голову та самая ужасная, самая
отвратительная и омерзительная из мыслей, что он женился на Дездемоне уже не
девственной? В тексте нет ни намека на это мучительнейшее подозрение.
Невероятно, невозможно! Не верю, чтобы Шекспир, если бы имел в виду
добрачную неверность, не выразил бы это хоть словом, хоть намеком".
Положим, слова и намеки в тексте есть, и на это указывал в 1879 году
шекспировед Дэниел; он считал, что Яго разжигает ревность Отелло, именно
опираясь на досвадебные отношения, между Дездемоной и Кассио. Это его мнение
упомянуто в комментариях к изданию "Нью Вариорум"; в других изданиях пьесы я
не нашел упоминаний о Дэниеле. Благонравные викторианцы заглушили его голос
восклицаниями: "Невероятно! Невозможно! Не пачкайте святыню целомудрия!.."
А в нашу эпоху сделалось неловко говорить об этом уже по иной,
противоположной причине: смешно стала упоминать о такой мелочи, как
целомудрие, о том, что девушка должна быть девственной, невеста - невинной.
И теория двух времен стала для комментаторов спасительным средством,
защищающим Шекспира от обвинений в устарелости...
- А может быть, Шекспир и правда устарел - вместе с понятием
девственности?
- Это Шекспир устарел? - сердито блеснул глазами Евсей. - Он сделал
англичан людьми. И прежде чем сбрасывать девственность со счетов, вы укажите
мне другое такое средство обуздания секса, упорядоченья жизни.
- Да обуздывать зачем?
- Ну ладно, не будем об этом, замнем для ясности, как говорили
когда-то. Давайте лучше вот что сделаем. В арденском и новом кембриджском
изданиях "Отелло" есть перечни мест в тексте, для объяснения которых будто
бы не обойтись без теории двух времен, без "долгого" времени. Я завтра сведу
эти перечни воедино, а вечером мы их кратко рассмотрим и сделаем, как
говорится, резюме.

Вечер третий. Анекдот и трагедия

- Ну, слушайте внимательно, Олег. У сторонников теории двух времен
логика, значит, такая. Сценическое действие в "Отелло" должно идти
стремительно, без перерыва, иначе клевета Яго будет разоблачена. Прибытие на
Кипр, брачная ночь, - и следующей же ночью Дездемона гибнет. А поскольку в
пьесе есть прямое указание на то, что между этими двумя ночами интервал
больше недели, то это следует затушевать, введя воображаемое "долгое" время,
которое околдованные Шекспиром зрители принимают-де на веру: интервала нет,
но он как бы есть.
Бианка не сходилась с Кассио целую неделю? - С точки зрения
"двувременцев" не прошло и дня, и только мнится, что прошла неделя. "Долгое"
время.
У Отелло был вчера приступ падучей? - Но никакого "вчера" не было.
Однако вроде бы и было. "Долгое" время.
Венецианский сенат успел узнать о гибели турецкого флота и, действуя на
основании этого, прислать вельмож на Кипр? - "Долгое" время. На деле прошел
всего день, - иначе рушится интрига Яго.
Но, спрашивается, каким же это образом она может рухнуть? Возможно ли
разоблачить клевету Яго? Как доказать, что Дездемона не потеряла
девственность до брачной ночи? Как убедить Отелло в ее чистоте? Убедила
Отелло только смерть Дездемоны - только ее пронзающие душу предсмертные
слова (в ответ на вопрос: "Кто ж убийца ваш?"):

Никто. Сама. Прощай. Шлю моему
Супругу доброму поклон прощальный, -

подкрепленные предсмертными словами другой злосчастной женщины, Эмилии:

Клянусь души моей блаженством горним,
Что непорочною она была...
Я умираю с правдой на устах.

И после этого крушащего удара Отелло кончает с собой - лучше сказать,
совершает над собою казнь - спокойно и сурово.
И вот еще важнейший штрих. Тщетно пытаясь оправдаться, спасти свою
жизнь в страшной сцене убийства, Дездемона совершенно не понимает, в чем ее
винят. Ей и в голову не приходит, что Отелло карает ее за будто бы
разыгранный спектакль невинности. Ей кажется, что ревность Отелло вызвали
две давешние встречи, два разговора ее с Кассио (для чего, опять-таки,
какой-то интервал необходим драматургически). Даже многоопытная Эмилия не
сразу и с трудом догадалась, в чем именно состоял навет на Дездемону:

О, подлость!
Я разгадала, кажется, ее.
Додумалась. Я чуяла тогда.
Убью себя от горя. Подлость, гадость!

Она ведь сама и стелила, и убирала затем, приводила в порядок свадебные
простыни. Потому-то она и не придала особого значения платку, который "сто
раз" просил ее украсть у Дездемоны Яго - на корабле или еще в Венеции. Ведь
не может платок послужить причиной ревности сразу же после брачной ночи с
девственницей?..
Отелло мстит незамедлительно и не раздумывая, говорят "двувременцы". Но
это же не так. Он мучается: "Но жаль ведь, Яго, жаль ведь, Яго, жаль ведь".
Он подсказывает Дездемоне, что необходимо покаяние и пост. Он дает Яго три
дня на расправу с Кассио - и затем не упоминает об этом. Яго вновь
приходится его распалять и подталкивать к действию. Последнюю каплю
добавляет приказ сената передать командование (не кому-нибудь, а Кассио) и
вернуться в Венецию - и неверно понятая радость Дездемоны...
О чем еще надо сказать? О двух мнимых доказательствах.

...И на губах ее не находил я
От поцелуев Кассио следа.

Эти слова, процитированные Раймером как бред Отелло, служат едва ли не
главным доказательством того, что Отелло относит измену Дездемоны к периоду
послевенчальному. Но почему же? Он просто говорит о том, что, когда женихом
приходил к Дездемоне, то не видел на ее губах чужих следов. Или не ощущал их
своими губами - ведь поцеловать невесту жениху не возбраняется.

Но с Кассио тысячу раз она
Постыдное свершила. -

а эти слова служат дополнительным доказательством того, что Отелло
бредит. Но ведь у Дездемоны с Кассио была в Венеции, в период жениховства
Отелло - длительная возможность многократных встреч, а "тысяча раз" - просто
усилительный оборот, использованный и в пьесе "Много шума попусту". Там
подонок, участвовавший в заговоре против невесты, утверждал, будто уже
сходился с ней "тысячу раз"...
- И каким же будет ваше резюме? - напомнил я.
- А вот каким. Перефразируя Мандельштама, скажу:

Ничего не следует менять
И времен не надо сочинять.
И печальна так, и хороша
Мудрая Шекспирова душа.

- Теперь у меня вопрос юридический, что ли, - сказал я осторожно. - Вы
в прошлый раз упомянули, что Отелло называет и считает себя рогачом. Но если
Дездемона была близка с Кассио до брака, то можно ли говорить о наставлении
рогов - не относится ли этот термин только к брачным отношениям?
- Отношения жениха и невесты - уже брачные отношения, - возразил Лунич.
- Был до революции писатель Александр Амфитеатров, большой эрудит. Иван
Шмелев называл его писателем-энциклопедистом. Кстати, Амфитеатров кончил
юридический факультет Московского университета. Так вот, в его рассказе
"Черт" (1897) Стефания, невеста графа, говорит нищему любовнику: "Я люблю
тебя за то (...), что мы обкрадываем моего жениха (...). Как я буду смеяться
его чванству и важности, когда буду вспоминать тебя... Ха-ха-ха! То-то рога
торчат у ясновельможного пана графа под его короною!"
- И последний вопрос. Раймер насмехался над моралью пьесы. А в чем она
все-таки?
- В чем мораль - или, проще, в чем польза и жизненность пьесы? У
талантливой Тэффи в рассказе "Бабья доля" пожилая Маргарита Николаевна "с
мудрым выражением тусклых серых глаз" говорит "Бабников вам в обиду не
дам... Бабник существо абсолютно безопасное... Измены прощает легко...
Однолюб - да ведь это самый ужасный тип... Однолюб любит философствовать,
делать выводы и чуть что - сейчас обвиняет и ну палить в жену и детей. Потом
всегда пытается покончить и с собой тоже, но это ему почему-то не удается,
хотя с женой и детьми он промаха не дает". Сказано едко, но это ложная
мудрость, тускнеющая "пред солнцем бессмертным ума" - Шекспирова ума.
Шекспир показал, что однолюб и себя покарать умеет.
- У Тэффи это ведь невинный щебет, шутка, анекдот.
- Э, нет. Сама Тэффи говорила: "Анекдоты смешны, когда их рассказывают.
А когда их переживают, это трагедия". И как бы этот наш российский анекдот
не обернулся трагедией всемирной. Шекспир предостерег, что с мужской
природой шутки плохи. Вспомните, что молодой, веселый Пушкин кончил
"Гавриилиаду" таким "абсолютно безопасным" обращением к заступнику и
хранителю рогачей:

Даруй ты мне беспечность и смиренье,
Даруй ты мне терпенье вновь и вновь,
Спокойный сон, в супруге уверенье,
В семействе мир и к ближнему любовь!

Но, увы, дарованы были ему не беспечность, не смиренье и терпимость к
разрушителю семьи, а гнев и ярость.

КАК ВАЖНО БЫТЬ СЕРЬЕЗНЫМ

Вечер первый. Шекспир попадает в переделку

- Вот вы до небес превозносите Шекспира, - принялся я однажды
расшевеливать Евсея Лунича; не люблю смотреть, как он сидит ссутулившись и
молча. - А ведь не зря существуют переделки его пьес. Вы сами говорили, что
шекспировский "Король Лир" на полтора столетия был вытеснен со сцены -
переделкой.
- Да и не только "Лир", - встрепенулся Евсей. - Но что ж поделаешь...
Есть эпохи, скверные эпохи, когда Шекспир оказывается не по зубам публике.
Не будем копаться во всех этих переработках и перелицовках. Давайте лишь
поговорим о самой известной и самой внушительной из всех переделок - о
переделке "Антония и Клеопатры", выполненной Джоном Драйденом (1678 г.) и
полтора века затем господствовавшей на сцене. Озаглавил ее Драйден так: "Все
за любовь, или Отдать мир за это стоило".
Надо сказать, что такой заголовок искажает психологию шекспировских
героев, но зато соответствует возобладавшему мировоззрению той эпохи. А
эпоха была любопытная, поучительная была эпоха. В 1659 году умер суровый
лорд-протектор Оливер Кромвель. Да, очень суровый. В те пуританские времена
закон карал прелюбодеяние смертью (совсем как в шекспировской "Мере за
меру"). Никого, кажется, так и не казнили, но устрашили многих. Так вот,
двадцативосьмилетний Драйден оплакал кончину Кромвеля в едва ли не лучших
своих стихах - "Героических стансах", где особый упор сделал на военных
победах Кромвеля. Действительно, "железнобокие" солдаты Кромвеля были
непобедимы.

Да, лик его возвышен был и грозен,
И все вокруг склонялись перед ним,
Как клонятся искательные лозы
Над золотом сокрытым земляным.

- А что такие "искательные лозы"?
- Видите ли, существовали, да и теперь существуют искатели подземных
вод и рудных залежей, пользующиеся особыми прутиками, будто бы
наклоняющимися над местом, где "сокрыто". Этот образ характерен для
профессионального литератора, не уверенного в куске хлеба и грезящего о
россыпях и кладах... Ну, ладно. А через год, в 1660 году, произошла
реставрация монархии. С ледяных пуританских высот страна плюх в болото. На
троне - откровенный распутник, среди придворных - откровенный разврат. И
Джон Драйден спешит приветствовать переворот:

В разлуке с королем страна стонала,
И юность наша радостей не знала,
Завидуя тем горше и сильней
Седым свидетелям счастливых дней.

Неудивительно, что, когда открылась вакансия, Драйден стал придворным
поэтом-лауреатом. И коренную переработку "Антония и Клеопатры",
приспособленную ко вкусам эпохи великого краха, он произвел весьма
добросовестно. Шутка сказать! Шекспировский сюжет обкорнан по всем правилам
классического триединства времени, места и действия. После поражения в
решающей битве Антоний у Драйдена сентиментально грустит под негромкую
музыку.

Слезлив, беспутен, но хорош душой,
Воюет мало; блещет добротой, -

так Драйден характеризует Антония в прологе. А Клеопатра у Драйдена
сюсюкает:

Я так верна, что ни скрывать любовь,
Ни притворяться, что люблю, не в силах.
Природа назначала меня быть
Женой, бесхитростной и безобманной,
Домашнею и любящей голубкой, -
Но вбросила меня в широкий мир
И сделала любовницей судьба,
А лгать, к несчастью, не научила.

Она молит соратников Антония:

Когда, своей отваге несравненной,
Он слишком рьяно на врага пойдет,
Лягте пред ним, чтобы ведущий к смерти
Путь вашими телами преградить,
Как сделала бы это Клеопатра.

Шутка, однако, в том, что Клеопатра шекспировская никогда бы этого не
сделала. Напротив, она побуждала Антония к воинским подвигам, упрекала в
лености, сама крепила на нем латы... Драйден оболгал ее и, в сущности,
унизил, - и ушел от серьезнейшей проблемы, поднятой Шекспиром.
Но об этом - в следующий раз. А пока что - вот вам однотомничек
Шекспира: освежите в памяти "Антония и Клеопатру". Смотрите, какая красивая
книжка. На тончайшей бумаге, с золотым обрезом, в строгом переплете - как
молитвенник. А издана в Оксфорде, в 1942 году, в разгар войны с фашизмом, в
тяжкую пору беды. Страна словно бы обратилась к Шекспиру за советом, за
мудрым и бодрящим словом.

Вечер второй. Зачем Клеопатра ехала на войну?

- Чем отличается мощное слово поздних комедий и зрелых трагедий
Шекспира от всевозможных имитаций, от различных переделок и перелицовок? -
начал Евсей. - Прежде всего - своей глубочайшей серьезностью. Поясню на
примере. Открыв сборник стихотворений Драйдена, я тут же наткнулся на такие
строки, адресованные даме, приславшей ему письменные принадлежности: "Хоть я
и высоко ценю Ваши великолепные подарки, но, уж простите, они лишь
несовершенные эмблемы Вашей красоты, ибо красный воск и белая бумага - лишь
тусклые тени алых Ваших губ и снежного чела. А вздумай серебро чернильницы
тягаться светлотою с Вашей кожей - и окажется оно черней чернил".
- Ну и что? - сказал я, - Обыкновенная галантная лесть, и даже не
слишком подсахаренная.
- Да ведь сама уж интонация игриво-несерьезна - и, в сущности,
оскорбительна для женщины, которую не желают принимать всерьез, на равных.
- А что такое "принимать всерьез"?
- А вот слушайте:

Ее глаза - не солнце. Ее губы
Назвать коралловыми не могу.
И грудь небелоснежная. И грубо,
Златыми волосы назвав, солгу.

Сравнить румянец на щеках подруги
С дамасской нежной розой не готов
Или дыханье из ноздрей упругих
Считать душистее любых духов.

Мне голос ее сладостен. Но знаю,
Что может слаще музыка звучать.
Походка у возлюбленной земная -
Богинь не приходилось мне встречать.

Она и так первейшей ровня даме,
Превознесенной лживыми стихами.

- А где же "Ты не найдешь в ней совершенных линий, / Особенного света
на челе"?
- К вашему сведению, этих строк не найдешь и в английском тексте 130-го
шекспирова сонета. Боже меня упаси состязаться с Маршаком. Я снимаю шапку
перед его умом и талантом, перед огромным трудом перевода сонетов. Но в
данном конкретном случае мне хотелось дополнить картину такими деталями, как
солнце, грудь, дыханье, музыка...
- "Антония и Клеопатру" вы перевели тоже ради деталей?
- Да. Но особая моя забота была - уберегаться от сюсюканья и лести.
Понимаете, когда в предисловии к одной из своих поэм Драйден пишет:
"Неудивительно, что Адам не смог противиться двум дьяволам - змею-искусителю
и женщине", то это опять-таки полусерьезно и обидно. Женщина - не дьявол, а
человек, способный судить так же здраво, как мужчина, и так же, как мужчина,
заблуждаться. Как известно, Клеопатра отправилась на войну вместе с
Антонием, и кончилось это плохо для обоих. Но зачем Клеопатра ехала на
войну? Уж конечно, не затем, чтобы гасить воинский порыв Антония.
- Ну, считала, что любовь ценней всего и что ради нее можно многим,
даже всем, пожертвовать.
- Вы повторяете драйденовское заглавие. На самом же деле Клеопатра
ничем жертвовать не желала. А когда потеряла власть, то и любовь оказалась
потеряна. Клеопатра - натура нимало не жертвенная. К тому же, в отличие от
Клеопатры "Египетских ночей", шекспировская царица не священнодействует, а
занимается любовью весело. Она вспоминает:

Смехом довела
Его (т.е. Антония) до злости, а в теченье ночи,
Смеясь, утихомирила его.
А утром, перепив его, опять
В постельку пьяного. Потом, одевши
Его в мой женский царственный наряд,
Сама Антоньевым вооружилась
Мечом победоносным...

И друзьям, и недругам Антония было ясно, что Клеопатра его губит. Вот
мятежник Секст Помпей насмешливо взывает к далекой Клеопатре:

Пусть смягчит любовная волшба
Твои уж увядающие губы!
Пусть похоть, колдовство и красота,
Соединясь, прелюбодея держат
В плену постели и в чаду пиров!

Сама же Клеопатра этой опасности, таящейся в разгуле, нисколько не
ощущала, да и Антоний не жаловался, пока не нависла над ним угроза военного
разгрома. (А между тем слова, сказанные Антонием в первой же сцене пьесы:

Не будем тратить время на раздоры,
Пусть ни мгновенья жизни не пройдет
Без услаждений...

- это слова страшные, неотвратимо знаменующие гибель.)
Так все-таки почему властолюбивая, расчетливая Клеопатра отправилась с
Антонием на войну? В нашу раскрепощенную эпоху можно ответить на этот
вопрос, не жеманясь и не виляя. Потому и отправилась, что считала:
изощренный секс укрепит Антония, поможет ему выиграть войну. Имела ли она
основания так думать? Имела - с определенной точки зрения. Напомню: года
два, что ли, тому назад в газетах промелькнуло сообщение о работе
иерусалимских ученых, подтвердившей, что секс (накануне состязания) повышает
спортивные результаты у женщин, хотя у мужчин - снижает. Недаром в ГДР
тренеры в период состязаний обеспечивали своих спортсменок сексом. И, с
другой стороны, недаром советские тренеры перед важными турнирами непременно
устраивали спортивные сборы, изолируя тем самым мужчин-спортсменов от жен и
любовниц, - и тоже добивались отличных результатов.
В настоящее время "немецкая" точка зрения добилась преобладания. Как-то
в книжной лавке я видел книжку с таким зазывом на обложке: "Алекс Комфорт.
"Роль секса в обществе". Единственно полностью иллюстрированное издание.
Алекс Комфорт, автор "Радости секса", называет секс самым здоровым, самым
важным спортом. Нью-Йорк. 1975".
- А вы возражаете?
- Да что я?! - почти рявкнул Евсей. - Важно, что Шекспир возражает. Вот
примечательный эпизод из "Антония и Клеопатры". Перед роковым сражением у
Акциума Клеопатра спорит с Энобарбом, сподвижником Антония. "Почему я не
могу участвовать в войне?" - негодуя восклицает Клеопатра. Энобарб
разъясняет:

Антония ты тяжко затруднишь
Своим присутствием. Отнимешь время,
Отнимешь силы сердца, силы мозга,
Которые нужны будут ему.

Но Клеопатра отмахивается: "И возражать не думай, Я не останусь в
стороне".
Однако после постыдного разгрома в ней поубавилось самоуверенности. Она
спрашивает Энобарба: "Кто виноват в том - я или Антоний?" И Энобарб
отвечает;

Антоний, порывания свои
Поставивший над разумом. Что, если
От противостояния флотов,
Которые друг друга устрашали,
От лика леденящего войны
Бежала ты? Ведь это не резон.
Чтобы кидаться следом за тобою...

Оправдание такого сорта, признаться, не слишком лестно для египетской
царицы. И совсем иное оправдание, своего рода символ веры, услышим мы от
Клеопатры позднее, в финале пьесы. Но об этом завтра.

Вечер третий. Об откровенной гибели

Сначала послушаем мнение Бернарда Шоу о словах Клеопатры, оплакивающей
Антония:

Угасла путеводная звезда
Великих войн. Увял венок победный.
Ушло различье меж молокососом
И витязем. В подлунной ничего
Достойного вниманья не осталось.

"Здесь нет здравого смысла, - комментирует Шоу. - Хаотическая мысль
отражает Хаос, царящий в мозгу ее, где смутно различимо дикое заблуждение,
будто Антоний так гигантски разнился от прочих, что с гибелью его гибнет и
все различие между людьми".
Шоу брезгливо беспощаден к нашей любящей паре. "Верно изобразив
солдата, погубленного беспутством, и типичную распутницу, в чьих объятьях
гибнут такие Антонии, Шекспир в финале напрягает всю мощь своей риторики,
чтобы придать театральную возвышенность злосчастному концу этой истории - и
чтобы убедить глупых зрителей, будто и в самом деле стоило отдать весь
мир..."
Заметим тут же, что, в отличие от Драйдена, Шекспир вряд ли считал,
будто за эту любовь стоило отдать мир. Но финал пьесы у него действительно
звучит возвышенно, мощно и очень серьезно. А как же иначе? Клеопатра
заслужила серьезное к себе отношение. Шекспир оказался прозорливей, чем Шоу.
Кто теперь вчитывается в авторские предисловия к пьесам ироничного ирландца?
Не есенинская синь, а телевизор сосет наши глаза и мозги. Обширные страны,
большие народы живут ныне по закону Клеопатры.
- И процветают?
- И прозябают, и медленно гибнут... Но вернемся к Шекспиру. Когда
Клеопатра тужит об Антонии:

Живым Колоссом
Он высился над океаном, ноги
На берегах обоих утвердив
И руку над вселенной подымая.
А голос музыкой небесных сфер
Звучал друзьям - и сотрясал врагов,
Подобно грому. Тощих зим не знали
Его щедроты. Осень то была
Неиссякаемого изобилья.
В своих утехах был он, как дельфин,
Плывущий не на дне, а над волною.
Цари с князьями были у него
Посыльными...

- то здесь не голая риторика. Клеопатра и впрямь верит в то, что
Антоний был сверхчеловеком; и, скажите на милость, может ли секс повредить
сверхчеловеку?.. Женщины склонны преувеличивать мужскую силу. По
свидетельству хирурга, социолога, философа К. Уокера и психотерапевта П.
Флетчера, большинству женщин кажется, что мужчины способны к сексу где и